CC BY
445
К ВОПРОСУ О СТРУКТУРЕ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ НОРМ
А.С. БАХТА,
кандидат юридических наук, доцент (Дальневосточный юридический институт МВД России)
Аннотация. В работе рассматривается проблема структуры нормы права, предлагаются варианты ее решения применительно к нормам уголовно-процессуального права. При этом обосновывается вывод о том, что структура норм права, зависит от тех функций, которые они выполняют, будучи включенными в определенную систему.
Ключевые слова: структура нормы права, гипотеза, диспозиция, санкция, уголовно-процессуальная норма.
Согласно учению о структуре правовой нормы, которое разрабатывается в рамках общей теории права, норма должна содержать в себе указания относительно того, кто, при каких обстоятельствах, что должен делать (или от чего должен воздержаться) и какие неблагоприятные последствия должны наступить, если субъект поступит иным, чем предусмотрено в норме, образом. Следовательно, для того чтобы представить уголовно-процессуальное право в виде совокупности правил поведения, необходимо из всей содержащейся в нормативных предписаниях информации вычленить отдельные варианты поведения (ответы на вопрос, что можно или должно делать или от чего необходимо воздержаться), установить, кому эти варианты адресованы, при каких обстоятельствах должно этими правилами пользоваться и какие отрицательные последствия наступят при их нарушении1. Сложность этой процедуры, кроме всего прочего (специфика уголовно-процессуальных норм, разнообразие их видов и т.д.), состоит и в том, что общетеоретическое учение о правовой норме не вооружает процессуалистов необходимыми указаниями на этот счет, хотя именно оно должно являться методологической основой для анализа структуры норм уголовно-процессуального права.
К сожалению, ряд авторов к проблеме структуры нормы права подходят упрощенно. Так, В.Н. Хро-панюк пишет, что норма права имеет характерное внутреннее строение (структуру): гипотезу, диспозицию и санкцию. Если гипотеза указывает, при каких условиях следует руководствоваться данным правилом, диспозиция — каким может или должно быть поведение, при наличии условий, предусмотренных гипотезой, то санкция определяет, какие меры государственного взыскания могут применяться к нарушителю правила, предусмотренного диспозицией. По мнению автора, норма права может выполнять свои непосредственные регулятивные функции лишь при наличии всех ее структурных элементов2.
Подобный подход имеет место применительно и к структуре уголовно-процессуальных норм.
Так, утверждается, что элементы нормы — гипотеза, диспозиция и санкция — присущи и уголовно-процессуальной норме3. Гипотеза такой нормы указывает условия, при которых следует (возможно) поступать определенным образом, например случаи, допускающие оглашение в суде показаний свидетеля (ч. 1, 2 ст. 281 УПК РФ). Диспозиция — само правило поведения (оглашение показаний свидетеля, ранее данных при производстве предварительного расследования... допускается (ч. 1 ст. 281 УПК РФ)). Что касается санкции как отрицательного последствия неисполнения предписаний уголовно-процессуальной нормы, подчеркивается, что она не является ее обязательной частью, ибо она может быть изложена в одной статье закона и распространяться только на норму, изложенную в этой статье, или в одной статье закона может быть изложена санкция за нарушение ряда норм уголовно-процессуального закона (например, в силу ст. 381 УПК РФ отмена или изменение приговора может иметь место ввиду нарушений многих норм, изложенных в различных статьях уголовно-процессуального закона)4.
Аналогичную позицию занимают те ученые, которые полагают, что по своей структуре каждая норма включает в себя три элемента (части): диспозицию, гипотезу и санкцию. При этом подчеркивается, что «иногда в статье закона формулируется только часть нормы, а другие ее части следует обнаруживать в других статьях или в ином нормативном акте», «норма права не выполнила бы своей регулятивной роли, если бы в ней отсутствовал какой-либо из названных структурных элементов», поэтому законодатель при формулировании норм права обязан вписать каждую часть особо или дать соответствующую отсылку, а тот, кто реализует норму, должен иметь в виду всю связь элементов нормы, с тем чтобы юридически грамотно выстроить свои поступки5.
М.И. Байтин полагает, что любая правовая норма устанавливает для участников регулируемых ею общественных отношений взаимные права и обязанности, предусматривает фактические обстоятельства, при наличии которых носителями этих прав и
обязанностей становятся определенные, конкретные лица — субъекты правоотношений; предупреждает о последствиях нарушения данной нормы6. П.Е. Нед-байло утверждал, что, так же как и нормы материального права, процессуальные нормы имеют трехчленную структуру7. По мнению П.А. Лупинской, являющейся сторонницей трехчленной структуры нормы уголовно-процессуального права, последнее — это записанное в законе обязательное правило, содержащее указание на условия его исполнения, субъектов регулируемых отношений, их права и обязанности, санкции за неисполнение обязанности или нарушение запрета. С позиции автора, элементы нормы — гипотеза, диспозиция и санкция — присущи и уголовно-процессуальной норме8.
Тем не менее стали появляться и иные идеи. Было сформулировано мнение о том, что трехчленный состав присущ лишь логической норме. Высказано предложение отличать от логической нормы норму-предписание, содержащую в зависимости от характера нормы (регулятивного или охранительного) гипотезу и диспозицию или гипотезу и санкцию9.
Данную точку зрения в теории права развивает С.С. Алексеев. Исходя из того, что всякая норма права содержит в себе интеллектуальный и волевой момент, автор находит: если норму права анализировать в «интеллектуальном разрезе», то весь (или почти весь) нормативный материал, в принципе, можно представить в виде правовых норм с трехчленной структурой, т.е. состоящей из гипотезы, диспозиции, санкции, если же производить анализ правовых норм в «волевом разрезе», то следует вывод, что нормы права имеют двухчленную структуру, т.е. состоят из гипотезы (диспозиции) и санкции. Рассуждая в этом ключе, С.С. Алексеев именует норму, взятую в «интеллектуальном разрезе» логической нормой, а норму, взятую в «волевом разрезе», волевой нормой10.
Логическая норма — это выявляемое логическим путем общее правило, которое воплощает органические связи между нормативными предписаниями и обладает полным набором свойств, раскрывающих их государственно-властную, регулятивную природу. Логическая норма выявляется логическим путем, ибо она не представлена в тексте нормативного акта в виде одного, цельного фрагмента. Ее содержание, ее элементы «разбросаны», воплощены в ряде нормативных предписаний и в соответствии с этим расположены в различных статьях текста или даже в нескольких актах. Думается, что данные положения вполне соответствуют утверждению, что для структуры норм уголовно-процессуального права характерно особо четкое формулирование в них гипотез и диспозиций, притом, что санкция нередко формулируется применительно не к одной, а к нескольким, ко многим однородным нормам, иногда и целому комплексу диспозиций и гипотез.
В силу того что некоторые элементы уголовно-процессуальных норм (особенно санкций) закреплены в разных частях одних и тех же нормативных актов и даже в различных нормативных актах, их обнаружение представляется иногда сложным11. Вместе с тем «умение находить в нормативных актах все элементы правовых норм, соединить эти элементы воедино и мысленно конструировать правовую норму, умение правильно анализировать форму изложения правовых норм в нормативных актах имеет существенное значение в практике применения правовых норм»12.
Следует отметить, что таких норм, формулирующих главным образом диспозицию, прямо или косвенно гипотезу и непосредственно не указывающих на санкцию, в уголовно-процессуальном законодательстве большинство. Примером могут служить нормы права, основное содержание которых закреплено в главах 21, 22, 32 и других УПК РФ. Было бы неправильно полагать, что такие логические нормы вовсе не предусматривают санкций. В соответствующих случаях речь идет не об отсутствии санкций в нормах уголовно-процессуального права, а о формулировании их в различных частях нормативных актов, иногда в общем виде для различных правовых норм. Подтверждением тому могут служить положения ст. 221, 226 УПК РФ, указывающие основание возвращения уголовного дела следователю, дознавателю для производства дополнительного расследования и устранения выявленных недостатков. Эти нормы предусматривают санкции, рассчитанные на существенное нарушение органами дознания, следствия большого комплекса и притом самых различных по своему конкретному проявлению правил поведения, формулируемых многими статьями УПК РФ.
Известна и другая концепция, согласно которой правовые нормы образуются из двух элементов: гипотезы и диспозиции либо диспозиции и санкции, т.е. по формулам: «если — то» либо «если не то — иначе»13. При этом представлению о трехчленной структуре нормы как априорному, нереальному противопоставляется двухчленное образование в качестве «живых» норм права, «живых клеточек» права, «первичных частиц правовой материи», которые выступают в виде «элементарных и в то же время словесно-логических цельных формул»14.
Подтверждение этой концепции Л.Б. Алексеева увидела в том, что в уголовно-процессуальном законодательстве нет ни одного предписания, соединяющего в себе одновременно гипотезу, диспозицию и санкцию15. В.Н. Протасов подчеркивает, что возникновение и дальнейшее существование, динамика правоотношения всегда нуждаются в двух нормативных элементах: указании на юридические факты (I) и указании на юридические последствия наступления этих фактов (II). Необходимость и достаточность двух элементов для формирования правовой связи как раз
и выступает основой, главным аргументом в пользу вывода о существовании двухэлементных норм16. Как справедливо писал С.В. Курылев, любая юридическая норма состоит из двух частей — условий (поведения людей, событий), с которыми норма связывает определенные юридические последствия, и самих юридических последствий. По его мнению, таковы две обязательные части юридической нормы, без любой из них юридическая норма перестает существовать в присущем ей качестве17. В этой связи представляется значительным замечание В.Н. Протасова: «Там, где сторонники трехчленной конструкции усматривают лишь одну норму, на самом деле имеют место две двухэлементные юридические нормы: регулятивная и охранительная. Ведь если санкция есть указание на определенные юридические последствия (а в этом ни у кого сомнения нет), то она должна иметь и соответствующее ей указание на условие своего действия. И только при таком условии на основе санкции может возникнуть правовое отношение. Поэтому, используя для анализа текста нормативного акта трехзвенную конструкцию нормы, нужно учитывать, что в ней недостает указания на условия действия охранительного предписания»18.
Таким образом, структура норм права, как и структура любых целостных объектов, зависит от тех функций, которые они выполняют, будучи включенными в определенную систему. Осознавать это достаточно важно, что не всегда наблюдается в теории уголовного процесса. Так, нередко авторы обращаются к анализу уголовно-процессуальных норм, о чем, в частности, заявляют в наименовании своих работ, однако исследованию подвергают лишь отдельный элемент нормы, забывая о том, что она не одноэлементная конструкция19.
Как подчеркивалось выше, функциональная специализация уголовно-процессуальных норм приводит к тому, что в системе этой отрасли права появляются нормы, призванные определить общее правовое положение тех или иных субъектов уголовно-процессуальной деятельности, дать общее определение тем или иным понятиям и терминам, указать на общий, единый и обязательный порядок ведения производства по уголовным делам и т.д. Существует мнение, что в этих нормах выделение гипотезы в качестве самостоятельного структурного элемента просто не имеет смысла, поскольку каждый элемент правовой структуры должен нести определенную функциональную нагрузку в механизме регулирования. Если мы из указанных норм вычленим информацию об условиях их действия и выделим ее в качестве самостоятельного структурного элемента, соединенного с самим правилом по принципу «если — то», то окажется, что, во-первых, данная информация не будет нести сколько-нибудь существенной регулятивной нагрузки и, во-вторых, сам характер этих норм претерпит некоторые изме-
нения. Например, преобразовав норму «Правосудие по уголовным делам осуществляется только судом» в норму «Если осуществляется правосудие по уголовным делам, то оно осуществляется только судом», мы легко заметим, что сконструированная гипотеза не только не способна уточнить условия, при которых данная норма применяется, но и затушевывает характер этой нормы как принципиального положения, призванного определить общее правовое положение суда в системе государственных органов, осуществляющих уголовный процесс. То же самое относится к норме «Обвиняемый имеет право на защиту» и др.20
По мнению же В.К. Бабаева, структура исходных (учредительных, отправных) норм представлена в виде совокупности признаков правового понятия, явления, принципа, общественно-политической ситуации. Нет смысла поэтому, с точки зрения автора, искать в таких нормах гипотезу, диспозицию или санкцию21.
По нашему же мнению, существуют некоторые из специализированных норм, которые формулируют, главным образом, диспозицию, органически предполагают гипотезу и только в соответствии с другими нормами, закрепленными в этом или другом законе, санкцию. Так, согласно ст. 15 УПК РФ «Уголовное судопроизводство осуществляется на основе состязательности сторон». Гипотезой здесь будет осуществление по уголовным делам правосудия; диспозицией — обеспечение при этом состязательности сторон, разделение функций обвинения, защиты и разрешения уголовного дела, обеспечение равенства сторон защиты и обвинения. Санкция же, на первый взгляд, отсутствует. Однако она отсутствует в формулировке этой статьи закона, но не в данной логической правовой норме, которая может быть достаточно полно понята лишь в сочетании с другими статьями УПК РФ (например, ст. 379, 381 УПК РФ), согласно которым нарушение уголовно-процессуального закона (к числу которых, безусловно, относится нарушение указанного правила поведения) служит основанием к отмене приговора.
Гипотеза нормы права — это указание на условие (обстоятельства, юридические факты), при которых могут быть осуществлены права, должны быть исполнены обязанности и соблюдены запреты, образующие диспозицию той же нормы.
В тексте уголовно-процессуального закона гипотезы обозначаются посредством разных грамматических форм. В одних случаях — это придаточная часть сложноподчиненного предложения. Например: «Если деяние, предусмотренное главой 23 Уголовного кодекса Российской Федерации, причинило вред интересам исключительно коммерческой или иной организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием, и не причинило вреда интересам других организаций, а также интересам
граждан, общества или государства.» (ст. 23 УПК РФ). Нередко это развернутое обстоятельство, условия с предлогом «при». Например, «при деятельном раскаянии лица в совершении преступления.» (ч. 2 ст. 28 УПК РФ). Такие обстоятельства могут выражаться с помощью предложного словосочетания «в случае». Например: «В случае неявки по вызову без уважительных причин» (ч. 1 ст. 113 УПК РФ). Используется в этих случаях и деепричастный оборот. Например: «Установив при разрешении вопроса о назначении судебного заседания, что поступившее уголовное дело не подсудно данному суду..» (ч. 1 ст. 34 УПК РФ). Во многих же статьях УПК гипотеза соответствующей нормы буквально не обозначена и уясняется путем ее логического анализа.
Гипотезы уголовно-процессуальных норм можно различать по степени общности и, следовательно, по объему охватывающих ими обстоятельств. Наиболее широкий объем имеют гипотезы типа: «Если осуществляется уголовное судопроизводство.» (ст. 8, 18 УПК РФ). Аналогично, нормы об общих условиях той или иной процессуальной стадии имеют гипотезы, детерминирующие реализацию соответствующих прав и обязанностей вступлением дела в данную стадию. Так, в ч. 2 ст. 37 УПК РФ зафиксирована гипотеза: «В ходе досудебного производства по уголовному делу прокурор уполномочен: ...». Минимальный объем присущ гипотезам норм о конкретных следственных и судебных действиях. Такова, например, гипотеза нормы о привлечении в качестве обвиняемого: «При наличии достаточных доказательств, дающих основание для обвинения лица в совершении преступления...» (ч. 1 ст. 171 УПК РФ).
Одним из оснований для классификации связей между гипотезами и диспозициями процессуальных норм могут служить количественные характеристики. По этому основанию выделяются, прежде всего, однозначные связи, когда одной гипотезе соответствует только одна диспозиция. Норма с такой связью закреплена, например, в ст. 172 УПК РФ: при предъявлении обвинения следователь обязан разъяснить обвиняемому его права. Иной тип связи представлен в норме, предусмотренной ст. 61 УПК РФ: судья не может участвовать в рассмотрении дела, если он:
1) является потерпевшим, гражданским истцом, гражданским ответчиком или свидетелем по данному уголовному делу;
2) участвовал в качестве присяжного заседателя, эксперта, специалиста, переводчика, понятого, секретаря судебного заседания, защитника, законного представителя подозреваемого, обвиняемого, представителя потерпевшего, гражданского истца или гражданского ответчика, дознавателя, следователя, прокурора в производстве по данному уголовному делу;
3) является близким родственником или родственником любого из участников производства по данному уголовному делу;
4) если имеются иные обстоятельства, дающие основание полагать, что они лично, прямо или косвенно, заинтересованы в исходе данного уголовного дела.
Здесь фактически более 20 гипотез, распределенных по четырем группам, причем каждая из этих гипотез сама по себе, независимо от других, устанавливает необходимое и достаточное условие для осуществления одной диспозиции — запрета судье участвовать в рассмотрении уголовного дела.
Общая теория права выделяет так называемые неопределенные гипотезы. Под этим понимают формулировки типа: «в случае необходимости», «по усмотрению» и т.п., включенные в текст закона вместо указания на конкретные условия для применения диспозиций.
Как нетрудно заметить из вышеизложенных примеров, гипотеза норм уголовно-процессуального права — это часть юридической нормы, указывающая на жизненные обстоятельства при наличии (положительная гипотеза) или отсутствии (отрицательная гипотеза) которых реализуется норма права, т.е. ее диспозиция или санкция. Если в гипотезе указано одно обстоятельство, с наличием или отсутствием которого связывается действие юридической нормы, то такая гипотеза называется простой. Если гипотеза ставит действие нормы права в зависимость от наличия или отсутствия двух и более обстоятельств, то она называется сложной. Наконец, альтернативной гипотезой предполагается отсутствие или наличие одного из нескольких обстоятельств, закрепленных в норме права (например, упомянутых в ст. 61 УПК РФ).
Диспозиция рассматривается как та часть процессуальной нормы, где описывается модель должного, возможного или возможно-должного поведения участников регулируемого общественного отношения в сфере юридического процесса.
В процессуальной литературе чаще всего обращают внимание на то, что: а) все предписания процессуальных норм носят процедурный характер; б) они, как правило, адресуются субъектам, которые наделены властными полномочиями по применению норм материального права.
Процедурный характер диспозиций процессуально-правовых норм заключается в том, что они описывают не только действия участников процесса, но и способ, порядок, последовательность их совершения, а также форму закрепления результатов этих действий.
Сложная конструкция диспозиций уголовно-процессуальных норм определяется сложностью регулируемых ими общественных отношений, которая выражается в следующем. Во-первых, в силу множественности участников процессуальной деятельности отношения между ними чаще всего представляют собой взаимосвязи, взаимозависимости
и взаиморазграничения одновременно нескольких субъектов, а это требует отражения и закрепления последовательности и образа действий каждого из них. В уголовно-процессуальном законодательстве существуют статьи, подтверждающие это положение. Это и порядок проведения очной ставки (ст. 192 УПК РФ), допроса свидетеля (ст. 187—190 УПК РФ) и последовательность проведения иных следственных действий (выемка, обыск, наложение ареста на почтово-телеграфные отправления, их осмотр и выемка и др. — ст. 182—185 и др. УПК РФ).
Во-вторых, в ходе процессуальной деятельности осуществляется доказывание, предполагающее специфический вид познания. Соответственно результаты правоприменительной деятельности должны быть вполне определенным образом объективированы во вне, что не может не сказаться на форме диспозиции процессуальных норм. Появляются многочисленные статьи процессуального закона, регламентирующие порядок оформления тех или иных процессуальных действий (например, ст. 166 УПК РФ).
Диспозиции некоторых уголовно-процессуальных норм предусматривают возможность принудительных мер в отношении некоторых участников процесса: это и меры пресечения, и освидетельствование, и обыск, и выемка, и временное отстранение обвиняемого от должности и др. Основание применения таких норм уголовно-процессуального принуждения, имеющих сугубо превентивную природу, не связано с противоправным, виновным поведением соответствующего лица, а сами эти меры не представляют собой санкции.
Санкция. В теории права санкцией называют «нормативное определение мер государственного принуждения, применяемых в случае правонарушения и содержащих его итоговую оценку»22. В этом смысле санкции уголовно-процессуальных норм — это определение принудительных мер, применяемых в случаях правонарушений при производстве по уголовным делам. Круг и содержание этих санкций, связи каждой из них с теми или иными правонарушениями, субъекты применения и адресаты санкций, способы их применения устанавливает уголовно-процессуальный закон.
Применение санкций в качестве ответной меры на правонарушение — признак, которым она отграничивается от принудительных мер превентивного характера, т.е. мер, направленных на предупреждение правонарушений. Отграничение это, однако, не абсолютно.
Во-первых, в уголовном процессе одни и те же формы принуждения предусмотрены законом в одних случаях в качестве превентивных мер, а в других — в качестве санкций. Так, по общему правилу, меры пресечения применяются при наличии оснований полагать, что обвиняемый может скрыться от расследования и суда, или воспрепятствует произ-
водству по делу, или будет заниматься преступной деятельностью. Они направлены на то, чтобы не допустить такого поведения, т.е. имеют характер превенции (ст. 97 УПК РФ). Применение же более строгой меры пресечения к нарушителю, например подписки о невыезде (ч. 1 ст. 108 УПК РФ), представляет собой реализацию санкции. Привод, напротив, как правило, служит санкцией в случае неявки по вызову без уважительной причины (ст. 113 УПК РФ).
Во-вторых, закрепление санкций в законе, сообщение о возможности их применения и само применение оказывает общее предупредительное воздействие на других лиц23. Санкции в уголовном процессе могут быть классифицированы в зависимости от того, кто правомочен их применять (следователь, прокурор или суд), а также от того, к кому они применяются (к органам и должностным лицам, ответственным за производство по делу, либо к участвующим в деле лицам, либо к другим гражданам).
Санкции уголовно-процессуальных норм имеют специфический характер. Они выражаются не только в мерах непосредственного воздействия на правонарушителей, но и в мерах восстановления законности, нарушенной противоправным действием (например, п. 2 ч. 1 ст. 221, п. 2 ч. 1 ст. 226 УПК РФ).
По непосредственно достигаемой цели различаются правовосстановительные и штрафные (карательные) санкции. Карательными (штрафными) санкциями являются, например, обращение в доход государства залога в случаях невыполнения или нарушения подозреваемым, обвиняемым соответствующих обязательств (ч. 4 ст. 106 УПК РФ), денежное взыскание, налагаемое на поручителя, нарушителя порядка в зале судебного заседания, других лиц (ч. 4 ст. 103, 117 УПК РФ).
Представляется недостаточно обоснованным мнение о том, что в последнем случае речь идет не о процессуальном, а о материальном правонарушении, — наложение судом денежного взыскания является реализацией санкции административно-правового характера и к процессуальной ответственности никакого отношения не имеет24. Однако нельзя не учитывать, на наш взгляд, что взаимоотношения суда и участников судебного заседания регулируются не материально-правовыми (в частности, административными), а процессуальными нормами и за нарушение порядка в судебном заседании граждане могут быть подвергнуты не только штрафу, но и удалению из зала заседания. Это показывает направленность данной санкции именно на достижение конечной цели юридического процесса. Нарушение порядка в судебном заседании является процессуальным правонарушением, посягающим на процессуальные отношения, представляющие собой отклонение от требований диспозиции соответствующей процессуальной нормы25.
Следует заметить, что штрафных (карательных) санкций, непосредственно воздействующих на правонарушителей (типичных, например, для норм уголовного права), в уголовно-процессуальном праве меньше. В подавляющем большинстве норм данной отрасли права речь идет о санкциях в виде мер восстановления законности, нарушенной противоправными действиями субъектов уголовно-процессуальных прав и обязанностей, главным образом компетентных органов государства и соответствующих должностных лиц. Такие санкции, как подчеркивалось, называются правовосстановительными.
А.М. Ларин обращает внимание на то, что, представляя собой элемент правовой нормы, санкция, в свою очередь, также может рассматриваться как системный объект с собственными элементами, с собственной внутренней структурой. По его мнению, элементами санкции в уголовно-процессуальной норме являются указания: а) о содержании меры принуждения; б) о субъекте, применяющем эту меру; в) о форме, процессуальном порядке ее применения26.
Правовосстановительные санкции также предусматривают властное принуждение и отрицательную оценку, которые должен претерпеть субъект, допустивший неправомерное действие или решение. Но здесь принуждение направлено не на личность, а на приведение в соответствие с законом отношения, нарушенного этими действиями или решениями. Таким образом, применение правовос-становительной санкции служит гарантией правильного «движения» дела, законного и обоснованного выполнения следственных и судебных действий, реализации процессуальных прав и обязанностей27. Так, согласно п. 2 ч. 2 ст. 381 УПК РФ приговор подлежит отмене, если он вынесен незаконным составом суда. К числу таких санкций относится также обязанность прокурора возвратить расследованное уголовное дело для производства дополнительного дознания и следствия (п. 2 ч. 1 ст. 221, п. 2 ч. 1 ст. 226 УПК РФ), обязанность суда возвратить дело прокурору для устранения отдельных недостатков (ст. 237 УПК РФ).
Нарушение уголовно-процессуального закона лицами, осуществляющими производство по делу, может повлечь за собой дисциплинарную ответствен-ность28. Для некоторых наиболее опасных уголовно-процессуальных правонарушений законодатель считает недостаточными меры процессуального принуждения и устанавливает санкции соответствующих норм уголовного права, не допускающих проявление неуважения к суду, воспрепятствование осуществлению правосудия, дачи свидетелями и потерпевшими заведомо ложных показаний и др.
Подводя итог, подчеркнем, что построение логических норм имеет важное теоретическое и практическое значение для уголовно-процессуального права.
«Ценность трехчленной формулы состоит в том, что она побуждает практических работников к тщательному и всестороннему анализу нормативного материала во всем его объеме, к сопоставлению неразрывно связанных между собой статей закона»29. Она же побуждает законодателя при формулировании правовых предписаний видеть весь спектр юридического регулирования, в каждом случае четко решать вопрос и о самом правиле, и об условиях его действия, и о государственных мерах его обеспечения. В тексте нормативного акта (в нашем случае — УПК РФ) прямое выражение должны найти нормы-предписания (состоящие из двух элементов), поскольку они отражают главное, что свойственно первичному звену нормативной системы, — обеспечение конкретизированного, детального, точного и определенного поведения людей.
1 См.: Советский уголовно-процессуальный закон и проблемы его эффективности. — М., 1979. С. 109.
2 См.: Хропанюк В.Н. Теория государства и права. — М., 1993. С. 173.
3 См.: Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: Учебник / Отв. ред. П.А. Лупинская. — М., 2003. С. 45; Курс уголовного судопроизводства: Учебник. В 3 т. Т 1: Общие положения уголовного судопроизводства. — М., 2006. С. 159.
4 См.: Уголовный процесс. — М., 1995. С. 31—32; Шагие-ва Р.В. Процессуально-правовые нормы и их реализация в социалистическом обществе. — Казань, 1986. С. 19—24.
5 См.: Общая теория права и государства. — М., 1994. С. 119—120. См. также: Комаров С.А. Общая теория государства и права. — М., 1995. С. 177—178.
6 См.: Теория государства и права. — Саратов, 1995. С. 273.
7 Юридическая процессуальная форма: теория и практика. — М., 1976. С. 37.
8 См.: Уголовный процесс. — М., 1995. С. 28, 31; Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: Учебник / Отв. ред. П.А. Лупинская. — М., 2003. С. 45—46.
9 См.: РыбинА.В. Виды и структура правовых норм // Ученые записки Пермского университета, 1958. Т. XV. Вып. 3. С. 41.
10 См.: Алексеев С.С. Проблемы теории права. Т. 1. — Свердловск, 1972. С. 219—230; Он же. Общая теория права: Учебник. — М., 2008. С. 293—297; Структура советского права. — М., 1975. С. 91—102; Общая теория права. Курс: В 2 т. — М., 1982. Т 2. С. 36—46, 54—64.
11 См.: Элькинд П.С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального права. — М., 1967. С. 24.
12 Пиголкин А.С. Нормы советского социалистического права и их структура. — М., 1960. С. 193.
13 См.: Алексеев С.С. Общетеоретические принципы исследования структуры права // Сов. гос-во и право. 1971. № 3. С. 46.
14 Черданцев А.Ф. Специализация и структура норм права // Правоведение. 1970. № 1. С. 43; Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 2. С. 43.
15 См.: Советский уголовно-процессуальный закон и проблемы его эффективности. С. 122.
16 См.: Протасов В.Н. Основы общеправовой процессуальной теории. — М., 1991. С. 72.
17 См.: Курылев С.В. О структуре юридической нормы // Труды Иркутского университета. Т. 27. Серия юридическая. Вып. 4. — Иркутск, 1958. С. 179.
18 Протасов В.Н. Указ. соч. С. 73.
19 См., напр.: Дзюбенко А.А. Уголовно-процессуальные нормы, регламентирующие собирание и исследование мировым судьей доказательств по делам частного обвинения, нуждаются в совершенствовании // Совершенствование норм и институтов Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. — Омск, 2006. С. 219—223; Черкасов Д.А., Черкасова Е.К. Уголовно-процессуальные нормы о представительстве потерпевшего и частного обвинителя нуждаются в модернизации // Там же. С. 250— 253.
20 См.: Советский уголовно-процессуальный закон и проблемы его эффективности. С. 117—118.
21 См.: Общая теория права. С. 296—297.
22 Лейст О.Э. Санкции и ответственность по советскому праву (Теоретические проблемы). — М., 1981. С. 7.
23 См.: Ларин А.М. Уголовный процесс: структура права и структура законодательства. — М., 1985. С. 232; Коваленко Л.В. Воспитательно-профилактическая деятельность следователя: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Н.Новгород, 2007. С. 10—11.
24 См.: МельниковЮ.И. Природа и содержание норм процессуального права в социалистическом обществе. — Ярославль, 1976. С. 101; Курс уголовного судопроизводства: Учебник. В 3 т. Т 1: Общие положения уголовного судопроизводства. — М., 2006. С. 160.
25 См.: Гафизов М.Х. Денежное взыскание как мера уголовно-процессуального принуждения: Автореф. дис. канд. юрид. наук. — М., 2006. С. 17—18.
26 См.: Ларин А.М. Указ. соч. С. 233.
27 Там же.
28 См.: Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: Учебник / Отв. ред. П.А. Лупинская. — М., 2003. С. 46.
29 Общая теория советского права. — М., 1966. С. 197.
РЕАЛИЗАЦИЯ НОРМ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА В ИЗБИРАТЕЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
А.В. БЕТИН,
адъюнкт Московского университета МВД России
Аннотация. В статье дается характеристика международным избирательным стандартам. На основе анализа российских и международных избирательных норм рассматривается роль международных избирательных стандартов в избирательном праве России.
Ключевые слова: избирательное право, избирательный процесс, международные избирательные стандарты.
Провозгласив себя демократическим правовым федеративным государством, Российская Федерация взяла обязательства привести свою избирательную систему в соответствие с мировыми стандартами.
Интересы целостности России как федеративного государства, устойчивого развития отечественной правовой системы требуют согласованного избирательного законодательства, формирующегося на федеральном уровне и уровне субъектов с учетом тенденций развития международной системы норм1.
Сущность системы законодательства раскрывается, как правило, путем анализа ее структуры2. При анализе норм Конституции Российской Федерации на предмет регулирования выборов выделяют статьи 1, 3, 32; п. «в», «г» ст. 71; пп. «б», «н» ст. 72; статьи 73, 81, 95—97, 1303.
При этом «фундаментом избирательных правоотношений» специалисты называют нормы ст. 32 Конституции РФ4.
Едва ли нормы и положения Конституции нужно излагать слишком детально, но нельзя не признавать справедливой позиции о том, что действующей Конституции насущно необходим раздел, который мог бы обозначаться «Избирательная система»5. Более того, конституции советского периода (например, Конституция РСФСР 1978 г.) имели специальные главы, которые обозначались «Избирательная система». Анализ правовых систем, а именно Основных законов зарубежных стран, подтверждает, что разделы о выборах находят отражение, например, в Перу, Болгарии, Дании.
Хотя конституции большинства государств содержат положения, закрепляющие основные принципы избирательного права, этого не всегда достаточно
