CC BY
46
Л. В. Луховицкий К вопросу о «радикальном богословии»
Константина v
(филологические заметки)
В ряду мифологизированных деятелей византийского иконоборчества (Михаил Лаханодракон, Иоанн Грамматик и др.), несомненно, наиболее заметной и в то же время одиозной фигурой является император Константин V Копроним (741-775). Неслучайно в лучшем на сегодняшний день исследовании о нем (характерен уже сам подзаголовок: «Materialien zu seinem Leben und Nachleben») раздел, в котором анализируется его посмертная судьба начиная с источников рубежа VIII-IX вв. и заканчивая новоевропейской художественной литературой, составляет по объему около трети книги (Rochow: 123-171). Во многом это объясняется славой Константина как «радикального богослова» [термин С. Геро (Gero: 143-151)]. Согласно распространенному в Византии мнению, Константин не только отвергал иконы, но также не признавал культ святых, почитание мощей, называл Богородицу «человекородицей», а Христа - «лишь человеком».
Рассматриваемое обвинение известно как в историографической (Феофан Исповедник), так и в богословско-полемичес-кой (патриарх Никифор) традиции.
Рассмотрим более раннюю историографическую традицию. Под 741-742 г. во фрагменте, восходящем к ныне утраченному политическому памфлету против императоров Исаврийской династии (Afinogenov 2002), Феофан, рассказывая о противостоянии Константина с другим претендентом на византийский престол Артавасдом, упоминает следующий эпизод: патриарх Анастасий поклялся на честном кресте, что Константин признался ему, что «не верит в сына Божия, рожденного Мариею, именуемого Христа, а почитает Его простым человеком (gl ^ ^lAov avGpwnov) и Мария родила Его, как меня родила мать моя» (Theophanes: 415, l. 24-30; Феофан: 303).
В современной научной литературе этот эпизод трактуется как пропагандистский выпад против императора и связывается с кампанией диффамации Константина, развернутой сторонками
Артавасда (Patriarchen: 25). Как показал Д. Е. Афиногенов, в действительности, в источнике, которым пользовался Феофан, этот эпизод относился к патриаршеству Константина II и, следовательно, должен быть передатирован (Афиногенов 2004). Тем не менее, вопрос об исторической основе обвинения Константина исследователем не ставился.
В пользу гипотезы о том, что обвинение, сформулированной Феофаном, является чистейшей выдумкой, свидетельствуют несколько обстоятельств. Во-первых, само определение avQpwno^ применительно к Христу в византийской традиции уже на лексическом уровне однозначно отсылало к полемике против еретиков, поскольку тезис о том, что Христос является «лишь человеком», приписывался Несторию или Павлу Само-сатскому1. Это выражение используется и у самого Феофана в рассказе о ереси Нестория: «Несторий же, желая всюду утвердить свое учение, провозглашал, что Господь был простой человек (^lAov avGpwnov Aeywv tov Kupiov)» (Theophanes: 88, l. 21-22; Феофан: 69). Очевидно, что читатель Феофана должен был отождествить отсылку и соотнести иконоборческое учение, апологетом которого был Константин, с одной из ересей, осужденных как Вселенскими соборами, так и иконоборческим Иерийским собором 754 г. (Mansi: 233E-236A, 256AB).
Заметим, что в самом употреблении применительно к божественным материям прилагательного в каком-либо ином сочетании с сущ. avQpwno^ византийцы a priori не видели ничего предосудительного. Это слово могло использоваться в трактатах против еретиков с однозначно позитивными коннотациями. Так, например, у Петра Сицилийца одно из обвинений против павликиан звучало следующим образом: «...всехваль-ную приснодеву Богородицу они с ненавистью исключают даже из числа праведников (¿v räv ayaQwv avQpwnwv. . . anapiQ^oxi) и <утверждают>, что Господь не родился от нее, но спустил <свое> тело с небес» (Petri Siculi Historia: 1256A).
Во-вторых, само по себе обвинение одного из идеологов иконоборческого движения в том, что тот чрезмерно акцен-
1 В наши задачи не входит рассмотрение действительных христоло-гических воззрений этих богословов, в дальнейшем мы будем говорить исключительно о полемической традиции и типичных обвинениях, возникавших в ходе этой полемики.
тирует человеческую природу Христа в ущерб божественной, вступает в противоречие с традиционным взглядом на иконоборчество как на учение, в котором акценты были расставлены как раз наоборот. Трактовки подобной тенденции весьма противоречивы: говорится о монофизитских (Острогорский), ориге-нистских (НогоУ8ку) или же неоплатонических (Живов) корнях иконоборчества. В любом случае, очевидно, что центральный тезис Иерийского собора о том, что свойство «неописуемости», присущее Божеству Христа, распространяется на Его ипостась (Машк 252ЛБ), вступает противоречие со словами, приписанными Константину. Все это заставляет с сомнением отнестись к сообщению Феофана.
Тем не менее, обращение к богословско-полемической традиции позволяет взглянуть на проблему несколько иным образом. На первый взгляд, патриарх Никифор (758-828) утверждает то же, что и источник Феофана. Риторически обращаясь к Константину, он пишет: «Ты провозгласил Христа всего лишь человеком (^^A6v av9pыпov т6v Хрют^ ¿Ьоу^атюа^) (№-серЬогге: 249Б). Для верной интерпретации этого утверждения следует обратить внимание на своеобразие самого сочинения Никифора. Написанный в 815-820 гг. пространный богословско-полемический трактат «Лро^ейсш а1дие АпйггЬейа» является единственным авторитетным источником для реконструкции богословия Константина V, поскольку в распоряжении полемиста были сочинения, авторство которых традиционно приписывается именно Константину (т. н. «Изыскания» - «Пейсец»). Проведенный нами филологический анализ трактата позволяет утверждать, что текст Константина в нем воспроизводится без каких-либо существенных искажений, а Никифор всегда проводит четкую границу между словами оппонента и своими выводами (Луховицкий 2007, Луховицкий 2009).
Внимательное прочтение интересующих нас глав показывает, что в цитирующемся сочинении Константина действительно присутствовали слова «лишь человек» применительно к Христу. Однако они были использованы в исключительно негативном смысле. Рассмотрим логику Константина подробнее: во Христе соединены две природы, божественная (нематериальная - аиАод фист^) и человеческая (материальная - гуиАод) (МсерЬогге: 232Л). Его лицо (то есть ипостась) «неотделимо от этих природ» (dxшQlсттov т^ &ио фисте^), соответственно тот, кто изобразил это лицо, «со всей очевидностью описал и божественную
природу, которая неописуема» (&^Aov oti Kai x^v öeiav фистм nepieypa^ev, ^xig eaxiv äneQiyQanxog) (Ibid.: 236CD). Следовательно, Христос на иконе оказывается «только лишь тварью» (KTLCT^a Kai ^ovov) (Ibid.: 353A). То есть иконописец изображает лицо «лишь человека» (tcqoowtcov фиАой ävöpwnou) (Ibid. : 252C), что ведет к прибавлению к Троице четвертой ипостаси -Христа как исключительно человека (Ibid. 248D-249A). Отметим, что сходный аргумент использовался и составителями вероучительного определения Иерийского собора (Mansi: 252AB, 256AB, 256E-257A, 257E-260B).
Здесь необходимо отметить, что представление о том, что всякая новая ересь представляет собой лишь «новое издание» предыдущих, уже осужденных заблуждений, типично для всей византийской богословско-полемической литературы. Таким образом, опровержение положений оппонента строится на логическом доказательстве их генетического или типологического родства с учениями, которые по общему признанию (как полемиста, так и оппонента и аудитории, к которой он апеллирует) являются еретическими (Lemerle: 124). Соответственно, нет ничего удивительного в том, что обвинение в отрицании божественности Христа с равным успехом возникает и в сочинениях иконопочитателей, и в сочинениях иконоборцев.
Каким же образом Никифор приходит к выводу о том, что Константин в действительности придерживается того мнения, которое на словах осуждает (см. выше)? Он спрашивает своего оппонента, какая из двух природ Христа была видима, человеческая или божественная (Nicephorus: 249B). Если тот скажет, что это была божественная природа, то докажет этим нечто противоположное тому, что хотел (ei^ то e^naAiv 001 та той Аоуои nepi^yaye^), поскольку припишет не неописуемость человечеству, а описуемость - Божеству в силу того, что «все видимое описуемо и ограничено, поскольку доступно чувственному восприятию» (näv уар то ÖQ«|aevov, nepiypanTOV Kai öqiotov, Ы т^ aio0r]oei ипопептыкоО (Ibid.: 249C). В таком случае «по необходимости» (¿4 ävdyK^^) видимой окажется только человеческая природа, что ведет к несторианству: «Ответим соответственно твоей речи: согласно твоему рассуждению, ипостась разделилась, и ты провозгласил Христа всего лишь человеком. <...> Ибо ты придал плоти собственное лицо и сделал Христа лишь тварью, как будто бы в Нем и нет Божества» (Ibid. : 249D).
Отметим, что Никифор не утверждает, что Константин когда-либо говорил нечто подобное: это исключительно логический вывод из приведенных посылок, на что указывает и само оформление фразы (выражения, маркирующие логический переход - ävayK^, - использование оптатива - el e'ircoi^, el
тойто elrcelv кататоЛ^отаО. Никифор прекрасно осознает, что положения Константина гораздо более уязвимы именно с противоположной точки зрения, о чем и говорит в других местах, доказывая, что цель Константина в том, чтобы «затенить человечество Христа» (iva t^v ката Xpiorov ävöpwrcoTnTa CTUOKiaa^) (Ibid.: 249A). Однако как изощренный полемист Никифор не может удержаться от того, чтобы обратить слова противника против него самого.
На наш взгляд, методика работы Никифора сводилась к следующему: зная, что «Изыскания» не содержат никаких еретических воззрений помимо собственно иконоборческих, и будучи в курсе слухов, приписывавших Константину всевозможные ереси (циркулировавших в том числе благодаря памфлету, использованному Феофаном), Никифор так комментировал оригинальные фрагменты «Изыскания» (если бы он решился исказить их, то авторитетность опровержения была бы поставлена под сомнение), чтобы читатель воспринимал их именно в свете традиционных обвинений.
Все вышеизложенное убеждает нас в том, что и Константину V, и его оппонентам необходимо было защищаться от обвинений в одной и той же ереси. Однозначно ответить на вопрос, какая из сторон первой сформулировала само обвинение, не представляется возможным. В то же время, некоторые факты указывают на то, что сочинения Константина, цитирующиеся Никифором, скорее написаны не как нападение, а как защита. Интересующий нас фрагмент (Ibid.: 340BC), к сожалению, сохранился только в пересказе Никифора, однако нам он представляется весьма важным и проливающим свет на задачи «Изысканий», какими их видел Константин. Никифор пишет, что «к концу своего сочинения» его оппонент утверждает, «связывая себя клятвой, что ничто из сказанного им, не может вызвать подозрений в отчуждении от Христа». Затем он объясняет, какова природа выдвигаемых против него обвинений: «Он говорит, что эта клевета разлетелась не раньше, чем его родственники и близкие, восстав, произвели нововведения, заявляя о его отчуждении от Бога, и таким образом его осудили
многие. Затем множеством страшных клятв <...> он попытался убедить, что ни на словах, ни на деле он не таков, но, представив присутствующим епископам свое мнение и суждение относительно этого догмата, примет их постановление».
Характерно, что, если мы заменим во второй части фразы Константина, как она приводится у Феофана, всего одно слово, то и она станет звучать не как провокация, а, наоборот, как защита от обвинений в чрезмерном внимании к Божеству Христа в ущерб Его человечеству: TéAeiôç гол ó Xçioràç àvôpwrcoç, - yàp Mapía aÙTàv ëтeкev, wç ëтeкev e^è - ИЛТПР Mapía. Утверждение такого рода было бы прекрасным ответом на обвинения, подобные тем, что высказывает, например, Ники-фор: «Так и человечество Христа, если лишится какого-либо из своих природных свойств2, будет ущербной природой, а Христос не будет совершенным человеком (où тгЛв1^ àvôpwrcoç ó XpioTÔç), и даже более - Он не будет и Христом» (Ibid.: 244C).
Таким образом, на наш взгляд, в основе встречающегося в источниках обвинения Константина в том, что тот считает Христа «лишь человеком» лежат две действительно высказанные им мысли. Во-первых, это тезис о том, что иконопочи-татели, «описывая» Христа, лишают Его неописуемой божественной природы, а значит считают «лишь человеком», а во-вторых, попытка, в свою очередь, самому защититься от обвинений в пренебрежении человечеством Христа.
ИСТОЧниКи:
Феофан - Летопись византийца Феофана от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта / Пер. В. И. Оболенского и Ф. А. Терновского. М., 1SS4; Mansi - Mansi J. D. Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio. 31
vols. Vol. 13. Florentiae, 17б7; Nicephorus - Nicephori Constantinopolitani Antirrhetici Tres atque Apologeticus Maior // Patrologia graeca. T. 100. Paris, 18б0 (réimpr. anast. 1993). Cols. 20б-831; Petri Siculi Historia - Petri Siculi Historia utilis et refutatio atque eversio haeseseos manichaeorum qui et pauliciani dicuntur // Patrologia graeca. T. 104. Cols. 1240A-1304C;
2 Имеется в виду такое свойство как описуемость, то есть, по Ники-фору, способность быть ограниченным некими рамками.
Theophanes - Theophanis Chronographia / Rec. C. de Boor. 2 Vols. Lipsiae. 1883-1885;
Литература
Афиногенов 2004 - Афиногенов Д. Е. Нарративные структуры как инструмент источниковедения: на примере византийских хроник IX в. // Индоевропейское языкознание и классическая филология VIII (чтения памяти И. М. Тронского) / Отв. редактор Н. Н. Казанский. СПб., 2004. С. 7-11;
Живов - Живов В. М. Богословие иконы в первый период иконоборческих споров // Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. С. 40-69;
Луховицкий 2009 - Луховицкий Л. В. Антииконоборческая полемика: искажение или интерпретация (на материале «Apologeticus atque Antirrhetici» патриарха Никифора I) // Восточная Европа в древности и средневековье XXI. Автор и его источник: восприятие, отношение, интерпретация (XXI Чтения памяти В. Т. Пашуто). М., 2009. С. 187-191;
Луховицкий 2007 - Луховицкий Л. В. Риторические приемы в антииконоборческом трактате патриарха Никифора Константинопольского «Apologeticus atque Antirrhetici» // Вопросы филологии. 2007. № 3 (27). С. 85-93;
Острогорский - Острогорский Г. А. Соединение вопроса о св. иконах с христологической догматикой в сочинениях православных апологетов раннего периода иконоборчества // Seminarium Kondako-vianum. Сборник статей по археологии и византиноведению, издаваемый Семинарием им. Н. П. Кондакова. Прага, 1927. Т. 1. С. 35-48;
Afinogenov 2002 - Afinogenov D. A Lost 8th Century Pamphlet against Leo III and Constantine V? // Eranos. 2002. Vol. 100. P. 1-17;
Florovsky - Florovsky G. Origen, Eusebius, and the Iconoclastic Controversy // Church History. 1950. Vol. 19. P. 77-96;
Gero - Gero St. Byzantine Iconoclasm During the Reign of Constantine V, with Particular Attention to the Oriental Sources. Louvain, 1977 (Corpus scriptorum christianorum orientalium 384, Subsidia 52);
Lemerle - Lemerle P. L'histoire des pauliciens d'Asie Mineure d'après les sources grecques // Travaux et Mémoires. 1973. Vol. 5. P. 1-144;
Patriarchen - Die Patriarchen der Ikonoklastischen Zeit. Germanos I. -Methodios I. (715-847) / Hrsg. R.-J. Lilie. Frankfurt am Main u. a.,1999 (Berliner Byzantinische Studien 5);
Rochow - Rochow I. Kaiser Konstantin V. (741-775). Materialien zu seinem Leben und Nachleben. Frankfurt am Main u. a.,1994 (Berliner Byzantinische Studien 1).
.. B. .Пухоeицкиu
409
Summary
The paper re-evaluates the evidence for a "nestorian" claim that Christ is not God but "a mere man" avGpwno^) ascribed in
a group of byzantine sources (e. g. Theophanes' Chronography) to the iconoclast emperor Constantine V. This striking claim is completely incompatible with the traditional iconoclast theology that emphasises not the humanity but the Divinity of Christ. A philological analysis of the patriarch Nicephorus' theological treatise Apologeticus atque Antirrhetici shows that a) Constantine actually made use of the expression in question but exclusively in a negative sense (according to him one who venerates the Christ's image actually venerates His humanity as His Divinity is uncircumscribable and therefore can not be represented); b) Nicephorus' accusation that Constantine calls Christ "a mere man" is formulated strictly by means of a logical implication. He does not try to convince his readers that Constantine had really ment anything like that.
