CC BY
152
© 2004 г. С.В. Гуркин
К ВОПРОСУ О ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРИЧИНАХ МИГРАЦИИ НОМАДОВ ИЗ АЗИИ В СТЕПИ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ В 20 - 40-е гг. XI в.
Половцы (кипчаки, куманы) - средневековые кочевые тюркоязычные племена - оставили заметный след не только в истории евразийских степей, но и оказали большое влияние на развитие многих раннефеодальных государств Старого Света. Благодаря трудам отечественных и зарубежных исследователей многие вопросы их истории получили объяснение в научной литературе. Однако и по сей день в кипчаковедении существует ряд проблем, рассмотренных с недостаточной полнотой и не имеющих окончательного решения. К ним в первую очередь относится проблема миграции тюркоязычных, тюркизированных и монголоязычных племен Центральной Азии в 20 - 40-х гг. XI в. на запад и их влияния на появление половцев и других этнических общностей в степях Восточной Европы, которая до сих пор в отечественной историографии не явилась предметом специального детального исследования.
В результате ряда исторических коллизий (VII-VIII вв.) обитавшее в степях Центральной Азии тюркоязычное телесское племя сиров (сеяньто), приняв новое этническое наименование кипчаков, несколькими волнами откочевало на запад в верховья Иртыша и степи Восточного Казахстана. Вслед за ними в IX в. на эти территории с востока вторглись монголоязычные сяньбийские кочевники кимаки (кумоси, си, хи, каи). Они подчинили кипчаков и создали Кимакский каганат (конец IX - первая треть XI в.). В начале XI в. кипчаки освободились из-под власти кимаков и в 20 -40-х гг. этого столетия начали проявлять активность на юге и западе своих владений [1-4].
Вторжению кипчаков в южно-русские степи предшествовали важные события, разыгравшиеся на территории современного Казахстана, в Семиречье и Западной Сибири. В 20 - 40-х гг. XI в. на обширном пространстве степей, раскинувшихся от Оби и Иртыша до Арала и Каспия, проходят крупные перемещения кочевников [5, с. 68].
В современной историографии утвердилась точка зрения, что миграционная волна явилась следствием образования на территории Северного Китая государства Ляо, созданного племенами монголоязычных кида-ней в начале X в. В.Ф. Минорский рассмотрел всю миграционную цепочку и пришел к выводу, что начало интересующих нас событий произошло в первой половине XI в. Его позицию приняли многие исследователи [6, с. 18].
Кипчаки начали свое движение на запад потому, что на их земли, сначала в пределы Казахстана, затем в Среднюю Азию и далее в степи Восточной Европы, вторглись куны и каи. Однако С.Г. Агаджанов считает, что картина этой цепи миграций была сложнее и характеризовалась более широким диапазоном [5, с. 68].
У С.М. Ахинжанова также возникли сомнения по поводу относительно большого временного разрыва
между проводившейся государством Ляо в X в. экспансионистской политикой и началом миграционного процесса в первой половине XI в. [2, с. 179-180]. Поэтому, опираясь на сведения сохранившихся письменных источников, рассмотрим имеющиеся в наличии факты.
Свидетельство Шарафа ал-Замана ал-Марвази об участвовавших в данной миграции народах наиболее информативно: «Среди них есть группа (людей), которые называются кун, они прибыли из земли Китай, боясь китайского хана. Они были несторианскими христианами. Свои пастбища они покинули из-за нехватки земель ... Их преследовал народ по имени кай. Они многочисленнее и сильнее их. Они прогнали их с этих (новых) пастбищ. Затем они (куны) пошли на земли шаров, а шары ушли в землю туркмен. Туркмены переместились на восточные земли гузов, а гузы переместились в земли печенегов поблизости от берегов Армянского (Черного) моря» [6, с. 103-104]. Ал-Марвази в своем рассказе перечислил шесть народов, принявших участие в миграции. Это - каи, куны, шары, туркмены, гузы, печенеги.
В хронике Матвея Эдесского под 1050 - 1051 гг. отмечено, что народ отц (змей) разбил племя хардеш (светлых, желтых, рыжих), которые в свою очередь нанесли поражение огузам и печенегам, вынудив последних уйти в пределы Византийской империи [7, с. 89]. Согласно Матвею Эдесскому, в движении приняли участие четыре народа - отц, хардеш, огузы и печенеги.
Сравнив два источника, увидим, что народу каи соответствует племя отц. И то, и другое названия означают - змеи. Вторую пару составляют шары и хар-деш, которые переводятся как светлые, желтые, рыжие. Огузы и печенеги отмечены у обоих авторов. У Матвея Эдесского отсутствуют куны и туркмены. Но если с последними все более или менее ясно, так как основную массу туркмен составляли те же огузы и кар-луки, то с кунами дело обстоит несколько сложнее.
Матвей Эдесский вообще не знает кунов. Согласно его версии, каи сразу напали на хардеш и тем самым дали толчок миграции тюркоязычных племен на запад. Махмуд Кашгарский также не упоминает народа под именем куны. В его перечне фигурируют: «...бас-мылы, кай, ябагу, татары, киргизы» [8, с. 64]. Киргизы же, согласно этому автору, соседят с ал-Сином (Китаем).
Куны известны лишь двум авторам - ал-Марвази и ал-Бируни. Так, последний в своем сочинении «Таф-хим» отметил: «Шестой климат начинается с территории Восточных тюрков: каи, кунов, киргизов, тогуз-огузов, страны туркмен, фараба» [9, с. 145]. У ал-Бируни куны помещены восточнее киргизов, тогузо-гузов и страны туркмен, следовательно, они должны были обитать рядом с киданями или входить в их состав. А у ал-Марвази есть прямое указание на то, что
особая группа людей под названием куны бежала от императора киданей [6, с. 103-104].
Свидетельство ал-Марвази позволило Ахинжанову предположить, что куны являлись небольшой частью киданьских племен, отколовшейся от основной массы и ушедшей на запад. Он пишет: «Возможно, именно об этой группе киданей сообщает Ибн ал-Асир, по словам которого часть китаев при Арслан-хане (10321057/1058. - С.Г.) была поселена на границе между Китаем и владениями караханидов, где они должны были защищать горные проходы, за что получили пастбища. И назначено им было определенное жалование. Их было 16 тысяч кибиток» [2, с. 182]. У ал-Марвази также имеется сообщение, относящееся приблизительно к этому же времени, что ханы китаев и уйгуров, боясь притязания ханов ислама (которых обычно отождествляют с караханидами), закрыли дороги в свои страны и выставили войско [6, с. 19].
По сведениям Махмуда Кашгарского, восточная граница государства караханидов проходила в районе Кучи и далее по рекам Тарим и Черчен [8, т. I. с. 339, 364]. Западные пределы киданьской империи Ляо в XI в. Ахинжанов ограничивает западной кромкой пустыни Гоби. Между границами этих государственных образований лежали горы Восточного Тянь-Шаня, где, по мнению исследователя, и поселились кидани для охраны горных проходов в 1032 г. в самом начале правления Арслан-хана Сулеймана ибн Юсуфа. В подтверждение указанной даты автор приводит перечни народов из работ ал-Бируни «Тафхим», созданной между 1029 и 1034 г. и «ал-Канун ал-Масуди», написанной после 1030 г. В последней куны уже не являются обитателями Дальнего Востока [2, с. 182-183]. Отметим спорность такой точной датировки переселения кунов, покоящейся на столь шаткой аргументации, ведь «Тафхим» мог быть завершен и в 1030, и в 1034 г. А сколько лет прошло после 1030 г. до окончания работы над «ал-Канун ал-Масуди» Ахинжанов не уточняет. Поэтому, на наш взгляд, появление кунов на Восточном Тянь-Шане следует датировать более обтекаемо, началом 30-х гг. XI в., а возможно, даже и концом 20 - началом 30-х гг. XI в., ведь сведения ал-Бируни могли основываться на информации более ранних источников.
Причину ухода киданей из горных районов Восточного Тянь-Шаня в Семиречье Ахинжанов видит в нехватке пастбищ. Опираясь на одно из высказываний Бартольда, исследователь датирует новое переселение киданей-кунов, после которого они подверглись нападению кимаков-каи (змей), 1041 - 1042 гг. [2, с. 183]. Однако Бартольд писал: «Неизвестно, из какого источника один из компиляторов XVI в. заимствовал известие, что это переселение произошло в 433 г. (10411042) и что Арслан-хан потребовал от переселенцев принятия ислама, они решительно отказались, но во всем остальном оказывали хану полное повиновение, так что он решил оставить их в покое» [10, с. 49]. Мнение Ахинжанова о том, что на киданей-кунов напали именно кимаки-каи, обитавшие в Прииртышье и степях Казахстана, также нельзя принять с полной
уверенностью. Ведь у ал-Бируни в его «Тафхиме» каи названы первыми, а куны вторыми [9, с. 145]. Не следует забывать, что не все каи (хи, си) в середине -второй половины IX в. покинули территорию Монголии и Маньчжурии. Многие из них были покорены киданями и вошли в состав их государственного образования [11, 12]. Вполне возможно, что именно подвластные киданям каи преследовали кунов. Но и это предположение в полной мере недоказуемо из-за слабости источниковой базы.
Этнополитическая ситуация в интересующем нас регионе в 20 - 40-е гг. XI в. представляется более сложной и многогранной. Ее острота отражает столкнувшиеся здесь интересы различных племен и народов. Чтобы в ней разобраться и понять причины, породившие данную миграционную цепочку, необходимо рассмотреть взаимоотношения уйгурских княжеств, расположенных на территории Джунгарии и Ганьсуйского коридора, тянущегося вдоль горной цепи Нань-Шань, с Киданьской империей и Тангутским государством.
После разгрома кыргызами Уйгурского каганата в 840 г. значительная часть уйгуров ушла на запад и в районе Кучи, Тарима и Ганьсуйского коридора, там, где проходили важнейшие торговые пути из Срединной империи в Восточный Туркестан, основала несколько независимых княжеств. К северу от Поднебесной в X - начале XI в. также происходило бурное становление государственности у киданей и тангутов. Эти молодые государственные образования, накопив силы, стремились к расширению своих территорий, в том числе и на западе. Если пик киданьской агрессии приходится на X в., то тангуты активизируются в первые десятилетия XI в. [13-16].
Одним из факторов, толкавших тангутов к захватам на западе, являлось желание завладеть плодородными степями в Приалашанье и Принаньшанье, а также взять под контроль Гансуйский коридор, по которому проходил важнейший караванный путь, связывавший Восток и Запад [14, с. 72].
Активные боевые действия между тангутами и ганьчжоусскими уйгурами отмечены между 1006 и 1010 гг. Хотя уйгурам и удалось отбить тангутское наступление, по-видимому, в этой борьбе они понесли ощутимые потери. По мнению исследователей, этот факт, а также превосходство тангутов в людских и материальных ресурсах, некоторая помощь, оказанная им киданями, в определенной степени повлияли на конечный исход борьбы [14, с. 73; 17].
В 1026 г. кидани совместно с тангутами три дня безуспешно осаждали Ганьчжоу [13, с. 71]. Однако вскоре тангуты активизировали военные действия против уйгуров и в 1028 г. взяли Ганьчжоу. К 1036 г. тангу-ты, захватив крепости Сучжоу, Гуачжоу и Шачжоу (Дуньхуан), овладели самым западным участком Ганьсуйского коридора и ликвидировали здесь уйгурскую государственность. Источники оставили нам мало сведений о дальнейшей судьбе ганьчжоусских уйгуров. Известно, что часть из них бежала в Тибет, другие ушли на запад, большинство было перебито и лишь
немногочисленные группы остались на месте под контролем тангутов. По мнению А.Г. Малявкина, бежавшие от тангутов уйгуры представляли собой сравнительно малочисленные группы, и их переселение никаких последствий не имело [14, с. 74; 15, с. 51]. Полностью принять его мнение затруднительно, так как весьма малочисленные и отрывочные свидетельства источников не позволяют столь решительно утверждать об отсутствии каких-либо последствий этого переселения.
Дальнейший ход событий восстанавливается лишь предположительно, так как источники после 1036 г. молчат об уйгуро-тангутских отношениях, хотя на политической карте региона еще продолжает существовать уйгурское Турфанское княжество. Почему тан-гутская агрессия на запад - северо-запад прекратилась после захвата Ганьсуйского коридора? И прекратилась ли она? Может быть, их дальнейшему продвижению в этом направлении противились кидани, что способствовало сохранению уйгурской государственности в районе Турфанской котловины?
О политических отношениях между Турфанским княжеством и киданями тоже нет сведений, но упомянутые выше высказывания ал-Марвази, а также информация об уйгурских посольствах к киданям и уй-гуро-киданьской торговле наводят на мысль о наличии у обоих государств каких-то общих задач. Таковыми могли служить совместные интересы в охране западных границ от притязаний караханидов. Потому-то в горах Восточного Тянь-Шаня и были поселены кидани-куны в количестве 16 тысяч кибиток, т.е. 16 тысяч воинов, а вместе с семьями приблизительно 80 тысяч человек. Если еще учесть приток на эту территорию уйгуров, бежавших от тангутов, и местное кочевое население, то невольно задаешься вопросом: не возникло ли здесь относительного перенаселения и нехватки пастбищ? Естественно, что скопившиеся в указанном регионе кочевники искали пути решения своих насущных проблем, а это выражалось в их все усиливающемся давлении в направлении Тарбагатая, Семиречья и Казахстанских степей.
Косвенным подтверждением тому являются события, развернувшиеся к западу от Джунгарии и Семиречья. Так, в 30-х гг. XI в. в состав еще полностью не оформившегося сельджукского объединения, кочевавшего в степях Южного Приаралья и на берегах Амударьи, влились новые отряды огузов, кипчаков и других кочевников - выходцев из Центрального и Западного Казахстана. Агаджанов, опираясь на сведения Насира Хусрау и Абу-л-Фазла Бейхаки, считает, что в 1035 г. они ушли в пределы Хорасана, где соединились с огу-зами и туркменами Балха и кочевниками из Маверан-нахра. Среди балхских туркмен источники упоминают отряды хорезмийцев, в которых исследователь видит ке-чатов (куджатов), джиграков и кипчаков, обитавших на границах и в пределах Хорезма [5, с. 44-45].
Агаджанов и Гусейнов справедливо отмечают, что одним из стимуляторов сельджукских завоеваний была нехватка пастбищ, создавшаяся в результате перемещений кочевников после возникновения в X в. ки-
даньского государства Ляо и державы караханидов [5, с. 56; 18, с. 163-211; 19, с. 208-222; 20, с. 24-37]. По мнению Агаджанова, экспансионистская политика Тан-гутского государства в определенной мере явилась причиной миграций номадов в 30 - 40-х гг. XI в. [5, с. 68].
Итак, не выдержав всех тягот своего существования в горах Восточного Тянь-Шаня, куны, видимо, в начале - середине 40-х гг. XI в. двинулись на подвластную караханидскому Арслан-хану территорию Семиречья. По мнению Ахинжанова, «...Арслан-хан их не трогал, только потребовал принятия ислама, но, получив решительный отказ, оставил их в покое. Это довольно нетипичное поведение правителя мусульманского государства, ведущего, как известно, беспощадные священные войны с неверными, может вызвать удивление, если не предположить, что эта часть киданей-кунов исповедовала христианскую веру, как о них сообщил Марвази» [2, с. 184-185]. Приведенное высказывание исследователя в какой-то степени подтверждается словами Бартольда: «Христиане во владениях караханидов не подвергались притеснениям, по крайней мере, христианские писатели ничего не говорили об этом» [21, с. 290].
С язычниками мусульманские правители поступали иначе. Так, согласно сообщению Ибн ал-Асира, в 1043 г., во время завоевания сельджуками Хорезма, мусульманство приняли «десять тысяч шатров из тюрок-язычников, которые, бывало, совершали нападения на мусульманские страны в пределах Баласагуна и Кашгара. Они [кочевали] летом в пределах Булгара, а зиму проводили в краях Баласагуна». После этого, согласно Ибн ал-Асиру, принеся в жертву 20 тысяч баранов в честь принятия новой веры, они рассеялись по соседним и другим областям [22, с. 53-54].
Ибн ал-Асир не указал этническую принадлежность номадов, но, исходя из маршрута их кочевания, можно с уверенностью сказать, что они относились к кипчакам Казахстана. В. Бартольд, комментируя этот отрывок, отметил: «10 тыс. шатров - это лишь часть огромного кыпчакского массива, поэтому, видимо, еще в XII в. подавляющее большинство кыпчаков не были мусульманами. Притом в среде и этих кыпчаков принятие ислама произошло далеко не так мирно, как об этом писал Ибн ал-Асир. Не согласные с догмами новой религии, они вынуждены были откочевать со своих нажитых мест» [22, с. 53-54]. Вероятно, именно эту группу кипчаков упомянул ал-Марвази в своем сообщении: «Путник, идущий к китаям на расстоянии в полмесяца пути от Санджу (Шачжоу), достигает группы шары, которая известна по имени их главы, называвшегося Басмыл. Они убежали в эти места от ислама, боясь обрезания» [6, с. 19].
Кипчаки-шары еще до своего ухода на восток обосновались рядом с племенем басмылов и, может быть, поэтому ал-Марвази перенес и на них это название. Минорский локализовал новое место поселения кипчаков-шары в районе реки Эдзин-гол [6, с. 19]. С его мнением согласен Ахинжанов, полагающий, что появились они здесь, опасаясь исламизации, а му-
сульманство в тот период не распространялось восточнее города Кашгара, следовательно, первоначальное местообитание этой части народа шары было где-то западнее этого города [2, с. 185-186]. Упомянув Кашгар как восточную границу распространения ислама, Ахинжанов допустил ошибку. Восточная граница владений караханидов в первой половине XI в. проходила в районе города Куча и далее по реке Черчен, протекающей по восточной оконечности пустыни Такла-Макан. Кашгар же находится к западу - северо-западу от этой пустыни. Поэтому места первоначального расселения кипчаков-шары следует искать не к западу от Кашгара, иначе попадешь в Фергану и Шаш, а к западу - северо-западу от Кучи, где как раз и расположен Баласагун и протекают реки Чу и Талас, а за ними простирается хребет Каратау.
О локализации народа шары в XI в. в историографии не сложилось единого мнения. И. Маркварт поначалу считал, что страна сары (шары) с одноименным городом находилась в Мазендаране, но затем он изменил свою точку зрения и помещал ее в районе к востоку от туркменских степей [23, с. 52, 202]. Бартольд высказал предположение, что она лежала в Чуйской долине, где располагалось селение Сарыг [24, с. 395]. По мнению Агаджанова, шары (сары) обитали восточнее туркмен, а последние, по сведениям ал-Бируни, в первой трети XI в. занимали Семиречье [18, с. 157]. Исходя из этого Б.Е. Кумеков полагал, что шары кочевали в районе Алакульской впадины [25, с. 125]. Ахинжанов в основном принял точку зрения Минорского, который в племени шары в широком смысле видел кипчаков, занимавших степи Центрального Казахстана. Центром их земель исследователь считал бассейн реки Сарысу и области северо-восточнее Аральского моря. По мнению Ахинжанова, к этим территориям следует добавить горные долины хребта Каратау и бассейн рек Талас и Чу (на чем настаивал еще Бартольд), где в районе Баласагуна зимовали кипчаки, часть которых, не захотев в 1043 г. принять ислам, ушла на восток [2, с. 186-187; 22, с. 53-54; 26, с. 317]. О присутствии здесь кипчаков в первой трети XI в. свидетельствуют и памятники археологии [27, 28]. На наш взгляд, в пределы страны народа шары следует включить земли северного и восточного Прииссыккулья, вплоть до гор Каркара и бассейна рек Сары-Джан и Текес, рядом с которыми концентрируются топонимы, начинающиеся на Сары- (Сарыжаз, Сарыбастау).
Приход киданей-кунов в Семиречье, по мнению Ахинжанова, заставил кипчаков изменить пределы своих кочевок и перенести зимние пастбища в низовья Сырдарьи [2, с. 187]. Его точка зрения в определенной мере подтверждается сведениями хивинского хана Абулгази: «Ближе всех (других) илей к туркменам жили китаи, канглы и найманы. Эти или стали нападать на оставшихся туркмен. Туркмены покинули все эти юрты - Иссык-куль, Алмалык, Сайрам, горы Улуг-таг и ушли в устье реки Сыр. Государя своего они посадили в Янгикенте, а сами летовали и зимовали по обеим сторонам Сыра» [29, с. 37].
В упоминаемых Абулгази туркменах в основном следует видеть карлуков, появившихся здесь около 766 г. [14, с. 117-179; 30, с. 145]. В свое время Ал-Бируни отметил, что в Семиречье обитали туркмены [9, с. 145], но из пояснения Махмуда Кашгарского становится понятным, что карлуки также назывались туркменами. В его труде даже есть сведения о карлук-ских туркменах [8, т. I. с. 80, т. 3. с. 56, 393]. Можно согласиться с Ахинжановым, что кидани, нападавшие на туркмен, - это те самые кидани-куны, которые поселились в конце 20 - начале 30-х гг. XI в. в горах Восточного Тянь-Шаня, а затем в первой половине 40-х гг. XI в. отправились в Семиречье.
С найманами и канглами дело обстоит несколько сложнее. Ахинжанов полагает, что «присутствие в этом отрывке племени найман, которые в начале XI в. еще не проникли в Семиречье, можно объяснить тем, что источники Абулгази не знали кимаков (как известно, о кимаках писала только небольшая группа ранних авторов), но знали, что миграцию племен начал народ, сидевший на Иртыше и Алтае, где в XII в. уже обитали и найманы, и канглы, т. е. перед нами позднейшая интерполяция событий, происшедших в
XI в.» [2, с. 188].
Ахинжанов, ссылаясь на Бартольда, датирует появление киданей-кунов в Семиречье 1041 - 1042 гг. [2, с. 183-184, 187; 10, с. 49]. Однако еще в 1043 г. в районе Баласагуна зимуют кипчаки-шары, которые, по словам Ибн ал-Асира, после обращения в ислам рассеялись по соседним и другим областям [22, с. 5354]. Следовательно, они еще не испытывали давления со стороны киданей-кунов и время появления последних в Семиречье нужно определять с большей долей осторожности. Может быть, они уже обитали в Восточном Прибалхашье во владениях караханидов и просто еще не столкнулись с кипчаками-шары, а может быть, и нет. На наш взгляд, исходя из слабости источниковой базы, датировать перекочевку кунов в Прибалхашье пока целесообразней началом - серединой 40-х гг. XI в.
По сведениям Ибн ал-Асира около середины XI в. в Семиречье хлынуло из Тибета «бесчисленное множество тюрок», которые столкнулись с правителем Бала-сагуна Арслан-ханом Караханидом. Вероятно, что это переселение было вызвано нашествием «с гор между Тибетом и Хотаном» в Кашгар 700 тысяч номадов [5, с. 68]. Абу-л-Фарадж сообщает, что в 1046 г. самаркандский митрополит в послании своему католикосу писал о появлении возле Кашгара 700 тыс. кочевников под командованием 7 царей, главного из которых называли «нарадж», «что означает божий военачальник (эмир) и правитель» [24, с. 397].
В связи с описываемыми событиями Махмуд Кашгарский оставил следующую запись: «Бука - большая змея. В пословице говорится: «У змеи семь голов». Иногда этим словом называют героев, подобно тому, как называли одного из видных людей ябагу Бука Будрадж. Всевышний обратил их в бегство в тот день, когда с ними сражался Арслан-тегин - завоеватель с 40 тыс. мусульман, а неверных с Бука Будраджем бы-
ло 700 тысяч». У Махмуда Кашгарского также имеются сведения, что в состав пришельцев входили бас-мылы и джумулы [8, т. 3. с. 173, 247]. Хотя между нашествием 700 тысяч тюрок и моментом окончания работы Махмуда Кашгарского над своим трудом прошло сравнительно немного времени, по мнению Бартольда, «вокруг этого события успел сложиться целый цикл легенд. К области легенды относится, конечно, и число кафиров, будто бы принимавших участие в сражении. Существование таких многочисленных армий в степи по условиям кочевой жизни совершенно невозможно» [31, с. 86].
Ахинжанов, соглашаясь с Бартольдом, отмечает: «...конечно, цифра баснословная, но остальные описания являются отражением действительных событий» [2, с. 184]. Он на основании сообщений ал-Марвази и Матвея Эдесского считает, что в событиях первой половины XI в. важную роль играл народ змей, или каи. Если, согласно Махмуду Кашгарскому, против Арслан-тегина воюет племя ябагу во главе с представителем народа змеи Букой Будраджем, а по Бартольду, ябагу обитали на реке Ямар, отождествляемой с современной рекой Обь [32, с. 586], то их западными соседями были Приир-тышские каи-кимаки. Ахинжанов полагает: «Очевидно, каи в начале XI в. покорили племя ябагу, вступили в союз с обитавшими рядом басмылами и джумулами и двинулись в сторону Семиречья. Интересна также приведенная М. Кашгарским пословица о том, что «у змей семь голов», являющаяся, несомненно, отражением в аллегорическом виде действительно существовавших семи племен, входивших в кимакский союз. Важно то, что этот союз носит название по имени змей» [2, с. 184]. Гипотеза Ахинжанова интересна, но по многим позициям из-за слабости источниковой базы бездоказательна.
С.Г. Кляшторный иначе оценивает ситуацию и считает, что вождем враждебной караханидам коалиции был князь племени ябагу Буку Будрадж, главным союзником которого или вассалом являлся бек племени басмылов. Басмылы - одно из древнейших тюркских племен, в 60-х гг. IX в. вытесненное уйгурами из Джунгарии в Северо-Восточное Семиречье (на древние земли «желтых тюргешей), где их зафиксировал Махмуд Кашгарский на своей карте. Здесь, по-видимому, басмылы смешались с кипчаками-шары, так как ал-Марвази, говоря о последних сообщает: «Они известны по имени их вождя, а он - басмыл» [6, с. 19]. Восточными соседями шары и басмылов в первой половине XI в. были каи и ябагу, возглавляемые «великим змеем» Будрачем [33, с. 11-12].
Согласно Кляшторному, ко времени войн с кара-ханидами басмылы и каи занимали подчиненное положение по отношению к ябагу. Матвей Эдесский сообщил о нападении «народа змей» на шары («желтых»). Исходя из этого Кляшторный пишет: «Лишь у ябаку вождь именовался «великим змеем», и «народ змей» явно коррелирует с ябаку. У Марвази народ, подчинивший на одном из этапов западной миграции шары, назван кунами. И это название, известное уже ал-Бируни в паре с именем каи, странным образом
опущено Махмудом ал-Кашгари, отлично знавшим этническую ситуацию на караханидской границе и не забывшего каи. Если в ситуации с шары Махмуд называет их по имени главенствующего племени басмы-лами, то пропуск имени кунов может означать лишь их обозначение иным названием. В контексте описываемых событий таким другим названием кунов было ябаку, что, собственно, является несколько презрительным прозвищем - так называли людей или животных с длинными и взлохмаченными волосами или спутанной шерстью» [33, с. 12].
Ал-Марвази упоминает, что часть шары и басмы-лов (а возможно, и ябагу) в 1043 г. ушла на восток, не пожелав принять ислам, и обосновалась в районе реки Эдзин-Гол, на расстоянии в полмесяца пути от города Санжду (Шачжоу) по дороге к киданям [6, с. 19]. А эта территория расположена как раз между владениями тангутов, киданей и уйгуров.
Новое нашествие кочевых тюрок, случившееся в 1046 г., по-видимому, было вызвано началом очередного этапа в первую очередь тангутской и, возможно, киданьской агрессии на запад. Правда после 1036 г. источники по этому поводу хранят молчание. Но ведь и после периода активных боевых действий тангутов и оказывавших им некоторую помощь киданей против уйгуров в 1006 - 1010 гг. наступило пятнадцатилетнее затишье. Затем с 1026 по 1036 г. тангуты занимают Ганьсуйский коридор и уничтожают там уйгурскую государственность, после чего опять наступает затишье [17, с. 146-153; 14, с. 71-77]. Около 1046 г. тангуты, видимо, снова начинают активные боевые действия на западе, борясь за контроль над торговыми путями, ведущими в Кашгар и Баласагун, и, вероятно, кидани оказали им в этом определенную помощь. Тангутское наступление скорее всего развернулось в двух направлениях - по ответвлениям торгового пути вокруг пустыни Такла-Макан, на Хотан и Кучу. Иначе как объяснить информацию Ибн ал-Асира и Абу-л-Фараджа о нашествии бесчисленного числа тюрок на территорию государства Караханидов, пришедших «с гор между Тибетом и Хотаном» под руководством семи вождей [5, с. 68; 24, с. 397].
Часть уйгуров, бежавших от тангутов, оказалась в районе Хотана и Кашгара, другие же вместе с ябагу, басмылами и джумулами двинулись в Семиречье во главе с вождем ябагу Букой Будраджем. Ахинжанов и Кляшторный называют его представителем народа змеи и исходя из этого считают, что в нашествии вместе с ябагу принимали участие и Прииртышские ки-маки-каи [2, с. 183-184; 33, с. 12]. Конечно, можно предположить именно такое развитие событий, но данная гипотеза пока бездоказательна из-за слабости источниковой базы. С таким же успехом можно говорить, что отступающих в Семиречье уйгуров, ябагу, басмылов и джумулов вместе с тангутами преследовали и кидани, в составе которых находились подвластные им каи. Как раз киданям и каи сподручней было бы преследовать именно этих беглецов.
Кроме того, каи вполне могли находиться и среди уйгуров, ведь они были подчинены семью телесскими
племенами, входившими в уйгурскую конфедерацию и создавшими II Уйгурский каганат (744 - 840). После его разгрома енисейскими кыргызами, часть каи ушла в верховья Иртыша, другая могла мигрировать с уйгурами на запад, в район Турфанской котловины, третья осталась на месте и впоследствии была покорена киданями. Китайские источники еще под 611 и 629 гг. среди телесских племен, обитавших в Отюкенской черни рядом с собственно уйгурами, упоминают шесть племен, среди которых значатся некие белые си или как их еще называли татаби. Их кочевья находились между озером Байкал и западными склонами Большого Хингана. Малявкин полагает, что белые си и си - два разных народа, первые - телесцы, а вторые - си (хи, каи) - сяньбийцы [34, с. 87; 35, с. 121]. Эту точку зрения разделяет Кляшторный [33, с. 12-13]. По мнению же Л.Л. Викторовой: «...часть киданей, соединившихся с юйвэнями, поселилась к западу от южных отрогов Хингана (хребет Иньшань). Они образовали союз племен кумохи, или хи (в древнетюркских источниках эту группу называют татаби)» [36, с. 139]. Если белые си или татаби имеют хоть какое-то отношение к народу каи, то следует признать их долгое и тесное соседство с уйгурами. Отметим также, что от хребта Иньшань через Алашаньскую степь прямой выход к реке Эдзин-Гол, в районе которой обитали басмылы, часть шары-кипчаков и других племен, обрушившихся в 1046 г. на Семиречье.
Кстати, уйгуры, состоящие из девяти родов, вместе с шестью другими телесскими племенами (бу-ку/букут, хунь/кунь, байирку, тонра, сёгир/сёкир, ки-би) после распада их союза с басмылами и карлуками создали конфедерацию, известную в литературе как II Уйгурский каганат [14, с. 6, 130; 34, с. 87; 37, с. 10, 97, 107, 157, note 170]. Следовательно, не только ки-макский союз состоял из семи племен, и связывать, как это делает Ахинжанов, нашествие множества тюрок под руководством семи вождей в 1046 г. только с Прииртышскими кимаками-каи вряд ли целесообразно. Э. Пуллиблэнк, например, рассматривая вопрос о составе уйгурской конфедерации, с самого начала ее существования включает туда восьмое племя - эдизов - и полагает, что деление на семь частей имеет скорее политическое значение, чем этническое [38, с. 35-42]. Предположение Пуллиблэнка косвенно подтверждается сведениями из «Худуд ал-Алам» о том, что к середине X в. царь кимаков имел 11 сборщиков податей, по количеству подвластных ему племен [26, с. 100; 39, л. 18 б].
Что же касается имени вождя племени ябагу Буки Будраджа, то также не следует считать его чисто кимак-ским, так как первая часть - Бука, переводимая Махмудом Кашгарским как большая змея [8, т. 3, с. 173, 247], имела довольно широкое хождение среди тюр-ко- и монголоязычных кочевников на протяжении всего периода средневековья. Например, одного из племенных вождей телесской (уйгурской) конфедерации, основавшего в 866 г. Турфанское княжество звали Буку Чин (Бугу Цзунь, Пугу Цзюнь, Гу-цзюнь) [14]. Среди ханов Золотой Орды имя Бука (Буга, Ту-
ка) также было очень популярным - Бука-Тимур, Ту-ка-Тимур, Арык-Бука, Чаган-Бука, Иль-Бука, Кутлуг-Бука, Тимур-Бука, Туля-Бука (Теле-Буга), Тукель-Бука, Сарай-Бука, Улус-Бука и т.д. [40, с. 29, 41-51].
Последствия наплыва кочевых племен из Центральной Азии в Джунгарию и Семиречье в 1046 г. не замедлили сказаться на этнополитической ситуации в степях Казахстана и Средней Азии. Часть карлуков, которых некоторые средневековые авторы называли туркменами, откочевали в низовья Сырдарьи, что, по мнению Агаджанова, оказало влияние не только на исторические судьбы приаральских огузов, но и отразилось на сельджукских завоеваниях XI в. [5, с. 69].
Другой поток номадов устремился в степи Европы. Так, по мнению Кляшторного, команы (куманы), кочевавшие в IX - X вв. между Северным Приаральем и Южным Уралом, попав в начале XI в. под политическое влияние кипчаков, в середине XI в. составили авангард западной миграции степных племен. В их состав вошли также куны и шары. «Именно среди кунов и команов сохранилось племя кытан, т. е. кида-ней, безусловно связанное с самым ранним и самым восточным этапом этой миграции. Очевидно, что в новом объединении племен сохранялись две основные группы - кунов-команов и шары-половцев» [33, с. 14]. С 1055 г., когда шары-половцы вышли к южным границам Киевской Руси, начался новый европейский этап половецкой истории.
Литература
1. Кляшторный С.Г. Кыпчаки в рунических памятниках // Тюркологический сб. 1986. Л., 1986.
2. Ахинжанов С.М. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. Алма-Ата, 1989.
3. Гуркин С.В. О предках кыпчаков и кимаков // Донская археология (далее - ДА). 2000. № 3 - 4.
4. Гуркин С.В. Кыпчаки и кимаки в IX - первой трети
XI в. // ДА. 2001. № 3 - 4.
5. Агаджанов С.Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI - XII вв. М., 1991.
6. Minorsky V. Sharaf al-Zaman Tahir Marvazi on China, the Turks and India. Arabic text (circa A.D. 1120) with an English translation and commentary. London, 1942.
7. Chronique de Matthien d’Edesse, trad, par M.E. Du-laurier. Paris, 1858.
8. Махмуд ибн Хусейн ал-Кашгари. Девону луготит турк. Т. 1 - 3. Ташкент, 1960 - 1963.
9. Бируни. Тафхим // Избр. произв.: Т. 8. Ташкент, 1957. (Памятники минувших поколений).
10. Бартольд В.В. Очерк истории Семиречья // Сочинения. Т. 2. Ч. 2. М., 1964.
11. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. М., 1984.
12. Е Лун-ли. История государства киданей (Цидань го чжи). М., 1979.
13. Малявкин А. Г. Материалы по истории уйгуров в IX -
XII вв. Новосибирск, 1974.
14. Малявкин А.Г. Уйгурские государства в IX - XII вв. Новосибирск, 1983.
15. Кычанов Е.И. Очерки истории Тангутского государства. М., 1968.
16. Кычанов Е.И. Тангуты на Западе // Страны и народы Востока. М., 1971. Вып. 10.
17. Кычанов Е.И. Из истории тагуто-уйгурских войн в первой половине XI в. // Тр. ин-та истории, археол. и этнограф. АН КазССР. Т. 15. Алма-Ата, 1962.
18. Агаджанов С.Г. Очерки истории огузов и туркмен Средней Азии IX - XIII вв. Ашхабад, 1969.
19. Гусейнов Р.А. Сельджукская тематика в современной историографии // Тюркологический сб. 1970. М., 1970.
20. Гусейнов Р.А. Современное состояние и ближайшие задачи изучения сельджукской проблемы // Тюркологический сб. 1973. М., 1975.
21. Бартольд В.В. О христианстве в Туркестане в домонгольский период // Соч. Т. 2. Ч. 2. М., 1964.
22. Бартольд В.В. О поездке в Среднюю Азию с научной целью // Там же. Т. 4. М., 1966.
23. Marquart J. Über das Volkstum der Komanen // AKGWG*. Bd. 13. № 1. Berlin, 1914.
24. Бартольд В.В. Новый труд о половцах // Соч. Т. 5. М., 1968.
25. Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX - XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата, 1972.
26. Minorsky V. Hudud al-Alam. The Regions of word. A Persian Geography 372 A.H. -982 A.D. London, 1937.
27. Новгородова Э.А. Кыпчакские святилища на юге Казахстана (Сандыкский перевал, г. Мерке) // УЗ-КИПЦДСВ" М., 1989.
2S. Досымбаева А. Мерке - сакральная земля тюрков Жетысу. Тараз, 2002.
29. Кононов А.Н. Родословная туркмен: Сочинение Абу-л-Гази, хана хивинского. М.; Л., 195S.
30. Кляшторный С.Г. Хунны и тюрки // Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. М., 1992.
31. Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии // Соч. Т. 5. М., 196s.
32. Бартольд В.В. Тюрки // Там же.
33. Кляшторный С.Г. Кипчаки, команы, половцы // Дешт-и Кипчак и Золотая Орда в становлении культуры евразийских народов. М., 2003.
34. Малявкин А.Г. Историческая география Центральной Азии. Новосибирск, 19S1.
35. Малявкин А.Г. Танские хроники о государствах Центральной Азии. Новосибирск, 19S9.
36. Викторова Л.Л. Монголы: Происхождение народа и истоки культуры. М., 19S0.
37. Mackerras C. The Uighur Empire (744-S40). According to the T’ang Dinastic Histories. Center of Oriental Studies. The Australian National Uniy. Occesional Paper S. Canberra, 1968.
38. Pulleyblank E.G. Some Remarks on the Toguzoguz Problem // Ural-Altaische Jahrbücher. 1956. B. 28.
39. Худуд ал-Алам. Рукопись А. Туманского. Л., 1930.
40. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов по истории Золотой орды. Т. 2. М.; Л., 1941.
Ростовский государственный университет S декабря 2003 г.
