К ВОПРОСУ О СРЕДСТВАХ ВЫРАЖЕНИЯ ПЕРСОНИФИКАЦИИ (НА ПРИМЕРЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ ДЕРЕВЬЕВ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Г. ГЕССЕ)
НИ. Юрикова
70
Герман Гессе (далее — ГГ), описывая
деревья во многих своих произведениях, искал ответы на вечные вопросы всеобщего бытия и жизни отдельного человека. Жизнь человека очень похожа на жизнь дерева, и невозможно, говоря о деревьях, не подойти к ним с человеческими мерками [1].
Важным приемом при таком подходе является персонификация (П), возможности которой Г Г использовал со всей полнотой. П у Г.Г. встречается чаще других тропов, что делает интересной попытку раскрыть причины этого факта путем описания особенностей П в тематической группе «деревья».
П как «увеличение меры духовности, присущей денотату» [2] (ср. олицетворение, прозопопея), в качестве ведущего приема стилистической организации текста формирующая (наряду с др. тропами) его художественную структуру, наиболее полно актуализирует «ингере-нтное свойство метафоры — ее антропо-метричность» [3] — принцип, согласно которому «человек — мера всех вещей» [4], реализует кратчайший путь к созданию «наивной картины мира». Этой спецификой обусловлена высокая частотность тропа как в художественной, так и общеупотребительной речи.
П предполагает «сознательное» функционирование какого-либо предмета (в широком смысле слова) [5]. Е.А.Некрасова, глубоко исследовавшая поэтическое олицетворение, выдвинула тезис
об отсутствии в нем семантического сдвига (в отличие от метафоры и др. тропов): «Метафорическое слово имеет денотат, обозначаемый другим словом, олицетворение же выражается словом, называющим тот же денотат. Иначе говоря, Олиц — троп, не связанный с семантическим сдвигом» [6].
Расширение поля действия слова при П приводит к совпадению денотата, обозначающего предмет, с персо-нификатором — словом, содержащим олицетворяющий признак. В этом — принципиальное отличие процесса метафоризации от П. Видимо, это имеет в виду и Е.А.Некрасова, которая образно пишет: «... общеязыковая метафора "убивает" Олиц, а Олиц, "воскрешая" предметный смысл, "убивает" метафору» [7].
К важнейшим признакам, отличающим П от метафоры, относится «цельность образной зарисовки», «образная развернутость» [8]. В этой связи большое значение приобретают границы контекста, развивающего П: выявление метафорического сдвига может быть ограничено рамками слова, но для определения П и отграничения ее от метафоры уже требуется достаточно широкий фрагмент текста [см. 9].
Истоки кредо Г.Г., тесно связанного с П, обнаруживаются в автобиографии «Детство волшебника»: «...я выучился самым ценным, необходимым для жизни знаниям, беря уроки у яблоневых деревьев, у дождя и солнца, реки и лесов, у пчел и жуков... Я кое-что
смыслил в том, как устроен мир, я без робости водил дружбу с животными и со звездами...» [10].
«Сознательное поведение» деревьев у Г.Г не случайно, оно предопределено волей автора: «...когда я занимаюсь живописью, у деревьев есть лица, домики смеются, или пляшут, или плачут.» [11]. В эссе «Wanderung» читаем: «Деревья всегда были для меня самыми проникновенными проповедника-ми.Кто умеет с ними говорить, кто умеет их слушать, тот узнает правду. Они проповедуют не учения и рецепты: не заботясь о частном, они проповедуют пра-закон жизни. Дерево говорит: "Во мне спрятано зерно, искра, мысль, я жизнь от вечной жизни"» [12].
Расширение контекста, развивающего П, приводит к читательскому ожиданию и готовности восприятия П объекта и всего контекста. С.К.Константинова называет развернутой П, для которой нужен широкий контекст от двух слов до целых синтаксических конструкций [13]. Введем также термин «персонифицирующий контекст», обозначающий совокупность языковых форм и структур, создающих П.
Анализ сочинений Г.Г, в которых П выходит за пределы синтагмы, абзаца и может пронизывать целый рассказ, показывает, что в орбиту такого описания часто попадают разные объекты, формирующие несколько тем П. Объединим их понятием «тематическое поле П» (ТПП), связанным с реализацией комплексной идеи и цели П в рамках этих тем. Независимо от количества и протяженности ТПП, выделение их в тексте вполне реально: каждое ТПП — достаточно четко очерченное лексико-се-мантическое образование, связанное с развертыванием определенной темы, все единицы которого обслуживают комплексную идею и цель П.
При сопоставлении данных понятий выявляется: развернутая П — это траектория развития приема в рамках текста; персонифицирующий контекст — содержательное наполнение идеи П с помощью единиц языка во всем многообразии их смыслов; тематическое поле П — пространство, на котором осуществляется комплексная П каждой конкретной темы текста.
Проанализируем рассказ «Der Pfirsichbaum» [14] («Персиковое дерево», далее — ПД) с применением этих понятий. ПД относится к позднему творчеству Г.Г., что позволяет считать средства выразительности в нем характерными для стилистики писателя и устоявшимися в ней, а прием П, пронизывающий рассказ, — сознательным воплощением творческой манеры автора.
К анализу привлечен русский перевод С.К. Апта [15], который с целью уточнения лексико-семантичес-ких аспектов текста оригинала при необходимости корректировался по данным современных словарей.
Толчком для написания ПД, содержащего описание погибшего дерева, сломанного ночью в саду феном, и раз- /1 мышления повествователя по этому поводу, стало случайное событие, но мысли и обобщения автора не сиюминутны, а художественные приемы и языковые единицы, используемые в тексте, не случайны. Всякое дерево для Г.Г. — живое, с каждым у него свой диалог, но старое персиковое дерево, давний жилец сада, постоянный наблюдатель и участник многих событий в его жизни, намного ближе остальных.
В ПД 6 абзацев, 33 предложения, объем текста чуть менее 4-х страниц. П обнаруживается в 5-и абзацах (кроме последнего, но и в нем есть ее реликт; поабзацная частотность приема
72
— 83%) и почти половине предложений текста — 16-и (48,5%). Основной объект П — персиковое дерево, его описание образует главное ТПП. Всего в рассказе 4 ТПП: 3 самостоятельных, из них самое большое связано с персиковым деревом — 4 абзаца из 5-и; второе — ТПП фена, почти все оно расположено в 1-м абзаце и только еще 2 раза повторяется в других. 3-й объект П, образующий ТПП с минимумом лексического состава — das Land, она упомянута три раза, но лишь в одном есть П с участием персонифика-тора. 4-й объект П в 5-м абзаце — предполагаемое новое дерево, замена упавшего, но его можно принять как дублера основной П.
В 1-м предложении глаголами физического действия в действия фена привнесена акциональность: ging, zerrte, heulte, fauchend, klapperte knöchern, trieb; наречие erbarmungslos придает этим глаголам субъектную атрибуцию. Во 2-м предложении сочетание sauber hingestrichen характеризует не только внешне опрятные горки увядших листьев, но и способ действий самого фена. Этим автор не просто вводит читателя в пространство и время событий, но и конкретизирует действующего (в прямом смысле слова) субъекта и его активные действия.
Во 2-м абзаце П введена с 3-го предложения — фактического начала описания главного персонажа и персонифицируемого объекта, ТПП персикового дерева. Хотя до этого дерево уже названо, но пока оно абсолютно статично, что видно из пассивных действий и слов, называющих их: lag, abgebrochen, hinabgestürzt. В 3-м предложении — полный набор лексем-персонификато-ров: предикативная конструкция werden nicht sehr alt, субъектные номинативы die Riesen und Helden в
конструкции с косвенным наименованием и отрицанием принадлежности персиковых деревьев к ним (sie gehören nicht zu den Riesen und Helden), прилагательные субъектной семантики zart, anfällig, наконец, сопоставление смолистого сока деревьев с человеческой кровью (hat etwas von altem, überzüchtetem Adelsblut). Упавшее дерево оценивается по степени благородства происхождения, через отрицательную конструкцию war kein besonders edler ...Baum, и окончательно персонифицируется в антропонимах Bekannter und Freund, heimisch. Явное преимущество перед человеком в притязаниях на земное проживание выражено сравнительным оборотом (langer als ich auf diesem Grundstuck heimisch). В следующих 3-х предложениях П усиливается за счет акциональ-ных субъектно ориентированных глаголов и форм. Действия, признаки и части тела, обозначаемые этими лексемами, свойственны человеку, но в ПД они относятся к дереву: (5) hatte sich gestemmt gegen den bösen Föhn, war wie träumerisch gestanden, zu seinen Fussen niederblickend; (6) ich hatte ihm geholfen; (7) er hatte Hitze und Schnee miterlebt, hatte seinen Ton zum Liede, seinen Klang zum Bilde beigetragen. Выражение träumerisch stehen можно отнести только к существу, способному задуматься и мыслить. Очевидно, что Fusse — это корни дерева, которые не названы, поскольку контекст исключает возможность использования этого слова из-за ограничений, налагаемых семантикой предыдущих слов. В сознании читателя уже сформирован полноценный образ представленного автором собрата, родича, чья плоть все больше «очеловечивается», в чьих жилах течет «культивированная аристократическая кровь».
Особую роль в общей П играет синтаксическая конструкция ich hatte ihm geholfen: в ней ни одно слово не является персонификатором, но в целом это — персонификация. Helfen можно отнести только к живому существу, нуждающемуся в чьей-либо помощи (о глаголе помогать и девербативе помощь см. [16]. Такой способ П, реализуемый опосредованно, через сознательные действия, поступки людей, возможные исключительно в отношении живых существ, назовем косвенной (либо опосредованной или встречной) П.
В 1-м предложении 3-го абзаца те же персонификаторы из 2-го абзаца (dieser alte Bekannte und Freund), но при них есть слово с антропонимич-ной семантикой — глагол gehoren, в нем выражена идея владения местом, где росло (жило) персиковое дерево. В следующих 2-х предложениях употреблено по 1-му прилагательному субъектной семантики: (2) traurig и (3) eigenwillig. В последнем предложении рядом с активными глаголами различной семантики, обозначающими действия деревьев (einem wegsterben, einen im Stich lassen), использована безличная глагольная конструкция (auf Baume ist auch kein Verlass), в сложной субъектно-смысловой адресации которой — человек: в деревьях нельзя быть уверенным так же, как и в людях. Это еще один пример с косвенной П.
4-й абзац — кульминация ПД, он насыщен различными средствами П, содержащими мировоззренческую концепцию автора, — от лексико-семантических до синтаксических, обслуживающих 6 предложений из 7-и (кроме 1-го). Абзац основан на сильном средстве П — обращении, введенном во 2-м предложении в сочетании с побудительно-вокативным глаголом leb wohl (Leb wohl, mein lieber
Pfirsichbaum!), что полностью меняет субъектно-предикатную структуру текста: из «третьего лица» дерево становится активным деятелем и адресатом речи, потенциальным и реальным собеседником. Не случайно последующий текст выполнен в апеллятивном синтаксическом плане 2-го лица, с использованием широкого спектра форм местоимений du, dein, dich, dir — всего 15 употреблений. Процент предложений с местоимениями 2-го лица по отношению ко всем предложениям этого абзаца очень высок — 85,7%.
Du в вокативе дано в сочетании с другими частями речи: bist gestorben (2 раза), hast dich gestemmt, bist alt geworden (2), nicht heimatlos gemacht worden, hast nachgeben mussen, du hast nicht erleben und absterben mussen; в косвенных падежах — с глаголами preise (dich) (2), der Feind drehte (dir). Глаголы в синтаксическом плане 2-го лица приобретают яркую субъектную семантику и предельно расширяют предикатное поле П.
П дерева углубляется также при обозначении его нынешнего состояния существительным Tod (du bist einen anständigen. Tod gestorben), /3 что делает естественным наличие у него ein Schicksal (du hast ein Schicksal gehabt). К усилению приема приводит широкое использование в этом абзаце прилагательных с яркой субъектной семантикой и персонифицирующей функцией: lieber (Pfirsichbaum), (preise dich) glucklich, anstandigen (Tod gestorben); mit blutenden (Wurzeln), heimatlos (geworden); (alt geworden) besser und schoner, (bist gestorben) wurdiger als wir.
Интересна роль сравнительного оборота. В подобной функции он уже встречался во 2-м абзаце, здесь же он при сопоставлении дерева с людьми,
обозначенными личным местоимением wir, делает бесспорной мысль о равенстве в антропоморфном отношении двух представителей природы. Но, исходя из идеи цельности судьбы и достойного завершения жизненного пути, автор ставит дерево выше человека, глубоко уважая его в жизни и отчасти завидуя его смерти, что отчетливо раскрыто в придаточном предложении (.als wir, die wir uns in unsern alten Tagen gegen das Gift und Elend einer verpesteten Welt zu wehren haben und jeden Atemzug sauberer Luft der ringsum fressenden Verderbnis abkampfen mussen).
4-й абзац с обилием П позволил автору полнее и глубже выразить главную мысль рассказа и сформулировать собственную концепцию, основанную на идее всеобщей одушевленности природы и равенства всех ее живых существ.
Эта идея получает дальнейшее развитие в 5-м абзаце, в котором границы живого раздвигаются, что реализуется в лексико-стилистических и грамматических особенностях ПД. 5-й абзац состоит из 3-х предложений, в нем /4 формируется 4-е ТПП с мыслью о возможности посадки нового дерева на месте упавшего: оно приобретает номинации der Junge, das Baumkind, der Kamerad, der gute Nachbar, получает субъектные атрибуции (dieser Junge) wurde .seine lieben Bluten treiben, und einmal als ein alter mudgewordener Baum.zum Opfer fallen.
Анализ целого текста показывает, что использование Г. Г. приема персонификации имеет целенаправленный характер и служит реальным средством для адекватного воспроизведения авторской концепции, наиболее полного раскрытия связи между природой и человеком, чувствами и созна-
нием. Это подтверждается как числом персонифицирующих языковых единиц (86 лексем-персонификаторов и 5 конструкций) в тексте «Der Pfirsichbaum», так и характером использования лексико-семантических особенностей различных грамматических форм. Последовательное размещение этих форм по всему пространству рассказа, увеличение их удельного веса в процессе описания, усиление их текстово-синтаксической и коммуникативной нагрузки свидетельствует о высокой степени оригинального творческого отбора и употребления писателем этих единиц. С помощью персонификации Г.Г. удается раскрыть всю глубину пропасти, отделяющей современного человека от природы, а его сознание — от чувств и духа, что для мыслящего человека всегда тревожно, а для мыслящего немца — почти трагично.
В заключение — некоторые общие выводы по концептуальной персонификации у Г Гессе, которая содержательно и структурно отличается от традиционных форм этого приема, тесно граничащего со смежными видами тропов и служащего только «оживлению», «одушевлению» денотата, «наделению неживого предмета свойствами живого существа». Суть концептуальной персонификации в том, что в результате персонифицирования осуществляется сложный чувственно-ментальный процесс, переводящий воспринимаемый объект в эстетический образ, существенно отличающийся от первоначального представления об этом объекте. Происходит эмоциональное и интеллектуальное наполнение этого образа, он берет на себя совершенно новые художественно-эстетические и когнитивные функции. Концептуальная персонификация характеризуется
тем, что, придавая персонифицируемому объекту новый статус, она служит более глубокому его осмыслению. В содержательном отношении такая персонификация связана с первичными природными и культурными объектами и артефактами, статус которых может быть приравнен к национальным и общечеловеческим концептам (для Г Гессе это — дерево, река,, облако, ветер (фен), гора, дом,, город, музыка, счастье, тайна, надежда, жизнь, смерть, мечта). Глубокое воздействие на эти концепты, оказанное такой яркой творческой личностью, как Г.Гессе, дает импульс для эволюции их содержания в сознании читателей. Описание этих концептов в произведениях ГГессе, основанное на постоянной, имманентной персонификации, выводит их на особый уровень восприятия. С точки зрения структурного оформления концептуальная персонификация характеризуется развернутостью (выходит за пределы одного-двух слов, используемых для обозначения денотата), наличием персонифицирующего контекста (участвует в создании относительно самостоятельного внутрисюжетного микротекста) и формированием тематического поля персонификации. При этом происходит оживление широкого зрительного рисунка пейзажа, в котором все элементы выступают как субъекты активных действий, в результате чего глаголы характеризуются той или иной степенью акциональности, в атрибутивных сочетаниях используются качественные прилагательные субъектной семантики, сравнительные конструкции основаны на сопоставлении с человеком (или антропоморфными существами). Все эти характеристики полноценно представлены в персонификациях Г.Гессе.
ЛИТЕРАТУРА
1. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной.»: система пейзажных образов в русской поэзии. — М., 1990. - С. 42.
2. Григорьев В.П. Введение // Поэт и слово. Опыт словаря. — М., 1973. — C. 116.
3. Северская О.И. Метафора // Очерки истории языка русской поэзии XX века: Тропы в индивидуальном стиле и поэтическом языке. — М., 1994. — C. 127.
4. Телия В.Н. Метафора как модель смыс-лопроизводства и ее экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. — М., 1988. — С. 40.
5. Гин Я.И. Поэтика грамматического рода. — Петрозаводск, 1992; Некрасова Е.А. Олицетворение / / Очерки истории языка русской поэзии XX века: Тропы в индивидуальном стиле и поэтическом языке. — М., 1994; Ничик Н.Н. Олицетворение в поэтической речи
B.В. Маяковского (на материале поэм 1914—1924 гг.) // Исследования по семантике. — Симферополь, 1987.
6. Некрасова Е.А. Указ. соч. — C. 14.
7. Там же. — С. 27.
8. Там же. — С. 24.
9. Добжиньская Т. Метафора в сказке // Теория метафоры. — М., 1990. — C. 490.
10. Гессе Г. Детство волшебника // Гессе Г. Письма по кругу / Пер. с нем. — М., 1987. — С. 22.
11. Гессе Г. Краткое жизнеописание // Гес 75 се Г. Избранное / Пер. с нем. — М., 1977. — C. 39.
12. Hesse Hermann.. Werkausgabe, Band 6. — Frankfurt am Main, 1970. — S. 151.
13. Константинова С.К. Семантика олицетворения. — Курск, 1997. — С. 13.
14. Hesse Hermann. Werkausgabe, Band 6. — Frankfurt am Main, 1970. — S. 809—812.
15. Гессе Г. Персиковое дерево // Гессе Г. Степной волк: роман, рассказы / Пер. с нем. С. Апта. — М., 2000. — С. 564567.
16. Апресян Ю.Д. Английские синонимы и синонимический словарь // Апресян Ю.Д. Избранные труды. - Т. 2: Интегральное описание языка и системная лексикография. — М., 1995. —
C. 250. ■