CC BY
88
Филологически нну к и
К ВОПРОСУ О МЕТАПОЭТИКЕ А.И. ВВЕДЕНСКОГО
А.Б. Оболенец
ON PROBLEM OF A.I. VVEDENSKIY'S METHAPOETICS
Obolenets A.B.
The article deals with the theory of language and the poetic works of A.I. Vvedenskiy which appears in the self-description process, or automethadiscription. Revealing of self-description fragments and the analysis of his articles give the conception of the artist's methapoetics.
Статья посвящена теории языка и поэтического творчества поэта-обэриута А.И. Введенского, которая возникает в процессе самоописания или автометадискрип-ции. Выявление фрагментов самоописания, анализ статей дают представление о метапоэтике художника.
УДК 82.01 (082.2), «19»
Обращение к метапоэтическим данным является составляющей процесса исследования поэтического текста. Рассмотрение метапоэтики позволяет представить автора как филолога, лингвиста, выявить авторскую позицию по отношению к собственному творчеству, избежать многозначных трактовок, толкований тех или иных произведений, сделать исследование более объективным. Такой подход особенно важен при анализе авангардистского типа текста, в котором, как известно, нарушены традиционные реляционные связи, и доминирующим принципом его построения является принцип дополнительности, когда «попытки строгого определения» той или иной языковой единицы регулярно входят в противоречие с «характером ее использования» в тексте. Абсурдистский текст, являясь разновидностью авангардистского, представляет собой сложную многозначную и многомерную структуру. Он содержит в себе рефлексию над текстами предшествующих традиций, цитаты из которых могут переплетаться в нем с калейдоскопичной хаотичностью. Исследование данного типа текста затруднено отсутствием или серьезной деформацией традиционных лексико-семантических и семантико-синтаксических связей, множественностью возникающих значений, смыслов, их «размытостью».
Один из ярких примеров абсурдистского типа текста представляют поэтические тексты А.И. Введенского. Среди исследователей творчества поэта до сих пор нет еди-
ного мнения относительно возможных путей их исследования. Так, согласно точке зрения Л. Флейшмана, с которой перекликаются взгляды В.П. Руднева, к текстам поэта неприменимы многие из ныне существующих методов современной филологии.
Однако, на наш взгляд, методология исследования может быть подсказана самим творчеством поэта, теми немногочисленными высказываниями о природе поэтического текста, которые содержатся в произведениях А.И. Введенского.
Под метапоэтической теорией или поэтикой по данным метапоэтического текста нами понимается формируемая поэтом область знания о собственном творчестве или самоинтерпретация. Основным свойством метапоэтики является ее «промежуточное положение» между областью науки и искусством. По мнению К.Э. Штайн, «метапоэти-ка - это сложный тип гетерогенного дискурса, который антиномичен по сути, т.к. является искусством и наукой одновременно. Это особая черта данного типа дискурса, в первую очередь, она выражается в метафоричности, «неопределенности» терминов, которые и являются свидетельством нечетких граней между наукой и искусством» (6, с. 6).
Свое формальное выражение метапо-этика находит в метапоэтическом тексте, или тексте о тексте. Ее содержание тесно связано с эпистемой, или общей системой идей (как художественных, так и научных), функционировавших во время жизни автора.
Наличие метапоэтического текста в поэтическом тексте обусловлено «метаязы-ковой функцией языка» (7), которая в поэзии преобразуется в соответствии с авторскими установками (4), создавая так называемый «метаязык литературы» (1), или метатеорию.
Сказанное позволяет более четко определить структурную сторону поэтики по данным метапоэтического текста. Она представляет собой фрагменты метапоэтических высказываний (включая иннективную и сепаративную разновидности), основными компонентами которых, в свою очередь, являются элементы метаязыка лингвистики, литературоведения и смежных дисциплин.
Важное значение для формирования гуманитарной парадигмы эпистемологического фона метапоэтики А.И. Введенского имели уже существовавшие метапоэтиче-ские теории символизма, акмеизма и футуризма. В них авторам удалось рассмотреть основные содержательные и формальные особенности классического и авангардистского типов текста, выделить их признаки, раскрыть особенности их создания. Оппозиция «классический - неклассический текст» отчасти преодолевается в метапоэтике ОБЭ-РИУ, которую можно назвать ближайшим эпистемологическим фоном метапоэтики А.И. Введенского.
На фоне ближнего и дальнего эпистемологического поля (философия, естественнонаучное знание) более ярко предстает оригинальная метапоэтическая теория А.И. Введенского. Прежде всего она характеризуется отрывочностью. Ее нельзя представить в виде единого текста (или группы текстов) подобно метапоэтике М.В. Ломоносова или А. Белого. Структурно метапоэти-ческая теория А.И. Введенского реализуется в сепаративной и иннективной формах ме-тапоэтического текста.
Сепаративный метапоэтический текст представлен несколькими незаконченными произведениями, имеющими общий заголовок «Серая тетрадь», а также стихотворным текстом «Гость на коне». Условно, так как это произведение Л. Липавского, а не А.И. Введенского, к сепаративному метапоэтиче-скому тексту относятся высказывания поэта в «Разговорах».
Иннективный метапоэтический текст, формирующий метатеорию поэта, выделяется в нескольких произведениях. Формально его будет правильнее называть микромета-поэтическим текстом, так как в отличие от собственно иннективного метапоэтического текста, дифференциальным признаком которого является вертикальная структура и невозможность быть представленным линейно, фрагменты микрометапоэтического текста включают от одного до нескольких предложений, комментирующих творческие установки автора. Однако наряду с горизон-
тальной, они также образуют вертикальные структуры.
Собственно иннективный метапоэти-ческий текст широко представлен в текстах поэта. Функционально он выполняет роль связующего и организующего компонента в тексте и будет нами рассмотрен отдельно от поэтики по данным самоинтерпретации.
Метапоэтические вставки обнаруживаются в следующих произведениях: «Мне жалко, что я не зверь», «Факт, теория и Бог», «Приглашение меня подумать», «Две птички, горе, лев и ночь», «Четыре описания», «Зеркало и музыкант», «Очевидец и крыса», «Некоторое количество разговоров (или начисто переделанный темник)».
Приведем примеры различных структурно-функциональных типов метапоэтиче-ского текста.
1. Сепаративный метапоэтический текст: «Глаголы в нашем понимании существуют как бы сами по себе. Это как бы сабли и винтовки, сложенные в кучу. Когда мы идем куда-нибудь, мы берем в руки глагол «идти». (Серая тетрадь, <1932-1933>). В приведенном отрывке автор рассматривает вопросы глагольного словоупотребления в контексте поэтического творчества. Метапо-этический текст представляет собой горизонтальную структуру
2. Иннективный комментирующий ме-тапоэтический текст (микрометапоэтиче-ский текст):
я одного не понимаю не ясно мне значение игры которой барышня монашка со словом племя занялась и почему игра ведро спрошу я просто и светло
и слово племя тяжелеет и превращается в предмет Здесь представлены несколько фрагментов текста, носящих метапоэтический текстовый характер. Каждый из них, обладая синтаксическим единством, имеет горизонтальную структуру. Совместно же они образуют комплексный вертикальный метапо-этический текст.
3. Собственно иннективный (связующий) метапоэтичесикий текст: Вопрос. Скажи кто прав я или вершины трав. И кто без чувств лежит как яблоко.
Ответ. Мы чуем камни просыпаются, они заводят разговор они как листья осыпаются с вершины благородных гор... Сутки, <1934>
Приведенный фрагмент характеризуется отсутствием семантических и контекстуальных связей между фрагментами эпи-текста. Метапоэтические элементы «Вопрос» и «Ответ» подобно репликам в драматическом произведении, объединяют несоединимые фрагменты в единое целое - диалог, состоящий из вопросов и ответов. При этом прямые метапоэтические показатели в фрагменте отсутствуют.
При рассмотрении метапоэтической теории А.И. Введенского выявляется ее категориальный аппарат. Его основу составляют термины лингвистики («слово», «звук», «смысл», «значение», «язык», «фраза», «глагол» и др.) и литературоведения («поэзия», «произведение», «рифма», «сюжет», «тема» и др.). В тесной корреляции с филологическим понятийным аппаратом автор использует категориальный аппарат логики («понятие», «предмет», «представление», «связь» и др.) и философии («бытие», «время», «мир», «наука», «разум», «смерть», «созерцание» и др.). С целью иллюстрации экстралингвистических процессов А.И. Введенский вводит в категориальный аппарат своей метатеории естественнонаучную терминологию («расстояние», «поток», «предмет», «частица» и др.).
Содержательная сторона метапоэтиче-ской теории, несмотря на отрывочность, также может быть представлена в виде определенной структуры. Для этого первоначально рассмотрим ее философские основания.
Метапоэтика А.И. Введенского тесно связана с философскими взглядами и представляет частный случай реализации философии поэта. Философскую же систему ав-
тор строит на основании трех констант, трех интересующих его тем. По словам Я.С. Дру-скина, в разговоре с ним поэт называл их «время, смерть и Бог» (2, с. 167). «Время и смерть» называется одна из глав «Серой тетради», «Кругом возможно Бог» назвал А.И. Введенский свою самую большую поэму.
В «Серой тетради» в связи с категориями времени и смерти автор вводит категорию «непонятного» в философский контекст: «Если мы почувствуем дикое непонимание, то мы будем знать, что этому непониманию никто не сможет противопоставить ничего ясного. Горе нам, задумавшимся о времени, но потом при разрастании этого непонимания тебе и мне станет ясно, что нету ни горя, ни нам, ни задумавшимся, ни времени» (там же, с. 79).
Время, которое «вне нас не существует», представляется автору непонятным в связи со своей бесконечной членимостью (время расчленяет действие: «...Движение у тебя начнет дробиться, оно придет почти к нулю. Начнется мерцание...» (там же, с. 81)). Остановка этого процесса невозможна («Мы не можем ни зачеркнуть, ни ощупать этого») за исключением случая смерти: «Я понял, я почувствовал остановку, и что-то по-настоящему наконец наступившее. По-настоящему совершившееся, это смерть. Все остальное не есть совершившееся» (там же, с. 80). Все остальные события вследствие бесконечной дискретности лишены подлинной глубины, поэтому автор называет их «скольжением по поверхности».
Метапоэтика А.И. Введенского во многом обусловлена указанными философскими категориями. Так, лингвистическое и философское понятие времени отождествляется, а свои экстралингвистические эксперименты автор называет «превращением».
В основных положениях метапоэтиче-ской теории А.И. Введенский говорит о наличии деконструктивных и структурирующих начал в поэтическом тексте. Процесс деконструкции - это процесс творческого эксперимента. Его основным объектом является слово. Автором рассматриваются лингвистический и экстралингвистический экс-
перименты со словом. К первому относится его десемантизация. Ее частным случаем является «выветривание» семантики глагола. Экстралингвистический эксперимент -это «превращение» слова в предмет, его материализация, а также десубстанциализация предмета - «превращение» его в слово.
В результате эксперимента, по мысли А. И. Введенского, должен возникнуть новый язык с новыми «не ложными» связями и отношениями. Однако поэт «не знает», какими они должны быть. Поэтому структурирующая часть метапоэтики представлена меньшим количеством текстов. Структурными компонентами поэтического текста в ней выступают звуковая организация произведения, рифма, лексико-грамматические повторы и нераскрываемое автором понятие «нищие мысли».
Таким образом, мы можем говорить о наличии незавершенной метапоэтической теории А.И. Введенского, в которой предполагается создание нового поэтического языка путем деконструкции сложившейся языковой системы связей и отношений. Однако характер новых структур не описывается, говорится только о возможности их наличия.
Рассмотрим основные содержательные моменты метапоэтики, в которых раскрываются особенности процесса деконструкции поэтического текста.
Основным объектом деконструкции является слово. На него направлен ряд лин-гвопоэтических экспериментов. В отрывке «Я бы выпил еще одну рюмку водички... » через антиномичные понятия «огонь» и «стужа» автор определяет диапазон проводимых экспериментов, называя их испытанием:
Я испытывал слово на огне и на стуже, но часы затягивались все туже и туже...
А.И. Введенский не только говорит о десемантизации слова как принципе организации абсурдистского текста, но и предлагает конкретные пути его реализации. Автор тесно связывает их с семантико-синтаксической структурой текста и входящих в него предикативных единиц.
Основой эксперимента является десе-мантизация глагола. Она обусловлена тем, что «наша человеческая логика и наш язык не соответствуют времени ни в каком, ни в элементарном, ни в сложном его понимании» (там же, с. 79). Философская категория времени, как «всеобщей формы бытия материи» (5, с. 94) отождествляется поэтом с глагольной категорией времени, понимаемой в лингвистике как словоизменительная грамматическая категория глагола, обозначающая отнесенность процесса к одному из трех временных планов - настоящему, прошедшему или будущему. В этой связи автор задается вопросом о наличии категории времени у глагола и отсутствии таковой у предметов (существительных):
Я думал о том, почему лишь глаголы подвержены часу, минуте и году, а дом, лес и небо, как будто монголы, от времени вдруг получили свободу. При этом сама категория времени понимается широко, не только в ее лингвистическом смысле. А.И. Введенский намеренно говорит о «часе, минуте и годе», показывая тем самым дискретность времени, вызывающую непонимание.
Глагол объявляется «мертвой» частью речи, а имена («предметы») - вневременными и статичными:
Я думал и понял. Мы все это знаем, что действие стало бессонным китаем, что умерли действия, лежат мертвецами,
и мы их теперь украшаем венками. Подвижность их ложь, их плотность обман,
и их неживой поглощает туман. Предметы как дети, что спят в колыбели.
Как звезды, что на небе движутся еле. Как сонные цветы, что беззвучно растут.
Предметы как музыка, они стоят на
месте.
Несмотря на то, что глаголы «...имеют время... прошедшее, настоящее и будущее. Они... похожи на что-то подлинно существующее» (2, с. 81), глагол, по мнению поэта, обладает только видимостью существова-
ния, он квазиреален, имеет псевдосмысл. За исключением глаголов, объединенных в тематическую группу «экзистенциальный переход человека в иное качество, умирание» («...нет ни одного действия, которое бы имело вес, кроме убийства, самоубийства, повешения и отравления» (там же), остальные «доживают свой век»). «В искусстве, - пишет поэт, - сюжет и действие исчезают. Те действия, которые есть в моих стихах, нелогичны и бесполезны, их нельзя уже назвать действиями» (там же).
Непонимание, бессмысленность глаголов обусловливается «несовпадением событий со временем».
«Про человека, который раньше надевал шапку и выходил на улицу, - говорит А.И. Введенский, - мы говорили: он вышел на улицу. Это было бессмысленно. Слово вышел бессмысленное слово. А теперь: он надел шапку, и начало светать, и (синее) небо взлетело как орел. События не совпадают со временем. Время съело события. От них не осталось косточек» (там же).
Перед нами попытка создания новых семантических отношений в языке. Они обусловлены внедрением причинно-следственных отношений («он надел шапку, и [вследствие этого?] начало светать») вместо ожидаемых отношений следования. В контексте описываемого эксперимента здесь можно говорить о частичной десемантиза-ции глагола «надеть» и исчезновении глагола «вышел».
Основываясь на данных лингвопоэти-ческого эксперимента, которые говорят об индетерминизме лексико-семантического поля текста, поэт предполагает существование иных, «правильных» языковых измерений, где данная обусловленность не обязательна. Однако репрезентировать ее для автора затруднительно: «Да, меня давно интересует, как выразить обыденные взгляды на мир. По-моему, это самое трудное... Считается, что нельзя множить апельсины на стаканы. Но обыденные взгляды как раз таковы... Да и всякое вообще описание неверно. «Человек сидит, у него корабль над головой» все же наверное правильнее, чем, «Че-
ловек сидит и читает книгу» (там же, с. 162163).
Теоретически разработав основы де-семантизации лексических единиц, подтвердив теоретические положения практикой, поэт не определил структурирующие компоненты лексического уровня языка в предложенной им самим системе измерений. В «Разговорах» А.И. Введенский признает невозможность конструктивного завершения эксперимента десемантизации: «Я посягнул на понятия, на исходные обобщения, что до меня никто не делал. Этим я провел как бы поэтическую критику разума - более основательную, чем та, отвлеченная. Я усомнился, что, например, дом, дача и башня связы-
«Материализация» слова
и слово племя тяжелеет и превращается в предмет (Две птички, горе, лев и ночь) Я вижу искаженный мир, я слышу шепот заглушённых лир, и тут за кончик буквы взяв, я поднимаю слово шкаф, теперь я ставлю шкаф на место, он вещества крутое тесто... Мне жалко что я не зверь...
Деконструирующий компонент «материализации» слова состоит в том, что, становясь предметом, оно теряет свои связи с текстом, вступает во взаимодействие с другими объектами по законам предметного мира, освобождаясь от законов языка.
Творческие взгляды А.И. Введенского подчас диаметрально противоположны позиции Н.А. Заболоцкого, для которого поэтическое слово было адекватным отражением объектного мира в сознании человека. У А.И. Введенского слово тождественно предмету и является неотъемлемой частью объектной действительности. Н.А. Заболоцкий обратил на это внимание в «Открытом письме», где отметил «самоценность» метафоры у А.И. Введенского, впервые назвав процесс ее порождения материализацией: «Обновление метафоры могло идти лишь за счет расширения ассоциативного круга -
ваются и объединяются понятием здание. Может быть плечо надо связывать с четыре. Я делал это на практике, в поэзии, и тем доказывал. И я убедился в ложности прежних связей, но не могу сказать, какие должны быть новые. Я даже не знаю, должна ли быть одна система связей или их много. И у меня основное ощущение бессвязности мира и раздробленности времени. А так как это противоречит разуму, то значит разум не понимает мира» (там же, с. 157).
На деконструкцию текста направлен и второй поэтический эксперимент
А.И. Введенского - «материализация» слова / «дематериализация» предмета. Автор описывает его следующим образом:
Десубстанциализация предмета
Я решил, что это опыт Превращения предмета из железа в слово, в ропот, в сон, в несчастье, в каплю света...
Гость на коне
эту-то работу Вы и проделываете, поэт, с той только разницей, что Вы материализуете свою метафору, т.е. из категории средства Вы переводите ее в некоторую самоценную категорию» (там же, с. 175).
Процесс практической субстанциали-зации языкового знака умело раскрыт Я.С. Друскиным в статье «Материализация метафоры в пьесе А.И. Введенского «Очевидец и крыса»: «Привожу авторскую ремарку из центрального места первой части пьесы: «Все вбежали в пустынную комнату и увидели следующую картину. Посреди третьего стола стояла следующая картина. Представьте себе стол и не нем следующую картину:
Воззрясь на картину Грудецкий держал в руке как картину кровавый кинжал».
<...> Наиболее естественно предположить, что вбежавшие в комнату увидели картину убийства. В этом случае слово «картина» понимается в переносном смысле, как метафора. И дальнейшая, не приведенная в примере авторская ремарка, подтверждает такое понимание слова «картина». В следующих же двух прозаических предложениях картина, стоящая на столе, понимается уже буквально, т.е. происходит то, что Н. Заболоцкий назвал материализацией метафоры, тогда возникает бессмыслица: вбежавшие в комнату люди должны были увидеть не картину на столе, а лежавшего на полу убитого» (см.: 3).
В целях субстанциализации образного выражения автор использует повтор. Многократное повторение лексемы «картина» приводит к тому, что метафора перестает быть таковой, денотат вновь соответствует сигнификату. Рассматриваемый текст А.И. Введенского - это попытка произвести экстралингвистический процесс в пределах поэтического текста и лингвистическими средствами. Заметим, что автор не только «материализует» метафору, но и десемантизирует ее, обессмысливая в итоге слово «картина». Поэтому перед нами пример реализации одновременно двух поэтических экспериментов, направленных на десемантизацию текста.
Лексико-грамматический повтор как средство организации поэтического текста рассматривается автором в связи со стихотворением «Мне жалко, что я не зверь»: «Повторений здесь много, но, по-моему, лишнего нет, все они нужны, если внимательно присмотреться, они повторяются в другом виде, объясняя. И «свеча-трава» и «трава-трава» - все это для меня лично важно» (2, с. 161).
Иллюстрацией использования повтора служит само стихотворение, где организующим компонентом текста является вертикаль, состоящая из повторяющихся предикативных центров, построенных по схеме: Prondat. sing.1 pers. + Advkateg of state («Мне жалко...», «Мне трудно...»; «Мне обидно...» и т. п.).
В качестве еще одного структурирующего компонента А.И. Введенский рассматривает «материализованную» мысль: ... я вижу все и говорю и ничего не говорю я все узнал. Я понимаю я мысль из тела вынимаю кладу на стол сию змею ее ровесницу мою... (Факт, теория и Бог, 1930).
Однако автор не говорит, о какой форме материализации (фразе, предложении, предикативном центре) идет речь. В «Разговоре о сумасшедшем доме» поэт предлагает «уважать» обстоятельства места, «бедность языка» и «нищие мысли». Последнее словосочетание можно интерпретировать как минимальную семантико-синтаксическую структуру, не обладающую возможностью «богатства» толкования и многозначностью. Сам поэт не раскрывает содержание этого понятия.
Подведем итоги рассмотрения поэтики А.И. Введенского по данным метапоэтиче-ского текста.
1. Метапоэтическая теория А.И. Введенского характеризуется неполнотой и фрагментарностью. Формально она представлена сепаративным и иннективным типами метапоэтического текста.
2. Несмотря на неполноту, отсутствие структурированности и завершенности, ме-тапоэтика А.И. Введенского соответствует эпистемологической ситуации третьей научной революции и характеризуется неклассическим подходом к вопросам интерпретации поэтического текста.
3. В метапоэтике А.И. Введенского находят реализацию принципы дополнительности (одновременное сочетание в тексте деконструирующих и структурирующих элементов) и относительности (утверждение индетерминизма существующей языковой системы и возможности построения новой на иных логических основаниях).
4. В контексте метапоэтики ОБЭРИУ теоретические положения А.И. Введенского противопоставлены поэтическим взглядам Н.А. Заболоцкого и характеризуются отказом от необходимости композиционной и сюжетной связности поэтического произве-
дения, а также непризнанием роли поэтического слова как идеального отражения объективных сущностей.
5. В метапоэтике А.И. Введенского рассматривается поэтический текст как поле для лингвопоэтических деконструирующих экспериментов. К ним относятся десеманти-зация и материализация слова.
6. Результаты экспериментов не позволили А.И. Введенскому уверенно говорить о создании нового поэтического языка, лишенного традиционных семантико-синтаксических связей. Охарактеризовав современное состояние поэтического языка как бессмысленное, поэт тем самым утверждает его абсурдность и пытается передать ее в своих текстах.
7. Структурирующие компоненты поэтического текста представлены в метапо-этике скупо. Они только упоминаются. В целом их можно охарактеризовать как минимальные элементы различных языковых уровней.
ЛИТЕРАТУРА
1. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - М., 1994.
2. Введенский А.И. Полное собрание произведений: В 2 т. - М., 1993. - Т. 2.
3. Друскин Я.С. Метафоризация метафоры в пьесе А. Введенского «Очевидец и крыса» // ГПБ, Ф. 1232, хр. 20, л. 1.
4. Дюбуа Ж., Мэнге Ф., Пир Ф., Тритон А., Эллин Ф., Килинкенберг Ж Общая риторика. -М, 1986.
5. Мелюхин С. Т. Время // Философский энциклопедический словарь. - М., 1983.
6. Штайн К. Э. Метапоэтика: размытая парадигма // Текст: Узоры ковра. - СПб. - Ставрополь, 1999. - Т. 1.
7. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «За» и «Против». - М., 1975.
Об авторе
Оболенец Алексей Борисович, аспирант кафедры современного русского языка СГУ. Сфера
научных интересов - лингвистика текста, семиотика.
