CC BY
7Фомина Зинаида Васильевна, доктор философских наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин и физической культуры Саратовской государственной консерватории имени Л. В. Собинова
Fomina Zinaida Vasiljevna, Dr. Sci. (Philosophy), Professor of the Chair of the humanities and physical education Saratov State Conservatoire named after L. V. Sobinov
E-mail: [email protected]
К ВОПРОСУ О МЕТОДАХ ПОСТИЖЕНИЯ ИСКУССТВА
В статье развивается мысль о необходимости расширения методологического пространства искусствоведения за счёт включения в процедуры исследования новых подходов, ориентирующихся на ценностно-смысловое постижение художественных феноменов. Основанием служит начавшееся в ХХ веке изменение мировоззренческих установок, связанное с пересмотром места и роли духовных начал в структуре Бытия, статуса человека как субъекта познания и включением иррациональных компонентов в структуру теоретического исследования. Аргументация сформулированных в статье постулатов опирается на высказывания выдающихся представителей постклассической науки, свидетельствующие о методологических сдвигах в исследовании объектов квантовой физики, а также на учёт специфики гуманитарного познания. Существенным методологическим основанием выступают в работе феноменология А. Ф. Лосева и переосмысление статуса произведения искусства в познании Бытия, представленное в работах М. Хайдеггера и Х.-Г. Гадамера. Акцентируется характерная для гуманитарного познания специфика понимания как процесса приобщения к смыслам, смыслопорождения, сверхзадача и конечная цель которого — самопознание, самоопределение и самоконструирование. На этом основании делается вывод о неизбежной антропосообразности гуманитарного познания, о требовании адекватности его методологического инструментария специфике объекта, о допустимости включения иррациональных, эмоционально-оценочных компонентов в структуру искусствоведческого исследования. С этих позиций рассматривается предложенный В. Медушевским метод «духовно-нравственного анализа музыки», даётся его критическая оценка, выявляется эвристический потенциал, анализируется связь с концептом «новое средневековье».
Ключевые слова: методология искусствознания, методологический сдвиг, ценностно-смысловое освоение искусства, понимание как экзистенциальное событие.
^ THE QUESTION OF ART COMPREHENSION METHODS
The article develops the idea of the art methodology expansion to inclusion of new approaches studying procedures that would focus on value-semantic comprehension of artistic phenomena. Preconditions of such necessity appeared in the twentieth century and were caused by changing attitudes to the place and role of spiritual principles in the structure of Existence, the status of the person as a subject of knowledge and inclusion of irrational elements to the structure of theoretical studies. Postulates set forth in article are based on the statements of prominent representatives of post-classical science, who pointed to methodological developments in quantum physics, and also on account of the specifics of humanitarian cognition. Significant methodological grounds are found in A. F. Losev's work on phenomenology and revision of a work of art status in the cognition of Existence, presented in works of M. Heidegger and H.-G. Gadamer. The author pays special attention to specifically humanitarian viewing of cognition as a process of access to meanings the final goal of which is selfcomprehension and selfconstruction. On this basis, the author comes to the conclusion that anthropomorphic nature of humanitarian cognition requires adequate methodological tools corresponding to the specifics of its object, and that it is possible to include irrational and emotional component in the structure of the art research. From these positions the author considers the method of «moral and spiritual analysis of music», offered by V. Medushevsky, gives its critical evaluation, reveals its heuristic potential, and analyzes its connection with the concept of «new Middle Ages».
Key words: the methodology of the theory of art, the methodological shift, value-semantic comprehension of art, understanding as an existential event
Искусство, на протяжении всей истории человечества занимающее важную — экзистенциально значимую — её часть и потому в той или иной степени знакомое каждому, тем не менее, представляет собой наиболее сложный среди всех феноменов культуры объект для понимания и, тем более, теоретического познания. Поиск и выработка неких универсальных стандартов исследования произведений искусства, которые обеспечили бы однозначность и бесспорность их интерпретации — задача невыполнимая: в процессе исторического развития меняются как формы художественной репрезентации, так и способы их постижения. При этом нельзя упускать из виду и то обстоятельство, что методы теоретического иссле-
дования, обусловленные исторически конкретной научной парадигмой, не только предполагают соответствие объекту и предмету познания, но, явно или неявно, фундированы ценностно-смысловыми установками, внутренней направленностью субъекта познания. Поэтому даже в условиях господства одной парадигмы возможны разные (и даже противоположные) подходы к пониманию и оценке произведений искусства.
Именно такая ситуация сложилась в современном искусствознании, в исследовательском поле которого монологизм устоявшихся общепринятых методов рационально-логического анализа потеснён всё более заметным появлением и применением иных
____ ВОПРОСЫ ИСКУССТВОЗНАНИЯ 2018 №1
способов постижения художественных феноменов, включающих иррациональные составляющие. Такой методологический поворот не может не вызывать у представителей традиционно мыслящего научного сообщества вопросов, критических оценок и даже резких возражений — и потому требует серьезного обсуждения и анализа. Возможно ли, точнее — адекватно ли постижение феноменов искусства средствами строгого рационально-логического мышления? И, соответственно, правомерно ли введение в их научно-теоретическое исследование внерациональных компонентов? Принятие последнего предполагает выход за рамки классической научной парадигмы и, в известной мере, даже своеобразное возвращение к средневековым («донаучным») установкам познавательной деятельности. Реакционность такой позиции — очевидная на первый взгляд, — тем не менее, не бесспорна.
В целях достижения наибольшей ясности и конкретности излагаемой в данной статье гипотезы предметное поле исследования будет ограничено областью музыкознания. В частности, речь пойдёт о целесообразности и правомерности разработанной В. В. Медушевским методологии духовно-нравственного анализа музыки, вызвавшей в научных кругах дискуссию, в том числе активное неприятие, связанное в немалой степени с отчетливой религиозной (христианско-православной) направленностью автора.
Допустимо ли включение иррациональных компонентов в методологию научно-теоретического познания? Ответ на поставленный вопрос нельзя получить, рассуждая лишь с позиций чистой методологии, он предполагает обращение к более широкому социокультурному контексту. Прежде всего, следует вспомнить периодичность смены культурных эпох1 в аспекте преобладания в них рациональных и вне-рациональных оснований. Не упуская из виду условность всякой схемы, отметим волнообразность чередования умозрительно-рациональной античности, мистического средневековья, научно-ориентированного рационализма Нового времени и современной постклассической культуры, всё более «впускающей» в своё духовное (познавательное и творческое) пространство элементы иррационального. Подобная цикличность характерна и для развития искусства (достаточно вспомнить характер смены художественных стилей).
Как известно, начало процесса реабилитации иррационального относится к середине XIX века и связано с именами А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, Ф. Ницше, А. Бергсона и других философов, взгляды которых ознаменовали переход к неклассической философии и, вслед за этим, к неклассической культуре. Позиция этих авторов обусловлена осознанием антропологического кризиса и «поворотом к человеку», живую це-
лостность которого невозможно было понять лишь с позиций чистого, абстрактного рационализма, ярким выражением которого была господствовавшая в умах того времени философия Г. Гегеля. Однако окончательный переход к неклассическому мышлению, обоснование правомерности выдвинутых философами идей обязано процессам, протекающим в «строгой» науке, прежде всего, в одной из ее фундаментальных областей — физике. Появление новых направлений, связанных с исследованием микромира, принципиально изменило представления о характере и границах научного познания. Показательно высказывание одного из создателей квантовой физики В. Гейзенбер-га: «С историческим развитием меняется и структура человеческого мышления. Науки идут вперед не только потому, что нам становятся известны и понятны новые факты, но и потому, что мы всё время заново учимся тому, что может означать "понимание" (курсив мой. — З. Ф.)» [4, с. 246].
В аспекте рассматриваемой в данной статье проблемы представляет интерес, прежде всего, утверждение учёных о субъектности2 познания, признание невозможности элиминации познающего субъекта (исследователя) из результатов научного познания. «В атомной физике, — пишет американский физик Ф. Капра, — ученый не может играть роль стороннего наблюдателя, он обречён быть частью наблюдаемого им мира до такой степени, что он сам воздействует на свойства наблюдаемых объектов» [6, с. 119]. Еще более удивительным и неприемлемым для традиционного сознания является утверждение Ф. Капры о невозможности адекватно выразить реальность микромира в терминах рациональной науки: «Подобно мистикам, физики теперь имели дело с нечувственно воспринимаемой реальностью и, подобно мистикам, сталкивались с парадоксами этой реальности. Поэтому модели и образы современной физики стали родственны моделям и образам восточной философии» [6, с. 45].
В сообществе ученых всё настойчивее формируется убеждение в ошибочности декартовского противопоставления материи и сознания [см., напр.: 18, с. 9]; современные физики говорят о включённости духовного в структуру универсума [2, с. 12]. Всё это даёт основания думать, что духовные, в том числе иррациональные, составляющие человеческого познания не являются неким побочным, искажающим его фактором, но, напротив, выражают его сущностную специфику, подтверждая ставшее в ХХ веке очевидным обстоятельство, что мы живём в человеческом мире и смотрим на мир человеческими глазами. Уместно вспомнить высказывание А. Камю: «Не знаю, есть ли у этого мира превосходящий его смысл. Знаю только, что он мне неизвестен, что в данный момент он для меня непостижим. Что может значить для меня значение, лежащее за пределами моего удела? Я спо-
1 Речь идет только о процессах, протекающих в культурном пространстве Западной цивилизации.
2 Не путать с субъективностью.
ВЕСТНИК САРАТОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ
собен к пониманию только в человеческих терминах» [5, с. 258]. Это означает невозможность абсолютно отстранённого, объективного (полностью независимого от субъекта познания) взгляда на мир. Изложенные соображения, выказанные представителями фундаментальной науки по отношению к познанию физического универсума, тем более применимы к объектам гуманитарного познания, представляющим собой объективации человеческой субъективности, или, говоря словами М. Бахтина, «мысли о мыслях, переживания переживаний, слова о словах, тексты о текстах».
Переходя непосредственно к искусствоведению и постулируя неизбежность включения эмоционально-оценочных и ценностно-ориентированных интенций в результаты познания, зададимся ключевым вопросом: что является предметом и целью искусствоведческого исследования? Что мы хотим узнать, обращаясь к анализу художественного произведения? Прежде всего, отметим, что, в соответствии со спецификой искусства, его символической сущностью, особое значение для понимания художественных творений имеет форма произведения, которая носит здесь не случайный, произвольный характер, а непосредственно, органично связана с содержанием выражаемого. На это обращал внимание А. Ф. Лосев. Настаивая на том, что в искусстве совершается некое религиозное действо — «преобразование косной материи в истинную форму красоты», — он подчёркивал: «Ничто так не важно для искусства, как именно эта материя» [9, с. 300], имея в виду реальную, чувственно воспринимаемую форму произведения.
Однако форма произведения, обнаруживаемая в ходе, к примеру, музыковедческого анализа, не может считаться самоцелью искусствоведческого исследования. Всякий художественный акт представляет собой некий посыл, обращение, несущее смысл, который и определяет назначение произведения. Постижение этого смысла является основной, фундаментальной целью искусствоведа — это обусловлено спецификой гуманитарного познания, которое, в отличие от «строгих» естественных наук, представляет собой не столько процесс получения готового, однозначного знания, сколько процесс приобщения к смыслам. Художественное произведение — это способ трансляции неких над-утилитарных смыслов: говоря словами М. Хайдеггера, «голос Бытия». В искусстве «совершается истина», утверждает создатель фундаментальной онтологии, имея в виду, что самораскрытие истины Бытия осуществляется не в отвлечённом научном познании, а в человеческом вопрошании о смысле бытия, ибо «человек — просвет Бытия» [15, с. 91, 93,102, 107]. Развивая этот подход, основатель экзистенциально-герменевтической парадигмы Г. Гадамер трактует понимание гуманитарных феноменов, в том числе искусства, не как простой познавательный акт, а как экзистенциальное событие человеческой жизни [3, с. 39-40]. Понимание здесь выступает одновременно и как процесс самоосмысления индивида, условие
обретения им опыта (интериоризации смысла), и предпосылка его самопревосхождения.
В произведении искусства таинственным и чудесным образом опредмечиваются надежды, чаяния и смыслы человеческого бытия, принимая живую, непосредственную, чувственную данность, целостную глубинную суть которой невозможно постичь путем «рационалистического рассечения» (Вл. Соловьёв), строгого, математически и понятийно выверенного анализа. «Даже "развинтив" механизм произведения до мельчайших винтиков и колёсиков, мы ни на йоту не приблизимся к его "истине"; последняя существует на уровне бытия, а не на уровне произведения и лишь овеществляется, объективируется в нём», — замечал в этой связи авторитетный российский литературовед Г. К. Косиков [7, с. 30]. Поэтому искомые смыслы не могут обнаружиться в ходе одного только «грамматического» анализа текста — их постижение и «извлечение» требует включения всей совокупности душевных сил исследователя, поскольку, как справедливо отмечает В. В. Медушевский, состояние анализирующего не должно быть принципиально иным, нежели у композитора или исполнителя.
В своих работах В. В. Медушевский настаивает на том, что целью музыковедческого анализа является не содержание музыки, но ее духовный смысл — озарение души. Но именно этого недостаёт, по его мнению, современному музыкознанию: «Взглянем же на музыковедение как условие предпонимания музыки и основание музыкальной культуры. Вот так диспропорция: мириады теорий несущественного, а о главном — молчок! В чем суть серьезного, высокого искусства, ради которого существуют училища, консерватории, система массового музыкального воспитания?» [10]. Пытаясь возместить существующий пробел, музыковед разрабатывает новую методологию, в которой анализ предстаёт как «форма движения мысли, направленной не к частям (они очевидны), а от частей: воскрыление духа от видимого к сокровенному — от наблюдаемых частностей к смыслу, к идее, которая их вызвала к жизни» [11, с. 15]. Комментируя свой подход, исследователь поясняет: «Так — духовно-заинтересованно — поставленные вопросы побуждают искать неведомо-прекрасное уже не мертвым невидящим взглядом, что логически и невозможно из-за нарушения главного требования познания: соответствии метода предмету, но адекватно — пламенеющим сердцем. По-новому выстраивают они и теорию (а также историю) музыки как условие ее предпонимания. Все общие понятия и категории раскрываются действием этих вопросов в ином виде, врастая в великую традицию человечества» [10].
В контексте мировоззренческого (антропологического) сдвига в культуре ХХ-ХХ1 веков и отмеченных выше изменений в фундаментальной науке предлагаемый В. В. Медушевским подход заслуживает внимания, не исключающего, в том числе, и критического осмысления. Нельзя не упомянуть, что его неприятие
в немалой степени связано с отчётливо декларируемой автором религиозной основой его рассуждений, опорой на христианские (православные) ценности и библейские тексты. Учёный открыто заявляет о стремлении разработать «христианскую антропологию музыки». Несомненно, такая узко-конфессиональная направленность ограничивает гносеологическое и методологическое пространство научной мысли — и в этом отношении позиция В. В. Медушевского уязвима3. Однако это не может служить основанием для отрицания его метода в целом. Было бы неправильно, эвристически непродуктивно игнорировать и то позитивное и новое, что заключено в призыве к «духовно-нравственному анализу» музыки. Какими бы терминами мы не определяли эту составляющую гуманитарного исследования, в своей сущности оно всегда направлено на выяснение сопряжённости того или иного феномена культуры с человеческим бытием.
Обращаясь к произведению искусства, мы, сознательно или бессознательно, ищем ответы на вопросы: как это соотносится со мной? для чего мне это знание? какие выводы я могу сделать из этого для моей собственной жизни, для самоопределения, самоориентации в мире? Все эти вопросы принадлежат к области нравственности — осмысления человеком своего отношения к другим людям, выработке императивов своего поведения («практический разум» И. Канта), и они не могут быть полностью вынесены за скобки искусствоведческого исследования. Отмеченные вопрошания образуют также пространство человеческой экзистенции, основной, важнейшей характеристикой которой является свобода — не социальная или политическая, но свобода внутреннего самоопределения, свобода духа. «Человек — это дух»,— утверждает К.Ясперс [20, с. 290]. Понятие Духа использует и основоположник философской антропологии ХХ века М. Шелер, раскрывающий сущность человека как специфически надприродного существа, «вольноотпущенника природы» [17, с. 153]. Подобные определения можно бесконечно множить [подробнее см.: 14]. В свете обсуждаемой в данной статье проблемы уместно задать вопрос: возможно ли изучение феноменов человеческой культуры без учёта этих важнейших характеристик человека — его духовности и нравственности? Правомерно ли, помятуя о принципе, выработанном ещё античными мыслителями, «подобное познаётся подобным», исключать из искусствоведческого анализа духовно-нравственный аспект? Адекватность гуманитарного, искусствоведческого, в том числе музыковедческого, познания современным мировоззренческим ориентирам, включающим в картину мира человека как органичную, не допускающую элиминации составляющую, требует расширения методологической базы исследования, учёта его ценностно-смысловой обусловленности. На-
ука не существует отдельно от человека: в конечном счёте, сверхзадачей и целью гуманитарного познания является не получение готового и окончательного объективного — «внечеловеческого» — знания, а приобщение к смыслам, заключённым в феноменах культуры, обретение опыта, выступающего необходимой предпосылкой самоконструирования, самопревос-хождения личности — осуществления ею «проекта» своего бытия.
Развиваемая здесь апология иррационального в познании, апелляция к ценностно-смысловым аспектам теоретического гуманитарного исследования может быть понята как своеобразное (нежелательное) возвращение назад — к «средневековью». Такая трактовка не совсем безосновательна, если отбросить изначальное предубеждение в негативности этой тенденции. Действительно, в современной культуре обнаруживаются некоторые черты мировосприятия, свойственные средневековью: осознание пределов рационального познания («интеллектуальная скромность»), внимание к человеческой душе, реабилитация веры. Однако речь не может идти о буквальном обращении к прошлому, но о новом витке культуры, синтезирующем черты предшествующих эпох. В исторической науке давно преодолено представление о средневековье как о «тёмных веках» невежества и мракобесия, своеобразном «провале» в истории. В недрах средневековой культуры происходил процесс нового самоосознания человека, интенсификации внутренней жизни человека. Именно в этот период, в ходе становления христианского мировоззрения, впервые формируется понятие личности как носителя индивидуально-неповторимой души, связующей человека с Богом и ответственной за свою жизнь. Учитывая отмеченную в начале статьи цикличность и волнообразность исторического развития, обращение к опыту средневековья должно рассматриваться как закономерная реакция на безраздельное господство рационалистической парадигмы Нового времени и чрезмерное упование на разум как инструмент решения всех человеческих проблем. Не случайно переход к новой, неклассической культуре означен в философии как перенос внимания с essentia (сущность, искомая классической наукой) на existentia — реальное человеческое существование во всей его сложности, противоречивости и индивидуальной неповторимости.
Добавим, что в современном теоретическом дискурсе концепт «новое средневековье» довольно заметно актуализировался [см.: 12, 13, 16]. Нет необходимости подробно разбирать его в рамках этой статьи. Прибегнем лишь к высказыванию одного из первых авторов, обратившихся к этому определению для характеристики новой эпохи, обязанной своим возникновением трагическим событиям первых десятилетий ХХ века, Н. А. Бердяева, наметившего ос-
з Заметим, что религиозность сама по себе не является несовместимой с научным познанием: многие выдающиеся ученые успешно совмещали свои концепции с религиозной верой (И. Ньютон, И. Павлов и др.).
.___ ВЕСТНИК САРАТОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ ^
новные методологические ориентиры для её понимания. «Средневековье можно назвать ночной эпохой всемирной истории. И это совсем не в смысле "мрака средневековья", выдуманного просветителями новой истории, а в более глубоком и онтологическом смысле слова. Новым средневековьем я называю ритмическую смену эпох, переход от рационализма новой истории к "иррационализму" <...> средневекового типа. <...> Я исхожу из глубокого убеждения в том, что нет возврата ни к тому образу мыслей, ни к тому строю жизни, которые господствовали до мировой войны, до революции и потрясений, захвативших не только Россию, но и Европу и весь мир. Все привычные
категории мысли и формы жизни самых "передовых", "прогрессивных", даже "революционных" людей XIX и XX веков безнадежно устарели и потеряли всякое значение для настоящего и особенно для будущего. Все термины, все слова, все понятия должны употребляться в каком-то новом, более углубленном, более онтологическом смысле» [1]. Один из путей постижения этих новых, углублённых смыслов и намечается в новой методологии В. В. Медушевского, критическое осмысление и освоение которой только начинается, но, независимо от оценки, требует серьёзного внимания.
Литература
1. Бердяев Н. Новое средневековье. Размышление о судьбе России. URL: http://www.magister.msk.ru/library/philos/ berdyaev/berdn010.htm (дата обращения 20.10.17).
2. Бом Д. Наука и духовность: необходимость изменений в культуре // Человек. 1993. № 1.
3. Гадамер Х.-Г Истина и метод: основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. 704 с.
4. Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М.: Наука, 1990. 400 с.
5. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Сумерки богов / Сост. и общ. ред. А. А. Яковлева: Перевод. М.: Политиздат, 1989. 222-318.
6. Капра Ф. Дао физики. Исследование параллелей между современной физикой и мистицизмом Востока. СПб.: «ОРИС» «ЯНА-ПРИНТ», 1994. 368 с.
7. Косиков Г. К. От структурализма к постструктурализму (проблемы методологии): Монография. М.: Рудомино, 1998. 191 с.
8. Лосев А. Ф. Музыка как предмет логики // Лосев А. Ф. Форма. Стиль. Выражение. М.: Мысль, 1995. С. 405-602.
9. Лосев А. Ф. Строение художественного мироощущения // Лосев А. Ф. Форма. Стиль. Выражение. М.: Мысль, 1995. С. 297-320.
10. Медушевский В. В. Духовно-нравственный анализ музыки. Пособие для студентов педвузов. URL: http://www.portal-slovo.ru/art/3 5812.php?ELEMENT_ ID=35812&PAGEN_1=2.
11. Медушевский В. В. Духовный анализ музыки: учебное
пособие в двух частях. М.: Композитор, 2014. 632 с.
12. Пилюгина Е. В. Общество постмодерна в парадигме «нового средневековья»: концептуализация // Социология науки и технологий. 2016. Т. 7. № 3. С. 139-150. URL: http:// sst.nw.ru/wp-content/uploads/2017/02/2016_god_3_vypusk. pdf.
13. Пожидаев Е. Старое и новое средневековье. 2011. URL: http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Staroe-i-novoe-srednevekov-e (дата обращения 12.11.17).
14. Фомина З. В. Человеческая духовность: бытие и ценности. 2-е изд. переработ. Саратов: Саратовская государственная консерватория имени Л. В. Собинова, 2015. 232 с.
15. Хайдеггер М. Исток художественного творения. М.: Академический проект, 2008. 528 с.
16. Чумакова Т. Новое русское средневековье. Журнальный клуб Интелрос. Отечественные записки. 2013. № 1. URL: http://www.strana-oz.ru/2013/1/novoe-russkoe-srednevekove (дата обращения: 12.11.2017).
17. Шелер М. Положение человека в космосе // Шелер М. Избранные произведения. М.: Гнозис, 1994. С. 129-193.
18. Шрёдингер Э. Моё мировоззрение // Вопросы философии. 1994. № 9.
19. Эко У. Средние века уже начались // Иностранная литература. 1994. № 4. С. 258-267.
20. Ясперс К. Духовная ситуация времени // Ясперс К. Смысл и назначение истории / Пер. с нем. М.: Политиздат, 1991. С. 288-419.
References
1. Berdjaev N. Novoe srednevekovje. Razmyshlenije o sudbe Rossii. [The new middle ages]. URL: http://www.magister. msk.ru/library/philos/berdyaev/berdn010.htm [Access date 20.10.17].
2. Bom D. Nauka i duchovnost: neobchodimost izmenenij v kulture [Science and spirituality: the need for change in the culture] // Chelovek [Humanus]. 1993. № 1.
3. Gadamer H.-G. Istina I metod: Osnovy filisofskoi germenevtiki [Truth and method: fundamentals of philosophical hermeneutics]. Moscow: Progress, 1988. 704 p.
4. Geizenberg V. Fizika i filosofia. Chast i tzeloje [Physics and philosophy. The part and the whole]. Moscow: Nauka, 1990. 400 p.
5. Kamju A. Mif o Sizife. Esse ob absurd [The myth of Sisyphus. Essay about of absurd] // Sumerki Bogov / Sost. i obtch. red. A. A. Jakovleva: Perevod [The twilight of the gods / Compilation and general editing A. A. Jakovleva: Translation]. Moscow: Politizdat, 1989. P. 222-318.
6. Kapra F. Dao fiziki. Issledovanie parallelej megdu sovremennoj fizikoj i mistitzizmom Vostoka [The Tao of physics. The researchof the Parallels between modern physics and mysticism of the East]. St. Petersburg: «ORIS» «JANA-PRINT», 1994. 368 p.
7. Kosikov G. K.Ot strukturalizma k poststrukturalizmu (problem metodologii) [From structuralism to poststructuralism (problems of methodology)]: Monografiya. Moscow: Rudimino,
1998. 191 p.
8. Losev A. F. Muzika kak predmet logiki [Music as a matter of logic] // Losev A. F. Forma. Stil. Vyragenie [Form. Style. Expression]. Moscow: Mysl, 1995. P. 405-602.
9. Losev A. F. Stroenie hudogestvennogo mirootchutcheniya [The structure of the artistic worldview] // Losev A. F. Forma. Stil. Vyragenie [Form. Style. Expression]. Moscow: Mysl, 1995. P. 297-320.
10. Medushevskii V. V. Duchovno-nravstvennyi analiz muziki. Posobiye dla studentov pedvuzov [Spiritual and moral analysis of music. A training-manual for students of pedagogical institutes]. URL: http://www.portal-slovo.ru/art/35812.php?ELEMENT_ ID=35812&PAGEN_1=2.
11. Medushevskii V. V. Duchovnyi analiz muziki. Uchebnoye posobiye v dvuch chastjach [Spiritualitylis analysis of music. A training-manual is in two parts]. Moscow: Kompozitor, 2014. 632 p.
12. Pilyugina Ye. V. The postmodern society in the paradigm of «new middle ages»: the conceptualization // Sociologya nauki i technologyi [Sociology of Science and Technology] 2016. T. 7. № 3 P. 139-150. URL: http://sst.nw.ru/wp-content/ uploads/2017/02/2016_god_3_vypusk.pdf.
13. Pogidajev Ye. Staroe i novoe srednevekovje [The old and the new middle ages]. 2011. URL: http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Staroe-i-novoe-srednevekov-e [Access date 12.11.17].
Информация об авторе
Зинаида Васильевна Фомина E-mail: [email protected]
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Саратовская государственная консерватория имени Л. В. Собинова» 410012, Саратов, проспект имени Кирова С. М., дом 1
14. Fomina Z. V. Chelovecheskaja duhovnost: bytie i cennosti: 2-ye izd. dopoln. [Human spirituality: the Genesis of values: 2 published, recycled]. Saratov: Saratovskaya gosudarstvennaya konservatoriya imeni L. V. Sobinova, 2015. 232 p.
15. Haidegger M. Istok chudogestvennogo tvoreniya [The source of artistic creations]. Moscow: Akademicheskii proyekt, 2008. 528 p.
16. Chumakova T. Novoe russkoe srednevekovje. Gurnalnyi club Intelros. Otechestvennye Zapiski [The new Russian middle ages. Zhurnalnyi club Intelros. Fatherland's notes]. 2013. № 1. URL: http://www.strana-oz.ru/2013Z1/novoe-russkoe-srednevekove [Access date 12.11.2017].
17. Sheller M. Pologenie cheloveka v kosmose [The position of the human in space] // Sheller M. Izbranniye raboty [Selected works]. Moscow: Gnosis, 1994. P. 129-193.
18. Schrödinger E. Moyo mirovozzrenie [My view of the world] // Voprosy filosofii [Questions of philosophy]. 1994. № 9.
19. Eko U. Sredniye veka uge nachalis [The middle ages has already begun] // Inostrannaya literature [Foreign literature]. 1994. № 4. P. 258-267.
20. Jaspers K. Duchovnaya situaciya vremeni [The Spiritual situation of time] // Jaspers K. Smysl i naznacheniye istorii: Per. s nem. [Meaning and purpose of history: Translation from German]. Moscow: Politizdat, 1991. P. 288-419.
Information about the author
Zinaida Vasiljevna Fomina E-mail: [email protected]
Federal State Budget Educational Institution of Higher Education «Saratov State Conservatoire named after L.V. Sobinov»
410012, Saratov, Kirova Avenue, 1
____ ВЕСТНИК САРАТОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ ^
