CC BY
133
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 303/442/4
Л. А. Мосунова
К вопросу о понимании текстов классической литературы
Ставится проблема отказа от чтения классической литературы как способа освоения общечеловеческих смыслов и ценностей. Рассматриваются причины отторжения молодого поколения от подлинного чтения, связанные с массовой культурой: визуализация культуры, расширение возможности досугового времяпрепровождения, отношение к чтению как форме потребления. Описываются задания, критерии и методика эксперимента по выявлению понимания смысла рассказа А. П. Чехова «Супруга». Приводятся экспериментально полученные данные, подтверждающие неспособность испытуемых осмыслить художественный текст. Классифицируются типичные изъяны в восприятии текстов: конгломерация, рационализация и элиминирование. Определяются их причины: поверхностность восприятия, языковое и эстетическое невежество. Выделяются три уровня в понимании испытуемыми текста: отсутствие понимания, частичное понимание, адекватное понимание. Доказывается необходимость специального обучения пониманию литературы.
Is the problem of reading classical literature as a means of universal meanings and val-ues. Examines the reasons for the exclusion of the young generation from the true reading of mass culture: visualization of culture, empowerment leisure pastime, attitude to reading as a form of consumption. Describes the tasks, criteria and methodology of the experiment on under-standing the meaning of the story of Chekhov's "Wife". Are experimentally obtained data confirm the inability of examinees conceptualize artistic text. Typical defects are classified in the per-cep-tion of texts: conglomeration, rationalization and eliminations. Their reasons: the shallowness of perception, language and aesthetic ignorance. There are three levels in the understanding of the human body: the lack of understanding, partial understanding and appropriate understanding. It is proved the need for special training for the understanding of the literature.
Ключевые слова: чтение классической литературы, понимание художественных текстов, смысл художественного текста, интерпретация литературного произведения.
Keywords: reading classic literature, understanding of literary texts, the meaning of the literary text, the interpretation of a literary work.
Постановка проблемы (Introduction)
Сегодня трудно найти человека, который бы не согласился с утверждением, что интерес к чтению неуклонно падает. Факты свидетельствуют о том, что мы утратили статус самой читающей страны. Несмотря на то что 90% информации люди получают через тексты, по данным социологии и статистики, читают сейчас гораздо меньше, чем 20 лет назад, хотя пишут и издают гораздо больше. Можно было бы не сокрушаться по поводу чтения, если бы другие способы коммуникации предлагали ему адекватную замену. Вопреки распространённому мнению, что человек получил возможность удовлетворять все свои духовные и эстетические запросы с помощью глобальной сети, минуя книгу в её традиционной функции, осмелимся утверждать, что проблема серьёзнее, чем кажется на первый взгляд. Дело не просто в том, что многие, особенно молодые люди, предпочитают медийные варианты книги, а планшет стал неизменным атрибутом современного человека в силу своего удобства и функциональности. Проблема, на наш взгляд, заключается не в отказе от чтения как такового, а в отказе от чтения как способа освоения общечеловеческих смыслов и ценностей.
В качестве причин такого отказа можно выделить три, наиболее очевидные. Все они связаны с развитием массовой культуры и реализуют её законы. Это визуализация культуры, расширение возможности досугового времяпрепровождения и отношение к чтению как форме потребления. Последняя причина имеет наиболее серьёзные последствия, так как принципы массовой
© Мосунова Л. А., 2015
культуры предполагают не оказывать долговременного воздействия на личность и не требовать от читателя никакой работы, иначе будет недостижима популярность. Эти принципы закрепляют неготовность людей прилагать серьёзные усилия для понимания текстов. Вместе с тем, по Л. С. Выготскому, восприятие искусства, в частности, чтение, представляет собой определённую работу, за которую далеко не каждый человек готов взяться добровольно.
Результаты воздействия массовой культуры негативны для личности: это торможение процессов личностного роста; консервация инфантильных, примитивных структур сознания; установка на чтение только как на отдых и упрощение. Формируется объектная позиция читателя, когда выбор книг для чтения осуществляется лишь под воздействием рекламы, а читатель некритически потребляет то, что предлагает автор, так как не способен к внутреннему диалогу с произведением.
Представим исследование, подтверждающее обозначенную нами проблему: тексты классической литературы, даже прочитанные, перестают выполнять роль носителя и транслятора вечных истин, потому что молодые люди плохо их понимают. В свою очередь это вызвано неспособностью к чтению особого рода - чтению углублённому, осмысленному, чтению как «труду и творчеству», по классическому определению В. Ф. Асмуса.
Материалы и методы (Materials and Methods)
Мы провели эксперимент, целью которого стало выявление уровней понимания смысла художественных текстов классической литературы. В нём участвовали студенты факультета социальных технологий ВятГГУ, учащиеся средних школ № 10, 31, 42, 46, 57, 60 г. Кирова, гимназии № 1 г. Уржума, Светозаревской средней школы Слободского района Кировской области, педагоги-словесники. Всего в эксперименте приняли участие 150 испытуемых. Из них 30 студентов IV, V курсов и 104 школьника XI классов, 16 учителей.
Методологической основой опыта стало обобщение, выработанное Д. А. Леонтьевым. Смысл (будь то смысл текстов, фрагментов мира, образов сознания и др.) определяется двумя моментами: через более широкий контекст и через интенцию (целевую направленность, предназначение или направление движения) [1]. Леонтьев рассматривает эти две характеристики -контекстуальность и интенциональность - как два основополагающих атрибута смысла, инвариантных по отношению к конкретным его пониманиям, определениям и концепциям. Проявлению этих основополагающих атрибутов смысла должны были способствовать задания для эксперимента.
Опишем задания, критерии и методику эксперимента.
Испытуемым предлагался для чтения и определения смысла рассказ А. П. Чехова «Супруга», к которому предъявлялось три задания. Выбор текста определялся тем, что он принадлежит к шедеврам классики XIX в., обращён к «вечной» теме супружеской неверности и обладает непростой художественной организацией: в нём велика роль подтекста. Чтение и понимание такого рода художественных произведений предполагало выполнение особой системы умственных действий в той полноте, в какой это необходимо для выявления адекватного смысла текста.
Уточним главный критерий, с помощью которого мы определяли уровень понимания смысла художественных текстов, - адекватность понимания. Сразу оговоримся, что мы осознаём его относительный характер. Тем не менее при всей относительности данный критерий может служить реальным инструментом для изучения интересующих нас явлений. Учитывая открытый характер процессов смыслообразования при чтении художественной литературы, адекватным мы называем тот смысл текста, который читатель определил, установив взаимосвязи всех основных компонентов художественной структуры. Подчеркнём, что адекватный смысл рассказа можно было найти лишь в результате учёта многообразных взаимосвязей между ключевыми элементами текста.
Перед началом эксперимента испытуемым давалась инструкция: «Вам предлагается прочитать рассказ, принадлежащий классике XIX века. Текст потребует внимательного чтения. После чтения ваша задача - аргументированно ответить на вопросы и выполнить творческое задание по словесному рисованию».
Приведём задания для эксперимента.
1. С какой целью Чехов назвал свой рассказ «Супруга»?
2. В чем смысл повторяющейся детали «маленькая ножка»?
3. Если бы вы были художником, то какую иллюстрацию нарисовали бы к этому рассказу? Опишите.
Поясним функцию каждого из трёх заданий.
Поскольку текст - это всегда ситуация, задаваемая читателю уже заглавием, первый вопрос выявлял уровень понимания смысла произведения через определение целевой направленности его заголовка. Мы сознательно подчеркнули задачу выявления авторской интенции, поставив вопрос «с какой целью» вместо более привычного в практике вопроса «почему», предполагающего поиск причины авторских действий. Действия же эти имеют один источник - авторский замысел: «Потому что писатель хотел...». Вопрос «с какой целью» непосредственно связывал ответ с направлением движения авторской мысли.
С помощью второго задания мы проверяли понимание смысла художественной детали в контексте рассказа. Художественная деталь как выразительная подробность несёт значительную смысловую нагрузку. Эстетическая природа художественной детали заключает в себе противоречие между частным положением её в системе компонентов произведения и устремлением сказать больше, чем она - как реалия - представляет собой, неявной претензией на обобщение, на целостный захват образа. В эксперименте испытуемые имели дело с предметными подробностями портрета («маленькая ножка»). При этом деталь, как часто в творчестве А. П. Чехова, не просто уточняла, окончательно проясняла и обнажала замысел писателя, а являлась смысловым фокусом, конденсатором авторской идеи, лейтмотивом произведения.
Третье задание содержало приём создания словесных картин. Приём вводился для проверки предположения о взаимосвязи читательского образа со степенью понимания смысла художественного текста. Испытуемые должны были выделить в художественной информации главные элементы, установить между ними отношения - связать их в смысловые «узлы» - и воплотить эти узловые моменты в словесной картине. Проверялась способность на основе целостного восприятия художественного текста конкретизировать и детализировать представления, возникшие в процессе чтения, сочетать их в единый образ и переводить этот образ во внешний, словесный план. Здесь мы исходили из предположения, что полноценный читательский образ невозможен без понимания смысла текста, а значит без проявления обоих его основополагающих атрибутов: интенциональности и контекстуальности.
Далее проанализируем протоколы эксперимента.
Результаты (Results)
Задание 1. Адекватное толкование заголовка дали 27% испытуемых, ошибочное - 73%. Отвечая на вопрос «С какой целью Чехов назвал свой рассказ "Супруга"?», испытуемые допустили четыре типичные ошибки.
1. Непонимание лексических оттенков слова «супруга». Уже на уровне восприятия заголовка возникает «задача на смысл» (термин А. Н. Леонтьева): каков оттенок авторского употребления слова «супруга» - официальный или иронический? Читая рассказ под углом этой задачи, мы не можем не почувствовать скрытую насмешку автора над Ольгой Дмитриевной. Приведём примеры неадекватных толкований: «Супруга - это не любимая жена, а та, которая имеет штамп в паспорте и не желает терять общественного положения»; «Чехов назвал рассказ "Супруга", так как жена изменила своему мужу»; «Название подразумевает, что речь пойдёт не о любящей жене, а о враге».
2. Непонимание сюжета рассказа в целом. Испытуемые неверно восприняли и произвольно истолковали события, исказив сюжет: «Он заболел из-за телеграммы»; «О Николае Евграфыче мы почти ничего не узнаем»; «На протяжении всего рассказа Чехов рассказывает только о ней, о её неверности мужу». Данная ошибка «потянула» за собой последующие искажения.
3. Непонимание причинно-следственных связей между событиями. В результате данной ошибки читатели нарушили смысловую связь между заголовком и другими элементами текста (сюжетом, конфликтом, персонажами, их характерами, ролью в тексте и т. д.). Это привело к ложным толкованиям смысла заглавия: «Рассказ Чехов назвал "Супруга", потому что Николай Евгра-фыч по сравнению со своей супругой человек со слабым, уступчивым характером. Он знает, что жена ему изменяет, но ничего не может с этим поделать»; «Чехов назвал свой рассказ "Супруга", так как в этой истории виновата супруга доктора»; «Вся суть рассказа сосредоточена на ней, на письме, которое пришло на имя Ольги Дмитриевны от возлюбленного».
4. Подмена интерпретации репродукцией, пересказом содержания, лежащего на поверхности: «В рассказе описывается измена Ольги Дмитриевны мужу, который старше её. Она не любит мужа, живет только в своё удовольствие. Ей хорошо с Рисом, но она не хочет навсегда уходить к нему, так как не желает терять общественного положения»; «Рассказ назван "Супруга", так как Ольга Дмитриевна не просто изменила мужу, честному и доброму человеку, но и не согласилась на развод, чтобы не терять общественного положения, денег и хорошей жизни. Она думала только о себе».
Итак, почти две трети испытуемых не поняли смысл заглавия, поскольку им оказалась недоступной «значенческая» сторона художественного текста: семантика слов, семантика событий, семантика их связей. Учащиеся не раскрыли значение слова «супруга», не поняли сюжет, не увидели связи событий с конфликтом и характерами. Тем самым для них осталась закрытой сущность произведения, зафиксированная в образно-языковой форме.
Вместе с тем треть читателей дала адекватные интерпретации. Испытуемые, толкуя смысл заглавия, произвели четыре действия, приближающих к смыслопониманию. 1. Определили значение слова «супруга»: «супруга звучит более официально, нежели жена»; «слово "супруга" намекает на цельность и объединение характеров, которого отнюдь нет в этом рассказе». 2. Обнаружили иронический оттенок заглавия, увидели горькую насмешку автора, назвавшего так героиню, по сути ничего общего с понятием не имеющую, скорее, «антисупругу»: «Отношения между супругами, действительно ценящими и понимающими друг друга, должны быть совершенно иными». 3. Нашли связь заглавия с авторскими намерениями: «Чехов назвал рассказ "Супруга", чтобы подчеркнуть роль этой женщины в жизни Николая Евграфыча»; «Николай Евграфыч понял, что она совсем другая, не такая, как он»; «все размышления доктора о неудавшейся жизни связаны с ней». 4. Выявили функцию заголовка в конфликте произведения: «супругов ничто не связывает», «автор изображает отношения двух абсолютно чужих людей, которые живут в одном доме двумя разными жизнями»; «в этой семье нет единого целого, каждый супруг живёт своей жизнью».
Задание 2. Ответ на вопрос «В чем смысл повторяющейся детали "маленькая ножка"?» нашли также 27%. Не ответили или неадекватно истолковали деталь 73%; из них 60% не решили обе задачи. Если первое задание диагностировало наличие акта смыслопонимания через определение интенции (целевой направленности) заголовка, то второе задание устанавливало данный факт через определение места и роли (назначения) фрагмента текста (художественной детали) в общей структуре - тексте как художественном целом. Здесь актуализировался такой основополагающий атрибут смысла, как контекстуальность. Требовалось увидеть широкий смысловой контекст такого образа сознания мужских персонажей из рассказа Чехова, как «маленькая ножка» Ольги Дмитриевны.
Здесь мы выделили три типа ошибок.
1. Отказ от задания, отсутствие интерпретаций - около 20% испытуемых.
2. Ложное, произвольное толкование, отсутствие каких-либо смысловых связей с контекстом: «Смыслом детали "маленькая ножка" является низкий поступок его жены - измена»; «Его раздражало, что теперь не только он может любоваться "маленькой ножкой", но и другой».
3. Сужение контекста до одной ближайшей смысловой связи, обусловленное репродукцией, пересказом уже сказанного автором: «Эту маленькую ножку он когда-то любил»; «Это символ легкости, воздушности, красоты и изысканности. Этой деталью Чехов показал красоту и легкость Ольги Дмитриевны»; «Отличительной чертой супруги являются её маленькие ножки. Эту черту, которая нравилась её мужу, заметил и молодой Рис»; «В повторе детали "маленькая ножка" Чехов передает раздражённое состояние доктора, ведь когда-то он любил эту женщину, восхищался её красотой и маленькой, красивой ножкой». Испытуемым не удалось вписать чеховскую деталь в более широкий контекст, так как контексту не было из чего образоваться: не хватало жизненного, культурного, литературного «материала» для его построения.
Адекватные интерпретации опирались на два открытия в области смысла. 1. Противопоставление внешней красоты и нравственного уродства героини: «Мы видим в супруге красоту, грациозность, маленькую, красивую ножку, но души в ней нет». 2. Понимание разрушительной силы, искажающего влияния внешней красоты при отсутствии душевного благородства: «Но ведь что-то привлекло в ней доктора. Красота, конечно, красота и маленькая ножка, которая свела с ума не одного мужчину»; «Именно эта ножка сводит с ума мужчин и движет разумом доктора».
Задание 3 содержало применение конкретно-образного способа смыслового структурирования текста - создание словесной картины: «Если бы вы были художником, то какую иллюстрацию нарисовали бы к рассказу? Опишите». Актуализировались такие характеристики смысла, как его связь со значимостью для субъекта определённых объектов, явлений, действий и событий и его индивидуальная неповторимость. Смысл словесной картины обусловливался уникальным опытом и биографией читателя: словесное рисование, кроме образности и эмоциональности, обладает субъективной модальностью, отличающей его от простого описания. Читательский образ текста построили 23% испытуемых; 77% с задачей не справились. Затруднения воплотились в четырёх моментах.
1. Отказ от задания, неспособность к толкованию - около 10% испытуемых.
2. Подмена трактовки ссылкой на творческие намерения интерпретатора, без конкретизации и детализации картины: «Я бы нарисовала разговор Николая Евграфыча с супругой»; «Я бы нарисовала жену, её взгляд, выражение лица, когда он говорит о разводе»; «Ольга Дмитриевна хитрая, и это хорошо можно показать на портрете лица».
3. Подмена толкования репродукцией, пересказом текста: «Я бы нарисовала эпизод, описанный Чеховым, когда супруга пришла, переодевшись, села в кресло, а рядом стоял её муж с чувством обиды и унижения, с телеграммой в руках»; «Супруга сидит в кресле в белой ротонде, шапке и калошах, рядом стоит её муж, очень удручённый». Здесь отсутствуют существенные для словесного рисования признаки - конкретизация и детализация образа.
4. Произвольная трактовка, противоречащая писательскому изображению, искажающая функциональные отношения компонентов текста и неточно передающая его детали: «Муж сидит в кресле со спокойным, но в то же время напряженным лицом и передаёт ей телеграмму»; «В руках бы у мужа изобразила телеграмму и фотографию молодого человека Михаила Ивановича Риса»; «Супругу бы я изобразила высокой, её позу высокомерной и гордой. Николая Евграфыча я представила бы спокойным и уравновешенным, сидящим в кресле».
Итак, непонимание объективных свойств и связей элементов художественной структуры (сюжета, героев, характеров, событий, конфликта и т. д.), неадекватное восприятие их «значенче-ской» (термин М. М. Бахтина) стороны привело к искажённому воспроизведению их в читательском образе текста - словесной картине.
Приведём в то же время примеры словесных иллюстраций, на наш взгляд, не противоречащих чеховскому замыслу: «Кабинет Николая Евграфыча. В кресле сидит Ольга Дмитриевна в кружевном капоте. Мы можем ясно увидеть красивые распущенные волосы и маленькую изящную ножку в туфельке. Доктор подает ей телеграмму. Он бледен, его лицо выражает волнение, беспокойство. У супруги мелкие, хищные черты лица. Николай Евграфыч простой, великодушный»; «Николай Евграфыч, усталый и измученный, стоит с телеграммой в руках для жены от Риса. А она сидит в кресле напудренная, с заплаканными глазами, в массе розовых кружев, смотрит на него как ни в чём не бывало. Противостояние мужа и жены, супругов и просто двух разных людей, которые никогда не поймут друг друга».
Обсуждение и заключения (Discussion and од^^ю^)
Выявились две крайние, но одинаково ошибочные читательские позиции: 1) неограниченная свобода художественного восприятия, стирающая различие между восприятием художественного произведения и любого произвольно взятого объекта и 2) полная несвобода художественного восприятия, исключающая интерпретацию. Высказывания испытуемых тяготели к тому или иному полюсу, равно свидетельствуя об эстетической некомпетентности. Большое количество произвольных толкований указывало на то, что испытуемые не видят разницы между восприятием произведения искусства и любого иного предмета. Они не учитывали, что интерпретация диктуется авторским самовыражением, круг её вариаций ограничивается авторской трактовкой реальности. Игнорировался эстетический закон: если присутствует произвол в истолковании, читатель остается без автора. Неограниченная свобода художественного восприятия «отождествляет художественное произведение с простым эмоциональным стимулятором», а такое отождествление «глубоко ошибочно» [2]. С другой стороны, значительное число ответов, содержащих простое репродуцирование текста, также указывало на отсутствие подлинного взаимодействия с произведением. Полная несвобода художественного восприятия, исключающая интерпретацию, лишает чтение смысла. В этом случае автор остается без читателя.
Анализ протоколов позволил обобщить ошибки читателей в понимании смысла художественного произведения и определить их характерные причины.
Поверхностность восприятия: невнимание к смыслу элементов текста (сюжет, конфликт, характеры и др.). Испытуемые восприняли только верхний, «значенческий» (Бахтин) слой текста, то, о чём автор сказал «прямо». Читатели не сумели «освободиться от равнодушия значения», «пройти за него», тогда как «содержанием эстетической деятельности всегда является процесс проникновения за значение» [3]. Типичные высказывания состояли из общих фраз: «В жизни есть моменты, когда слова излишни, когда главное - чувства, мысли, переживания».
Языковое невежество: незнание лексических значений слов, в том числе обозначающих заглавие. «Супруга - это женщина, которая мужа не любит, а живёт с ним только ради чего-то»; «Ольга Дмитриевна выполняет супружеские обязанности, но не хранит верность, поэтому она только супруга». Незнание того, что супруга - это устаревшее понятие жены, употребляемое обычно в официальной речи или иронически, сразу исключило возможность понимания смысла всего художественного сообщения. Причина и в неведении о значении приставки «су», образую-
73
щей существительные со значением подобия: супруги подобны упряжке. Подчеркнём ещё раз особую роль заглавия: в нём обозначены позиция и намерения автора, заявлен конфликт.
Эстетическое невежество: незнание законов литературного творчества, наличие эстетически неверных представлений. Обстоятельство, заметно снижающее уровень смыслопонимания. Рассмотрим эту причину подробнее. Мы выделили здесь три фактора, назвав их условно: конгломерация, рационализация и элиминирование.
Конгломерация (букв.: собирание в кучу} элементов текста. Представление о художественном произведении как о сумме отдельных компонентов, а не об их системе. Отсутствие концепции текста как структурного целого, определяющего смысл деталей, помешало увидеть внутритекстовые связи или привело к их искажению. Не учитывалась связь элемента с иными структурами: характером, событием, конфликтом и др. Читатели не смогли правильно определить функцию чеховской детали «маленькая ножка», так как не увидели её связи с характером героини и конфликтом: «Чехов не имел в виду, что "маленькая ножка" - это размер ноги, а то, что супруга не очень умный человек».
Рационализация художественного образа: совмещение художественного символа с его значением. Испытуемые понимают слово как знак, совпадающий со значением образа, то есть прямолинейно несущий символическое значение. Однако художественный образ не может совпадать со значением художественного слова-символа, суть которого переживание (чувство, эмоция), а не наглядное представление или понятие. Уникальный художественный символ обладает не рациональным, а иррациональным (эмоциональным) значением [4]. Семиотическая некомпетентность испытуемых породила многочисленную группу трактовок типа: «Смысл повторяющейся детали "маленькая ножка" заключается в том, чтобы показать, какой она маленький, ничтожный человек».
Элиминирование образа автора. Смыслопониманию препятствовала редукция художественного текста, исключение из него образа автора. Сложная художественная структура сводилась к более простой, с меньшим числом элементов. Восприятие литературного произведения без образа его творца исключило диалог. Читатели не пытались выявить интенцию автора, в контексте которой только и возможно понять смысл произведения. Они подменили такую работу сознания домыслами, грубо искажающими суть художественного сообщения. Эта группа ошибок пересекается с другими, но читательский произвол достигает в ней особенно высокой степени.
Неготовность к сотворчеству. Читатели не смогли осуществить творческие акты конкретизации и детализации текста. Вместо создания читательского варианта произведения одни испытуемые ссылались на творческие намерения: «Я бы изобразил три символа: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу»; «На обложке можно было бы изобразить телеграмму с инициалами М. Р. и знаком вопроса». Другие давали неадекватную или усеченную трактовку либо подменяли словесную картину пересказом текста.
Подытожим данные эксперимента.
Наибольшее затруднение вызывает определение смысла детали. Почти такую же сложность представляет трактовка через читательский вариант - словесную картину - сцены или эпизода. Несколько вернее толкуются заголовки произведений, то есть понимаются намерения автора в целом. В большинстве случаев испытуемые открывают лишь один атрибут смысла произведения, не увязывая его со смыслами других элементов художественной структуры.
Выделены три основных уровня в понимании испытуемыми текста. I уровень - отсутствие понимания: испытуемые либо отказываются от задания, не умея с ним справиться, либо пересказывают содержание (репродукция), либо дают ложные, произвольные интерпретации текста. II уровень - частичное понимание: испытуемые выполняют часть заданий, верно истолковывая отдельные структурные компоненты текста, но недостаточно устанавливают взаимосвязи. III уровень - адекватное понимание: испытуемые выполняют все задания, раскрывая полностью смысл рассказа и учитывая взаимосвязи всех основных компонентов художественной структуры.
Отметим, что адекватный смысл текста, который определялся читателем в результате учёта взаимосвязи трёх толкований: заглавия, ключевой детали и произведения в целом - был открыт только 15 испытуемыми из 150. Не дали ни одной верной интерпретации 43 испытуемых; верные трактовки лишь отдельных структурных компонентов текста обнаружили также 92испытуемых. Если принять во внимание, что отсутствие той или иной интерпретации нарушает взаимосвязь основных компонентов художественной структуры и препятствует полноценному восприятию целого текста, то становится очевидным, что у 90,6% испытуемых (I и II уровни) не происходят полноценные акты чтения.
Ещё одним фактом эксперимента явилось своего рода опровержение такого, на первый взгляд бесспорного, критерия, как способность воспроизвести элементы текста в виде словесных картин в качестве показателя уровня читательского взаимодействия. Мы обнаружили, что не все 74
читательские образы могут быть показателем полноты и адекватности понимания текста. Общее число словесных картин (81) с той или иной степенью конкретизации и детализации образа было в три раза больше числа адекватных интерпретаций (27). Оказалось, что 54 картины или воспроизводили элементы, уже имеющиеся в тексте, ничего не добавляя к ним, то есть репродуцировали текст, или представляли произвольные, не имеющие отношения к замыслу писателя конструкции. Видимо, интуитивный опыт воссоздающего и творческого воображения играл здесь определённую вспомогательную роль. Однако «схватывание» читателем определённых предметных реалий ещё не означает смыслового понимания. Тем самым обнаружился факт, подтверждающий сложность структуры художественного познания. Мы увидели недостаточность выделения умственных действий, направленных лишь на реконструирование читателем элементов текста, необходимость выделения особых смыслопоисковых действий.
Следующий факт, заслуживающий внимания, заключается в том, что разница в уровнях понимания смысла школьниками и студентами IV-V курсов, завершающими университетскую подготовку, не очень значительна. Если учитывать, что I и II уровни ответов свидетельствуют о полном или почти полном отсутствии актов смыслопонимания, то становится очевидным, что испытуемые - выпускники средних школ и выпускники вуза, будущие редакторы - не в состоянии понять смысл шедевров художественной литературы. Данный факт подтверждает то, что не созданы условия для обучения смысловому чтению в рамках как школы, так и вуза.
Подводя итог, мы видим, что, проявляя незначительное число актов полноценного восприятия, стихийно сложившегося у некоторых читателей, эксперимент представляет собой яркое свидетельство неспособности подавляющего большинства осмыслить прочитанный художественный текст. У людей, завершающих определенный этап своего образования - среднюю школу или вуз, не сформирована читательская деятельность, приводящая к пониманию смыслов произведения. Испытуемые не готовы к чтению художественной литературы как актуально разворачивающемуся диалогу смысловых миров читателя и автора, не владеют психологической культурой взаимодействия с произведением искусства. И если языковое или эстетическое невежество можно преодолеть за счёт предоставления читателям необходимых сведений, то углубление понимания и развитие сотворчества требуют специального внимания.
Таким образом, подтверждается необходимость разработки особых способов организации чтения, формирующих характерные структуры понимания в составе читательской деятельности. На основании теоретически выявленной модели смыслового чтения была построена специальная методика, включившая в себя систему методов и приёмов взаимодействия читателя с художественным текстом. Методика отличается наибольшей обобщённостью и креативностью из числа методик развития чтения и наиболее тесной связью с личностными смыслами. Поэтому, реализуясь в конкретной деятельности во многом под воздействием актуальных мотивов, потребностей, ценностей, она привносит в учебную деятельность личностный компонент. Более полно это положение раскрыто в описании методик и результатов обучающего эксперимента[5].
Примечания
1. Леонтьев Д. А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. 2-е, испр. изд. М.: Смысл, 2003. С. 26.
2. Бранский В. П. Искусство и философия: роль философии в формировании и восприятии художественного произведения на примере истории живописи. Калининград: Янтарный сказ, 2000. С. 176.
3. Леонтьев А. Н. Некоторые проблемы психологии искусства // Избранные психологические произведения: в 2 т. Т. II. М.: Педагогика, 1983. С. 237.
4. Бранский В. П. Искусство и философия: роль философии в формировании и восприятии художественного произведения на примере истории живописи. Калининград: Янтарный сказ, 2000. С. 124.
5. Мосунова Л. А. Структура и развитие смыслового понимания художественных текстов: монография. М.: ПЕР СЭ Пресс, 2006; Мосунова Л. А. Смысловое чтение как деятельность: её содержание и структура // Вестник ВятГГУ. 2011. № 2 (1). С. 151-157; Мосунова Л. А. Психология чтения художественной литературы: учеб. пособие. М: МГУП имени Ивана Фёдорова, 2012.
Notes
1. Leontiev D. A. Psihologiya smysla: priroda, stroenie i dinamika smyslovoy realnosti[Psychology of sense: nature, structure and dynamics of semantic reality]. 2nd rev. ed. M. Smysl. 2003. P. 26.
2. Bransky V. P. Iskusstvo i filosofiya: rol filosofii v formirovanii i vospriyatii hudozhestvennogo proizvedeniya na primere istorii zhivopisi[Arts and philosophy: the role of philosophy in the formation and Nekotorye problemy psihologii iskusstva erception of works of art from the history of painting]. Kaliningrad. Yantarny Skaz. 2000. P. 176.
3. Leont'ev A. N. [Some problems of psychology of art] // Izbrannye psihologicheskie proizvedeniya - Selected psychological works: in 2 vol. Vol. II. M. Pedagogika. 1983. P. 237.
4. Bransky V. P. Iskusstvo i filosofiya: rol filosofii v formirovanii i vospriyatii hudozhestvennogo proizvedeniya na primere istorii zhivopisi[Art and philosophy: the role of philosophy in the formation and perception of works of art from the history of painting]. Kaliningrad. Yantarny Skaz. 2000. P. 124.
5. Mosunova L. A. Struktura i razvitie smyslovogo ponimaniya hudozhestvennyh textov: monografiya[Structure and development of the semantic understanding of literary texts: a monograph]. M. PER SE Press. 2006; Mosunova L. A. Smyslovoe chtenie kak deyatelnost: eyo soderzhanie i struktura [Semantic reading as an activity: its content and structure] // Vestnik VyatGGU- Herald of VyatSHU. 2011, No. 2 (1), pp. 151-157; Mosunova L. A. Psihologiya chteniya hudozhestvennoy literatury: ucheb. posobie[Psychology of reading: tutorial]. M. Moscow State Universiry of Pedagogics named after Ivan Fedorov. 2012.
УДК 821.112.2
Е. Р. Иванова
„Heimatkunst" и бидермейер в литературном процессе Германии XIX в.
В статье рассматриваются связи немецких литературных течений бидермейер и „Heimatkunst"(«искусство родного угла»). Их общность определяется камерностью, территориальной локальностью, ограниченностью «малым» кругом жизненных проблем. Утверждение эстетики этих явлений в литературе Германии происходит примерно в одно и то же время, под влиянием схожих факторов социально-политической ситуации в стране. Эпоха внутриполитической стагнации обозначила для среднестатистического читателя ряд жизненных ценностей, которые были ему понятны и доступны. Это культ частной жизни, семьи, домашнего уюта. Особенно активно эти реалии обыденной жизни культивировались в литературе бидермейера, связанной своими корнями с немецкой бюргерской культурой XVIII в. Открытия, сделанные писателями бидермейера в области изображения простого человека и окружающего его мира, положили начало развитию реалистических традиций в немецкой литературе второй половины XIX в., когда наряду с произведениями, где немало внимания уделено политике, популярными становятся темы и проблемы частной жизни. Стараясь уйти от злободневных вопросов современности, писатели обращаются к малозначительным сюжетам, в которых делается акцент на углубленном изображении внутреннего мира героя (О. Людвиг, П. Хейзе). Особое значение обретает тема «родного угла», отражающая жизнь немецких провинций (В. Раабе). Это направление со временем получило название «Heimatkunst». Традиции лите-ра-турного бидермейера своеобразно преломились в эстетике «литературы родного угла», где обрели другие акценты, новый идейный смысл, дали импульс развитию реалистического освоения действительности. Это проявилось в воздействии окружающей среды на литературного героя, в возросшем внимании к его психологии, в расширении круга тем и проблем, в появившейся отстраненности от вечных ценностей бюргерского бытия.
The article deals with the connections between German literary trends, such as Biedermeier and "Heimatkunst" ("the art of native area"). Their commonness is de-termined by the intimacy, small locality, and scantiness by the "minor" circle of life problems. The establishing of the aesthetics of these trends in the literature of Ger-many is being performed at approximately the same time and under the influence of similar factors in social and political situation in the country. The epoch of political stagnation in the country determined for a common reader the number of life values which were clear and plain for him. Those were the cult of private life, family values, and home cosiness. In the most vivid manner these realia were highlighted in the lit-erature of Biedermeier, connected in its roots with the German burger culture of XVIII century. The discoveries made by the writers of Biedermeier in the sphere of depiction of a common man and the world, surrounding him, started the development of realistic traditions in the German literature of the second half of XIX century. At that time alongside with the pieces dealing much with politics the themes and prob-lems of private life become very much popular as well. In their attempt to escape from the harsh questions of modern life the writers turn to minor plots accenting the deep depiction of inner world of a hero. (O. Ludwig, P. Heyse). The particular mean-ing is possessed by the theme of "native area", reflecting the life of German prov-inces (W. Raabe). Later this trend got the name of "Heimatkunst". The traditions of literary Biedermeier got their particular reflection in the aesthetics of "the literature of native area", where they have gained some other angles, new ideal meaning and gave the impulse for the development of realistic exploration of reality. This was seen through the impact of the nature on a hero, through the increased interest in his psy-chology, through the widening of the circle of problems and themes, through the newly appeared detachment from the eternal values of burger being.
Ключевые слова: немецкая литература, бидермейер, Heimatkunst, творчество В. Рабе.
Keywords: german literature, Biedermeier, „Heimatkunst", V. Raabe's creative work.
© Иванова Е. Р., 2015 76
