CC BY
44
ИСТОРИЯ
ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА И АРХЕОЛОГИЯ
К ВОПРОСУ О ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВЕ ПОЛИСОВ ПЕЛОПОННЕСА В ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОРГАНАХ АХЕЙСКОГО СОЮЗА
Согласно Полибию (2. 38. 8), все полисы Ахейского союза пользовались равноправием во всех отношениях. Однако просопографический анализ демонстрирует, что ведущую роль в политической жизни федерации играли представители весьма ограниченного круга общин. И тем не менее, в Ахейском союзе были разработаны способы, позволявшие привлечь граждан остальных городов к политической деятельности на федеральном уровне, включая использование в определенных рамках принципа пропорционального представительства в формировании союзных органов (показательным примером может служить коллегия номографов).
Ключевые слова: Древняя Греция, Ахейский союз, федерация, пропорциональное представительство, номографы
По словам Полибия, все полисы, вошедшие в Ахейский союз, пользовались полным равноправием. «Первоначальным участникам, — пишет историк, — не было оставлено никакого преимущества, и каждый вступающий в союз получал равные во всех отношениях права (ьста тсаута)». Принцип равенства (lctot^c), присущий ахейскому союзному устройству, Полибий считает одной из важнейших причин роста и процветания федерации (Polyb. 2. 38. 8). Тезис о полном равноправии гражданских общин в Ахейском союзе содержится в особом экскурсе, который предваряет описание исторических событий в Греции начиная с Клеоменовой войны (229-222 гг. до н.э.) и написан в жанре энкомия (Polyb. 2. 37-40). В этих главах «Всеобщей истории» Полибий представляет читателям чрезвычайно идеализированную картину гармоничного и сплоченного союза, созданного на основе ценностей, которым во все времена были привержены граждане городов Ахайи, исторического ядра федерации. Именно потому, что ахейцы испокон веков основывали свое государственное устройство на принципах равноправия, свободы, истинной демократии и гуманности, завершилось успехом неСизов Сергей Кузьмич — доктор исторических наук, профессор кафедры правового обеспечения экономической и инновационной деятельности Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского. E-mail: [email protected]
Древняя Греция и Рим
© 2015
Проблемы истории, филологии, культуры 2015, №3, с. 3-21
С. К. Сизов
виданное прежде предприятие — объединение всего Пелопоннеса в рамках одного государства. Исследователи единодушно отмечают, что в данном экскурсе идеологическая риторика затмевает собой точное описание исторических фактов и поэтому в ряде утверждений Полибия содержатся откровенные преувеличения и тенденциозные оценки1. Города Пелопоннеса в ахейский период не пользовались «одной и той же монетой» (Polyb. 2. 37. 10), а чеканили собственные, хотя и по единому стандарту и с ахейскими символами; «истинная демократия» (2. 38. 6) на деле означала господство зажиточной элиты; отнюдь не все полисы, включенные в союз насильственным путем, «очень скоро» ("П"арахрлца) становились лояльными участниками федерации (2. 38. 7). К числу подобных неточностей в обобщениях может принадлежать и тезис об абсолютном равноправии союзных общин. Общий смысл этого утверждения понятен: историк противопоставляет равноправную федерацию другому типу объединения полисов — гегемониаль-ной симмахии. Чуть ранее Полибий упоминал о прежних попытках объединить Пелопоннес, которые предпринимались не ради общей свободы, а ради «собственного владычества (бшасттбьа)» (2. 37. 9) — очевидный намек на создание Пелопоннесского союза под главенством Спарты. Подобного полиса-гегемона в Ахейском союзе, разумеется, не было; к этому, собственно, и сводился основной смысл «равноправия» как конституционного принципа. Однако едва ли следует буквально понимать фразу, гласящую, что все полисы — участники федерации, первоначальные и принятые позднее, большие и малые, пользовались равными во всех отношениях возможностями (Polyb. 2. 38. 8). В действительности степень участия пелопоннесских общин в политической жизни Ахейского союза была далеко не одинаковой.
Просопографическое исследование, проведенное в свое время Дж. О'Нейлом2, со всей очевидностью показывает, что ведущую роль в государственных органах федерации играли выходцы из достаточно ограниченного круга общин. Стратеги, другие союзные магистраты, ахейские военачальники и послы в огромном большинстве случаев происходили либо из городов, составлявших первоначальное ядро федерации (полисы коренной Ахайи и Сикион), либо из Мегалополя, политическая роль которого значительно возросла во времена Филопемена. С 255 г. до н.э., когда была учреждена должность стратега как единоличного главы федерации, и вплоть до 146 г. (окончание Ахейской войны), нам известны имена 29 стратегов, из которых как минимум 14 представляли Ахайю, Сикион и Мегалополь («Магический круг» общин, как его именует Дж. О'Нейл) и только двое (Аристо-мах из Аргоса и Меналкид из Спарты) — другие области Пелопоннеса. В общей сложности четырнадцать стратегов из Ахайи, Сикиона и Мегалополя возглавляли союз в течение сорока четырех лет, в то время как Аристомах и Меналкид занимали должность лишь по году каждый3. Даже с учетом того, что в течение 25 лет из этих сорока четырех высшую должность в федерации занимали только два
1 Gelzer 1940, 27-37; Walbank 1957, 215-229; Petzold 1969, 25-32, 37-41; Golan 1995, 49-50; 2004, 122-129.
2 O'Neil 1984-86, 33-61.
3 Эти статистические данные взяты из упомянутой статьи Дж. О'Нейла (O'Neil 1984-86, 39) и уточнены благодаря новому эпиграфическому свидетельству, которое сообщает нам о пребывании на посту стратега в 182/1 г. до н.э. Аполлонида из Сикиона и о том, что в одном из последующих годов ахейским эпонимом, т. е., без сомнения, союзным стратегом, был некий Энетид (SEG. LVIII.
представителя «Магического круга» — выдающиеся политики Арат из Сикиона (17 лет) и Филопемен из Мегалополя (8 лет), — статистика выглядит весьма показательной. Происхождение еще пятнадцати стратегов, чьи имена упоминаются в источниках, нам неизвестно, но хотя бы некоторых мы предположительно можем считать выходцами из городов того же «Магического круга». Примером может служить Тимоксен, четырежды — в 225/4, 223/2, 221/0 и 216/5 гг. до н.э. — занимавший пост ахейского стратега (Plut. Arat. 48. 2; Polyb. 2. 53. 2; 4. 6. 4; 5. 106. 1). Его первое избрание на эту должность относится ко времени серьезного кризиса Ахейского союза в годы Клеоменовой войны, когда в составе федерации оставались лишь очень немногие города за пределами «Магического круга», переход которых на сторону Спарты казался лишь вопросом времени4. Скорее всего, Тимок-сен, единомышленник и соратник Арата, был гражданином Сикиона или одного из городов Ахайи. Упомянутый Павсанием (7. 10. 9) в рассказе о событиях 167 г. до н.э. бывший ахейский стратег Ксенон с очень большой долей вероятности может быть тем же лицом, что и Ксенон из города Патры в Ахайе, который принимал участие в политическом совещании тремя годами ранее (Polyb. 28. 6. 2). Стратег 211/10 г. до н.э. Эврилеонт вполне мог быть отцом Ксенофонта из Эгия, ахейского политика начала II в. до н.э. (Polyb. 18. 1. 4; 18. 10. 11; 28. 19. 3) и проксена дель-фийцев, в декрете которых он назван «эгийцем Ксенофонтом, сыном Эврилеонта» ( Syll3. 585, стк. 29).
Второе после стратега место в иерархии союзных магистратов занимал гип-парх, эта должность традиционно считалась ступенью к посту стратега (Polyb. 10. 22. 9) и имела не только военное (командование конницей), но и немалое политическое значение, о чем свидетельствует деятельность Полибия в бытность его гиппархом в 170/69 г. до н.э. (Polyb. 28. 6. 9; 28. 7. 8-14; 28. 12. 4-6; 28. 13. 1-14). Нам известны имена лишь нескольких гиппархов Ахейского союза. Помимо мегалополитов Филопемена (Polyb. 10. 22. 6; Plut. Philop. 7. 3) и Полибия, эту должность в разное время занимали Демодок, происхождение которого неизвестно (Polyb. 5. 95. 7), и, с большой степенью вероятности, Аристенет из Димы в Ахайе, который командовал кавалерией в сражении ахейцев против Маханида в 207 г. до н.э. (Polyb. 11. 11. 7)5. Серьезную роль в управлении Ахейским союзом играла также коллегия десяти дамиургов6. Их имена и происхождение почти ни-
370). Какой город Энетид представлял, неизвестно, попытка К.Хабихта отождествить его с Энети-дом, скульптором из Лакедемона, не кажется абсолютно убедительной (см.: Habicht 2012, 545-546).
4 См. подробнее: Сизов 1989, 104-108.
5 Вероятно, чтение рукописей «Аристенет» должно быть исправлено на «Аристен» (подобная же ошибка переписчиков содержится еще в трех пассажах Полибия, где такое исправление неизбежно, — 18. 1. 4, 18. 13. 8; 24. 11. 4), и в этом случае гиппарх 207 г. оказывается тем же лицом, что и Аристен из Димы, которому от имени Ахейского союза были оказаны почести в Дельфах (FD. III. 3. 122). Было высказано мнение, согласно которому видный политик более позднего времени Ари-стен, неоднократно избиравшийся стратегом, на самом деле был не мегалополитом, как утверждают Плутарх (Philop. 17. 4) и Павсаний (8. 51. 4), а гражданином Димы, поскольку именно его, как и гиппарха 207 года, рукописи именуют то Аристеном, то Аристенетом (Aymard 1938 b, 68; Walbank 1967, 287, 650; Lehmann 1967, 391-392). Впрочем, имеются и серьезные аргументы в пользу той точки зрения, что Аристен из Димы и Аристен из Мегалополя — разные исторические персонажи (Deininger 1966, 376-380). В любом случае, гиппарх Аристен и стратег Аристен представляют (или представляет, если это одно и то же лицо) все тот же «Магический круг».
6 О их функциях и значении см.: Сизов 1989, 58-59.
когда не называются в источниках, и лишь в двух случаях мы можем определить, какой город представляет кто-то из членов этой коллегии. В полном соответствии с описываемой здесь тенденцией выясняется, что из этих двух дамиургов один был уроженцем Буры (Syll3. 519, стк. 13-14), а другой — Пеллены (Liv. 32. 22. 5), т.е. городов коренной Ахайи. Иногда в литературной традиции магистраты Ахейского союза именуются собирательным термином ol архоутбс или аь ашархьаь. Очевидно, в состав обозначенных таким образом «властей» входили стратег, гип-парх, дамиурги и, возможно, прочие должностные лица (секретарь, наварх, каз-начей7). В некоторых случаях Полибий, упоминая совещания ахейских «властей» или переговоры с их участием, называет имена (но не должности) присутствующих. В 185 г. до н.э. стратег Аристен, выходец из Мегалополя, созвал на встречу с Квинтом Цецилием Метеллом ахейских «правителей» (архаь, архоутес), в числе которых были мегалополиты Филопемен, Диофан и Ликорт, а также Архон из Эгиры в Ахайе (Polyb. 22. 10. 2-13). В 146 г. до н.э. стратег Критолай обвинил уроженцев той же Ахайи Эвагора из Эгия и Стратия из Тритеи в том, что они передавали римлянам содержание разговоров на тайных заседаниях ахейских стшархьаь (Polyb. 38. 13. 4).
Наконец, достаточно показательными представляются сведения о составе посольств, которые по решению союзного собрания ахейцев направлялись в Рим, Египет, Пергам или другие зарубежные государства. Шесть раз в качестве послов в источниках, в основном у Полибия, упоминаются граждане Мегалополя, по пять раз — Сикиона и Эгия, два раза в посольствах участвовал Телекл из Эгиры (итого 18 участников посольств из городов «Магического круга»), и лишь по одному разу в числе послов встречаются представители Аргоса и Элиды. Шесть послов упомянуты без указания на то, из какого города они родом8.
Вытекающий из этой статистики вывод о явном преобладании мегалополи-тов, сикионян и уроженцев Ахайи в составе политической элиты Ахейского союза нашел любопытное подтверждение в тексте недавно опубликованной надписи из Мессении (SEG. LVIII. 370), где приведен список влиятельных деятелей Ахейской федерации, составивших осенью 182 или весной 181 г. до н.э. судебную комиссию по рассмотрению территориального спора между Мессенией и Мегалополем9. Мегалополиты предъявили территориальные претензии мессенянам сразу же после подавления мятежа, с помощью которого мессеняне пытались выйти из Ахейского союза и который привел к многочисленным жертвам как в стане мятежников, так и в рядах ахейцев, в том числе к гибели стратега Филопемена, уроженца Мегалополя. В драматической и напряженной обстановке, сложившейся после мессенского восстания, разрешение этого территориального спора имело особое
7 Что касается этих магистратов, то известно происхождение лишь одного из них — наварха Тисона из Патр в Ахайе (Liv. 35. 26. 7).
8 Подсчеты произведены на материале просопографической таблицы, приведенной в работе: O'Neil 1984-86, 55-57. Учтены также сведения источников, которые в этой таблице отсутствуют, в частности, данные об участии в посольствах Дамоксена из Эгия (посольство в Рим, 196 г. до н.э. — Polyb. 18. 42. 6), мегалополита Ликорта (посольство в Египет, 189 г. до н.э. — Polyb. 22. 3. 6), Калли-крата из Леонтия (посольство в Рим, 180 г. до н.э. — Polyb. 24. 8. 7).
9 О содержании, датировке и исторической подоплеке документа из Мессении см.: Themelis 2008, 211-221; Arnaoutoglou 2009/10, 181-201; Luraghi, Magnetto 2012, 509-548; Thür 2013, 293-316; Сизов 2014.
политическое значение, и поэтому не был использован ни один из трех способов формирования третейского суда для пограничного урегулирования, обычно применявшихся в Ахейском союзе (приглашение арбитров из-за рубежа10, передача спора двух ахейских полисов на рассмотрение третьего11, поручение целой группе городов назначить своих представителей в «смешанную» судебную комиссию12). На сей раз дело, по договоренности конфликтующих сторон, очевидно, утвержденной союзным собранием, должны были разбирать судьи, представлявшие не отдельные общины, а союз в целом. На это указывает и необычное обозначение состава арбитров — «гегемоны» (тои? ауецоуа? — БЕО. ЬУШ. 370, стк. 17)13, и тот факт, что главой комиссии стал сам союзный стратег Аполлонид (сткк. 17-18), и просопографические данные, доказывающие принадлежность целого ряда судей к ахейской политической элите14. Подобное свидетельство о прямом участии федеральных органов власти в судебном разрешении территориальных споров не имеет аналогий в эпиграфическом материале из Ахейского союза, хотя такая практика известна в других федерациях этого времени15. Следует считать, что судьи-«гегемоны» были отобраны из числа деятелей, обладавших определенной известностью в ахейских политических кругах и занимавших прежде те или иные выборные должности в союзном руководстве16. Тем более интересным представляется состав комиссии, приведенный в надписи (сткк. 17-28). При отборе судей, конечно, учитывалась их политическая позиция. Так, например, мессенян вполне должна была устраивать кандидатура Калликрата, который был настроен в их пользу и вскоре выступил с резкой критикой жестокостей, допущенных Ли-
10 К примеру, судьи из Милета разбирали дело о границах между Эпидавром и Гермионой (1БЕ. 43).
11 Так, городом-арбитром в споре между Эпидавром и Коринфом выступали Мегары (Бу113. 471), между Мегалополем и Фуриями — Патры (БЕО. XI. 972).
12 «Одиннадцать городов» участвовали в арбитраже по поводу размежевания территорий Эпи-давра и Арсинои (1О. IV. 12. 72). О способах рассмотрения территориальных споров в Ахейском союзе см. специальное исследование: НаТег-ШЬории 1998.
13 Традиционно «гегемонами» ахейцы, как и прочие греки, называли прежде всего военных командиров (см., например, посвящение от имени ахейского военного отряда и его командира Феок-сена —1 Ахат! ка1 о ^уе^шу вео^еуо?: Ше1о8. 442 В, стк. 68). В эпиграфических документах этот термин в отношении деятелей Ахейского союза никогда не используется, а в нарративной традиции он встречается лишь однажды: «гегемонами» Павсаний (7. 13. 2) именует руководителей федерации, с которыми должен был встретиться представитель Рима. Тем не менее, подобное, по всей видимости неофициальное, обозначение судейской комиссии должно отражать то обстоятельство, что перечисленные лица имеют или имели прежде властные полномочия «федерального уровня».
14 В числе судей-«гегемонов» названы Архон из Эгиры, неоднократно избиравшийся на должность союзного стратега, в том числе незадолго до мессенского мятежа (в 184/3 г. до н.э.: Ро1уЬ. 22. 19. 1), Дамоксен из Эгия, который упоминается Полибием (18. 42. 6) в качестве ахейского посла в Риме в 196 г до н.э., Калликрат из Леонтия, известный политик радикально проримского направления, который был избран стратегом через полтора — два года после его участия в суде «гегемонов» (Ро1уЬ. 24. 10. 14), что подразумевает определенный опыт работы Калликтрата в союзных органах власти в предшествующий период.
15 Ager 1996, 22-26; МаскП 2013, 313-320.
16 То, что все эти лица являлись действующими союзными магистратами в 182/1 г. до н.э. (ТИете^ 2008, 216, п. 11), представляется совершенно невероятным потому, что численность комиссии (17 человек) превышала количество известных нам выборных должностей (всего 15: стратег, гиппарх, наварх, секретарь, казначей и десять дамиургов). При этом следует учитывать, что в комиссию по понятным причинам не могли входить граждане Мегалополя, а мы уже убедились, насколько высоким был обычно уровень представительства мегалополитов в федеральных органах власти, и нет оснований считать, что в 182/1 г. до н.э. дело обстояло иначе.
кортом при подавлении мессенского мятежа (Ро1уЬ. 24. 9. 12-13), в то время как имя Архона, верного соратника Ликорта, скорее всего, было включено в список по предложению мегалополитов. Тем не менее судьи, принадлежавшие к разным политическим группировкам, оказались представителями довольно узкого круга полисов. Из семнадцати «гегемонов» трое, включая стратега Аполлонида, представляли Сикион, двенадцать — города Ахайи (Эгира — 2, Эгий — 5, Дима — 1, Фары — 3, Леонтий — 1) и двое — Элиду. Нетрудно заметить, что подавляющее большинство судей происходило из полисов все того же «Магического круга», кроме, разумеется, Мегалополя как заинтересованной стороны. Несколько неожиданное присутствие в списке двух элейцев может быть объяснено тем, что ахейское союзное собрание, на котором мегалополиты предъявили территориальные претензии Мессении и которое, очевидно, утвердило состав комиссии, проходило в Элиде (8ЕО. ЬУШ. 370, стк. 12), и включение представителей этого полиса в комиссию было данью признательности гостеприимным хозяевам. Кроме того, спорные районы находились недалеко от границ этой области. В остальном перечень судей-«гегемонов» полностью подтверждает устоявшееся представление о составе ахейской политической элиты.
Можно внести лишь одно уточнение: автор выражения «Магический круг» Дж. О'Нейл утверждает, что среди городов Ахайи более высокое представительство в федеральной элите имели те четыре полиса, которые в конце 281 — начале 280 г. до н.э. начали восстановление Ахейского союза: Дима, Патры, Фары и Тритея (Ро1уЬ. 2. 41. 12). Представители этих городов, пишет О'Нейл, пользовались особым уважением и чаще, чем граждане остальных шести общин Ахайи, избирались на союзные должности17. Однако в списке «гегемонов» соотношение иное: полисы-основатели союза имеют в нем четырех представителей, остальные города Ахайи — восьмерых. Заметим, что и данные прочих источников не свидетельствуют о каком-то преимуществе этих четырех общин Западной Ахайи: из шестерых известных нам стратегов, которые были родом из Ахайи, лишь двое (Эперат из Фар и Ксенон из Патр) представляли упомянутые четыре города, и четверо — прочие полисы (Марг из Керинеи, Эврилеонт из Эгия, Архон и Ксе-нарх из Эгиры), причем Архон избирался главой федерации трижды18. Сведения о происхождении ахейских послов и дамиургов, которые были приведены выше, говорят прежде всего об активном участии в союзной политике граждан Эгия, а не городов Западной Ахайи. Это наблюдение, разумеется, носит частный характер и лишь несколько уточняет общий вывод, гласящий, что Ахейским союзом в течение более чем столетия19 из года в год руководили представители одних и тех же общин — Мегалополя, Сикиона и городов Ахайи (как западных, так и восточных); более того, в новой надписи этот тезис находит еще одно подтверждение.
17 0'Ш1 1884-86, 36, 44.
18 Указания источников и даты см. в просопографической таблице, составленной О'Нейлом (0'№П 1884-86, 55-57). Уточним, что в таблице оставлен открытым вопрос о происхождении Эв-рилеонта, который, как было показано выше, наверняка был гражданином Эгия. Справедливости ради следует учесть и вероятность того, что дважды занимавший пост стратега Аристен мог быть не мегалополитом, как указано в таблице, а уроженцем Димы (см. прим. 5). Однако даже в этом случае статистика не будет свидетельствовать о каком-то явном преобладании выходцев из Западной Ахайи в общем списке стратегов, представлявших область в целом.
19 Все без исключения имена стратегов и других должностных лиц федерации, упомянутые в источниках, относятся к периоду 255-146 гг. до н.э.
Таким образом, в Ахейском союзе в период его расцвета при избрании главных должностных лиц не действовал принцип равномерного или пропорционального представительства полисов, который обычно соблюдался в федерациях классического периода. Хорошо известно, что общины или группы общин были представлены в прямой пропорции к численности гражданского населения в коллегиях беотархов Беотийского союза в начале IV в. до н.э. (Hell. Oxyr. 16. 3-4), дамиургов Аркадского союза в середине того же столетия (Syll3. 183), стратегов Акарнанско-го союза в IV и первой половине III в. до н.э. (Syll3. 421А)20. В самом Ахейском союзе до 255 г. до н.э. высшие магистраты — двое стратегов и секретарь — не избирались на союзном собрании, а назначались городами Ахайи «по очереди» (Polyb. 2. 43. 1), в то время как десять дамиургов, очевидно, представляли десять входивших тогда в федерацию полисов21. Реформа, проведенная в 255 г. до н.э., изменила такой порядок: с этого времени начались выборы единственного стратега, облеченного высшей властью (Polyb. 2. 43. 2) и принцип поочередного представительства полисов при замещении этой должности перестал соблюдаться. Надо полагать, что с течением времени новая система выборов распространилась и на другие должности. Мы знаем, например, что гиппарх, как и стратег, также избирался союзным собранием и кандидатура его выдвигалась группой политических единомышленников (Polyb. 28. 6. 9), а не полисом или округом, которому, согласно прежней системе, выпадала очередность назначить своего представителя на этот пост. Понятно, что на выборах должностных лиц в союзном собрании главное значение имело не происхождение кандидата из той или иной общины, а его личные качества, репутация и принадлежность к определенной политической группировке. Поэтому огромные диспропорции в представительстве отдельных полисов в федеральных органах власти не должны вызывать удивления.
Тем не менее, малые и политически пассивные полисы имели возможность участия в авторитетных государственных органах союза. Имеется эпиграфический материал, свидетельствующий о том, что в Ахейском союзе был известен принцип равномерного пропорционального представительства, который применялся при формировании по крайней мере одного из союзных учреждений, а именно коллегии номографов («законописцев»). Задачи этого государственного органа сводились к тому, чтобы составлять тексты законов по поручению союзного собрания22 и включать законодательные постановления ахейского синода в
20 Убедительные доказательства того, что семеро акарнанских статегов, имена и этниконы которых перечислены в этой последней надписи, представляли семь примерно равных по численности населения территориальных округов, см. в работе: Corsten 1999, 124-145.
21 Численность коллегии дамиургов известна нам лишь для более позднего периода («decem numero creantur»: Liv. 32. 22. 2 в повествовании о событиях 198 г. до н.э.), однако совпадение числа дамиургов с количеством существовавших в III в. до н.э. городов Ахайи (см. их список у Полибия: 2. 41. 8) не может быть случайным. Коллегия дамиургов еще до эллинистического времени представляла собой традиционный институт союза общин Ахайи, судя по упоминанию ее в надписи ^в. до н.э. (SEG. XIV. 375).
22 Так следует понимать выражение «уо^оурафо!. ' Axaiwv o'l tov vO[iov та. ' Yyi.ei.aL 9еутес» (IG. IV. 12. 73, сткк. 2-3). Едва ли номографы «приняли» закон о празднике в честь Гигиеи по собственной инициативе, выступив в качестве и первой, и последней законодательной инстанции (как полагают: Swoboda 1922, 522; Schwahn 1931, 1249). Скорее всего, коллегия выполнила поручение синода, который принял законодательное постановление об организации праздника, но оставил но-мографам уточнение деталей (Aymard 1938 a, 187, n. 4; Moretti 1967, 124; Quass 1972, 65-68). Воз-
свод федеральных законов, очевидно, после необходимой редакторской работы23. Почти столетие тому назад в Эпидавре была обнаружена надпись с перечнем имен ахейских номографов, работавших над текстом закона о празднестве в честь богини Гигиеи (IG. IV. 12. 73). В списке номографов фигурируют 24 человека из 17 городов. Внимание исследователей сразу же привлекло то обстоятельство, что в этой коллегии одни ахейские полисы (Аргос, Мегалополь) были представлены тремя членами, другие (Сикион, Дима, Эгий) — двумя, третьи (еще 12 городов) — одним участником. Разумеется, было высказано предположение, что состав коллегии формировался по принципу пропорционального представительства: крупные города делегировали туда по три представителя, средние — по два, малые общи-
24
ны — по одному, иногда в порядке очередности24.
Такой вывод, однако, встретил скептическое отношение со стороны других исследователей, которые обратили внимание на очевидное несоответствие списка номографов принципу пропорционального представительства: (1) в коллегии нет граждан таких значительных полисов, которые должны были иметь по крайней мере одного представителя — Те геи, Эгины и др.; (2) крупный город Сикион представлен тем же числом номографов, что и небольшие общины Эгий и Дима; (3) среди полисов Ахайи, не слишком отличавшихся друг от друга размерами25, Эгий и Дима имеют в списке двух представителей, Пеллена, Бура, Фары, Патры, Тритея, Асхей — только одного, Леонтий, Эгира и Керинея — ни одного26; (4) из многочисленных общин Аркадии в перечне номографов упомянуты только три — Феней, Лусы и Мегалополь, а из одиннадцати (считая Асхей) городов Ахайи — восемь27. Попытка Х. Свободы объяснить эти диспропорции специфической ситуацией времен Клеоменовой войны (и, соответственно, датировать надпись этим
можен и другой вариант: номографы по поручению федеральных властей составили законопроект, подлежащий рассмотрению на очередном синоде. В любом случае принятие законов должно было относиться к компетенции союзного собрания.
23 Постановление ахейцев о признании панэллинского статуса празднества в честь Артемиды в Магнесии-на-Меандре и асилии самого этого полиса номографы должны были «внести в число первейших законов» ([катахшр!^ 8е ка1] toùc уо^оурафоис то 8оу^а tûv ' AxaLÛv elç [toùc
v] о[1о[ис] toùc -прштоис: IvMagnesia. 39, сткк. 43-46).
24 Swoboda 1922, 520-522; Schwahn 1931, 1249.
25 Жители Ахайи считались «обитателями маленьких городков» (^кротоХТта!. — Plut. Arat. 9. 6). Плутарх, подчеркивая разницу между таким значительным городом, как Сикион, и полисами Ахайи, пишет, что Арат, присоединивший Сикион к Ахейскому союзу, поначалу должен был служить под началом стратега из Димы, Тритеи или «какого-нибудь другого, еще меньшего города» (Plut. Arat. 11. 1). См.: Rizakis 1995, 255.
26 Если предположить, что эти три города не представлены в коллегии в силу принципа ротации, согласно которому им следовало назначать по одному номографу лишь раз в два года, по очереди с другими полисами, то Керинея или Эгира имели вчетверо меньшее представительство, чем Дима и Эгий. Представляется совершенно невероятным, чтобы разница в количестве граждан между этими городами достигала таких размеров. Если принять во внимание природные условия различных районов Ахайи, то несколько более обширные и плодородные долины находились на территории Пеллены, Эгиры, Эгия, Патр и Димы, что предполагает определенное превосходство этих городов над остальными по численности населения (Gehrke 1986, 144-147). Соотношение численности номографов, представляющих эти и другие полисы Ахайи в списке из Эпидавра, мало соответствует этому обстоятельству.
27 Такая диспропорция выглядит тем более странной, что, по словам Полибия (2. 38. 8), ахейцы значительно уступали аркадянам, как и лакедемонянам, по количеству земли и населения. Площадь древней Ахайи составляла примерно половину площади Аркадии (Beloch 1886, 129).
периодом)28 была признана несостоятельной: в списке есть граждане городов, оккупированных Клеоменом, но нет, например, представителей Эгины, которая в течение всей войны сохраняла верность союзу (Polyb. 9. 42. 5; 11. 5. 8). Гораздо правдоподобнее выглядело бы другое объяснение: номографы, подобно стратегу или гиппарху, избирались ахейцами без учета представительства полисов в этой коллегии, но вполне естественно, что в результате выборов большие города (но не все) могли получить несколько мест, а малые обычно довольствовались одним29.
Тем не менее, тезис о пропорциональном представительстве гражданских общин в коллегии номографов продолжал находить себе сторонников, которые предлагали новые объяснения диспропорций в списке из Эпидавра. Г. Леман предположил, что представительство любых полисов, даже самых крупных, было подвержено принципу ротации, так что отсутствие в списке граждан Коринфа или Эгины, Эгиры или Керинеи можно объяснить тем, что очередь этих городов должна была наступить в другом году30. Ф. Гшнитцер, отвергнув эту гипотезу, в свою очередь попытался обосновать пропорциональный принцип формирования коллегии посредством поиска такого хронологического отрезка ахейской истории, когда состав союза мог бы примерно соответствовать составу коллегии (с учетом ротации малых общин)31. В итоге он остановился на периоде с 210 по 207 гг. до н.э.: в это время несколько городов, включая Коринф, Орхомен, Герею и др., были заняты македонскими гарнизонами и, соответственно, исключены из политической жизни Ахейского союза; об участии Тегеи в федерации ахейцев до 207 г. до н.э. сведений нет; Антигония (бывшая Мантинея) в это время, по мнению Гшнит-цера, входила в состав Аргоса32; Эгина была захвачена римлянами и передана этолийцам в 210 г. до н.э.; Мегары перешли в Ахейский союз из Беотийского не ранее 206 г. до н.э., и в итоге получается, что ни один из значительных городов, не упомянутых в списке номографов, в это время в Ахейском союзе не состоял33. В принципе такое объяснение возможно, но оно основано на нескольких допущениях, каждое из которых может вызвать возражение. Кроме того, Гшнитцер никак не объясняет диспропорции в самом списке, в частности, слишком большое неравенство в представительстве городов Ахайи.
Еще одно толкование системы представительства в коллегии номографов предложил Т. Корстен34, по мнению которого вся территория Ахейского союза
28 Swoboda 1922, 521.
29 Aymard 1938 a, 383-385; Larsen 1955, 217; Moretti 1967, 125; Сизов 1989, 60.
30 Lehmann 1983, 245-248.
31 Gschnitzer 1985, 103-116.
32 Плутарх пишет, что после разрушения Мантинеи Антигон передал ее «в дар» ахейцам для основания колонии (Plut. Arat. 45.8). Гшнитцер обращает внимание на то, что во фразе «тшу yàp ' AxàLÛv ttv toxlv тар ' ' AvTLyovou 8wpeàv Xà|3ovTwv» издатели традиционно исправляют чтение рукописи ' Apydwv на ' AxàLÛv. Между тем Антигон, как считает Гшнитцер, подарил бывшую Мантинею именно аргивянам, и долгое время она считалась частью этого полиса (Gschnitzer 1985, 114-115). Заметим на это, что Антигон едва ли имел мотивы преподнести столь щедрый дар не Ахейскому союзу в целом, а лишь гражданам Аргоса: в годы Клеоменовой войны этот город сдался спартанцам, во время пребывания Антигона в Аргосе у него происходили конфликты с местными жителями (Polyb. 2. 64. 6), а после того как македонский царь покинул Аргос, один из его приближенных — Леонтий — устроил в городе резню (а<Цут|: Polyb. 5. 16. 6). Именно поэтому текст рукописи в этом месте считается не подлинным.
33 Gschnitzer 1985, 112-116.
34 Corsten 1999, 166-177.
35
в момент составления надписи делилась на пять административных округов и каждый из них делегировал в коллегию по пять представителей (итого 25, т. е. 24 номографа и упомянутый в документе секретарь коллегии). Таким образом, но-мографы представляли не города, а целые округа, внутри которых существовала своя система ротации (небольшие общины направляли своих представителей в коллегию по очереди). Эта гипотеза вытекает из основной идеи, высказываемой в книге Корстена, которая сводится к тому, что греческие федерации имели не двузвенную (союз — полисы), а трехзвенную (союз — округа — полисы) организацию управления. Применительно к Ахейскому союзу теория Корстена выглядит не слишком обоснованной, поскольку в источниках упоминается только один подобный округ (стиутеАеьа), в который входили города Западной Ахайи, да и это объединение, насколько можно судить, было предназначено главным образом для быстрого сбора ополчения в этой части федерации с целью проведения отдельных операций в Западном Пелопоннесе под началом единого командира — «гипостра-тега» (Ро1уЬ. 4. 59. 2; 5. 94. 1; 5. 95. 7). Свидетельств о существовании и тем более о составе других округов не имеется, так что предположения Корстена вызывают определенные сомнения у исследователей36.
Таким образом, дискуссия по поводу того, по какому принципу формировалась коллегия номографов, не привела к появлению какой-то одной достаточно убедительной и общепринятой версии. Однако на некоторые вопросы позволяет ответить новое эпиграфическое свидетельство. Не так давно в Эгии была обнаружена надпись со списком имен (БЕО. ^Ш. 417), который очень напоминает эпидаврийский перечень номографов. Издатель надписи А. Ридзакис убедительно показал, что оба документа должны были иметь идентичное содержание37; в работах последнего времени, когда речь заходит об этом документе, не высказывается никаких сомнений в том, что в новой надписи перечислены именно ахейские номографы38.
В утраченной верхней части вновь найденного документа предположительно содержался текст закона, составленный номографами, и какое-то количество имен членов коллегии с этниконами. Сохранившаяся часть списка построена по примерно тому же принципу, что и перечень номографов из Эпидавра. В эпидав-рийской надписи вначале обозначена принадлежность номографа к тому или иному полису и лишь затем приведено его имя и патронимик, например: ' Ерцюуеис ' Ацфаьуетос Муа^оуос. ' АруеТог Листьтстос Дацокрьтои, Тьцократ^с Тьцыуос, ФьХобацос ФьХархои (сткк. 5-9). В надписи из Эгия соблюден тот же порядок, но опущены патронимики номографов. В обоих документах представители городов перечислены не в случайном порядке, а в более или менее понятной географической последовательности. В документе из Эпидавра вначале упоминаются полисы северо-восточной части Пелопоннеса (сткк. 4-13), затем Феней в Северной Аркадии (13-14), после него — города Ахайи, перечисленные в направлении с востока на запад (сткк. 15-23), аркадские Лусы, граничащие с Фенеем и Ахайей (23-24), Мегалополь в Юго-Западной Аркадии (24-27) и Асхей в Ахайе (28-29). В списке
35 Корстен датирует надпись временем около 207 г. до н.э., в основном следуя аргументам Ф. Гшнитцера (Соге1еп 1999, 171).
36 Яка^ 2003, 103-104; МаскД 2013, 379, 470.
37 Яка^ 2003,104-107; 2008, 168-170, по. 116.
38 См., например: МаскП 2013, 475-477.
из Эгия города Северо-Восточного Пелопоннеса отсутствуют, поскольку перечень номографов из этого региона должен был содержаться в утраченной верхней части надписи, последовательность же перечисления городов в сохранившемся тексте такова: общины Юго-Западного Пелопоннеса (запад Аркадии, Трифилия, Мессения — сткк. 1-12), затем Лакедемон (13-14), Восточная и Северная Аркадия (15-20) и, наконец, все тот же Асхей в Ахайе (21). Порядок перечисления городов в двух надписях не всегда совпадает: например, в списке из Эпидавра Лусы упомянуты перед Мегалополем, а в документе из Эгия — после него. Оба списка завершаются именем секретаря коллегии.
В хронологическом отношении документы из Эпидавра и Эгия относятся к разным периодам истории Ахейского союза. Если надпись из Эпидавра, по всеобщему мнению, была составлена в конце III века до н.э., когда Элида, Спарта, Мессения, Коринф, Орхомен и некоторые другие полисы Пелопоннесса в союзе не состояли, то список номографов из Эпидавра отражает ситуацию, возникшую после 191 г. до н.э., когда в федерацию ахейцев вошли Мессения и Спарта39. Этим обстоятельством, а также тем, что надпись из Эпидавра содержит полный перечень номографов, а документ из Эгия — лишь его часть, объясняется существенное различие в списках городов, представленных в коллегии.
Сравнение обоих списков позволяет ответить на некоторые вопросы, которые оставались невыясненными до открытия надписи из Эгия, и прийти к определенным заключениям. Главный вывод, который вытекает из такого сравнительного анализа, заключается в том, что коллегия номографов действительно формировалась на основе пропорционального представительства полисов. Мнение А. Эйма-ра и поддержавших его предположение исследователей, в т.ч. автора этих строк40, о выборах членов этой коллегии без применения какой-либо системы представительства, не подтверждается новыми данными. Список из Эгия построен на том же принципе делегирования представителей городов, что и перечень номографов из Эпидавра: крупнейшие полисы федерации имеют в коллегии три места, города поменьше — два, небольшие общины — одно. Некоторые из этих последних отправляют своих представителей в коллегию по очереди (принцип ротации); именно так можно объяснить отсутствие в обоих списках граждан аркадских городков Псофиды, Стимфала, Тельфусы, Кинефы, а также некоторых других малых полисов. Со временем, по мере увеличения территории союза, общая численность коллегии могла меняться, а количество представителей отдельных полисов — уменьшаться, как показывает пример Мегалополя, представленного в списке из Эпидавра тремя номографами, а в надписи из Эгия — двумя41. Однако общий принцип формирования этого государственного органа оставался неизменным.
39 Менее очевиден terminus ante quem. А.Ридзакис предполагает, что таковым следует считать 182 г. до н.э., т.е. дату обособления городков Абии, Фар и Фурии от мессенского полиса и самостоятельного вхождения их в Ахейский союз в качестве отдельных субъектов федерации (Polyb. 23. 17. 2). В новой надписи представители этих общин не упоминаются, в отличие от Азины, Короны и Ки-париссии (сткк. 4-5, 8-9), которые отделились от Мессении ранее (Rizakis 2003, 107). Такой вывод представляется весьма вероятным, однако не исключено и другое объяснение отсутствия граждан Абии, Фар и Фурии в списке из Эгия: по принципу ротации эта группа маленьких общин должна была получить места в коллегии позднее, а пока эти места заняли представители другой группы.
40 См. прим. 52.
41 А. Ридзакис связывает это изменение с общим процессом перераспределения мест в коллегии из-за роста федерации (Rizakis 2003, 106). C нашей точки зрения, Мегалополь представлен в
Гипотезу Т. Корстена о делении Ахейского союза на округа и о равном представительстве этих округов в коллегии номографов новое эпиграфическое свидетельство скорее опровергает, чем подтверждает. Во всяком случае, порядок перечисления городов в надписи из Эгия никак не позволяет разделить список на группы соседствующих между собой общин, которые делегировали бы по пять представителей. Так, последнюю группу из пяти номографов составляют граждане Орхомена, Кафий, Клейтора, Лусов и Асхея (сткк. 18-21). Орхомен и Кафии относятся к Восточной Аркадии, Клейтор и Лусы — к Северной, Асхей — к Ахайе. Расположенные рядом с Орхоменом и Кафиями и тесно с ними связанные города восточных аркадян Антигония и Тегея должны, по схеме Корстена, входить в другой округ вместе со Спартой. Точно так же Кипариссия, Азина и Корона, прежде входившие в состав Мессении, при разделении списка на группы по пять человек попадают в разные округа. Если же предположить, что система округов действительно существовала, и списки номографов ее отражают, но после 192 г. до н.э. количество представителей каждого округа в коллегии составляло не пять человек, а четыре или три, то затруднений окажется еще больше. Как кажется, надпись из Эгия лишает гипотезу Т.Корстена, и без того не слишком убедительную, ее главного основания42.
Новое эпиграфическое свидетельство, тем не менее, не позволяет приблизиться к объяснению некоторых вопросов, которые породила надпись из Эпидав-ра. Поскольку в новом документе отсутствует та часть, где содержались имена представителей Ахайи, Сикиона, а также Аргоса и других полисов Северо-Восточного Пелопоннеса, мы не можем проверить, действительно ли те очевидные диспропорции, которые уже отмечались в эпидаврийском списке, были следствием определенных правил, которые постоянно применялись при составлении коллегии номографов, либо их можно объяснить иным образом. И все же можно обратить внимание на одно обстоятельство, которое наводит на мысль о том, что диспропорции не были заложены в саму систему представительства, а возникли по иной причине. Дело в том, что в эгийском списке, в отличие от эпидаврийского, достаточно широко представлены общины Аркадии. Это невозможно объяснить
документе из Эгия двумя, а не тремя номографами потому, что в 193 г до н.э. по инициативе Фило-пемена несколько общин Мегалополитиды обрели самостоятельность, вошли в Ахейский союз как отдельные субъекты федерации, что, разумеется, привело к уменьшению территории и населения самого Мегалополя (Plut. Philop. 13. 8; см.: Errington 1969, 90-91; Bastini 1987, 88-89). Из городков, прежде входивших в состав Мегалополя, в эгийском списке упомянуты Паллантий и Алифера (последняя — в качестве родного города секретаря коллегии).
42 Еще одно эпиграфическое свидетельство, которое Т.Корстен привлек в поддержку своей гипотезы — список «аркадян», которые признали панэллинское празднество в Магнесии-на-Меандре и асилию этого полиса в 207/6 г. до н.э. (IvMagnesia. 38). В этом перечне, кроме аркадских полисов, присутствуют три города Ахайи и Флиунт. По мнению Корстена, список отражает итоги реформы, проведенной незадолго до этого и заключавшейся в создании трех крупных округов вместо пяти в составе Ахейского союза. Один из таких округов и представлен в надписи из Магнесии (Corsten 1999, 175-177). Если рассмотреть эгийский список номографов с этой точки зрения, то получится, что после 192 г. до н.э. в «Аркадский округ» были включены также Спарта и Мессения, поскольку они упомянуты в документе из Эгия вперемешку с аркадскими городами. Такой огромный округ охватывал бы больше половины федеральной территории, так что его существование являлось бы полной бессмыслицей. Таким образом, надпись из Эгия делает и это предположение Корстена совершенно неубедительным, если, конечно, не подкреплять ее гипотезой относительно еще одной, третьей по счету реформе ахейских округов.
только тем, что Орхомен, Герея и Алифера в 199 г. до н.э. были возвращены Ахейскому союзу Филиппом V (Liv. 32. 5. 4-5). В списке, кроме этих городов, упомянуты также Тегея, Антигония, Кафии, Клейтор и Фигалея43, отсутствовавшие в эпидаврийском документе. В надписи из Эгия, как и в более раннем документе, есть граждане Мегалополя и Лусов, нет лишь представителя Фенея. Общее количество аркадян среди сохранившихся двадцати двух имен (21 номограф и секретарь) — 11 человек. А.Ридзакис предполагает, что в утраченной части списка содержалось от 18 до 23 имен44. В таком случае аркадяне имели не менее четверти всех мест в коллегии, что примерно соответствует той доле, которую составляло население Аркадии в общей массе жителей Пелопоннеса45. В эпидаврийской надписи аркадян всего пятеро из двадцати четырех членов коллегии, и представляют они только три города из семнадцати. С учетом того, что в конце III века до н.э. в Ахейскую федерацию не входили ни Спарта, ни Мессения, ни Элида, в это время
43 Ранее уже было отмечено, что Ф.Гшнитцер пытался объяснить отсутствие представителей этих городов (кроме Клейтора, о котором он не упоминает) в списке из Эпидавра тем, что в момент составления надписи они не являлись самостоятельными участниками Ахейской федерации: Анти-гония принадлежала Аргосу, Фигалея — царю Филиппу V, а Тегея то ли была независимой, то ли находилась под контролем Спарты (Gschnitzer 1985, 113-115). О том, что гипотеза насчет вхождения бывшей Мантинеи в состав Аргоса крайне сомнительна, уже говорилось (см. примеч. 32). В списке из Эгия Антигония — самостоятельный полис, а не аргосская колония. Фигалея действительно была занята войсками царя Филиппа в 219 г. до н.э., в разгар Союзнической войны, причем македонян призвали сами жители для защиты от этолийцев (Polyb. 4. 79. 8). Однако название Фигалеи отсутствует в перечне городов, которые Филипп V должен был «возвратить» ахейцам во время Второй римско-македонской войны (Liv. 28. 8. 6; 32. 5. 4-5), из чего вытекает предположение, что царь вернул этот город Ахейскому союзу в том же 219 г. до н.э. или немного позже, а не стал удерживать его в собственном владении, как, например, Герею (Aymard 1938 b, 58-59; Walbank 1957, 533). Что касается Тегеи, то тиран Спарты Маханид владел ею в 207 г. до н.э. (Polyb. 11. 11. 2), но, судя по всему, он захватил город незадолго до этого, видимо, в предыдущем году (Walbank 1967, 283). Для более раннего периода прямых упоминаний в источниках о вхождении Тегеи в Ахейский союз не имеется, известно лишь, что в 222 г. до н.э. Антигон Досон, одержав победу над лакедемонянами, «возвратил тегеатам отеческий строй» (Polyb. 2. 70. 4). В устах ахейца Полибия такая фраза едва ли должна означать, что тем самым Антигон гарантировал Тегее независимость от Ахейского союза. Речь, очевидно, идет о том, что македонский царь отменил некие изменения государственного строя, проведенные в Тегее Клеоменом III, или просто отстранил от власти проспартанскую группировку (см. справедливое замечание Р. Урбана относительно того, насколько неопределенным мог быть смысл термина татртс woXLTeia в данном контексте: Urban 1979, 169, Anm. 285). То, что Антигон открыто вмешался во внутриполитические дела Тегеи, отнюдь не означает, что этот город не участвовал в Ахейском союзе. Примерно в то же время он назначил философа Пританида законодателем в ахейском Мегалополе, вряд ли заручившись согласием на это союзных органов власти (Polyb. 5. 93. 8). В военно-стратегическом отношении для Антигона оставлять Тегею независимой вряд ли было разумно: полисы Восточной Аркадии представляли собой первый рубеж обороны на пути возможной новой агрессии со стороны Спарты, и не случайно царь Македонии оставил свой гарнизон в Орхомене, а Мантинею отдал ахейцам для колонизации. Тегея была расположена еще ближе к границам Лаконики и в случае перехода ее на сторону Спарты могла бы предоставить лакедемонянам удобный коридор для нападения на Мегалополь. Независимость Тегеи создавала большую вероятность именно такого поворота событий, учитывая давние связи между восточными аркадянами и Спартой. Поведение тегеатов в 218 г. до н.э., когда спартанский царь Ликург напал на город, но не смог взять акрополь, где укрылось население (Polyb. 5. 17. 1-2), скорее свидетельствует о том, что Тегея в этот момент входила в Ахейский союз и, может быть, имела ахейский гарнизон.
44 Rizakis 2003, 105.
45 По оценке К.Белоха, основанной, конечно, на весьма приблизительных подсчетах, в классическую эпоху свободное население Пелопоннеса насчитывало 530 тысяч человек, из которых 150 тысяч составляли аркадяне (Beloch 1886, 149).
аркадяне, даже без Орхомена, Гереи и Алиферы, должны были составлять около 40% всего населения союзного государства, однако в списке из Эпидавра их представители занимают лишь пятую часть мест. Если в обоих надписях отражен один и тот же принцип пропорционального представительства, то почему в документе из Эгия он в отношении Аркадии полностью соблюден, а в списке из Эпидавра столь явно нарушен?
С нашей точки зрения, данная диспропорция в эпидаврийском перечне номо-графов, как и другие, отмеченные выше, вызвана не принципом формирования коллегии, а иными обстоятельствами. Исследователи, изучавшие и толковавшие надпись из Эпидавра, неизменно исходили из того, что в ней приведен полный список ахейской коллегии номографов данного года. Однако заголовок документа — «Номографы ахейцев, составившие закон в честь Гигиеи»46 — вовсе не свидетельствует об этом. Список содержит лишь имена тех членов коллегии, которые лично участвовали в работе над текстом закона. В отличие от современных парламентариев, ахейские «законописцы» не были загружены постоянной работой в течение долгих сессий. Их заседания созывались по мере необходимости, которая возникала не так часто47. Можно предположить, что номографы обычно собирались в Эгии во время союзных синодов, которые долгое время проводились в этом городе. Тем не менее, закон о празднестве в честь Гигиеи мог быть составлен и в другом месте. Плита с текстом закона была обнаружена в Эпидавре, который являлся центром культа Асклепия и Гигиеи48 и, соответственно, местом проведения праздника. Совещание номографов для составления норм, регулирующих порядок жертвоприношений и других церемоний в честь Гигиеи49, удобнее всего было созвать здесь. Перед тем как приступить к написанию закона, номографы должны были осмотреть святилище, посоветоваться со жрецами, возможно, совершить какие-то обряды50, поскольку закон имел сакральный характер51.
Явились ли на это совещание все члены коллегии? Путешествие в Эпидавр для большинства жителей Пелопоннеса требовало немалых затрат времени, например, пеший путь в этот город из Мегалополя занимал четыре дня, из Патр —
46 «уо^оурафо. ' ах<и.шу о. тоу уо^оу та. ' Yyi.ei.aL 9еутес» (Ю. IV. 12. 73, сткк. 2-3).
47 В источниках упоминается немногим более десяти федеральных законов, принятых в Ахейском союзе за все время его существования (Б^юЪойа 1912, 25-26). Разумеется, это лишь небольшая часть реально существовавших союзных законов, однако следует учитывать, что федеральная сфера компетенции в Ахейском союзе была далеко не такой значительной, как в федеративных государствах современности (см. подробнее: Сизов 1989, 89-90). Общественные отношения в союзе ахейцев регулировались преимущественно полисным законодательством.
48 О культе Гигиеи см. БоЪе1 1990; Кгапг 2010. О святилище в Эпидавре см.: ШеШтй11ег 2005. Вй. 1, 279-324; МеШ 2007/1, 17-148.
49 В надписи (фрагмент В), приводился текст закона, который содержал именно такие нормы. К сожалению, от этой части документа сохранилось лишь несколько строк (сткк. 31-36).
50 Греки придавали большое значение религиозным церемониям при составлении «Священных законов». Перед изменением религиозных ритуалов и порядка назначения жрецов нередко делался запрос оракулу (Афины, V в. до н.э., Ю3. 136; Гераклея у Латмоса, I в. до н.э., ББО. ХЬ. 956 II а). Платон пишет, что издание подобных законов требует одобрения Аполлона (Яе8р. 426 Ъ-с). См.: Рагкег 2005, 62.
51 О различных подходах к определению понятия «сакральный закон» см. недавние работы: Рагкег 2004, 57-70; Ьири 2005, 5-6; СагЪоп, Ркеппе-БеЦш^е 2012, 163-182. В данном случае сам подзаголовок документа и содержание его уцелевшей части позволяют безоговорочно отнести составленный ахейскими номографами закон к разряду «священных».
целых семь52. То, что представители этих городов все-таки прибыли на заседание, можно объяснить характерной для полисов «Магического круга» традицией активного участия во всех федеральных делах. Именно поэтому номографы из Мегалополя и большинства городов Ахайи (кроме Леонтия, Эгиры и Керинеи) нашли время для утомительного путешествия в Эпидавр. Из аркадских полисов, помимо Мегалополя, в списке представлены только Лусы и Феней. Это означает, что немалое количество номографов из Аркадии отсутствовало на заседании, несмотря на большую популярность культа Асклепия не только в Мегалополе и Фенее, но и во многих других аркадских общинах53. Такая плохая явка, помимо прочих возможных причин, могла быть вызвана именно трудностями пути. В то же время представители городов, расположенных по соседству с Эпидавром (Гер -миона, Аргос, Клеоны, Сикион, Флиунт), явились на заседание, по-видимому, в полном составе; присутствовал, разумеется и номограф из Эпидавра. Общее количество членов коллегии, прибывших на совещание, составило 24 человека, что должно было обеспечить необходимый кворум. Надо полагать, что численность номографов в конце III в. до н.э.54 была несколько меньшей, чем в более поздний период, к которому относится надпись из Эгия, но едва ли в коллегии состояло менее 35-37 человек.
Что касается эгийского списка номографов, то вначале следует оговориться, что нам неизвестно, по какому поводу он был составлен. Если, как предполагает издатель55, в утраченной части надписи содержался текст какого-то закона, то мы вновь можем предположить, что в списке содержатся имена лишь тех членов коллегии, которые участвовали в работе над данным законодательным актом. В этом случае следует отметить, что отсутствие явных диспропорций в представительстве полисов, характерных для эпидаврийского списка, должно свидетельствовать о присутствии почти всех номографов на том заседании, на котором этот закон был составлен. Столь высокий процент явки мог быть связан с тем, что заседание было проведено во время очередного синода, или тем, что оно состоялось в Эгии или ином месте, куда было удобно добираться жителям горных областей Аркадии и большинства других городов Пелопоннеса. Мирная и спокойная обстановка, которая воцарилась в Пелопоннесе после присоединения Спарты, Элиды и Мес-сении к Ахейскому союзу, также способствовала оживлению контактов между полисами и облегчала деятельность федеральных органов власти. Впрочем, нельзя исключать и того, что список из Эгия представляет нам полный состав коллегии номографов, сформированной в данном году. В любом случае этот документ го-
52 Таблица с обозначением времени пешеходного путешествия из одного пункта Пелопоннеса в другой применительно к античному времени приведена в работе: Shipley 2008, 59, fig. 1.
53 См. карту с обозначением святилищ Асклепия на территории Аркадии в работе: Melfi 2007, 211, fig. 24.
54 Изложенные здесь соображения позволяют нам при датировке надписи из Эпидавра не придерживаться жестких хронологических рамок, установленных Ф.Гшнитцером (210-207 гг. до н.э.). Одна лишь возможность того, что представитель (или представители) Эгины состоял в коллегии, но не смог явиться на заседание, делает сомнительным предложенный этим исследователем terminus post quem — 210 г. до н.э., когда Эгина перестала быть участником Ахейской федерации. То же самое касается и 207 года до н.э. как terminus ante quem (вступление или возвращение Тегеи в Ахейский союз). Надпись может относиться и к несколько более раннему, и к несколько более позднему времени.
55 Rizakis 2008, 168.
раздо лучше отражает систему представительства полисов, чем надпись из Эпи-давра.
Таким образом, новое эпиграфическое свидетельство подтверждает, что в Ахейском союзе был известен и применялся принцип пропорционального представительства. Однако значение этого факта не следует преувеличивать, а такая тенденция в некоторых исследованиях уже заметна. Еще Г. Леман в свое время предположил, что точно так же, как и коллегия номографов, формировались и прочие федеральные органы, в частности, союзный совет56. Ф.Гшнитцер завершил свою статью словами: «Мы можем быть уверены, что состав и других органов союза регулировался согласно этому же принципу»57. Не так давно Дж. Уоррен, специалист по ахейской нумизматике, сопоставила списки номографов с данными о выпусках монет отдельными полисами федерации, выявила совпадение некоторых пропорций и пришла к выводу, что союзные власти устанавливали городам некий лимит монетной чеканки, который подчинялся тому же пропорциональному принципу, что и представительство общин в коллегии номографов58. В статье Уоррен есть целый ряд допущений, оговорок и маловероятных предположений, поскольку буквального и полного совпадения пропорций, разумеется, нет. Поэтому важно подчеркнуть, что все рассмотренные нами данные приводят к следующему выводу: в Ахейском союзе эллинистического периода не существовало универсального правила, согласно которому степень участия гражданских общин во всех союзных делах определялась определенными пропорциями, зависевшими от величины полиса. Федерации, построенные на таком принципе, известны в греческой истории: это, например, Беотийский союз в описании «оксиринхского историка» или союз городов Ликии в период позднего эллинизма ([Xen.] Hell. 16; Strabo 14. 3. 3. 664-665). В Ахейском союзе III — II вв. до н.э. пропорциональный принцип использовался при формировании коллегии номографов, вероятно, также при комплектовании постоянно действующего корпуса отборных воинов (эпи-лектов) и при распределении денежных сумм, которые должны были уплачиваться полисами в качестве взносов в союзную казну59. Однако у нас нет достаточных оснований полагать, что в той же пропорции подсчитывались голоса, поданные делегациями городов на союзных собраниях. В научной литературе преобладает мнение, согласно которому при голосовании на синклитах и (может быть) на си-
56 Lehmann 1983, 249-250.
57 Gschnitzer 1985, 116.
58 Warren 2008, 91-99.
59 В 217 г. до н.э. ахейский синод постановил, что третья часть корпуса эпилектов должна состоять из аргивян и мегалополитов, т. е. представителей двух крупнейших в то время полисов союза (Polyb. 5. 91. 6-7). В какой-то степени это можно считать воплощением пропорционального принципа, хотя нетрудно заметить, что пропорции при комплектовании постоянного союзного войска отличались от тех пропорций, которые в конце III в. до н.э. применялись при формировании коллегии номографов: в списке из Эпидавра представителей Аргоса и Мегалополя шестеро из двадцати четырех упомянутых в документе «законописцев», т. е. 1/4, а не 1/3. Если же верно предположение, согласно которому далеко не все члены коллегии участвовали в принятии закона о празднике в честь Гигиеи, то доля аргивян и мегалополитов в общем составе этого органа была еще меньшей. Что касается взносов в союзную казну, которые уплачивались полисами, то они неоднократно упоминаются в источниках (см.: Сизов 1989, 65), однако нет никаких сведений о том, каким образом бремя этих податей распределялось между союзными общинами. Можно лишь предполагать, что размеры взносов каким-то образом зависели от величины и богатства полисов.
нодах каждый город, независимо от величины, имел один голос60. Федеральные магистраты ахейцев, как мы уже видели, избирались вообще без какого-либо учета представительства полисов. Поэтому принцип пропорционального представительства был лишь одним из нескольких способов формирования государственных органов Ахейского союза и организации политической жизни федерации.
ЛИТЕРАТУРА
Мищенко Ф.Г. 2004: Федеративная Эллада и Полибий // Полибий. Всеобщая история. Т. 2, 463-611. М.
Сизов С.К. 1989: Ахейский союз. М.
Сизов С.К. 2002: Семнадцать стратегий Арата: к вопросу о хронологии ахейских стратегов во второй половине III в. до н.э. // Акра: сборник научных трудов. Н.Новгород, 132 -141.
Сизов С.К. 2007: Федерализм и религия в эллинистической Греции // Из истории античного общества. 9-10, 264-267.
Сизов С.К. 2014: Новая надпись из Мессении (SEG. LVIII. 370): перевод и комментарий // Antiquitas aeterna. Поволжский антиковедческий журнал. 5.
Ager S. 1996: Interstate Arbitrations in the Greek World, 337-90 B. C. Berkeley.
Arnaoutoglou I. 2009/10: Dispute settlement between poleis-members in the Achaean League. A new source // Dike. Rivista di storia del diritto greco ed ellenistico. 12/13, 181-201.
Aymard A. 1938a: Les assemblées de la confédération achaienne: étude critique d'institutions et d'histoire. Bordeaux.
Aymard A. 1938b: Les premiers rapports de Rome et de la confédération achaienne. P.
Bastini A. 1987: Der achäische Bund als hellenische Mittelmacht. Frankfurt/Main.
Beloch K.J. 1886: Die Bevölkerung der griechisch-römischen Welt. Leipzig.
Briscoe J. 1973: A commentary on Livy. Books 31- 33. Oxford.
Busolt G. 1926: Griechische Staatskunde / 3.Aufl. München.
Carbon J.-M., Pirenne-Delforge V. 2012: Beyond Greek "sacred laws" // Kernos. 25, 163182.
Champion C. 2004: Cultural Politics in Polybius's Histories. Berkeley.
Corsten Th. 1999: Vom Stamm zum Bund. Gründung und territoriale Organisation griechischer Bundesstaaten. München.
Deininger J. 1966: Aristainos von Megalopolis und Aristainos von Dyme // Historia. 15, 376-380.
Didu I. 1993: La fine della confederazione achea. Lotta politica e rapporti com Roma dal 180 al 146 a.C. Cagliari.
Errington R. M. 1969: Philopoemen. Oxford.
Ferrabino A. 1921: Il problema della unita nazionale nella Grecia, I: Arato di Sicyone e l'idea federale. Firenze.
Fuks A. 1970: The bellum Achaicum and its social aspects // JHS. 90, 78-89.
Gehrke H.-J. 1986: Jenseits von Athen und Sparta. Das Dritte Griechenland und seine Staatenwelt. München.
Gelzer M. 1940: Die hellenische "прокатасткеи| im 2. Buch des Polybius // Hermes. 75, 27-37.
Giovannini A. 1971: Untersuchungen über die Natur und die Anfänge der bundesstaatlichen Sympolitie in Griechenland. Göttingen.
60 Мищенко 2004, 605-606; Szanto 1892, 122; Swoboda 1913, 398; Busolt 1926, 1559; Walbank 1933, 37; Briscoe 1973, 211.
Golan D. 1995: The Res Graeciae in Polybius. Como.
Gschnitzer F. 1985: Die Nomographenliste von Epidauros (IG. IV. 12. 73) und das Achäische Bund im späten 3. Jh. v. Chr. // ZPE. 58, 103-116.
Habicht Chr. 2012: Ainetidas // Chiron. 42, 545-546.
Harter-Uibopuu K. 1998: Das zwischenstaatliche Schiedsverfahren im achäischen Koinon. Zur friedlichen Streitbeilegung nach den epigraphischen Quellen. Köln.
Kranz P. 2010: Hygieia. Die Frau an Asklepios' Seite. Untersuchungen zu Darstellung und Funktion in klassischer und hellenistischer Zeit unter Einbeziehung des Asklepios. Mohnesee.
Larsen J. 1955: Representative government in Greek and Roman History. Berkeley; Los Angeles.
Lehmann G.A. 1967: Untersuchungen zur historischen Glaubwürdigkeit des Polybios. Münster.
Lehmann G. 1983: Erwägungen zur Struktur des Achaiischen Bundesstaates // ZPE. 51, 237-261.
Lupu E. 2005: Greek sacred law. A collection of new documents. Leiden. Luraghi N., Magnetto A. 2012: The controversy between Megalopolis and Messene in a new inscription from Messene // Chiron. 42, 509-548.
Mackil E. 2013: Creating a common polity. Religion, economy, and politics in making a Greek koinon. Berkeley; Los Angeles; L.
Melfi M. 2007: I santuari di Asclepio in Grecia. V. 1. Roma. Moretti L. 1967: Iscrizioni storiche ellenistiche. V. 1. Firenze.
Nottmeyer H. 1995: Polybios und das Ende des Achaierbundes: Untersuchungen zu den römisch-achaiischen Beziehungen, ausgehend von der Mission des Kallikrates bis zur Zerstörung Korinths. München.
O'Neil J.L. 1980: Who attended Achaian assemblies? // Museum Helveticum. 37, 41-49. O'Neil J.L. 1984-86: The Political Elite of the Achaean and Aetolian leagues // Ancient Society. 15-17, 33-61.
Parker R. 2004: What are sacred laws? // The law and the courts in ancient Greece / E. M. Harris, L. Rubinstein (eds.). L., 57-70.
Parker R. 2005: Law and religion // The Cambridge companion to ancient Greek law / M. Gagarin, D. Cohen (eds.). Cambridge, 61-82.
PetzoldR.-E. 1969: Studien zur Methode des Polybios und zu ihrer historischen Auswertung. München.
Quass F. 1972: Nomos und Psephisma: Untersuchung zur griechischen Staatsrecht. München.
Riethmüller J. 2005: Asklepios. Heiligtümer und Kulte. Heidelberg. RizakisA. D. 1995: Achaïe I. Sources textuelles et histoire regionale. Athènes. RizakisA. D. 2008: Achaïe III. Les cités achéennes: épigraphie et histoire. Athènes. Rizakis A.D. 2013: Etats fédéraux et sanctuaires: Zeus Homarios et la construction de l'identité achéenne // Greek Federal States and Their Sanctuaries: Identity and Integration. Proceedings of an International Conference, 17.06-19.06.2010. Münster, 15- 37. Schwahn W. 1931: Eu^oXiTda // RE. Bd. IV A1, 1171-1266.
Shipley G. 2008: Approaching the Macedonian Peloponnese // Le Péloponnèse d'Épaminondas à Hadrien / C. Grandjean (ed.). Bordeaux, 53-68. Sobel H. 1990: Hygieia. Die Göttin der Gesundheit. Darmstadt.
Swoboda H. 1912: Studien zu den griechischen Bünden III. Die Städte im Achäischen Bunde // Klio. 12, 17-50.
Swoboda H. 1913: Lehrbuch der griechischen Staatsaltertümer. Tübingen. Swoboda H. 1922: Die neuen Urkunden aus Epidauros // Hermes. 57, 518-533. Szanto E. 1892. Das griechische Bürgerrecht. Freiburg.
Themelis P. G. 2008: Kplp.a wpi Meaar|vitov Kai MeyaXowoXiTÛv //
iCTTopieç yia tt|v ApKaSla. Proceedings of the international symposium in honour of James Roy / niKouXaç, I. (ed). 2Tep.vlTaa (ApKaSiaç), 211-221.
Thür G. 2013: Dispute over ownership in Greek law: Preliminary thoughts about a new inscription from Messene (SEG. LVIII. 370) // Symposion 2011. Akten der Gesellschaft für griechische und hellenistische Rechtsgeschichte, 23. Wien, 293-316.
Urban R. 1979: Wachstum und Krise des Achäischen Bundes. Wiesbaden.
Walbank F. 1933: Aratos of Sicyon. Cambridge.
Walbank F. 1957: A historical commentary on Polybius. V. I. Oxford.
Walbank F. 1967: A historical commentary on Polybius. V. 2. Oxford.
Walbank F. 1976/7: Were there Greek federal states? // Scripta classica israelica. 3, 27-51.
Walbank F. 1979: A historical commentary on Polybius. V. 3. Oxford.
Warren J. 2008: The framework of the Achaian koinon // Le Péloponnèse d' Épaminondas à Hadrien. / C. Grandjean (ed.). Bordeaux, 91-99.
THE REPRESENTATION OF POLEIS IN THE GOVERNMENT BODIES OF THE ACHAEAN LEAGUE
S. K. Sizov
According to Polybius (2. 38. 8) all poleis of the Achaean League enjoyed full equality in all respects. However, a prosopographical analysis shows that representatives of a quite limited range of communities played the leading role in the political life of the Federation. Nevertheless, the Achaean League elaborated some means that allowed the citizens of the other cities to take part in political activities of the league, including the use to a certain extent of the principle of proportional representation in composition of the federal bodies (a good example is the board of nomographoi).
Key words: the Ancient Greece, the Achaean league, federation, proportional representation, nomographoi
