CC BY
47
Гоголь, Н.В. Игроки / Н.В. Гоголь // Соч.: в 2 т. М.: Худож. лит., 1969. Т.2. С.149 - 184.
Давыдов, Д. Сочинения / Д. Давыдов. М.: Современник, 1985.
Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка [Электронный ресурс]/
В.И. Даль: http: infolio.asf.ru/Sprav/Dal.
Карасик, В.И. Коммуникативный типаж: аспекты изучения / В.И. Карасик // Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы: тез. докл. Междунар. науч. конф. Волгоград: Колледж, 2004. С.48 - 50.
Карасик, В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В.И. Карасик. Волгоград: Перемена, 2002. 477 с.
Лотман, Ю.М. О русской литературе классического периода. Вводные замечания / Ю.М. Лотман // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гно-зис, 1994. С.380 - 394.
Маврицкий, С. Страноведение: культура -язык - человек / С. Маврицкий // Лингво-страноведение в преподавании русского языка как иностранного: сб. науч.-метод. ст. М.: Рус. яз., 1979.
Маслова, В.А. Введение в лингвокульту-рологию: учеб. пособие / В.А. Маслова. М.: Наследие, 1997. 208 с.
Маслова, В.А. Лингвокультурология /
В.А. Маслова. М.: Академия, 2001. 208 с.
Опарина, Е.О. Лингвокультурология: Методологические основания и базовые понятия / Е.О. Опарина // Язык и культура. М.: ИНИОН РАН, 1999. С. 27 - 48.
Психологический словарь [Электронный ресурс]: www.azps.ru/handbook.
Пушкин, А.С. Избранное / А.С. Пушкин. М.: Просвещение, 1983.
Рылеев, К. Думы / К. Л. Рылеев. Л.: Лен-издат, 1984.
Телия, В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологические аспекты / В.Н. Телия. М.: Шк. «Языки русской культуры», 1996. 288 с.
Толковый словарь русского языка / под ред. С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой. М.: Рус. яз., 1995. 928 с.
Толстой, Л.Н. Повести и рассказы. Т.1 / Л.Н. Толстой. М.: Худож. лит., 1966. С.207 - 264.
Толстой, Л.Н. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 3. Казаки. Война и мир / Л.Н. Толстой. М.: Правда, 1987.
Эпизоды истории французских гусар [Электронный ресурс]: www.kulichki.com/
gusary/ kruzhki/istoriya/taktika/french/ french1 .html.
В.М. САВИЦКИЙ Самара К ВОПРОСУ О ПОЛНОТЕ ОПИСАНИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ОБЪЕКТА
Как известно, существует несколько способов овладения навыками речевой деятельности. Их можно расположить на шкале в зависимости от того, какой уровень интеллекта задействуется при этом по преимуществу: «нижний» (интуитивный, подсознательный) или «верхний» (рациональный, сознательный). Осваивая родной язык в онтогенезе речи, ребенок использует почти исключительно первый из них, опираясь на врожденную языковую способность, которая особенно интенсивно проявляется в известный возрастной период. В это время детям не доступно, да и не нужно эксплицитное (терминологическое) выражение языковых правил. Всё, что им требуется, - это живая речевая среда. Языковая и коммуникативная компетенции формируются у них в этой среде спонтанно на базе интуитивного интеллекта. Данный способ освоения навыков речевой деятельности располагается на одном из полюсов вышеупомянутой шкалы.
На ее другом полюсе находится способ, применяемый при представлении сведений о естественном языке в базе знаний электронной интеллектуальной системы. Искусственный интеллект, основанный на математических и формально-логических принципах, не располагает интуитивным эвристическим механизмом освоения естественного языка. Для создания кибернетической модели последнего, т. е. «логического автомата, имитирующего владение языком» (Бергельсон и др. 1987: 6), необходимо «полное, достаточное и эксплицитное описание всех языковых объектов и правил» (Апресян 1981: 32), представляющее собой рациональнологический аналог естественной, преимущественно интуитивной языковой компетенции.
Что касается людей, которые вышли из детского возраста, наиболее благоприятного для спонтанного овладения языком, способы, которыми они осваивают неродную (иностранную) речь, помещаются на шкале между двумя вышеназванными полюсами. Стихийное освоение в
живой речевой среде, практикуемое, например, многими иммигрантами, располагается ближе к первому полюсу; систематическое же, на научно-методической основе в условиях учебной аудитории - ближе ко второму. При индивидуальном подходе принимаются во внимание также личностные особенности обучаемых (как известно, среди них есть «интуитивисты» и «рационалисты»).
Освоение неродного языка главным образом на основе «верхнего» интеллекта обусловлено, во-первых, определенной возрастной заблокированностью вышеупомянутого врожденного интуитивного механизма, а во-вторых, отрывом от живой иноречевой среды. В этих условиях учащиеся вынуждены идти не от речевой стихии - через норму и узус - к системе языка, а наоборот, от системы языка - через норму и узус - к речевой стихии. Они осознанно изучают языковые объекты и правила, чтобы выработать способность понимать и порождать иноязычную речь. При этом они пользуются учебными пособиями, составленными в научных терминах и содержащими в основном сведения о системе языка и в меньшей степени - о норме и узусе речи. Это последнее замечание в особенности касается изучения иностранного языка как непрофилирующей дисциплины.
Для того чтобы максимально приблизить речь на неродном языке к аутентичной речи (речи носителей этого языка), в указанных условиях необходимо приводить по возможности «полное, достаточное и эксплицитное» представление языковых единиц и правил их речевого употребления. В противном случае учащиеся будут использовать их неверно, ориентируясь на родную языковую компетенцию, а также неточно и неполно их понимать.
Между тем, как показывает анализ ряда лексикографических и справочных пособий, описание слов нередко характеризуется неточностью и неполнотой. Так, двуязычные словари порой грешат отождествлением разноязыковых эквивалентов в аспектах семантики, грамматики и лексической сочетаемости. Идеографические синонимы в них иногда переводятся одинаково, что подводит учащихся к неверному выводу об их абсолютной синонимичности и взаимозаменяемости во всех контекстах. Ср.: broad - 'широкий, про-
сторный'; wide - 'широкий, обширный, просторный' (Мюллер 1990). На самом деле английское broad обозначает непрерывную материальную протяженность предмета в ширину, в то время как wide - большое пустое пространство между краями углубления (Concise Oxford Dictionary 1969). Неразличение значений синонимов приводит к построению неверных словосочетаний (*wide shoulders, *wide brim, *broad hole и т.п.).
В одноязычных толковых словарях дефиниции нередко бывают снабжены перекрестными ссылками, образующими порочный круг; при этом вместо аналитического описания зачастую приводятся идеографические и стилистические синонимы, вследствие чего возникает толкование ignotum per ignotum (неизвестного через неизвестное). Например: narrow - 'not broad', broad - 'not narrow' (All Nations English Dictionary 1990), т.е. узкий - неширокий, широкий - 'неузкий'.
Двуязычные словари предназначены в первую очередь для целей перевода, а одноязычные толковые, особенно русские, например, (Ожегов 1982) рассчитаны прежде всего на носителей данного языка, т. е. на тех, кто уже и так глубоко им владеет. Учащимся-иностранцам требуются особые справочники по словоупотреблению, в которых приводилось бы упоминавшееся выше «полное, достаточное и эксплицитное» описание слов, дающее возможность включить их в свой активный вокабуляр и правильно (во всех отношениях) понимать и использовать.
Покажем на примере, как может выглядеть такой лексикографический портрет слова. Для большей наглядности в качестве иллюстрации мы избрали не иноязычное, а родное слово, хорошо известное всем носителям русского языка (но не всем иностранцам, осваивающим его). Это слово даже. Любой русский совершенно точно понимает значение и безупречно правильно использует в речи. Иными словами, в состав его языковой компетенции входит правило, содержащее стратегию речевого употребления данной лексемы. Однако это правило носит бессознательный характер; никто из опрошенных нами русскоязычных информантов не смог вразумительно объяснить, в каких случаях и в каких коммуникативных целях они применяют рассматриваемое слово.
Иностранцам, изучающим русский язык в условиях учебной аудитории, неоткуда взять это правило; его нет ни в учебниках, ни в толковых словарях. Так, словарь (Ожегов 1982) содержит следующую статью: «ДАЖЕ - 1) частица; употребляется для выделения и усиления того слова, к которому относится; 2) союз; присоединяет член предложения со значением уточнения чего-н.». Здесь нет сведений о том, с какими лексемами сочетается данное слово, какую позицию оно занимает в предложении, чем оно функционально отличается от других эмфатических языковых единиц (же, уже, уж, ведь и др.). Учащийся-иностранец, в чьем языке нет абсолютного эквивалента этой частицы (например, англ. even, франц. mкme не во всех отношениях совпадают с русским даже), на основе данных, приведенных в этой словарной статье, не может включить данное слово в свой активный вока-буляр. А носители русского языка и без словаря с детства интуитивно знают, как его употреблять. Поэтому неясно, для чего нужна эта неполная и неточная дефиниция.
С позиций структурального подхода значение языкового знака предстает как инвариант (схема, формула, модель) всех случаев его речевого употребления. Исходя из этого, можно, на наш взгляд, утверждать, что в динамическом аспекте значение слова и правило его речевого употребления взаимно эквивалентны. Мы попытались вывести такое правило (апплика-тивную модель) для даже - вначале в категориях лингвистической и логической теорий, а затем в общедоступной вербальной формулировке для пользователей лексикографических изданий в терминах школьного курса русского языка.
В этих целях мы собрали корпус высказываний из художественной литературы, СМИ и устной разговорной речи общим объемом около 600 единиц, содержащих слово даже и его синонимы. Достоверность сделанных на этом материале выводов подтверждается не только репрезентативностью выборки, но и возможностью верификации выведенной формулы путем ее применения к любым другим высказываниям, в чей состав входит анализируемое слово, т. е. возможностью многократного повторения экспериментальной процедуры.
Собранный материал позволил выяснить, что даже находится в непосредственной препозиции к определяемому слову или обороту речи (например, Он даже не пъкнул), а в разговорной речи иногда - в непосредственной постпозиции к нему (например, Он не пикнул даже). Здесь и далее знак ударения обозначает ядерный тон синтагмы.
Слово, определяемое частицей даже, выделяется логическим ударением, а в ряде случаев также финальной позицией в предложении. Дистантное расположение определяющего и определяемого не встречается. Верно: лит. Я от натуги даже вспотел; разг. Я от натуги вспотел даже. Неверно: *Я даже от натуги вспотел; Даже я от натуги вспотел. Чтобы два последних высказывания стали правильными, нужно сместить логическое ударение (ядерный тон) на слово, непосредственно примыкающее к даже (например, Даже я от натуги вспотел), но тогда смысл предложения изменится.
Далее выяснилось, что рассматриваемое слово может способом примыкания определять любой член простого предложения, а также целое придаточное, функционально эквивалентное члену простого предложения. Покажем это на примерах.
Подлежащее: Это знают даже дети.
Сказуемое: Я даже охнуть не успел.
Прямое дополнение: Он даже мухи не обидит.
Косвенное дополнение: Это даже мне не под силу.
Предложное дополнение: Она даже с матерью не советуется.
Определение: Я икру не люблю, даже красную.
Различные обстоятельства: Он побывал везде, даже в Антарктиде.
Даже зимой он ходит без шапки.
Даже несмотря на голод он не хочет идти работать.
Ах даже так! (и т.п.).
Придаточные предложения: Даже когда он был молод (= Даже в молодости), он не пользовался успехом у женщин.
Ничего не скажу, даже если вы станете угрожать мне пистолетом (=даже под дулом пистолета).
В сентябре вдруг так похолодало, что даже пошел снег.
В предложениях с отрицанием даже может заменяться словом и, например: Он
и (= даже) мухи не обидит. Он и (= даже) воды не замутит. Он и (= даже) пальцем не пошевелил. Он и глазом не моргнул (ср.: Раз пятнадцать он тонул,// Погибал среди акул,// Но не разу даже глазом,// Даже глазом не моргнул).
В утвердительных конструкциях разговорной речи даже при сказуемом иногда заменяется словом аж: Она аж (= даже) зарделась от смущения. Он аж (= даже) в штаны наложил со страху (и т. п.). То же с придаточными: Жарища такая, что аж (= даже) шевелиться не хочется (и т. п.). С другими членами предложения даже и аж не взаимозаменяемы: Я мучного не ем, даже хлеба (неверно: *аж хлеба). Хлеб стал стоить аж 15рублей (неверно: *даже 15рублей). При обозначении большого количества употребляется слово аж в значении «целых» (аж 15 рублей = целых 15рублей), но не слово даже. Конструкция «хоть + глагол в императиве» в одних случаях равнозначна конструкции «даже если + глагол в индикативе будущего времени», например: Хоть ты меня бей, хоть режь = Даже если ты станешь меня бить или резать. В других случаях она равнозначна конструкции «даже можно + глагол в инфинитиве», например: А луна у нас такая - хоть иголки собирай = Свет луны у нас бывает так ярок, что при нем даже можно собирать иголки.
Результаты наблюдений над речевым материалом дали возможность сделать следующие выводы.
Тот факт, что даже определяет слово или оборот, выделенный логическим ударением, а иногда и финальной позицией в предложении, свидетельствует о том, что оно относится к логическому предикату (реме) высказывания. Далее: несмотря на разнообразие лексико-синтаксических конструкций со словом даже и его синонимами, все они сводимы к одной инвариантной конструкции. При этом выявляются имплицитные (выводимые из контекста и речевой ситуации) элементы содержания высказывания. Например:
Я даже зубами заскрипел от боли. .Боль была настолько сильна, что я даже заскрипел зубами.
Эту тумбу даже здоровенный мужик не поднимет. . Вес этой тумбы настолько велик, что ее не поднимет даже здоровенный мужик.
Ну и мороз! Даже в шубе холодно. . Мороз настолько силен, что холодно даже в шубе.
Он аж расплакался. .Его огорчение было настолько глубоким, что он даже расплакался.
Товарищ Сухов, мимо вас не пролетит и муха. . Товарищ Сухов, ваша бдительность настолько высока, что мимо вас не пролетит даже муха.
В главном предложении этой инвариантной конструкции говорится о том или ином градуальном бытийном признаке (параметре) какого-либо объекта: боли, весе, температуре, чувстве, личностном свойстве и т.д., а в придаточном - о некоем положении дел, которое служит показателем высокой степени его проявления. Это относится и к тем случаям, когда речь идет о чем-то очень малом: в таком случае интенсифицируется именно признак [малый]. Например: Он совсем ослаб - даже с постели встать не в состоянии. . Его силы так малы, что он даже не в состоянии встать с постели. Очень низкое значение параметра (например, силы) можно с помощью антонима представить как очень высокое значение противоположного параметра (например, слабости): У него очень мало сил = Он испытывает большую слабость. Такие высказывания логически эквивалентны и потому вписываются в одну и ту же формулу.
Придаточное предложение вышеупомянутой инвариантной конструкции распадается на логический субъект (тему) и логический предикат (рему). Слово даже определяет рему этого придаточного предложения. Отсюда можно вывести общую логическую формулу высказываний с даже:
[Г] 6 О настолько [mаgn], что Б даже Р,
где [^ - бытийный признак объекта, 6 -знак принадлежности, О - объект, [mаgn] -сема высокой интенсивности проявления бытийного признака (Мельчук 1974), Б - логический субъект, Р - логический предикат (семантические и грамматические переменные); настолько, что, даже - лексические константы. Для наглядности приведем максимально упрощенную запись этой формулы: [признак] так силен, что [тема] даже [рема]. Как видим, положение дел, выраженное тема-рематической конструкцией, есть показатель большой величины признака.
Если словом даже определяется не рема придаточного предложения, а само предложение целиком, то все оно является ремой (Лосев 1982). В этом случае формула имеет вид: [Г] настолько [mаgn], что даже Р (например, Эхо было таким громким, что даже случился снежный обвал). Это вариант основной формулы.
В ряде клишированных речений, выражающих сомнение (неуверенность), значение слова даже приближается к приводившейся выше дефиниции из словаря
С.И. Ожегова; оно служит здесь в основном лишь целям эмфазы, например: Даже не знаю, что тут можно сделать. Даже не могу точно сказать...Даже затрудняюсь ответить (и т.п.). Исходное значение здесь как бы стерто. Но и эти случаи можно вписать в общую формулу, если деавтоматизировать клише: «Сведений у меня так мало, что я даже затрудняюсь ответить (даже не знаю, что и сказать по данному вопросу)» и т. п.
Как упоминалось выше, в живой речи рассмотренная инвариантная формула трансформируется в разнообразные лексико-синтаксические конструкции. Но их объединяет то, что слово даже в них всегда расположено контактно (чаще всего в непосредственной препозиции) к определяемой им реме высказывания.
Какую информацию содержит рема, определяемая словом даже? Степень проявления признака [А у объекта О обратно пропорциональна степени вероятности, с которой логический предикат Р может быть присущ логическому субъекту S. Чем ниже вероятность события, выраженного в реме, тем интенсивнее проявляется признак [^. При минимальной вероятности Р интенсивность [А максимальна. Так, высказывание Иванов боится мышей не позволяет установить, боится ли он чего-либо еще. Предложение Иванов боится даже мышей подразумевает, что он боится многого (возможно, всего), в том числе таких неопасных существ, как мыши. Маловероятно, что взрослый мужчина их боится; но коли так, то трусость его велика. Он тем паче боится целого ряда других вещей, более опасных, чем мыши. Высказывание *Иванов боится даже разъяренных тигров логически и коммуникативно не оправдано, т. к. эта боязнь естественна и высоковероятна, она не служит показателем большой трусости. Зато вполне нор-
мативно антонимичное Иванов не боится даже разъяренных тигров. Маловероятно, что человек их не боится; но коли уж так, то храбрость его велика. Это значит, что он тем более не боится многих других вещей, менее опасных, чем тигры.
Аналогичным образом, если нам сообщают, что Петров побывал в Антарктиде, мы не можем судить, побывал ли он где-нибудь еще. Но если нам говорят, что Петров побывал даже в Антарктиде, мы делаем вывод о том, что он наверняка побывал и во многих других, не столь далеких краях. Если что-либо известно даже такому мало осведомленному существу, как ребенок, то оно известно и многим другим, более взрослым и компетентным людям.
Эту закономерность можно выразить в логических терминах. Пусть дан класс М логических предикатов Р1, Р2, Р3, Р4, которые могут быть присущи логическому субъекту S с убывающей вероятностью. Если субъекту присущ предикат Р4, то ему тем более могут быть присущи предикаты Р3, Р2, Р1; при этом, чем больше индекс предиката на шкале убывания вероятности, тем выше степень проявления бытийного признака (значение параметра) [А у объекта О. Проще говоря, рема предложений, содержащих слово даже, выражает что-то маловероятное и потому свидетельствует о большой силе (величине и т.п.) чего-то иного.
Если логический предикат не является маловероятным, высказывание со словом даже вряд ли возникнет в речи. Например, *Он любит даже музыку не понятно и не нормативно, т. к. любовь к музыке отнюдь не маловероятна, а высказывание Он любит даже сырое мясо понятно и нормативно, поскольку такое гастрономическое пристрастие выходит за рамки культурных стереотипов и, следовательно, маловероятно.
Ко всякому высказыванию со словом даже можно мысленно добавить оборот не говоря уже о..., например: Струхнул даже папа (не говоря уже о маме, бабушке и детях). В этом обороте содержатся вышеупомянутые логические предикаты Р3 мама, Р2 бабушка, Р1 дети, которые на шкале убывания вероятности предшествуют предикату, определяемому словом даже (Р4 папа).
Таковы, по нашим наблюдениям, логические закономерности и коммуника-
тивные цели использования слова даже. Из вышеизложенного видно, насколько сложной может быть стратегия речевого употребления языковой единицы. Однако, не владея ею, невозможно полноценно применять и понимать данную единицу в процессе общения.
Как уже упоминалось, краткие словарные дефиниции не содержат полного алгоритма речевого использования слов, что снижает их эффективность. Но и громоздкие, терминологизированные научные описания малопригодны для целей практического освоения речевой деятельности. Необходимо найти золотую середину - разработать дескрипции, которые на компромиссной основе сочетали бы в себе достаточную степень подробности, доступности и лаконизма презентации данных на когнитивном уровне, не превышающем лингвистические знания выпускника средней школы. Мы предлагаем опыт такого описания на примере слова даже.
ДАЖЕ
1) Произношение: [дажп]. В беглой речи часто без ударения.
2) Часть речи: выделительная частица. Не изменяется по грам. формам.
3) Речевая функция: выделяет показатель высокой интенсивности какого-либо свойства/ состояния у предмета речи. Например: Это знают даже малые дети.. «Доступность (свойство) этих сведений (предмет речи) так широка (высокая интенсивность) , что ими владеют даже столь мало сведущие существа, как малые дети (показатель интенсивности)». Он купается даже в мороз.. «Его закаленность столь велика, что он купается даже в такую мало пригодную для купания погоду, как мороз».
4) Место в предложении: непосредственно перед (в разговорной речи иногда непосредственно за) выделенной частью предложения, которая всегда отмечается логическим ударением, а иногда также постановкой в конец предложения.
5) Сочетаемость: с любым членом предложения или с целым придаточным предложением. Например: а) С этим даже ребенок справится (подлежащее); б) Она даже зарделась от смущения (сказуемое); в) Она даже родителям ничего не сказала (дополнение); г) Он в школе не учился, даже в начальной (определение); д) Он даже зимой ходит без шапки (обстоятельство); е) Я ничего не скажу, даже если вы под-
вергнете меня пыткам (придаточное предложение).
6) Синонимы:
а) частица аж (простореч.) — со сказуемым (Я аж <=даже> вспотел от натуги) и придаточным изъяснительным (Он так раскипятился, что у него аж <= даже> давление подскочило);
б) союз и — в отрицательных предложениях (Он и <= даже> глазом не моргнул);
в) союз хоть (разг.) + глагол (повелительное наклонение) = даже если + глагол (изъявительное наклонение, будущее время), например: Ничего у тебя не выйдет, хоть ты головой о стенку бейся (=даже если ты станешь биться головой о стенку).
7) Общий смысл высказываний со словом даже: «У объекта А какое-либо свойство (состояние) проявляется столь интенсивно, что имеет место маловероятное явление (факт, событие) В».
Такой объем сведений о слове даже представляется достаточным для его правильного понимания и речевого использования. Из подобного рода описаний мог бы состоять справочник по словоупотреблению для учащихся-иностранцев, изучающих русский язык. Недостаточность перевода на другие языки как средства усвоения проанализированного русского слова (и многих других) обусловлена его неполной эквивалентностью соответствующим иноязычным лексемам. (Ср., например, толкования английского слова even, французского ткте, немецкого selbst и других в толковых словарях.)
Сочетание принципов достаточной полноты, доступности и лаконизма описания представляется нам принципиально важным в лексикографической работе подобного рода.
Литература
Апресян, Ю.Д. Лингвистические проблемы формального семантического описания предложения / Ю.Д. Апресян // Структура текста-81. М., 1981.
Апресян, Ю.Д. Лексикографические портреты / Ю.Д. Апресян // Избр. тр. М., 1995. Т. II.
Бергельсон, М.Б. Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах / М.Б. Бергельсон [и др.]. М., 1987.
Мельчук, И.А. Опыт теории лингвистических моделей «Смысл - текст» / И.А. Мельчук. М., 1974.
Мюллер, В.К. Англо-русский словарь /
B.К. Мюллер. М., 1990.
Ожегов, С.И. Словарь русского языка /
C.И. Ожегов. М., 1982.
All Nations English Dictionary. Colorado Springs, 1990.
Concise Oxford Dictionary of Current English. Oxford, 1969.
В.А. МИТЯГИНА Волгоград
УНИФИКАЦИЯ В КОММУНИКАТИВНОМ ПОВЕДЕНИИ: ФЕНОМЕН ВЕЖЛИВОСТИ
Исследовательская парадигма определяется доминантой научного знания. Интеллектуальная история Нового времени достаточно четко характеризует XVIII в. как столетие «наук о природе», XIX в. -как столетие «наук о духе», а XX в. был ознаменован антропоцентрическим поворотом. Многие исследователи - представители гуманитарных наук - считают, что прошлый век начался в 1914 г. Первая мировая война ускорила процесс смены исследовательской доминанты: человек стал объектом многих научных направлений. В лингвистике антропоцентрический поворот произошел на несколько десятилетий позже, но интерес к «говорящему человеку» (Остгоф, Бругман 1960: 153) инициировал возникновение и формирование целого ряда языковедческих дисциплин. С другой стороны, «опираясь на методические начинания новой лингвистики, почти все науки о человеке также начали заново открывать языковые аспекты своего предмета» (Апель 2001: 237). Закончился ли XX в. как век «наук о человеке»? Если заняться математическими подсчетами, то можно предположить, что нет. Однако баланс другого плана - анализ и подсчет «сфер влияния» лингвистики -позволяет говорить о том, что вековое, рубежное, событие имело место - в социальных науках произошел лингвистический, или дискурсивный, переворот, и механистическую онтологию сменила дискурсивная (Макаров 2003: 16).
Новая парадигма стала возможной в силу того, что антропоцентризм в лингвистике осуществил смену базовой оппозиции «язык/речь» на релевантную для него «языковое сознание/коммуникативное поведение» (Карасик 2002(а): 429). Таким образом, язык, который изначально является своеобразной матрицей базовых параметров социальности, не может изучаться в качестве редуцированного до инструмента коммуникации объекта, он выступает не как код или простая знаковая система, а как особая форма публичного поведения (Пигалев 2001: 293). Речевое поведение стало объективно необходимо рассматривать в качестве основного компонента коммуникативного поведения, потому что коммуникация с позиций современных исследовательских подходов больше, чем язык, и философское обоснование человеческой деятельности определило обязательность ее комплексного анализа (Habermas 1985; Кравченко 2003; Ehlich 1991; Koenig 1993).
Соссюровский примат структурности сменил примат коммуникативности, т.е. внимание к «человеку говорящему», что обусловило необходимость изучения вербального проявления его ментальной «программы» в различных сферах и ситуациях коммуникации. Особую значимость приобрело исследование прагмалингвистиче-ских универсалий, т.к. именно в XX в. произошло глобальное изменение стандартов коммуникативного поведения. Объяснение этих перемен в сторону унификации и неформальности дал Н. Элиас, предложив в качестве причин ряд релевантных для этого процесса аспектов социокультурного развития (Elias 1992: 33 - 60): изменение статусных характеристик индивидов в связи с ростом ВВП в большинстве европейских стран, особенно после Второй мировой войны;
становление партийного движения и движения эмансипации;
изменение властной дифференциации (в отношениях мужчин и женщин; родителей и детей, а также старшего и младшего поколений; в отношениях европейских обществ с колониальными; правителя и управляемого);
сокращение классовой дифференциации.
Особое значение, по Н. Элиасу, имеет сокращение дистанции между формальным
