CC BY
44
В. Т. Садченко
К ВОПРОСУ О СТИЛИСТИЧЕСКОЙ ПРОНИЦАЕМОСТИ ТЕКСТОВ (НА МАТЕРИАЛЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЫ А. И. СОЛЖЕНИЦЫНА)
В статье рассматриваются особенности структурирования художественного текста, а также использование невербальных знаков (метапоказателей очередности и средств, сопровождающих сноски) как одно из явлений взаимопроникновения стилей литературной речи, в частности проявление влияния научного стиля на художественный.
Наметившаяся еще в середине прошлого века тенденция к взаимопроникновению стилей, проявлявшаяся, в первую очередь, в связи с демократизацией литературного языка как влияние устной разговорной речи на письменный литературный язык1, во второй половине ХХ века приобрела вполне определенные черты. Так, ученые констатируют, что современный публицистический стиль (особенно стиль масс-медиа) характеризуется пестротой разностилевых элементов2 и приемов. «Наступление» на функционально-стилистическую дифференциацию продолжается: в ряде художественных текстов мы можем отметить «факты смещения стилистических контрастов»3, а именно явления, характерные для научного стиля.
Сближение научного и художественного стилей проявляется в особой композиционной организации художественного текста, его архитектонике, то есть внешней структуре, а также в использовании невербальных знаков, участвующих в структурировании текста и способствующих актуализации авторских личностных смыслов.
В своем исследовании мы обратились к произведениям такого автора, как А. И. Солженицын, на том основании, что «:...в своем языковом творчестве... он созвучен искусству конца ХХ века»4. По словам П. А. Николаева, Солженицын относится к писателям, у которых «налицо абсолютная гармония стиля и мысли, даже стиля и жанра. .У него сюжет, жанр и язык идеально соотнесены между собой»5.
Исследованный материал показал, что влияние научного стиля на художественный проявляется в появлении качественно новых жанров, в частности «Архипелаг ГУЛАГ» А. И. Солженицына назван «опытом художественного исследования», а роман-эпопея «Красное Колесо» определен автором как «повествованье в отмеренных сроках». По оценкам исследователей6, оба произведения представляют собой совершенно особый жанровый сплав. Н. Ф. Тюрина отмечает, что «жанр “Архипелага” <...> синтетический. Различные жанровые компоненты, входящие в данный жанр (летопись, роман-эпопея, автоагиография, мемуары и др.), органично сочетаются друг с другом и являются равноправными компонентами одного целого» . Выбор жанра «Архипелага.» был обусловлен выбором темы: сложный и детальный анализ действительности глазами художника продиктовал писателю столь сложную и необычную форму.
Объясняя смысл термина «художественное исследование», сам Солженицын сформулировал полное определение данного жанра следующим образом: «Художественное исследование - это такое использование фактического (не преображенного) материала, чтобы из отдельных фактов, фрагментов, соединенных, однако, возможностями художника, - общая мысль выступала бы с полной доказательностью, никак не слабей, чем в исследовании научном»8. Следовательно, в «Архипелаге.» Солженицын попытался соединить разные по своей коммуникативной направленности приемы научной прозы и стиля художественной литературы.
Следует отметить, что главным жанровым признаком всех произведений А. И. Солженицына, и романа «Архипелаг ГУЛАГ» в особенности, является тенденция к объективности и документальности, о которой говорил сам автор. Причем документальность находит в творчестве А. И. Солженицына двоякое воплощение: это и прямое цитирование исторических документов (материалов газет, речей известных политиков), и так называемая «художественная документальность», которая «определяется авторской эстетической установкой по отношению к факту. Предметом изображения в произведении является действительность, для воплощения которой и необходим факт (цифры, точные даты и др.)», но «важна не сумма фактов как самоцель, а образ реальности, причем художественный образ»9.
Стремление А. И. Солженицына к документально-точному воссозданию подлинной жизненной реальности обусловлено также принципиальным ограничением автора в сфере вымысла, который сведен писателем к минимуму, так как чрезмерное введение вымышленного противоречит основной идее и замыслу - дать развернутый рассказ о России: о революции в России, о лагерях, о жизни деревни и т. д., - показать «картину мира», помещенную в «повествованье в отмеренных сроках». Такая позиция позволяет автору максимально объективизировать письмо. Романы А. И. Солженицына можно поэтому назвать историографическими, так как писатель «берет на себя роль историка, пытаясь восполнить пробелы, оставленные тоталитарной историей»; таким образом, происходит «воссоединение историографии и литературы»10
Документальность и достоверность описываемого должны подчеркивать и используемые автором невербальные знаки, в частности употребление сплошной линейки как знака, отделяющего базовый текст от комментариев к тексту, то есть сносок. Сноски - безусловная специфическая особенность научных текстов. Использование сносок в поэтическом тексте и вербальных метапоказателей очередности («:во-первых, ... во-вторых») в художественном прозаическом тексте в качестве языковой игры с читателем, средства выражения иронии уже было отмечено исследователями11.
Совершенно иное применение сносок мы находим в художественной прозе А. И. Солженицына, где они используются в той же функции, что и в научном стиле, в соответствии с жанром «исследование»:
«В самое страшное время “столыпинского террора” либеральная “Русь” на первой странице без помех печатала крупно: “Пять казней!.. Двадцать казней в Херсоне!” Толстой рыдал, говорил, что жить невозможно, что ничего нельзя представить себе ужаснее. *
Вот уже упомянутый список “Былого”: 950 казней за 6 месяцев. **
* “Лев Толстой в воспоминаниях современников”. ГИХЛ, 1955, т. 2, стр. 232,
233.
** Журнал “Былое”, № 2/14, февраль 1907.»12
Подобных сносок по всему тексту очень много, они включают и отсылки на литературу (как в приведенном выше примере), и пояснения-комментарии к отдельным фрагментам текста:
«...28 тысяч первых воркутинских каторжан - все ушли под землю за один год. Удивимся, что - не за месяц. *
* При Чехове на всем каторжном Сахалине оказалось каторжан - сколько бы
вы думали? - 5905 человек, хватило бы и шести букв. Почти такой же был наш Эки-
бастуз, а Спасск-то больше куда. Только слово страшное - «Сахалин», - а на самом деле - одно лаготделение! Лишь в Степлаге было двенадцать таких. Да таких, как
13
Степлаг, - десять лагерей. Считайте, сколько Сахалинов» .
К явлениям, демонстрирующим стилистическую проницаемость, относится и употребление сложных построений, широко представленных в художественной прозе А. И. Солженицына, например:
« Не забыть, не упустить ни одного важного дела, и все уложить в 4-5 минут. Когда он уже будет лежать, поверженный, -
1) сбросить свой китель, надеть его, более новый, с погонами;
2) снять с него ботиночные шнурки и зашнуровать свои падающие ботинки, -вот на это много времени уйдет;
3) его бритвенное лезвие заложить в специально приготовленное место в каблуке (если поймают и бросят в первую камеру, - тут перерезать себе вены);
4) просмотреть все документы, взять нужное;
5) запомнить номер автомашины, найти автомобильный ключ;
6) в его толстый портфель сунуть свое же следственное дело, взять с собой;
7) снять с него часы;
8) покрыть щеки кровяным румянцем;
9) его тело отволочить за письменный стол или за портьеру, чтобы вошедшие подумали, что он ушел, и не бросились бы в погоню;
10) скатать вату в валики, подложить под щеки;
11) надеть его пальто и шапку;
12) оборвать провода у выключателя. Если кто-нибудь вскоре войдет - темно, щелкнет выключателем - наверно перегорела лампочка, потому следователь и ушел в другой кабинет. Но даже если повернут лампочку - не сразу разберутся, в чем дело.
Вот так получилось 12 дел, а тринадцатое будет сам побег...»14
Блоки информации одного ранга (ряды предикативных частей, выступающих как однородные главные предложения по отношению к придаточной части, стоящей в препозиции) в плане формальной организации реализуются в тексте не в цепочках синтагм и в соединениях их в предложение, как это принято в художественном стиле, а в виде пунктов плана последовательно совершаемых действий, каждый из которых помещается с новой строки и маркирован цифровыми показателями очередности, как в тексте-инструкции.
Следует обратить внимание на то, что формальное начало предложения - придаточное Когда он уже будет лежать, поверженный, - отделено от структурированного вертикально фрагмента не только запятой, в соответствии с правилами грамматики, но и нерегламентированным знаком «тире», требующим паузы большей длительности. Таким образом, структурированный вертикально фрагмент текста оказывается выделенным и просодически, интонационно.
В научном тексте такие структуры (с вертикальным членением) обычно представляют собой форму выражения сложной системы каких-либо научных понятий, установления взаимоотношений между ними (родовых, видовых, причинноследственных, иерархических по принципу: основное/неосновное (дополнительное), хронологических).
В целом, в процитированном фрагменте отношения между маркированными компонентами примерно те же. Следует обратить внимание на некоторые отступления от правил оформления: например, там, где идет перечисление предполагаемых последовательных действий, используются цифры, т. е. действия структурируются по типу научного стиля; словосочетание «тринадцатое дело» (с опущенным сущест-
вительным) обозначено вербальным аналогом. Это переход к художественной части текста. Точно так же и далее по тексту: если приводятся факты, - используются цифровые обозначения, если информация в значительной степени эмотивно окрашена, - их вербальные аналоги.
Структурирование текста по принципу научного стиля позволяет А. И. Солженицыну снимать кавычки при оформлении чужой речи. Происходит не только контаминация - авторская / чужая прямая речь, - но и высокой степени обобщение возможных субъектов приводимых высказываний:
«...Мышин поставил перед Рубиным вопрос именно так, как рекомендовалось на инструктивных совещаниях:
- если вы советский человек - то вы нам поможете;
- если вы нам не поможете - то вы не советский человек;
- если же вы не советский человек, то вы - антисоветчик и достойны нового
срока.
Но Рубин спросил: «А чем надо будет писать доносы - чернилами или карандашом?» - «Да лучше чернилом», - посоветовал Мышин. - «Так вот я свою преданность советской власти уже кровью доказал, а чернилами доказывать - не нужда-юсь»15.
Если мы сравним оформление прямой речи в пределах одного композиционного блока, как в приведенном выше примере, то увидим, что там, где говорящий выступает от лица множества (говорящий мыслится как обобщенное лицо, высказывает часто повторяемые фразы, может быть, инструктивные положения), кавычки снимаются, заглавная буква в начале реплики заменяется строчной и текст структурируется подобно научному - «вертикально»: каждое положение выделено при помощи абзацного отступа и знака «тире» (-); а прямая (индивидуализованная) речь персонажей в последнем абзаце оформлена в соответствии с правилами грамматики.
В прямой речи также могут быть использованы невербальные метапоказатели очередности:
«- ...Дополнительно ко всему, что вам разрешалось и раньше, вам разрешается:
а) молиться своим богам;
б) лежать на койках хоть днем, хоть ночью;
в) беспрепятственно выходить из камеры в уборную;
г) писать мемуары.
Дополнительно к тому, что вам запрещалось, вам запрещается:
а) сморкаться в казенные простыни и занавески;
б) просить по второй тарелке еды;
в) при входе в камеру высоких посетителей противоречить начальству тюрьмы или жаловаться на него;
г) брать без спросу со стола папиросы «Казбек».
Всякий, кто нарушит одно из этих правил, будет подвергнут пятнадцати суткам холодного карцера-строгача и сослан в дальние лагеря без права переписки. Понятно?»16
Так как композиционный блок, включающий структурированный подобным образом фрагмент текста, имеет значительный объем, то ранжирование внутри него какой-либо части текста по степени важности, т. е. установление иерархических отношений между выделенными по горизонтали или вертикали частями, приводит к актуализации данной части текста. Текст при таком подходе выглядит как динамичная структура, в которой происходит актуализация одних фрагментов при нивелировке (деформации) других. Ведущую, организующую роль в этом играют невербальные форманты, а именно буквенные показатели очередности. Их использование
в художественном тексте обусловлено доминантной идеей текста и творчества автора в целом: донести до людей правду о лагерях, режиме и т. п. Поэтому декларативная часть информации, относящаяся к характеристике режима, структурирована подобно тому, как это происходит в научном стиле речи.
В то же время, если опираться на последний процитированный фрагмент, то неизвестно, какая именно часть текста в данном случае более актуализируется: структурированная вертикально или расположенная горизонтально, от поля до поля. Можно сказать, что актуализация обусловлена противопоставлением структур: сама возникающая оппозиция (вертикальное / горизонтальное расположение текста) приводит к выделению и фрагмента, расположенного по вертикали, и примыкающего к нему, «растянутого» по горизонтали абзаца-вывода. Следует отметить, что при элиминации средств маркирования аргументации (тире в начале каждого аргумента, цифровых или буквенных обозначений в сочетании с абзацным отступом) смысл фразы мало меняется, исчезает лишь актуализация фрагмента текста.
Все это создает основу для сложных объединений, а именно композиционных блоков, использование которых можно квалифицировать не только как особенности идиостиля в контексте феноменологии новых жанров («художественное исследование», «повествование»), но и как приемы, приводящие к стиранию границ между научно-историческим и художественно-литературным дискурсом.
Примечания
1 Данное явление достаточно широко было освещено в лингвистической литературе:
впервые было отмечено В. В. Виноградовым еще во «Введении» к «Грамматике русского языка» (1952, Т. 2), где автор обратил внимание на увеличение видов слабого управления в области словосочетания; затем см. работы О. Б. Сиротининой, Н. Ю. Шведовой, Е. А. Иванниковой, Г. А. Золотовой, Г. Н. Акимовой,
А. С. Сковородникова и др.
2 См.: Костомаров, В. Г. Языковой вкус эпохи : из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. - 3-е изд., испр. и доп. / В. Г. Костомаров. - СПб. : Златоуст, 1999.
3 Винокур, Т. Г. Об изучении функциональных стилей русского языка советской эпохи (к постановке вопроса) / Т. Г. Винокур // Развитие функциональных стилей современного русского языка. - М. : Наука, 1968. - С. 5.
4 Зарецкая, Н. Н. Грамматические девиации в прозе А. И. Солженицына: лингвокультурологический анализ : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Н. Н. Зарецкая. -Ростов н/Д, 2001. - С. 12.
5 См.: «Он в высшей степени стильный писатель». П. Спиваковский беседует с главным редактором журнала «Филологические науки» П. А. Николаевым // Филол. науки. - 1999. - № 6. - С. 126-127.
6 См.: Нива, Ж. Солженицын / Ж. Нива. - М. : Худож. лит., 1992; Тюрина, Н. Ф.
«Архипелаг Гулаг» А. И. Солженицына : к проблеме жанрово-стилевого своеобразия / Н. Ф. Тюрина // Филол. штудии. - Иваново, 1995.
7 Тюрина, Н. Ф. Указ. соч. С. 141.
8 Солженицын, А. И. Публицистика : в 3 т. / А. И. Солженицын. - Ярославль, 19951997. Т. 1-3. - С. 422.
9 Тюрина, Н. Ф. Указ. соч. С. 141.
10 Райнеке, Ю. С. Исторический роман постмодернизма и традиции жанра (Великобритания, Германия, Австрия) : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Ю. С. Райнеке. -М., 2002. - С. 3.
11 Перфильева, Н. П. Метатекст в аспекте текстовых категорий : моногр. / Н. П. Перфильева. - Новосибирск : Изд. НГПУ, 2006. - С. 225.
12 Солженицын, А. И. Архипелаг ГУЛАГ / А. И. Солженицын. - М. : Центр «Новый мир», 1990. - Т. 3. - С. 67.
13 Там же. С. 9.
14 Там же. С. 102.
15 Солженицын, А. И. В круге первом : роман / А. И. Солженицын. - М. : Худож. лит., 1990. - С. 198.
16 Там же. С. 438.
