CC BY
12
Научная специальность: 5.1.2
К вопросу о систематизации принципов процессуальной деятельности органов судебного конституционного контроля
Ксения Юрьевна Гоглева,
Санкт-Петербургский университет Министерства внутренних дел Российской Федерации, Санкт-Петербург, Россия, goglevakseniya@gmail.com, https://orcid.org/00 00-0002-9177-9114
Аннотация. Представленная статья посвящена вопросу систематизации принципов процессуальной деятельности органов судебного конституционного контроля, которая, в первую очередь, выражена в охране и защите конституционно закрепленных прав и свобод граждан, в том числе путем обеспечения баланса ветвей власти посредством реализации функций конституционного правосудия. Анализируя различные доктринальные точки зрения, нормы отечественного конституционного права в области судебного конституционного контроля, осуществляемого специализированным судебным органом — Конституционным Судом Российской Федерации, а также положения зарубежного законодательства, автор формулирует ряд выводов относительно классификации принципов процессуальной деятельности органов судебного конституционного контроля посредством их разделения на общие (применяемые в практике всех органов судебной власти) и специфические (используемые исключительно в деятельности специализированных конституционно-контрольных органов). Отдельное внимание при этом уделено обзору практики конституционного судопроизводства, являющейся прямым подтверждением аналитических заключений и выводов, сделанных в данной статье.
Ключевые слова: судебный конституционный контроль, Конституционный Суд Российской Федерации, судопроизводство, конституционное судопроизводство, принципы процессуальной деятельности
Для цитирования: Гоглева К.Ю. К вопросу о систематизации принципов процессуальной деятельности органов судебного конституционного контроля // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2022. N 4 (62). С. 84-91.
On the issue of systematizing the principles of the procedural activities of the constitutional supervision bodies
Kseniya Yu. Gogleva,
St. Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, St. Petersburg, Russia, goglevakseniya@gmail.com, https://orcid.org/0000-0002-9177-9114
Abstract. The issues of systematizing the principles of the procedural activities of the constitutional supervision bodies are considered. This systematization implies the preservation and protection of the constitutionally enshrined human rights and freedoms, in particular, by ensuring the balance of the branches of power through the implementation of the constitutional justice functions. Basing on the analysis of various doctrinal viewpoints and the norms of domestic constitutional law in the field of constitutional supervision, exercised by the specialized judicial body — the Constitutional Court of the Russian Federation, as well as the provisions of foreign legislation, a set of conclusions for classifying the principles of the procedural activities of the constitutional supervision bodies is formulated through dividing them into the category of general (applied in the practice of all judicial bodies) and specific principles (used exclusively in the activities of specialized bodies of constitutional supervision). Special attention is paid to the review of the constitutional legal proceedings' practice, serving as a direct confirmation of the analytical conclusions of this article.
Keywords: constitutional supervision, the Constitutional Court of the Russian Federation, legal proceedings, constitutional legal proceedings, principles of procedural activities
For citation: Gogleva K.Yu. On the issue of systematizing the principles of the procedural activities of the constitutional supervision bodies // Legal Science and Law Enforcement Practice. 2022. No. 4 (62). P. 84-91.
© Гоглева К.Ю., 2022
Прецедент увековечивает принцип.
Бенджамин Дизраэли
В юридической доктрине отсутствует единство мнений по вопросу правомерности отнесения специализированных органов конституционного контроля к органам судебной власти, что, в первую очередь, аргументированно связано с их особыми фундаментальными полномочиями по защите основ конституционного строя, основных прав и свобод человека и гражданина, обеспечению верховенства власти и прямого действия Конституции, а также с наличием особого предмета деятельности - осуществления конституционного контроля за выполнением действующего законодательства страны и обеспечения баланса ветвей власти [1, с. 10].
Анализируя компетентные мнения и, безусловно, принимая во внимание ряд существенных отличительных признаков, выделяющих и дифференцирующих органы судебного конституционного контроля от иных органов судебной власти, представляется правильным сделать вывод о том, что Конституционный Суд Российской Федерации (далее - Конституционный Суд РФ) все же нормативно является их частью (глава 7 Конституции Российской Федерации «Судебная власть и прокуратура») и обладает при этом всеми функциями органа публичной власти. Следовательно, процессуальная деятельность и правовой статус судей высшего органа конституционной юстиции в такой же степени, как и судей иных судов Российской Федерации, определяются общими правилами и принципами организации судебной власти в Российской Федерации, закрепленными Федеральным конституционным законом от 31 декабря 1996 г. N 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации»* и Законом Российской Федерации от 26 июня 1992 г. N 3132-1 «О статусе судей в Российской
Федерации»**, особое место в ряду которых принадлежит открытости, гласности, публичности и транспарентности.
Образуя имманентную связь с принципами справедливости, независимости и объективности судей, они предопределяют доверие граждан к данной ветви власти, призванной быть максимально доступной для демократического общества, что напрямую корреспондирует международным стандартам и рекомендациям в сфере правосудия, сформулированным во Всеобщей декларации прав человека и Международном пакте о гражданских и политических правах, устанавливающих, что каждый человек имеет право на рассмотрение дела компетентным, независимым и беспристрастным судом***; а также Банга-лорским принципам поведения судей****, одобренным резолюцией Экономического и социального совета ООН 2006/23 от 27 июля 2006 г.
Имплементация данных международных норм в национальное законодательство Российской Федерации произведена в статьях 5 и 29 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» (далее - ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»)*****, содержание которого претерпело значительные изменения в ноябре 2020 г. В частности, был фактически ликвидирован институт публичных особых
* О судебной системе Российской Федерации: федер. конституционный закон от 31 дек. 1996 г. N 1-ФКЗ: ред. от 8 дек. 2020 г. // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1997. N 1. Ст. 1; Официальный интернет-портал правовой информации. 11К1_: http://pravo.gov.ru
** О статусе судей в Российской Федерации: закон Российской Федерации от 26 июня 1992 г. N 3132-1: ред. от 30 дек. 2020 г. // Ведомости СНД и ВС РФ. 1992. N 30; Официальный интернет-портал правовой информации. URL: http://pravo.gov.ru.
*** Всеобщая декларация прав человека (принята Генеральной Ассамблеей ООН 10 дек. 1948 г.); Международный пакт о гражданских и политических правах (принят резолюцией 2200 А (XXI) Генеральной Ассамблеи ООН от 16 дек. 1966 г.). Доступ из справ.-правовой системы «Гарант».
**** См.: Организация Объединенных Наций: сайт. URL: https://www.un.org
***** О Конституционном Суде Российской Федерации: федер. конституционный закон от 21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ: ред. от 1 июля 2021 г. // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1994. N 13. Ст. 1447; Официальный интернет-портал правовой информации. URL: http://pravo.gov.ru
мнений и мнений судей Конституционного Суда РФ, так как современная редакция ст. 76 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» не предполагает ни официального опубликования текста особого мнения, ни возможности его обнародования судьей иным способом.
Данный запрет вызвал большой общественный резонанс и неоднозначную оценку как профессиональных экспертов, так и представителей гражданского общества [2, с. 75], апеллирующих к доводу о том, что право высказывать свое мнение является фундаментальным правом в демократическом обществе и принадлежит любым участникам общественных дискуссий и публичных дебатов, в связи с чем возникает вопрос о соответствии данного положения принципу гласности, декларированному в ст. 31 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ», названному в числе неотъемлемых принципов деятельности Конституционного Суда РФ. Ведь именно его соблюдение гарантирует «открытость» судебных заседаний, всестороннее информирование граждан о деятельности Суда и его органов, а значит, и объективный социальный контроль со стороны общества и отдельно взятых граждан - единственный из возможных нормативно, так как конституционная юрисдикция не имеет инстанцион-ной системы [3, с. 69].
Как верно отмечает Б.Н. Чичерин, «злоупотребления неизбежны везде, где есть люди, и какой бы ни был учрежден контроль, так как он вверяется людям, то открывается возможность злоупотреблений» [4, с. 62-63]. Исключение, к сожалению, не составляют и органы специализированного конституционного контроля, в деятельности которых крайне важным представляется гарантировать соблюдение принципа беспристрастности и справедливости при осуществлении судьями процессуальной деятельности по обеспечению баланса ветвей власти.
Государства по-разному обеспечивают исполнимость данного принципа. Например, реформа судебной системы Польши, начавшаяся в 2017 году, предусматривает, в частности, регламентацию порядка привлечения судей к дисциплинарной ответственности за деяния (в форме действия или бездействия), которые могут быть расце-
нены как угроза беспрепятственному функционированию судебной системы. Также отдельное внимание при реформировании уделено политическим взглядам судей и исключению поддержки ими той или иной политической силы в целях обеспечения их беспристрастности и объективности при постановлении решений.
Обязательство об исключительном «подчинении Конституции Российской Федерации, ничему и никому более» содержится и в тексте присяги судьи Конституционного Суда РФ, предусмотренной ст. 10 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ», а также в ч. 1 ст. 120 Конституции Российской Федерации (далее - Конституция РФ). Это представляется крайне важным с позиции не только «государственного усмотрения», но и современных потребностей общества. Так, по данным на октябрь 2019 г., респонденты в качестве важнейших прав назвали жизнь, свободу, личную неприкосновенность, медицинскую помощь и справедливый суд (доля респондентов, выбравших последний вариант, выросла за период с 2017 по 2019 год с 50 до 64 %) [5]. На наш взгляд, такая динамика связана с тем, что россияне стали чаще сталкиваться с нарушением данного принципа лично, ощущая насущную потребность в беспристрастной и справедливой защите своих прав и законных интересов путем легального разрешения возникающих публично-правовых конфликтов посредством их юридизации.
Еще одним общим принципом, закрепленным ст. 5 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ», является состязательность и равноправие сторон. Несмотря на то, что его соблюдение относится к неотъемлемым элементам процессуальной деятельности всех без исключения органов судебной власти Российской Федерации, введение его в действие по отношению к высшему органу судебного конституционного контроля было весьма спорным и породило дискуссии в ходе разработки и обсуждений проекта ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» на совещании судей, а также в Комитете по законодательству и судебно-правовой реформе Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации [6, с. 475-479]. Однако, несмотря на отсутствие сторон в конституционном процессе по ряду категорий дел (напри-
мер, по разрешению запросов о толковании Конституции РФ) и факта «противоборства интересов» как такового, данный принцип все-таки вошел в перечень основных в деятельности отечественного органа судебного конституционного контроля с оговоркой закрепления его в качестве «принципа конституционного правосудия» (ст. 5 и ст. 35 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»).
Относительно вопроса систематизации принципов процессуальной деятельности органов судебного конституционного контроля с учетом особенностей их правового статуса, напрямую сопряженного с контрольными, политическими и законотворческими полномочиями, представляется правомерным выделить ряд специфических принципов деятельности органов конституционной юстиции наряду с принципами, общими для всех органов судебной власти.
Во-первых, это принцип соразмерности (пропорциональности), проистекающий из полномочия Конституционного Суда РФ по оценке конституционности действующих федеральных законов, в том числе на предмет соразмерности использованной м еры огра н ич ен и я п ра в и св обод гра ждан тем исключительным целям, которые предусмотрены ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, а именно: защите основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц; обеспечению обороны страны и безопасности государства.
В постановлении от 15 января 2002 г. N 1-П* Конституционный Суд РФ отметил необходимость понимания во взаимосвязи ст.ст. 17 и 55 Конституции РФ, определяющих, что соразмерность установления законодательного ограничения конституционного права может быть обусловлена
* По делу о проверке конституционности отдельных положений статьи 64 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» и статьи 92 Федерального закона «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» в связи с жалобой гражданина А.М. Траспова: постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 15 янв. 2002 г. N 1-П // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2002. N 6. Ст. 626.
лишь целью обеспечения прав других лиц, при исключении допустимости существенного нарушения права, а также отказа в его защите со стороны органов законодательной и исполнительной власти. Это означает, что публичные интересы, перечисленные в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, могут оправдать правовые ограничения прав и свобод, если они «адекватны социально оправданным целям», и что ущерб для лиц, интересы которых затрагиваются, не должен быть непропорционален полученному в публичных интересах положительному результату.
Правовое установление полномочия Конституционного Суда РФ решать вопросы «исключительно права», а не «факта» (ст.ст. 86, 99 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ») позволяет сделать вывод о применении второго специфического принципа в его процессуальной деятельности - «господства права» [7, с. 27]. Несмотря на то, что в Конституции РФ не используется данный термин, в ней закрепляется положение о правовом государстве как основе отечественного конституционного строя (ч. 1 ст. 1 Конституции РФ), в рамках которого обеспечивается верховенство Конституции и федеральных законов (ч. 2 ст. 4 Конституции РФ), что может быть истолковано не только как нормативное закрепление иерархии правовых норм, но и как прямое декларирование верховной роли права (в понимании, не тождественном закону) при определении конституционного баланса интересов личности, общества и государства, а также конституционного обеспечения принципа разделения властей.
Конституция является не столько отражением действительности, сколько декларированием идеальной цели, к которой необходимо стремиться. Осуществляя анализ содержания правовых норм и положений Конституции РФ, современные органы специализированного судебного конституционного контроля осуществляют их толкование не только с точки зрения их соотношения с нормоположения-ми, прямо закрепленными в содержании Конституции РФ, но и с точки зрения их взаимосвязи с объективной социальной действительностью, создавая тем самым «живое конституционное право». В связи с этим следует согласиться с И.А. Кравцом
в том, что конституционное правосудие по отношению к господству права выполняет обеспечительную и судебно-охранитель-ную роль, восполняя эффективной, при условии исключения политического давления со стороны органов государства, реализацией функции специализированного конституционного контроля «имеющийся "дефицит" господства права в судебной и административной практике» [7, с. 27].
Следующим специфическим принципом деятельности органов конституционной юстиции является принцип социальной ответственности. Осуществляя конкретный и абстрактный нормоконтроль, органы специализированного конституционного контроля не только выносят решение относительно конституционности положений того или иного законодательного акта, но и осуществляют деятельность по обеспечению баланса ветвей власти, в том числе оценивая демократическую волю парламентского большинства, провозгласившую в федеральных конституционных законах и федеральных законах «волю народа», легально их избравшего. Данное полномочие нередко становится предметом критики «противников» идеи использования средств судебного конституционного контроля в механизме обеспечения разделения властей путем оказания «косвенного влияния» на содержание издаваемых нормативных актов органами законодательной власти, так как «воля» 11 судей Конституционного Суда РФ (как это в настоящее время предусмотрено составом, определенным ст. 4 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ») не может превалировать над решениями 450 депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации (ч. 7 ст. 95 Конституции РФ), легитимно избранных и представляющих интересы народа как единственного источника власти (ч. 1 ст. 3 Конституции РФ).
На наш взгляд, данное мнение недостаточно объективно и аргументированно, поскольку, проанализировав список квалификационных требований, предъявляемых к кандидатам на должность судей конституционной юстиции (ст. 8 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»), с уверенностью можно сказать, что эти «11 судей» являются настоящими «знатоками права»,
компетентными осуществлять максимально полное и объективное толкование правовых положений, являющихся предметом судебного конституционного контроля, и их решения носят исключительно правовой и социально ответственный характер, призванный не столько к соблюдению принципа законности, сколько к «охране» основ конституционного строя нашего государства и обеспечению господства права, который корреспондирует принципу соразмерности, а также принципу уважения, охраны и защиты достоинства личности. При этом данное условие применяется не только в Российской Федерации, но и в большинстве государств «европейской» (кельзе-новской) модели специализированного судебного контроля (например, в Австрии)*.
Четвертым специфическим принципом, свойственным исключительно органам судебного конституционного контроля, является принцип свободы прямой и опосредованной законодательной инициативы по предметам своего ведения. Несмотря на то, что за весь период своей деятельности Конституционный Суд Российской Федерации не выступал с прямой законодательной инициативой, следует отметить, что в его решениях нередко содержатся «рекомендации» законодательным и исполнительным органам по усовершенствованию нормативных правовых актов, в целях устранения имеющихся правовых коллизий и пробелов в праве, что можно расценивать, на наш взгляд, как пример опосредованной законодательной инициативы Конституционного Суда Российской Федерации**. Правом законодательной инициативы обладают и некоторые зарубежные органы судебного конституцион-
* Обзор Конституционного Суда Австрии. URL: https://www.vfgh.gv.at
** См., например: По делу о проверке конституционности части 3 статьи 5.26 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях и пункта 8 статьи 8 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» в связи с жалобой религиозной организации Церковь христиан веры евангельской (пятидесятников) «Слово жизни» Долгопрудный: постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 3 нояб. 2020 г. N 45-П // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2020. N 46. Ст. 7378.
ного контроля: например, данное полномочие закреплено п. 4 ст. 134 Конституции Эквадора* за Конституционным Судом Республики Эквадор.
Еще одним принципом процессуальной деятельности органов судебного конституционного контроля, отличающим его от органов ординарного правосудия, является принцип уважения и соблюдения общепризнанных принципов и норм международного права, а также обеспечения исполнения обязательств государства - участника международных организаций и договоров, особо актуализировавшийся в свете современного стремительного изменения политической картины мира. Во-первых, вопрос интерпретации общепризнанных принципов (в том числе и категории jus cogens, распространяющихся на все мировое сообщество в целом [8, с. 73]) и норм международного права прямо входит в круг полномочий отечественного конституционного судопроизводства. Во-вторых, в связи с выходом Российской Федерации из Совета Европы и денонсацией Конвенции о защите прав человека и основных свобод** с 16 марта 2022 г. стало невозможным обращение граждан России в защиту своих интересов в Европейский Суд по правам человека (за исключением жалоб по нарушениям, совершенным до 15 марта 2022 г. включительно), что, безусловно, «переложит груз ответственности» по рассмотрению данной категории дел на Конституционный Суд РФ. Причиной этого является, в частности, богатое историческое наследие взаимоотношений внутригосударственного законодательства с международным (с момента присоединения СССР, правопреемником которого является Российская Федерация (ст. 67.1 Конституции РФ), к Венской конвенции о праве международных договоров в 1986 году).
Однако соблюдение вышеуказанного принципа не исключает возможность признания конституционной идентичности
* Конституция Эквадора от 21 окт. 2008 г. URL: http://constituteproject.org
** Конвенция о защите прав человека и
основных свобод (ETS N 005) (Рим, 4 нояб. 1950 г.) (с изм. и доп. от 21 сент. 1970 г., 20 дек. 1971 г., 1 янв. 1990 г., 6 нояб. 1990 г., 11 мая 1994 г.): в ред. Протокола N 11 от 11 мая 1994 г. // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2001. N 2. Ст. 163.
Российской Федерации как суверенного государства***, обладающего правом некоторой международно-правовой дискреции в вопросе самостоятельного определения вектора развития внутреннего государственного и правового устройства. Данное право основано на признании того, что государство, добровольно присоединившееся к исполнению того или иного международного правового акта и принявшее на себя обязательства по его исполнению, несет ответственность за реализацию и соблюдение положений данного договора лишь в пределах, определенных содержанием, а также смыслом его понимания на момент подписания его государством-участником, а не правоистолкованием, данным тем или иным наднациональным контрольным органом по факту состоявшегося публичного правонарушения.
В соответствии с постановлением Конституционного Суда РФ от 2 февраля
1996 г. N 4-П*
приоритет международ-
ных норм действует только в сфере отношений, связанных с правами человека. В остальном конституционно закреплено иерархическое верховенство Конституции Российской Федерации, распространяющееся на всю правовую систему государ-
*** По делу о проверке конституционности положений ст. 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и протоколов к ней», п. 1 и 2 ст. 32 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», ч. 1 и 4 ст. 11, п. 4 ч. 4 ст. 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, ч. 1 и 4 ст. 13, п. 4 ч. 3 ст. 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, ч. 1 и 4 ст. 15, п. 4 ст. 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и п. 2 ч. 4 ст. 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы: постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 г. N 21-П // Там же. 2015. N 30. Ст. 4658.
**** По делу о проверке конституционности п. 5 ч. 2 ст. 371, ч. 3 ст. 374 и п. 4 ч. 2 ст. 384 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобами граждан К.М. Кульнева, В.С. Ла-луева, Ю.В. Лукашова и И.П. Серебренникова: постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 2 февр. 1996 г. N 4-П // Там же. 1996. N 7. Ст. 701.
ства, частью которой являются и общепризнанные принципы и нормы международного права (ст. 15 Конституции РФ), в случае установленной правовой коллизии превалирующие над внутригосударственными нормами, но не над положениями Конституции (ст. 79 Конституции РФ), не являющейся по своей природе идентичной национальному Закону [9, с. 71; 10, с. 16].
Отдельного внимания заслуживает принцип соблюдения пределов судебного усмотрения. Следует отметить, что характеристике дискреции посвящено немало научных трудов отечественных и зарубежных исследователей. Однако, исходя из предмета рассмотрения данной статьи, представляется интересным изучить этот вопрос применительно к институту судебного конституционного контроля, определяя его как «преимущественно косвенно управо-моченный выбор коллегиального органа, ограниченный объективными факторами, среди которых наибольшее значение имеют правовые принципы/ценности/цели, заключающийся в отыскании посредством нормативно-доктринальной интерпретации положений конституции и иных правовых актов и принятии в процессе конституционного судопроизводства оптимального юри-дико-ценностного решения конституционно-правового вопроса» [11, с. 9].
В частности, решения, выносимые в рамках судебного конституционного контроля, не имеют исключительно правового характера; как следствие, несколько отличается от порядка общего судопроизводства и сама процедура, форма конституционного судопроизводства, что накладывает отпечаток и на пределы усмотрения судей конституционной юстиции, вынужденных учитывать различные ценностно-юридические аспекты в ходе принятия окончательных решений по рассматриваемому делу. В деятельности Конституционного Суда РФ выделяют следующие
виды дискреции: интерпретационную, кон-кретизационную, правовосполнительную и средствооценочную, проявляющиеся преимущественно в ходе процесса судебного толкования содержания Конституции РФ, а также в некоторой степени в ходе процессуальной деятельности Суда по выбору средств доказывания [11, с. 22-23]. Анализируя процессуальную деятельность Конституционного Суда РФ, можно отметить, что, принимая решение по делу, судьи, в частности, оценивают смысл, придаваемый нормативному акту сложившейся судебной практикой. Тем самым они выражают свое отношение как к позиции нормотворческого органа, так и к ее пониманию правоприменителем, основываясь на толковании положений Конституции РФ [12, с. 46]. В связи с этим можно с уверенностью утверждать о некоторых отличительных особенностях реализации принципа соблюдения пределов судебного усмотрения (дискреции) в деятельности органов судебного конституционного контроля, по своей природе более схожего с законодательным усмотрением.
Подводя итог рассмотрения вопроса систематизации принципов процессуальной деятельности органов судебного конституционного контроля, следует отметить, что вышеперечисленные принципы, вне зависимости от того, относятся ли они к категории общих для всей судебной системы, или специфически используемых в практике конституционного судопроизводства, в совокупности выступают интегральными элементами, имеющими как судебно-процессуальное (в том числе конституционно-процессуальное), так и законодательное измерение в практике строительства любого современного правового демократического государства, основанного на верховенстве права и социальной ответственности органов власти перед гражданами.
Список источников
1. Анохин В.С. Деление государственной власти и судоустройство по Конституции Российской Федерации. Воронеж: Научная книга, 2015. 63 с.
2. Гоглева К.Ю. Право на особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации: история и современность // Вопросы российского и международного права. 2021. Т. 11. N 12 A. С. 74-80.
3. Морщакова Т.Г. Российское правосудие в контексте судебной реформы. Москва: Р. Валент, 2004. 264 с.
4. Чичерин Б.Н. Курс государственной науки: в 3 т. Т. 1. Москва, 1894. 134 с.
5. Волков Д., Гончаров С., Снеговая М. Выученное бесправие. Что россияне думают о судах и произволе: исследование Левада-центра // Новая газета. 2020. 23 мая. URL: http://novayagazeta.ru/articles (дата обращения: 20 окт. 2022 г.).
6. История суда и правосудия в России: в 9 т. Т. 9: История конституционного правосудия в России / отв. ред. В.В. Ершов, В.М. Сырых. Москва: Норма, 2022. 631 с.
7. Кравец И.А. Господство права, границы конституционного судебного правотворчества и принцип соразмерности (российский опыт и практика ЕСПЧ) // Правотолкование и проблема судебного правотворчества: материалы III всерос. науч.-практ. конф., Симферополь, 10-12 октября 2019 г. / Крымский федеральный университет им. В.И. Вернадского. Симферополь, 2020. С. 21-30.
8. Джантаев Х.М. К вопросу о когентности общепризнанных принципов и норм международного права // Актуальные проблемы современной науки. 2013. N 2. С. 72-80.
9. Несмеянова С.Э. Конституционный судебный контроль в Российской Федерации: проблемы теории и практики. Екатеринбург, 2004. 287 с.
10. Тиунов О.И. Решения Конституционного Суда РФ и международное право // Российская юстиция. 2001. N 10. С. 14-16.
11. Игнатьев А.С. Усмотрение как правовая общетеоретическая категория и алгоритм его отраслевого анализа: на примере сферы судебного конституционного контроля: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Санкт-Петербург, 2016. 26 с.
12. Шарнина Л.А. Усмотрение в конституционном праве: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Москва, 2019. 60 с.
References
1. Anokhin V.S. The division of state power and the judiciary according to the Constitution of the Russian Federation. Voronezh, Nauchnaya kniga Publ., 2015. 63 p. (In Russ.).
2. Gogleva K.Yu. The right to a dissenting opinion of a judge of the Constitutional Court of the Russian Federation: history and present. Issues of Russian and international law, 2021, vol. 11, no. 12 A, pp. 74-80. (In Russ.).
3. Morshchakova T.G. Russian justice in the context of judicial reform. Moscow, R. Valent Publ., 2004. 264 p. (In Russ.).
4. Chicherin B.N. Course of state science. In 3 volumes. Vol. 1. Moscow, 1894. 134 p. (In Russ.).
5. Volkov D., Goncharov S., Snegovaya M. Learned lack of rights. What Russians think about the courts and arbitrariness: a study by the Levada Center. New Newspaper. May 23, 2020. Available at: http://novayagazeta.ru/ articles (Accessed October 20, 2022). (In Russ.).
6. History of court and justice in Russia: in 9 volumes. Vol. 9: History of constitutional justice in Russia. Moscow, Norma Publ., 2022. 631 p. (In Russ.).
7. Kravets I.A. The rule of law, the boundaries of constitutional judicial law-making and the proportionality principle (The ECHR). Legal interpretation and the problem of judicial lawmaking. Simferopol, 2020. Pp. 21-30. (In Russ.).
8. Dzhantaev Kh.M. To the question of the cogency of generally recognized principles and norms of international law. Actual problems of modern science, 2013, no. 2, pp. 72-80. (In Russ.).
9. Nesmeyanova S.E. Constitutional Judicial Control in the Russian Federation: Problems of Theory and Practice. Yekaterinburg, 2004. 287 p. (In Russ.).
10. Tiunov O.I. Decisions of the Constitutional Court of the Russian Federation and International Law. Russian Justice, 2001, no. 10, pp. 14-16. (in Russ.).
11. Ignat'ev A.S. Discretion as a legal general theoretical category and an algorithm for its branch analysis: on the example of the sphere of judicial constitutional control. Autoabstract Cand. Diss. St. Petersburg, 2016. 26 p. (In Russ.).
12. Sharnina L.A. Discretion in constitutional law. Autoabstract Cand. Diss. Moscow, 2019. 60 p. (In Russ.).
