CC BY
13В.В. РОМАНОВ доктор исторических наук, профессор кафедры международных отношений и политологии Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина*
К вопросу о типологии
американского интернационализма: Дональд Трамп в контексте внешнеполитического наследия Бейнбриджа Колби
Среди ключевых парадигм теории и практики американской внешней политики особая роль традиционно отводится интернационализму. Именно с ним (и, прежде всего, с его либеральной версией - вильсонизмом) принято связывать как величайшие успехи, так и крупнейшие неудачи Соединенных Штатов на мировой арене1. Многие специалисты по истории и теории международных отношений убеждены в том, что уже с конца XIX - начала ХХ в. интернационализм во многом определял основополагающий вектор взаимодействия США с другими странами2.
Правда, в научной и публицистической литературе иногда можно встретить и другие дефиниции данного направления американской внешней политики. Иногда его называют «ин-тервенционализмом» или «экспансионизмом». Конечно, каждый из этих терминов несет в себе очевидные смысловые нюансы. Но при всем огромном разнообразии трактовок указанных понятий под ними подразумевалось, прежде всего, активное вовлечение Соединенных Штатов в какие-либо международные проекты политического, военного, экономи-
* Романов Владимир Викторович, e-mail: vvromanov@mail.ru
1 Smith T. Why Wilson Matters: The Origins of Liberal Internationalism and Its Crisis Today. Princeton: Princeton University Press, 2017, р. XII.
2 Durante D.L. Internationalism: Key concepts in American history. N.-Y., 2010, р. 2-3.
ческого, культурного или социального характера. Антитезой интернационализму является изоляционизм, сторонники которого со времен отцов-основателей исходили из потенциальной опасности для национальных интересов страны любых международных обязательств, включая «спутывающие» США многонациональные договоры или членство в
1
международных организациях .
Дихотомия интернационализма и изоляционизма оставалась своеобразным философским базисом внешнеполитических дебатов в США вплоть до Второй мировой войны. Лишь после ее завершения наметилось некое общенациональное согласие относительно безусловной приемлемости интернационализма для внешней политики страны. С тех пор необходимость активного вмешательства Соединенных Штатов в международные дела подкреплялось непререкаемым тезисом о том, что без американского лидерства мир не сможет преодолеть ни одного глобального вызова.
Многим казалось, что окончание холодной войны самым серьезным образом укрепило позиции американских интернационалистов. Их взгляды точно выразил известный журналист и неоконсервативный теоретик Ч. Краутхаммер, опубликовавший в 1990 г. свое знаменитое эссе «Однопо-лярный момент». Он указал, что в ближайшем будущем только Америка, восстановившая консенсус в отношении интернационалистской внешней политики, будет способна формировать мировой порядок по своему усмотрению. «Если Америка хочет стабильности, - заключил Краутхаммер, - она сама должна ее создавать»2. Данная целевая установка в конце XX - начале XXI в. оказала решающее влияние на внешнюю политику США, которую проводили как президенты-демократы, так и президенты-республиканцы. Другими словами, интернационалистский консенсус, ожидаемый Ч. Краутхаммером, был в принципе сохранен. Политико-академический истеблишмент США без устали транслировал тогда тезис о том, что лидирующая
1 Малашенко И.Е. США: в поисках консенсуса. Внешнеполитические ориентации в американском массовом сознании. М., 1988, с. 19-36; Encyclopedia of American Foreign Policy: Studies of the Principal Movements and Ideas / Ed. by A. DeConde [et al.]. Vol. 1-3. N.-Y., 2002, vol. 2, p. 241-258, 337-352, vol. 3, p. 311-328.
2 Krauthammer Ch. The Unipolar Moment // Foreign Affairs, vol. 70, № 1, America and the World 1990/91 (1990/1991), р. 23, 29.
роль Соединенных Штатов во внешних делах «обеспечивает экономическую и национальную безопасность всех американцев»1.
В данном контексте для значительной части политической элиты США совершенно нелогичным и опасным стал приход к власти президента Дональда Трампа. На первый взгляд, ни его предвыборную политическую риторику, ни его программные установки нельзя считать в полной мере антиинтернационалистскими или изоляционистскими. Тем не менее, начиная с 2016 г. опубликовано довольно большое количество критических материалов, направленных против Трампа, в которых речь идет об опасности, нависшей над интернационализмом2.
Многие эксперты обращают внимание на то, что убеждения нового президента (т.н. «трампизм») близки скорее к джексоновской трактовке международных приоритетов США. По их оценкам, Трамп демонстрирует своеобразное «квазиреалистическое понимание мировой политики» в логике Т. Гоббса («война всех против всех»). Исходя из этого, вместо доминирующего долгое время многостороннего подхода или глобализма президент США ориентируется на «неоизоляционистские и неосуверенитистские контрмеры» («Америка прежде всего»)3. Среди внешнеполитических действий Трампа, отражающих такой подход, называются, например, меры по протекционистским ограничениям в торговле со странами ЕС и НАФТА, критика партнеров по НАТО, жесткий курс по отношению к мигрантам, выход из Парижского соглашения по климату и др. При этом наибольшее негодование со стороны либеральных кругов вызывает нежелание Трампа продолжить политику продвижения демократии, которое проявляется в т.ч.
1 Lieberman J., Kyl J. Why American Leadership Still Matters. Report of the American Internationalism Project. The American Enterprise Institute for Public Policy Research, 2015, р. 31.
2 Bands H. Is American internationalism dead? Reading the national mood in the age of Trump // https://warontherocks.com/2017/05/is-american-internatio-nalism-dead-reading-the-national-mood-in-the-age-of-trump; Is Liberal Internationalism Still Alive? // H-Diplo/ISSF Policy Roundtable 1-6 (2017) // http://issforum.org/ISSF/PDF/Policy-Roundtable-1-6.pdf
3 Cha T. The Return of Jacksonianism: the International Implications of the Trump Phenomenon // The Washington Quarterly. 2016, vol. 39, № 4 , р. 83-97; Гоибин Н.П Америка прежде всего» или «Америка в одиночестве? (о Стратегии национальной безопасности США Дональда Трампа) // Власть, 2018, т. 26, № 2, с. 7-19.
и в его якобы «некритичном» и «дружелюбном» отношении к ряду авторитарных лидеров, таких как президент Египта Абдель Фаттах ас-Сиси, турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган и, естественно, президент России Владимир Путин1.
Не вдаваясь в подробности анализа тех или иных конкретных действий президента Трампа, попытаемся для типо-логизации его внешнеполитических подходов обратиться к одной интересной исторической аналогии. Речь идет об оценках внешнеполитического наследия государственного секретаря США Бейнбриджа Колби (1869-1950), последнего государственного секретаря президентства Вильсона. Его фигура традиционно находится в тени более колоритных и известных предшественников на этом посту - У. Брайана и Р. Лансинга. Короткое пребывание Колби во главе внешнеполитического ведомства США (с 23 марта 1920 г. по 3 марта 1921 г.) приходится, пожалуй, на самый безрадостный отрезок вильсоновского правления. Болезнь президента, отказ Сената США ратифицировать Версальский договор, усилившиеся разногласия с недавними европейскими союзниками и, наконец, поражение демократов на президентских выборах обозначили своеобразный закат вильсо-низма. Вот в такой непростой ситуации руководство дипломатией США было возложено на Бейнбриджа Колби. Именно ему пришлось разрабатывать новую внешнеполитическую линию, которая отражала бы некий компромисс между ослабевшим вильсоновским интернационализмом и набиравшим силу изоляционизмом республиканцев. Что это был за компромисс? Позволил ли он в новых условиях сохранить интернационалистическую традицию внешней политики США? Можно ли опыт Колби в какой-то степени задействовать при разработке и осуществлении международной стратегии администрации Трампа?
Мировоззрение Бейнбриджа Колби формировалось на рубеже XIX-XX вв., т.е. в тот период, когда Соединенные Штаты начали активно втягиваться в водоворот глобальной политики. Первоначально, по семейной традиции, он состоял в республиканской партии, но с 1912 г. перешел в
1 Carothers T. Democracy Promotion Under Trump: What Has Been Lost? What R Democracy Promotion Under Trump: What Has Been Lost? What Remains? // http://carnegieendowment.org/2017/09/06/democracy-promotion-under-trump-what-has-been-lost-what-remains-pub-73021; Friedman T. Trump and Putin vs. America // The New York Times. July 16, 2018.
ряды Прогрессивной партии. В этот период Колби считался безусловным сторонником Т. Рузвельта. Начало мировой войны четко высветило направленность внешнеполитических представлений Колби. Так, во время кризиса, связанного с потоплением «Лузитании», он проявил себя приверженцем «твердой политики». В ряде публикаций Колби критиковал Вильсона и Брайана за то, что их «суровые слова» в адрес Германии так и не были реализованы на практике. По его мнению, американцы, разделяя веру в «осмотрительность» президента, все же ожидали, что он «не будет проявлять колебания и нерешительность»1.
В условиях войны Колби стал активным участником двух наиболее важных общественных кампаний в США, связанных с проблемами мировой политики. Во-первых, он поддержал идею «военной готовности». В своих выступлениях Колби призывал тогда администрацию к безотлагательному принятию решений по наращиванию вооруженного потенциала США, подчеркивая взаимосвязь «готовности» и дела поддержания мира. Во-вторых, Колби был вовлечен в работу Лиги по принуждению к миру2. Таким образом, приведенные примеры показывают, что внешнеполитические убеждения Колби в целом были близки точке зрения Т. Рузвельта, открыто заявлявшего в те годы о своей оппозиции дипломатии Вильсона3.
Однако с 1916 г. политические ориентиры Колби претерпели резкое изменение: он перешел в лагерь вильсонистов и активно поддержал переизбрание Вильсона на второй президентский срок. Его тогда заметили, и многие в Вашингтоне не без оснований говорили даже о возможности его назначения в администрацию. Правда, на государственной службе Колби оказался лишь в июле 1917 г. После вступления США в войну он принял предложение Вильсона войти в состав Совета по судоходству, одного из чрезвычайных органов, созданного для координации управления страной в условиях военного времени. Перейдя на сторону президента, Колби стал демонстрировать свою абсолютную солидарность с внешнеполитическими аспектами вильсо-
1 The New York Times. May 11, 1915.
2 The New York Times. June 16, Nov. 4, 1915; Pringle H.F. The Life and Times of William Howard Taft. Vol. 1-2. N.Y., 1939, vol. 2, р. 936-937.
3 Белявская И.А. Теодор Рузвельт и общественно-политическая жизнь США. М., 1978, с. 271-277.
низма. В качестве примера рассмотрим его суждения относительно Лиги Наций. В статье, опубликованной в «The New York Times» накануне открытия Парижской мирной конференции, Колби назвал вильсоновскую концепцию международной организации «единственным выходом для предотвращения имевшегося соперничества между нациями». Сравнивая американские и европейские представления о послевоенном мире, он отметил, что точка зрения Клемансо является «старым» взглядом на миропорядок, а концепция Вильсона - «новым» словом мировой политики. Как видим, Колби уловил суть внешнеполитических убеждений президента, уверенного, что именно он должен стать главным архитектором нового мироустройства. Пропагандируя вильсоновскую программу, Колби часто критиковал противников Лиги Наций. Он характеризовал их как людей «вопиющей неграмотности, полностью потерявших связь со здравой и ответственной мыслью нашего народа»1.
В феврале 1919 г. Колби оставил государственную службу в связи с прекращением деятельности Совета по судоходству и возвратился к адвокатской практике. Через год, в феврале 1920 г., Вильсон пригласил Колби для беседы в Белый дом и попросил его возглавить государственный департамент. Такое предложение, по словам самого Колби, было для него совершенно неожиданным. Впрочем, это назначение стало сенсацией для всей политической элиты страны. Никто в Вашингтоне не предполагал, что внешнеполитическое ведомство Вильсона поручит именно Колби. Президентские мотивы многим показались «непонятными» и «ошибочными». Наибольшее беспокойство, судя по газетным публикациям тех дней, вызывало отсутствие у нового госсекретаря внешнеполитического опыта. Сдержанно встретили приход Колби даже члены кабинета Вильсона, надеявшиеся, что возможным преемником Лансинга будет кто-нибудь из их круга (чаще всего назывались имена Ф. Полка, Н. Бейкера или Д. Хаустона)2.
Таким образом, приход Колби в государственный департамент казался на первый взгляд совершенно странным событием. Однако в этом назначении была своя глубокая
1 The New York Times. Jan. 12, Feb.9, 1919.
2 The New York Times. Feb. 26, 1920; Houston D.F. Eight Years with Cabinet, 1913-1920, vol.1-2. Garden City, 1926, vol. 2, p. 68-69; Smith D.M. Op. cit., p. 10-14.
закономерность. Прежде всего, следует принять во внимание обстоятельства, приведшие к уходу с поста госсекретаря Роберта Лансинга. К 1920 г. он не только разошелся во взглядах с президентом, но и проявил определенную нелояльность к своему шефу особенно в период его болезни1. Поэтому Вильсон искал для назначения на самый главный пост в своей администрации человека, в преданности которого он был бы уверен. Видимо, Колби полностью отвечал этому требованию. Кроме того, выбор второстепенного политика для работы в государственном департаменте был связан с желанием Вильсона сохранить за собой полный контроль над внешнеполитическими делами.
Колби, однако, сумел быстро заработать необходимый для его нового поста авторитет. Он наладил очень тесные и доверительные отношения с президентом, фактически заменив Вильсону не только Лансинга, но и бывшего ближайшего советника президента по внешнеполитическим вопросам Эд. Хауза, который после Парижа полностью потерял доверие хозяина Белого дома.
Успех нового руководителя внешнеполитического ведомства базировался, по-видимому, еще и на том, что он всецело разделял воззрения президента по важнейшим вопросам международных отношений. Колби, например, был одним из тех немногих политиков, кто, как и Вильсон, не допускал внесения в Версальский договор каких-либо поправок. Об этом, в частности, говорит переписка сенатора Дж. Хитчкока с президентом и госсекретарем в марте 1920 г. В те дни, по мнению сенатора, вновь наметилась возможность добиться ратификации договора с обновленными поправками, которые носили бы характер «интерпретаций». Но Вильсон, а вслед за ним и Колби, категорически отвергли эту перспективу. Президент считал, что любая оговорка будет «фактической нуллификацией» договора, разрушавшей всю структуру послевоенного миро-порядка2. На излишнюю бескомпромиссность главы американской администрации по этому вопросу указывали тогда многие политические деятели даже из лагеря вильсо-
1 Lazo D.D. A Question of Loyalty: Robert Lansing and the Treaty of Versailles // Diplomatic History. Vol. 9, № 11 (Winter 1985), р. 35-53.
2 Wilson W. to Hitchcock G.M. March 8, 1920 // The Papers of Woodrow Wilson / Ed.: A.S. Link et al. Vol. 1-69. Princeton, 1966-1994 (Далее - PWW), vol. 65, р. 67-71.
нистов. Однако Колби полностью поддержал своего шефа. Он отметил, выступая на национальном конвенте демократической партии, что Версальский договор нельзя ограничивать поправками, поскольку это «лучший договор, который мог бы быть заключен»1. Госсекретарь подверг критике любые предложения, разрушавшие единство вильсоновской концепции. Он выступил, в частности, против предложения авторитетного республиканца Э. Рута, считавшего, что Соединенные Штаты, могут, оставаясь вне Лиги Наций, стать членом мирового суда. Свой вывод Колби сформулировал по-вильсоновски жестко: «Альтернативой членству в Лиге ... будет только полная изоляция Соединенных Штатов, которая станет нашей изоляцией от всего мира»2. Таким образом, Колби на посту госсекретаря окончательно подтвердил свою полную приверженность идеям президента.
Практическая деятельность внешнеполитического ведомства демонстрировала стремление нового государственного секретаря сохранить интернационализм как стратегическую линию американской дипломатии. Рассмотрим ее на примере отдельных региональных направлений.
После отказа Сената от ратификации Версальского договора американская дипломатия была вынуждена сократить свое участие в европейских делах. В частности, были отозваны официальные представители США с продолжавших свою работу конференций по проблемам послевоенного урегулирования. Однако на каждом форуме остались американские наблюдатели, которые по-прежнему отстаивали незыблемость парижских соглашений. Исходя из виль-соновского видения «справедливого мира», они продолжали выступать против излишних требований Франции по отношению к Германии, против намерений европейских держав передать Фиуме Италии. Ход обсуждения вопроса о мандатах на переговорах в Сан-Ремо привел Вильсона, а вслед за ним и Колби, к выводу о возможности американского согласия на принятие мандата на Армению3.
Наиболее существенным вкладом самого Колби в разработку европейской дипломатии США, стало заявление, под-
1 The New York Times. June 28, Aug. 8, 1920.
2 The New York Times. Sept. 17, Oct. 16, 1920.
3 Papers Relating to the Foreign Relations of the United States. (Далее -FRUS). 1920. Washington, 1936, vol. 2, p. 324-325. Wilson W. to Polk F.L March 8, 1920 // PWW, vol. 65, p. 72-73.
готовленное им по русскому вопросу. Этот документ стал ответом на запрос итальянского посольства относительно позиции США по русско-польской войне. Однако письмо Колби, направленное на имя итальянского посла К. Авеццана 10 августа 1920 г., затронуло более широкую тему. Фактически в нем завершилось концептуальное оформление американской политики по отношению к Советской России.
После октября 1917 г. «русская проблема», как уже указывалось, традиционно рассматривалась в Вашингтоне с учетом двух аспектов. С одной стороны, администрация Вильсона пыталась определить свое отношение к большевикам. С другой стороны, Соединенным Штатам требовалось сформировать свое представление о возможных перспективах российской государственности. В 1917-1919 гг. президент не раз демонстрировал как свои симпатии к России и русскому народу, так и свое нежелание официально признавать большевистский режим1. Однако к 1920 г. обстановка вокруг Советской России стала меняться. Большевикам удалось одержать победу в гражданской войне, произошла некоторая внутренняя стабилизация режима, обозначилась перспектива налаживания торгово-экономических отношений западных государств с Москвой. Одновременно с этим усиливается стремление большевиков с помощью созданного в 1919 г. Коминтерна расширять «экспорт революции» по всему миру. Данные обстоятельства стали для Колби предметом самых серьезных размышлений.
Отправной точкой для него стала позиция президента, оглашенная 4 мая 1920 г. на заседании кабинета. Невзирая на сильное давление финансово-промышленных кругов, заинтересованных в российском рынке, Вильсон высказался тогда против каких-либо торговых отношений с большевиками. Поддерживая данное суждение президента, Колби в телеграмме конгрессу Американской федерации труда связал нежелание иметь дело с существующим режимом в России с тем, что большевистское руководство не выражает воли народа. Торговля с Россией в этих условиях, по мнению госсекретаря, будет способствовать укреплению
1 Подробнее см.: Мальков В.Л. Вудро Вильсон и новая Россия (февраль 1917 - март 1918 г.) // Новая и новейшая история. 1999, № 6, 2000; Foglesong D.S. America's Secret War Against Bolshevism. U.S. Intervention in the Russian Civil War, 1917-1920. Chapel Hill, 1995.
власти большевиков1. Позднее Колби нашел окончательную формулу для подтверждения позиции руководства США. В письме, направленном всем американским представителям за границей 2 августа 1920 г., он подчеркнул, что любые контакты с большевиками могут лишь «принести в жертву моральные принципы в обмен на иллюзорные материальные выгоды»2.
Все указанные соображения получили в ноте, адресованной итальянскому послу, свое дальнейшее развитие. Колби представил, прежде всего, более детальную точку зрения администрации США на природу большевистского режима. Он отметил, что американская политика непризнания советского правительства не связана с существованием в России какого-либо «конкретного политического или социального строя». Выбор его, по словам Колби, всегда остается за самим русским народом. Однако руководство Соединенных Штатов было убеждено в том, что «существующий режим в России основывается на отрицании принципов чести, доброй воли и обычаев, лежащих в основе всей структуры международного права», т.е. всех тех убеждений, на которых могут строиться гармоничные и доверительные отношения между народами. Как было отмечено в ноте, американцы не могут иметь ничего общего с правителями, чьи понятия о международных отношениях не только чужды американским представлениям, но и резко противоречат нормам нравственности. «Не может существовать ни взаимного доверия, ни даже уважения между сторонами, если будут даваться обещания и заключаться соглашения при условии, что одна сторона в уме уже заранее будет цинично не признавать за собой никаких обязательств». Совершенно очевидно, что этот тезис Колби основывался, по сути, на упреке большевиков как за подписание Брестского мира с Германией, так и за их отказ от выплат военных долгов. Очень резко в ноте было сказано по поводу развернувшейся деятельности Коминтерна, который субсидировался большевистским правительством и «открыто ставил своей целью содействие проведению большевистских революций по всему миру». В этой связи Колби привел еще один довод против установления официальных отношений с Советской Россией. По его мнению, большевистские дипло-
1 ТИе Ые\\ Уогк ПтвБ. ^пе 16, 1920.
2 РРУв. 1920, уо!. 3, р. 461-463.
маты станут «каналом интриг и пропаганды мятежа против
1
институтов и законов страны» .
Наиболее дискуссионным для американских политиков тогда оставался вопрос о территориальной целостности России2. Вильсон на этот счет имел свою, правда, не всегда последовательную позицию. Несмотря на абсолютную, как всем казалось, приверженность принципу самоопределения наций, американский президент очень часто подчеркивал необходимость восстановления единой демократической федеративной России, в которой все народы могли бы иметь свою национальную автономию. Эта точка зрения была отчетливо выражена, например, в письме, которое направил еще бывший госсекретарь Р. Лансинг Литовскому национальному совету 15 октября 1919 г.3
Ссылаясь на этот документ, Колби подтвердил в своей августовской ноте: США не желают, чтобы Россия, «находящаяся в беспомощном состоянии ... была бы еще более ослаблена политикой расчленения, служащей чьим-то другим, но не русским интересам». В этой связи обращалось внимание на твердое намерение США не признавать независимость балтийских государств, Грузии и Азербайджана. Даже окончательное решение проблемы Армении, по мнению госсекретаря, не могло быть найдено без России.
Содержание ноты показывает, что Колби выразил глубокое убеждение Вильсона в том, что Россия преодолеет большевистский этап своей истории, который связан с сохранением «анархии, страданий и лишений». Именно это, по заверению госсекретаря, позволит «возрожденной, свободной и единой России вновь занять главенствующее положение в мире, объединившись с другими свободными
4
народами в деле поддержания мира и справедливости» .
Нота Колби по русскому вопросу, разумеется, не стала каким-то принципиальным поворотом американской дипломатии. Тем не менее, госсекретарь сумел наиболее точно выразить суть «антиленинской», но «прорусской» позиции, которую занимал Вильсон. Колби сформулировал долго-
1 Ibid., р. 463-468.
2 Фоглесонг Д.С. Соединенные Штаты, проблема самоопределения наций и борьба против большевиков в Прибалтике. 1918-1920. // Первая мировая война: Пролог ХХ века. М., 1998, с. 602-604.
3 R. Lansing to Lithuanian National Council. Oct. 15, 1919 // PWW, vol. 66, p . 25.
4 FRUS. 1920, vol. 3, p. 463-468.
срочную стратегическую линию США по отношению к советскому режиму, суть которой была точно охарактеризована в августе 1920 г. популярным либеральным журналом «The New Republic»: «ни мира, ни войны с Советами»1.
В азиатской политике США, проводимой под руководством Колби, следует выделить продолжавшуюся борьбу американских дипломатов против претензий Японии на особую роль в дальневосточном регионе. В частности, госдепартаменту пришлось отстаивать принцип равенства всех участников нового консорциума по финансированию Китая. Американцы протестовали против японской оккупации северного Сахалина. Серьезный конфликт между США и Японией наметился по вопросу о принадлежности тихоокеанских островов группы Яп2. Все это говорит о том, что Колби, полностью разделял опасения Вильсона по поводу японской экспансии на Дальнем Востоке.
В период пребывания Колби на посту руководителя внешнеполитического ведомства в латиноамериканской политике Соединенных Штатов также наметились значительные изменения. Прежде всего госдепартамент попытался использовать открывшиеся возможности для нормализации двусторонних отношений с Мексикой. Перспективы на этот счет проявились после отставки президента В. Кар-рансы, с которым администрация Вильсона так и не смогла наладить какого-либо позитивного диалога. Новый мексиканский лидер, генерал А. Обрегон, беседуя с вашингтонским представителем, назвал антиамериканизм Каррансы «большой ошибкой» и выразил свою готовность вести переговоры по самому широкому кругу вопросов. Несмотря на опасения, высказанные рядом политиков и бизнесменов, Колби поддержал предложение об официальном признании правительства Обрегона3.
В последний год вильсоновской администрации началась переоценка американских подходов к государствам Карибского бассейна. Колби и специалисты латиноамериканского отдела госдепартамента выступили за необходимость отказа от повторения силовых методов, которые администрация
1 The New Republic, vol. 22, № 299 (Aug. 25, 1920), p. 348.
2 FRUS, 1920, vol. 1, p. 512-513; FRUS, 1920, vol. 3, p. 519; Maga T.P. Prelude to War? The United States, Japan, and the Yap Crisis, 1918-1922 // Diplomatic History, vol. 9, № 3 (Winter 1985), p. 215-231.
3 FRUS, 1920, vol. 3, p. 174-176, 189-191.
применяла, например, на Гаити или в Доминиканской республике. В результате, кризисные ситуации, возникавшие на
Кубе, в Никарагуа и Гватемале в 1920-1921 гг., разрешались
1
исключительно дипломатическими действиями .
Пиком латиноамериканской политики Колби по праву считаются его визиты Бразилию, Уругвай и Аргентину, названные «туром доброй воли». В своих многочисленных выступлениях во время этой поездки госсекретарь чаще всего говорил об американском понимании доктрины Монро. Он квалифицировал ее как совместную «оборонительную политику в полушарии», направленную на поддержание безопасности и независимости всех народов. Колби убеждал своих слушателей в том, что доктрину Монро нельзя связывать с желанием США доминировать в латиноамериканском регионе2. Комментируя «благие намерения», высказанные госсекретарем, оппозиционная Вильсону печать в те дни не могла, конечно, не напомнить о многочисленных фактах прошлого вмешательства администрации в дела соседей по Западному полушарию. Учитывая скорую отставку Вильсона, журнал «The North American Review» высказал едкое заключение о том, что поездка Колби не стала «ни извинениями за прошлое, ни обещаниями на будущее»3.
Но все же госсекретарь попытался восстановить равноправный диалог с соседями по Западному полушарию. Тем самым он обозначил очевидное стремление Соединенных Штатов реанимировать традиционное направление своей внешней политики, ставшее в период расцвета вильсо-низма по сути второстепенным.
Все рассмотренные примеры показывают, что Колби удалось наметить верный выход из кризисного состояния, в котором оказались Соединенные Штаты после поражения вильсонизма внутри страны. Более того, действия, которые предпринимал госдепартамент под руководством Колби в 1920-1921 гг., стали в определенной степени даже примером для последующих республиканских администраций. Американский историк Д. Смит, оценивая типологию новой политики, точно назвал этот курс «ограниченным интерна-
1 Smith D.M. Bainbridge Colby and the Good Neighbor Policy, 1920-1921 // Mississippi Valley History Review, vol. 50 (1963), p. 56-78.
2 The New York Times. Dec. 23, 25, 29, 30, 1920.
3 The North American Review, vol. 213, № 2 (Feb. 1921), p. 277.
ционализмом» (или «неоизоляционизмом») . Новая стратегическая линия была связана не только с отказом США от принятия связующих политических или военных обязательств за границей, но и с одновременным сохранением на практике многих принципов вильсоновского интернационализма. По сути, именно так же формулирует в наши дни свои внешнеполитические приоритеты и президент Трамп. Даже ключевые международные проблемы, которые приходится решать нынешней администрации США, поразительно повторяют события 100-летней давности. Как вести себя с универсальными организациями? Как реализовать оптимальную линию поведения с новой Россией? Как сохранить доверительные отношения с партнерами в Азии или Латинской Америке?
На наш взгляд, можно говорить о том, что по ряду аспектов внешнеполитическое наследие Колби вполне может быть использовано при разработке и осуществлении современной глобальной стратегии США. Правда, ситуация начала 1920-х гг. повторяется в наши дни в своеобразном «зеркальном» отражении. Если Колби перестраивал американскую дипломатию по направлению от либерального интернационализма к неоизоляционизму, то Трампу в самое ближайшее время придется искать компромисс с интернационалистским консенсусом, утвердившимся в мировоззрении политической элиты Соединенных Штатов за последнее столетие. Правда, его интернационализм в любом случае останется «ограниченным», а внешнеполитическое целеполагание в угоду массовому избирателю обязательно сохранит существенные элементы изоляционистской риторики. Самое трудное для Трампа - найти необходимый баланс между двумя ориентирами мировой политики США в условиях глобализации. Без этого рассчитывать на безоговорочную победу в президентской кампании 2020 г. уже нельзя.
Романов В.В. К вопросу о типологии американского интернационализма: Дональд Трамп в контексте внешнеполитического наследия Бейнбриджа Колби. В статье рассматривается влияние концепции либерального интернационализма на
1 Smith D.M. Aftermath of War. Bainbridge Colby and Wilsonian Diplomacy, 1920-1921. Philadelphia, 1970, p. 2.
внешнюю политику президента Д. Трампа. В качестве исторической аналогии его внешнеполитические приоритеты сравниваются с американской дипломатией завершающего этапа президентства В. Вильсона, которая получила известность как политика «ограниченного интернационализма».
Ключевые слова: США, интернационализм, изоляционизм, Дональд Трамп, Вудро Вильсон, Бейнбрдж Колби.
Romanov V.V. On the typology of American internationalism: Donald Trump in the context of Bainbridge Colby's foreign policy heritage. The article examines the influence of the concept of liberal internationalism on the foreign policy of President D. Trump. As a historical analogy, his foreign policy priorities are compared with American diplomacy of the final stage of W. Wilson's presidency, which became known as the policy of «limited internationalism».
Keywords: USA, internationalism, isolationism, Donald Trump, Woodrow Wilson, Bainbridge Colby.
