CC BY
77Владислав Игоревич СОПОВ
К вопросу о становлении сербской государственности во время Первого сербского восстания 1804-1813 гг. и позиции России
В рамках настоящей статьи будет дана характеристика отдельных аспектов влияния России на формирование публично-правовых законодательных установлений повстанческой Сербии в 1804-1813 гг.
Для решения этой проблемы в распоряжении исследователей имеются четыре наиболее значимые группы источников. Во-первых, официальные документы, свидетельствующие о правовых нормах повстанческой Сербии: документы Правительствующего совета, указы Карагеоргия Петровича. Во-вторых, служебная переписка (записки и донесения) российских официальных лиц, связанных с русской политикой в отношении Сербии рассматриваемого периода, таких как министр иностранных дел А. Чарторыйский и российский эмиссар в Сербии в 1807-1809 гг. К.К. Родофиникин. В-третьих, мемуарные свидетельства участников восстания и, прежде всего, «Мемуары» М. Ненадовича, валевского протоиерея, крупного военачальника Первого сербского восстания, руководителя военного и гражданского управления валевской нахии. Наконец, совмещая в себе как источник, так и историческое сочинение, безусловно важны труды В. Караджича: ранние — «Первый год войны сербов с дахиями», «Второй год войны сербов с дахиями» и наиболее зрелый - «Правительствующий совет Сербский в эпоху Карагеоргия». Для решения исследовательской задачи были привлечены как опубликованные отечественными1 и сербскими исследователями2 документы, так и неопубликованные материалы, хранящиеся в архивах Белграда3 и Нови-Сада4.
Несмотря на наличие значительного числа работ о русско-сербских отношениях в период Первого сербского восстания, историография проблемы взаимодействия России и Сербии в государственно-творческой области невелика. В сербской исторической науке этих вопросов лишь коснулся в начале XX в. Стоян Новакович — в своих работах о повстанческой государственности в Первом сербском восстании5. В более позднее время, в эпоху социалистической Югославии, эту проблему исследовали Мирослав Джорджевич6 и Драгослав Янкович7. Они в своих разных по методологическому подходу и источниковой базе работах пришли к единому выводу о значительном влиянии России на становление государственно-правовых норм в Сербии.
Среди работ отечественных ученых, несомненно, особое место принадлежит трудам Виктора Петровича Грачева (1926—2010). Анализируя, среди прочего, процессы взаимодействия России и повстанческой Сербии накануне Сло-бодзейского перемирия, он указывает на то, что влияние России на государственную систему Сербии в тот период ограничивалось лишь ролью противовеса, который Карагеор-гий использовал при борьбе за влияние с непокорным еще Правительствующим советом8. Историк сделал вывод, что вследствие этого русское воздействие не отразилось в принятых и проведенных в жизнь нормативно-правовых актах. Современный исследователь восстания Михаил Валерьевич Белов также не находит российского влияния ни на один из выделяемых им генетических «полюсов» правовой системы повстанческого государства — «примитивно-патриархальный» и «конституционный»9. В целом же, несмотря на значительные достижения указанных авторов, множество вопросов, связанных с природой и источниками рецепции государственно-правовых норм Сербии эпохи Первого сербского восстания по-прежнему ждут своего исследователя.
Первое упоминание о какой-либо связи России с оформлением основ повстанческой государственности датируется 28 ноября 1804 г. и связано с поездкой вождей восстания в Петербург. Вкратце отметим, что к тому моменту, несмотря на зна-
чительный срок, прошедший с начала восстания, единственным органом власти в нем, помимо предводителя Карагеоргия и ряда старейшин, были нерегулярные скупщины. Последние представляли собой 2-3-дневные собрания повстанцев разного уровня. Источники весьма скупо освещают степень репрезентативности их участников и сам ход заседаний. С уверенностью можно сказать только то, что в большинстве своем на них решались вопросы организации военного отпора дахиям, а позже и «султанским» туркам. По-видимому, скупщины были двух уровней: скупщины нахий (к примеру, скупщина валевской нахии на Рельином поле в мае 1804 г.) и скупщины, решения которых распространялись на всю территорию восстания (ряд скупщин, проведенных в Смедерево). Никакого постоянно действующего органа власти в это время у повстанцев еще не было.
Вместе с тем, и Вук Караджич, и Матия Ненадович связывают саму идею основания Правительствующего совета (Синода) — первого органа власти в восстании — с советом, якобы данным А. Чарторыйским прибывшим в Петербург сербам, после того, как они заявили ему, что у них «в каждой нахии каждый [правитель. — В.С.] устанавливает законы и правит так, как знает и может»10. На это, согласно Караджичу, Чарторыйский просто посоветовал создать совещательный орган, а по свидетельству Матии Ненадовича — пригрозил, что «ни одна страна с вами не будет разговаривать, пока не будет Синода у вас»11.
Между тем у нас есть основания считать эти свидетельства сербских авторов неточными, искажающими смысл рекомендаций А. Чарторыйского. Во-первых, Россия в 1804—1805 гг. настаивала на сохранении лояльности восставших против режима дахий сербов официальному Константинополю. Поэтому одобрение, и тем более прямой призыв к организации суверенного органа власти в восстании резко контрастировали бы с этой политикой. Во-вторых, в докладе Чарторыйского Александру I по итогам встречи с сербскими повстанцами, имеющем строго конфиденциальный характер, никаких упоминаний о санкции России на формирование органов власти в повстанческой Сербии не было. Наконец, противоречит сербской версии происхождения Правительствующего совета практика его
начального этапа работы, который, кстати, последовал лишь 1 сентября 1805 г.
На первых порах Совет, заседавший в монастыре Волявча, вынес лишь ряд определений по мелким гражданско-правовым тяжбам. Едва ли в реальности для создания такого органа нужны были воля и решение высшего руководства Российской империи. Лишь с течением времени Совет постепенно, шаг за шагом, расширял свои полномочия, становясь институтом сильной оппозиции Карагеоргию. Противодействием стремлениям Совета к самостоятельности стало оформление личной верховной власти Карагеоргия по итогам Х белградской скупщины 10—11 января 1811 г., решения которой обязали Совет присягать вождю восстания.
Следовательно, можно с определенной долей уверенности сказать, что идея Совета вызрела внутри самого восстания и отвечала его потребностям, а вовсе не была навязана или предложена Россией. Версию, предложенную Караджичем и Ненадовичем, можно рассматривать как стремление придать первому властному органу в восстании большую легитимность. При этом нельзя исключать и того, что сербские посланники все же рассказали об идее создания собственного правительства А. Чарторыйскому, рассчитывая на его одобрение.
Наиболее известным эпизодом, связанным с ролью России в государственно-правовом становлении Сербии, является так называемая «миссия Родофиникина». К. К. Родофиникин (1760?—1838) — дипломатический агент русского штаба в Молдавии — прибыл в Сербию 2 августа 1807 г. Фактически сразу же после своего прибытия, 8 августа, он представил проект формирования государственных органов Сербии, вошедший в историю как «Основание правительства Сербского»12.
Анализ этого документа свидетельствует о том, насколько плохо Родофиникин разбирался в сербских реалиях. Его план состоял из 14 пунктов. Пункт 1 предусматривал учреждение Правительствующего сената под предводительством князя, который получал титул «светлейшего князя», «но власть остается в руках суда и закона» — то есть князь не может распоряжаться по своему произволу. Судьи получают материальное содержание и
землю. В состав Сената входят полководцы восстания, представители скупщин и нахий, сам князь — его голос приравнивается к трем голосам остальных. Полководцы-сенаторы получают титул «сиятельный вождь». Князь обязательно присягает Сенату. У Сената появляется собственная гвардия. Сенат занимается государственными доходами, ведает конфискованными землями, принадлежавшими ранее бегам и агам. В каждую нахию Сенат назначает губернатора и его советников.
Этот документ всегда порождал серьезные дискуссии в сербской историографии: многие видели в нем «русское влияние», оказываемое с целью установления внешнего контроля над политическим развитием молодой Сербии13. Следует согласиться с Д. Янковичем, который искренне удивлялся тому, насколько неуместным, далеким от сербских реалий и трудным в практическом осуществлении был этот проект14.
С нашей точки зрения, срок в 6 дней, за который он был подготовлен, позволяет считать его «домашней заготовкой» чиновника, который до этого никогда не был в Сербии. Во-первых, странной и едва ли необходимой является попытка одномоментного создания дворянства в Сербии с присвоением высоких титулов вчерашним прапорщикам фрайкора* и торговцам скотом. Не вполне понятно, почему Родофиникин считал эту меру неотложной для становления сербского государства и чего пытался этим достичь. Вполне вероятно, что русский эмиссар слепо копировал казавшиеся ему важными элементы системы империи Нового времени.
Во-вторых, едва ли нахийские лидеры, которые уже явно демонстрировали сепаратистские настроения, спокойно отнеслись бы к прибытию в их земли неких «губернаторов» и «советников». Можно, правда, считать, что Сенат, по мысли Родофиникина, должен был просто подтвердить полномочия действующих обер-кнезов. Но и тут не вполне ясен смысл этой меры: зачем при заметном ослаблении власти князя еще и фиксировать раздробленность законодательно? Что касается отъема турецких земель
* Фрайкор (нем. Freikorps - свободный корпус, добровольческий корпус) - иррегулярные отряды из сербов, создававшиеся Австрийской империей в середине и второй половине XVIII в. для войн с Османской империей.
в пользу государства, этот процесс, как нам кажется, шел полным ходом и без решений Родофиникина, на что есть ряд прямых указаний у В. Караджича. Стоит сказать, что Родофиникин, скорее всего, и сам осознал невозможность приложения своего проекта к сербским реалиям, наблюдая за административной реформой в пашалыке в ноябре—декабре 1807 г.
Сохранилась его записка командующему Молдавской армией генерал-фельдмаршалу А.А. Прозоровскому, в которой он сообщал о «нынешнем» положении судов в Сербии и вносил свои предложения по совершенствованию этой системы.
Существующий Правительствующий совет Родофиникин предлагал наделить полномочиями Народного суда, учредив в нем два департамента — уголовных и гражданских дел. Верховным органом в стране по плану Родофиникина должен был стать вновь учрежденный сенат в составе Якова Ненадовича, Симы Марковича, Миленко Стойковича, Милана Обреновича, Младена Миловановича, Петра Теодоровича и Луки Лазаревича. Родофиникин особенно выделял Миловановича, который, хотя и проявлял склонность к коррупции, был, по мнению русского эмиссара, «без сомнения, умнее Черного Георгия и других многих»15. Полномочия совета и князя должны быть урегулированы конституцией; она же должна определять характер прав и обязанностей официального представителя Российской империи в государственно-правовой системе Сербии.
Планировалось учредить пять министерств — судебное, военное, торговли и иностранцев, финансовое и ведомство хранителя печати. Помимо этого, Родофиникин намеревался несколько упростить систему церковного суда. Представив свой проект, он, однако, написал Прозоровскому, что пока не берется составить конституцию16.
Этот вариант государственного переустройства в Сербии был куда более консервативным, но он не был реализован уже по субъективным причинам. Охарактеризовать их поможет сопоставление второго варианта проекта Родофиникина и так называемой Первой конституции Карагеоргия, принятой в условиях очередного обострения спора вождя восстания с повстанческой олигархией на VIII скупщине в Белграде 14—15 де-
кабря 1808 г. Согласно этому проекту, Карагеоргий признавался верховным наследным правителем Сербии и обязывался вершить все дела лишь в согласии с Правительствующим советом. Как и предложил русский эмиссар, Совет получил полномочия верховного суда, однако на этом сходство заканчивалось. Ка-рагеоргий решил не прорабатывать детально систему министерств и ведомств внутри кабинета, не стал фиксировать состав Совета. Он сделал главное — ужесточил режим собственного авторитарного управления. Не стал он учреждать и духовную консисторию в Белграде, о которой писал Родофиникин, — видимо, по причине недоверия белградскому митрополиту греческого происхождения Леонтию. Конфликт последнего с Карагеоргием, о котором Родофиникин не преминул донести в Россию, вынудил некогда влиятельного митрополита покинуть сербские земли в 1809 г.
Следует отметить особо важное отличие: к концу 1808 г. Карагеоргий уже не находил в административной системе Сербии места для русского управляющего. Карагеорий, таким образом, с одной стороны, устранил возможность появления конкурента в борьбе за власть в пашалыке, а с другой, продолжил свой курс на создание полностью независимого государства. Исходя из этого, можно сделать вывод, что деятельность К.К. Родофиникина, весьма успешная в дипломатических спорах начавшейся русско-турецкой войны 1806—1812 гг., не дала заметных результатов для формирования повстанческой государственности.
Справедливости ради стоит отметить, что некоторое сходство с тем, что предусматривал второй проект реформы К.К. Ро-дофиникина, можно обнаружить в уже упомянутых преобразованиях последнего периода восстания, начатых Х белградской скупщиной в январе 1811 г. Тогда был модернизирован весь комплекс функций Правительствующего совета. На следующий день после клятвы Карагеоргию, 11 января 1811 г., «Божьей милостью и покровительством Александра Павловича»17 в составе Совета впервые создавались ведомства, во главе с «попечителями» (министрами). Военные дела были поручены Младену Миловановичу, иностранные сношения — Миленко Стойко-
вичу, просвещение — Досифею Обрадовичу (вскоре умершему), внутренние дела — Якову Ненадовичу, вопросы бюджета — Симе Марковичу, вопросы суда — Петру Добриняцу. Эти назначения не должны рассматриваться как произвольное разделение обязанностей и сфер ответственности, это очень важный акт: Совет, именем которого подписывалось большинство официальных документов повстанческого государства, отныне становился всего лишь органом исполнительной власти. Этот акт показывал еще одну грань авторитарного режима Карагеоргия: 10 января он поклялся работать в согласии с Советом, состав которого сам же назначил 11 января. В Отделении рукописей Матицы Сербской в Нови-Саде хранятся документы, которые свидетельствуют о том, как было оформлено это решение Ка-рагеоргия. Это не было простым указом: все избранные получили письма, в которых Карагеоргий извещал того или иного «попечителя», что отныне он избран членом Совета и главой соответствующего ведомства, а Карагеоргий надеется на его долгую и верную службу18. Таким образом, вопрос о верховной власти в повстанческом государстве 10—11 января 1811 г. был окончательно решен в пользу Карагеоргия. Реверанс относительно «покровительства» Александра I уместно трактовать исключительно в контексте очередного ухудшения отношений повстанческой Сербии и Вены.
Наконец, в последний раз в годы Первого сербского восстания российское влияние на эволюцию правового положения сербов Белградского пашалыка можно увидеть, проанализировав Бухарестский мирный договор 1812 г. Его восьмая статья, в которой говорилось о судьбе Сербии, отмечала, что Османская империя передает в руки сербов «управление внутренних дел их»19: этот договор был первым опытом международно-правовой фиксации автономного положения славянского народа Османской империи.
Таковы основные черты российского влияния на государственно-правовую систему повстанческой Сербии. Как следует из проведенного анализа, переоценивать его не следует. На начальном этапе восстания роль России преувеличивалась самими его участниками. Неоднозначна была и судьба замыслов
К.К. Родофиникина. Если его первый проект был попросту чужд парадигме сербского государственно-правового становления и в случае его проведения в жизнь непременно посеял бы анархию во всем пашалыке, то второй проект столкнулся с авторитарными амбициями Карагеоргия, хотя отдельные черты этого документа и можно увидеть в позднейших преобразованиях.
Примечания
1 См. напр.: Внешняя политика России XIX и начала XX века. Сер. 1. М., 1960; Внешняя политика России. Серия I. Т. 3. М., 1969; Первое сербское восстание 1804-1813 гг. и Россия. Кн. I-II. М., 1980-1983; Политические и культурные отношения России с югославянскими землями в XVIII в. М., 1984.
2 См. напр.: Гра^а бечких архива о првом српском устанку. Кж. 1. Београд, 1985; Кж. 2. Београд, 1989; Кж. 3. Београд, 1992; Кж.4. Београд, 1994; Кж. 5. Београд, 2003; Гра^а из земунских архива за историу Првог српског устанка. Кж. 1. Београд, 1955; Кж. 2. Београд, 1961; Први српски устанак. Акта и писма на српском ]езику. Кж. 1: 1804-1808 г. Београд, 1977; Spisi beckih arhiva o Prvom srpskom ustanku. Knj. 1. Beograd, 1935; Knj. 2. Beograd, 1936; Knj. 3. Subotica, 1937; Knj. 4. Subotica, 1938; Knj. 5. Subotica, 1939; Knj. 6. Beograd, 1965; Knj. 7-8 (sv. 1). Beograd, 1966; Knj. 7-8 (sv. 2). Beograd, 1967; Knj. 9. Beograd, 1971.
3 См. напр.: Архив Сербской академии наук и искусств в Белграде (АСАНУБ). Ф. Иосифа Ра}ачи^а. Д. 9313/4; АСАНУБ. Ф. Истори'ска збирка. Д. 375 и др.
4 См. напр.: Отделение рукописей Матицы Сербской в Нови-Саде (далее - РОМС). Ф. Писма. Д. 9994.
5 Novakovic S. Vaskrs srpske drzave. Novi-Sad, 1904; Novakovic S. Ustavno pitanje i zakoni Karadordeva vremena. Beograd, 1907.
6 Dordevic M. Srbija u ustanku 1804-1813. Beograd, 1979.
7 Jankovic D. Rusija i drzavno uredenje ustanicke Srbije // Jugoslovenske zemlje i Rusija za vreme Prvog srpskog ustanka 1804-1813. g. Beograd, 1983. S. 250-260; Jankovic D. Srpska drzava Prvog ustanka. Beograd, 1984.
8 Грачёв В.П. Сербский вопрос в период Слободзейского перемирия (апрель 1807 - август 1808 гг.) // Национальное возрождение балканских народов в первой половине XIX века и Россия. М., 1992. С. 54-55; он же. Первое сербское восстание и Россия во время русско-турецкой войны 1806-1812 гг. Ч. 1. М., 2010. С. 232-235; он же. Бухарестский мир 1812 г. и сербский вопрос // Славяне и Россия: К 110-летию со дня рождения С.А. Никитина. М., 2013. С. 437-488.
9 Белов М.В. Сербская повстанческая государственность и ее идейное обоснование // Двести лет новой сербской государственности. М., 2004. С. 42-43.
11 КарауиЬ В.С. Правителст^'ушчи совjет сербски // КарауиЬ В.С. Истори'ски списи. Београд, 1985. С. 20.
12 НенадовиЬ М. Мемоари. Нови-Сад - Београд, 1969. С. 177.
13 Цит. по: НоваковиЬ С. Уставно питаже и закони Кара^ор^ева времена. Београд, 1907. С. 26.
14 См.: Dordevic M. Srbija u ustanku ... S. 229.
15 Jankovic D. Srpska drzava... S. 132.
0<ХХ><ХХ>00<>0(ХЮ(Х*Х>00<^^
16 Цит. по: Дубровин Н.Ф. Сербский вопрос в царствование императора Александра I // Русский вестник. 1863. Т. 46. С. 5бб.
16 К.К. Родофиникин - А.А. Прозоровскому, 2 ноября 1808 г. // Богишич В. Разбор сочинения Н. Попова «Россия и Сербия» // Отчет о Тринадцатом присуждении наград С.С. Уварова. СПб., 1872. С. 124-132, 263.
17 СавиЬ В.Б. Кара^ор^е. Документи. Београд, 2001. С. 861. Док. № 580.
18 РОМС. Ф. Писма. Д. 7220. Л. 2 об.
19 Русско-турецкий Бухарестский мирный договор // Внешняя политика России. Сер. I. Т. 6. М., 1968. С. 409.
