CC BY
28УДК 93 (075.5)
ТЕЛЕПЕНЬ С.В. К ВОПРОСУ О МОРАЛЬНОМ ЕДИНСТВЕ РИМСКОГО АРМЕЙСКОГО СОЦИУМА
Ключевые слова: римская армия, нобилитет, моральное единство, авторитет полководца, идеология.
В статье исследуется проблема моральных составляющих единства армии и полководца в Древнем Риме эпохи Принципата. Делается вывод о том, что ценностные ориентиры аристократии являлись важной частью коллективного мировоззрения солдат, основой для выбора ими поведенческих стратегий. Автор приходит к заключению, что искание высокого социального статуса, который, в силу консерватизма римского мировоззрения, продолжал ассоциироваться с бескорыстным служением Государству, здесь играло едва ли не большую роль, чем стремление к материальному вознаграждению за многолетнюю военную службу.
TELEPEN, S.V.
TO THE QUESTION OF MORAL UNITY OF THE ROMAN ARMY'S SOCIETY
Keywords: The Roman Army, nobility, moral unity, authority of the commander, ideology.
In the article researched the problem of moral components of unity of army and the commander in Ancient Rome of Principate epoch. Concluded, that valuable reference points of aristocracy were a important part of collective outlook of soldiers, a basis for a choice them of behavioural strategies. The author comes to conclusion, that searching of the high social status which by virtue of conservatism of the Roman outlook continued to associate with disinterested service to the State, here played hardly probable not the bigger role, than aspiration to material reward following the long-years military service.
Как справедливо замечает А.В. Махлаюк, «взаимоотношения между императором и войском действительно можно трактовать как связи типа патроната-клиентелы», но «связи патроната-клиентелы, хотя и составляли основу этих отношений, отнюдь не исчерпывали всего их комплекса» [1]. Другой составной этого комплекса отношений было моральное единство армейского социума, а в контексте такового - единство полководца и его войска. Действительно, римское императорское правление всегда зависело от лояльности армии и от умения лидера государства воспользоваться своей харизмой для обеспечения этой лояльности [2]. Важнейшим ресурсом такой харизмы являлись военные таланты императора. «В первую очередь, правители старались внушить своим подданным, что одного их присутствия достаточно для обеспечения победы», - пишет Я. Ле Боэк [3].
Тем не менее, даже в период расцвета Империи задача обеспечения лояльности легионов оставалась для императора (и его генералов) вполне актуальной. В III в. и в период поздней Империи эта проблема стала еще более сложной, так как армия возводила и низвергала императоров с возрастающей частотой. Одновременно, что немаловажно, в это же время солдаты стали появляться во все большем количестве в качестве представителей официальных властей [4]. В этих условиях кажется вполне закономерным, что средства пропаганды направлялись на обеспечение идеологемы единства полководца и его войска: «Как военные лидеры поздней Республики, так и
императоры Ранней империи, "солдатские" императоры III в. и правители Поздней империи продолжают чеканить монеты, пропагандирующие их единство с армией» [5]. Понимание того как лояльность была обеспечиваема в римской армии, следовательно, является существенной для понимания принципов римского правления. И существенным в утверждении и обеспечении этой лояльности был тот факт, что солдаты и их командиры были связаны между собой рядом общих ценностей. Военная дисциплина была, в значительной степени, результатом функционирования этого морального единства. Данное обстоятельство находило выражение и в том, что жизнь армейского сообщества определялась «традициями и харизматической властью командиров» [6].
Разумеется, претендуя на объяснение моральной сути римского воинского этоса, мы не можем игнорировать отношение к данному вопросу самих античных авторов, относившихся внимательно не только к этической, но и к эмоциональной стороне проблемы. Как пишет Карлин Бартон, «там где мы, с нашими идеями свободы от одурманивающего тумана страстей, могли бы приписать причины политическим или экономическим, классовым или гендерным обстоятельствам, там римляне объяснили бы страхом, целеустремленностью, стыдом, надменностью, амбициями, завистью, жадностью, любовью или страстью» [7].
Итак, наиважнейшим средством контроля за армией всегда была disciplina militaris, пусть и имевшая тенденцию к ослаблению уже в первые два столетия Империи [8]. В армии, - чего не могло быть в отношениях между штатскими представителями администрации или между штатскими властями и подвластным им населением, - существовало понятие о бесспорном повиновении соподчиненных членов армейского коллектива на основании положения каждого в военной иерархии. По этому поводу В.Н. Парфенов заключает: «В ней (в римской армии эпохи Принципата - С.Т.) на смену прежней коллегиальности командования пришла жесткая субординация, замыкавшая всю систему управления вооруженными силами на императора» [9]. Разумеется, обязанность воинов подчиняться командирам часто обеспечивалась страхом применения наказания [10]. Но дисциплина обеспечивалась не только угрозой дисциплинарного наказания. Не менее действенной была угроза бесчестия. Светоний пишет, что Август наказывал простых солдат переводом на ячменный рацион, а центурионов - тем, что заставлял их стоять перед его палаткой, держа в руках дерновину, что также было унизительным (Suet. Div. Aug. 24). В свою очередь, Юлий Цезарь однажды публично отчитал провинившихся офицеров из числа аристократов, заявив: «Я считаю вас недостойными командовать центуриями в моей армии» (Caes. B. Afr. 54 - пер. М.М. Покровского), - а затем отправил их по домам всего с одним рабом на каждого. Но наряду с бесчестием - этим оружием, посредством которого могли быть контролируемы все ранги, в арсенале полководца существовало и такое средство, как обращение к чести воинов. «Где же их воинская выдержка, где безупречность былой дисциплины?» (Tac. Ann. I. 35 - пер. А.С. Бобовича и Я.М. Боровского), - так Тацит передает в косвенной речи слова Германика, произнесенные тем перед вышедшими из повиновения воинами.
Армия, включая сюда императора, а затем и всех остальных - офицеров-аристократов, центурионов, рядовых солдат - формировала античное сообщество со своими собственными стандартами поведения, сообщество, в котором одобрение и осуждение членов обладало огромной силой. В описании Цезаря, на битву войска выступают, напутствуемые своими сослуживцами, которые, «провожая своих
товарищей по палатке, друзей и знакомых, заклинали их оправдать их личные ожидания и надежды всех прочих» (Caes. B. Alex. 16 - пер. М.М. Покровского).
Суть членства - как высших, так и низших рангов - в этом армейском сообществе особенно наглядно во время солдатских мятежей. Эти мятежи начинались с проявления жестокости бунтовщиков (офицеры избиваются и убиваются, города подвергаются грабежу). Прекращение же волнений и восстановление дисциплины изображались античными авторами через картины солдатского плача и других экстравагантных проявлений раскаяния: солдаты сожалеют о совершенном, исходя в этом своем понимании из укоренившихся в армейском сообществе представлений о некоем кодекса чести. Командиры должны были быть в состоянии положиться на этот аспект эмоциональности своих солдат, чтобы погасить армейские беспорядки. Юлий Цезарь, как нам известно, привел свой мятежный Х-й легион к повиновению простым обращением к воинам - «граждане» (quirites), тем самым, как бы исключив тех из армейского социума (Suet. Div. Iul. 70). Германик также погасил волнения в двух легионах, отправив из лагеря под защиту галлов своих жену и ребенка. Этим демаршем он, по сути, отказывал мятежным воинам в праве именоваться римскими солдатами (Tac. Ann. I. 16-49).
Как можно ожидать, вполне возможно найти многочисленные свидетельства о наличии у солдат заинтересованности в хорошем мнении командиров, и, особенно, мнения императора. Так, 1 июля 128 г. император Адриан наблюдал маневры III-го Августова легиона в лагере Ламбезис в Северной Африке. По итогам маневров он обратился к каждому подразделению легиона с комментарием относительно того как те справились со своими задачами: «Упражнения, которые другие выполняют в течение многих дней, вы выполнили в один день. Длинную стену, какую обычно возводят солдаты, остающиеся зимовать в лагерях, вы выстроили почти в такой же срок, в какой другие строят изгородь из дерна; [между тем дерн], будучи мягким и ровным по своей природе, разрезается на равные части, легко перевозится и обрабатывается и не представляет затруднений при постройке. Вы же [строили] из больших, тяжелых и неровных камней, которые нельзя ни перевозить, ни поднести, ни разместить, не выровняв существующих между ними неровностей существующих между ними неровностей» (ILS 2487 - пер. под ред. С.Л. Утченко).
Мы знаем об этой речи, поскольку данный пассаж о действиях на маневрах отрядов и их командиров, наряду с замечаниями, сделанными по поводу других подразделений, были выбиты на базе колонны в воротах легионного лагеря. Отзыв Адриана о маневрах хорошо вписывается в картину, представляемую Дионом Кассием, который пишет об императоре: «Он упражнял воинов во всех видах боя, награждая одних и браня других, и учил их всему, что необходимо делать» (Dio LXIX. 9. 3 - пер. А.В. Махлаюка). Очевидно, что воины III-го Августова легиона указанной надписью добивались того, чтобы все знали о той оценке, которую таким образом дал им император. И это отношение к искомым похвалам вождей было всеобщим, что видно по тому, как некий солдат хвастает в своей метрической эпитафии тем, что он на глазах императора переплыл Дунай в полном вооружении (CIL III. 3676=ILS 2558).
Несомненно, под взглядом полководца солдаты сражались лучше. В решающий момент осады Иерусалима штабное окружение Тита отговорило своего военачальника от намерения покинуть безопасное место и принять участие в битве. Это было слишком важно в моральном отношении. Сражающиеся воины должны были знать, что полководец наблюдает за ними (Jos. B.J. - пер. Я.Л. Чертка - VI. 2. 5).
Солдаты, награжденные за храбрость, часто писали так много об этом на своих могильных камнях не только для того, чтобы зафиксировать свои достижения, но и потому, что лишь за немногими исключениями, награды, как правило, были вручаемы лишь императором, и обычно во время кампании, в которой император участвовал лично. Соответственно, в солдатских надгробиях регулярно упоминается верховный военный лидер - в качестве того, от кого исходит награда. Награды были ценны именно в качестве доказательства высокого мнения императора о награждавшемся [11]. Это касается также предоставлявшейся императором почетной отставки, которая тоже могла быть отмечена в надписи. Если же солдат был продвинут по должности высшим офицером, то и в этом случае на могильном камне могло быть указано имя офицера (ILS 2117, 2118). И точно так же, как города и значимые персоны делали надписи в честь своих правителей, точно так же поступали солдаты по отношению к своим командирам. Полагаем, что это было бы необъяснимой практикой, если бы не оценивалось соответствующим образом теми, в честь кого делались надписи (AE 1917/18 71-78; CIL III. 6154(=ILS 1174), 6809).
Солдатское искание высоких оценок со стороны императора и его офицеров имеет своим отражением столь же постоянное стремление командиров к поддержанию высокого мнения о них их подчиненных. Наместник Германии, потерпев неудачу убедить в частном разговоре «своего заместителя» не брать взятки, созвал своих солдат на сходку, где публично поклялся, что сам никогда не будет мздоимствовать и потребовал от этого офицера сделать то же самое, а затем сместил того, когда «заместитель» пообещать отказался (Dio LXXIII. 11. 3-4). Созванные солдаты послужили здесь неким судом чести. Очевидно, что их мнение в вопросах морального выбора было значимым даже для высших офицеров. В этом отношении армейский социум имеет общие черты с аристократическим сообществом.
Но лояльность войска могла быть поколеблена, что видно на примере солдатских волнений. Так, Вергиний Руф был провозглашен императором своими солдатами, но отказывался подчиниться их уговорам взять на себя императорскую власть. Он сохранил свое достоинство в глазах подчиненных, как сообщает Тацит, но те возненавидели Вергиния, потому что решили, что тот презирает их (Tac. Hist. II. 68). Вергиний оказался как бы вне армейского сообщества.
Офицеры и императоры должны были вновь и вновь подчеркивать свою общность со своими солдатами, демонстративно питаясь лагерной пищей, спя на земле, перебрасываясь вульгарными шутками с центурионами [12]. Такие командиры в глазах войск выглядели «своими», то есть в моральном отношении наиболее предпочтительными (Tac. Hist. II.5, V.1; Suet. Tib. XVIII.2; Plin. Pan. XIII.1-5, XV.3-5, XIX.3; Herod. II.11.2, III.6.10, IV.7.4-7, VI.8.2-3, VI.9.5; Amm. XVII.1.2.). Императоры регулярно подчеркивал это свое единство с войском - отсутствием пренебрежения, использованием такого обращение к своим войскам, как commilitones, т.е. «соратники» [13].
Как можно судить по сообщениям современников относительно награждений и прославлений, римское армейское сообщество наделяло достоинством своих членов почти таким же образом, как это было принято в среде знати. Соответственно, среди наиболее уважаемых качеств, как командиров, так и рядовых воинов, почиталась мужество и дисциплинированность. Тацит, противопоставляя легионеров наемникам, писал о последних, что «они к тому же ничего не знали ни об устройстве лагерей, ни о едином командовании; таким солдатам и победа не в славу, и бегство не в укор» (Tac. Hist. II. 12 - перевод Г.С. Кнабе). Причем, младшие военные чины также были
чувствительны к внешним признакам достоинства, выражавшимся в наградах и карьерных успехах, как и представители знати. И вполне естественно, что эти моменты биографии солдат часто указываются на их могильных камнях (ILS 2071, 2079-2087, 2116-2118). Наконец, некоторые внешние признаки аристократического происхождения как такового могли пользоваться уважением и среди солдат. Тацит изображает Германика расхаживающим по лагерю инкогнито, чтобы послушать, как солдаты отзываются о нем, и который слышит, как «один превозносит похвалами знатность своего полководца, другой - его благородную внешность, большинство -его выдержку и обходительность, постоянство характера и в важных делах, и в шутках» (Tac. Ann. II. 13 - пер. А.С. Бобовича).
Конечно, солдатское внимание к высокому происхождению их командира выглядит нарочитым, слишком патрицианским, то есть вполне может быть измышлением самого Тацита, этого представителя нобилитета. Однако авторы-аристократы были согласны во мнении, что nobilitas была важна для обеспечения лояльности войска. Действительно, в своем совете императорам, представленном в виде речи Агриппы к Августу о преимуществах принципата, Дион Кассий настаивает на том, чтобы военное командование находилось в руках подлинных аристократов. Дионов Агриппа говорит Августу: «Если же... ты... доверишь государственные дела (военные в том числе - С.Т.) людям ничтожным и случайным, то очень скоро вызовешь своим недоверием ненависть лучших людей в государстве и, кроме того, очень быстро потерпишь неудачи в своих важнейших начинаниях. Разве может человек невежественный и низкородный совершить какое-либо достойное деяние? Разве станут наши враги принимать его всерьез? Разве станут ему повиноваться союзники? Разве сами воины не сочтут ниже своего достоинства быть в подчинении у такого человека?» (Dio LII 8. 6-7 - пер. А.В. Махлаюка).
И сами солдаты своими поступками подтверждают это суждение: когда вольноотпущенник Клавдия Нарцисс поднялся на трибунал, чтобы убедить заупрямившееся войско погрузиться на корабли для отправки в Британию, то его речь перекрыли выкрики насмешников: «Io saturnalia!» Войска не собирались слушать вольноотпущенника, достойного, по их мнению, что-либо им говорить лишь на празднике ритуального уравнивания рабов со свободными, то есть на Сатурналиях.
Для римских солдат было важно, чтобы ими командовали персоны соответствующего ранга - «римляне считали, что лишь привилегированные люди высокого происхождения достойны быть верховными командующими» [14]. В идеале это должен был быть сам император или хотя бы член императорской семьи. Как пишет К. Крист: «армия чувствовала себя обязанной не только самому принцепсу, но и его родственникам» [15]. Впрочем, по крайней мере некоторые члены императорских фамилий были действительно выдающимися военачальниками. Ярким примером здесь является Тиберий - «из десяти триумфов восемь он заслужил, будучи подданным, а не правителем», - замечает Ю.Д. Борисов [16].
И напротив, существовала вероятность подвергнуться непочтительности со стороны солдат тому из аристократов, который явно не соответствовал представлению воинов о полководце. Тацит, например, описывает войско Верхней Германии (68 г.): «Верхние германские легионы презирали своего легата Гордеония Флакка за телесную немощь, вызванную старостью и подагрой, за слабый и нерешительный характер» (Tac. Hist. I. 9 - перевод Г.С. Кнабе). Приводит Тацит и пример командирской жадности как причины презрения со стороны солдат: «В Британии командовал Требеллий Максим; войска презирали и ненавидели его за
скаредность и подлость» (Tac. Hist. I. 60 - перевод Г.С. Кнабе). Над Александром Севером, в свою очередь, «насмехались воины за то, что им управляет мать и все дела устраиваются по воле и замыслам женщины, сам же он малодушен и лишен мужества в ратных делах» (Herod. VI. 8. 3 - перевод Ю.К. Поплинского). Известно также, что причиной презрения солдат по отношению к Макрину была изнеженность и бездеятельность этого неудавшегося императора (Herod. V. 2. 4-5).
Солдаты ожидали, что их «соратники», коими они считали своих командиров вплоть до императора, будут играть соответствующую роль. Интересно, что солдатскому кодексу чести, судя по всему, не слишком противоречили некоторые эксцентричные поступки отдельных императоров - участие тех в гонках колесниц, сражениях на арене или даже в соревнованиях певцов. Солдаты, кажется, не тревожились по поводу этих аспектов поведения Нерона, Коммода или Каракалы. Правила состояли в другом - пагубными считались изнеженность и слабость. Особенно последнее. Как писал Дион Кассий об Элагабале: «Лже-Антонин вызывал у воинов презрение и был ими убит. Ибо, если люди, в особенности вооруженные, привыкают с пренебрежением относиться к правителям, они уже не знают меры в том, чтобы потакать своим желаниям, держат наготове оружие против того, кто предоставил им такую возможность» (Dio LXXX 17. 1 - перевод К.В. Маркова).
Таким образом, римский армейский социум предполагал определенное моральное единство полководца и его войска. В этих условиях ценностные ориентиры аристократии становились частью коллективного мировоззрения солдат, основой для выбора ими поведенческих стратегий. Вероятно, именно этим аристократизмом армейской действительности, а также тем, что военная служба играла роль социального лифта, обеспечивавшего приобщение неаристократа к сообществу избранных, и следует объяснять притягательность солдатской службы для основной массы гражданства в эпоху Принципата. Искание высокого социального статуса, который, в силу консерватизма римского мировоззрения, продолжал ассоциироваться с бескорыстным служением Государству, здесь играло едва ли не большую роль, чем стремление к ожидавшемуся по итогам многолетней службы материальному вознаграждению за перенесенные тяготы и лишения. Во всяком случае, как показывают приведенные эпиграфические данные, память о своем жизненном пути солдаты-ветераны, подобно представителям нобилитета, предпочитали оставлять в виде перечня морально значимых достижений - наград, почестей, этапов карьерного роста.
Литература и источники
1. Махлаюк А.В. Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность. - СПб.: СПбГУ, 2006. - С.274.
2. Lendon J.E. Empire of Honour. The Art of Government in the Roman World. - Oxford: Clarendan Press, 1997. - P.10.
3. Ле БоэкЯ. Римская армия Ранней Империи / Пер. с франц. - М.: РОССПЭН, 2001. - С.304.
4. MacMullen R. Soldier and Civilien in the Later Roman Empire. - Cambridge (Mass.), 1963. -P.49-76.
5. Абрамзон М.Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи. - М.: РАН, 1995. - С.102.
6. Phang S.E. Roman Military Service. Ideologies of Discipline in the Late Republic and Early Principate. - Cambridge: Cambridge University Press, 2008. - Р.283.
7. Barton C.A. Roman Honor. The Fire in the Bones. - Berkeley - Los Angeles-London: University of California Press, 2001. - Р.2.
8. УотсонД. Римский воин / Пер. с англ. - М.: Центрполинраф, 2010. - С.136.
9. Парфенов В.Н. Император Цезарь Август: Армия. Война. Политика. - СПб.: Алетейя, 2001. - С.209.
10. Campbell, J.B. The Emperor and the Roman Army: 31 ВС - AD 235 / J.B. Campbell. - Oxford: Clarendon Press, 1984. - XIX, 468 p. - Р.303-314.
11. Ibid. - Р.199-202.
12. MacMullenR. The Legion as a Society //Historia. - 1984. - Bd. ХХХШ. - H.4. - Р.451-455.
13.MacMullenR. The Legion as a Society... - Р.444; Campbell J.B. Op. cit - Р.32-39.
14. Голдсуорти А. Во имя Рима: Люди, которые создали империю / Пер. с англ. - М.: АСТ, Транзиткнига, 2006. - С.11.
15. Крист К. История времен римских императоров от Августа до Константина / Пер с немецк.: в 2 т. Т.1. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1997. - С.567.
16. Борисов Ю.Д. Тиберий Клавдий Нерон: Путь к власти. - М.: Изд. МГПУ, 2001. - С.13.
Перечень принятых обозначений и сокращений
AE - L'Année épigraphique
CIL - Corpus Inscriptionum Latinarum
ILS - Inscriptiones Latinae Selectae
ТЕЛЕПЕНЬ СЕРГЕЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и методики преподавания истории Мозырского государственного педагогического университета им. И.П. Шамякина. Республика Беларусь, Мозырь (telepen_serg@mail.ru)
TELEPEN, SERGEY V. - Ph.D. in History, Associate Professor of the history and a technique of teaching of history of Mozyrsky state pedagogical university. Republic of Belarus, Моzyr (telepen_serg@mail.ru)
УДК 94(479.24)«1696/1721»
МАМЕДОВА ГЕХАР ШИРВАН В СФЕРЕ ИНТЕРЕСОВ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В НАЧАЛЕ XVIII В.: ПОДГОТОВКА К «ШАМАХИНСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ» 1721 ГОДА
Ключевые слова: Ширван, Российская империя, Сефевидское государство, экспедиции, консулы.
Кризис, охвативший в начале XVIII века Сефевидское государство, вызвал активизацию внешней политики Российского государства на Востоке, в регионе Каспийского моря, и в частности, в прибрежной части Ширвана. Для исследования берегов Каспийского моря, а так же социально-экономического и военно-политического состояния его областей российский император Петр I снарядил ряд экспедиций и посольств. Собранные сведения позволили российскому командованию осуществить Каспийский поход или «Шамахинскую экспедицию» 1721 года.
MAMMADOVA, ОЕНАЯ SHIRVAN IN THE SPHERE OF INTERESTS OF THE RUSSIAN EMPIRE AT THE BEGINNING OF THE XVIII CENTURY: PREPARATION FOR "SHAMAKHY EXPEDITION" IN 1721
Keywords: Shirvan, Russian Empire, Safavi state, the expeditions, the consuls.
The crisis that engulfed the Safavi state at the beginning of the XVIII century, sparked activation of the foreign policy of the Russian state in the East, in the region of Caspian Sea and in particular, in the coastal area of Shirvan. To research of the Caspian Sea shores, and socio-economic and
