CC BY
73
УДК 94 (367)
А.В. Скобелев
К ВОПРОСУ О МЕСТЕ «ЛЮДЕЙ.» В СТРУКТУРЕ СЛАВЯНСКОГО ОБЩЕСТВА У1-УН ВЕКОВ
Рассматривается социальная сущность термина «люди». На основании письменных, лингвистических, этнографических и археологических источников анализируются место и роль «людей» в социальной структуре славянского общества VI - VII вв.
Ключевые слова: люди, общественный строй славян, дружина, вервь, муж, староста, община, чадь, вои.
Проблема общественного строя домонгольской Руси - одна из наиболее дискуссионных в отечественной медиевистике. В первую очередь трудно поддаются изучению ключевые понятия социальной жизни. Объясняется это тем, что древнерусский источник дает довольно широкое поле смысловых нюансов любого изучаемого термина. Этим и пользуются исследователи, вольно или невольно вылавливая тот или иной «нужный» смысл. Вышесказанное в полной мере относится к понятию «люди».
Термин «люди» попал в поле зрения еще дореволюционных историков. Им же принадлежат первые попытки раскрыть его социальное содержание1. Советские и современные исследователи тоже настоятельно советовали обратить пристальное внимание на этот далеко неоднозначный термин2. Правда, интерес к «людям» был выборочным и эпизодическим, в контексте изучения других тем (деятельности веча, классовой борьбы, генезиса феодализма и др.). Серьезной лакуной в историографии вопроса является слабая разработанность ранней истории славян и неясность этимологии рассматриваемого термина3. Остается непонятным механизм образования полисемичности понятия «люди», что затрудняет его дешифровку. Думается, именно лингвистические данные, вкупе с этнографическими материалами и позднейшими письменными источниками, помогут уточнить наши представления о «людях» как социальной категории, о их месте в структуре славянского общества У-УП вв.
Появившись на «страницах» истории в VI в. славяне стали играть ключевую роль в этнополи-тических процессах Восточной Европы. Структура славянского общества этого периода была проста, и «сводилась, в основном, к оппозиции свой-чужой, свободный-несвободный»4 Её вполне можно представить в виде концентрических кругов: большой семьи; большесемейной общины; группы общин (племени), объединенных под управлением одного старейшины (или вождя); союза племен5. Такая иерархичная система на ранней стадии социальной стратификации была характерна не только для славян, а имела универсальный характер6. Важно и то, что иерархичность была свойственна не только социальной структуре - она была характерна для этнических общностей, князей, общин, террито-рий7. Для характеристики общественного строя древних славян следует учитывать такую особенность личности в варварском обществе, отмеченную А.Я. Гуревичем, как «неотдифференцирован-ность ее от коллектива, более того, поглощенность ее родом, общиной, большой семьей, вследствие чего индивид не мыслил себя отдельно от группы, его личный статус растворялся в статусе группы, к которой он принадлежал»8. Таким образом, статус индивида прямо пропорционально зависел от статуса родственной группы, к которой он принадлежал. Именно родственные связи являлись «несущей конструкцией социальных связей»9. Каково же место и роль «людей» в социальной жизни восточнославянского общества?
Исходной ячейкой славянского общества в У-УП вв. была большая патриархальная семья, состоявшая из трех и более поколений потомков одного отца10. По подсчетам исследователей население поселка, занимаемого большой семьей, насчитывало не более 50-70 человек11. Согласно этнографическим источникам, большая патриархальная семья представляла собой структуру строго иерархиче-скую12. Права и обязанности человека в семье и племени, в первую очередь, определялись возрастом и полом. Возрастные группы решали свои возрастные задачи в семье, в общине, в племени. Мужчина в пору разложения первобытнообщинного строя обладал гораздо более высоким статусом, чем женщина. Не случайны и термины возрастного деления, носящие «андроцентричный» характер. Сложно сказать, из скольких возрастных групп состояло мужское население. Вяч. Вс. Иванов и В.Н. Топоров
считали допустимым делить его на четыре части, кодировавшиеся, по их мнению, как: *orb- (*orb^), *jun- (*junox^ "*junosa, *junakb, *junbcb, *junacb, *junota), *m0z- (m0zb), *star- ('starbcb, *starikb и т.п.)13. Подобная схема возрастных групп широко распространена в мире, в том числе у индоевропейских народов. В то же время исследователями обойдены молчанием такие половозрастные термины, как «отрок», «чадо», которые также имели хождение в среде славянского населения. Существует, кстати, и масса других традиций возрастного деления, отличных от четырехчастной. Например, мужчины знаменитого племени масаев подразделялись на шесть возрастных групп14, а у другого восточноафриканского народа - галла - возрастных групп было пять15. И таких примеров множество. Следовательно, и в славянской культурно-языковой традиции необязательно выделение именно четырех стадий жизненной (мужской) силы. Лингвистический анализ, проведенный нами, позволяет предложить следующую реконструкцию возрастного группирования у древних славян: *star-; *m0z-; *leud-; *ot(b)rokb-; *cedo-; *orb-. Все эти слова, обозначающие возраст, восходят к праславянским временам и ранее. Эти слова обнаруживаются и позднее в письменных памятниках.
Большую семью возглавлял старший из мужчин (в случае немощи - следующий по старшинству). Власть старейшины семьи была ощутимой. Глава семьи руководил всей социальной и хозяйственной жизнью коллектива, на нем лежали важнейшие культовые и ритуальные обязанности16. Он, скорее всего, назывался «старостой» или «старцем» (др.-рус. староста «старец, старик; старшина, староста; управитель, надзиратель; глава, старейшина», чеш. starosta «предводитель, начальник», слвц. starosta «общинный староста», польск., в.-луж. starosta - то же)17.
Власть старейшины, однако, была не беспредельна и ограничивалась другими членами семьи, прежде всего взрослыми мужчинами. Как свидетельствует современная этнографическая наука, взрослые мужчины в семье делились на две группы: старших и младших, четко различающихся как по форме участия в первобытном производстве, так и по совокупности прав и обязанностей. Этот факт отчетливо прослеживается в жизни многих традиционных обществ. Например, у аборигенов Австралии главными добытчиками мясной пищи являлись 25-35-летние мужчины. Участие старших мужчин в создании материального благополучия сравнительно невелико. Обязанность делиться пищей для них отступает на второй план, а их права обеспечивают им определенную, и притом лучшую (посредством пищевых запретов, налагаемых на младших мужчин), часть охотничьей добычи младших мужчин18. Эти отношения не имели антагонистического характера - по прошествии определен -ного времени младший мужчина становился старшим19. В перспективе статус старшего был доступен каждому младшему мужчине. Разумеется, нельзя сравнивать уровень развития славянского общества VI-VII вв. с уровнем жизни аборигенов Австралии. Но совершенно ясно, что какие-то рудименты таких отношений бытовали и у славян.
Судя по всему, старшие родственники в славянской семье назывались словом, близким по звучанию к слову «муж». Слово «муж» первоначально означало «зрелый человек»20. В силу своего возраста и опыта, занимаемого места в семейной иерархии, они обладали высоким авторитетом и социальным престижем, и именно от них исходило принятие решений по многим вопросам внутрисемейной жизни. Об этом свидетельствуют как данные языка, так и сравнительно-исторические параллели.
Младшие мужчины в семье, по версии Вяч. Вс. Иванова и В.Н. Топорова, обозначались словом, близким к *jun-. Лексема *jun-, на наш взгляд, отражает всего лишь один из жизненных этапов человека. Возрастная же категория, на наш взгляд, номинировалась как leudh-. Заключаем это на основании того, что в древнейших письменных источниках мы не видим группы, маркированной *jun-. Не надо также забывать, что наряду со значением «молодой» это слово употреблялось и в смысле «новый». В.В. Колесов считает, что оно входило в древнейшее противопоставление: ветхий - новый21. Это слово указывало на контраст по отношению ко всему пожилому, старому, ветхому. Лексема же leudh- входила в мир только человеческих взаимоотношений.
Этимология слова «люди» уходит своими корнями глубоко в седую древность. Параллели с греч. leudheros («свободный», «независимый», «благородный») и лат. liber («свободный»), liberi («дети») указывают на индоевропейский характер основы22. В эпоху славяно-балто-германского единства рассматриваемый термин отражал некоторые половозрастные характеристики. Об этом значении его в праславянском языке можно судить по данным готского языка: готское liudan - «расти» показывает, что славяно-балто-германская основа leudh- означала «народившиеся», «растущие»23. Очевидно, что в ту эпоху под данным словом понималась молодежь. Далее эта лексема получила еще и другой
качественный признак - «свободный земледелец, в своей замкнутой общине», который фиксируется уже в период балто-славянского континуума и во времена праславянской общности24.
Показательно, что в Повести временных лет (далее - ПВЛ) кочевников людьми не считали. Термин люди применим к восточнославянским племенам («деревляне же ради бывше внидоша въ градъ и поведаша людемъ и обрадовашася людье въ граде»)25, финнам («Югра же людье есть языкъ немъ, и седять с Самоядью на полунощных странах»)26, грекам («створити любовь съ самеми цари, со всемь болярьствомъ и со всеми людьми Гречьскими»)27, евреям («Моисии же събравъ люди Жидовь-ския поиде от земли еюпетьски»)28. Есть в летописи и русские люди: «далъ еси сихъ брашно людемъ Русьскымъ»)29. Однако в ПВЛ мы нигде не встретим употребление слова люди по отношению к кочевникам: печенегам или половцам. Это уже не люди. Под 1093 г. упоминаются, правда, торки и люди в качестве синонимов. Половцы, осадив Торческ, встретили отпор и «начаша налегати и отъимаху воду и изнемагати начаша людье в граде водною жажею и голодомъ и прислаша Торци къ Святопол-ку глаголюще»30. Но здесь не будем забывать, что торки, осевшие по р. Рось, стали земледельцами. Противопоставление земледельцев и кочевников отразилось еще в одном семантическом оттенке слова «люди». Каждый людин был, прежде всего, своим в противоположность чужому, враждебному31. Здесь можно видеть одно из проявлений древнейшей оппозиции: «свой-чужой» (отголоски этого противопоставления довольно живо запечатлелись в современном слове «нелюдь»).
В силу своего активного возраста люди в славянской семье являлись основным производителем материальных благ. Как уже было указано, их земледельческую сущность выдает этимология слова. Подтверждается сельскохозяйственная деятельность людина и археологическими материалами. Помимо производства самое непосредственное участие людин принимал и в захвате материальных благ. Византийские источники пестрят фактами о постоянных нападениях славян, угоне скота и уводе в плен большого количества пленных32. Однако права и социальный престиж людина определялись и его положением в семье: правом распоряжения материальными ценностями обладали все же мужи. Люди занимали в семье подчиненное положение.
Младшие неинициированные члены семьи, вероятно, имели название «чадь» («свежий, новый, молодой»)33. Наряду с ним имел хождение термин «отрок» («не имеющий права говорить»)34. Они были еще более ограничены в своих правах. На правах младшего члена семьи включался и раб35. Судя по всему, «юридически» в состав семьи не входили младенцы, о чем свидетельствует этимология этого слова36.
Семьи входили в родственную общину, признавая первенство и авторитет материнской патриархальной семьи37. Археологически они выражались в виде гнезд-поселений38. С этнографической точки зрения, такие гнезда-поселения было предложено именовать патронимией39. Вероятно, патронимия -гнездо поселений - славянами именовалась как «вервь». Так позволяют думать, прежде всего, лингвистические данные. Этимология слова восходит к слову «веревка». Однако, как нам кажется, вряд ли его нужно трактовать как «людей, обитающих в пространстве, измеренных вервию»40, то есть в данном случае веревкой. Сербское слово «врвник» означает «родственник»41. По всей вероятности, раньше оно обозначало члена «верви». Отсюда выводим, что «вервь» - это кровнородственная организация.
Патронимия имела свои органы управления в виде общего собрания и общего главы, обладала хозяйственным, социальным, идеологическим и военным единством42.
Семейная половозрастная терминология накладывалась на структуру общины. Такая ситуация была универсальна и характерна для других обществ. С. В. Кулланда, проанализировав собранный этнографический материал, пришел к выводу, согласно которому значения (рефлексы) этимона «могли осмысляться и как термины родства, и как показатели принадлежности к некровнородственным общностям в значении «член некоего половозрастного группирования»43.
Возглавлял общину старейшина, судя по всему, глава лидирующей семьи44. Борьба за лидерство не всегда проходила мирно. Отголосками «межсемейной» борьбы являются статьи Русской Правды, охранявшей жизнь членов семьи обычаем кровной мести45. Глава общины номинировался тем же термином, что и в семье, - старейшина, староста. Престиж старейшины, глав родов зависел и от количества, многочисленности самого рода. Как и в семье, власть его носила распорядительный характер и была ограничена другими социальными группами - мужами и людьми.
Совокупность старших родственников большесемейной общины, как и в отдельной семье, носили наименование «мужи». Видимо, именно мужи, как и в семье, решали важнейшие вопросы хозяйственной, социальной и ритуальной жизни общины, то есть были своей «родной» знатью. В Аф-
рике у нуэр старшие, составляющие совет, это главы семейств, имеющие много скота и обладающие поддержкой многочисленных родственников. Члены младших групп всегда обязаны проявлять внимание и уважение к членам более старших возрастных групп46. Думается, аналогичным образом ситуация складывалась и у славянских мужей. Генетическую связь между статусом старших мужчин в эпоху первобытного общества и статусом общинной знати можно проследить на этимологических примерах. Так, у северных квакиютлей общинная верхушка именовалась «хаймас», то есть «настоящие мужчины». Это этимологическое явление также обладает универсальным характером47. К сказанному можно добавить, что аборигены тиви считали глав больших домохозяйств «богатыми» людьми48. По наблюдению О.Ю. Артемова, «те слова, которые применяются у аборигенов к мужчинам, составляющим группу старших, и переводятся как “старшие”, имеют в известной мере оценочное значение “лучший”, “заслуженный”»49. На основании этого можно предположить, что старшие мужчины - своего рода «знатные» члены общины. Вероятно, старшими мужчинами верви были мужи лидирующей большой семьи. Таким образом, на правах мужей включался в семейный совет «старейшей» семьи и глава нижестоящей семейной организации (т.е. старейшина семьи). Однако в этом случае он, ввиду вышестоящего старейшины, назывался не старейшиной, но мужем (т.е. нижеследующим по старшинству). Итак, получается, что в общинный совет старшей семьи входили на правах «мужей» лидеры младших семей. В таком случае термин «мужи» имел не просто возрастное, но и в известном смысле социальное значение. Можно говорить и об автоматическом перенесении стереотипа взаимоотношений между старшими и младшими мужчинами, складывающегося в сфере сакральной деятельности, на другие виды деятельности, обеспечивающего главенство и моральную неприкосновенность старших мужчин50.
Схожая ситуация складывалась и для термина «люди». Получается, что в какой-то момент в схожей ситуации «людином» могли назвать «мужа» нижестоящей рангом семейной общины. В данную категорию попадали не только молодые в возрастном отношении, но «молодые» в социальном плане, по отношению к главенствующему роду. Здесь, как и в случае с «мужем», налицо уже наполняемость термина, ранее обозначавшего половозрастные характеристики, вполне определенным социальным содержанием. Постепенно термин «расплывается», обозначая все больше социальных агентов. То есть под общинными людьми могли теперь скрываться как мужи нижестоящих семей, так и люди своей семьи. Отсюда многозначность и некоторая «иерархичность» термина люди в позднейшее время в летописных известиях. Людьми здесь назывались младшие общинники по отношению, например, к мужам, боярам, князьям.
При наличии нескольких родственных общин одна из них считалась старшей, обладая преимуществом и известным авторитетом51. Победившая в борьбе за лидерство община и соответственно большая семья возглавляли племя52. Именно из этой семьи выдвигались вожди и старейшины всего племенного союза. Наглядно это демонстрируют строчки ПВЛ, повествующие о временах, последовавших после смерти легендарных основателей Киева: «И по сихъ братьи держати почаша род ихъ княженье в поляхъ»53. Видно, что именно их род (чтобы мы под ним ни понимали), был старшим в «поляхъ».
Наследственность власти утверждалось, прежде всего, как право рода в целом и лишь позднее -как право прямых потомков вождя, главы правящего рода. Это отмечают и византийские писатели, часто описывая славянских вождей во множественном числе54. Поддержка родом своего представителя в роли вождя гарантировалась тем, что к выполнению престижных и выгодных функций в племени или союзе племен он приобщал и своих ближайших родичей. Показательно здесь сообщение византийского писателя, описывающего случай отправки антами послом к кагану аваров некоего Ме-замира, который был братом вождя славянского союза Келагаста, унаследовавшего власть от своего отца Идаризия55.
Достижение одним родом ведущего положения в племени на стадии военной демократии сопровождалось острой и кровавой борьбой не только среди полукочевых народов (о чем хорошо известно), но и, по всей вероятности, в славянском обществе. В связи с этим можно полагать, что поражение в борьбе за власть рода-соперника имело для него трагические последствия. Видимо, такие роды (семьи, общины) чаще всего оказывались на чужбине, переселяясь в византийские области, о чем также сообщают греческие авторы. Феофилакт Симокатта повествует о том, что византийский император послал к Дунаю военачальника «чтобы роды (уе^п) славян... против воли оставили Фракию в покое»56. Обычным для византийского автора представляется переправка через Дунай родст-
венными коллективами. Возможно, что экспансия славян в пределы Византийской империи - это в какой-то мере результат внутренних неурядиц сродни последующей потом норманнской экспансии.
О том, что славянское общество было раздираемо конфликтами, свидетельствует фраза византийского писателя Маврикия Стратега: «Поскольку у них много вождей и они не согласны друг с другом, нелишне некоторых из них прибрать к рукам с помощью речей или даров, в особенности тех, которые ближе к границам, а на других нападать, дабы враждебность ко всем не привела бы к [их] объе-
57
динению, или монархии» .
Племя и род возглавляли старейшины и вожди. Именно к ним приходили послы от хакана аваров, «чтобы собрать воинские силы». При этом хакан «прельщал старейшин богатыми дарами»58. Созвучен этим известиям эпизод с «хазарской данью» ПВЛ: хазары, взяв дань на полянах, принесли ее не только князю, но и «стариишинымъ [своимъ]». Значит, старейшины играли значительную роль в подготовке походов. Однако их функции были скорее посредническими, организаторскими. Исполнителями этих мероприятий, судя по всему, были вожди. Вожди выбирались в первую очередь из молодых людей старшего рода. Связь вождя племени как военного предводителя с возрастными группировками молодежи четко устанавливается на африканском материале59. Показателен и другой пример: Индра, царь индийских богов, считается предводителем марутов, являющихся классическим образцом мужского возрастного группирования: имя их, по всей видимости, образовано от индоевропейского корня «молодой»60.
Мужи играли определяющую роль в старшем роде в силу своего возраста и авторитета. Именно они входили в состав родоплеменной знати, куда также на правах мужей входили и главы нижестоящих общин (старейшины). Пожалуй, в этом и кроются причины полисемичности термина «муж», так как он обозначал и старших мужчин «своего» рода и в то же время глав подчиненных родовых организаций.
«Люди» в этой структуре стояли рангом ниже, отсюда, как и в отношении «мужей», многозначность термина. В низовых структурах (семье, общине), как мы уже видели, для старшего мужчины (мужа, равно как и для старейшины) людином был свой младший родственник (возрастное значение). В случае если родственная группа была старшей в племени, то слово «люди» приобретало двойственное значение. Во-первых, для правящей семьи нужно было маркировать своих младших мужчин - они, как и ранее, назывались людьми. Во-вторых, людьми теперь обозначали и весь нижестоящий разновозрастной мужской состав племени. Здесь уже отчетливо просматривается социальное звучание термина. Теперь термин «люди» распространяется на различные слои славянского населения: здесь и мужи младшей общины, здесь и главы нижестоящих больших семей - старейшины, сюда же включались и собственно люди, то есть младшие мужчины данного племени. Таким образом, этот термин «растягивается», в конце концов, обозначая большую часть славянского общества. Этот факт отчетливо отразился во всех славянских языках: лексема стала употребляться по отношению к народу, рядовым общинникам (ст.-слав. людие, др.-рус. людие, людье, серб. людие, ст.-чеш. lydie, ст.-польск. ludzie и др.)61. Показателен в связи с этим термин африканского племени аканов - «асафо», обозначавший рядовых общинников, буквально - «молодежь». В этом заключается двойственная, едва уловимая семантика этого термина. Поэтому в каждом отдельном случае это слово нужно подвергать специальному терминологическому анализу, на чем в свое время настаивал еще Л.В. Черепнин62.
Впоследствии в письменных источниках хорошо просматриваются оба этих значения. Смысл «народ, масса рядовых общинников» довольно уверенно можно обнаружить в летописях. Например, Владимир Святославич (991) «заложи градъ Белъгородъ и наруби въ не от инехъ городовъ и много людии сведе во нь, бе бо любя градъ сь»63. Часто указанное значение встречается в летописных отрывках церковно-книжного характера («и возъропташа людье на Бога»64; «и се рекши моляшеся за сына и за люди, по вся нощи и дни»65; «приде к патреарху благословенья просящи на домъ и рече ему людье мои пагани и сын мои»66 и др.
Возрастное значение термина претерпевает некоторую эволюцию. По мере роста власти князя около него группируются, помимо родственников, пришлые элементы. Родоплеменное возрастное деление накладывается и на новую социальную структуру. Таким образом, в княжеской среде можно застать людей уже с другим значением: «приближенные князя». Эти люди в последующей рукописной традиции стали уточняться качественными характеристиками «его», «свои», «мои». В 945 г. Ольга, подойдя к «гробу» своего мужа, князя Игоря, убитого древлянами, «повеле людемъ своимъ (выделено нами. - А.С.) съсути могилу велику»67. Очевидно, что люди свои здесь отнюдь не рядовые об-
щинники, а представители дружины. Это становится ясным из контекста, в котором сказано, что приехала она к древлянам «поимши дружину малы»68. Немногим ранее до своего злополучного похода за древлянской данью князь Игорь заключал договор с греками и «ходи. роте и люди его»69. Очевидно, что под людьми здесь нужно понимать приближенных Игоря.
В племенной организации термин «чадь» также становится социальным, обозначающим не только детей и адоптированных рабов, но и определенную категорию свободного взрослого населения. В племенном масштабе социальный статус чади был гораздо ниже, чем статус людей.
Наиболее удачливое племя подчиняло соседние племена и образовывало союз племен. Союзы племен носили характер непрочных образований, постоянно разрушались и собирались вновь. В этой союзной организации по отношению к нижестоящим племенам авторитет плавно переходил в отношения господства-подчинения. Остальные племена, входившие в этот союз, по возможности противодействовали лидирующему племени. Славянские племена, стоявшие примерно на одном уровне развития, не обладали ресурсами для того, чтобы удержать в подчинении другое племя. Людье в этом случае охватывало более широкие слои населения. Ведь теперь туда, помимо перечисленных категорий, попадала и племенная старшина.
Стоит согласиться с И.Я. Фрояновым в том, что у славян можно найти лишь одну форму несвободы - «временное рабство, питавшееся за счет полона, приобретаемого во время грабительских войн, получивших тогда очень широкое распространение. Рабовладение никоим образом не нарушало социальную структуру родоплеменного общества. Оно не имело сколько-нибудь серьезного и производственного значения»70. В первую очередь, в рабство захватывали женщин и детей. По свидетельству Прокопия Кесарийского, в одном из набегов славяне «всех мужчин до 15 тысяч тут же убили, все богатства разграбили, а детей и женщин обратили в рабство»71. Они наиболее легко могли быть адоптированы в родоплеменную славянскую структуру. Поэтому рабов как отдельной социальной прослойки не существовало - они инкорпорировались в большесемейную структуру. Естественно, что после адопции они получали название младших членов семьи - в нашем случае «чадь». Не надо забывать о том, что социальный статус раба определялся статусом родственной организации, в которую он входил. Маврикий Стратег указывал, что по истечении некоторого времени рабы получали свободу и оставались у славян «как свободные люди и друзья»72. Конечно, сложно определить статус раба после «освобождения». Но вряд ли он становился полностью равноправным.
Участие людей в военной организации наиболее рельефно отражает их место и роль в славянском обществе. Рассматривая военную организацию славян в У1-УИ вв., Б.Д. Греков отождествлял «народ» и «войско» («в этот период у всех народов войско и народ - понятия тождественные»73). Далее уточнял: «Военная служба в это время не была привилегией для одних, ни бременем для других, но обязанностью всех. Военная сила складывалась из вооруженных людей; на войну шел всякий, кто был способен»74 И.Я. Фроянов тоже признавал «славян У1-УИ вв. (а также и более позднего времени) вооруженным народом»75.
Взгляды ученых основываются здесь, прежде всего, на данных языка, свидетельствующих о близости понятий «народ» и «войско». Например, у хорват слово «vojska» значит «люди». Сербы до настоящего времени обозначают словом «vojska» домочадцев, большую семью. Сербская женщина до сих пор называет своего мужа словом «vojno». Западные славяне словом wojsko называли «множество», «число»76. Происхождение этого термина, по всей видимости, можно отнести к временам индоевропейского единства. Он родственен литовскому «veju», что значит «гнаться, преследовать»; авестийскому «vayeiti» («гонит», «преследует»); древнеисландскому «veir» («охота») и некоторым другим77. У тюркских народов мы также наблюдаем тождественность понятий «войско» и «люди»78.
Об организованности народа по военному принципу свидетельствует и само слово «народ». Согласно В.В. Колесову «народъ - это “полк”» и отличается лишь тем, что «не всегда воюет»79. По мнению исследователя, исконным значением слова народъ была «толпа, бесконечное множество, сбор», причем «это множество всегда было организовано по какому-либо признаку, и прежде всего как воинское объединение»80. Приводя в пример сравнительно-языковые параллели, автор пишет и о том,
что «войско и стан кочевого рода назывались тем же словом, что и сам род»81. Собственно говоря,
82
славяне той эпохи и сами четко не разграничивали эти понятия .
Таким образом, данные сравнительного языкознания позволяют нам сделать вполне убедительный вывод о том, что в древности вооруженный народ составлял основную ударную силу в военных
операциях и людин как представитель народных масс той эпохи во время военного лихолетья становился воем.
Исторические сочинения древних авторов также подкрепляют тезис о том, что народная масса и военная организация У1-У11 вв. были неразделимым целым. Например, Феофилакт Симокатта, рассказывая об очередном поражении «ромеев» от славян, пишет: «С началом весны стратиг был послан императором к Истру, чтобы роды славян (ЕкАяи^юу уюу^), встретив преграду для переправы через реку, против воли оставили Фракию в покое»83. Перед нами красноречивая иллюстрация масштабных походов на Византию большими родственными коллективами (роды славян).
Источники указывают и на всеобщую вооруженность славян: «Каждый мужчина вооружен двумя небольшими копьями, а некоторые из них и щитами, крепкими, но труднопереносимыми. Пользуются они также деревянными луками, и небольшими стрелами, намазанными отравляющим
84
веществом.» .
Военные мероприятия славян носили неоднозначный характер. Можно говорить и о набегах, и
об экспансии, осуществляемой силами больших родственных коллективов. Хотя активное участие в экспансии принимало все население (как собственно мужи, люди, так и другие группы славян), последнее слово оставалось за мужами.
Помимо масштабных походов имели место грабительские набеги, а также участие славянских войск в составе иностранных военных сил. В этих случаях на первый план выдвигаются активные, молодые, наиболее боеспособные люди. Мужи, естественно, тоже принимали участие в военных мероприятиях, но наиболее высокая мотивация была у людей (мотивы повышения своего статуса, престижа).
Военную организацию славян нельзя рассмотреть, обходя вопрос о происхождении и сущности дружины, важного фермента полито- и социогенеза. Наиболее обстоятельное исследование данного социального института осуществлено А.А. Горским. Исследователь датировал появление дружины у славян временем не позднее VI в.85 Определяя важнейшие критерии дружины, автор писал: «Дружина, во-первых, является отрицанием родового деления общества, поскольку набирается и строится не по родовому принципу, а по принципу личной верности; во-вторых, дружина находится вне общинной структуры общества: она оторвана от нее социально (дружинники не являются членами отдельных общин, так как дружины существуют при вождях более крупных объединений) и территориально (в силу обособленного проживания дружинников)»86.
Принимая основания выделения дружины, указанные А. А. Горским, не можем, однако, не заметить, что для характеристики военного строя У1-У11 вв. они вряд ли применимы. В самих источниках нет достоверного и четкого определения, дружиной или руками вооруженного народа ведется та или иная операция. Нет достоверных, безусловных свидетельств об отделении дружины территориально в этот период. Письменные источники не позволяют сделать и выводы об обособленном проживании дружинников. Об отделении дружины социально говорить пока не приходится.
Думается, в любом случае дружина в тот период еще не набиралась по принципу личной верности. Она не выходила за рамки родоплеменного общества и являлась его продолжением. Свет на первоначальную сущность дружины проливают лингвистические источники. Исследователи единодушно отмечают полисемичность этого термина. Слово «дружина» является общеславянским. Оно образовано от слова «друг», первоначальное значение которого - «спутник, товарищ на войне». Следовательно, дружина - это боевые спутники, товарищи. Однако стоит обратить внимание на еще одно значение слова «дружина»: это «домочадцы», «община», которое до сих пор бытует в некоторых славянских языках87. Такое значение дружины бытовало в эпоху праславянского единства. Отголоски его сохранились в Пространной Правде: «Будет ли головник их в верви, зан[е] к ним прикладываеть, того же деля им помагати головнику, любо си дикую виру; но спла[ти]ти им вообчи 40 гривен, а го-ловничьство, [а то] самому головнику; а в 40 гривен ему заплатити ис дружины свою часть»88. В случае если вервь не может разыскать или выдать убийцу, то общинники должны платить виру совместно, то есть виру платил весь родственный коллектив; каждый член верви платит какую-то часть. Это и называется платить «ис дружины свою часть»89. Собственно говоря, вервь и дружина употребляются как синонимы, то есть дружина в период У1-У11 вв. и позднее являлась группой родственников, совсем не обязательно состоящей при князе, и не всегда упоминаемой во время боевых действий. Она еще не выделилась из общинных структур.
В иерархии дружина лидирующего рода (вполне возможно впоследствии в летописях именующаяся как «старшая») в военных столкновениях играла роль ведущей организации. Остальные дружины подчинялись «старшей» дружине. Таким образом, вряд ли мы найдем в У1 - У11 вв. дружины в таком виде, в каком понимал его А.А. Горский. Именно конгломерат дружин, при главенстве «старшей», и образовывал военную организацию славян, носившую временный характер. В зависимости от характера военных выступлений (захватнического, оборонительного) и принималось «решение, как выступать - племенем или отрядом» 90.
***
Таким образом, понятие «люди» в период завершающего этапа славянского единства носило двойственный характер. Люди - первоначально половозрастная группа молодых мужчин, вбиравшая в себя постепенно, по мере усложнения общественного строя, другие возрастные группы и приобретавшая социальный оттенок. В рассматриваемый период в низовых структурах (большая семья, община) доминировало половозрастное значение термина - «молодежь». На уровне племен и союза племен термин приобретал социальное наполнение, обозначая все подчиненное, лично свободное взрослое мужское население, обладающее относительно друг друга различным социальным и возрастным статусом. Потому при исследовании лексемы «люди» по письменным источникам должна анализироваться социальная среда, в контексте которой она употребляется.
В письменных источниках древнерусского времени «людин» - это всегда младший мужчина по сравнению с мужами и старейшинами. В экономическом отношении в обоих случаях людин — основной производитель (и захватчик) материальных благ. Участие в военных действиях зависело от характера самих военных операций. В набегах и участвуя в качестве союзных войск, люди как молодые мужчины играли определяющую роль. В масштабных акциях (переселениях) их функции были уже, поскольку ограничивались племенной старшиной. Он входил в состав воев наряду с мужами. В расширенном понимании люди это практически все взрослые воины. Нет оснований и для противопоставления народного войска и дружины. Войско и было конгломератом дружин (иерархией дружин разного ранга). Люди составляли абсолютное большинство населения.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См., напр.: Ключевский В.О. История сословий в России: полный курс лекций. Мн., 2004. С. 40-41; Дьяконов М.А. Очерки общественного государственного строя Древней Руси. СПб., 1912. С. 69; Сергеевич В.И. Русские юридические древности. СПб., 1902. С. 162, 163.
2 См., напр.: Пашуто В.Т. Черты политического строя древней Руси // Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Череп-нин Л.В., Шушарин В.П., Щапов Я.Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 12; Черепнин Л.В. К вопросу о характере и форме Древнерусского государства X - начала XIII в. // Исторические записки. М., 1972. Т. 89. С. 379; Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 118-121; Долгов В.В. Быт и нравы Древней Руси. М., 2007. С. 216, 217; Вилкул Т.Л. Люди и князь в древнерусских летописях середины Х!-ХШ вв. М., 2009. С. 40-52.
3 Обычно исследователи просто констатируют изначальное значение слова люди («народ»).
4 Пузанов В.В. Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. 5Ижевск, 2007. С. 53.
5 Полемика по общественному строю продолжается. См., напр.: Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян. СПб., 1996; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси У! - первой трети XIII в. СПб., 2003 и др.
6 Бондаренко Д.М. Привилегированные категории населения Бенина накануне первых контактов с европейцами: К вопросу о возникновении классов и государства // Ранние формы социальной стратификации. М., 1993. С. 158.
7 Пузанов В.В. Указ. соч. С. 564.
8 Гуревич А.Я. Индивид и общество в варварских государствах // Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968. С. 394.
9 Пузанов В.В. Указ. соч. С. 53.
10 КосвенМ.О. Семейная община и патронимия. М., 1963. С. 4.
11 Тимощук Б.А. Восточнославянская община У-Х вв. н.э. М., 1990. С. 21.
12 Косвен М.О. Указ. соч.
13 Там же; Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н. К истокам славянской социальной терминологии: семантическая сфера общественной организации, власти, управления и основных функций // Славянское и балканское языкознание: Язык в этнокультурном аспекте. М., 1984.
14 Калиновская К.П. Возрастные группы народов Восточной Африки. М., 1976.
15 Там же.
16 История первобытного общества: Эпоха классообразования. М., 1988. С. 171; Косвен М. О. Указ. соч. С. 50.
17 ФасмерМ. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. М., 1986. Т. 3. С. 747.
18 Белков П. Л. Социальная стратификация и средства управления в доклассовом и предклассовом обществе // Ранние формы социальной стратификации. С. 78.
19 Здесь все зависело от конкретных обстоятельств, индивидуальных способностей каждого. См.: Попов В.А. Историческая динамика общественного расслоения и тенденция классогенеза в параполитейных обществах (на материале доколониальных аканов) // Ранние формы социальной стратификации. С. 140.
20 Фасмер М. Указ. соч. Т. 2. С. 670, 671.
21 Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. Л., 1986. С. 81.
22 Фасмер М. Указ. соч. Т. 2. С. 545.
23 Дегтярев В.И. О происхождении слова люд // Этимология. 1979. М.,1981. С. 86.
24 Иванов Вяч. Вс. К типологическому анализу внутренней формы праслав. се1оуекъ ‘человек’ // Этимология. 1973. М.,1975. С. 18.
25 Полное собрание русских летописей (далее - ПСРЛ). М., 2001. Т. 1. Стб. 59.
26 Там же. Стб. 235.
27 Там же. Стб. 48.
28 Там же. Стб. 95.
29 Там же. Стб. 279.
30 Там же. Стб. 221.
31 Колесов В.В. Указ. соч. С. 143; Долгов В.В. Указ. соч. С. 216.
32 См.: Свод древнейших письменных известий о славянах: в 2 т. Т. 1 (далее - Свод 1). М., 1994. С. 170-250; Т. 2 (далее - Свод 2). М., 1995. С. 10-65.
33 Фасмер М. Указ. соч. Т. 4. С. 310, 311.
34 Там же. Т.3. С. 172, 173.
35 Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян. С. 33-73.
36 Фасмер М. Указ. соч. Т. 2. С. 643, 644.
37 КосвенМ.О. Указ. соч. С. 115; Литаврин Г.Г. Византия и славяне. СПб., 2001. С. 535.
38 Тимощук Б.А. Указ. соч. С. 79-84.
39 Там же.
40 Миллер О. Опыт исторического обозрения русской словесности. СПб., 1865. С. 136, 137.
41 Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 2006. С. 649.
42 См.: Косвен М. О. Указ. соч.
43 Кулланда С.В. Праязыковые этимоны и историко-социологические конструкции // Ранние формы социальной стратификации. С. 286.
44 Косвен М.О. Указ. соч. С. 115.
45 Российское законодательство X - XX вв.: в 9 т. М., 1984. Т. 1. С. 47.
46 Калиновская К. П. Указ. соч. С. 71.
47 Белков П.Л. Указ. соч. С. 92.
48 Там же. С. 94.
49 Артемова О.Ю. Личность и социальные нормы в раннепервобытной общине. М., 1987. С. 116.
50 Белков П.Л. Указ. соч. С. 89.
51 Косвен М.О. Указ. соч. С. 115.
52 Проблемы племенных союзов также рассмотрены в обширнейшей историографии. См., напр.: Ловмяньский Х. Основные черты родоплеменного и раннефеодального строя славян // Становление раннефеодальных славянских государств. Киев, 1972. С. 97; Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998. С. 28.
53 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 10.
54 Свод 1. С. 317, 321.
55 Там же.
56 Свод 2. С. 19.
57 Свод 1. С. 375.
58 Свод 2. С. 17.
59 Кулланда С.В. Указ. соч. С. 280.
60 Там же.
2010. Вып. 1 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
61 Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка. М., 1959. Т. 1. С. 493; Фасмер М. Указ. соч. Т. 2. С. 545; Шанский Н.М. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971. С. 250.
62 Черепнин Л.В. Указ. соч. С. 379.
63 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 122.
64 Там же. Стб. 96.
65 Там же. Стб. 64.
66 Там же. Стб. 61.
67 Там же. Стб. 57.
68 Там же.
69 Там же. Стб. 54. В Радзивилловском и Московско-академическом списках - «мужи его».
70 Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян. С. 74.
71 Свод 1. С. 193.
72 Там же. С. 369.
73 Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1949. С. 306.
74 Там же. С. 307.
75 Фроянов И.Я. Киевская Русь... С. 187.
76 Фасмер М. Указ. соч. Т. 1. С. 334, 335.
77 Там же.
78 Худяков Ю. С. К вопросу о коннице, пехоте и характере войска древних тюрок // Рос. археология. 2004. №4.
С. 100-108.
79 Колесов В.В. Указ. соч. С. 138.
80 Там же. С. 137.
81 Там же.
82 Пузанов В.В. Указ. соч. С. 53.
83 Свод 2. С. 19.
84 Свод І.С. 371.
85 Горский А.А. Древнерусская дружина. М., 1989. С. 27; См. также: Его же. Славянское расселение и эволюция общественного строя славян // Буданова В.П., Горский А. А., Ермолова И.Е. Великое переселение народов: Эт-нополитические и социальные аспекты. М., 1999. С. 178, 179; Его же. Древнерусская дружинная терминология в свете международных связей Руси // Русь на перехресті світів (міжнародні впливи на формування давньоруської держави) IX-XI ст.: Матеріали міжнародного польового археологічного семінару (Чернігів-Шестовиця, 20-23 липня 2006 р.). Чернігів, 2006. С. 53.
86 Там же. С. 27.
87 Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 2006. С. 417.
88 Российское законодательство X-XX веков. Т. 1. С. 64.
89 Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 2006. С. 418.
90 Фроянов И.Я. Киевская Русь... С. 187.
Поступила в редакцию 22.09.09
A. V. Skobelev, postgraduate student
On the role of ‘ludi’ («peoples») in the social structure of Slavic society in the VI-VII centuries
The article analyses the social role of ‘ludi’ in the social structure of Slavic society in the VI - VII centuries on the basis of linguistic, ethnographic and archeological sources.
Keywords: people, the social system of the Slavs, prince’s body-guard, family, man, elder, community, servants, warriors.
Скобелев Александр Васильевич, аспирант ГОУВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2)
E-mail: Skobelev-Alexandr@vandex.ru
