CC BY
117
Микадзе М.Г.
К вопросу о стиле грузинского перевода романа М.А. Булгакова
«Мастер и Маргарита»
В статье рассматриваются принципы перевода романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» и язык двух грузинских переводов этого произведения с точки зрения точности передачи поэтических средств языка романа.
Ключевые слова: «Мастер и Маргарита», стиль автора, М.А. Булгаков, грузинский перевод.
Произведения известного русского писателя М.А. Булгакова (18911940) с 1960-х годов переводятся на грузинский язык.
«Мастер и Маргарита» - лучшее произведение писателя, в котором налицо актуальность рассматриваемых в нем вопросов о судьбе человечества. Исходя из этого, оно выходит за рамки одного романа и представляет собой своеобразный итог всего творчества М. Булгакова. Роман этот, написанный незадолго до смерти, высоко оценивал сам автор.
Особую притягательность придают «Мастеру и Маргарите» удачно включенные в сюжет библейские пассажи и персонажи, за которыми читателями угадываются весьма многосмысловые религиозные коды, вызывающие вопросы и заставляющие читателя глубоко задумываться.
На грузинский язык роман был переведен два раза: в первый раз в 1968 году переводчиком Гиви Кикилашвили, а затем в 2011 году - Мзией Гелашвили.
Перевод произведений М.Булгакова на любой язык связан с определенными трудностями (стиль писателя, речь персонажей, параллели с библейскими антропонимами и др.). Хотя следует отметить, что переводы из Булгакова являются важным приобретением многовековой грузинской литературы и переводческой школы в целом, поскольку грузинская литература и грузинская театральная сцена получили значительное произведение, весьма интересное как с идейно-содержательной, так и с художественной точки зрения.
Задачи настоящей статьи - выяснить, в какой степени совершенен перевод романа Булгакова «Мастер и Маргарита», определить модификацию методов перевода, а также соответствие использованных в переводном тексте поэтических средств языку оригинала, выявить, насколько верно передана суть романа.
340
Переводчик Г.Кикилашвили начинает интересоваться творчеством М.Булгакова с 1967 года, когда он знакомится с романом русского писателя «Мастер и Маргарита» в журнальном варианте («Москва», 1967). В 1968 году он публикует перевод указанного журнального варианта, который, по словам переводчика, был издан с цензурными купюрами и неточностями.
В грузинском литературном альманахе «Цисарткела» (1968, №1) роман был напечатан с кратким предисловием К.Симонова: ,,ro9abo obga тот^оЬ т^дГа^о grZbobda, Го9 gb 9obo Ukababgbgio ba^a^ogbo oyo, da Ь^Г^а 9дотЪдд1оЬатдоЬ 9ogdRg6a 9Tgio Ьо9^о^Гд тадоЬо buioba da 9Ъа5дГи1о Pa^o-^ГоЬа, 9тд1о Ьо9аЪдо1д Ьа^оГи^о ^З^ЗбоЬа, иЬаЪ^дГо <даб-taZoa ^а fbo^oiogou^o ^арЗоГддЬи^оЬоЬ 9тд1о Ьо^Г9д, табас 9^дГа^о оЬдт boubggb oCgbb, Го9 gada^arbgbuioQ до ^ЗдВздбдЬа. зобс а9 Го9а6Ь ^аодотЪадЬ, ogrZbobb, Го9 CggbSo 1о^дГа5иГа9 9дотЪд^о ba^ubob ^об дГт-дГто
иЬГ^добза^дЬо 5а^аб5о ^ада^а” [4, с. 100].
С 1973 года, когда публикуется полный вариант «Мастера и Маргариты», переводчик заново перерабатывает его и уже в 1982 году издает отдельной книгой (издательство «Сабчота сакартвело»). Роману предпослано письмо А.Вулиса. Следующее издание (1992) более или менее отличается от издания 1968 года. Приведем пример:
,,gaZafbuiob дГт dRgb, baRa9o babb, Ра^Го-
ar^ob tbo^gbb оГо 9о^а1а^д g^oa, РоГзд^Ь, or9ocood3
Wiob да^Ь, бас^оЬ^дГо baZafbuio дсза, ta69orCoio
oyo, ^азт9оабо, Cabu^gbuio, ga9giotgbuio, aba^o S^oaPa bgiSo д^оГа, ^зЗ^о baguidaguiod h^obda gaParbuio, 'Эазо Зд^оЪВбйВооббо ^^аГВаЪаГо ba^a^e дддта” [bU1gaдoзo,
1968:100].
,,gaZafbuiob дГт 9cbuбзarз dRgb, baRa9o babb, Ра^Го-
arqob tborgbb оГо 9о^а^а^д д^зоа, РоГзз^Ь, or9ocood3
Wiob ga^b, bacrobfgro baZafbuio gob§ou9o дсза, 5аб9оГ-Со^о oyo, Cabu^gbuio, ga9giotgbuio, aba^o RgaZgiobgburo S^aPa bgiSo д^оГа, W/здГо baguidaguiod h^obda gaParbuio, ^азо rqobBarCooa6o gggbgrTgia ba^a^e дддта” [2, с. 5].
У Булгакова особое отношение к языку, что со всей ясностью чувствуется, с одной стороны, при обрисовке персонажей, выделяющихся индивидуальной речью, с другой же стороны - в использовании иностранных
341
языков с особой стилистической нагрузкой. В разное время и в различной обстановке разные персонажи используют арамейский, латинский и греческий языки. Подобное распределение языков создает убедительную колоритную картину, характерную для зафиксированных в романе времени и места.
Определенную стилистическую нагрузку имеют в романе случаи употребления нетрадиционных форм библейских собственных имен.
Вследствие того, что Булгаков вместо имени «Иисус» избирает «Иешуа», перед нами предстает не легендарный Христос, а обыкновенный человек, имя которого еще не стало символом.
Особое отношение писателя к языку проглядывает в речи Воланда, который присутствуют различные акценты. В данном случае писатель обращает внимание на речь как таковую, а не на содержание, что, по мысли Е. Фарино, дает следующий эффект: „Во-первых, он задерживает
внимание слушателя на самой речи, отвлекает от содержания, делает ее менее прозрачной для содержания. Во-вторых, на первый план он
выдвигает конкретную этническую языковую систему...... с акцентом
нельзя „говорить вообще” [5].
В произведении именно языку отводится решающая роль и при создании сатирических сцен, когда писатель осуждает общественные несоответствия. Например, Воланда зачисляют в шпионы именно вследствие его языкового поведения, врача же Стравинского считают похожим на Пилата по той причине, что он «даже на латинском языке говорит подобно Пилату».
Ощущение мистификации, которая является одним из наиболее характерных признаков «Мастера и Маргариты», усиливается также тем, что Воланд чрезвычайно быстро улучшает качество владения русским языком. При фиксировании характера и внутренней природы героя для Булгакова важнейшим фактором является речь персонажей, создание их языкового портрета. Именно с этой целью писатель щедро использует языковые средства. На фоне всего этого особенно интересно, как происходит сохранение колорита оригинала и его трансформация в грузинском переводе.
Для иллюстрации этого приведем несколько образцов. Как было отмечено, манерой речи в «Мастере и Маргарите» особенно выделяется Воланд. Его речь, то без акцента, то с акцентом, однако логически выверенная, неожиданно меняется искаженной фразой: ,,Не понимай... русский говорить.” [1, с. 52]. От переводчика во многом зависело, как он заострит внимание на этой, с одного взгляда незначительной детали; утеря ее привела бы к ослаблению впечатления от мистификации, в создании которого
342
определенную роль играет именно речь Воланда. Следует отметить, что переводчик так удачно воспринял замысел автора и так естественно и красиво подобрал в грузинском переводе соответствие указанной фразе - “9g r^Sui0 аГ piaParagobb” [2, с. 54], что она производит не меньшее впечатление.
По всему тексту произведения как своеобразный рефрен движется фраза, используемая для описания плаща Пилата, которая придает повествованию особую экспрессию и оказывает на читателя сильное эмоциональное воздействие: «Белый плащ с кровавым подбоем» [1, с. 24 ] «да Траурный плащ, подбитый огненной материей» [1, с. 201]. Думается, что перевод этого «аксессуара» словами с подобной экспрессией весьма важен для правильной передачи и сохранения авторского настроя и это отлично фиксируется в грузинском переводе: “9gWa9uibar0uioa6o тдтГо 9o-babba9o” [2, с. 19] и „cgobiobfgrbarOuioabo Sago 9obabba9o” [3, с. 235]. Интересно, что другим переводчиком данного произведения М.Гелашвили та же фраза переведена не менее впечатляюще: “bobbiobfgrfgrqoboaGo wgwro 9obabba9o” [3, с. 18].
Сравнение и анализ оригинала и перевода дает нам возможность отметить, что переводчик удачно использует средства грузинского языкового мира и путем употребления различных художественных приемов добивается верной передачи фиксируемого в оригинале языковых реалий и авторских ценностей. Для подтверждения сказанного вновь обратимся к примерам.
На все сто! подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально. [1, с. 17]. Этд^о d6 - u^abuba brtggi-brtggio
ladartajob 9oggarui9a ЬдЪ^о96о9 [2, с. 11]. Он начисто разрушил все пять доказательств [1, с. 18]. 9aG ZorfgbgoaGad gaaGadgura Ьитодд babuTo [2, с. 12]. Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ [1, с.19]. ЬдГ^ооЪо ua^rgbo guiobg^roT ub9gbda piaParagb ... [2, с. 14]. Какая-то нелепая постановка вопроса [1, с. 20]. ГйЪ C9abagb? [2, с. 15]. Не обиделся и превесело рассмеялся [1, с. 21]. ar bWggboa da guioaGad, 9boaruiad gaocoGa [2, с. 16]. Нехороший день [1, с. 24]. ug3aGo dRO [2, с. 19]. Нет никакого спасения [1, с.24]. ubaSggioa [2, с. 20]. Я один в мире [1, с. 27]. uOTgobto9o gar [2, с. 23]. Теперь ни вздоха, ни шороха не доносилось до его ушей [1, с. 44]. abia Ba9oftu9o aRarbad ob9oda [2, с. 44]. Город умер [1, с. 44]. qaiaqo adofbgrta [2, с. 44]. Но промахнулся и ровно ничего не поймал [1, с. 53]. 9agra9 ggr 9oobgiTa da baba9Sraio darCa [2,
343
с. 55]. Вот пример настоящей удачливости [1, с. 76]. ао, ^и^бд^оабобоЪ баЭ^до^о боЭ^о [2, с. 82]. Нехорошая квартира [1, с. 77]. БбдЪо боба [2, с. 84]. Красноватый отблеск [1, с.121]. Эо^ота^о аюобаюо [2, с. 137]. Задыхаясь, побежал [1, с. 157]. йи^аЭодаГ^бо^Эа
^а^аоГбоба [2, с. 182]. Вскричал он огорченно [1, с. 167]. 'ЗдЪЗаЪа &Ul66tgg69a [2, с. 193]. Уже была ночь [1, с. 211]. иддд ^аЭд БаЭю^ю^о^одю [2, с. 249]. Тревожные мысли начали мучить его [1, с. 19]. ^обдбаЪ Ъа^аб^а^о аЪГдбо и^Г^бо^а [2, с. 14]. Тут литераторы подумали разно [1, с. 121]. 1о5дГа5оГдбЪ тад^о Ъ^1 ЪЪда^аЪЪда аЪГЭа ^а^Гбоба [2, с. 15]. Оба больные глаза тяжело глядели на арестанта [1, с. 27]. оГодд Э^додабо тда^о dU63d иЭЪдГ^а Ра5оЭаГЬ [2, с. 23]. Фальшиво-ласково говорил Берлиоз [1, с. 49]. са^дба^ ^а^ЗЗада бдГ^ооЪЭа [2, с. 50]. Был красен [1, с. 71]. ЪаХд ^аЭо^аГЪ^дбо^а [2, с. 77]. Прокрался мимо него на цыпочках [1, с. 157]. ддЪадГддою Ба^аГа аддГ^Ъд [2, с. 182].
Фиксируемые в переводном тексте указанные слова и группы слов являются носителями особых психолого-философских кодов, и их соответствующее употребление в контексте значительно усиливает эмоциональный код и оказывает на читателя большое влияние.
Еще более впечатляющим делает перевод обилие фразеологизмов, подобранных с особым вкусом.Они часто встречаются в двух случаях. Во-первых, там, где в оригинале также налицо идиоматическое выражение: Так как она висит на волоске [1, с. 31]. Га^аб 'Здбо Ъо^осЪ^д бд^дЪд Здо^оа [2, с. 28]. Глаза его подёрнулись сумрачной дымкой [1,с. 93]. тда^дбо ЭодбоЪ^а [2, с. 103]. Перед глазами у него плавали какие-то пятна [1, с. 103]. тда^дб^о Э^о ^а^дбо дб^аб^дбо^а [2, с. 115]. Почувствовал холод под ложечкой [1, с. 52]. ^1оЪ додЪтаб Ъо^одд о^ГЗбо [2, с. 54]. Пилат усмехнулся одною щекой [1, с. 24].
Ро1а5дЭ оа^дба^ ^ао^оба [2, с. 24]. Что ты слишком замкнут [1, с. 30]. ГоЭ За^Ъд ^и^БаЪдди^о ХаГ [2, с. 26]. Заходил за разум [1, с. 150]. 5добо д^Зо [2, с. 173]. Римского окатило ледяной волной [1, с. 180]. ЪосоддЭ Зда^Ъа ^а Гбо^^о ^а^Гбоба [2, с. 180]. Что он отогрел на груди змею [1, с. 71]. ^бд^о вЗЗ^о Э^^оЭоа [2, с. 77]. Последный шум сдуло с толпы [1, с. 44]. ЪаЭаГоЪдбиГо ЪоБиЭд БаЭодаГ^а [2, с. 43]. Головную Стёпину кашу трудно даже передать [1,
344
с. 83]. Га RoSba^o tToaigbRa btooPab TagSo, gboT aT gaSooT^Sob [2, с. 91]. Проходил по спине мороз [1, с. 71]. bobb^o gyobg&oRa [2, с. 174]. Во-вторых, в переводе часты идиомы или фразеологические выражения, в то время как в оригинале их нет. Здесь переводчик выказывает определенную смелость, сохраняя, однако, бережное отношение к тексту оригинала. Это проявляется и в том, что в переводе полностью передается настрой и интонация романа, чем вызывает интерес читателя: Он стал жесток и черств [1, с. 32]. gaSZgobgaTRa Ra gUio 56Ud363d6 [2, с. 29]. Продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Берлиоза и обращаясь к поэту [1, с. 18]. gabagTZobRa UObogio, Pogtb SgSc^gToda ^a bgTiooZob gaocgbab aobuSSoc aT agRg&Ra [2, с. 13]. Поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал [1, с. 22]. Pogto Tab BuTBuigbRa, Tab ca^o Tga^o UObogiobggb gWoTa, aT gaoPaTobo [2, с. 17]. И пришлось оставаться ужинать [1, с. 63]. 9gto TaRa BaTa h^obRaT [2, с. 67]. То есть кому хотите сказать [1,с. 83]. gGa gob SoubTubRgba [2, с. 91]. Вот пример настоящей удачливости [1, с. 76] . ao, quRbgRoaGobob baSRgoio boS^So [2, с. 82].
Следует отметить и то, что в переводе встречаются диалектизмы и архаические лексические единицы, удачно приспособленные к
соответствующим формам оригинала: TagZg RafbTgWoio ygoTgio goTbo-^URo gb^Ta [2, с. 134]. TagZg aTabBobo gb^Ta [2, с. 83]. bgio WoTwbib Bab^oRa [2, с. 93]. pioTobob ga^aPb oSggiogbRa [2, с. 147]. SgbaRob faTRUlSo Bui^g 9oggRo Ra abg o^ga PaT-abggg RoiaSRg [2, с. 203].
Подобных примеров можно выбрать множество, но, думается, и приведенных уже достаточно для доказательства того, что переводчику, благодаря мастерскому использованию богатых возможностей грузинского языка, удалось в полной мере воссоздать на языке перевода «Мастера и Маргариту» - это сложнейшее литературно-религиозное, психологофилософское произведение.
Выпуск первого перевода „Мастера и Маргариты” способствовал и его постановкам на грузинской сцене. В 2003 году режиссер Темур Чхеидзе в театре им. К. Марджанишвили осушествляет постановку пьесы ,,Пилатэ” (по роману „Мастер и Маргарита”), а потом в Петербурге, в Мариинском театре ставит весь роман.
345
Спектакль по роману „Мастера и Маргарита” был поставлен и в русском театре им. А. Грибоедова в Тбилиси, и в грузинском театре на Бродвее в США (режиссер П. Цикуришвили).
Интерес грузинского читателя к творчеству М. Булгакова ещё раз свидетельствует о бессмертии писателя.
Список литературы
1. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита... М., 1988.
2. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита... Тб.: Хеловнеба, 1992 (переводчик Г. Ки-килашвили).
3. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита... Тб.: Хеловнеба, 2011 (переводчик М. Ге-гелашвили).
4. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита // Цисарткела. - 1968. - № 1. - С. 22-50.
5. Фарино Е. Язык в языке (Несколько наблюдений над полиглотизмом в «Мастере и Маргарите») // Wiener Slawistischer Almanach. - Wien, 1984. - Bd. 14. - C. 139-151.
Болотская М.П.
Атрибутивно-метонимическая характеристика в тексте романа Е.С. Чижовой «Время женщин»
В статье рассматриваются особенности когнитивного подхода к явлению метонимии, основные когнитивные модели, направления и механизмы атрибутивного метонимического проецирования; исследуются когнитивные аспекты описания внешности человека в тексте романа Е.С. Чижовой «Время женщин».
Ключевые слова: Е.С. Чижова, метонимия, фрейм «внешность человека», когнитивный подход.
Развитие когнитивного подхода к явлениям языка (активно разрабатывается в отечественной и зарубежной лингвистике на протяжении нескольких десятилетий) способствует его пониманию как источника сведений о когнитивных структурах нашего сознания и интеллекта. В этой связи языковые явления рассматриваются как отражение когнитивных процессов концептуализации и категоризации окружающего мира. Исследование когнитивной функции языка подразумевает изучение процессов его производства и понимания, типов когнитивных структур и их языковых репрезентаций, языковых и концептуальных категорий [2, с. 146-151].
Основу метонимии составляет процесс метонимического проецирования, осуществляемый в пределах одной когнитивной модели, которая представляет собой упорядоченную когнитивную репрезентацию фрагмента действительности с определённым набором атрибутивных составляющих и отношениями между ними; иными словами, при метонимии два предмета или явления, получающие одно название, должны быть смежными, связанными друг с другом.
346
