CC BY
42№ 5 (34), 2009 "Культурная жизнь Юга России"
9. Там же. Ф. 250. Оп. 2. Д. 412; Ф. 318. Оп. 2. Д. 1. Л. 194.
10. См: Бондарь В. В. Екатеринодар - войсковой город (1793-1867) // Вопросы отечественной истории: сб. науч. тр. Краснодар, 1995. С. 39-40.
11. В первое десятилетие XIX в. женщины составляли лишь треть населения Екатеринодара: в 1805 г. - 35,2%, в 1811 - 35,7% (подсчитано по данным: ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 498. Л. 1; Ф. 250. Оп. 2. Д. 203. Л. 213), и лишь в начале 1820-х гг. их доля приблизилась к половине: 1821-1822 гг. - 44,2%, 1845 - 45%, 1851 - 46,6% (Там же. Ф. 318. Оп. 2. Д. 1. Л. 194; Ф. 249. Оп. 1. Д. 1764. Л. 27, 203-206; Д. 1897. Л. 304). Примечательно, что войсковая администрация запрещала казачкам выходить замуж за «лиц, не принадлежащих к сему войску» (см.: ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 1537. Л. 1-2).
12. См: Кабузан В. М. Население Северного Кавказа ... С. 41, 52-54, 68, 69, 76-78.
13. Данные приводятся по: Кабузан В. М. Население Северного Кавказа ... С. 41, 142, 170 (о
населении Черномории); С. 171 (о населении Екатеринодара), а также по: ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 283. Л. 9, 10-16 (1794); Д. 539. Л. 5-6 об. (1807); Ф. 250. Оп. 2. Д. 203. Л. 213 (1811); Ф. 318. Оп. 2. Д. 1. Л. 194 (1821); Ф. 249. Оп. 1. Д. 1897. Л. 304 (1851); Д. 2364. Л. 433-434 (1864); Ф. 252. Оп. 2. Д. 1760 (1867). Применительно к 1864 и 1867 гг. данные приводятся по Кубанской области, т. е. с учетом населения территорий, присоединенных к Черномории в 1860 г.
14. Куприянова Л. В. Города Северного Кавказа во второй половине XIX в. М., 1981. С. 39.
15. Кавказский календарь на 1852 г. Тифлис, 1851. С. 314.
16. Куприянова Л. В. Города Северного Кавказа ... С. 39.
17. Тюников К. В. Ейск. СПб., 1992. С. 5.
18. ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 162. Л. 145-146.
19. Данные за 1858 г. см: Городские поселения в Российской империи. СПб., 1861. Т. 2. С. 125.
20. Там же. СПб., 1863. Т. 3. С. 513.
V. V. BONDAR. THE MILITARY TOWN EKATERINODAR: CLASS STRUCTURE AND THE POPULATION
The land of the Black Sea Troops or so called «Chernomoriya» was a special administrative and territorial unit of the Russian Empire of the late 18th - early 19th century, equal in status to guberniya. Ekaterinodar, being the centre of Chernomoriya, had a number of specific features that made it outstanding among other Russian cities. For instance, the specific character of the military town was in «monoclass structure» of the population, which affected the dynamics of the population growth.
Key words: Ekaterinodar, urban society, the lands of Cossack troops, «nekazachii» classes.
Х. А. КАСУМ0В
К ВОПРОСУ о «новой СИСТЕМЕ» ОТНОШЕНИЙ РОССИИ С АДЫГАМИ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО КАВКАЗА В 1816-1827 ГОДАХ
В статье анализируется политика России на Северо-Западном Кавказе в первой трети XIX века, направленная на установление торговых отношений с адыгами. Выделяются два подхода: силовой, сторонниками которого выступали военные власти, и мирный, основанный на «просвещении» и торговле, который проводило Министерство иностранных дел.
Ключевые слова: Северо-Западный Кавказ, адыги, военные экспедиции 1810-1820-х годов.
Кавказский вопрос был одним из важнейших в русско-турецких отношениях в период Отечественной войны 1812 года и до окончания наполеоновских войн в Европе. Турция рассчитывала на полную ревизию Бухарестского договора (1812), надеясь на уступки со стороны России в данном вопросе [1]. В свою очередь, Россия, находясь в сложной военно-политической ситуации после заключения Бухарестского мира, не спешила выполнять все условия договора, что во многом объяснялось сомнениями относительно позиции Порты в связи с войной между Россией и Францией [2].
В 1815 году международная обстановка складывалась уже не в пользу Турции. На международной арене значительно усилилась позиция России, сыгравшей ведущую роль в разгроме на-
полеоновской Франции, что определенным образом подействовало и на охлаждение устремлений Порты в отношении Кавказа [3].
Долгая и безуспешная борьба вокруг условий Бухарестского договора постепенно проясняла остроту и непримиримость русско-турецких противоречий на Кавказе. В то же время успешная политика в регионе во многом зависела от того, чье влияние - Турции или России - окажется сильнее среди народов Северо-Западного Кавказа. Именно поэтому на протяжении 1816-1827 годов Россия и Турция соперничали за экономическое и политическое доминирование в Черкесии.
Уже в ходе русско-турецкой войны 18061812 годов российское правительство стремилось укрепить свое влияние среди закубанских адыгов и других горских народов Северного
"Культурная жизнь Юга России"
52 ^^^^^^^^^^^^^^^^
№ 5 (34), 2009
Кавказа посредством торговых отношений. Комитет министров утвердил «Положение о меновой торговле с горцами на Кавказской линии» (1810), в котором говорилось, что торговые отношения устанавливаются для того, чтобы «посредством оных приобрести доверие горцев» [4]. Для реализации этого Положения в 1811 году на Кавказской линии открылись меновые дворы
[5]. Кроме того, было учреждено особое «попечительство торговли с черкесами и абазинцами»
[6]. В должности «попечителя» был утвержден надворный советник МИДа России де Скасси.
Несмотря на то что русско-адыгская торговля на Кубани и Черноморском побережье к тому времени не достигла широких размеров в силу ряда причин внутреннего и внешнего порядка, она имела важные политические последствия. Влияние России среди адыгских народов возросло. В устье р. Пшад была устроена главная торговая фактория де Скасси. Прибывавшие русские торговые суда всегда принимались «со всеми знаками дружелюбия» [7].
Примерно к 1816 году в правительственных кругах России сложились две точки зрения в вопросе о формах и методах политики в отношении закубанских народов. Представители военных властей на Кавказе, особенно новый главнокомандующий Кавказской армией генерал Ермолов, рассматривали русско-адыгскую торговлю только как средство, укрепляющее непокорность горских народов. Свое резко отрицательное мнение об этой торговле Ермолов выразил в письме к Министру иностранных дел России Нессельроде. Он считал, что «произведения земли горских народов ничтожны» и поэтому русскую торговлю «обогащать не в состоянии». В его представлении горцы являлись «дикими», «ленивыми» и «не способными» вести какую-либо торговлю [8]. Для Ермолова и российской военной администрации главным средством укрепления влияния России на Кавказе была военная сила.
Петербургские власти придерживались более гибкой политики, считая, что «посредством торговых отношений и мерами кротости» можно «приобрести доверие горцев» [9]. «Новая система» отношений с народами Закубанья действовала вплоть до окончания русско-турецкой войны 1828-1829 годов.
В октябре 1821 года Александр I утвердил новые «Правила для торговых сношений с черкесами и абазинцами», в которых говорилось, что «учреждением сей торговли можно будет приучить горцев к выгодам общежития и образованности и тем самым преодолеть их дикость и дух хищничества (курсив наш. - Х. К.)» [10]. «Правила...» определяли пункты торговли в Керчи и Бугазе, при этом подчеркивалось, что «польза учреждения торговых сношений с народами закубански-ми, и особенно с черкесами и абазинцами, обитающими на побережье Черного моря, доказана уже на самом опыте» [11]. В 1822 году де Скасси сообщил в Министерство иностранных дел России о первых успехах в торговле [12].
При этом прибрежные шапсуги стремились монополизировать торговлю Черкесии, препятствуя ведению ее жителями гор, что вызывало конфликты между ними. Турецкие власти в Анапе всячески поддерживали несогласие и раздоры между адыгами. В донесении Воронцову, которому непосредственно подчинялось «попечительство» де Скасси, сообщалось о шести торговых местах в Черкесии. Отмечалось, что «черкесы, живущие в отдаленных от берегов горах <...> явно роптали на жителей помянутых торговых мест» [13].
Развитию русско-адыгской торговли на Кубани и Кавказском побережье мешали также гражданские и военные власти России. Вся торговля с горцами носила ярко выраженный колониальный характер [14]. Так, в 1824 году сообщалось: «По объявлению черкесам и абазинцам, что разрешено производить мену на их продукты, они обратились сюда с великим усердием; но тут встретили со стороны смотрителя Черноморского войска <...> несоответственные желанию их требования» [15].
Кроме того, военные власти на Кавказе часто сами нарушали принятую русским правительством «новую систему» в отношении закубанских народов. На протяжении 1821-1826 годов генерал Власов совершил три экспедиции за Кубань с согласия и одобрения главнокомандующего Кавказской армии Ермолова, противника новой политики. В своем рапорте к императору в 1825 году Ермолов еще раз доказывал, что сила оружия - главное средство в усмирении горцев [16].
Другого мнения придерживался де Скасси, сообщавший в 1825 году Нессельроде, что последние три экспедиции Власова «послужили только к ожесточению шапсугов». Он пришел к выводу, что «таковые военные действия совершенно противны системе министерства: смягчать нравы горских народов и сблизить их с россиянами посредством торговли и просвещения» [17].
Этот вопрос стал предметом обсуждения в правительственных кругах России. Новый император Николай I, продолжая политику своего предшественника, дал указание расследовать дело генерала Власова, чтобы «удостовериться в истине на месте, поступить с виновными по законам, а потерпевшим доставить по возможности удовлетворение» [18].
Борьба между Россией и Турцией с новой силой развернулась после подписания в 1826 году Аккерманской конвенции, так как черкесский вопрос оставался одним из важнейших в русско-турецких отношениях. Четвертая статья конвенции закрепляла за Россией Черноморское побережье Кавказа, т. е. Турция отказывалась от претензий на территории, возвращения которых она требовала после заключения Бухарестского мира. Вместе с тем конвенция подтверждала права Порты на Черкесию [19].
Политика Турции по отношению к адыгам заключалась в обращении с ними «самым дружественным образом, не производя никаких насильственных действий» [20]. В то же время турецкие
№ 5 (34), 2009
"Культурная жизнь Юга России" ^
власти в Анапе подвергали преследованиям представителей адыгской знати, которые придерживались прорусской ориентации и имели торговые связи с Россией [21]. Со своей стороны, русское правительство предписало военным властям по всей Кавказской линии и в Черномории относиться к адыгам «самым приязненным образом <...> и привязать к русским узами дружбы и <...> выгоды» [22]. Сменивший Ермолова Паскевич, строго выполняя предписания, идущие из Петербурга, требовал того же от своих подчиненных [23].
Характеризуя ход борьбы за политическое и экономическое влияние среди закубанских адыгов между Россией и Турцией, Нессельроде в 1826 году указывал, что «Россия признала заку-банцев подданными турецкой империи, но они сами не признают себя совершенно таковыми и управляются издревле независимо». Россия «старалась обуздать хищный нрав тех народов и мерами кротости, и силой оружия», а время показало, что «первые имели всегда более успеха». Поэтому правительство «решилось <...> сблизиться с разными племенами горцев, употребляя для сего торговые связи и <...> приличные подарки». Такая политика оказалась «довольно удовлетворительна», и, «следуя единообразной системе по линии Кубанской, можно будет со временем достигнуть желаемой цели» [24].
Таким образом, осуществление русским правительством новой установки - путем «кротости и торговых отношений приобрести доверие горцев» - до начала русско-турецкой войны 18281829 годов дало свои положительные результаты. Во-первых, эта политика способствовала ослаблению влияния Турции среди адыгского населения. Во-вторых, возросло число сторонников русской ориентации, главным образом из доминировавших слоев адыгских сообществ СевероЗападного Кавказа.
Литература, источники и примечания
1. Материалы к истории восточного вопроса в 1811-1813 гг. М., 1901. С. 76, 90, 103, 135, 137, 186-190.
2. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. Главный архив (ГА). Оп. II - 3. Д. 1. Л. 3-4.
3. ДостянИ. С. Россия и балканский вопрос. М., 1972. С. 161.
4. АВПРИ. Ф. ГА. Ед. хр. II - 3. 1805-1814 гг. Д. 3. Л. 12.
5. Там же.
6. Внешняя политика России XIX - начала XX в. // Документы Российского министерства иностран-
ных дел / под ред. А. Л. Нарочницкого. Т. 1-15. М., 1960-1988. Т. XI. С. 110.
7. АВПРИ. Ф. ГА. Ед. хр. II - 3. 1824-1829 гг. Оп. 34. Д. 6. Ч. I. Л. 13.
8. Там же. 1816 г. Д. 3. Л. 324-325.
9. Там же. Д. 6. Л. 265. В 1816 г. адмирал Н. С. Мордвинов, член Государственного Совета, подал на рассмотрение Комитета министров записку, посвященную «умиротворению» Кавказа. Адмирал развивал идеи, выдвинутые еще в 1804 г. А. Чар-торыйским (исполнявшим в то время обязанности министра иностранных дел), о необходимости мирного, экономического воздействия России на жизнь кавказских горцев. Чарторыйский в своем отчете императору предлагал «смягчить их законы, упрочить благосостояние и внушить им любовь к порядку и правосудию». По замыслу Мордвинова, Кавказ и Закавказье должны были стать для России ступенью к внутренним просторам Азии. Его мнение получило не только поддержку членов Комитета министров, в частности А. А. Аракчеева и Д. А. Гурьева, но и высочайшее одобрение. См.: Мемуары князя Адама Чарторижского и его переписка с императором Александром I. Т. 1-2. М., 1912-1913; Т. 2. С. 187; Мнение адмирала Мордвинова о способах, коими России удобнее привязать к себе постепенно кавказских жителей. [Б. г., б. м.] (Рос. гос. б-ка.) С. 1-2. См. также: Архив графов Мордвиновых / предисл. и прим. В. А. Бильбасова. Т. 5. СПб., 1902. С. 148-155. Прим. 1.
10. АВПРИ. Ф. ГА. Ед. хр. II - 3. 1816 г. Оп. 34. Д. 3. Л. 249.
11. Там же.
12. Там же. 1824-1829 гг. Оп. 34. Д. 6. Ч. II. Л. 59; Внешняя политика России ... Т. XIII. С. 617-618.
13. АВПРИ. Ф. ГА. Ед. хр. II - 3. 1824-1829 гг. Оп. 34. Д. 6. Ч. I. Л. 99.
14. Фадеев А. В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М., 1960. С. 63.
15. АВПРИ. Ф. ГА. Ед. хр. II - 3. 1816 г. Оп. 34. Д. 3. Л. 336.
16. Там же. 1824 - 1829 гг. Оп. 34. Д. 6. Ч. I. Л. 155.
17. Там же. Л. 157.
18. Там же. Л. 260.
19. Юзефович Т. Договоры России с Востоком, политические и торговые. СПб., 1869. С. 60-61.
20. АВПРИ. Ф. ГА. Ед. хр. II - 3. Д. 6. Ч. II. Л. 164.
21. Там же. Л. 261.
22. Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 38. Оп. 5. Д. 45. Л. 1.
23. АВПРИ. Ф. ГА. Ед. хр. II - 3. Д. 6. Ч. II. Л. 82.
24. Там же. Л. 264-266.
KH. A. KASUMOV. TO THE QUESTION OF «NEW SYSTEM» RELATIONS OF RUSSIA WITH THE ADYGEIS OF THE NORTHWESTERN CAUCASUS IN 1816-1827
The article is dedicated to Russia's policy on Northwestern Caucasus in the first third of the XIX century, intended for establishing peace and trade relations with Adygeis. There were two main approaches of Russian policy in the region: force policy, supporters of which were Russian military powers and peace policy of the Ministry of Foreign Affairs, based on «enlightenment» and trade.
Key words: Northwestern Caucasus, Adygeis, military expeditions of the 1810-1820s.
"Культурная жизнь Юга России"
№ 5 (34), 2009
Б. Т. ОВАНЕСОВ
БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ АРМЯНСКИХ ОБЩИН РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
в статье рассматривается благотворительная деятельность армян, проживавших на Северном Кавказе в XVIII - начале XX века.
Ключевые слова: армянские общины, Российская империя, Северный Кавказ, благотворительность.
В XVIII - начале XIX века в результате успешных действий российских войск на Кавказе усилился поток беженцев в Россию с территорий Персии и Турции. Многие из них поселились на Северном Кавказе, значительная часть - в Кизляре, Моздоке, Георгиевске, Ставрополе, Владикавказе, Пятигорске и других городах. Образовался ряд армянских поселений, среди которых выделялись села Карабаглы (позднее Святой Крест, Прикумск, Буденновск), Касаева Яма (позднее Эдиссея) и Армянский аул (преобразованный в село, а затем в город Армавир).
Армяне стремились сохранить свой этнос, концентрируясь в поселениях городского типа. В местах компактного проживания им было разрешено создавать суды, основными функциями которых было регулирование хозяйственной жизни. Благодаря армянскому населению на Северном Кавказе развивались новые отрасли сельского хозяйства: шелководство, выращивание риса, морены и других сельскохозяйственных культур. Состоятельные армяне были инициаторами строительства ряда фабрик и заводов в регионе.
Наряду с хозяйственной и торговой деятельностью армянские общины занимались благотворительностью. Их значительный вклад в это благородное дело во многом объяснялся тем, что, пережив оккупацию и испытав на себе деспотизм поработителей, армяне научились сочувствовать людям, попавшим в беду. Общины оказывали помощь пострадавшим от стихии, военных действий, потерявшим родных и близких, давали денежные средства на строительство больниц, школ, храмов и других объектов, которые служили обществу. По мере того как росло благосостояние армян, увеличивался их вклад в благотворительность.
Армяне - выходцы из Закавказья - были в числе первых жителей Кизлярской и Моздокской крепостей. Занимаясь ремеслами и торговлей, обслуживавшей в первую очередь расквартированные здесь воинские части, эти мирные поселенцы по мере превращения крепостей в города составляли 50-60% их жителей.
Армянская община г. Кизляра сыграла значительную роль в развитии русско-кавказских отношений и в укреплении российских позиций на Северном Кавказе. Многие ее представители внесли значительные пожертвования для хозяйс-
твенного развития города, о чем свидетельствуют документы, сохранившиеся в Государственном архиве Ставропольского края. В частности, командующий Отдельным Кавказским корпусом и управляющий гражданской частью и пограничными делами в Грузии А. Н. Ермолов в письме от 11 января 1824 года к начальнику Кавказской области генерал-майору Сталю отмечал, что «в числе кизлярских жителей, учинивших значительные пожертвования для тамошних береговых укреплений, за которые предположено исходатайствовать им приличные награды, находятся служивший кизлярским уездным Предводителем дворянства дворянин Степан Калантаров и состоявший на службе в Кавказской области по части шелководства губернский секретарь Степан Серебряков, для испрошения коим наград нужны формулярные о службе их списки» [1].
По мере развития поселений росла и потребность в приобщении к культуре. В начале XIX века каждый уездный город должен был иметь училище, но для его открытия требовались значительные средства, которые выделялись государством лишь частично. Как правило, эти учебные заведения создавались на пожертвования. Например, по инициативе и преимущественно на средства армянского общества г. Моздока в 1820 году было открыто уездное училище, в котором преподавался наряду с другими дисциплинами и армянский язык. Наиболее состоятельные люди города ежегодно вносили значительные суммы на содержание этого учебного заведения.
В письме департамента народного просвещения Харьковского учебного округа от 24 августа 1826 года к директору Кавказских училищ сообщалось, что «известный отличным усердием к пользам общим, в особенности, по части учебной города Моздока, из армян гражданин Давид Серебряков, сверх многих пожертвований <...> представленных им в сие училище и неоднократного содействия побуждением сограждан <...> города Моздока <...> к улучшению здешнего учебного заведения, ныне взошел в училище с объявлением, в коем изъяснял, что он за бедных и сирых, не могущих за себя <.> делать ежегодно десятирублевые взносы, усердствуя ко благу общему, желает вносить упомянутую плату в училище <.> за каждого бедного ученика ежегодно
