CC BY
36Editorial
К вопросу о субъектности конфликта в медиакоммуникационной среде
Елена Вартанова
DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2021.818
Современное общество представляет собой сложную систему взаимосвязанных, зачастую разновекторных, процессов и субъектов, которые, находясь в равновесии, способствуют сохранности общественного порядка (Тилли, 2019). Исследователи отмечают, что общественный порядок и гармония разрушаются, когда члены общества отдаляются друг от друга, вступая в противоречия. Но в момент наступления кризиса, возникновения конфликтов и противоречий общество демонстрирует поразительную способность сплачиваться (Durkheim, 1919; Merton, 1949), и особое значение в процессе сохранения и преобразования общества приобретает коммуникация, роль которой в формировании и реформировании консенсуса, в поддержании равновесия в обществе в условиях конфликтов только усиливается (Хабермас, 2006).
Конфликт как драйвер социального развития
Социальные науки рассматривают конфликт как неотъемлемую часть общественной жизни, которая через возникновение и разрешение противоречий, то есть конфликтов, развивается и приводит социум к изменениям (Маркс, 1960; Козер, 2000; Зиммель, 1996; Дарендорф, 1994). Природа и уровни социального конфликта по мере увеличения числа субъектов и интенсификации общественной динамики усложняются, развитие общества все больше определяется различными видами и формами конфликтов, а также их эволюцией (Тилли, 2019: 140-142).
Как отмечали многие теоретики конфликтологии, у конфликта много разных, даже противоречащих друг другу функций. И если для К. Маркса конфликт, принимавший форму классовой борьбы, был формой революционного развития, то Г. Зиммелем он рассматривался как форма социализации, а Л. Козер говорил даже о позитивных функциях конфликта. Рассматривая институты, канализирующие выражение враждебных чувств в индустриальном обществе, он подчеркивал важность массовой культуры, которая открывает «возможности замещающего выражения строго табуированных импульсов враждебности», а также радиосериалов, рассчитанных на массовую аудиторию (Козер, 2000: 66).
Так концептуализация конфликта оказалась связана с понятием консенсуса как ключевого термина для описания разделяемых большинством людей общечеловеческих ценностей. По мнению представителя чикагской школы Л. Вирта, консенсус - это «не столько согласие по всем вопросам или даже по самым существенным содержательным вопросам между всеми членами общества, сколько укоренившаяся привычка к взаимной коммуникации, дискуссии, спору, переговорам и компромиссу», а также к иным точкам зрения (Вирт, 2005).
Для ряда медиаисследователей, воспринявших комплекс социологических подходов к понятию конфликта, было очевидно, что он достаточно тесно связан с деятельностью медиа, причем не только при освещении и анализе конфликтов журналистов.
Например, британский медиаисследователь Дж. Каррен обратил внимание на два ошибочных положения при концептуализации консенсуса.
Во-первых, как правило, в обществе отсутствует основополагающее единство, которое позволило бы массмедиа служить интересам всех социальных групп и сообществ одинаково. Согласно Каррену, медиа «проецируют идеализированную социальную сплоченность, что скрывает (может скрывать) принципиальные различия интересов», а также «репрессирует латентные конфликты и ослабляет прогрессивные силы, необходимые для социального изменения».
Во-вторых, еще одно ложное предположение в определении консенсуса, по мнению Каррена, состоит в том, что «медиа социально нейтральны и независимы от институтов общества». Каррен подчеркивает, что этот подход не учитывает тесную связь, существующую между СМИ, журналистикой и другими социальными институтами, в частности между СМИ и крупным бизнесом, а также государством. По его мнению, медиа могут быть кооптированы в институты власти, чтобы служить интересам доминирующих институтов и социальной элиты, а не разнообразным группам и аудиторным сообществам (Каррен, 1996: 128-129).
Таким образом, конфликт, являясь движущей силой развития социальных институтов и людей, оказывает самые разные воздействия на деятельность медиа - от деструктивных до объединительных, способствующих укреплению консенсуса отдельных сообществ и групп.
Медиалогика общественной жизни и конфликт
Очевидно, что с точки зрения возникновения, развития и разрешения конфликта в условиях современного общества, особая роль принадлежит медиа. Понятие «медиа» понимается и как интегральная совокупность средств и содержания публичной коммуникации (вне зависимости от формы их индустриальной организации), и как созданное этой совокупностью социальное пространство, и как самостоятельный общественный институт, поддерживающий многие процессы в индивидуальной, национальной и глобальной коммуникационной среде (Отечественная теория медиа, 2019, 109-110). Медиа становятся столь значимым явлением, что
исследователи определяют медиатизацию, то есть влияние медиа на все стороны жизни общества и тем самым трансформирование последнего, как метапроцесс современности и одновременно как состояние, в котором сегодня находится общество (Couldry, Hepp, 2017). Подчеркивая возрастающее влияние медиа на все сферы жизни общества, исследователи обращают особое внимание на проникновение медиалогики в жизнь социума, причем общество в такой степени подвергается влиянию традиционных СМИ и социальных медиа, что последние глубоко интегрируются в общественные институты и процессы (Hjarvard, 2013).
Очевидно, что тема взаимосвязей, взаимоотношений, взаимовлияния медиа и конфликта становится в таких условиях одной из наиболее актуальных в медиаисследованиях. Многие авторы отмечают двойственную роль СМИ в возникновении, протекании и разрешении конфликта (Байчик, 2020). С одной стороны, традиционные СМИ и журналистика информируют о них общество, создавая информационное публичное пространство, в котором репрезентируются и анализируются различные виды социальных конфликтов - политические, военные, экологические, корпоративные (Калюга, 2015; Гольбрайх, 2019; Новгородова, 2019). С другой -в эпоху цифровизации сами медиа, особенно социальные, вовлекаясь в конфликт, становятся его пространством и одновременно субъектом, тем самым усиливая или ослабляя его протекание и последствия (Кинаш, 2017).
В эпоху бурного развития технологий СМИ, конвергенции медийной, телекоммуникационной и компьютерной отраслей, усиления влияния социальных медиа на аудиторию, прежде всего на ее молодежные сегменты, исследователи обращают внимание на обострение не столько военных, политических, сколько информационно-психологических конфликтов (Вартанова, Зинченко, 2008). К тому же, современные цифровые медиа, базирующиеся на платформах социальных сетей и цифровых сервисов, по сути формируют новую - виртуальную - социальную среду и новое - виртуальное - культурное пространство. Сегодня значимость и самодостаточность социальных медиа уже сопоставимы со средовыми и пространственными характеристиками реального социума. Это означает, что конфликт в процессах медиации или медиатизации не просто усиливается, но порождается социальными медиа как эмерджентной средой (Dunas, Vartanov, 2020).
Еще одним важным проявлением взаимовлияния конфликта и медиа становится конфликтный дискурс современной журналистики. Он предполагает привлечение внимания аудитории к содержанию СМИ посредством фрейма конфликта, который создается журналистами, авторами медиатекстов (Semetko, Valkenburg, 2000). Цели создания такого фрейма разнообразны: привлечение аудитории для увеличения рекламных доходов, укрепление идентичности социальных групп, продвижение групповых ценностей и т.д.
Стремясь к выполнению таких целей, журналистика начинает уходить от выполнения своих традиционных функций сбалансированного информирования и качественного непредвзятого анализа. «Новая
социальность» цифровых медиа трансформирует работу журналиста в формат блогинга - то есть в деятельность, ориентированную на сиюминутный запрос аудитории и достижение прагматического, прежде всего финансового, результата (Кожемякин, 2017: 353).
Изучение сложной природы взаимосвязей медиа и конфликта становится перспективной областью современных медиаисследований, интегрирующей анализ этих взаимосвязей в актуальную исследовательскую повестку социальных наук.
Особенности субъектности конфликта в медиакоммуникационном поле
Уровни научного рассмотрения конфликта, опосредуемого или порождаемого медиа, многообразны, поскольку участниками конфликта в цифровой медиакоммуникационной среде выступают представители самых разных статусов, ролей и групп (Vartanova, Gladkova, 2020). Исследователи-конфликтологи выделяют межличностный, групповой и классовый, политический и геополитический подходы к анализу субъектности конфликта (Jamil, Sohal, 2021; Ndinojuo, Ihejirika, Okon, 2020; Ugwuoke, Erubami, 2021).
В условиях современного цифрового медиакоммуникационного поля социальный конфликт приобретает сложную структуру, описываемую взаимодействиями между его субъектами. С. Ройтер, А. Маркс и В. Пипек (2011) предложили модель взаимодействия субъектов в период кризиса и конфликта. Основными рассматриваемыми субъектами в этой схеме стали органы власти (А - authorities) и граждане (С- citizens). Коммуникационная матрица выделяет четыре модели (уровня) взаимодействия и организации информационных потоков в социальных сетях в условиях конфликтов, кризисов и чрезвычайных ситуаций (Reuter, Stieglitz, Imran, 2019).
Во-первых, это уровень гражданского общества, на котором гражданами и волонтерами осуществляется обмен информацией и взаимопомощь (С2С). По сути, речь идет о сетевом взаимодействии. Социальные медиа превращаются в главную среду этого взаимодействия, в инструменты, с помощью которых люди координируют свои действия в период кризисов и конфликтов. Большая часть активности пользователей связана с обменом значимой информацией друг с другом. Некоторые исследования показали, что реакция граждан на кризисы в целом рациональна, и, преодолевая панику, они становятся значимыми участниками спасательной работы (Helsloot, Ruitenberg, 2004).
Пользовательскую активность в Интернете можно подразделить на два вида: онлайн-активность и реальную деятельность, когда социальные сети становятся мощнейшим инструментом мобилизации граждан (Reuter, Heger, Pipek, 2013). Причем оба вида активности - будь то волон-терство в Сети или в реальной жизни - могут оказаться полезными в контексте чрезвычайной ситуации, поскольку социальные медиа способны помочь собирать, структурировать и обобщать информацию (Eismann,
11
Posegga, Fischbach, 2016; Qu, Wu, Wang, 2009; Starbird, 2013). «Цифровые» добровольцы, участвуя в картографировании кризисов (Goolsby, 2010), могут выполнять задачи, с решением которых не успевают справляться органы власти (Starbird, Palen, 2011; White, Palen, Anderson 2014). Еще одна важная роль пользователей социальных сетей - выражение солидарности пострадавшим и оказание им эмоциональной поддержки (Starbird, Palen, 2012; Wilensky, 2014).
Во-вторых, это уровень «власть - гражданам» (сверху вниз) (A2C), предполагающий использование органами власти социальных сетей и других медиакоммуникационных ресурсов для информирования общественности в период чрезвычайных ситуаций, конфликтов и войн (Reuter, Amelunxen, Moi, 2016). Схемы взаимодействия между гражданами и органами власти претерпевают большие изменения в условиях широкого присутствия социальных медиа в кризисной коммуникации (Hughes, Palen, 2012).
Несмотря на многие положительные эффекты, связанные с установлением доверительных связей между органами власти и гражданами, и на улучшение качества собранных информационных данных, сохраняются и проблемы, такие как создание непрерывных потоков информации, борьба с недостоверной информацией, ее корректировка (Denef, Bayerl, Kaptein 2013; Kaewkitipong, Chen, Ractham, 2012). Органам власти к тому же приходится наводить порядок в том информационном хаосе, который создает аудитория в социальных медиа. Возможные пути преодоления этих проблем - введение четко структурированных хештегов, улучшение функций сбора, обработки и представления больших данных (Hughes, Gregory, Joseph, Sonesh, Marlow, Lacerenza, at al., 2014; Starbird, Stamberger, 2010).
В-третьих, благодаря социальным медиа возникает и обратный уровень - «граждане - власти» (снизу вверх) (C2A), предполагающий мониторинг, анализ и интеграцию пользовательского контента в контент традиционных медиа и социальных сетей для дальнейшего использования в антикризисном реагировании. Большие данные, формируемые социальными медиа, позволяют увидеть закономерности, недоступные невооруженному взгляду. Так, на основе анализа данных пользователей можно установить статистически подтвержденные «очаги» распространения информации и их наиболее активных агентов (Johansson, Brynielsson, Quijano, 2012). Другое преимущество пользовательского контента - фотографии, размещенные в Интернете. Хотя их часто отличает неизвестное происхождение и ненадежность (Mendoza, Poblete, Castillo, 2010), они вызывают интерес у аудитории, которая начинает вовлекаться в проверку подлинности их содержания, разоблачать фе йки (Reuter, Marx, Pipek, 2011).
Следует отметить еще одну важную тенденцию: контент, производимый непрофессиональными авторами, непрерывно улучшается с точки зрения точности и качества. Блогеры как новые субъекты медиакомму-никационного пространства начинают осознавать важность своей роли, возлагаемой на них обществом и властью. Тем самым они фактически
реализуют идею социальной ответственности за распространяемую информацию, изначально присущую профессиональным журналистам (Hughes, Tapia, 2015).
Обработка органами власти пользовательского контента происходит в разных формах, призванных улучшить ситуационную осведомленность (Vieweg, Hughes, Starbird, Palen, 2010). В числе таких форм - привлечение добровольцев из числа пользователей (Ludwig, Kotthaus, Reuter, Dongen et al., 2017), использование статистических методов анализа данных с применением автоматизированных методов извлечения информации (Castillo, 2016), обнаружение событий и субсобытий (Sakaki, Okazaki, Matsuo, 2010), анализ географического расположения авторов сообщений социальных сетей и соотнесение его с фактами и деталями контента (de Albuquerque, Herfort, Brenning, Zipf, 2015). Следует, правда, отметить, что не все органы государственной власти и службы реагирования на чрезвычайные ситуации эффективно используют перечисленные выше инструменты из-за сохраняющейся трудности сбора, скрининга и изучения постоянно растущего объема данных в кризисных ситуациях (Hughes, Palen, 2012; Reuter, Amelunxen, Moi, 2016).
Наконец, в-четвертых, исследователи выделяют межорганизационный уровень, на котором сами органы власти взаимодействуют друг с другом (А2А). В отличие от других моделей информационного обмена, координация и коммуникация органов власти лишь изредка реализуется платформами социальных сетей, хотя они имеют значительный потенциал укрепления институциональной осведомленности за счет обмена информацией и коммуникации. В этой связи набирают популярность закрытые чаты и группы в общедоступных мессенджерах и социальных медиа, локально разрабатываемые платформы и социальные сети. И хотя подобная коммуникация в социальных медиа связана с большими рисками (идентификация и подтверждение личности пользователей, технологические сбои, публикация конфиденциальной информации), в целом использование социальных сетей для межорганизационных целей может оказаться полезным (Pipek, Reuter, Ley, Ludwig et al., 2013; Reuter, 2014).
Понимание ролей медиа как субъекта разной природы в разных типах конфликта варьируется от участников до инициаторов или конструкторов. Однако не следует забывать и традиционную роль, выполняемую журналистикой и СМИ (МакКуэйл, 2013; Прохоров, 2011). Это роль социального посредника, и она сохраняет свою важность и сегодня, поскольку именно на долю традиционных медиа и журналистов по-прежнему приходится формирование повестки дня, объяснение причин происходящего, в том числе и конфликта, предотвращение нежелательных для общества последствий.
У исследователей медиакоммуникационного поля вызывает интерес и феномен институционального противоборства между традиционными и вновь образующимися субъектами цифрового медиапространства. Это, в свою очередь, меняет традиционную институциональную модель медиа-коммуникации, порождает новые виды конфликтов - внутрисубъектные.
13
В этом случае речь уже идет об институциональных конфликтах между профессионалами, а также между профессионалами и непрофессионалами самой медиакоммуникационной среды (Лукина, Толоконикова, 2021; Тышецкая, 2021).
Выводы
Рассмотренные модели взаимодействия субъектов в условиях конфликтов описывают конфликт как среду и не рассматривают сами противоборствующие стороны в качестве субъектов (Reuter, Stieglitz, Imran, 2019). Такой подход представляется оправданным с точки зрения нормативной логики, при которой медиа, граждане, органы власти должны не выступать участниками конфликта, а способствовать его урегулированию. Расширяя понятие субъектности конфликтов медиасреды за пределы дихотомии «органы власти - граждане», можно увидеть новые уровни медиатизированного противостояния: между отдельными индивидами, между цифровыми сообществами (в рамках аудитории), между бизнес-структурами в условиях рынка, между властью и бизнесом и т.п.
В такой ситуации актуализируются роли медиа как подстрекателя, пособника, организатора, посредника конфликта.
Исследование выполнено в рамках Программы развития Междисциплинарной научно-образовательной школы Московского университета «Сохранение мирового культурно-исторического наследия»
Библиография
БайчикА.В. Массмедиа. Ценности. Конфликт. СПб.: Изд-во РХГА, 2020.
Вартанова Е.Л., Зинченко Ю.П. Актуальные проблемы безопасности в информационном пространстве. Информационная и психологическая безопасность в СМИ. Т. 2. М.: Аспект Пресс, 2008. С. 9-14.
ВиртЛ. Избранные работы по социологии / пер. с англ. М.: ИНИОН, 2005.
Гольбрайх В. Б. Социальные медиа в локальных экологических конфликтах // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Социология. 2019. Т. 12. Вып. 4. С. 368-384.
Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Социологические исследования. 1994. № 5. С. 142-147.
Зиммель Г. Избранное: в 2 т. М.: Юрист, 1996.
Калюга А.А. Освещение прессой кризиса в Украине // Наука о человеке: гуманитарные исследования. 2015. № 1 (19). С. 61-66.
Кинаш Ю.С. Роль СМИ и «новых медиа» в современных политических конфликтах // Вестн. Моск. гос. обл. ун-та [эл. журн.] 2017. № 4. Режим доступа: Шр5://суЬег1ептка.ги/аг^с1е/п/го1-5ти-поууЬ-те^а-у-50УгетеппуЬ-ро[ШсИе5ЫЬ-копШ^аЬ/у^ег
Кожемякин Е.А. Медиакоммуникации: от разочарования в постжурналистике к новой социальности // Дискурсология и медиакритика средств
массовой информации / под ред. А.В. Полонского и др. Белгород: ИД «Белгород», 2017.
Козер Л. Функции социального конфликта. М.: Дом интеллектуальной книги; Идея-пресс, 2000.
Лукина А.В., Толоконникова М.М. Конфликт в новостной повестке российских информационных агентств // Медиа в современном мире. 60-е Петербургские чтения: сб. мат. Междунар. науч. форума (30 июня -2 июля 2021 г.) / отв. ред. А.А. Малышев: в 2 т. Т. 2. СПб.: Медиапапир, 2021. С. 140-141.
МакКуэйл Д. Журналистика и общество [Учебник для журналистов] / пер. с англ. М.: МедиаМир; Фак. журн. МГУ, 2013.
Маркс К. Гражданская война во Франции // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 17. М.: ГИЗ полит. лит., 1960. С. 317-370.
Новгородова А.И. Освещение войны 2003 года в Ираке в материалах «Нью Йорк Таймс» // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2019. № 3. C. 141-162.
Отечественная теория медиа: основные понятия. Словарь / под ред. Е.Л. Вартановой. М.: Фак. журн. МГУ; Изд-во Моск. ун-та, 2019.
Прохоров Е.П. Введение в теорию журналистики: учебник для студентов вузов. 8-е изд., испр. М.: Аспект Пресс, 2011.
Тилли Ч. От мобилизации к революции. М.: ИД ГУ ВШЭ, 2019.
Тышецкая А.Ю. Инфлюенсеры vsтрадиционные медиа: новые институциональные конфликты медиапространства // Медиа в современном мире. 60-е Петербургские чтения: сб. мат. Междунар. науч. форума (30 июня - 2 июля 2021 г.) / отв. ред. А.А. Малышев: в 2 т. Т. 2. СПб.: Медиапапир, 2021. С. 148-150.
ХабермасЮ. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2006.
Castillo C. (2016) Big Crisis Data - Social Media in Disasters and Time-critical Situations. New York: Cambridge Univ. Press.
Couldry N., Hepp A. (2017) The Mediated Construction of Reality. Cambridge: Polity Press.
Curran J. (1996) Media and Democracy. London: Routledge.
de Albuquerque J.P., Herfort B., Brenning A., Zipf A. (2015) A Geographic Approach for Combining Social Media and Authoritative Data towards Identifying Useful Information for Disaster Management. International Journal of Geographical Information Science 29 (4): 667-689.
Denef S., Bayerl P.S., Kaptein N. (2013) Social Media and the Police - Tweeting Practices of British Police Forces During the August 2011 Riots. In: Proceedings of the 31th International Conference on Human Factors in Computing Systems. New York: ACM Press, pp. 3471-3480.
Dunas D.V., Vartanov S.A. (2020) Emerging Digital Media Culture in Russia: Modeling the Media Consumption of Generation Z. Journal of Multicultural Discourses 15 (7): 1-18. DOI: 10.1080/17447143.2020.1751648
Durkheim E. (1919) Methode Sociologique. Paris: Librairie Felix Alcan.
15
Eismann K., Posegga O., Fischbach K. (2016) Collective Behaviour, Social Media, and Disasters: A Systematic Literature Review. European Conference on Information Systems. Istanbul. Turkey. Режим доступа: https://www.researchgate. net/publication/301770302_Collective_Behaviour_Sodal_Media_and_Disasters_A_ Systematic_Literature_Review
Goolsby R. (2010) Social Media as Crisis Platform. ACM Transactions on Intelligent Systems and Technology. New York: Association for Computing Machinery (ACM).
Helsloot I., Ruitenberg A. (2004) Citizen Response to Disasters: a Surve y of Literature and Some Practical Implications. Journal of Contingencies and Crisis Management 12 (3): 98-111.
Hjarvard S. (2013) The Mediatization of Culture and Society. London: Routledge.
Hughes A., Gregory M., Joseph D., Sonesh S., Marlow S., Lacerenza C., et al. (2016) Saving Lives: a Meta-analysis of Team Training in Healthcare. J. Appl. Psychol 101 (9): 1266-304.
Hughes A., Palen L. (2012). The Evolving Role of the Public Information Officer: An Examination of Social Media in Emergency Management. Journal of Homeland Security and Emergency Management 9 (1). D0I:10.1515/1547-7355.1976
Hughes A., Tapia A. (2015) Social Media in Crisis: When Professional Responders Meet Digital Volunteers. Journal of Homeland Security and Emergency Management 12 (3): 679-706.
Jamil S., Sohal P. (2021) Reporting under Fear and Threats: The Deadly Cost of Being a Journalist in Pakistan and India. World of Media. Journal of Russian Media and Journalism Studies 2: 5-33. DOI: 10.30547/worldofmedia.2.2021.1
Johansson F., Brynielsson J., Quijano M. (2012) Estimating Citizen Alertness in Crises Using Social Media Monitoring and Analysis. European Intelligence and Security Informatics Conference, pp. 189-196.
Kaewkitipong L., Chen C., Ractham P. (2012) Lessons Learned from the Use of Social Media in Combating a Crisis: A Case Study of 2011 Thailand Flooding Disaster. In: Proceedings of the International Conference on Information Systems (ICIS). USA, Orlando, pp. 1-17.
Ludwig T., Kotthaus C., Reuter C., Dongen S. et al. (2017) Situated Crowdsourcing During Disasters: Managing the Tasks of Spontaneous Volunteers Through Public Dis-plays. International Journal on Human-Computer Studies (IJHCS) 102: 103-121.
Mendoza M., Poblete B., Castillo C. (2010) Twitter Under Crisis: Can We Trust What We RT? I n : Proceedings of the First Workshop on Social Media Analytics. Washington: ACM, pp. 71-79.
Merton R. (1949) Social Theory and Social Structure. Glencoe, IL: Free Press.
Ndinojuo, B. E., Ihejirika, W. C., Okon, G. B. (2020) Prevalent News Frames in News Reports about Military Operations Against Boko Haram in North-East Nigeria. World of Media. Journal of Russian Media and Journalism Studies 1: 5172. DOI: 10.30547/worldofmedia.1.2020.3
Pipek V., Reuter C., Ley B., Ludwig T. et al. (2013) Sicherheitsarena - Ein Ansatz zur Verbesserung des Krisenmanagements durch Kooperation und Vernetzung.
Crisis Prevention - Fach-magazin Fur Innere Sicherheit, Bevolkerungsschutz Und Katastrophenhilfe 3 (1): pp. 1-3.
Qu Y., Wu P., Wang X. (2009) Online Community Response to Major Disaster: A Study of Tianya Forum in the 2008 Sichuan Earthquake. DOI: 10.1109/ HICSS.2009.330
Reuter C. (2014) Emergent Collaboration Infrastructures: Technology Design for Inter-organizational Crisis Management (Ph.D. thesis). Germany: Springer Gabler.
Reuter C., Amelunxen C., Moi M. (2016) Semi-automatic Alerts and Notifications for Emergency Services Based on Cross-platform Social Media Data - Evaluation of a Prototype. In: Mayr H.C., Pinzger M. (eds.) Informatik 2016: von Menschen fur Menschen. Klagenfurt: GI-Edition-Lecture Notes in Informatics (LNI), pp. 1806-1819.
Reuter C., Heger O., Pipek V. (2013) Combining Real and Virtual Volunteers through Social Media. Lisbon, Portugal: ISCRAM.
Reuter C., Marx A., Pipek V. (2011) Social Software As an Infrastructure for Crisis Management - A Case Study About Current Practice and Potential Usage. In: Santos M.A., Sousa L., Portela E. (eds.) Proceedings of the Information Systems for Crisis Response and Management (ISCRAM). Lisbon, Portugal: ISCRAM.
Reuter C., Stieglitz S., Imran M. (2019) Social Media in Conflicts and Crises. Behaviour & Information Technology 39 (1): 1-11. DOI: 10.1080/0144929X.2019.1629025
Sakaki T., Okazaki M., Matsuo Y. (2010) Earthquake Shakes Twitter Users: Real-time Event Detection by Social Sensors. WWW '10: Proceedings of the 19thInternational Conference on World Wide Web. Raleigh: ACM, pp. 851-860.
Semetko H., Valkenburg P. (2000) Framing European Politics: A Content Analysis of Press and Television News. Journal of Communication 50 (2): 93-109.
Starbird K. (2013) Supporting the Geolocating Work of Crisis Mappers. Proceedings of GeoHCI Workshop at CHI. Paris: GeoHCI Workshop at CHI.
Starbird K., Palen L. (2012) (How) Will the Revolution be Retweeted?: Information Diffusion and the 2011 Egyptian Uprising. Proceedings of CSCW '12. Seattle: ACM, pp. 7-16.
Starbird K., Palen L. (2011) 'Voluntweeters': Self-organizing by Digital Volunteers in Times of Crisis. Proceedings of ACM Conference CHI. New York: Association for Computing Machinery, pp. 1071-1080.
Starbird K., Stamberger J. (2010) Tweak the Tweet: Leveraging Microblogging Proliferation with a Prescriptive Syntax to Support Citizen Reporting. In: French S., Tomaszewski B., Zobel C. (eds.) Proceedings of the Information Systems for Crisis Response and Management. Seattle: ISCRAM, pp. 1-5.
Ugwuoke J. C., Erubami J. A. (2021) Old War, New Battleground: Deconstructing the Potency of Social Media for Community Engagement in Nigeria's Human Rights Advocacy Efforts. World of Media. Journal of Russian Media and Journalism Studies 2: 56-74. DOI: 10.30547/worldofmedia.2.2021.3
Vartanova E., Gladkova A. (2020) Old and New Discourses in Emerging States: Communication Challenges of the Digital Age. Journal of Multicultural Discourses 15 (2): 119-125. DOI: 10.1080/17447143.2020.1780244
Vieweg S., Hughes A.L., Starbird K., Palen L. (2010) Microblogging During Two Natural Hazards Events: What Twitter May Contribute to Situational Awareness.
17
l< вопросу о cyöbeKTHOCTM KOH^MKTa b MeflMaKOMMyHMKa^oHHOM cpefle
Proceedings of the Conference on Human Factorsin Computing Systems (CHI). New York: Association for Computing Machinery, pp. 1079-1088.
White J., Palen L., Anderson K. (2014) Digital Mobilization in Disaster Response: The Work & Self-organization of On-line Pet Advocates in Response to Hurricane Sandy. In: Proceedings of the 17th ACM Conference on Computer Supported Cooperative Work & Social Computing. New York: ACM, pp. 866-877.
Wilensky H. (2014) Twitter as a Navigator for Stranded Commuters During the Great East Japan Earthquake. In: Hiltz S.R., Plotnick L., Pfaf M., Shih P.C. (eds.) Proceedings of the Information Systems for Crisis Response and Management (ISCRAM). Philadelphia: Pennsylvania State University, pp. 695-704.
Дата поступления в редакцию: 10.06.2021 Дата публикации: 17.06.2021
