CC BY
37
К вопросу о происхождении и функционировании форманта -ся / s'a / s'
Гнездилова Гаянэ Альбертовна
Проблема субъектно-объектных отношений является одной из центральных в современном языкознании. Понятия «субъект» и «объект» могут быть выражены грамматической категорией залога переходных глаголов в русском языке и других индоевропейских языках.
Одним из средств передачи косвенной переходности в русском языке служит аффикс -ся с различными значениями. Этот факт был отмечен в трудах многих русских лингвистов таких, как М.В. Ломоносов, А.Х. Востоков, Ф.Ф. Фортунатов, А.А. Потебня, А.А. Шахматов и др. Каждый внес свою лепту в рассмотрение данного вопроса, расширил и уточнил его. Например, А.А. Потебня среди значений аффикса -ся выделяет собственно-возвратное (мыться, беречься, наряжаться); частично-возвратное (обливаться, нахмуриться, зажмуриться, уставиться); средне-возвратное (родиться, воротиться, учиться, забавляться) и т. д.
Наиболее полно и детально к вопросу категории залога и средств его выражения подошел В.В. Виноградов. По его мнению, в основе КЗ лежит синтаксическое свойство глагола воспроизводить оттенки одного общего грамматического понятия (отношения действия к субъекту и объекту) соотносительными формами - основной и производной, осложненной агглютинативным аффиксом -ся, который выражает возвратное значение. Кроме возвратного значения, ученый выделяет еще четырнадцать групп с определенным значением афф. -ся [Виноградов 1986: 512]. Среди значений, предложенных В.В. Виноградовым, мы выбрали возвратность, взаимность, страдательность, безличность и ряд более мелких категорий, как косвенно-страдательное, взаимно-возвратное, и добавили квазивозвратное значение афф. -ся.
В статье отражен анализ глагольных форм на —ся в русском языке и рассмотренно происхождение и функционирование —ся и его вариантов s'a / s' в древнем индоевропейском языке и в языках неродственных индоевропейским языкам.
Прежде чем рассмотреть -ся /s'a /s' в языках различных систем, мы исследовали данный вопрос на материале русского языка. Для этого мы воспользовались периодизацией А.Н. Кожина [Кожин 1974], который разделил историю русского письменного языка на четыре хронологических периода - от современного состояния русского языка к языку древнерусской письменности (I этап - XIX-XXI вв., II этап - XVII - XVIII вв., III этап - XIV - XVI вв., IV этап - XI-XIII вв.). Анализу были подвержены синтаксические единицы, содержащие глагольные формы с аффиксом -ся.
Возвратное значение аффикса -ся является наиболее продуктивным в примерах на всех выделенных нами этапах (40-60%). На наш взгляд, такое распространение свидетельствует о жизнеспособности рассматриваемого значения на протяжении всей истории языка. В синтаксических единицах, в которых присутствуют глагольные формы с возвратным значением афф. -ся, агенс и пациенс выражены одним референтом, т. е. действие агенса направлено на самого себя. Ср.: 1. Володя выхватил свисток. Как только его рука ощутила этот символ власти и порядка, он успокоился [Гарин-Михайловский. Детство Тёмы. Гимназисты. с.13]. (Ag=Pat).
Глагольные формы со страдательным значением афф. -ся найдены нами на трех этапах развития языка. Исключение составляет самый ранний период (XI - XIII вв.), где страдательное значение отсутствует, исходя из данных нашей картотеки. Страдательные предложения легко трансформировать в активные, при этом непереходный глагол с афф. -ся меняется на переходный глагол без -ся (исказиться/исказить, производиться/производить, родися/родить). Ср.: 2. И егде наполнилась гортань (Pat) его крови (Ag)...
[Житие протопопа Аввакума, им самим написанное. с. 198]. (Pat ^ Ag). ^ Кровь (Ag) наполнила его гортань (Pat) ^ (Ag^Pat).
Таким образом, при смене форм глагола (возвратная/невозвратная) аффикс -ся выполняет слово- и формообразующую функцию в категории страдательности.
Безличное значение афф. -ся, исходя из данных нашей картотеки, характерно для современного состояния языка (XIX - XXI вв.). Безличность диктует особое построение фразы: при безличном глаголе объект (он же пациенс) стоит в форме дательного падежа (начальнику). Ср.: 3. От зоркого глаза Грищенко не укрылось, что каждый раз, когда молодому начальнику приходилось вступать в объяснения с Анной Семеновной, на загорелом лице его проступает легкая краска [Козачинский. Зеленый фургон. с.22]. Мы отметили дисемантизацию афф. -ся в безличных глаголах, которая затрудняет построение точной диатезы. В таких предложениях пациенс испытывает влияние обезличенного действия, происходящего не по воле человека.
Взаимное и взаимно-возвратное значение афф. -ся наблюдается на всех хронологических срезах. Аффикс -ся в синтаксических единицах со взаимным значением выражает семантику взаимодействия и сотрудничества. Особенно этот факт очевиден на самом раннем этапе, где такие глаголы отражают реальность той эпохи - военные походы, завоевание городов. Диатеза показывает взаимонаправленность действий агенса и пациенса. Ср.: 4. ... и браци [не бываху в них], но игрища межю селы, схожахуся на игрища, на плясанье и на вся бесовьская [Повесть временных лет. с.24]. Браци схожахуся ^ (AgI+AgII+.....Ag N) ^ Pat.
«Квазивозвратное» значение афф. -ся выделено нами на втором этапе (XVII - XVIII вв.). Примеры, не нашедшие семантической общности ни с одной из выделенных нами категорий, собраны в этой группе. При анализе и построении диатез мы руководствовались разными приемами: этимологический анализ словоформы (смеяться), приставки и предлога
(расставаться, задуматься, впроситься, пригодиться и др.), разложение слова на морфемы и определение суммарного значения (удивляться). Диатезы таких предложений носят индивидуальный характер. Ср.: 5. Он [странник] задумается горестно и скажет только: здесь был Новгород! [Карамзин. Марфа Посадница или Покорение Новгорода. с.377].
Медиальное значение аффикса -ся найдено нами на двух самых ранних этапах развития языка. Такие примеры не единичны, это значение может составить конкуренцию категории возвратности на четвертом этапе (XIV -XVI вв. - 20%; XI - XIII вв. - 40%). Нами отмечена отдельная категория глаголов, значение афф. -ся которых представляет собой нечто среднее, промежуточное, содержащее одновременно несколько лексических оттенков. Ср.: 6. И плакашася людие вси плачем великим, и несоша и погребоша его на горе [Повесть временных лет. с.26]. Нам представляется, что такого рода глагольные формы выражают медиальное значение. Чаще всего глаголы с медиальным значением выражают психическое состояние и эмоции человека (радость, боязнь, страх, удивление). В таких синтаксических единицах глагол не имеет пациенса, т. е. действие не замыкается на агенсе, а становится его состоянием.
Представленность различных значений афф. -ся неодинаково: если на первом этапе (XIX-XXI вв.) мы определили пять категорий (возвратность, страдательность, взаимность, безличность, косвенно-страдательное значение), то в памятниках древнерусской письменности XI-XIII веков (IV
хронологический этап) мы выделили три наиболее явных значения аффикса -ся: возвратное, взаимное и медиальное. Укрупнение одних категорий и исчезновение других убеждает нас в том, что изначально существовала единственная категория и аффикс -ся имел однозначное толкование, выражая медиальное, диффузное значение; признак, присущий самому агенсу.
Результаты анализа субъектно-объектных отношений, выделение некоторых категорий говорят о довольно широком распространении глагольных форм с аффиксом -ся в русском языке. В данной работе мы
попытаемся проследить, существует ли афф. -ся (или его варианты s'a / s') в других языках, какую функцию он выполняет и каковы его исторические корни.
Поскольку формант -ся ( s'a / s' ) чаще всего ассоциируется с местоимениями, считаем целесообразным рассмотреть его c позиции местоименных слов. Важно проследить структуру и происхождение возвратного местоимения себя, себе, собой в отдельных языковых семьях .
К важнейшим разрядам местоименных слов относятся указательные, личные и вопросительные местоимения, занимающие по ряду особенностей как бы центральное место среди всех типов указательных слов [Майтинская 2009]. Местоимения перечисленных категорий в виде вполне абстрагированных слов выявляются почти во всех языках мира, и лишь в порядке исключения встречаются языки, в которых подобные слова находятся в стадии становления. Местоименные же слова притяжательного, возвратного, обобщительно-определительного, относительного и других разрядов выполняют как бы второстепенные («периферийные») функции.
Рассмотрим группу возвратных и возвратно-определительных местоименных слов, к которым относятся, представляющие для нас интерес, местоимения себе, себя, собой.
1.1. Возвратные и возвратно-определительные местоименные слова
Возвратными называются местоимения, указывающие на лицо, представляющее в данном предложении или словосочетании производителя действия [Грамматика русского языка 1960: 27]. Следовательно, возвратные местоимения сближаются с личными местоимениями, независимо от того, изменяются они (возвратные местоимения) или не изменяются по лицам.
В русском языке образования себя, себе, собой - это разные падежные формы одного слова, но любая из этих форм без изменения относится ко всем грамматическим лицам; ср.: я знаю себя, ты знаешь себя, он (она, оно) знает себя; я доволен собой, ты доволен собой, он доволен собой. Формы русского
возвратного местоимения безразличны также к числу производителей действия, т.е. не различаются по грамматическому числу: я знаю себя, мы знаем себя. Однако во многих языках, например в финно-угорских, формы возвратных местоимений различаются по числам и лицам; ср.: венг. еп ¡8тегвт mag-am-at 'я знаю себя', ismered mag-ad-at 'ты знаешь себя', о ¡8швг1 mag-d-at 'он знает себя', mi ismerjйk mag-unk-at 'мы знаем себя'. Безразличны формы русского местоимения и к грамматическому роду: он, она, оно думает о себе.
Возвратно-определительными называются местоимения, которые по семантике соответствуют русскому сам в предложениях типа Я сам знаю, Они сами все сделают. Возвратными такие местоимения называются неслучайно: они действительно отсылают к лицу или предмету, о котором шла речь, как бы уточняя его. Кроме того, во многих языках возвратные и возвратно-определительные местоимения этимологически восходят к одному слову или же к источникам сходного типа, в том числе в русском языке.
По происхождению возвратные и возвратно-определительные местоимения представляют для нас большой интерес. Во многих языках они возникали сравнительно поздно и поэтому их довольно легко расшифровать.
Большинство слов, послуживших основой для будущих абстрагированных возвратных и возвратно-определительных местоимений, относится к существительным со значениями типа 'душа', 'голова', 'тело', поэтому весьма вероятно, что даже языки, которые ныне располагают вполне грамматикализованными возвратными местоимениями, ранее обходились без них, и в таких языках вместо выражений типа я знаю себя употреблялись выражения типа я знаю мою душу или я знаю мою голову. Например, в большинстве финно-угорских языков эти местоимения имеют общую этимологию, т.е. происходят от одного слова, обозначавшего 'душа', но в отдельных языках появлялись местоименные слова, происходящие от других источников: например, в мордовских языках наряду с местоимением упомянутой этимологии появилось параллельное выражение, созданное на
основе слова pr'a 'голова'; в венгерском языке возвратное и возвратно-определительное местоимения происходят от существительного со значением
'тело'.
В германских языках в 1-м и 2-м лицах индоевропейское возвратное местоимение уступило свое место косвенным падежам личных местоимений, а в некоторых языках даже в 3-м лице оно заменялось личным местоимением [Сравнительная грамматика германских языков 1963: 308]. В немецком языке возвратное местоимение сохранилось лишь в третьем лице единственного и множественного числа (sich 'сам', 'сами'). В первом и во втором лице используются формы личных местоимений в косвенных падежах (mir, mich 'мне, мною', dir, dich 'тебе, тобою', uns 'нам, нами', euch 'вам, вами').
В современном английском языке во всех лицах употребляются косвенные формы соответствующих личных местоимений, снабженные для различения словом self, причем такие же формы используются и в качестве возвратно-определительных местоимений: ¡...myself 'я сам' или 'я себя', You.....yourself 'ты (Вы) сам (сами)' или 'ты (Вы) себя' и т.д.
В романских языках, как правило, специальное возвратное местоимение употребляется только в 3-м лице (в остальных лицах его заменяют косвенные формы соответствующих личных местоимений), например, во французском языке se, в каталанском es, в испанском se и т.д. Возвратно-определительные местоимения в отдельных романских языках произошли особым путем, так исп. mismo 'сам' образовалось путем сложения двух местоимений (<metipsimus<^am. egomet + ipse), также возникло итальянское stesso (< лат. ist + ipsu).
Славянские возвратные местоимения типа русского себя, себе, собой восходят к индоевропейскому возвратному местоимению с s-овой основой, но русское возвратно-усилительное местоимение сам восходит к индоевропейскому слову * sem- 'один ' [Vasmer 1958; 573].
Итак, приведенные выше факты свидетельствуют о наличии форманта -s и в индоевропейских (романских, германских, славянских), и в финно-
угорских языках. Но в каждой лингвистической системе он выполняет разные функции: возвратное местоимение (романские, славянские) и возвратно-определительное местоименное слово (мордовские языки).
Таким образом, гипотезы происхождения возвратного местоимения -ся (s'a / s'ebe) могут пролить свет на разнообразные функции этого лингвистического элемента в отдельных языках. Рассматриваемое местоимение тесно связано с вариантом *-s, который можно встретить во многих частях речи на разных этапах развития языков. Например, в древнегерманских языках партикула *-s являлась основообразующим формантом существительных, падежной флексией индоевропейских языков.
1.2. -s как основообразующий формант
Существительные с основой на -s в древненгерманских языках почти не представлены. Малочисленное склонение с этими основами сохранилось в древнеанглийском, где по закону ротацизма суффикс -s- перешел в -r- и проявляется только во множественном числе [Прокош 1954: 276]. По мнению Брауна, в древневерхненемецком существительные с этими основами в некоторых случаях перешли в u-основы, но большинство таких слов перешли в а-основы. Отдельные формы сохранились в косвенных падежах, в собственных именах типа Kelbirisbach и в качестве суффикса множественного числа, в особенности в названиях животных, где употребление суффикса -ir дало умлаут, например: lamb 'ягненок' - мн.ч. lembir, (ср. нем. das Lamm - die Lämmer) [Braune 1955: 230, 201-202]. В готском и древнеисландском склонение существительных с основами на -s было утрачено.
В древнеанглийском родительный и дательный падежи этого склонения построены по образцу имен среднего рода с основой на -а, и только во множественном числе сохраняется древняя основа. Этих слов немного: lamb 'ягненок', cealf 'теленок', child 'ребенок', œg 'яйцо', speld 'лучина, факел', breadru (мн.ч.) 'хлебные крошки'.
О.А. Осипова предполагает, что переход существительных с основой на -s в другие склонения связан с потерей в них одушевленной (активной) семантики. Если провести сравнительный анализ древнеанглийских существительных с основой на -s и слов, когда-то к ним принадлежащих, то большинство из них может быть истолковано как имена, обозначающие одушевленные (активные) денотаты. Среди них можно выделить: названия живых существ: lamb 'ягненок', cealf 'теленок', child 'ребенок', hriper 'бык'; слова, обозначающие реалии, тесно связанные с человеком, немыслимые без него: halor 'здоровье', hilt 'рукоятка', h&teru 'одежда'. Когда-то эти реалии играли значительную роль в жизни человека, но с течением времени утратили былую значимость и отсюда связь с одушевленностью [Осипова 2007: 143].
Способность древнегерманских существительных с основами на консонанты иметь показатели одушевленности (активности) и выражать в большинстве случаев определенную семантику позволяет говорить о том, что на древнегерманском уровне выражение одушевленности (в рамках консонантных склонений) носит лексико-грамматический характер. В то же время основообразующие форманты являются маркерами одушевленности (активности), первоначально сочетающимися с определенными группами слов, ср. выводы Г.Т. Поленовой [Поленова 2002: 56].
В древнеиндийском имеется склонение существительных с основами на -s, где оно довольно многочисленно и представлено именами среднего рода с основами на -as, -is, -us. Во многих случаях имена среднего рода употребляются и как существительные, и как прилагательные, различаясь только ударением: apas 'работа', apas 'активный'.
В греческом основы на -s включают четыре типа и обладают рядом особенностей, из которых наибольший интерес для нашей работы представляет основа среднего рода на -ад, в которой родительный падеж единственного числа передается через -атод, дательный падеж - -ari [Шантрен 1953: 54; 58-59]. Этот тип относится к наиболее древним образованиям и
является параллельным морфеме -ар, для которой родительный падеж на -атод обычен.
Индоевропейский материал, а также сохранившиеся существительные с основами на -s в древнеанглийском позволяют констатировать, что большинство имен, относящихся к этому склонению, или обозначали живые существа, или передавали культовые понятия, или были как-то связаны с человеком, или носили адъективный характер, т.е. выражали свойства одушевленных (активных) денотатов.
1.3. -s в функции падежной флексии
О. А. Осипова сделала вывод, что консонантные основы древнегерманского языка представляют собой остатки наиболее древнего склонения и именно поэтому первичные падежные показатели должны были возникнуть в недрах этого склонения. Она выдвигает гипотезу о возможности использования консонантных основообразующих формантов в дономинативном прошлом индоевропейских языков в качестве показателей древнего падежа с широкими функциями [Осипова 1984: 37-49; 1999: 45-46].
Оригинальную точку зрения на возникновение падежных показателей выдвигает Г. Хирт. Он считает, что первоначальные падежные показатели не выражали какого-либо определенного падежного значения, а также не обозначали рода. На примере индоевропейских флексий -s, -em, -om Г. Хирт показывает, что эти окончания могли употребляться и в других падежах, т.е. не имели закрепленного падежного значения, которое развилось в них с течением времени. Их истоки он видит в дейктических частицах или наречиях, которые употреблялись с усилительной функцией [Hirt 1925: 29, 263-264]. Г. Хирт считает показатель индоевропейского именительного падежа единственного числа -s производным от основы *-so, которая является, по его мнению, не местоименной, а адвербиальной. Падежный же показатель -s он трактует как слабую ступень от -se, -so. Существительное и глагол, по Хирту, имеют много общего, поскольку их флексия происходит от
одних источников - дейктических частиц [Hirt 1939: 211], т.е. одни и те же элементы (m, s, es, ai) встречаются и в глаголе, и в имени [Hirt 1939: 56], ср. выводы о былом синкретизме имени и глагола на материале енисейских языков [Поленова 2002: 9-13].
Совмещение у местоименных слов местоименных и наречных функций для образования первичных падежных формантов, по мнению К.Е.
Майтинской, должна считаться основной. Похожую точку зрения выдвигает и Г. Хирт (см. выше). Ведь, присоединение наречий, превратившихся в послелоги, наблюдается во многих языках. По такому пути образовалось большинство вторичных падежных формантов в венгерском языке (например, формант элатива -böl/-böl произошел от послелога belöl 'из'), таким же путем образовался формант комитатива в эстонском языке от послелога со значением 'с', 'вместе'. Обладая способностью выражать пространственные и другие адвербиальные отношения, первичные указательные частицы, служили базой для образования падежных формантов и могли положить начало возникновению склонения.
Таким образом, формант -s с функцией основообразующей консонанты стал показателем древнего падежа. Мы присоединяемся к мнению ученых, считающих дейктические частицы «прародителями» данной партикулы.
Интересно отметить, что партикула -s представлена и в далеко неродственных индоевропейским языкам, например, в енисейском кетском языке.
1.4. —s /-es в кетском языке
По представлениям кетов, на небе живут невидимые рядовым людям существа. Большинство из них является олицетворением природных явлений. Само небо олицетворяется в образе одноименного верховного начала Еся (Es') - мужчина. К другим персонажам высокого мифологического уровня относятся Усесь (Us'es') - Теплое небо, Хылесь (Hyl'es') - Ясное небо, Боксейдесь (Boks'ejdes') - Место огня и др. В целом на небе находятся
есьденг (es'deq) - духи-помощники шамана, все они мужского класса [Алексеенко 2001: 22].
Вода (окружающие землю 'семь морей') и воздух (небо) выступают как бы извечными, т.е. es' надо понимать как «вечная сущность». Г.К. Вернер переводит es' как 'бог, небо, дух, погода' [Вернер 1997: 52]. Отсюда развиваются, по Г.Т. Поленовой, строевые элементы: es'/ is' - as' / us'; s'e / s'i
- s'a - s'u, т.е. они выражают объективную сущность, не связанную с конкретным 'ego': 'быть, существовать'.
В кетском языке - si или в метатезе - is- означает, по А.П. Дульзону, «активно, само ставшее». В протоенисейском, отмечает автор, личные местоимения не были единообразными. Для 3-го лица «был использован показатель 's' (сущий), сочетаемый в енисейских языках с морфемой 'i', которая выражает идею бытия или состояния» [Дульзон 1968: 309]. Основное лексическое значение -si- 'быть, стать' про одушевленные предметы.
Г.Т. Поленова констатирует, что сочетание звуков es является очень древним, и этот факт позволяет искать его исходную семантику за пределами индоевропейских языков [Поленова 2002].
В енисейских языках, наиболее архаичных на современном этапе лингвистического исследования, звуковой комплекс es' является самостоятельным словом (ср. кет. es' 'бог'), слово- и формообразующим средством. Форманты -es' / -as' < es' являются структурными элементами таких словоформ, как: кет. kdtas' - зима (мужск. класс), sr'es' - весна, s'il'es'
- лето, qogdes' - осень, tajes' - мороз и т.д. Природные явления считаются одушевленными: гром, погода, молния, дождь, ветер, вьюга. Большинство из этих наименований заканчивается формантом es', который превращается в аффикс существительных, обозначающих различные физические явления природы.
Как видим, в енисейских языках четко прослеживается как словообразовательная, так и формообразующая функция s.
Подытоживая изложенное, сделаем следующий вывод. В современном кетском языке словообразование тесно связано с формообразованием. Строевые элементы: es'/ is' - as' / us'; s'e / s'i - s'a - s'u развились из классно-дейктических частиц, выражавших объективную сущность. Материал енисейских языков свидетельствует о глубокой древности рассматриваемого строевого элемента языка и подтверждает вывод, что s в индоевропейских языках восходит к показателю одушевленного и активного класса [ср. Осипова 2007].
Сделаем вывод по всей статье. Как показывает наш эмпирический материал, многозначность партикулы -ся (s'a /s') в русском языке бесспорна (основные значения - возвратность, страдательность, взаимность, медиальность и др.). Мы отметили ее функциональную разнообразие и в других языках (в древнегерманских языках партикула -s - основообразующая консонанта некоторых существительных; в праиндоевропейском языке -падежная флексия). Эту частицу мы встретили и подвергли этимологическому анализу и в далеко неродственном индоевропейскому языку - в кетском. Мифологические верования носителей кетского языка позволяют судить об исходной семантике и функциях форманта -s (-is / -si).
Мы считаем, что исходным «строительным материалом» для данного форманта в древних языках были дейктические частицы (возможно указательные), и лишь более поздние образования - славянские возвратные местоимения типа себе, себя, собой - восходят к индоевропейскому возвратному местоимению с s-овой основой.
Список литературы
1. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.: Учпедгиз, 1986. -784 с.
2. Кожин А.Н. Хрестоматия по истории русского литературного языка. М.: Высшая школа,
1974. - 414 с.
3. Майтинская К.Е. Местоимения в языках разных систем. Издание второе, исправленное.
М.: ЛИБРОКОМ, 2009. - 307 с.
4. Грамматика русского языка. Т.1. Фонетика и морфология. М., Изд-во АН СССР, 1960.
5. Сравнительная грамматика германских языков. М.: Наука, 1962-1966. Т. 1-4
6. Vasmer M. Russisches etymologisches Wörterbuch. Heidelberg, t.I, 1953; t. II, 1955; t.III,
1958.
7. Прокош Э. Сравнительная грамматика германских языков. / Пер. с англ. М.: Иностр.
лит., 1954. - 379 с.
8. Braune W. Althochdeutsche Grammatik. Halle, 1955. XII, 362 s.
9. Осипова О.А. Типология древнегерманских именных склонений в свете индоевропейских и уральских языков. Томск, Издательство Томского государственного педагогического университета, 2007. - 312 с.
10. Поленова Г.Т. Происхождение грамматических категорий глагола ( на материале енисейских языков). Таганрог: Издательство Таганрогского гос. пед. Института, 2002. -202 с.
11. Шантрен П. Историческая морфология греческого языка. М.:Иностр. лит., 1953.- 337с.
12. Осипова О. А. Следы классного и активного строения имени в древних индоевропейских языках. // Теоретические аспекты лингвистических исследований. Новосибирск, 1984. с. 37-49.
13. Hirt H. Geschichte der Deutchen Sprache. München, 1925. 299 s.
14. HirtH. Die Hauptprobleme der Indogermanischen Sprachwissenschaft. Halle, 1939. 226 s.
15. Алексеенко Е.А. Мифы. Предания. Сказки кетов. М.: Восточная литература. РАН. 2001.
- 344 с.
16. Werner H. Die ketische Sprache. Harrassowitz Verlag. Wiesbaden, 1997.
17. Дульзон А.П. Кетский язык. Томск: Изд-во Томского Университета. 1968. - 636 с.
