CC BY
276
ТРИБУНА МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ THE TRIBUNE OF YOUNG SCIENTISTS
УДК 340 (091) © А.В. Амагыров
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ПОНЯТИЯ «НЕМАТЕРИАЛЬНОЕ БЛАГО»
В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЮРИСПРУДЕНЦИИ
В статье исследуются вопросы, связанные с происхождением понятия «нематериальное благо» в российской юридической науке. Анализируются основные подходы к понятию «объект правоотношения» и к определению места нематериальных благ в праве.
Ключевые слова: благо, нематериальное благо, объект правоотношения, объект правового регулирования, объект субъективного права.
A.V. Amagyrov
GENESIS OF THE CONCEPT OF INTANGIBLE BENEFIT IN RUSSIAN JURISPRUDENCE
The article deals with issues related to the genesis of the concept of intangible benefit in Russian jurisprudence. Main approaches to the object of the legal relations and to the estimation of the place of the intangible benefits in law are analyzed.
Keywords: benefit, intangible benefit, object of legal relation, object of legal regulation, the object of a right.
Современные представления о нематериальных благах, складывающиеся в отечественной юриспруденции, неоднородны по своему содержанию. Множество спорных вопросов возникает при попытке дать определение указанному понятию, выявить его место в теории права и основные черты [1]. На практике, каждый ученый, занимающийся исследованием понятия «нематериальное благо», создает и формулирует собственный подход к его пониманию, что обусловливает различное толкование данного понятия. Кроме этого, появляются предложения о законодательной замене термина «нематериальное благо» на иные юридические понятия. Так, К.И. Голубев и С.В. Нарижний предлагают законодательно закрепить понятие «неимущественное благо» вместо используемого термина [2, с. 45]. Не отказывая в рациональности подобного рода предложениям, отметим, что понятие «нематериальное благо» имеет под собой историческую основу и прежде чем вносить изменения в действующее законодательство по его замене, необходимо проанализировать основания и причины его использования российским законодателем. Отсутствие теоретического единства в толковании данного термина с неизбежностью приводит к неоднозначной правоприменительной деятельности. Анализируя практику обращений граждан к уполномоченному по правам человека в Российской Федерации, можно сделать вывод о том, что в 2011 г. большинство жа-
лоб (57,7%) касалось нарушений личных прав и свобод [3]. Особая значимость обеспечения эффективного регулирования личных неимущественных отношений, и, вместе с тем, наличие ряда теоретических и практических проблем в данной области указывают на то, что институт нематериальных благ нуждается в серьезном научном осмыслении и лишь последующем совершенствовании законодательства. А такое осмысление, на наш взгляд, невозможно без изучения вопроса о происхождении понятия «нематериальное благо» в отечественной юриспруденции. Такой подход обеспечит не только научную преемственность современного законодательства, но и позволит комплексно и более глубинно взглянуть на природу и сущность термина «нематериальное благо».
В настоящей статье предпринята попытка проследить эволюцию понятия «нематериальное благо» на различных этапах исторического развития российского общества, а также выявить связь между изменением в его понимании и ролью в структуре правоотношения. Анализируя категорию «объект правоотношения», можно выделить два основных подхода: монистический и плюралистический. Вместе с тем существуют и иные точки зрения, представляющие собой либо компромиссные решения по данному вопросу, либо не признающие объект обязательным элементом правоотношения, которые, в рамках данной статьи, будут объединены в
третьем направлении. Характеризуя современный этап развития гражданского права, необходимо обратить внимание на то, что в соответствии со статьей 128 Гражданского кодекса РФ нематериальные блага отнесены к объектам гражданских прав. Вместе с тем, вопросы: что такое правоотношение; является ли термин «объект правоотношения» тождественным понятиям «объект права», «объект субъективного права», не имеют в теории права однозначного решения. «Возможно, причина кроется в том, что разнообразие конкретных правовых отношений не позволяет учесть все проявления объекта правоотношения» [4, с. 4]. При этом один из общих аргументов - это традиционное философское понимание «объекта». Однако, в зависимости от позиции исследователя, философская категория «объект» преломляется через призму правоотношения, воплощая то или иное понимание [5, с. 113].
Современным представителем монистической теории объекта является В.Н. Хропанюк (поведенческая теория). Аргументируя свою позицию, автор объясняет, что поскольку объектом норм права является волевое поведение людей, а правоотношение лишь конкретизирует общие права и обязанности, объектом правоотношения является фактическое поведение его участников [6, с. 311]. В.Н. Хропанюк в определенной степени уравнивает между собой понятия «объект права» и «объект правоотношения», проводя различие между ними только по степени конкретизации. Сторонники плюралистического направления к объектам гражданского правоотношения относят различные по своему содержанию блага. Так, современный представитель данного направления С.С. Алексеев отмечает, что «объект правоотношения - это реальное благо, на использование или охрану которого направлены субъективные права и юридические обязанности... Объектами могут быть разнообразные предметы, представляющие ценность для субъекта права» [7, с. 182]. В другой работе автор уточняет, что «в философии термин «объект» используется главным образом для характеристики соотношения материи и сознания... В юридической же науке категория объекта не связывается непосредственно с субъектом, а понимается в ином, специальном плане - объекты рассматриваются применительно к правоотношению» [8, с. 154-156]. Как это видно из исследования С.С. Алексеева, такие категории как «объект субъективного права» и «объект правоотношения» автором отождествляются. Представителем третьего направления можно
назвать М.Н. Марченко. В своей работе, автор определяет объект правового отношения как «те материальные и духовные блага, предоставлением и использованием которых удовлетворяются интересы управомоченной стороны правоотношения» [9]. Аргументируя свою позицию, М.Н. Марченко указывает на то, что люди всегда участвуют в правоотношениях ради удовлетворения каких-либо интересов и потребностей. «Но в ряде случаев интересы. удовлетворяются непосредственно самим действием обязанного лица, выступающим в силу этого объектом правоотношения» [10]. Именно последнее положение указывает на попытку со стороны М.Н. Марченко объединить два подхода, при которой действия обязанного лица могут стать объектом правоотношения. Особо необходимо отметить работу современного представителя монистического направления В.И. Сенчищева, который считает, что «только правовой режим некоего явления объективной действительности, каковым может быть вещь, действие... может отвечать правовому воздействию, то есть может быть объектом гражданского правоотношения» [11, с. 157].
В советский период монистическая теория объекта правоотношения (поведенческая теория) получила глубокое обоснование в работах О.С. Иоффе (1920-2005) [12], в которых под объектом гражданского правоотношения понимается поведение обязанных лиц. В своей работе автор поясняет, что «гражданские правоотношения, устанавливаемые в соответствии с советским гражданским законом, обеспечивают определенное поведение своих обязанных участников (объект в субъективно-правовом смысле), советское социалистическое гражданское право оказывается способным к регулированию, закреплению и дальнейшему развитию определенной отрасли социалистических общественных отношений (объект в объективно-правовом смысле)... Следовательно, право в обоих случаях направлено только на обеспечение определенного поведения обязанных лиц, которое либо непосредственно, либо косвенным образом приводит к удовлетворению интересов управомоченного. Поэтому с юридической точки зрения во всяком правоотношении на первый план выступают не вещи, а действия» [13]. Однако в случае признания в качестве объекта поведения обязанных лиц, возникает вопрос о критериях отграничения объекта правоотношения от содержания последнего. Также, отметим, что использованная О.С. Иоффе трактовка термина «объект правоотношения», вынуждает нас стро-
ить сложные и противоречивые двухуровневые теоретические конструкции, необходимость которых неясна и вынуждает нас искать ответы более на философские, нежели юридические вопросы. Так, например, в результате такого подхода появляется необходимость внедрения и теоретической разработки нового термина «объект поведения обязанных лиц», что, на наш взгляд, необоснованно.
Внедрение в советскую науку термина «нематериальное благо» в качестве объекта правоотношения, как правило, связывается с именем другого советского ученого - М.М. Агаркова (1890-1947) [14, с. 32], который был представителем третьего направления. В своем исследовании он указывал: если под объектом правоотношения понимать то, на что направлены права и обязанности субъектов правоотношения, тогда ни монистическая, ни плюралистическая теория объекта не являются правильными. В своей работе автор поясняет, что действие - это содержание правоотношения, а не его объект. Объектом может служить вещь или нематериальное благо. Объект - это не обязательный элемент правоотношения, а лишь возможная (но не необходимая) предпосылка. Но правоотношения между людьми не исчерпываются только отношениями по поводу вещей или нематериальных благ [15, с. 72]. Считая, по всей видимости, ключевым моментом при формировании определения правоотношения именно его содержание, автор отождествляет категории «объект субъективного права» и «объект правоотношения», что представляется верным. При этом, согласно его представлениям можно констатировать наличие «безобъектных правоотношений», что по существу не разрешает имеющиеся проблемы, а создает новые. Вместе с тем, М.М. Агарков «первым в отечественной цивилистике предложил использовать единое понятие «благо» для обозначения того объекта, который с точки зрения гражданского права способен претерпевать тот или иной вред» [16, с. 33], т.е. фактически быть объектом охранительных и иных правовых отношений. Однако такое понятие как нематериальное благо использовалось и дореволюционными исследователями. Так, в своей работе дореволюционный юрист Г.Ф. Шершеневич (1893-1942) называл нематериальные блага «собственными силами субъекта или правами на собственную личность и отказывался признавать их в качестве объекта юридических отношений» [17]. Впервые категорию «нематериальное благо» ввел в научный оборот отечественной юриспруденции и обосновал дру-
гой дореволюционный исследователь, представитель социологической юриспруденции Ю.С. Гамбаров (1850-1926). В своей работе автор поясняет, что «понятие «объект права» берется иногда в смысле предмета юридических норм, которым служат известные составы фактов и выводимые из них юридические понятия. В этом смысле понятие объекта права входит в изложенное уже учение об источниках права, тогда как самостоятельное значение в теории гражданского права оно получает лишь тогда, когда под объектом права понимают предмет только субъективных прав или юридических отношений...» [18]. Проводя анализ работы Ю.С. Гам-барова, можно сделать вывод о том, что понятия «объект субъективного права» и «объект правоотношения» автором отождествляются. Как это видно из работы, положения, выдвинутые автором, основаны на выделении объективного и субъективного смысла права и соответствующих им объективного и субъективного понимания объекта права.
На основании вышеизложенного можно сделать вывод о том, что объект правоотношения понимается в двух основных смыслах: объективно-правовом (выступая синонимом категории «объект права» в значении «объект правового регулирования») и субъективно-правовом (выступая синонимом категории «объект субъективного права»). В объективно-правовом смысле объект правоотношения противопоставляется субъекту правового регулирования и трактуется как то, на что воздействует правовое отношение (правовое регулирование). Такое толкование, как правило, дается представителями монистической теории. Здесь объектом правоотношения выступает весь спектр общественных отношений (поведение лиц в широкой трактовке) или вещи. Нематериальные блага не признаются в качестве объекта правоотношения. В субъективно-правовом смысле объект правоотношения противопоставляется субъекту правоотношения и определяется как то, по поводу чего возникает правовое отношение, или то, на что направлены действия участников. При таком подходе в качестве объектов правоотношения признаются материальные и нематериальные блага. Вместе с тем, рассмотренные научные подходы к понятию «объект правоотношения» имеют ряд существенных недостатков. Так, анализируя «поведенческую теорию объекта» С.С. Алексеев отмечает, что «при широком подходе к правоотношению, когда оно рассматривается как единство юридической формы и материального содержания и, стало быть, когда
особо выделяется его материальное содержание (волевое поведение людей), вновь возвращаться к поведению людей при характеристике объекта нет никакой нужды» [19, с. 154-156]. Существенным недостатком данной теории является смешение традиционных элементов правоотношения: объекта, субъекта и содержания. Поведение обязанных лиц по существу является результатом такого смешения. Поведение не может быть отделено от личности (субъекта правоотношения) и представляет собой реализацию своих прав или исполнение обязанностей (содержание правоотношения). Воздействие права в таком случае осуществляется непосредственно на участников правоотношения, а не на их поведение, поскольку последнее уже является процессом реализации субъективного права или исполнения юридической обязанности и в дополнительном воздействии не нуждается. Таким образом, объект правоотношения исключает собой какой-либо смысл в выделении иных элементов. Если под объектом правоотношения понимать исключительно вещи, то некоторые из существующих отношений, а именно личные неимущественные отношения являются безобъектными, что категорически неверно. С другой стороны, исследуя основные постулаты плюралистической теории объекта, мы также сталкиваемся с рядом теоретических проблем, в частности существование безобъектных отношений. Поскольку представителями данного подхода объект трактуется как то, на что направлено правоотношение либо как то, по поводу чего возникает правоотношение, постольку существование безобъектных правоотношений представляется невозможным. А такое внутреннее противоречие не допустимо. На наш взгляд, признание нематериальных благ в качестве объектов правоотношения является верным, а так называемые «безобъектные правоотношения» являются результатом неправильного понимания термина «нематериальное благо». Представители третьего направления совершают аналогичные ошибки.
В своей работе Ю.С. Гамбаров указывает на то, что это «разделение вещей на телесные и бестелесные взято из римского противоположения res corporales и res incorporales. В римском праве оно касается не столько вещей, сколько составных частей имущества, в которых различаются, с одной стороны, собственность (res corporalis) и с другой - все остальные права (res incorporales). Таким образом, римское различие между res corporales и res incorporales исходит из смешения собственности с вещью и вы-
ражает только антитезу этого права, отождествляемого с вещью, и всех других прав, не допускающих ни такого отождествления, ни применения к себе положения, действующего относительно собственности» [20]. И только в дальнейшем указанное отличие переносится европейской юриспруденцией на конкретные предметы права, в пределах которых создается новая категория «бестелесных вещей» (по своей сути юридическая фикция вещи), включающая все блага, не имеющие телесного бытия, но защищаемые объективным правом (в том числе «нематериальные блага», т.е. духовные продукты деятельности). В соответствии с таким подходом категорию «нематериальное благо» необходимо понимать в более широком смысле, нежели это предусмотрено действующим гражданским законодательством. Включать в данное понятие, помимо собственно нематериальных благ (в современном понимании), иные ценности, которые в целях отграничения можно называть неимущественными благами (объекты услуг, интеллектуальная собственность и т.д.).
Резюмируя все вышесказанное, можно сделать следующие выводы. Понятие «нематериальное благо» изначально было введено в научный оборот дореволюционной отечественной юриспруденции с целью обозначения особых объектов прав (объектов правоотношений в субъективно-правовом смысле) - «бестелесных вещей» (научных, художественных, промышленных и других духовных продуктов нашей деятельности), известных еще римскому праву. Необходимость такого нововведения в первую очередь была обусловлена развитием экономических отношений и постоянно возрастающим значением нематериальных благ как объектов, нуждающихся в юридической защите, однако, противопоставляющихся материальным благам (вещам). В связи с этим разделение объектов правоотношений на материальные и нематериальные блага носит условный характер. Данное понятие возникает как фикция вещи для таких объектов правоотношения, которые, не обладая ее свойствами, тем не менее, приравниваются к вещи (поскольку им также может быть причинен вред). В последующем это позволяло применять соответствующие механизмы юридической защиты в отношении нематериальных благ, если это не противоречило их существу. Вместе с тем, особый статус данных благ одновременно ставил проблему поиска новых специфических способов и мер правовой защиты. Разумеется, с развитием экономических отношений менялось и содержание понятия «нематериальное благо». 210
Ю.В. Казимирская. Конституционно-правовые принципы как гарантия законности ограничения личных прав и свобод человека и гражданина
Однако свое значение и роль в праве как объекта правоотношения, объединяющего различные явления и противопоставляющегося вещам, понятие «нематериальное благо» сохранило и в советский период, и в современный период.
Литература
1. Амагыров А.В. Понятие «нематериальное благо» в российском праве // Вестник Бурятского государственного университета. - 2012. - Вып.2. - С. 244-248.
2. Голубев К.И., Нарижний С.В. Компенсация морального вреда как способ защиты неимущественных благ личности. - СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. - 327 с.
3. ШЬ: http://www.garant.ru/hotlaw/federal/385912 /#review
4. Ермолаева Е.В. Объект правоотношения: историкотеоретическое исследование: автореф. дис. ... канд. юр. наук. - Казань, 2004. - 25 с.
5. Актуальные проблемы гражданского права: сб. ст. / Исслед. центр част. права, Рос. шк. част. права; под ред. М.И. Брагинского. - М.: Статут, 1998. - 461 с.
6. Хропанюк В.Н. Теория государства и права. 3-е изд., доп. и испр. - М., 2о08. - 384 с.
7. Алексеев С.С. Теория государства и права. - М.: Норма, 2004. - 283 с.
8. Алексеев С.С. Общая теория права. - М.: Юрид. лит., 1982. - 360 с.
9. Марченко М.Н. Теория государства и права: учебник / Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантП-люс» [Электронный ресурс] (дата обращения: 15.12.12). ЦЯЬ: http://www.consultant.ru
10. Марченко М.Н. Теория государства и права: учебник / Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантП-люс» [электронный ресурс] (дата обращения: 15.12.12). ЦЯЬ: http://www.consultant.ru
11. Актуальные проблемы гражданского права: сб. ст. / под ред. М.И. Брагинского. - М.: Статут, 1998. - 461 с.
12. Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйственного права» / Доступ из справ. -правовой системы «КонсультантП-люс» [Электронный ресурс] (дата обращения: 15.12.12). ЦЯЬ: http://www.consultant.ru
13. Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйственного права» / Доступ из справ. -правовой системы «КонсультантП-люс» [Электронный ресурс] (дата обращения: 15.12.12). ЦЯЬ: http://www.consultant.ru
14. См.: Картошкин С.В. Эволюция взглядов на понятие вреда в отечественной цивилистике. / КонсультантП-люс; Ермолаева Е.В. Объект правоотношения: историко-теоретическое исследование: дис. ... канд. юр. наук.
- Казань,2004. - 157 с.
15. Агарков М.М. Гражданское право: учебник. - М.: Юридическое изд-во НКЮ СССР. - 419 с.
16. Картошкин С.В. Эволюция взглядов на понятие вреда в отечественной цивилистике / Законодательство. - 2010.
- № 8. - С.29-38.
17. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского
прав. - М.: Издание Бр. Башмаковых, 1911. Доступ из справ.-правовой системы «Гарант» [Электронный ресурс] (дата обращения: 15.12.12). ЦЯЬ:
http://www.garant.ru
18. Гамбаров Ю.С. Гражданское право. - СПб., 1911. Дос-
туп из справ.-правовой системы «Гарант» [Электронный ресурс] (дата обращения: 15.12.12). ЦЯЬ:
http://www.garant.ru
19. Алексеев С.С. Общая теория права. - М.: Юрид. лит., 1982. - 360 с. Доступ из справ.-правовой системы «Гарант» [Электронный ресурс] (дата обращения: 15.12.12). ЦЯЬ: http://www.garant.ru
20. Гамбаров Ю.С. Гражданское право. - СПб., 1911. Дос-
туп из справ.-правовой системы «Гарант» [Электронный ресурс] (дата обращения: 15.12.12). ЦЯЬ:
http://www.garant.ru
Амагыров Андрей Валерьевич, аспирант кафедры права и государства юридического факультета Бурятского государственного университета, tengery90@mail.ru, 89503940911.
Amagyrov Andrey Valerievich, postgraduate student at Theory and History of Law and The State Chair, Law Faculty, Buryat State University, tengery90@mail.ru, 89503940911.
УДК 342.7 © Ю.В. Казимирская
КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВЫЕ ПРИНЦИПЫ КАК ГАРАНТИЯ ЗАКОННОСТИ ОГРАНИЧЕНИЯ ЛИЧНЫХ ПРАВ И СВОБОД ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА
В современном государстве правам человека всегда противостоят не менее значимые публичные (общественные и государственные) интересы. Поиск конструктивного компромисса между данными ценностями возможен только с опорой на основополагающие конституционно-правовые принципы. В данной статье рассматриваются ключевые принципы, которыми должны руководствоваться органы публичной власти в целях недопущения неправомерного ограничения прав и свобод личности.
Ключевые слова: ограничение прав и свобод человека и гражданина, конституционно-правовые принципы, гарантии законности.
Y.V. Kazimirskaya
CONSTITUTIONAL AND LEGAL PRINCIPLES AS A GUARANTEE OF LEGITIMACY OF RESTRICTIONS OF PERSONAL RIGHTS AND FREEDOMS OF A MAN AND A CITIZEN
