CC BY
324
Кошкин С.А.
К ВОПРОСУ О СПЕЦИФИКЕ СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО
ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА
Политический дискурс-анализ в большинстве источников рассматривается как один из возможных аспектов изучения политической коммуникации, при таком подходе понятие дискурса понимается узко - не субстанционально, не как предмет исследования (моделируемая политическая реальность), а как понятие методологическое, операционное, как способ познания последней. В этом понимании политический дискурс - это дискурс, конституирующий политическую коммуникацию, которая по своей природе институциональна. Он включает в себя совокупность идейно-тематически и контекстуально обусловленных способов и средств политической коммуникации, используемых субъектами социально-политических отношений для реализации властных интенций. Кроме базовой функции - борьбы за власть, для политического дискурса актуальны также регулятивная, референтная, ритуальная, магическая и другие функции [1, с. 73; 2, с. 281-283].
В политическом дискурсе находят отражение общественно-политические процессы, явления культуры, особенности менталитета, ценности той или иной социально значимой общности (населения, нации, класса, политической партии и др.). Современный российский политический дискурс как объект политологического анализа обладает своей спецификой, обусловленной как исторически сложившейся практикой государственно-гражданских отношений, так и нынешними реалиями общественно-политической жизни Российской Федерации.
Рассмотрим важнейшие особенности современного российского политического дискурса: медиатизированность; манипулятивный характер; стремление к визуальности и театральности; агональность содержания.
Медиатизированность политического дискурса обусловлена зависимостью публичной политики от средств ее ретрансляции. Современная политическая реальность немыслима вне медиапространства. Публичность политического актора, достигаемая посредством СМИ, выступает залогом его легитимности, а отлучение от СМИ равнозначно политической смерти субъекта. А поскольку в массовом сознании политический субъект выступает в качестве идеализирован-
ного медиаперсонажа, постольку стратегический интерес субъектов политики направлен на содержание информации и на каналы ее распространения.
В результате медиатизации политики коммуникативный статус политического дискурса во многом зависит от наличия каналов доставки его содержания. «Внутренняя» сторона политики достаточно обыденна и монотонна и без медийной драматизации выглядела бы как порядок иерархических организаций, который обеспечивается сухими, протокольно расписанными бюрократическими операциями строго дифференцированных специалистов - парламентариев, присяжных заседателей, чиновников и пр. «Драматизация, эстетизация демократического сообщества достигаются в масс-медиа, которые способны выполнять свою роль всеобщего медиатора только при условии превращения докучной бюрократической процедуры в масс-культурный аттракцион», - резюмирует И. Сандо-мирская [3, с. 7].
Именно поэтому в современной коммуникативной парадигме СМИ рассматриваются как важный субъект политического дискурса, средство осуществления политической коммуникации, которая может иметь как конструктивный, так и деструктивный характер. Вместе с тем необходимо признать, что стремление СМИ к всемогуществу отчетливо проявляет себя в дозировании и/или устранении любых форм диалога, который, как известно, препятствует манипуляции сознанием [4, с. 273], в монологизации способов передачи информации. Обезличенная аудитория СМИ в лице читательских, радийных, и телевизионных масс лишена возможности осознанного выбора информации и способна лишь пассивно воспринимать сигналы ретрансляторов определенных мнений и установок. По выражению Майкла Паренти, СМИ «отбирают большую часть информации и дезинформации, которыми мы пользуемся для оценки социально-политической действительности. Наше отношение к проблемам и явлениям, даже сам подход к тому, что считать проблемой или явлением, во многом предопределены теми, кто контролирует мир коммуникаций» [5, с. 216].
Следующей особенностью политического дискурса является его манипу-лятивный характер. В современном политическом дискурсе невозможно провести четкую границу между убеждением и манипуляцией, поскольку используемый в политических целях язык изначально содержит множество вариантов номинации одного и того же предмета (явления), различающихся смысловыми
нюансами, эмоционально-оценочными коннотациями, стилистикой, что позволяет использовать их как эвфемизмы или дисфемизмы.
В политике воздействие имеет две основные формы - убеждение и манипулирование. В убеждении используются прозрачные доводы и аргументы, инициирующие мыслительные процессы, помогающие осознать сущность приведенной информации. Манипулирование - абсолютный антипод рационального убеждения, поскольку требует скрытого воздействия, при котором «адресат оказывается отсеченным от независимого источника информации, вследствие чего информация воспринимается некритически» [6, с. 129]. Возможность проверки достоверности источника - важнейший критерий разграничения убеждения и манипуляции.
Возможность доступа адресата к первоисточнику и/или независимому источнику информации создает трудности для оказания на него должного психологического воздействия. В условиях же диктатуры СМИ данное правило «не работает», поскольку информация преподносится обывателю в виртуальном, препарированном виде. Принципиальная вторичность информации на рынке СМИ объясняется спецификой медиапроцесса: субъективизм и корпоративная воля не позволяют журналисту объективно отнестись к материалу (статье, репортажу, интервью), поэтому любой медиапродукт - это интерпретированное отражение факта, личностное, во многом предвзятое описание и оценка того или иного события, явления. С другой стороны, в силу своей инертности аудитория, полагаясь на объективность и достоверность информации, теряет способность к ее рациональному осмыслению.
Таким образом, в условиях информационной зависимости адресата (массовая аудитория) от адресанта (СМИ) достижение цели в политическом дискурсе происходит через манипуляцию массовым сознанием. Ведь основная цель политического дискурса - внушить адресатам - гражданам сообщества - необходимость «политически правильных» действий и/или оценок. Иначе говоря, цель политического дискурса состоит не в описании явления, не в объективном представлении денотата (т.е. не в референции), а в навязывании адресату субъективной интерпретации сущности данного денотата и тем самым в создании платформы для убеждения адресата, в пробуждении в нем намерения, в побуждении его к действию [7, с. 127].
Эффективность манипуляции сознанием в современном политическом дискурсе обусловлена тем, что большинство населения по-прежнему не может осу-
ществить осознанный политический выбор и отрефлексировать его возможные последствия [8, с. 5]. Следовательно, политическое сознание большинства россиян формируется не путем рационального осмысления ритуалов и событий политики, а через эмоциональное восприятие, на основе сложившихся соотношений симпатий и антипатий, степени доверия и недоверия к конкретным политическим лидерам и институтам власти.
К особенностям политического дискурса также относятся визуальность и театральность.
Визуальная (в широком смысле - наглядная, видимая, наблюдаемая) природа политического дискурса выражается в необходимости демонстрации своего содержания. Например, визуальные символы современного политического дискурса, обладающие законодательно закрепленным статусом (Герб, Государственный флаг, штандарт Верховного Главнокомандующего, архитектура Красной площади, иная официальная символика), выполняют важнейшую функцию репрезентации фирменного стиля России на международной арене.
Визуальность политического дискурса выступает действенным политическим инструментом, поскольку графические знаки и иные визуальные идентификаторы несут в себе определенную символическую нагрузку, которая репрезентирует идеологию больших и малых социальных групп. В качестве примера можно привести изображение бурого медведя на эмблеме партии «Единая Россия», чей образ, как известно, в массовом сознании связан с мифологическими признаками этого животного - силой, взвешенностью решений, мудростью, рассудительностью.
Важно отметить, что визуализация политического дискурса практически всегда имеет игровой (показной, искусственный) характер. Театральность политического дискурса иллюстрируется известной метафорой «Весь мир - театр». Сходство политических и театральных компонентов показано на таблице 1 [9].
Театральность политического дискурса подразумевает наличие политиков (актеров) и народных масс (зрительской аудитории), причем присутствие адре-санта-наблюдателя (массовой аудитории) непосредственно влияет на поведение политика-адресата, принуждает его придерживаться определенного речевого поведения и выгодной стратегии создания собственного имиджа.
Компоненты театра Компоненты политического дискурса
пьеса, сценарий, сюжет, драма, трагедия, фарс, комедия, мистерия ход политических событий
спектакль и его репетиция политические события
автор текста спичрайтеры, помощники, политики
режиссер, сценарист организаторы событий, лоббисты, агенты влияния
актеры политики, чиновники, общественные деятели
роли/амплуа роли (функции); публичный имидж
зрители народ
реакция зрителей: аплодисменты, свист голосование за/против, акции поддержки/протеста
зрительный зал, сцена, экран трибуна, сцена, экран, зал заседаний
кулисы тайная политика
декораторы, гримеры и пр. имиджмейкеры
Табл. 1. Сходство компонентов театра и политического дискурса
Субъекты политики, чтобы привлечь внимание и симпатии масс, намеренно придают своей деятельности игровой характер. В процессе общения между собой и в особенности с прессой они постоянно помнят о «зрительской аудитории», поэтому намеренно разыгрывают перед ней роли, соответствующие определенному амплуа (скандалиста, царя, настоящего мужика, сурового военного, мудрой и заботливой матери и т.д.) или переходя из одного амплуа в другое, эффектно ломают тот образ-стереотип, который уже сложился в массовом сознании. В современном российском политическом дискурсе можно обнаружить характерные игровые сюжеты («борьба с коррупцией», «критика Запада», «реализация нацпроектов» и др.) и определенные правила такой игры.
Как правило, политический спектакль разыгрывается в целях получения политических дивидендов, с одной стороны, для достижения положительного позиционирования субъекта политики, с другой - для создания негативного имиджа конкурента. Нередко залогом успеха является использование эффективных методик, заимствованных из сферы шоу-бизнеса (трансляция телепередач с установкой на создание политического скандала, появление политиков в эстрадном амплуа, концерты в поддержку политических сил, политические ток-шоу и т.д.).
К особенностям политического дискурса следует отнести и агональность (от греч. агон - состязание, борьба, в переносном значении - бескомпромиссный спор, столкновение мнений), которую можно считать важнейшим условием теат-
ральности. Политика, понимаемая как борьба за власть или против власти, является сферой преимущественно агонального мышления, для которой характерны поведенческие и речевые стратегии агрессивного характера. Следовательно, политический дискурс представляет собой демонстрацию борьбы, агона: «ожесточенная борьба за власть разыгрывается как состязание, как большие национальные игры, для которых важны зрелищность, определенные имиджи, формы проявления речевой агрессии и т.д.» [10, с. 24].
Как правило, противоречия между конкурирующими политическими силами возникают по поводу приоритетных направлений государственной политики. Несомненно, что курс на «новый облик» ВС РФ, объявленный высшим военнополитическим руководством государства, является полемичной темой в риторике официальной власти и оппозиции. Проиллюстрируем эти разногласия экспресс-анализом некоторых тезисов и положений, которыми аргументируют свою позицию взаимоборствующие стороны. Так, государство в лице Министерства обороны заявляет о необходимости преобразований, тогда как противники реформ указывают на непродуманность, волюнтаризм и поспешность перехода к «новому облику». Анализ наиболее значимых публикаций, в том числе и в Интернет-пространстве, позволяет сделать ряд суждений, свидетельствующих о серьезных расхождениях в оценке преобразования Вооруженных Сил Российской федерации.
Инициаторы «нового облика» (в лице высшего руководства Министерства обороны) в официальных выступлениях избегают употребления лексических единиц, способных вызвать негативные ассоциации в массовом сознании: реформа (данное слово, как и его производные, в результате коренных трансформаций последних десятилетий употребляется нередко с саркастическим оттенком), сокращение, увольнение, распродажа. Вместо этого государственные источники используют нейтральные в оценочном плане или положительно конно-татированные выражения: «новый (перспективный) облик» «оптимизация численности», <«ориведение армии и флота в состояние максимальной эффективности и боеспособности» ,«привлечение гражданских специалистов» «реализация высвобождаемого недвижимого военного имущества» и т.д. Подобная эвфеми-зация официальной лексики, надо думать, призвана нейтрализовать потенциальное недовольство в воинских коллективах, успокоить общественное мнение.
Противники «нового облика» апеллируют к неудовлетворительному состоянию армии и флота, вменяя это в вину официальной власти. Так, в докладе
военных экспертов Института национальной стратегии приводятся неутешительные цифры и факты, позволяющие авторам характеризовать нынешнее состояние ВС РФ как критическое: «вопреки официальной пропаганде, Вооруженные силы РФ находятся в глубочайшем кризисе...». Более того, «на высшем политическом уровне не разработана ответственная и реалистичная концепция военных угроз», что фактически приводит «к отсутствию в обществе и государстве не только ориентиров, но и серьезных мотивов для военного строительства» [11]. Примечательно, что похожие выводы звучат в докладе Международного института стратегических исследований (The International Institute for Strategic Studies), опубликованном в лондонской «The Times» в конце января 2009 года. В нем российские Вооруженные Силы сравниваются с «бумажным тигром» [12]. В то же время сторонники преобразований, соглашаясь с отдельными недостатками, ссылаются на прогнозы по улучшению ситуации в армии и на флоте [См., например: 13].
Безусловно, перечисленные особенности дают лишь общее представление о специфике современного российского политического дискурса и не исчерпывают всего его многообразия. В настоящей статье представлен лишь один из возможных подходов к изучению синхронного среза данного феномена. В силу исторической непредсказуемости, нестатичности и постоянной интерпретируемости полиаспектный и междисциплинарный анализ российского политического дискурса представляется комплексной научной задачей.
* * *
1. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: Монография. М.: Волгоград: Перемена, 2000. 367 с.
2. КарасикВ.В. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: Гнозис, 2004. 389 с.
3. Сандомирская И. Книга о Родине. Опыт анализа дискурсивных практик. - Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 50 (Венский альманах славистики. Спецвыпуск 50). Wien: Gesellschaft zur Fоеrderung slawistischer Studien, 2001. 286 с.
4. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием. М.: Эксмо, 2007. 684 с.
5. ПарентиМ. Демократия для немногих. М.: Прогресс, 1990. 216 с.
6. Хазагеров Г.Г. Политическая риторика. М., 2002.
7. Демьянков В.З. Интерпретация политического дискурса в СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. М.; Изд-во МГУ. 2003. С. 116-133.
8. Грачев Г.В., Мельник И.К. Манипулирование личностью: организация, способы и технологии информационно-психологического воздействия / Ин-т философии РАН.. М., 1999. 235 с.
9. Шейгал Е. И. Театральность политического дискурса // Единицы языка и их функционирование. Саратов, 2000. Вып. 6.
10. Шейгал Е.И. Структура и границы политического дискурса // Филология - Philologika 14. -Краснодар, 1998. С. 22-29.
11. Итоги с Владимиром Путиным: кризис и разложение российской армии: Доклад Института национальной стратегии /Ремизов М., Храмчихин А., Цыганок А., Карев Р., Белковский С. М., 2007. 67 С. Web-адрес: http://www.apn.ru/userdata/files/ins/INS-MR-1.pdf
12. Russian military a 'paper tiger' despite symbolic comeback, says IISS // The Times. 28.01.2009. Web-документ: http://www.timesonline.co.uk/tol/news/world/europe/article5599603.ece
13. Стратегия социального развития Вооруженных Сил Российской Федерации на период до 2020 года. Web-адрес: www.mil.ru (официальный сайт Министерства обороны РФ).
