Научная статья на тему 'К вопросу о происхождении и формировании казачества: этнический аспект'

К вопросу о происхождении и формировании казачества: этнический аспект Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
515
79
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
КАЗАЧЕСТВО / ВНУТРИЭТНИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ / ЭТНИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Сопов Александр Валентинович

Автор анализирует проблему происхождения и формирования казачества, выявляет качественно обособленные этапы его становления в этническом контексте

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «К вопросу о происхождении и формировании казачества: этнический аспект»

"Культурная жизнь Юга России"

58 ^^^^^^^^^^^^^^^^

№ 5 (34), 2009

А. В. СОПОВ

К ВОПРОСУ о ПРОИСХОЖДЕНИИ и ФОРМИРОВАНИИ КАЗАЧЕСТВА:

ЭТНИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Автор анализирует проблему происхождения и формирования казачества, выявляет качественно обособленные этапы его становления в этническом контексте.

Ключевые слова: казачество, внутриэтнический конфликт, этнический контекст.

Главным фактором, интегрирующим этнос, по мнению Л. Козера и Р. Шермехорна, является конфликт. При этом конфликт и интеграция - неразрывные процессы. Более того, «конфликт необходим для достижения нового порядка интеграции» [1]. Можно утверждать, что процесс самоструктурирования этноса происходит через внутриэтни-ческий конфликт, с последним связана и модификация культурной традиции.

Конвергенция различных этнических и социальных компонентов при сохраняющейся единой военно-хозяйственной организации, постоянное пополнение общества все новыми и новыми группами пришельцев, этнический и социальный облик которых также весьма различен, - все это могло служить основой этнообразующего конфликта для казаков.

Однозначно определить происхождение и современный этнический облик казаков невозможно. Подобный ответ требует редуцировать понимание сложного процесса этнического становления до восприятия его как закосневшего состояния, что не только является упрощением, но и не соответствует действительности.

Вплоть до XV века речь может идти только о формировании своеобразного «предказачества», или «протоказачества». Никаких серьезных оснований для выводов о существовании в более раннее время особого казачьего «народа» как прямых и единственных этнических предков современных казаков у нас нет [2]. «Протоказачество» сложилось из самых различных этнических компонентов.

Не подлежит сомнению наличие древнего славянского населения хазарских степей и лесосте-пей в Х-Х1 веках. Данники хазар - славяне-земледельцы, а также бродники, занимавшиеся различными промыслами и перевозами, - составляли, видимо, весьма значимый процент населения Хазарского каганата.

Военная и экономическая мощь Тмутаракан-ского княжества в Х1-Х11 веках в немалой степени обеспечивалась славяно-русским населением. Несмотря на все исторические катастрофы (половецкий натиск, монголо-татарское нашествие, господство Золотой Орды), последнее не исчезло и, приспосабливаясь к определенным условиям, транслировало свою культуру, язык, традиции последующим поколениям [3].

Нет оснований вычеркивать из числа казачьих предков и «черных клобуков» [4], занимавших ту

же хозяйственно-культурную и профессиональную нишу, что и казаки в более позднее время. Известно, что в ХП-ХШ веках черные клобуки подверглись мощному культурному и языковому влиянию со стороны Киевской Руси, были сильно христианизированы, однако не вполне порвали со своей старой кочевой традицией, т. е. не ассимилировались до конца.

Вполне обоснованным выглядит мнение тех исследователей, которые относят к числу казачьих предков и половцев-кипчаков. Перенимая у них [5] способы организации и жизнедеятельности, цивилизационные ориентиры, древние кочевники сохраняли свой физический облик и, отчасти, языковые и культурные особенности. Разгромив и подчинив себе население восточно-европейских степей, половцы сами подверглись мощному культурно-цивилизационному воздействию со стороны покоренных народов. Серьезным было и влияние со стороны соседей-врагов - русских.

По свидетельству целого ряда заслуживающих доверия источников [6], уже к началу XIII века половцы были непременными участниками всех крупных военных и политических событий Южной и Восточной Руси. Половецкая знать и простонародье перенимали христианство, обзаводились русскими именами (например, хан Юрий Котянович), нередки были межнациональные браки и ассимиляция большого количества людей, захваченных в плен.

Население Джучиева улуса (Золотой Орды) не могло быть однородным. Не являлись вполне консолидированным этносом и численно преобладавшие в Орде половцы-татары, ставшие этническими предками едва ли не всех народов, сложившихся на территории этого государства. В таких условиях какая-то часть половцев, к тому времени славянизированная и христианизированная, вполне могла участвовать в складывании прото-казачьего этноса. Какие конкретные исторические, политические, хозяйственные, культурные факторы привели к этому? Точного ответа пока нет, однако вычленение группы «казачьих предков» можно, с известной долей условности, назвать первой стадией казачьего этногенеза [7].

Вторая стадия прослеживается в ордынский период (ХШ-Х^ века), когда в недрах огромного многоэтничного организма начинают формироваться первые «протоказачьи» общины молодых, часто бессемейных, удальцов, обживающих самые опасные (пограничные) районы государства.

№ 5 (34), 2009

"Культурная жизнь Юга России" ^

Вполне возможен «червленоярский» вариант взаимовыгодного хозяйственного симбиоза оседлых славян - земледельцев и ремесленников - с кочевыми скотоводами (сначала половцами, затем - татарами). В целом в ордынский период наименование «казаки», как уже отмечалось, использовалось как профессиональное и групповое, но этнического характера, скорее всего, еще не носило. Говорить о каком-либо более раннем этапе собственно казачьего этногенеза нет оснований [8].

Третья стадия казачьего этногенеза охватывает период ХУ-ХУИ веков, когда на историческую арену выходят самостоятельные общества азовских, донских и гребенских казаков. Следует отметить ряд важных моментов. Во-первых, существование особых казачьих обществ в XV веке уже достаточно подтверждается большим количеством источников. Во-вторых, характерной особенностью этих обществ являлась их немногочисленность (или даже малочисленность). В-третьих, невозможно точно определить их этническую принадлежность или ориентацию. Скорее всего, она была полиморфной. Документальные источники того периода нередко отмечают и «национальность» казаков - мингрелы, греки и др. Вероятно, такие «казаки» имелись и среди тюр-коязычных обитателей Восточной Европы XIV-XV веков. В большинстве своем они были православными христианами, прихожанами Саро-Подонской епархии. В-четвертых, неоспоримым фактом выглядит «подпитка» казачьих обществ пришлым элементом. Особенно мощным поток новопришлых оказался в XVI веке за счет беглых крестьян, мещан и холопов из Московского государства и Речи Посполитой. Однако необходимо отметить, что антифеодальное движение не породило казаков, а лишь использовало их. К тому времени казачество (под другими названиями, но с той же самой сущностью) уже имело многовековую историю. В-пятых, немногочисленные разрозненные казачьи общества сумели выжить и сформироваться в условиях тотальной конфронтации с соседями благодаря особой военной организации и поголовному вооружению, что стало одной из важнейших культурно-хозяйственных и психологических особенностей казаков. В эпоху Средневековья казачьи сообщества представляли собой компактные, нередко монолитно замкнутые вооруженные группировки, нанимавшиеся для охраны городов или приграничных округов [9].

Таким образом, казачество на этой стадии переживает период своего становления как субэтноса. В общих чертах оно имеет сходство с аналогичными сообществами балканских граничар, североамериканских рейнджеров, славянских и венгерских гайдуков, греческих страгиотов, японских самураев и др. Поэтому его можно рассматривать как своеобразную метаэтническую общность в период миксации [10].

Четвертый этап формирования казачьего этноса связан с образованием особых казачьих войск, используемых российским государством для охраны своих границ, территориальной экспансии и как резерв хорошо подготовленной военной

силы. Области донских, волжских, днепровских, гребенских и яицких казаков занимали особое положение. Располагаясь на стратегически важных направлениях (кавказское, крымское), они обладали правом самоуправления и официально были вне административного ведения Русского государства. Отношениями с казачеством занимался Посольский приказ.

Можно сказать, что дальнейшее формирование казачества происходило в рамках Российского государства и русского этноса. Между населением казачьих войсковых областей и российской верховной властью устанавливаются особые, сначала договорные, а затем все более тесные отношения. На рубеже XVИ-XVШ веков естественное течение процесса этнизации казачьих общин, находившееся в зените, было прервано мощным государственным вмешательством. В силу этого казачество в своем развитии не успело преодолеть стадию субэтноса. Российское правительство планомерно превращало казачество в особое полупривилегированное военно-служилое сословие, предоставляя ему серьезные льготы и в то же время все более и более регламентируя внутреннюю жизнь казачьих войск.

Одной из важнейших причин незавершенности процесса казачьего этногенеза послужили особенности внутреннего устройства казачьих обществ. Патриархальность, архаичность, «ми-могосударственность» (по меткому выражению И. Яковенко) казачьего уклада [11] привели к тому, что уже складывающийся казачий этнос не получил дополнительных импульсов для формирования в народность или нацию, т. е. этническую общность достаточно высокого порядка.

Пятая стадия этногенеза казаков относится к концу XIX - началу XX века, когда можно говорить о формировании в рамках русской нации особой этнической (или, точнее, субэтнической [12]) группы казаков, отличающихся от остального русского населения рядом особенностей народной психологии, бытового уклада, сословных и хозяйственных традиций, своим диалектом. Политика «расказачивания» и всеобщая коллективизация 1930-х годов, сопровождавшиеся массовыми конфискациями и переселениями, не говоря уже о жертвах, тем не менее, не привели к уничтожению вышеназванных этнических особенностей.

Переломные моменты российской истории способствовали возрождению казачества. Вновь оказались востребованными лучшие черты казачьего национального характера, или менталь-ности, - свободолюбие, воинственность, стремление к самоорганизации и самообеспечению. Так было в период Великой Отечественной войны, когда создавались казачьи воинские части, был снят запрет на ношение казачьей формы и на само казачье имя. Так произошло и во время кризиса российской государственности в конце XX века.

Нынешнее возрождение казачества имеет две тенденции. Первая - это возрождение «дедовских» культурно-исторических традиций: ноше-

"Культурная жизнь Юга России" № 5 (34), 2009

60 —

ние формы, восстановление обрядов, приемов землепользования и т. п. Вторая - вовлечение казачества в политику в качестве одной из общественно-государственных структур: проведение реестра, переход казачьих войск на государственную службу, их участие в охране границ и правопорядка.

В наши дни трудно предсказать, какие отличительные черты приобретет шестая стадия казачьего этногенеза: произойдет ли самоструктурирование этноса (как это было с армянами в середине XX века) или процесс остановится на уровне возрождения фольклорных традиций и использования казаков на государственной (прежде всего, военной) службе. Ставить точку в казачьей истории еще рано, она продолжается.

Литература и примечания

1. Shermehorn R. A. Comparative Ethnie Relations: A Framework For Theory. N. Y., 1970. Р. 57, 85.

2. Минников Н. А. Альтернативный взгляд советского историка // Казаки. История. Владикавказ, 1991. С. 300-310.

3. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1989.

4. По мнению большинства ученых, это разгромленные печенегами и в дальнейшем половцами остатки более древнего, чем они, тюркского кочевого

населения Северного Причерноморья, а также отдельные роды самих печенегов и половцев, перешедшие на службу русским князьям. Летописи часто называют их «свои поганые».

5. Кипчаки - тюркский кочевой народ (самоназвание - куманы).

6. Рыбаков Б. А. Древняя Русь: сказания, былины, летописи. М., 1968.

7. Егоров В. Л. Золотая орда: мифы и реальность. М., 1990.

8. ЛокшинД. Национальная карта // Родина. 1996. № 12. С. 18-20.

9. Нарожный Е. И. Версии о времени зарождения терско-гребенского казачества и местах его первоначального обитания // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа / под ред. В. Б. Виноградова, С. Н. Лукаша. Армавир; Желез-новодск, 1998. С. 22-26.

10. Метаэтническая общность - группа этносов, сложившаяся в результате их этногенетической близости или длительного культурного взаимодействия. Миксация - смешение нескольких неродственных этносов или их частей.

11. Яковенко И. Г. Подвижен, отчаян и храбр // Родина. 1995. № 10. С. 70.

12. Итоговый документ Венской встречи СБСЕ выделяет субэтнические группы в ряду других народов и меньшинств.

A. V. S0P0V. TO THE QUESTION OF THE ORIGIN AND FORMATION OF THE COSSACKS IN THE ETHNIC ASPECT

The author analyzes the problem of the origin and formation of the Cossacks, reveals grade isolated stages of Cossacks formation in ethnic context.

Key words: the Cossacks, ethnic conflict, ethnic context.

№ 5 (34), 2009 "Культурная жизнь Юга России"

Теория и история литературы. Искусствоведение

Т. Ф. ШАК

СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ КИНОМУЗЫКИ А. РЫБНИКОВА

(К проблеме стилевого анализа музыки в медиатексте)

На примере творчества композитора Алексея рыбникова выявляется индивидуальный стиль его киномузыки как элемент медиатекста и драматургический фактор кинопроизведения.

Ключевые слова: стиль, киномузыка а. рыбникова, медиатекст, музыкальный язык.

Проблеме стиля в музыке посвящено достаточно много исследований, которые можно классифицировать как специальные, затрагивающие разработку данной категории (монография С. Скребкова, серия работ М. Михайлова); коллективные сборники, рассматривающие различные аспекты стиля конкретных композиторов, где термин «стиль» фигурирует в самом названии работ (например, «Черты стиля Прокофьева», «Черты стиля Шостаковича» и др.); исследования по стилистике отдельных произведений («Этюды о стиле Шостаковича» Л. Мазель и др.).

В чем же состоит суть стилевого анализа? М. Михайлов видит его задачу в «обнаружении признаков общности, объединяющих некоторое множество отдельных произведений. Весь процесс анализа отталкивается именно от раскрытия единства во множестве при сознательном отвлечении от индивидуальных особенностей единичных объектов» [1]. Иными словами, сущность анализа стилевой системы - обнаружение в каждом средстве и в принципах их взаимосвязи скрытого в них общего. В какой степени эти положения относятся к анализу музыки в медиатексте, может ли кинокомпозитор сохранить индивидуальный стиль так называемой медийной музыки?

Отметим, что к специфическим особенностям медийной музыки относятся:

- подчинение музыки диктату видеоряда и вербально-сюжетного ряда;

- наличие в каждом медиатексте собственной эстетики, предрасполагающей к выбору определенного музыкального языка к каждому фильму, передаче, рекламному ролику и т. д.;

- разностильность музыки в медиатексте как мозаике стилевых моделей (классика, джаз, популярная музыка, фольклор, музыка быта);

- разножанровость (учет принципов классификации музыкальных жанров по форме их бытования, способу исполнения, типу содержания, если того требует видеоряд, сюжетный ряд или замысел режиссера);

- зависимость стиля киномузыки не столько от композитора как одного из многих создателей фильма, сколько от режиссера, его видения це-

лостной драматургии медиатекста, а также структуры композиции, во многом подчиненной монтажному ритму.

Тем не менее индивидуальный стиль киномузыки, по-видимому, существует и проявляется:

- в соответствии стиля музыки жанровой специфике фильма (мелодрама, триллер, детектив, фильм ужасов и т. д.);

- в принципах сочетания (картинная изобразительность, эмоциональная выразительность, синхронность, полифонизм и др.) музыки и видеоряда, способствующих проявлению индивидуального почерка режиссера и композитора;

- в общности музыкального стиля медиатек-стов, рассматриваемых на уровне национальных киношкол, музыкальных предпочтений кинорежиссеров и др.

Проследим это на примере творчества Алексея Рыбникова. Широкий жанровый диапазон академической музыки композитора нисколько не умаляет значения такой сферы его деятельности, как киномузыка, которой он посвятил более сорока лет. Если провести периодизацию киноработ Рыбникова по десятилетиям (1960-е годы -3 фильма, 1970-е - 19, 1980-е - 25, 1990-е - 8, последние семь лет - 6 фильмов), то наиболее интенсивными окажутся 1980-е годы, а менее продуктивными - 1990-е, когда шло сокращение кинопроизводства.

Рыбников, в отличие от других кинокомпозиторов, работает с разными режиссерами, т. е. в данном случае нельзя говорить о сложившемся творческом тандеме (как у Э. Артемьева, В. Овчинникова, И. Корнелюка, А. Сигле, предпочитающих работать с конкретными режиссерами). Тем не менее анализ фильмографии Рыбникова позволяет выделить ряд кинорежиссеров, с которыми им сделано наибольшее количество фильмов и созданы наиболее удачные музыкальные кинокомпозиции. Это В. Грамматиков («Усатый нянь», «Шла собака по роялю», «Звезда и смерть Хоакино Мурьеты», «Руки вверх», «Вера, надежда, любовь»); Л. Нечаев («Приключения Буратино», «Про Красную шапочку», «Эквилибрист», «Сказка о звездном маль-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.