CC BY
36
К ВОПРОСУ О МЕЖТЕКСТОВОМ ВЗАИМОДЕЙСТВИИ :
ЯВЛЕНИЕ ВЗАИМОПРОНИКНОВЕНИЯ ТЕКСТОВ
(на материале произведений У. Эко)
К.Е. Гайер
Ключевые слова: взаимопроникновение текстов, взаимодействие текстов, интерпретант, Умберто Эко.
Keywords: interpenetration of texts, textual interaction, interpretant, Umberto Eco.
В современной науке существует множество подходов к исследованию текста, основанных на признании его коммуникативной природы и рассматривающих его в рамках известной триады «говорящий-текст-слушающий» («автор-текст-читатель» и др.). Именно коммуникативная природа текста определяет динамичность межтекстового взаимодействия, которая ведет к образованию различных типов межтекстовых отношений, влияющих на его восприятие и понимание. В данной статье мы обратимся к отношениям взаимопроникновения текстов, которые возникают между разножанровыми произведениями одного автора - итальянского семиолога и романиста Умберто Эко.
Явление взаимопроникновения текстов рассматривается нами как процесс организации смыслов данных текстов, основанный на наличии между ними интертекстуальных отношений. При этом интертекстуальность понимается как «способ кодирования смысла с помощью «чужого слова», то есть фрагмента прецедентного текста, который интегрируется в рецептирующий текст, вступая с ним в новые семантические отношения и порождая новый смысл» [Кремнева, 2010, с. 14]. Кроме того, по мнению Н.С. Олизько, «интертекстуальность, предполагающая межтек-стовую взаимосвязь, на определенном этапе становится семиотическим кодом» [Олизько, 2009, с. 8], что позволяет рассматривать взаимодействующие тексты в рамках семиосферы (семиотическом пространстве культуры), являющейся средой их функционирования. Следует уточнить, что возникновение явления взаимопроникновения возможно только в том случае, когда между текстами, которые в один и тот же промежуток времени присутствуют в семиотическом пространстве культуры и участвуют в процессах семиозиса (производства знаков), устанавлива-
ются интертекстуальные отношения с образованием двунаправленной связи (не только от претекста к интертексту, но и от интертекста к пре-тексту). Появление двунаправленной связи обусловлено образованием общего смыслового пространства между взаимодействующими текстами, динамично развивающегося и постоянно меняющегося, так как во время взаимопроникновения процесс семиозиса не останавливается, и продуцирование новых знаков, (а отсюда и новых смыслов), продолжается.
Взаимопроникновение текстов возможно только при активности сознания воспринимающего эти тексты индивидуума, так как оно дает импульс, необходимый для запуска процесса продуцирования смыслов (подобный импульсу, который приводит к «взрыву смыслов» и который был описан Ю.М. Лотманом [Лотман, 2000]). Основными признаками текстового взаимопроникновения, позволяющими выделить совокупность взаимодействующих текстов, (помимо наличия между текстами интертекстуальных отношений), являются тематическая общность взаимодействующих текстов и наличие тождественных смысловых структур, актуализирующих всю совокупность взаимопроникающих текстов в целом. Среди таких смысловых структур особое место занимает интерпре-тант, который становится основой для установления отношений взаимопроникновения между текстами.
Понятие «интерпретант» (или «интерпретанта»), разработкой которого занимался Ч. Пирс, разными исследователями трактуется по-разному (см. статьи Е.С. Кубряковой [Кубрякова, 1993], М.В. Никитина [Никитин, 1997]). В данной статье мы опираемся на то понимание интерпретанта, которое представлено в работах М. Риффатера и У. Эко. По мнению М. Риффатера, «интертекстуальность не функционирует и, следовательно, не получает текстуальности, если чтение от Т [текста] к Т' [интертексту] не проходит через И [интерпретанту], если интерпретация текста через интертекст не является функцией интерпретанты» (цит. по: [Фатеева, 1997, с. 15]), тем самым, М. Риффатер указывает на срединное положение интерпретанта, понимаемого как текст-посредник, возникающий в сознании интерпретатора. Интерпретант является не только текстом-посредником, но и «функцией», которая объясняет, как следует понимать интерпретируемый текст (по У. Эко: «приобрести привычку действовать согласно предписанию, исходящему от данного знака» [Эко, 2007, с. 326]). Функционально-процессуальное понимание интерпретанта отражено и в прагматической концепции семиозиса Ч. Морриса (см.: [Моррис, 1982, с. 37-89]).
Две стороны интерпретанта (процессуальная и результативная) дают возможность для культурно-обусловленного анализа содержания текста-знака благодаря установлению отношений с другими текстами-знаками и их взаимными корреляциями. У. Эко называет этот процесс, вслед за Ч. Пирсом, «неограниченным семиозисом» (бесконечным производством знаков посредством перехода от знака к его интерпретанту, который также является знаком, имеющим свой интерпретант и т.д.). Процесс семиозиса протекает не произвольно, а зависит от контекста (в широком смысле) и индивидуальных особенностей интерпретатора. У. Эко пишет об этом следующим образом: «Semeiosis is potentially unlimited, but our cognitive purpose organizes, frames, and reduces such an undetermined and infinite series of possibilities. In the course of a semeiosic process we want to know only what is relevant according to a given universe of discourse» [Eco, 1995, p. 210]. (Семиозис потенциально безграничен, но наша когнитивное намерение организует, придает форму и уменьшает эту неопределенную и бесконечную серию возможностей. В ходе процесса семиозиса мы хотим знать лишь то, что значимо в рамках данной нам сферы дискурса. - Перевод наш. - К.Г.). Учет результатов процесса семиозиса, по мнению У. Эко, ведет к «росту общего смысла первого представления, к сумме определений с того самого момента, когда каждый новый интерпретант начинает толковать предыдущий с других оснований, и в конце концов мы узнаем больше как об источнике цепочки [интерпретантов], так и о ней самой» (перевод наш. - К.Г.). - «There is a sort of growth of the global meaning of the first representation, a sum of determinations, since every new interpretant explains on a different ground the object of the previous one and at the end one knows more about the origin of the chain as well as about the chain itself» [Eco, 1995, p. 212]. «Неограниченный семиозис» характеризует, прежде всего, процессуальную сторону интерпретанта, тогда как его результативной стороной будет являться появление некой привычки действовать / реагировать на него определенным образом. У. Эко пишет: «Понимать знак как правило, (которое объясняется посредством ряда интерпретантов данного знака), - это значит приобрести привычку действовать согласно предписанию, исходящему от данного знака» [Эко, 2007, с. 326]. Тем самым, именно анализ интерпретантов текста становится средством для его понимания и интерпретирования.
Явление взаимопроникновения текстов может быть показано на примере следующего фрагмента совокупности научных и художественных текстов Умберто Эко, связанной с проблемой онтологизации структуры. Проблеме структурализма, понимаемого как онтология, посвяще-
на одна из ранних теоретико-философских работ Эко - «Отсутствующая структура» (1968-1971) [Эко, 2006]. Именно в ней У. Эко указывает на основные заблуждения структурализма, стремящегося утвердить себя не только в виде метода исследования, но и в виде его предмета («структура существует лишь в качестве методологической предпосылки - в этом смысле она и есть “отсутствующая структура”, оперативная модель, но ни в коем случае не реально существующий объект анализа» [Эко, 2006, с. 292]). Разработка моделей структур в семиотическом исследовании является необходимым методическим приемом (данные модели в процесс исследования уточняются и углубляются), но ставить углубление, уточнение этих моделей или же поиск структуры конечной целью исследования - означает делать структурный принцип онтологическим. По этому поводу У. Эко замечает: «Ошибка онтологизации структуры заключается не в том, что разрабатываются константные модели, которые позже уточняются и углубляются, что в свою очередь может поставить под сомнение сами константы. Ошибка в том, что пресловутые константы полагаются единственным предметом и последней целью исследования, его конечным, а не отправным пунктом. Располагать гипотезой того же самого, чтобы подступиться к тщательному изучению различного, это не означает онтологизировать структуру. Онтологизировать структуру - это значит, опустошая запасники различного, всегда, везде и с полной убежденностью в своей правоте открывать то же самое» (курсив автора) [Эко, 2006, с. 487].
Открытие «того же самого» в «различном», происходит, по мнению У. Эко, при рассмотрении произведений искусства с позиций психоанализа Ж. Лакана. Основным тезисом, выдвигаемым данным направлением, является следующий - «язык, на котором не мы говорим, но который проговаривает нами» [Эко, 2006, с. 428]. Анализируя психоанализ Лакана, (выросший из философии М. Хайдеггера), с позиций семиотики, У. Эко выясняет, что система рассуждений ученого строится на изначальном признании Отсутствия как основной константой любого исследования, так и его конечным пунктом. Например, при последовательном применении психоаналитического метода Лакана, выявляющего общие структуры детерминации субъекта, «всякое научное исследование, если оно проведено достаточно строго, должно независимо от разнообразия исследуемого материала выдавать один и тот же результат, сводя всякий дискурс к речи Другого. <.. .> В итоге всякое исследование будет считаться истинным и плодотворным в той мере, в какой оно нам сообщит то, что мы уже знали. Самое поразительное открытие, которое мы совершим, структуралистски прочитав “Царя Эдипа”, будет заклю-
чаться в том, что у царя Эдипа эдипов комплекс» [Эко, 2006, с. 427]. При этом само литературное произведение превратится в данном случае в «Зияние, генерирующее смыслы, как Отсутствие, как Вихревая Воронка, как полость, о которой мы догадываемся только по излучаемым ею смыслам, сама же она никаким смыслом не может быть заполнена» [Эко, 2006, с. 428], а значит, его интерпретация становится возможной только в том случае, если мы примем это Отсутствие и утвердимся в невозможности понять его перед лицом Другого, конституирующего наш дискурс. Онтологичность структурализма Лакана заключается, по мнению У. Эко, в том, что, проводя анализ цепи означающих, Лакан формулирует бинарную оппозицию «присутствия и отсутствия Другого» с условием априорного наличия Отсутствия («Не-бытие - это не провал между двумя членами оппозиции, оно - источник всех возможных оппозиций» [Эко, 2006, с. 434]), а это исключает любую возможность нахождения структуры и разрушает саму методику исследования. Мало того, сам субъект (будь то писатель, исследователь или критик) в такой онтологии (и это уже цитата из самого Лакана) «открывает собственную бытийную недостаточность. <...> Зияния в цепи означающих удостоверяют, что структура субъекта прерывна. Именно “смысловые дыры” есть то, что предопределяет его дискурс. На то, что важно, указывает вовсе не оппо-зициональное сопряжение, но просвечивающее в глубине отсутствие» (цит. по: [Эко, 2006, с. 435]).
Вышеприведенные рассуждения из «Отсутствующей структуры» являются частью совокупности взаимопроникающих текстов, тематической общностью которой является «критика онтологического структурализма», а интерпретантами выступают «отсутствие», «недостаточность субъекта», «смысловая пустота», понимаемы в лакановском смысле.
Фрагменты художественного текста, входящего в рассматриваемую совокупность текстов, относятся к той части романа «Маятник Фуко» [Эко, 2005], в которой дается описание психологических переживаний Бельбо, одного из главных героев, сочинившего план по захвату мира и погибшего от рук людей, которые поверили в истинность фальшивого текста. Описание переживаний Бельбо дается от третьего лица -повествователя, который по сюжету романа находит записки героя после его смерти и рассказывает о них. В данном эпизоде речь идет об одном из главных моментов в жизни героя, который тот пережил в детстве: после победы партизан над фашистами в Италии ему выпала честь играть на трубе во время торжественной службы прощания с погибшими.
Но нет, Бельбо не захотел унижаться, он предпочел умереть. Не то чтобы он не хотел унижаться перед перевесом силы. Ему претило
унижение перед отсутствием смысла. А это означает, что он каким-то образом знал, что при всей хрупкости естества, при том, что бесконечно и бесцельно наше исследование мира, некоторые вещи имеют больше смысла, чем другие [Эко, 2005, с. 738].
Наваждение Маятника, которое преследовало Якопо Бельбо в течение всей его взрослой жизни, было - как утерянный во сне адрес -отображением того другого момента, закрепившегося было в сознании и потом вытесненного, в котором он действительно прикоснулся к потолочному своду мира <...> [Эко, 2005, с. 751].
Якопо Бельбо не понял тогда, что его миг был ему даден, и его должно было хватить на всю оставшуюся жизнь. Он его не опознал и провел остаток своих дней в поисках иного, пока не погубил себя. А может быть, он что-то и подозревал, иначе не возвращался бы так часто к теме трубы. Но труба ему помнилась в виде утраты, а между тем на самом деле она некогда была ему дана [Эко, 2005, с. 751-752].
Неполнота и недостаточность субъекта, упустившего момент истины и чувствующего, что он ее упустил (первый и второй фрагменты), с одной стороны, и отсутствие смысла, которое характерно для деятельности героя по созданию плана (первый фрагмент), - с другой, позволяет читателю актуализировать весь комплекс смыслов, связанных с интер-претантами «отсутствия», «недостаточность субъекта», «смысловой пустоты». Действительно, во время создания персонажами Плана по захвату мира переосмысление романной действительности идет в соответствие с лакановским методом обнаружения все более и более глубинных структур явлений, которые оказываются бессмысленными с точки зрения окружающей действительности, но значимы для отыскания неких тайный смыслов. Сам План, создаваемый сначала как игра из тех обрывков дискурсов других персонажей, которые случайно встречаются главному герою в ходе развития романного действия, конструируется по правилам «онтологического структурализма», когда в различных фактах и явлениях видится одинаковая структура, которая в итоге мыслится как единственно возможная и истинная (второй и третий отрывки). В данном случае, исходя из концепции Ж. Лакана, мы видим в романе персонифицированную идею того, как дискурс, конструирующий субъекта, предопределяет дальнейшее движение сюжета - придуманный Бельбо План начинает воплощаться в романную действительность (находятся персонажи, которые верят в истинность Плана, а все происходящие в романе события подтверждают его реальность).
Представленная выше семиотическая интерпретация одного из финальных эпизодов романа построена на использовании интерпретантов,
выделяемых как в научном, так и в художественном тексте. Выделение интерпретантов в рамках совокупности взаимопроникающих текстов позволяет найти те дополнительные смыслы, которые оказывают влияние на конечный результат понимания текстов читателем и позволяют построить адекватную читательскую стратегию восприятия текстов.
Литература
Кремнева А.В. Интертекстуальность как предмет изучения литературоведения и лингвистики : интегративный подход // Филология и человек. 2010. N° 1.
Кубрякова Е.С. Возвращаясь к определению знака // Вопросы языкознания. 1993.
№ 4.
Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000.
Моррис Ч.У. Основания теории знаков // Семиотика ; под ред. Ю.С. Степанова. М., 1982.
Никитин М.В. Предел семиотики // Вопросы языкознания. 1997. № 1.
Олизько Н.С. Семиотико-синергетическая интерпретация особенностей реализации категорий интертекстуальности и интердискурсивности в постмодернистском художественном дискурсе : автореф. дис. ... д-ра фил. наук. Челябинск, 2009.
Фатеева Н.А. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе // Известия АН. Сер. Литературы и языки. 1997. Т. 56. № 5.
Эко У. Маятник Фуко. СПб., 2005.
Эко У. Отсутствующая структура : введение в семиологию. СПб., 200б.
Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. СПб., 2007.
Eco U. Unlimited Semeiosis and Drift : Pragmaticism vs. «Pragmatism» // Peirce and Contemporary Thought : Philosophical Inquiries. Fordham University Press, 1995.
