CC BY
267
С.П. Петренко
К ВОПРОСУ О ТЕРМИНАХ «ЭТНОС» И «ЭТНИЧЕСКАЯ ОБЩНОСТЬ»
Термины «этнос» и «этническая общность» (вместе с производными от них) являются в определенной степени специфическими именно для отечественной науки о народах мира, придавая используемой ею терминологии черты некоторой оригинальности, поскольку в соответствующих отраслях знаний других стран они применяются относительно редко и, как правило, в несколько ином значении. Первоначально почти синонимичные, данные термины вошли в научный обиход сравнительно недавно, в 1950-60-е годы. Они явились результатом существенной эволюции, которую на протяжении большей части XX века претерпела у нас в стране терминология, применяемая в этнологии (до рубежа 80-90-х гг. этнографии) для объекта ее исследований.
В самом начале уже ушедшего века российские этнографы продолжали, так же как и в предыдущем XIX столетии, использовать для этой цели такие понятия, как «народ», «народность», реже «национальность», «раса», «племя». Причем последнее из них нередко употреблялось в значении весьма далеком от современного, в частности им могли обозначать группу родственных народов. Например, все славяне рассматривались как «славянское племя», которое «распадается на ... массу народностей, различных друг от друга и по языку, и по религии...» [1, 101]. Соответственно под романским племенем подразумевалась совокупность романских народов и т.д. Из старых русских ученых только С.М. Широкогоров стал использовать (да и то лишь в годы гражданской войны, т.е. формально уже за хронологическими рамками дооктябрьской эпохи) в своих трудах термин «этнос» в значении, принципиально не отличающимся от принятого ныне. По его представлению, «этнос есть группа людей, говорящих на одном языке, признающих свое единое происхождение, обладающих комплексом обычаев, укладом жизни, хранимых и освященных традицией и отличаемых ею от таковых других» [2, 13, 122]. Однако в начале 20-х годов Широкогоров эмигрировал за границу и его взгляды, долго остававшиеся фактически неизвестными у нас в стране, не оказали сколько-нибудь заметного влияния на развитие отечественной этнографии.
В начале советского периода сохранялась еще какое-то время старая традиция использования в этнографических и других научных работах таких понятий как «народ», «народность» и даже «племя» в указанном выше смысле. Так, в вышедшем в 1926-27 годах «Новейшем Энциклопедическом Словаре» в статье «русские» говорилось: «Русские (великорусы), арийский народ восточно-славянского племени.» [3, 2244]. Термин же «этнос» в 20-30-е годы практически не употреблялся и лишь изредка в изданиях тех лет проскальзывало производное от него прилагательное «этнический», в частности в очень близком по содержанию к указанному термину словосочетании «этническая группа» [см., напр., 4, 661], а также в словосочетаниях «этнический фактор», «этнические элементы», «этно-лингвистический субстрат» и т.п. [5, 773-774]. Нам удалось найти только одно относящееся к указанному периоду прямое упоминание термина «этнос», да и то в энциклопедической статье по языкознанию (о так называемой «этнической теории»), а не по этнографии, и к тому же в весьма негативном контексте звучащей почти приговором фразы: «В системе марксистского языкознания построения этнической теории, базирующиеся на абстрактном понятии «этноса», подлежит серьезному критическому пересмотру» [5, 774].
Одновременно в литературе, в первую очередь социально-политической, получил распространение относительно новый для отечественной науки термин «нация», в который вкладывали смысл, в значительной мере (а по мнению некоторых авторов, даже полностью - 6, 6, 11) совпадающий с понятиями «этнос», «этническая общность». Определение нации, ставшее на несколько десятилетий единственно допустимым в официальных публикациях, было дано И.В. Сталиным. Нация - «исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры» [7, 402]. Поскольку Сталин настаивал на том, что каждый из указанных им признаков нации является безусловно обязательным и «достаточно отсутствия хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией» (там же), то под его определение, главным образом из-за отсутствия третьего признака -общности экономической жизни, возникающий лишь с утверждением рыночных отношений эпохи капитализма, не попадали не только все некогда существовавшие этнические общности более ранних исторических периодов, но и множество современных (на момент 20-30-х годов) народов: евреи, цыгане, большинство народов как азиатской части СССР, так и зарубежных стран Азии и т.д.
Вместе с тем было очевидно, что все они, не являясь нациями, все же представляют собой определенные исторически сложившиеся общности, полностью проигнорировать реальное существование которых не представлялось возможным. Вот почему несколько позднее с целью восполнения обозначившегося пробела в терминологии был введен термин «народность» для обозначения общностей, не обладающих всеми признаками нации. Так, во втором издании БСЭ наряду со статьей «нация» можно обнаружить еще и статью «народность», отсутствовавшую в первом издании. «Народность - исторически сложившаяся общность людей, предшествующая образованию нации...» [8, 159]. (Интересно, что это специфически советский термин. В западной научной литературе понятия аналогичного «народности» не существует - 9, 458). Примерно тогда же в один ряд с народностью и нацией было поставлено племя как исторически первая форма общности людей. В итоге получилось три сменяющих друг друга исторических формы общности людей, каждая из которых, как тогда считалось, соответствовала определенной стадии развития общества: племя (для эпохи первобытнообщинного строя), народность (для рабовладельческой и феодальной эпох), нация (для эпохи капитализма и социализма).
Эта схема на несколько десятилетий стала для советской науки классической. В частности, народы СССР в соответствии с ней квалифицировались либо как нации, либо как народности. (Отсюда достаточно часто употреблявшееся, особенно в идеологическо-пропагандистской литературе и периодической печати, словосочетание «нации и народности» для подчеркивания полиэтнического состава населения нашей страны.) Теоретически признаками, отличающими нацию от народности, наряду с уже упоминавшейся общностью экономической жизни, признавались наличие государственности, сложение и распространение литературного языка, появление национальной интеллигенции [10, 459], но на практике учитывалась еще и численность народов. Более или менее крупные народы, имевшие свою государственность в форме союзных и автономных республик, считались нациями, а малочисленные (примерно до 50 тыс. чел.) народы, обладавшие только административно-территориальной автономией в виде автономных областей и национальных округов (либо не обладавшие ею вовсе), попадали в категорию народностей [11, 891].
Вместе с тем этнографам было ясно, что между формами общности людей, фигурировавшими в схеме «племя - народность - нация», нет резко выраженной границы, в особенности между народностью и нацией. Ведь различия между ними касались социально-экономических (наличие или отсутствие общности экономической жизни и т.п.) и политико-административных (наличие или отсутствие государственности, уровень административно-территориальной автономии и т.п.) моментов, которые, представляя определенное значение для других отраслей знания, с точки зрения именно этнографии не являются существенно важными. Отсюда осознание представителями этой науки потребности в термине, который, охватывая все известные исторические формы общности людей, обозначал бы любой объект этнографических исследований. Хотя современные авторы справедливо отмечают, что в ту эпоху «идеологическая монолитность общества, контролируемая строгой партийной цензурой, допускала любые научные исследования в этой области (в первую очередь этнографические, а в 60-70-е гг. и социологические) только» в жестких рамках официальной концепции и, более широко, формационного подхода в целом [6, 13], представители этнографии, этой, пожалуй, наименее идеологизированной дисциплины в системе общественных наук, все же выбрали для указанной цели термин, который не только никогда не упоминался ни в работах классиков марксизма-ленинизма, ни, как говорили тогда, «в документах партии и правительства», но и вообще до этого считался, по-видимому, идеологически чуждым советской науке.
Этим термином был «этнос» (в первоначальной форме — «этническая общность»), появившейся в этнографической литературе на рубеже 40-50-х годов [12, 12]. В 50-60-х годах его распространению способствовало издание многотомной серии «Народы мира. Этнографические очерки» (М.-Л., 1954-1967), при создании которой потребовался, наряду с имеющимися, новый термин, применяемый ко всем существующим в мире народам - от архаических племенных групп до наций современного типа. В 60-х годах был опубликован ряд статей, специально посвященных разработке понятия «этнос», а вскоре появились и соответствующие статьи в энциклопедических словарях, справочниках и т.п. С этого времени данный термин стал общепризнанным в отечественной этнографической науке и большая часть используемой ею терминологии является производной от слова «этнос»: субэтнос, этногенез, этноним, этническая история, этнические процессы и т.д.
В результате возникла довольно своеобразная ситуация: в течение примерно трех десятилетий у нас в стране существовали параллельно две системы терминов для обозначения народов
мира (и всего, что связано с их спецификой, характером их взаимоотношений и т.п.) - «национальная», или, точнее, «народностно-национальная» (народность, нация, национальность, национальное самосознание, национальная культура, межнациональные отношения и т.д.) и «этническая» (этнос, этническая общность, этничность, этническое самосознание, этническая культура, межэтнические отношения и т.п.). Причем каждая из них имела свою достаточно четко очерченную сферу применения. «Национальная» терминология безраздельно доминировала в социально-политической литературе - имеется в виду как партийно-государственные документы тех лет, начиная с Конституции СССР 1977 г., в которой по-прежнему фигурировали не этносы, а «нации и народности» [13, 21], и завершая решениями многочисленных пленумов ЦК по совершенствованию «межнациональных отношений» в СССР, так и соответствующая научная и учебно-научная литература. (К примеру, глава «Племя, народность, нация как исторические формы общности людей» имелась в любом учебнике исторического материализма, авторы которых упорно игнорировали альтернативный вариант названия описываемого ими социального явления). «Этническая» же терминология применялась главным образом в самой этнографии (хотя советские этнографы использовали, естественно, и предыдущий вариант терминологии) и некоторых смежных с ней дисциплинах (этнодемография, география населения и т.п. - см., напр., 14, 181-188). Частично она присутствовала также в исторической [напр., 15, 638-639] и религиоведческой [напр., 16, 5] литературе.
Так продолжалось вплоть до времен перестройки и лишь в начале последнего десятилетия XX века, уже после произошедших в стране перемен терминология, связанная с устаревшей ист-матовской схемой «племя - народность - нация», уступила место более нейтральной в идеологическом плане «этнической» терминологии. Помимо всего прочего, этому способствовало и то, что данную терминологию использовал единственный находившийся в свое время в оппозиции к официальной советской этнографии крупный ученый-этнолог Л.Н. Гумилев, чья концепция этногенеза достигла в первой половине 90-х годов пика своей популярности. Так или иначе, за последние 10-15 лет «этнос» (и все производные от него) из узкоспециального термина превратился в общеизвестное понятие, широко используемое не только в литературе по различным научным дисциплинам, но и, чего никогда не было раньше, в средствах массовой информации (вплоть до выпусков криминальных новостей, периодически упоминающих об «этнических преступных группировках»). Термин «нация» сохранился в употреблении, но уже преимущественно в ином, социально-политическом смысле, обозначая «совокупность граждан одного государства» [17, 892] безотносительно к их этнической принадлежности. Понимание нации как «суверенного гражданского сообщества» [17, 892], т.е. как гражданской или политической нации, для нас до недавнего времени необычное, но широко распространенное, начиная с эпохи великой французской революции, в странах Запада, особенно англо- и франкоязычных (англ. nationality и франц. nationalité означают «национальность» не в привычном нам этническом смысле, а в смысле «гражданство», «подданство»), теперь постепенно становиться общепринятым в отечественной научной литературе и публицистике.
Однако по сей день остается не до конца решенной проблема точного определения самого понятия «этнос» и выделения характерных черт, присущих обозначаемому им социальному феномену. Изначально на этнос, или этническую общность были перенесены все четыре или пять признаков нации, фигурировавших в известном сталинском определении, но уже без упоминания обязательного характера каждого из них (равно как и без упоминания уже имени самого Сталина): общность языка, территории, экономики и психического склада, проявляющегося в общности культуры. Позднее рядом исследователей к ним были добавлены такие признаки, как этническое самосознание, этноним, общность происхождения, общность исторических судеб, эндогамия и др. Выделение некоторых из них вскоре было признано практически всеми этнографами (этническое самосознание, этноним и т.д.), другие же упоминаются в качестве обязательных этнических признаков лишь в работах отдельных авторов (эндогамия и т.д.). Поэтому определения этноса, появившиеся в отечественной этнографической и иной научной литературе в течение последних 40 с лишним лет, заметно отличаются друг от друга.
Что касается соотношения понятий «этнос» и «этническая общность», то оно может несколько различаться в зависимости от того, в каком значении употреблено второе из них. В более узком смысле словосочетание «этническая общность» является полным синонимом термина «эт-
нос». В более широком - обозначает этническую общность любого таксономического уровня. Согласно утвердившейся в отечественной науке с 70-х годов точке зрения «этнические образования разного таксономического ранга . в своей совокупности образуют сложную иерархическую систему», имеющую три основных уровня: метаэтносы, этносы и субэтносы [18, 7]. Этносы, составляющие средний уровень, - «это как бы основная единица этнической классификации человечества, наряду с которой существуют этнические общности более высокого и более низкого порядка» [19, 30]. Последние, именуемые субэтносами, представляют собой своеобразные группы внутри этносов, частично обособившиеся в результате действия территориального, государственно-политического, конфессионального и иных факторов. Субэтнос может отличаться от основной части этноса «языком (диалектом, говором) и другими компонентами культуры, а также элементами этнического самосознания, выраженного прежде всего в самоназвании» [20, 461; 21, 899]. На вершине этнической иерархии находятся (по терминологии Ю.В. Бромлея) метаэтнические общности или просто - метаэтносы, каждый из которых, согласно рассматриваемой концепции, есть совокупность этносов, обладающих сходством в языковой, культурной и прочих этнических сферах достаточно значительным, что бы оно отразилось в их этническом самосознании (примерно в этом же смысле на рубеже XIX - XX вв., как мы уже знаем, часто использовали термин «племя»). В качестве примера такой общности отечественные этнографы приводили славянские народы [19, 31; 12, 84]. Необходимо отметить, что понятие «метаэтническая общность» имеет несколько размытый смысл, во всяком случае менее определенный, чем «этнос» и даже «субэтнос». «Критерии этого понятия не разработаны и оно употребляется достаточно произвольно» [22, 890].
Тем не менее данная схема весьма прочно утвердилась в нашей науке. В свое время с ней в принципе соглашался такой непримиримый оппонент официальной советской этнографии, как Л.Н. Гумилев (с той лишь разницей, что для обозначения высшего таксона этнической иерархии он предпочитал термин «суперэтнос»), а в 90-е годы наблюдались даже отдельные, не получившие впрочем признания, попытки усложнить эту схему, добавив в нее еще одну ступень - медиоло-кальную этническую общность - промежуточную между суперэтносом (метаэтносом) и этносом [23, 13]. Следовательно, понятие «этническая общность» может иметь смысл как равнозначный термину «этнос», так и более широкий в силу того, что оно приложимо ко всем подразделениям этнической иерархии.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Австро-Венгерская монархия // Энциклопедический словарь. Изд. Брокгауз и Ефрон. СПб., 1890. Т. 1.
2. Широкогоров С.М. Этнос. Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений. Шанхай, 1923. Цит. по кн.: Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973.
3. Новейший энциклопедический словарь. Л., 1926-27.
4. Валлоны // БСЭ. М., 1927. Т. 8.
5. Этническая теория // БСЭ. М., 1933. Т. 64.
6. Денисова Г.С. Этнический фактор в политической жизни России 90-х годов. Ростов-н/Д., 1996.
7. Сталин И.В. Марксизм и национально'-колониальный вопрос. М., 1938. Цит. по ст.: Нация // БСЭ. М., 1939. Т. 41.
8. Народность // БСЭ. Изд. 2-е. М., 1954. Т. 29.
9. Козлов В.И. Народность // Народы России. Энциклопедия. М., 1994.
10. Козлов В.И. Нация // Народы России. Энциклопедия. М., 1994.
11. Тишков В.А. Народность // Народы и религии мира. Энциклопедия. М., 1999.
12. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.
13. Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик. М., 1980.
14. Покшишевский В.В. География и население. Теоретические очерки. М., 1978.
15. Козлов В.И. Этническая общность // Советская историческая энциклопедия. М., 1976. Т. 16.
16. Васильев Л.С. История религий Востока (религиозно-культурные традиции и общество): Учеб. пособие для вузов по спец. «История». М., 1983.
17. Тишков В.А. Нация // Народы и религии мира. М., 1999.
18. Бромлей Ю.В., Пучков П.И. Этносы и этнические процессы в современном мире // Народы мира. Историко-этнографический справочник. М., 1988.
19. Чебоксаров Н.Н., Чебоксарова И.А. Народы, расы, культуры. Изд. 2-е. М., 1985.
20. Козлов В.И. Субэтническая группа // Народы России. Энциклопедия. М., 1994.
21. Тишков В.А. Субэтническая группа // Народы и религии мира. Энциклопедия. М., 1999.
22. Тишков В.А. Метаэтническая общность // Народы и религии мира. Энциклопедия. М., 1999.
23. Мельников А.С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы. Этногенетические легенды, догадки, протогипотезы XV-начала XVIII века. СПб., 1996.
Н.В. Селюнина
ПРОИЗОДСТВЕННОЕ ОБУЧЕНИЕ КАДРОВ МАССОВЫХ ПРОФЕССИЙ НА МОРСКОМ И РЕЧНОМ ТРАНСПОРТЕ В 1941-1945 гг.
Обеспечение военно-промышленного комплекса страны квалифицированными кадрами являлось одной из важных задач наращивания боевой мощи страны в период Великой Отечественной войны. Действующая армия остро нуждалась в людях, способных быстро освоить военную технику и использовать её для нанесения максимального урона агрессорам. Ушедших на фронт должны были заменить новички, которых предстояло обучить рабочим профессиям и обеспечить выполнение возрастающих по объёму и сложности фронтовых заданий. Производственное обучение кадров массовых профессий во всех отраслях экономики, в том числе и на водном транспорте, приобретало решающее значение.
Известно, что высококвалифицированного рабочего можно подготовить за 8-10 лет при условии, что он будет сам повседневно стремиться повышать профессиональную квалификацию. Однако экстремальный военный период такого длительного времени не давал, а решать производственные задачи было необходимо.
Учитывая уровень производственного умения кадров, управленцам следовало упрощать процесс серийного изготовления фронтовых изделий, чтобы снижать их себестоимость и применять при этом малоквалифицированный труд, привлекать людей на работы, не требующие высоких профессиональных навыков. Наряду с этим требовали упрощения и сокращения традиционно сложившиеся формы производственной подготовки новых рабочих, пришедших на смену призванным в армию.
На судоремонтных предприятиях морского и речного флота страны предстояло за короткое время обучить станочников, слесарей, монтажников, сварщиков, в портах и на пристанях дефицитными специальностями считались механизаторы, крановщики, слесари - ремонтники, на судах не хватало матросов, кочегаров, мотористов.
Следует отметить, что если до войны на водном транспорте существовали курсы массовых профессий береговых рабочих и плавсостава с отрывом и без отрыва от производства, техминимумы, курсы повышения квалификации среднего технического звена, то в период военных действий доминировали индивидуально-бригадное ученичество и обучение новичков без отрыва от производства на краткосрочных курсах.
Каждому новичку требовалось внимание опытных наставников. Прикрепление молодёжи к опытным профессионалам называлось индивидуально - бригадным методом обучения и стало основным в системе кратковременного производственного обучения. Особенностью такой учёбы являлось получение новичками простейших трудовых навыков и последующее развитие их в процессе самостоятельной трудовой деятельности. Осенью 1941 г. активно велась подготовка новичков на судоремзаводах Новороссийска, Владивостока, Мурманска, Астрахани, Комсомольска-на-Амуре, Архангельска [1].
Ведомственная печать с восторгом писала о лучших производственниках, которые наряду с перевыполнением личных норм успешно готовили к самостоятельной работе десятки новых кадров. Именно такими были мастер Мурманского судоремзавода А. Попов, токарь Владивостокского завода М. Мусиенко и многие другие [2].
Наряду с первичной производственной подготовкой новичков на предприятиях водного транспорта началась работа по повышению квалификации кадровых рабочих, по приобретению ими смежных или дополнительных специальностей. Благодаря этому руководителям пароходств удавалось заполнять кадровые бреши, вызванные продолжавшимися мобилизациями водников на фронт. Постановление СНК СССР от 21 мая 1942 г. «Об организации на предприятиях индивидуального и бригадного ученичества» было запоздалым - почти год подготовка новых кадров этим
