CC BY
56
Вестник Челябинского государственного университета. 2019. № 1 (423). Филологические науки. Вып. 115. С. 129—137.
УДК 81'42 DOI 10.24411/1994-2796-2019-10120
ББК 81.2-5
К ВОПРОСУ О ТЕРМИНЕ «ДИСКРЕДИТЕМА» КАК О ЕДИНИЦЕ ДЛЯ АНАЛИЗА КОММУНИКАТИВНОЙ СТРАТЕГИИ ДИСКРЕДИТАЦИИ
Д. В. Сиротин
Международный институт менеджмента ЛИНК, Жуковский, Россия
В статье дается краткая характеристика лингвистики политического дискурса как одного из направлений современного языкознания. Определяется место и роль коммуникативной стратегии дискредитации в политическом дискурсе. Предлагается новый термин «дискредитема» для обозначения лингвистических единиц, реализующих данную стратегию в политическом дискурсе.
Ключевые слова: политический дискурс,
лингвополитология.
Лингвистика политического дискурса как направление современной лингвополитологии.
Во второй половине XX в. в лингвистике обозначилось новое направление, получившее название дискурс-анализа. Хотя было дано множество определений термина «дискурс», подчеркивающих разные аспекты данного явления, в большинстве трактовок дискурс понимался как реально произнесенный текст, сопровождаемый различными экстра-, паралингвистическими и прочими факторами. Необходимость учета этих факторов как раз и стала той линией, позволявшей разграничить понятия «текст» и «дискурс», и, таким образом, — отделить лингвистику текста от дискурс-анализа. Если понятие «текст» признавалось статичным набором грамматических структур, то «дискурс» представлял собой речь, «погруженную» непосредственно «в жизнь» [22. С. 137]. По этой причине термин «дискурс» не применяется по отношении к текстам, составленным, например, на древних языках, так как в этом случае отсутствуют признаки динамики, являющиеся обязательными для дискурса. Ведущими отечественными и зарубежными учеными в области дискурс-анализа выступили Н. Д. Арутюнова, Т.А. ван Дейк, В. И. Карасик, В. З. Демьянков, Р. Водак и другие [Там же].
В каждой трактовке дискурс освещается по-разному. Так, например, в подходе, предложенном ученым Т.А. ван Дейком, дискурс может быть выделен на жанровой основе. Заметим, что Т.А. ван Дейк не отождествляет в данном случае «дискурс» и «жанр»: первое понятие шире последнего. Под дискурсом, пишет ван Дейк, следует понимать не просто жанр, но «совокупность жанров, организованных в соответствии с социальными
коммуникативная стратегия, дискредитация,
принципами, ассоциируемая с определенной сферой общества» [24. С. 196] (перевод наш. — Д. С). Следовательно, можно говорить о таких разновидностях дискурса, как, например, новостной дискурс, медицинский, научный или политический дискурс. В этой трактовке понятия «дискурс» широкое распространение в работах современных зарубежных и отечественных лингвистов получил политический дискурс (ПД) — совокупность «всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освященных традицией [и] проверенных опытом» [2. С. 6]. ПД неразрывно связан с политиками, то есть, лицами, принимающими в нем непосредственное участие [23. С. 12], а главная особенность этой разновидности дискурса заключается в воспроизводстве политической власти и доминирования [Там же. С. 11].
Лингвистика политического дискурса — междисциплинарное направление, однако, эта меж-дисциплинарность особо подчеркивается современным подходом к анализу ПД. Дело в том, что анализ современного политического дискурса осуществляется в рамках так называемой лингвополитологии (или политической лингвистики) — лингвистической отрасли, сочетающей в себе лингвистику и политологию, а также ряд других смежных дисциплин [16. С. 43]. Политический дискурс является «центральным понятием политической лингвистики» [Там же. С. 44], фактически — ее объектом.
Являясь по своей сути мультидисциплинарным направлением, лингвополитология (политическая лингвистика) «тесно связана и с науками, изучающими индивидуальное, социумное и национальное сознание», например, с «социальной психологией,
культурологией, социологией, политологией, этнографией» [21. С. 7]. Вслед за В. А. Масловой, в нашей работе мы признаем равнозначными термины «лингвополитология» и «политическая лингвистика», поскольку проблематика противопоставления данных терминов учеными либо не поднималась [6; 13], либо «лингвополитология» выступала синонимом «политической лингвистики» [16]. Исключением выступает работа А. В. Зайцева, в которой утверждается, что отличие лингвополи-тологии от политической лингвистики заключается в характере взаимоотношений власти и общества. Если «политическая лингвистика <.. > фактически исключает <.. > интеракцию власти и общества» [10. С. 25], то лингвополитологический подход подразумевает «не субъект — объектное воздействие, а субъект — субъектное взаимодействие, то есть диалог государства и гражданского общества» [Там же]. Возможно, что данное разграничение было бы релевантным для исследований с уклоном в общественные науки, но, поскольку наша работа не носит подобного социологического характера, мы признаем термины «лингвополитология» и «политическая лингвистика» эквивалентными друг другу.
Итак, лингвополитология — современное направление, объектом которой можно считать политический дискурс. Что же входит в ее методологию? По мнению З. И. Комаровой, методом лингвополитологии является «межпарадигмаль-ная и междисциплинарная интеграция методов, [...] направленных на изучение политической коммуникации, политического дискурса с целью создания условий для [.] выработки оптимальных стратегий и тактик политической деятельности» [13. С. 27]. Более подробно методика лингвополитологии рассмотрена у Н. Д. Голева: прямые (наблюдаемые) дискурсивные практики включают в себя: бытовые; социальные; мемуары и дневники с политическим содержанием; школьные сочинения по социальной тематике. Среди специально моделируемых дискурсивных практик Н. Д. Голев выделяет эксперимент и опрос. Опосредованно отраженные дискурсивные практики находят отражение в различных источниках, например, художественной литературе и текстах СМИ [6].
Коммуникативная стратегия дискредитации в политическом дискурсе. Важное направление в рамках анализа политического дискурса (далее — АПД) занимает лингвистический анализ речей политических лидеров, прежде всего —
прагматических средств языкового воздействия. В частности, исследователь О. С. Иссерс указывает, что воздействие на реципиента в политических речах осуществляется посредством определенных коммуникативных стратегий и тактик: стратегии, единицы более крупного уровня, реализуются посредством тактик [11; 12]. По мнению О. О. Никифоровой, стратегия — это «план осуществления чего-либо», а тактика — «конкретные способы реализации этого [намерения]» [17. С. 129]. Стратегия — это «реализация коммуникативных целей адресанта посредством построения плана своего речевого поведения, зависящего от коммуникативной ситуации, личности и имиджа коммуникантов», направленная на определенные цели [15. С. 158].
Особый интерес для лингвополитологического анализа представляет коммуникативная стратегия дискредитации (далее — КСД). Являясь неотъемлемой частью политического дискурса, КСД, как правило, содержится в тонких, весьма умело завуалированных намеках на критику, несостоятельность, неуспех и т. п. Например, коммуникативная стратегия самопрезентации, которая может быть противопоставлена КСД как ее антипод, таких тонких намеков, как правило, не содержит, и поэтому представляет меньший интерес для лингвистического анализа.
Коммуникативная стратегия, направленная на дискредитацию оппонента, может реализоваться при помощи речевых тактик уничтожения доверия, развенчания притязаний, критики и т. п. [12. С. 166—167; 20]. Например, к тактике развенчания притязаний часто прибегал 44 президент США Б. Обама во время предвыборной гонки 2008 г.:
(1) Another soldier waves goodbye as he leaves on another tour of duty in a war that should've never been authorized and never been waged [http://obama-speeches.com].
(2) < . > if [John McCain] spent some time in the schools of South Carolina < . > he'd understand that we can't afford to leave the money behind for No Child Left Behind < . > [Там же].
В случае (1) КСД реализуется посредством речевой тактики «развенчание притязаний» (по мнению выступающего, война ни в коем случае не должна была начинаться, поскольку спровоцировала новые проблемы, а не решила уже существовавшие на тот момент). В случае (2) Б. Обама говорит о программе «No Child Left Behind», начатой при правлении Дж. Буша-младшего, опровергая её эффективность.
Иногда о явном наличии речевой тактики может свидетельствовать прямое упоминание объекта дискредитации. Приведенный ниже пример взят из выступления президента США Д. Трампа на Генеральной Ассамблее ООН:
(1) International criminal networks traffic drugs, weapons, people; force dislocation and mass migration; threaten our borders; and new forms of aggression exploit technology to menace our citizens [https://the-conservativetreehouse.com].
Упоминание о «преступных сообществах» уже само по себе уничтожает доверие к объекту дискредитации, поэтому стратегия реализуется здесь при помощи тактики «уничтожение доверия».
Модель коммуникации и коммуникативные стратегии в политическом дискурсе. Из приведенных примеров видно, что важную роль при анализе КСД играют такие параметры, как контекст высказывания, объект дискредитации, целевая аудитория. Хотя исследователи подчеркивают коммуникативный характер речевой стратегии дискредитации (см.: [12]), в исследованиях, посвященных данной тематике, коммуникативная природа этой стратегии выявлена не до конца. Здесь мы можем рассмотреть КСД как акт коммуникации, и, следовательно, связать КСД с одной из моделей коммуникативного акта. Эта связь становится оправданной и более очевидной, если учитывать междисциплинарный характер лингво-политологии и, в целом, политического дискурса, в рамках которого и выделяется рассматриваемая нами стратегия. На настоящее время в теории коммуникации обозначено большое количество моделей коммуникации, среди которых — модели Аристотеля, Романа Якобсона, Гарольда Ласуэлла и других [25. С. 25—26]. Какая именно модель будет наиболее подходящей для анализа КСД? Во-первых, следует учитывать, что политическая речь как публичное выступление имеет, как правило, субъектно-объектную направленность (в отличие от, например, межличностного диалога или полилога). Во-вторых, в некоторых моделях присутствуют компоненты, не релевантные или мало релевантные для условий политической коммуникации. Так, информационный шум, выделяемый в модели Шеннона-Уивера [Там же. С. 26], вряд ли имеет место быть, скажем, во время предвыборных дебатов либо выступления лидера страны на трибуне Генассамблеи ООН. В коммуникативной модели Р. Якобсона, помимо адресанта, адресата и контекста, выделяются также код, контекст и контакт. Маловероятно
также, что три последних параметра — контакт и код — релевантны при анализе политической речи, поэтому в нашей схеме они опущены: кодом в политической коммуникации почти всегда выступает естественный вербальный язык, эта коммуникация, как правило, не осуществляется посредством других знаковых систем. Контакт между участниками присутствует практически всегда, а поэтому он не важен. Напротив, релевантными категориями остались адресант и адресат, сообщение, контекст, реакция. При этом введение понятий субъект и объект дискредитации (вместо адресанта и адресата соответственно) потребовалось, чтобы подчеркнуть однонаправленный характер речевого сообщения в политической лингвистике: политическая речь не предполагает обычно немедленного ответа от аудитории (в отличие от того же диалога). Таким образом, адресантом (тем, кто дискредитирует) мы называем говорящего, — субъектом дискредитации. Адресатом выступает, с одной стороны, тот, кого дискредитирует говорящий (мы назовем его объектом дискредитации), а с другой стороны — целевая аудитория. Отметим, что границы целевой аудитории размыты, поскольку политическая речь может быть адресована определенной политической группе, либо всей стране, либо, в отдельных случаях, всему мировому сообществу. Параметру сообщение соответствует лингвистический контекст, а критерию обстановка — внеязыковой, экстралингвистический контекст. В первом случае под контекстом мы понимаем ближайшее окружение слова (словосочетание, абзац), во втором — контекст ситуативный, политический, в котором произносится политическая речь. Этот параметр представляется важным, так как одна и та же речь, произнесенная в разной экстралингвистической обстановке, может усилить восприятие эффективнее, чем языковые средства воздействия. Следовательно, различие лингвистического и экстралингвистического контекста важно для анализа КСД.
Итак, взяв за основу несколько моделей коммуникации (Аристотеля, Якобсона и Шеннона-Уивера), мы оставили только наиболее важные компоненты, существенные для реальных условий политической коммуникации (см. табл. 1).
Ниже приведена табл. 2, в которой проанализированы упомянутые ранее примеры употребления коммуникативной стратегии дискредитации, взятые из речей президентов США, Б. Обамы и Д. Трампа.
Таблица 2
Таблица 1
Модель Аристотеля Модель Р. Якобсона Модель Г. Ласуэлла Предлагаемая нами модель
Оратор Адресант Коммуникатор Субъект дискредитации
Речь - Сообщение Лингвистический контекст
Аудитория Адресат Коммуникант Объект дискредитации
Целевая аудитория
Эффект - Обратная связь Реакция
Обстановка Контекст - Экстралингвистический контекст
- Код - -
- Контакт - -
- - Канал передачи -
Параметр Пример (1) Пример (2) Пример (3)
Субъект дискредитации Б. Обама Д. Трамп
Объект дискредитации Дж. Буш-младший Джон Маккейн (Конкретные лица не названы)
Целевая аудитория Электорат Страны — члены ООН; мировое сообщество
Лингвистический контекст Эффект речевого воздействия усиливается за счет повторов и синтаксических параллелизмов
Экстралингвистический контекст Предвыборная гонка 2008 г. Мировой финансовый кризис; нестабильность в ряде регионов планеты
Реакция Усваиваемость текста высокая. На этот параметр влияет лингвистический контекст (см. выше)
Дискредитема как единица реализации КСД.
Переходя к непосредственно принципам лингвистической обработки политических речей, содержащих коммуникативную стратегию дискредитации, отметим, что наиболее важным представляется определить саму языковую единицу дискредитации и правила ее вычленения из окружающего контекста. Для обозначения этой единицы мы введем термин «дискредитема» (ср.: фонема — минимальная фонетическая единица, морфема — минимальная морфологическая единица, транслатема — единица перевода). На момент введения термина (12 октября 2017 г.) термин не был закреплен в других лингвистических работах.
Отметим, что вербальные средства, реализующие КСД, рассматриваются во многих работах. Среди наиболее частотных способов указываются такие приемы, как употребление метафор, исполь-
зование лексики с отрицательной коннотацией, применение выразительных средств языка [19. С. 8; 14. С. 176]. Имеющаяся обширная типология позволяет, на наш взгляд, говорить о неких общих языковых средствах реализации КСД, а, следовательно, возникает необходимость введения общего понятия, применимого ко всем перечисленным случаям.
Итак, какими же свойствами обладает дискредитема? Во-первых, как любой языковой знак, она характеризуется планом содержания и планом выражения (в другой терминологии — означаемое и означающее) [7. С. 92]. С точки зрения плана содержания дискредитема представляет собой семантическое единство; в плане же выражения — слово либо (чаще) словосочетание. С прагматической точки зрения, дискредитема актуализирует коммуникативную стратегию дис-
кредитации. Можно утверждать, что, если коммуникативная стратегия дискредитации — это явление более высокого уровня, то дискредитема — уровня более низкого. Совокупность дискредитем на микроуровне как раз и актуализирует коммуникативную стратегию дискредитации на макроуровне. Во-вторых, дискредитема представляет собой когнитивно-прагматическое единство, что выражается в целом в спаянности этих подходов к исследованию политического дискурса. Дело в том, что целью любого политического текста является воздействие и речевое манипулирование [4. С. 95; 9. С. 3]. В рамках исследований, посвященных политическому дискурсу, часто встречаются такие направления, как анализ концептов, метафор, фреймов и категорий в политических речах [1; 3; 8; 19]. При этом сама дискредитация может также рассматриваться не только как стратегия, но и как фрейм или концепт, актуализируемый в речи [19; 20]. Вероятно, дискредитема может содержать в себе когнитивные метафоры, фреймы, а также актуализировать концепт «дискредитация». Когнитивный и прагматический подход взаимно дополняют друг друга, поскольку, зная особенности человеческого мышления, можно определить практические навыки наиболее эффективного речевого воздействия. И наоборот, зная реакцию целевой аудитории на определенные высказывания, можно определить универсальные категории мышления этой аудитории.
Следовательно, нам представляется важным определить правила нахождения дискредитемы, то есть установить, каким образом ее можно выделить из окружающего контекста. Для иллюстрации приведем несколько примеров.
i) Our people and our homeland face no direct threat from the invasion of Crimea [http://obamaspeeches. com].
Мы определили, что дискредитемой является, как правило, словосочетание. Для того, чтобы выделить ее в предложении, нужно прежде всего, определить: без какой части предложения дискредитация не будет актуализирована? Скорее всего, без слов the invasion of Crimea. Теоретически, предложение могло иметь такое завершение: *from those countries. Это высказывание может звучать как простой комментарий, и дискредитации здесь не будет. Отсюда первый критерий — семантическое и грамматическое единство.
Однако этого еще недостаточно, чтобы однозначно пометить словосочетание как дискредите-му. Мы уже говорили, что семантико-граммати-
ческий критерий, по сути, есть только формальная, но не содержательная сторона дискредитемы. Поэтому необходимо найти содержательную сторону. Ответим на вопрос: подрывается ли доверие к чему-либо или к кому-либо в этом контексте? Ведь Б. Обама говорит о «вторжении в Крым», — слово invasion имеет в данном контексте отрицательную коннотацию. Но даже коннотации может быть недостаточно — например, коммуникативная стратегия дискредитации может реализовывать-ся при помощи эмоционально и стилистически не окрашенной лексики [20. C. 87]. Поэтому обратимся к описанной ранее коммуникативной модели: присутствует ли здесь хотя бы большинство компонентов, перечисленных в табл. ? Мы видим, что есть и субъект, и объект дискредитации (правительство России), и целевая аудитория (мировое сообщество), и экстралингвистический контекст (события 2014 года, связанные с присоединением Крыма к России, получившие название «Крымской весны»). Следовательно, отмеченный отрезок речи можно отметить как дискредитему.
ii) Authority and authoritarian powers seek to collapse the values, the systems, and alliances that prevented conflict and tilted the world toward freedom since World War II [https://theconservativetreehouse. com].
В примере ii говорящий дискредитирует неназванные «авторитарные режимы». Дискредитема выявляется при помощи указанной ранее последовательности шагов: (1) выявление семантически и грамматически связанных между собой слов, без которых дискредитация была бы невозможна и (2) проверка по критериям схемы акта коммуникации. Здесь под критерий (1) подходит сразу речевой отрезок из нескольких слов: Authority, authoritarian powers seek to collapse the values, the systems, and alliances.
В примере iii в состав дискредитемы войдут определяемое слово government и придаточные предложения:
iii) We are more compassionate than a government that lets veterans sleep on our streets and families slide into poverty; that sits on its hands while... the... American city drowns before our eyes [http://obama-speeches.com].
На этапе (2) мы сопоставляем выделенные речевые отрезки с параметрами коммуникативной модели (табл. 1). Результат сопоставление приведен в табл. 3.
Итак, идентификация дискредитем осуществляется в два этапа. Сначала идет поиск плана
Таблица 3
Параметр Пример (i) Пример (ii) Пример (iii)
Субъект дискредитации Б. Обама Д. Трамп Б. Обама
Объект дискредитации Правительство России Конкретные лица не названы Республиканская партия
Целевая аудитория Мировое сообщество Электорат
Лингвистический контекст / Реакция Анафоры и повторы в предыдущих предложениях усиливают эффект Восприятие усиливается за счет синтаксических параллелизмов и повторов
Экстралингвистический контекст Речь в Брюсселе (март 2014 г.) Выступление на Генассамблее ООН (2017 г.) Выступление перед электоратом
выражения — грамматико-семантического единства. После этого проверяется содержательная сторона потенциальной дискредитемы, в ходе чего она разбирается по коммуникативным компонентам.
Предлагаемый нами термин «дискредитема» позволяет снять ряд вопросов, возникающих при анализе коммуникативной стратегии дискредита-
ции, поскольку он унифицирует терминологию, а предложенный нами подход выделяет конкретные критерии для поиска конкретных языковых единиц. Подобные термины могут создаваться, на наш взгляд, при анализе других коммуникативных стратегий, выделяемых в рамках дискурс-анализа.
Список литературы
1. Алимпиева, Р. В., Таран, С. В. Концептуализация света и цвета как способ выражения перцептивной доминаты в поэтическом тексте (На материале поэзии А. Блока и М. Волошина) / Р. В. Алимпиева, С. В. Таран // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Серия: Филология, педагогика, психология. — 2012. — № 8. — С. 93—98.
2. Баранов, А. Н. Парламентские дебаты: традиции и новации / А. Н. Баранов, Е. Г. Казакевич. — М.: Знание. — 1991. — 64 с.
3. Боярская, Е. Л. Категоризация как базовая когнитивная процедура / Е. Л. Боярская // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Серия: Филология, педагогика, психология. — 2011. — № 2. — С. 18—28.
4. Виноградова, С. А. Инструменты речевой манипуляции в политическом медиадискурсе / С. А. Виноградова // Вопросы когнитивной лингвистики. — 2010. — № 2. — С. 95—101.
5. Голев, Н. Д. Обыденная лингвополитология: проблемы и перспективы / Н. Д. Голев // Современная политическая лингвистика: тезисы Междунар. науч. конф. (Екатеринбург, 29.09—6.10.2011) / гл. ред. А. П. Чудинов. — ФГБОУ ВПО «Урал. гос. пед. ун-т». — Екатеринбург, 2011. — С. 66—69.
6. Голев, Н. Д. Обыденный Политический дискурс на сайтах Рунета с фашистским и антифашистским содержанием (сопоставительное лингвистическое исследование) / Н. Д. Голев, А. В. Шанина // Политическая лингвистика. — 2013. — № 2 (44). — С. 178—185.
7. Гринев-Гриневич, С. В. Основы семиотики: учеб. пособие / С. В. Гринев-Гриневич, Э. А. Сорокина. — М.: Флинта-Наука, 2012. — 254 с.
8. Дейнека, В. С. Роль метафоры в современном политическом дискурсе / В. С. Дейнека // Инновационная наука. — 2015. — № 5. — С. 71—74.
9. Денисюк, Е. В. Манипулятивное речевое воздействие: коммуникативно-прагматический аспект.: дис. ... канд. филол. наук / Е. В. Денисюк. — Екатеринбург, 2004. — 200 с.
10. Зайцев, А. В. Лингвополитология vs политическая лингвистика: возможен ли диалог? / А. В. Зайцев // Litera. — 2012. — № 1. — С. 25—81.
11. Иссерс, О. С. Паша-»Мерседес», или речевая стратегия дискредитации / О. С. Иссерс // Вестник Омского университета. — 1997. — № 2. — С. 51—54.
12. Иссерс, О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи / О. С. Иссерс. — М.: ЛКИ. — 2012. — 288 с.
13. Комарова, З. И. Лингвополитология как частная парадигма современной лингвистики: методологический аспект / З. И. Комарова // Политическая лингвистика. — 2012. — № 4 (42). — С. 23—33.
14. Кренделева, А. Н. Стратегия дискредитации как способ реализации речевой агрессии в интервью региональных политиков / А. Н. Кренделева // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 2: Языкознание. — 2013. — № . 2. — С. 173—178.
15. Крячкова, А. П. Реализация стратегии дискредитации оппонента в политическом дискурсе Германии / А. П. Крячкова // Вестник МГИМО. — 2015. — № 3 (42). — С. 157—161.
16. Маслова, В. А. Политический дискурс: языковые игры или игры в слова? / В. А. Маслова // Политическая лингвистика. — 2008. — № 1 (24). — С. 43—48.
17. Никифорова, О. О. Дискредитация противника в парламентских дебатах / О. О. Никифорова // Политическая лингвистика. — 2013. — № 4. — С. 129—135.
18. Полатовская, О. С. Когнитивные особенности фрейма-сценария «Дискредитация» в немецком политическом дискурсе (на примере политических дебатов) / О. С. Полатовская // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. — 2014. — № 1 (26). — С. 20—26.
19. Полатовская, О. С. Сопоставительное исследование когнитивного сценария «дискредитация» в современном американском и немецком политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук / О. С. Полатовская. — Сургут, 2014. — 208 с.
20. Сиротин, Д. В. Политический дискурс как средство реализации коммуникативных тактик (на примере выступления Б. Обамы) // Языки в современном мире: материалы Х международной конференции: [сборник] / [отв. ред. Л. В. Полубиченко]. — М.: КДУ, 2012. — С. 511—517.
21. Чудинов, А. П. Политическая лингвистика. Учебное пособие / А. П. Чудинов. — М.: Флинта: Наука. — 2006. — 254 с.
22. Ярцева, В. Н. Лингвистический энциклопедический словарь / В. Н. Ярцева. — М.: «Советская энциклопедия». — 1990. — 685 с.
23. Dijk, T. A. van What is Political Discourse Analysis? // Belgian Journal of Linguistics. — 1997. — P. 11—52.
24. Dijk, T. A. van Ideology. A multidisciplinary approach / T. A. van Dijk. — London: Sage Publications. — 1998. — 384 p.
25. Narula, U. Communication Models. — Atlantic Publishers & Distributors (P) Limited. — 2006. — 121 p.
Сведения об авторе
Сиротин Дмитрий Владимирович — магистр лингвистики, старший преподаватель кафедры лингвистики, Международный институт менеджмента ЛИНК. Жуковский, Россия. dsir-89@mail.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2019. No. 1 (423). Philology Sciences. Iss. 115. Рp. 129—137.
ON CONSIDERING THE TERM 'DISCREDITEME' AS A UNIT FOR ANALYZING COMMUNICATIVE STRATEGY OF DISCREDITING
D.V. Sirotin
International Institute of Management LINK, Zhukovsky, Russia. dsir-89@mail.ru
The article overviews linguistics of political discourse as a separate branch of linguistics, considering both Russian and foreign discourse analysis schools. Political linguistics is seen as presumably the main framework to analyse political discourse from linguistic point of view. While many works seemingly lack the very notion of the linguistic unit that performs the discrediting, it is necessary to clearly realize what is being analyzed, or what one should look for, when analyzing the communicative strategy of discrediting. Herewith, the author suggests introducing the term 'discrediteme' to denote a linguistic unit that realizes the strategy of discrediting in political discourse. Linguistically, its length can vary from a single word or a couple of words to a whole sentence. Obviously, being constituents realizing a communicative strategy, discreditemes do not
136
ff. B. CupomuH
act isolatedly but within a communicative model. Therefore, it seems necessary to consider not only discred-
itemes as linguistic units but also the models that they are actualized in. This article also includes a model
that may fit most communicative situations in political discourse where discrediting occurs.
Keywords: political discourse, communicative strategy, discrediting, political linguistics.
References
1. Alimpieva R.V., Taran S.V. Kontseptualizatsiya sveta i tsveta kak sposob vyrazheniya pertseptivnoy dom-inaty v poeticheskom tekste (Na materiale poezii A. Bloka i M. Voloshina) [Light and color conceptualization as a means of expressing perceptive dominants in poetic texts (on the material of the poetry of A. Block and M. Voloshin)]. Vestnik Baltiyskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta [The Baltic Federal University Bulletin], 2012, no. 8, pp. 93—98. (In Russ.)
2. Baranov A.N., Kazakevich E.G. Parlamentskie debaty: traditsii i novatsii [Parliamentary debate: traditions and innovations]. Moscow, Znanie Publ., 1991. 64 p. (In Russ.)
3. Boyarskaya E.L. Kategorizatsiya kak bazovaya kognitivnaya protsedura [Categorization as a basic cognitive procedure]. Vestnik Baltiyskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta [The Baltic Federal University Bulletin], 2011, no. 2, pp. 18—28. (In Russ.)
4. Vinogradova S.A. Instrumenty rechevoy manipulyatsii v politicheskom mediadiskurse [Speech manipulation tools in political mediadiscourse]. Voprosy kognitivnoy lingvistiki [Cognitive Linguistics Issues], 2010, no. 2, pp. 95—101. (In Russ.)
5. Golev N.D. (ed.) Obydennaya lingvopolitologiya: problemy i perspektivy [Common political linguistics: problems and prospects]. Sovremennayapoliticheskaya lingvistika [Modern political linguistics], Ekaterinburg, 2011, pp. 66—69. (In Russ.)
6. Golev N.D., Shanina A.V. Obydennyy Politicheskiy diskurs na saytakh Runeta s fashistskim i antifashist-skim soderzhaniem (sopostavitel'noe lingvisticheskoe issledovanie) [Common political discourse in fascist and anti-fascist Runet sites]. Politicheskaya lingvistika [Political linguistics], 2013, no. 2 (44), pp. 178—185. (In Russ.)
7. Grinev-Grinevich S.V., Sorokina E.A. Osnovy semiotiki: ucheb. posobie [The Essentials of Semiotics: A Handbook]. Moscow, Flinta-Nauka Publ., 2012. 254 p. (In Russ.)
8. Deyneka V.S. Rol' metafory v sovremennom politicheskom diskurse [The role of metaphor in modern political discourse]. Innovatsionnaya nauka [Innovative arts], 2015, no. 5, pp. 71—74. (In Russ.)
9. Denisyuk E.V. Manipulyativnoe rechevoe vozdeystvie: kommunikativno-pragmaticheskiy aspekt: dis. ... kand. filol. nauk [Manipulative speech impact: a communicative-pragmatic aspect]. Ekaterinburg, 2004. (In Russ.)
10. Zaytsev A.V. Lingvopolitologiya vs politicheskaya lingvistika: vozmozhen li dialog? [Lingvopolitology vs. political linguistics: May there be a dialogue?] Litera, 2012, no. 1, pp. 25—81. (In Russ.)
11. Issers O.S. Pasha-'Mersedes', ili rechevaya strategiya diskreditatsii [Pasha 'the-Mercedez', or the speech strategy of discrediting]. Vestnik Omskogo universiteta [Herald of Omsk University]. 1997, no. 2, pp. 51—54. (In Russ.)
12. Issers O.S. Kommunikativnye strategii i taktiki russkoy rechi [Communicative strategies and tactics in Russian speech]. Moscow, LKI Publ., 2012. 288 p. (In Russ.)
13. Komarova Z.I. Lingvopolitologiya kak chastnaya paradigma sovremennoy lingvistiki: metodologiches-kiy aspekt [Political linguistics as a restricted paradygm of modern linguistics: A methodological aspect]. Politicheskaya lingvistika [Political linguistics]. 2012, no. 4 (42), pp. 23—33. (In Russ.)
14. Krendeleva A.N. Strategiya diskreditatsii kak sposob realizatsii rechevoy agressii v interv'yu regional'nykh politikov [The strategy of discrediting as a way to realize speech aggression in regional politicians' inverviews]. Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta [Science journal of Volgograd State University]. 2013, no. 2, pp. 173—178. (In Russ.)
15. Kryachkova A.P. Realizatsiya strategii diskreditatsii opponenta v politicheskom diskurse Germanii [Realizing the strategy of discrediting an opponent in German political discourse]. Vestnik MGIMO [MGIMO Herald]. 2015, no. 3 (42), pp. 157—161. (In Russ.)
16. Maslova V.A. Politicheskiy diskurs: yazykovye igry ili igry v slova? [Political discourse: language game or a game of words?]. Politicheskaya lingvistika [Political linguistics], 2008, no. 1 (24), pp. 43—48. (In Russ.)
17. Nikiforova O.O. Diskreditatsiya protivnika v parlamentskikh debatakh [Discrediting an opponent in parliamentary debations]. Politicheskaya lingvistika [Political linguistics], 2013, no. 4, pp. 129—135. (In Russ.)
18. Polatovskaya O.S. Kognitivnye osobennosti freyma-stsenariya 'Diskreditatsiya' v nemetskom politiches-kom diskurse (na primere politicheskikh debatov) [Cognitive features of 'discreditation' frame-script in German political discourse (on the example of political debates)]. Vestnik Irkutskogo gosudarstvennogo lingvis-ticheskogo universiteta [Bulletin of Irkutsk State Linguistic University], 2014, no. 1 (26), pp. 20—26. (In Russ.)
19. Polatovskaya O.S. Sopostavitel'noe issledovanie kognitivnogo stsenariya 'diskreditatsiya' v sovremen-nom amerikanskom i nemetskom politicheskom diskurse: dis. ... kand. filol. nauk [A comparative research of 'discreditation' cognitive script in modern US and German political discourse. Thesis]. Surgut, 2014. (In Russ.)
20. Sirotin, D.V. Politicheskiy diskurs kak sredstvo realizatsii kommunikativnykh taktik (na primere vystu-pleniya B. Obamy) [Political discourse as a means of realizing communicative tactics (on the example of Barack Obama's speech] // Yazyki v sovremennom mire: materialy X mezhdunarodnoy konferentsii: [sbornik] [Languages in the modern world: 10th international conference proceedings [collected works]] / [otv. red. L.V. Polu-bichenko]. — M.: KDU, 2012. — P. 511—517. (In Russ.)
21. Chudinov A.P. Politicheskaya lingvistika. Uchebnoe posobie [A Textbook on politcal linguistics]. Moscow, Flinta-Nauka Publ., 2006. 254 p. (In Russ.)
22. Yartseva V.N. (ed.) Lingvisticheskiy entsiklopedicheskiy slovar' [Linguistic encyclopaedic dictionary]. Moscow, 1990. 685 p. (In Russ.)
23. Dijk T.A. van. What is Political Discourse Analysis? Belgian Journal of Linguistics, 1997, pp. 11—52.
24. Dijk T.A. van. Ideology. A multidisciplinary approach. London, Sage Publ., 1998. 384 p.
25. Narula U. Communication Models. New Delhi, Atlantic Publishers & Distributors (P) Limited Publ., 2006. 121 p.
