К вопросу о теоретической рефлексии русского этносознания Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Идеи и смыслы

Ольга ОЖЕГОВА, Сергей ПАХОВСКИЙ

К ВОПРОСУ О ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ РЕФЛЕКСИИ РУССКОГО ЭТНОСОЗНАНИЯ

Статья содержит теоретический анализ атрибутивных характеристик русского этноса и этнического самосознания в контексте этнонациональных идеалов.

The article contains the theoretical analysis of the attributive characteristics of the Russian ethnos and ethnic self-consciousness in the context of ethno-national ideals.

Ключевые слова:

этнос, этносознание, этнические константы, национализм; ethnos, ethnic consciousness, ethnic constants; nationalism.

Российское этнокультурное пространство, имеющее свою оригинальную специфику, традиционно продуцирует особую рефлексию на тему этничности. Эмпирический интерес к эт-ничности, в свою очередь, порождает круг вопросов, общий контекст которых таков: определяется ли судьба отдельного человека и конкретного народа некими врожденными и благоприобретенными свойствами, вызываемыми индивидуальным или национальным характером, или такой характер определяет лишь оттенки, своеобразие, с каким эти общие закономерности реализуются.

Предметом познания, как правило, являются:

— влияние этнического фактора (этнической самоидентификации) на весь спектр мотивов, установок, ценностных ориентаций, фактов социального поведения как отдельного индивида, так и группы;

— собственно этническая самоиденцификация, включающая представление об этноконсолидирующих и этнодифферинцирую-щих признаках;

— уровень и направленность межэтнических отношений в полиэтнической социальной среде;

— национальный характер на уровне авто- и гетеростереотипов (один из наиболее «неуловимых» феноменов этничности);

— изучение традиций, обычаев и ритуалов как составляющих этнической культуры.

Цивилизационная специфика России заключается в том, что россияне живут по различным «этническим эталонам». Если этнические традиции слишком разнообразны, а эмоции неповторимы и глубоко личные, то рефлексивность, используемая для соизмерения средств, выбираемых для достижения целей, присуща всем социальным акторам. Следует отметить, что традиционные определения «этноса» и «этнического самосознания» объемно и многосторонне описывают составляющие данных понятий.

Однако попытки применить их для исследования этнополити-ческого сознания россиян вскрыли существенный пробел в теоретических исследованиях, определяющих атрибутивные характеристики этноса и этнического самосознания. Исследователи редко выделяют в качестве атрибута этноса направленность его развития, цель его существования. Применение системного подхода к анализу данного социального феномена показало, что именно цель этноса является его атрибутивной характеристикой, определяющей все остальные свойства и качества этнической группы. Человеческое восприятие и осознание мира, процессы его памяти, мышления и воображения вооружены и одновременно ограничены той конкретно-исторической системой значений, несущей в себе совокупный

ОЖЕГОВА

Ольга

Алексеевна — д.соц.н., заведующий кафедрой истории и этно-конфессиональных отношений ПАГС им. П.А. Столыпина

ПАХОВСКИЙ

Сергей

Вячеславович — к.филос.н., доцент кафедры социологии и политологии УлГУ [email protected]

общественный опыт, которая присуща той или иной социальной общности, той или иной культуре.

Считаем необходимым подчеркнуть, что общечеловеческие инварианты этих систем обусловлены сходством жизнедеятельности различных социальных общностей и народов, наличием общечеловеческой культуры. Но бесспорным является и то, что у представителей различных языковых культур возможны очень явственные различия картин мира. К такому выводу неизбежно приводит представление об аналитической функции языка, об опосредованности восприятия и сознания субъектом системы значений и факт различия национальных языков по лексической семантике и грамматической структуре. Отметим, что «различие языка — это не различные обозначения одного и того же предмета, а разные видения его», — так полагал В. Гумбольдт, вводя в этом контексте важное понятие языкового сознания на-рода1.

Например, в русском языке есть два различных слова-концепта: «сознание» и «совесть», происходящих от квазисино-нимичных слов «знать» и «ведать». Слово «сознание» было введено Карамзиным как калька при переводе латинского оотаеп-&а. В дальнейшем синонимичные слова «сознание» и «совесть» приобрели различные значения: в первом выделяется скорее познавательный аспект, а во втором — чувства и переживания. В большинстве европейских языков такое различие отсутствует, и можно предположить, что в какой-то мере пафос французского Просвещения, связанный с представлением о том, что человеку достаточно объяснить этические нормы, чтобы он принял их и им следовал, обусловлен неразделением сознания и совести (знания и чувства).

Этническое чувство находится в неразрывной связи с этническим самосознанием и лежит в основе его возникновения, направленности и развития. Для движения к цели этнофоры используют:

— солидарное взаимодействие между всеми членами общности («реципрок-ность») и стремление к общности («схожести») жизни;

— клановость («непотизм»);

— особый строй психики и сознания,

1 Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. - М., 1984, с. 9.

для которых характерны устремленность «вниз» (к земле, к конкретным вещам), «внутрь» (территории, общины), «в прошлое» (к времени возникновения цели и начала движения к ней);

— стремление психически, а не сознательно воспринимать мир (преобладание эмоций над разумом), преобладание «коллективного мышления» над индивидуальным;

— определенные обряды и традиции, вызывающие эмоции движения к цели;

— особый язык, основой которого становятся речевые знаки — обозначения цели, способов ее достижения, эмоций, вызываемых движением к цели;

— мифологически-религиозное сознание;

— организацию особого рода деятельности по достижению этнической цели;

— установление границ «своей» территории;

— развитие особой политической культуры этноса.

Конечно, мы перечислили далеко не все этнические проявления, которые могут представлять интерес для науки, однако, каков бы ни был предмет исследования, само обращение к феномену этничности требует специфических подходов. В первую очередь, потому, что этничность является эмоционально-чувственной категорией и переживается как бессознательно, так и осознанно.

К примеру, «быть русским, жить и думать по-русски — это значит пребывать в том типе жизни, в том строе мысли, которые национальны для России, то есть выражают вековую и тысячелетнюю мысль и жизнь нации. Русская нация в вековой жизни своей работала, устраивалась, верила и мыслила, и вот внутренняя принадлежность к этой мысли и жизни, соответствие с ней определяют, по-русски ли живет и мыслит такой-то человек и даже такая-то партия. Мы имеем целый ряд выдающихся мыслителей, которые были признаны национальными, то есть верно подметившими, что значит жить и думать по-русски»2.

Приходится констатировать, что для современного русского этносознания характерны:

2 Тихомиров Л. Что значит жить и думать по-русски? // Московские ведомости, 1911, № 119; http:// www.nationalism.org/rodina/idea/tikhomirov1.htm

— постепенное «угасание» этнических черт;

— инфантилизм этнополитического языка, неспособного выразить цели нации и способы ее достижения в виде идей, концепций, идеологии;

— преобладающее стремление достичь этнической цели через мощь государства;

— преобладание сознательного над психическим;

— развитие индивидуального, т.е. отличного от «коллективного этнического», понимания мира, нации, человека и т.д.;

— «растворение» этнического в общенациональном, ослабевание этнической энергии, «размывание» этнических характеристик, постепенная потеря смысла этнической цели и этнических чувств.

Этому во многом способствовала идео-логема ущерба, вброшенная в постсоветскую жизнь России.

Следствием базового чувства неуверенности и стремления уступать вызовам для современных русских стало не соответствующее их исторической ментальности стремление к отчуждению не только от представителей других этносов, но и друг от друга. Отметим повсеместное исчезновение «эмоциональной близости», установление «эмоциональной дистанции» между людьми в «новой России». Стремление представителей этнославян-ских групп к движению «от людей» вместо характерного ранее движения «к людям», на наш взгляд, является не просто новой интенцией массового сознания, но поворотом на сто восемьдесят градусов, коренной ломкой этнического сознания и этнопсихологии.

Самосознание славянского этноса выделяет следующие специфически русские черты, отмечавшиеся на протяжении всей истории существования славян: созерцательность, небрежение практическими делами, великодушие, открытость, доброта, общинность, сострадание к обездоленным, неприязнь к жесткой эгоцентрической конкуренции, жертвенность, любовь к Отчизне, смешение личного и социального, духовного и материального, интуитивность и эмоциональность оценок, приоритет правды и нравственности над законом и правом, удивительно проникновенное восприятие земли, почвы, чувство цельности, неприязнь к дробности мира, консерватизм (но вместе с ним и любовь к крайностям) и многое другое. Ситуация

быстро изменилась. Характерной для многих стала «новая восточнославянская ментальность» — нечувствительность к эмоциональным переживаниям, затрудненность различий между честным и бесчестным, красивым и безобразным и т.д.

Исчезновение четкой нравственно-этической направленности сознания русских, ранее являвшейся системообразующим этнонациональным признаком, мы выделяем как особое состояние современного массового этносознания. И хотя на данном этапе существования социума для славянских групп типичным становится процесс преодоления постсоветского чувства неуверенности, тревожности, на основе анализа эмпирических индексов можно утверждать, что в этнополитическом сознании все еще остается неудовлетворенность состоянием национальной культуры, что маркируется представлением о глубоком несоответствии между мощным духовным потенциалом русского народа и слабой его реализацией на практике.

Посттрадиционное время повлияло и на создание новых этнонациональных идеалов. Особенностью современного массового сознания стал «уход» от персонификации идеалов — возможно, в этом проявляется боязнь возвращения тоталитарного прошлого. Во всяком случае, исчезла характерная по отношению к идеалам «всенародная любовь» к руководителям страны и «героям». Ушла в прошлое и идеализация представителей силовых структур, военных, летчиков, космонавтов — всех тех, кто недавно был «героем для советского народа».

Особым образом в массовом российском сознании отражается Запад, его победа в «холодной войне», безостановочный «Drang nach Ostenl», тотальная демонстрация своей мощи и стремление утвердить повсюду свои экономические и политические интересы и стандарты. Образовавшийся в современной России идеолого-политический слой «новых русских западников» по всем пунктам своего отношения к России не просто диаметрально противоположен западникам и либералам XIX столетия, но и занимает крайне антинациональные позиции. Для них Россия если и является страной с особым историко-культурным укладом, то таким, который как раз и является ее «первородным грехом», тем, что препятствует ей стать «нормальной» страной. Он не

обладает никакой ценностью, а потому им и, следовательно, самой Россией (русской ментальностью) можно пожертвовать ради превращения России в западное цивилизационное пространство.

Полагаем, что можно отметить сходство ментальности «новых западников» с ментальностью большевиков начала XX в. (которые тоже пытались «внедрить» в России западные идеи и концепции и стали «вдохновителями» создания «советского» этноса). Схожи и ряд «старых» и «новых» идеалов: «прогресс», «свобода», «власть народа», «мировые процессы», «догнать Запад» и др. Причем идеалы всегда выше интересов всего русского (да и любой эт-ничности), которыми «можно» и «нужно» жертвовать для достижения «светлого будущего».

Впрочем, процессы создания массового типа одномерного человека не являются случайными или проявлением только «злой воли» недобросовестных рефор -маторов. Мы имеем дело с глобальной тенденцией, которая зародилась в XIX в. и продолжает устойчиво развиваться поныне. Уже в 30- г. XX в. Ортега-и-Гассет писал, что «Европа впадает в варварство»; появился тип человека, который «не хочет ни сам признавать чужую правоту, ни сам быть правым». Новым является право на неправоту, четко выраженное стремление покончить со всеми дискуссиями, смертельная ненависть к тем, кто не принадлежит к массе и с ней не согласен.

Ортега-и-Гассет ввел понятие «человек-масса». Это средний человек, который чувствует себя как «все» и не переживает из-за этого. Будучи порождением цивилизации, «человек-масса» принимает все блага цивилизации как само собой разумеющееся, как естественно данное состояние. Его не интересуют основные ценности, созданные культурой, он не собирается их придерживаться и им служить. Такой человек появляется в периоды социальных катаклизмов, войн, революций, тотальной ломки привычного образа жизни и ценностей. Это «варвары, выскочившие на сцену истории и все больше заполняющие ее пространство». «Человек-масса — это дикарь, который, ловко спустившись на веревке, выпрыгнул вдруг на старую сцену цивилизации»1. Все сказанное в полной

мере можно отнести и к процессам, происходящим в современной России.

Справедливости ради отметим еще одну четко фиксируемую линию. Среди «традиционных русских», кроме процессов распада «традиционной» этничности, также можно увидеть элементы зарождения новых этнокомпонентов сознания. Вновь начал развиваться патриотизм в «массовом сознании». Этот процесс, совершенно нехарактерный для россиян начала 1990-х гг., в первом десятилетии третьего тысячелетия стал скачкообразно усиливаться и приобрел грозные формы многочисленных по географии, а иногда и массовых по количеству участников проявлений национализма. В феврале 2008 г. в Москве на станции метро «Арбатская» прошли массовые задержания молодых людей славянской внешности. Задержанные писали стандартные «объяснительные», что не состоят в неформальных группировках, к выходцам с Северного Кавказа относятся «нейтрально» и никогда их не били. В рамках этих мероприятий под кодовым названием «Подросток» проводились также «разъяснительные беседы» в школах, «спортивные мероприятия под эгидой борьбы с ксенофобией» и «выявление скинхедов»2.

Патриотические настроения в обществе усилились настолько, что лидеры государства с тревогой заговорили о росте «русского национализма». Будет ли этот процесс усиливаться? Пока мы видим рост настроений русского патриотизма как чувство обиды за «отнятую державу» и «похищенную великую судьбу».

Осознание массового чувства обиды и обмана приводит к возникновению мифов и стереотипов «о том, кто похитил у русских их достижения». «Массовое сознание» устойчиво возлагает ответственность и вину на Запад («евреев», «американцев»), Юг («чеченцев», «кавказцев», к которым относят всех выходцев с юга), «внутренних врагов» («воров-олигархов», «коррумпированных чиновников»). Эти образы часто персонифицированны. На самих русских ответственность за происходящее на уровне «массового сознания», как правило, не возлагается, даже при наличии серьезных аргументов.

Большой интерес в контексте нашей

1 Ортега-и-Гассет X. Дегуманизация искусства. — 2 Материалы аналитического доклада РИЦ

М., 1991, с. 108. (март 2008 г.) // www.velesova-sloboda.ru

темы представляют «Методические рекомендации по использованию специальных познаний по делам и материалам о нарушении средствами массовой информации национального, расового и религиозного равноправия», разработанные НИИ проблем укрепления законности и правопорядка Генеральной прокуратуры РФ. К числу главных признаков пропаганды национальной, расовой или религиозной исключительности, нетерпимости, вражды авторы рекомендаций относят:

— формирование и подкрепление негативного этнического стереотипа, образа нации;

— перенос различного рода негативных характеристик и пороков с отдельных представителей на всю этническую группу;

— приписывание всем представителям этнической группы следования древним обычаям, верованиям, традициям, негативно оцениваемым современной культурой;

— утверждение о природном превосходстве одной нации и неполноценности или порочности другой;

— приписывание враждебных действий и опасных намерений одной нации в отношении другой;

— возложение вины и ответственности за деяния отдельных представителей на всю этническую группу;

— утверждения об изначальной враждебности определенной нации;

— утверждения о полярной противоположности и несовместимости интересов данной этнической группы с интересами другой;

— утверждение о наличии заговора, тайных планов одной национальной группы против другой;

— объяснение бедствий и неблагополучия в прошлом, настоящем и будущем существованием целенаправленной деятельности определенных этнических групп;

— побуждение к действиям против какой-либо нации;

— поощрение, оправдание геноцида, депортации, репрессий в отношении представителей какой-либо нации;

— требования вытеснения из различных сфер деятельности лиц определенной национальности;

— требования ограничить права и свободы граждан или создавать привилегии по национальному признаку;

— угрозы и подстрекательства к насильственным действиям в отношении лиц определенной национальности1.

Эта типологизация небезупречна. Кроме того, очевидно, что термин «нация» здесь употребляется как синоним термина «этнос» или «этническая группа», хотя известно, что он может маркировать в обыденном сознании и этническую общность, и политическую (то есть, употребляться в значении «согражданство», «граждане государства»). Любая негативная информация об этнической группе формирует у контрагентов негативные стереотипы восприятия. Например, «утверждение о наличии заговора, тайных планов одной национальной группы против другой» не может не формировать отрицательный образ одной этнической группы у представителей другой.

Изучая природу возникновения русского национализма, мы солидаризируемся с мнением Э. Баграмова и А. Сахарова, которые убедительно показали, что современный русский национализм исходит из приоритета империи полиэтнического типа как высшей ценности, а не из идеи «нации-государства»; он выступает и ощущает себя как сила оборонительная2.

Резюмируя, отметим, что авторская презумпция заключается в утверждении волевого напряжения и духовной дисциплины там, где действующие субъекты наделяют свои действия смыслом этнических констант. Рефлективные действия, сознательно воспринимаемые, контролируемые и нацеленные на осознаваемый результат, требуют, в первую очередь, понимания смысла, а потом — причинного объяснения.

1 Макеева Л. Правовой анализ нормативной базы по разжиганию национальной, социальной, религиозной нетерпимости или розни // Российская пресса в поликультурном обществе: толерантность и мультикультурализм как ориентиры профессионального поведения. — М. : НИК, 2002.

2 См.: Отечественная история, 1997, № 1, с. 197.