CC BY
1В.А. ИСУПОВ
К ВОПРОСУ О НАЧАЛЕ ПРОЦЕССА ДЕМОГРАФИЧЕСКОГО ПЕРЕХОДА
В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ
Институт истории СО РАН, г. Новосибирск e-mail:
В статье рассматривается узловая проблема региональной демографической истории: когда был инициирован демографический переход в Западной Сибири? Предпринятое исследование показало, что однозначного ответа на этот вопрос не существует. Демографический переход в сибирской провинции носил прерывистый характер. Он трижды начинался и трижды прекращался в связи с мощным воздействием событий социально-политического характера. Успехом увенчалась только четвертая попытка.
Ключевые слова: народонаселение, демографический переход, воспроизводство населения, модернизация смертности.
Демографический переход, знаменовавший собой кардинальное переустройство всей демографической подсистемы общества, стал главным событием в истории населения России XX в. В процессе демографического перехода традиционный тип воспроизводства населения с его высокими показателями смертности и рождаемости ушел в историческое небытие, уступив место современному типу воспроизводства со свойственными ему низкими параметрами смертности и рождаемости.
Цель статьи - определить исходную точку демографического перехода в Западной Сибири. Историческая демография пока не дала ответа на этот вопрос. Согласно общепринятым теоретическим воззре-
ниям, первую фазу демографической транзиции открывает снижение смертности, после чего следует сокращение рождаемости. В основе снижения смертности лежит радикальная реорганизация структуры причин смерти. Она перестраивается от преобладания экзогенных факторов смертности, вызванных воздействием условий существования людей (инфекции, болезни органов дыхания, желудочно-кишечные заболевания), к доминированию эндогенных (сердечно-сосудистые заболевания), обусловленных естественным старением человеческого организма и квазиэндогенных (онкологические заболевания) факторов. Собственно в этом и заключается модернизация смертности.
© Исупов В.А., 2010
Таким образом, поиск стартовой позиции демографического перехода должен состоять не столько в обнаружении начальной точки сокращения смертности населения, сколько в установлении исходного этапа перестройки структуры причин смерти. Поскольку процесс модернизации смертности разворачивается сначала в городе и только после этого затрагивает деревню, поставленная научная задача должна решаться на материалах, касающихся городского населения. К этому нас подталкивает и состояние источниковой базы - в сельской местности врачебная регистрация причин смерти была организована только в 1950-е гг.
В конце XIX - начале XX в. в Российской империи преобладал традиционный тип воспроизводства. Вместе с тем, на этой стадии демографической истории в некоторых районах Европейской России проявились отдельные, хотя и слабые признаки демографической транзиции. В.А. Скубневский и Ю.М. Гончаров высказали идею о том, что и в Сибири «период конца XIX - начала XX в. является начальным этапом демографического перехода» [1, с. 160].
Эта позиция нашла поддержку у В.А. Зверева, который склонен полагать, что начало демографической модернизации в Сибири может быть датировано концом XIX - началом XX в. [2, с. 74]. В качестве доказательного основания ученый использовал данные о динамике общих коэффициентов смертности в городах Западной Сибири. Не отвергая в принципе достоверность цифр и точность расчетов В.А. Зверева, отметим, что никакого заметного снижения коэффициентов смертности в цифровых данных, приведенных им, читатель не обнаруживает. В течение 1893-1914 гг. индекс смертности в Западной Сибири, согласно В.А. Звереву, не опускался ниже 30 %. Колебания параметров смертности между 1893 и 1914 гг. лежат, по нашему мнению, в пределах случайных флуктуаций. Они не столь принципиальны, чтобы делать вывод о старте процесса демографического перехода.
Такой известный демограф, как Р.И. Сифман, вообще отрицает факт снижения смертности в Сибири между 1901 и 1913 гг. [3, с. 72-73]. Даже в более «продвинутой» в аспекте демографической модернизации Европейской России в течение периода, непосредственно предшествовавшего революциям, кардинальных изменений в смертности статистически не фиксируется. Как пишут Р.М. Дмитриева и Е.М. Андреев, «за два десятилетия, непосредственно предшествовавших революции, никаких кардинальных изменений в смертности не произошло - было лишь весьма незначительное и неустойчивое ее снижение в отдельных возрастных группах» [4, с. 31-32]. Но самое главное -общие коэффициенты смертности, как свидетельство инициации демографического перехода, использованы быть не могут. Это слишком грубый измеритель, сильно зависимый от искажающего воздействия структурных факторов. Поиск стартовой точки демографического перехода предполагает исследование такого узлового признака модернизации смертности, как трансформация структуры причин смерти.
В начале XX в. структурные параметры смертности в Западной Сибири носили крайне архаичный характер. В силу неполноты данных статистического учета в дореволюционной Сибири мы располагаем относительно достоверными сведениями о структуре причин смерти только по Омску - крупнейшему сибирскому городу того времени. Согласно данным В.Е. Кляч-кина, общий коэффициент смертности населения Омска в 1913 г. составлял 29%о. Коэффициент детской смертности достигал 319% [5, с. 6]. Основными причинами, определявшими повышенную смертность, являлись инфекционные и желудочно-кишечные заболевания, а также болезни органов дыхания. В 1913 г. из каждой тысячи родившихся от желудочно-кишечных расстройств скончались 159 детей в возрасте до 1 года, от воспаления легких - 57, от инфекций - 28 детей. Среди взрослого населения основными причинами смерти были туберкулез, тиф, дизентерия, воспаление легких [Там же, с. 13, 18]. Факторы эндогенной и квазиэндогенной этиологии были отодвинуты на далекую периферию структуры причин смерти. И если такого рода структура смертности доминировала в крупнейшем сибирском городе, что же происходило в отдаленных уголках региона? Приведенные цифры являются полновесным свидетельством феномена, который польский демограф Э. Россет не без остроумия именовал «демографическим примитивизмом» [6, с. 16-17]. Демографическая подсистема Сибири в условиях неразвитости здравоохранения и санитарии не могла быть иной.
Вместе с тем нельзя не принять во внимание несомненный социально-экономический и культурный прогресс, характерный для Сибири начала XX в. в связи со строительством Транссибирской железнодорожной магистрали и ускорившейся урбанизацией. Но даже с учетом этого речь может идти всего лишь о постепенном накоплении предпосылок, которые в будущем, при благоприятном стечении обстоятельств, могли бы дать старт скачкообразному процессу модернизации смертности. Но Россия в 1914 г. вступила в эпоху войн и революций. Процесс накапливания предпосылок, необходимых для разворота демографического перехода, был заторможен. В динамике демографической подсистемы появились явно регрессивные тенденции.
Следующая, и как оказалось, еще одна бесплодная попытка модернизации демографической подсистемы Сибири обозначилась во второй половине 1920-х гг. - после выхода страны из состояния «военно-революционной лихорадки». Но и в годы нэпа в составе причин смерти горожан Сибири преобладали факторы экзогенного происхождения. Так, в 1928 г. из всей совокупности людей, умерших в городах Сибирского края, около четверти приходилось на скончавшихся от инфекционных заболеваний1. Особенно много человеческих жизней уносили дизентерия, дифтерия, коклюш, корь, сыпной и брюшной тиф, туберкулез. Как и прежде, статистики фиксировали многочисленные случаи смерти от желудочно-кишечных заболеваний и болезней органов дыхания.
1 Статистика Сибири. Новосибирск, 1930. Вып. 3. С. 66-67.
Таблица 1
Структура причин смерти городского населения Алтайского края (1940-1944 гг.), % к итогу*
Причины смерти 1940 г. 1942 г. 1944 г.
Брюшной тиф, паратиф и сыпной тиф 0,8 2,2 1,6
Корь 12,6 3,0 1,2
Скарлатина 0,6 1,2 0,0**
Коклюш 1,3 1,2 0,6
Дифтерия 1,0 1,8 0,8
Дизентерия 1,4 3,5 0,6
Гемоколит 0,9 0,7 0,1
Туберкулез 13,9 14,1 18,8
Рак 2,8 2,3 4,6
Артериосклероз 0,9 0,9 1,6
Болезни сердца 6,4 12,3 16,7
Воспаление легких 16,1 13,9 10,0
Токсическая диспепсия 8,3 5,4 1,6
Острый гастроэнтероколит 6,5 3,4 2,2
Карбункул, фурункул, флегмона, абсцесс 0,1 0,2 0,2
Прочие и неопределенные причины смерти 26,4 33,9 39,3
Всего 100,0 100,0 100,0
*Составлено по: Текущий архив Государственного комитета по статистике Алтайского края (далее - ТА ГКС АК). “Показатель менее 0,1 %.
Архаичная структура причин смертности в конечном счете и предопределяла низкую продолжительность жизни населения. Ожидаемая продолжительность жизни сибиряков в 1926-1927 гг. значительно уступала аналогичным показателям по Европейской России, составляя в городах, соответственно, 38 и 45 лет [7, с. 4, 136]. Основными факторами, сокращавшими продолжительность жизни, оставались причины экзогенного происхождения. По расчетам Р.И. Бирюковой, проведенным для населения СССР в целом, в 1926-1927 гг. повышенная смертность от туберкулеза уменьшала потенциальную продолжительность жизни почти на 5 лет, от скарлатины - на 1,5, от дизентерии на 0,6, от брюшного тифа - на 0,4 года [8, с. 339]. Таким образом, структурные показатели смертности во второй половине 1920-х гг. не отличались принципиально от аналогичных характеристик, зафиксированных перед началом Первой мировой войны.
Несомненно, в годы нэпа инфекционная и желудочно-кишечная заболеваемость приобрела тенденцию к сокращению. Сказывались общая стабилизация экономической ситуации, повышение материальной обеспеченности населения, распространение санитарной культуры, энергичная деятельность государства по развитию здравоохранения. В структуре причин смерти медленно, но неуклонно уменьшалась экзогенно детерминированная смертность. О том, что в Сибири во второй половине 1920-х гг. неявно, но все же наметился демографический переход, свидетельствует тот факт, что в эти годы в регионе не умерло ни одного человека от таких опаснейших заболеваний, как азиатская холера и чума, а смертность от натуральной
оспы за 1925-1927 гг. в городах понизилась сразу в 2 раза [9, с. 49, 54-71].
Однако, едва начавшись, процесс формирования предпосылок, необходимых для обеспечения демографического перехода, вновь прервался. В СССР развернулась форсированная индустриализация и насильственная коллективизация. В динамике демографической подсистемы советского общества в 1930-е гг. возобладали регрессивные тенденции. Голод и хроническое недоедание, рост эпидемий, развал системы здравоохранения, депортации крестьян консервировали структуру смертности, присущую традиционному типу воспроизводства. В 1933 г. в структуре причин смерти городского населения Западной Сибири преобладали экзогенные факторы (свыше 60 % смертей), а именно: инфекционные и паразитарные заболевания, болезни органов дыхания и желудочно-кишечные болезни. В официальной номенклатуре причин смертности появилась строка: «болезни неполноценного питания»2. В сущности, советская смертность соответствовала структуре смертности средневекового общества.
Демографическая ситуация в СССР вновь обрела тенденцию к стабилизации только после преодоления некоторых очевидных последствий голода 19321933 гг. Но и в конце 1930-х - начале 1940-х гг. принципиальных изменений в динамике смертности по сравнению с 1920-ми гг. статистикой не фиксируется. В Западной Сибири явно доминировала смертность архаичного типа с очевидным преобладанием экзоген-
2 ГА РФ. Ф. А-374. Оп. 23. Д. 222. Л. 1-2.
Таблица 2
Возрастная структура умерших. 1940-1945 гг., %*
Возраст (лет) Алтайский край** Омская область**
1940 г. 1945 г. 1940 г. 1945 г.
0-4 65,7 22,4 63,0 22,0
В том числе моложе 1 года 40,6 13,1 41,2 12,1
5-9 2,7 4,5 2,6 4,9
10-14 1,6 2,5 1,9 2,7
15-19 1,6 4,2 1,9 4,6
20-24 1,3 3,6 1,5 4,4
25-29 2,0 2,7 2,1 2,9
30-34 2,1 4,6 2,2 4,3
35-39 2,2 4,5 2,2 4,6
40-44 2,0 5,0 2,1 5,2
45-49 1,8 4,6 2,0 4,8
50-54 1,7 4,5 1,9 5,0
55-59 2,0 5,1 2,2 5,3
60 и старше 13,7 31,6 14,2 27,8
Возраст не указан 0,5 0,2 0,2 1,5
* Составлено по: ТА ГКС АК; ГАОО.Ф. 2122. Оп. 1. Д. 1133. Л. 22; Д. 1141. Л. 30-30 об. ** По административно-территориальному устройству соответствующих лет.
но детерминированных причин. Как показывает табл. 1, в Алтайском крае (ситуация здесь отражала тенденции по всей Западной Сибири) в 1940 г. почти 14% человеческих жизней уносил туберкулез, свыше 16% - воспаление легких, почти 15% - токсическая диспепсия и острый гастроэнтероколит, около 13% -корь. Тем не менее конец 1930-х гг. можно оценить как период, когда вновь развернулся процесс накопления предпосылок, готовивших грядущий демографический переворот. Ожидаемая продолжительность жизни населения СССР в 1938-1939 гг. достигла 47 лет3. Общий коэффициент смертности в городах Западной Сибири в 1940 г. сократился до 20,7 V4.
Однако этот едва наметившийся и еще слабый росток демографического перехода был в очередной раз раздавлен. С началом Великой Отечественной войны индекс смертности населения тыловых районов стал быстро увеличиваться, что объясняется ухудшением условий жизни, распространением инфекционных и желудочно-кишечных заболеваний, а также болезней органов дыхания. В 1941г. на 1 тыс. чел. городского населения Западной Сибири скончалось 22 чел., в 1942 г. - 26 чел. [10, с. 114].
В 1942 г. удельный вес умерших от инфекционных и желудочно-кишечных болезней (см. табл. 1) увеличился даже по отношению к далеко не благополучному 1940 г. Разумеется, такая ситуация не была чем-
3 Население СССР: Справочник. М., 1983. С. 68.
4 Население России за 100 лет (1897-1997): Стат. сборник. М., 1998. С. 86, 130.
то характерным только для Алтайского края. Она касалась всей территории Сибири. В Омской обл. в 1942 г. удельный вес брюшного и сыпного тифов в структуре причин смерти горожан достиг 1,1%, дизентерии и гемоколита - 5,1, токсической диспепсии и острого гастроэнтероколита - почти 12, туберкулеза - 16, воспаления легких - почти 16 %5. В Новосибирской обл. в общей совокупности людей, скончавшихся в 1942 г., доля умерших от тифов составлял 1,3 %, от основных детских инфекций - почти 8, от дизентерии и гемоколита - свыше 4, от туберкулеза - почти 16, от воспаления легких - 15,8, от токсической диспепсии и острого гастроэнтероколита - свыше 11 %6.
Но парадокс советской демографической истории заключается в том, что первые ощутимые результаты в области модернизации смертности были получены в тыловых районах СССР в период Великой Отечественной войны. В конце 1942 - начале 1943 г. демографическая подсистема Западной Сибири вступила в качественно новую стадию своего развития. С этого времени уровень смертности населения тыловых районов стал очень быстро сокращаться. В течение 19421945 гг. общий коэффициент смертности городского населения Западной Сибири понизился в 2,5 раза [10, с. 114]. Причины столь необычного явления, как сокращение смертности населения тыловых районов страны, ведущей самую тяжелую в своей истории войну, многообразны.
5 ГА РФ. Ф. А-373. Оп. 11. Д. 161. Л. 2-2 об.
6 ГАНО. Ф. 11. Оп. 2. Д. 736. Л. 40-40 об.
Чтобы понять суть процесса, кардинально изменившего вектор демографической истории, вновь обратимся к анализу структуры причин смерти городского населения. Как свидетельствуют данные табл. 1, в течение 1942-1944 гг. в городских поселениях Алтайского края заметно сократился удельный вес умерших от причин экзогенного происхождения, таких как корь, скарлатина, коклюш, дизентерия, воспаление легких, токсическая диспепсия, острый гастроэнтероколит. Вместе с тем повысилась доля умерших от эндогенно и квазиэндогенно детерминированных причин: сердечно-сосудистых заболеваний и злокачественных опухолей. Следовательно, в городах Западной Сибири в годы войны развернулся процесс качественной перестройки структуры причин смерти.
Поскольку от болезней экзогенного характера чаще погибают представители детских и молодых возрастов, а от болезней эндогенного и квазиэндогенного происхождения - старших, то результатом этого процесса стало перемещение смертности по возрастной шкале. И если перед войной, как показывают данные табл. 2, в Алтайском крае на долю детей, погибших в возрасте моложе 4 лет, приходилось 66 % от всей совокупности умерших, то в 1945 г. -22 %, в Омской обл., соответственно, 63 и 22 %. Вместе с тем удельный вес скончавшихся в возрасте 40 лет и старше составлял в 1942 г. в Алтайском крае 21 %, в 1945 г. - более половины, в Омской обл. - 22 и 48 %. Передвигаясь по возрастной шкале, смертность старела, что было важнейшим следствием сокращения смертности от инфекционных и желудочно-кишечных болезней.
Таким образом, один из парадоксов советской демографической истории состоит в том, что процесс модернизации смертности полноценно стартовал на рубеже 1942-1943 гг., когда удалось не только приостановить резкое повышение смертности тылового населения, но добиться ее сокращения. Это было бы невозможно без жестких мер, принятых государством. Патерналистская социально-демографическая политика советского государства, направленная в военные годы на адаптацию населения к полуголодному существованию в сырых и холодных бараках путем повышения эффективности здравоохранения и максимального ужесточения санитарного контроля, оказалась достаточно действенной. Она позволила на фоне нищенского материального обеспечения и повышенной заболеваемости населения сократить детскую смертность и несколько уменьшить смертность среди старших поколений, особенно среди мужчин.
Понятно, что такого рода прагматичная политика исходила не из «сталинской заботы о людях», но имела своей целью повысить работоспособность занятых на производстве и максимально увеличить число годных к службе в армии. В иерархии ценностей коммунистического правительства собственно решение проблемы сверхсмертности, как и прежде, занимало одно из последних мест, явно уступая военным,
экономическим и политическим целям. Объективно избранная стратегия дала результат, который, по-видимому, не ожидали сами ее творцы. Эта побочная ветвь сталинского патернализма и стала главным «демографическим достижением» военных лет. В результате сложилась ситуация, при которой, как отмечает А. Блюм, уровни смертности «были чересчур низки для существовавшей экономической ситуации» [11, с. 110]. Со своей стороны добавим, что уровень смертности в Западной Сибири был противоестественно низким для характерного в то тяжелое время уровня материальной обеспеченности населения. Это превращает демографическую историю нашей страны в столь специфический «советский» феномен, что он, по-видимому, не будет воспроизведен ни в одной стране мира.
В XX в. демографический переход в нашей стране принял прерывистый характер. Его признаки то возникали, то исчезали. Это в значительной степени определило своеобразие «российско-советской» разновидности демографической транзиции. В демографической истории Западной Сибири мы обнаруживаем несколько попыток перехода к рациональному типу воспроизводства. Но три из них оказались безрезультатными. «Взять высоту» удалось только с четвертого раза. Этот «марш на месте» сильно задержал демографическую модернизацию и, в конечном счете, обусловил отставание Советского Союза, а затем и России от развитых стран Европы и Северной Америки.
ЛИТЕРАТУРА
1. Скубневский В.А., Гончаров Ю.М. Города Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX в. Барнаул, 2003. Ч. 1: Население. Экономика.
2. Зверев В.А. Естественное движение населения Западной Сибири на начальном этапе демографической модернизации (конец XIX - начало XX в.) // Актуальные вопросы истории Сибири. Барнаул, 2007. Ч. 1.
3. Сифман Р.И. Динамика численности населения России за 1897-1914 гг. // Брачность, рождаемость, смертность в России и в
СССР: Сб. статей. М., 1977.
4. Дмитриева Р.М., Андреев Е.М. Снижение смертности в СССР за годы Советской власти // Брачность, рождаемость, смертность в России и в СССР: Сб. статей. М., 1977.
5. Клячкин В.Е. Естественное движение населения города Омска по параллельным данным за 1913, 1916, 1923-1926 гг. Омск, 1928.
6. Россет Э. Продолжительность человеческой жизни. М.,
1981.
7. Смертность и продолжительность жизни населения СССР. 1926-1927. М.; Л., 1930.
8. Бирюкова Р.И. Таблицы смертности по причинам смерти// Проблемы демографической статистики. М., 1959.
9. Естественное движение населения в Сибкрае за 1925-27 гг. Новосибирск, 1930.
10. Исупов В.А. Главный ресурс Победы. Людской потенциал Западной Сибири в годы Второй мировой войны (1939-1945 гг.). Новосибирск, 2008.
11. Блюм А. Родиться, жить и умереть в СССР. М., 2005.
