CC BY
0Научная статья УДК 343.22
К ВОПРОСУ О ЛИЧНОЙ ИМУЩЕСТВЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ ОРГАНОВ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО РАССЛЕДОВАНИЯ
1 2
Лобачев Денис Александрович , Марьина Евгения Владимировна
1Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П. Королева, Самара, Россия
^Московский государственный юридический университет имени О.Е. Кутафина, Москва, Россия
1lobachev01@mail.ru urcli n@yandex. ru
Аннотация. Персональная ответственность следователя (дознавателя) за незаконные процессуальные действия (бездействие), которыми был причинен вред лицам, вовлеченным в уголовное судопроизводство, реализуется через право регресса государства к виновному лицу. При этом общие правила регрессной ответственности, сформулированные в гражданском законодательстве, не могут быть перенесены на следователя (дознавателя) в полном объеме, без каких-либо особенностей и исключений. В действующем законодательстве не определены границы ответственности этих лиц за принятые процессуальные решения. В деятельности следователя (дознавателя) значительную долю занимает внутреннее убеждение должностного лица, поэтому незаконность действий может быть продиктована добросовестным заблуждением или неверной оценкой собранных по делу доказательств. Авторами настоящей статьи предлагается ограничить право регрессной ответственности следователя (дознавателя) лишь случаями, когда их вина в причинении вреда установлена приговором суда.
Ключевые слова: имущественная ответственность следователя, дознавателя, регрессные требования к должностным лицам, гражданско-правовая ответственность должностных лиц органов предварительного расследования, возмещение вреда, причиненного преступлением.
Для цитирования: Лобачев Д. А., Марьина Е. В. К вопросу о личной имущественной ответственности должностных лиц органов предварительного расследования // Научный вестник Орловского юридического института МВД России имени В. В. Лукьянова. 2023. № 4(97). С. 134-141.
ON THE ISSUE OF PERSONAL PROPERTY RESPONSIBILITY OF OFFICIALS OF THE PRELIMINARY INVESTIGATION BODIES
12
Denis A. Lobachev , Evgeniya V. Maryina
1Samara National Research University, Samara, Russia
2Kutafin Moscow State Law University, Moscow, Russia
1lobachev01@mail.ru urcli n@yandex .ru
Abstract. Personal responsibility of the investigator (inquirer) for illegal procedural actions (inaction), which caused harm to persons involved in criminal proceedings, is realized through the right of recourse of the state to the guilty person. In this case, the general rules of recourse liability, formed in civil legislation, cannot be transferred to the investigator (inquirer) in full, without any peculiarities and exceptions. The current legislation does not define the boundaries of responsibility of these persons for procedural decisions taken. In the
activity of the investigator (inquirer) a significant share is taken by the internal conviction of the official, so the illegality of actions may be dictated by a good faith mistake or incorrect assessment of the evidence collected in the case. The authors of this article propose to limit the right of recourse liability of the investigator (inquiry officer) only in cases where their guilt in causing harm is established by a court verdict.
Keywords: property responsibility of the investigator, inquirer, recourse requirements to officials, civil responsibility of officials of the preliminary investigation bodies, compensation for damage caused by a crime.
For citation: Lobachev D. A., Maryina E. V. On the issue of personal property responsibility of officials of the preliminary investigation bodies // Scientific Bulletin of the Orel Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V. V. Lukyanov. 2023. № 4(97). Р. 134-141.
В соответствии со ст. 53 Конституции Российской Федерации каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц. В развитие данного положения в гл. 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ) и в гл. 59 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ) закреплены правила о возмещении вреда, в том числе причиненного гражданину в результате незаконных действий (бездействия) следователя, дознавателя. Согласно этим положениям причиненный вред изначально возмещается государством, которое в последующем вправе потребовать от должностных лиц органов предварительного расследования компенсации понесенных расходов.
Исходя из ст. 133 УПК РФ1 вред, причиненный гражданину в результате уголовного преследования, возмещается государством в полном объеме, независимо от вины органа дознания, дознавателя, следователя, прокурора и суда. Применение указанного правила о вине не ограничено каким-либо перечнем случаев. Напротив, в ст. 1070 ГК РФ законодатель выделил только ряд ситуаций, когда вред, понесенный гражданами, возмещается государством, вне зависимости от вины должностных лиц. К ним, в частности, отнесены незаконное осуждение, незаконное привлечение к уголовной ответственности, незаконное применение в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде. В иных случаях обязательным условием компенсации причиненного вреда со стороны государства является установление признака вины в действии (бездействии) ответственных лиц. Данный вывод следует из ч. 2 ст. 1064 ГК РФ. Таким образом, ГК РФ по-иному, чем УПК РФ, подходит к такому условию ответственности государства, как наличие вины должностных лиц, перечисляя конкретные случаи, когда установление вины не является обязательным. Возможно, рассматриваемое разночтение имеет формальный характер и возникло из-за использования в ГК РФ терминологии, употребление которой прямо не предусмотрено УПК РФ. Например, такие словосочетания, как «незаконное осуждение», «незаконное привлечение к уголовной ответственности», вызывают вопрос о том, какие конкретные уголовно-процессуальные действия ими охватываются. Представляется, что рассматриваемое нормативно-правовое дублирование вопроса возмещения государством вреда, причиненного гражданину в результате уголовного преследования, избыточно и не лучшим образом отражается на качестве данного регулирования [1, с. 121]. Авторы настоящей статьи полагают, что гражданским законодательством должны охватываться лишь случаи возмещения вреда, когда речь не идет о реализации пострадавшим лицом права на реабилитацию в соответствии со ст. 133 УПК РФ.
Персональная ответственность следователя, дознавателя за незаконные процессуальные действия (бездействие), которыми был причинен вред лицам, вовлеченным
1 Уголовно-процессуальный кодекс Рос. Федерации [Электронный ресурс]: от 18 декабря 2001 г. № 174-ФЗ. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
2 Гражданский кодекс Российской Федерации [Электронный ресурс]: от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ. Доступ из справ. -правовой системы «КонсультантПлюс».
в уголовное судопроизводство, реализована в действующей системе законодательства через право регресса государства к виновному лицу. Право обратного требования по своей правовой конструкции является способом компенсаций тех расходов, которые понесло государство в связи с незаконными действиями должностных лиц органов предварительного расследования. При этом по своей сути риск возникновения имущественной ответственности для должностного лица является не чем иным, как гарантией обеспечения прав и свобод человека в уголовном судопроизводстве. Потенциальная возможность несения имущественной ответственности стимулирует дознавателя, следователя действовать в рамках закона при расследовании преступлений и воздерживаться от неправомерных процессуальных действий, влекущих причинение вреда гражданам, оказавшимся в сфере уголовно-процессуальных отношений [2, а 1291. И в этом плане не имеет значения, перед каким субъектом должностное лицо несет непосредственно имущественные санкции - перед государством или перед лицом, которому причинен вред. Главное, что в результате применения регрессных требований для непосредственного причинителя вреда наступают негативные имущественные последствия, что объективно оказывает дисциплинирующее воздействие на него [3, с. 91, а следовательно, является одним из условий реализации назначения уголовного судопроизводства.
Право обратного требования государства к лицу, в связи с незаконными действиями (бездействием) которого произведено возмещение причиненного вреда, регулируется п. 3.1 ст. 1081 ГК РФ, то есть исключительно гражданским законодательством. Согласно судебной практике условиями применения регрессной ответственности являются: совершение должностным лицом незаконных действий (бездействия), наличие последствий в виде причиненного вреда участнику уголовного судопроизводства и соответствующей причинно-следственной связи между деянием и наступившими последствиями1. В п. 3.1 ст. 1081 ГК РФ прямо не предусмотрено зависимости реализации права регресса от наличия вины должностного лица. Но, как представляется, отсутствие в норме указания на это не свидетельствует о возможности возмещения понесенных бюджетом убытков в порядке регресса без установления вины конкретного лица, в том числе в случаях, когда на государство возложена обязанность по компенсации вреда независимо от наличия вины должностных лиц. Собственного говоря, наличие вины априори презюмируется как обязательное условие для возмещения вреда в деликтных правоотношениях, все исключения из данного правила могут иметь место в случае прямого указания на это в законе. В УПК РФ о возможности персональной имущественной ответственности должностных лиц органов предварительного расследования не упоминается. Авторы не настаивают на том, чтобы правовое регулирование применения регрессных требований стало уделом уголовно-процессуальных норм, но при этом считают, что общие правила регрессной ответственности не могут быть перенесены на следователя, дознавателя в полном объеме, без каких-либо особенностей и исключений.
Ни следователь, ни дознаватель не обладают в соответствии с нормами УПК РФ полным объемом самостоятельности в принятии процессуальных решений, чтобы иметь возможность говорить о причинении вреда исключительно действиями одного лица. Например, следователь находится под ведомственным контролем руководителя следственного органа, который вправе давать обязательные к исполнению указания, отменять незаконные и необоснованные постановления следователя. Кроме ведомственного контроля за процессуальной деятельностью следователя и дознавателя, существует прокурорский надзор и судебный контроль [4, с. 16]. В связи с этим, очевидно, возникает вопрос о распределении ответственности за принятое незаконное процессуальное решение [5, а 31], например о возбуждении уголовного дела, об избрании меры пресечения, в законности и обоснованности которого были убеждены не только следователь и дознаватель, но и контролирующие лица. К сожалению,
Апелляционное определение Московского городского суда от 28 ноября 2018 г. по делу № 33-49954/2018; апелляционное определение Свердловского областного суда от 12 февраля 2019 г. по делу № 33-2332/2019.
действующие нормы УПК РФ не определяют границы ответственности лиц, участвующих в уголовном преследовании за принятые процессуальные решения. Полагаем, что пропорциональное распределение ответственности между должностными лицами, с учетом степени вины каждого из них, не является вариантом решения указанной проблемы, поскольку никаких реальных средств для измерения данной степени вины нет. Переложение вопроса об определении степени вины каждого лица, принимавшего участие в принятии процессуального решения, исключительно на плечи правосудия, в условиях отсутствия четких норм о пределах ответственности каждого субъекта, не может обеспечить единый подход государства к ответственности должностных лиц органов предварительного расследования.
Согласно п. 3.1 ст. 1081 ГК РФ условием реализации права регресса к должностным лицам органов предварительного расследования является незаконность действий (бездействия), в связи с которыми произведено указанное возмещение. Данная формулировка вызывает ряд вопросов. В контексте упомянутой нормы нет однозначного понимания того, что считать незаконным действием (бездействием), влекущим за собой личную имущественную ответственность следователя, дознавателя, может ли оно быть связано с неверно сложившимся субъективным представлением должностного лица о правомерности уголовного преследования, кем должна подтверждаться незаконность действий и в каком документе отражаться. Вызывает вопрос и оценка степени влияния конкретного незаконного, необоснованного процессуального действия должностного лица, например, на прекращение уголовного дела по реабилитирующим основаниям, на вынесение оправдательного приговора, на отмену примененных мер принуждения. Ни УПК РФ, ни ГК РФ ответа на него не содержат.
В уголовно-процессуальной деятельности следователя, дознавателя значительную долю занимает внутреннее убеждение должностного лица, вследствие которого незаконность действий может быть продиктована добросовестным заблуждением или неверной оценкой собранных по делу доказательств. В этом контексте функция расследования отчасти однородна с функцией разрешения судом уголовного дела по существу [4, с. 18]. При этом следует отметить различный подход к праву регресса в отношении судей, следователей, дознавателей. Данное право требования в отношении судьи прямо связано с установлением его вины в причинении вреда приговором суда, вступившим в законную силу (п. 3 ст. 1081 ГК РФ). Таким образом, обратное требование может быть реализовано в случае совершения судьей преступления при отправлении правосудия, приведшего к причинению вреда участнику уголовного процесса. В иных случаях право регресса в отношении судей не предполагается. В отличие от судей, для должностных лиц органов предварительного расследования для привлечения их к регрессной ответственности достаточно установить лишь незаконность действий указанных лиц, в связи с которыми государством было произведено возмещение причиненного вреда. Условия о том, что их вина должна быть установлена приговором суда, в законе не содержится.
В соответствии с приказом Генпрокурора России № 12, Минфина России № 3н от 20.01.20091 прокурорам предписано в каждом случае вынесения судами или органами предварительного следствия и дознания процессуального решения, влекущего признание права на реабилитацию, проводить соответствующую проверку (служебное расследование), по результатам которой ставить вопрос о привлечении виновных должностных лиц к предусмотренной законом ответственности. Как показал анализ судебной практики, суды, как правило, критично относятся к результатам служебных проверок как к доказательству незаконности действий следователя, дознавателя, указывая
1 О взаимодействии органов прокуратуры и Министерства финансов Российской Федерации при поступлении сведений об обращении в суд гражданина с иском (заявлением) о возмещении вреда, причиненного в результате незаконного уголовного преследования [Электронный ресурс]: приказ Генпрокуратуры России № 12, Минфина России № 3н от 20 января 2009 г. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
на отсутствие их правоприменительного значения1. В целом, рассматриваемая позиция выглядит справедливой. Материалы служебной проверки не могут априори предопределять незаконность действий, поскольку являются лишь позицией вышестоящего лица (органа), проводившего проверку, которое, по сути, имеет определенную предубежденность в необходимости привлечения лица к имущественной ответственности. В этом плане доказательством незаконности действий следователя, дознавателя может выступать лишь информация, установленная и проверенная в ходе судебного разбирательства, и поэтому принимать за данность результаты служебной проверки без соответствующего судебного исследования обстоятельств, изложенных в этой самой проверке, представляется ошибкой.
Существующая конструкция п. 3.1 ст. 1081 ГК РФ предоставляет неограниченные возможности в привлечении должностных лиц следствия и дознания к регрессной ответственности в связи с тем, что уголовное преследование хотя бы в определенной части всегда потенциально имеет риск стать незаконным, а следовательно, повлечь за собой имущественную ответственность для должностных лиц органов предварительного расследования. Положительно то, что судебная практика не идет по данному пути. Механизм регрессной ответственности в основном работает тогда, когда незаконность действий подтверждена обвинительным приговором суда либо иным решением суда, в котором сделан однозначный вывод о незаконности действий дознавателя, следователя. Во всех остальных случаях суды обычно приходят к выводу об отсутствии оснований для привлечения лиц к имущественной ответственности [6, а 40], аргументируя свое решение разными причинами: неустановленностью вины должностного лица, отсутствием решения суда о признании действий незаконными (не соответствующими требованиям уголовно-процессуального законодательства), отсутствием прямой причинно-следственной связи между действием (бездействием) лица и причиненным вредом2. Полагаем, что подобная практика справедливо продиктована тем, что при отсутствии четких законодательных условий применения к должностным лицам органов предварительного расследования регрессной ответственности недопустимо возлагать имущественные санкции на следователя, дознавателя во всех случаях незаконного уголовного преследования, иначе принятие законных и обоснованных процессуальных решений, в том числе, например, направленных на прекращение уголовного дела по реабилитирующим основаниям, будет парализовано страхом должностного лица понести персональную имущественную ответственность. Более того, в целом, мотивация поступления на государственную службу в органы предварительного расследования получит отрицательный вектор развития.
По мнению авторов, до момента определения в уголовно-процессуальном законодательстве границ ответственности должностных лиц за принятые процессуальные решения необходимо ограничить право регрессной ответственности государства к должностным лицам органов предварительного расследования исключительно случаями совершения ими преступлений, в частности, против правосудия. Возможность заявления обратного права требования в отношении следователя, дознавателя должна прямо зависеть от установления его вины приговором суда, вступившим в законную силу. В иных случаях возможно рассмотреть вопрос об ограничении права государственных органов на предъявление регрессных имущественных претензий. При этом указанное ограничение не лишает права применять к служащим, допустившим нарушение уголовно-процессуального закона, другие меры воздействия, например дисциплинарного характера, являющиеся действенным механизмом не только наказания виновного лица, но и предупреждения нарушений иными должностными лицами. Вопрос об объеме имущественной ответственности, которую должен нести следователь, дознаватель, по
1 Определение Четвертого кассационного суда общей юрисдикции от 7 февраля 2023 г. по делу № 88-6120/2023, 2-1169/2022; определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 29 июля 2020 г. № 88-7541/2020.
2 Определение Шестого кассационного суда общей юрисдикции от 4 декабря 2019 г. по делу № 88-861/2019.
чьей вине государство было вынуждено компенсировать лицу, получившему право на реабилитацию, причиненный вред, является также дискуссионным. В отношении данного вопроса в науке и практике существует две точки зрения. Первая сводится к тому, что регрессная ответственность - это гражданско-правовая ответственность, которая предполагает, что причиненный вред должен быть компенсирован в полном объеме (п. 1 ст. 1064 ГК РФ) [7, с. 21]. Суть второй позиции состоит в том, что размер выплат, подлежащих взысканию с дознавателя, следователя, непосредственно причинившего вред, должен определяться с учетом требований трудового законодательства, то есть ограничиваться средним месячным заработком в соответствии со ст. 241 Трудового кодекса Российской Федерации [8, с. 4]. Второй позиции нередко придерживаются суды, но, как видится, указанный выбор сложно обосновать с точки зрения действующего законодательства. В этом плане хотелось бы разделить мнение О. Г. Ершова и А. Н. Ждановой, которые приходят к выверенному выводу, что в существующих нормах природа регрессной ответственности должностных лиц сформулирована как вид именно гражданско-правовой ответственности. Авторы справедливо указывают, что при квалификации регрессной ответственности вред причиняется не работодателю, который заключил со служащим контракт, а третьим лицам, с которыми служащий не находится в служебных отношениях [7, с. 22].
Последний вывод дополнительно наталкивает на мысль о том, что правило о применении регрессной ответственности к должностным лицам органов предварительного расследования должно быть ограничено случаями, когда их вина в причинении вреда установлена вступившим в законную силу приговором суда. В случаях, когда незаконные действия (решения) следователя, дознавателя не образуют состава уголовно наказуемого деяния, привлечение указанных лиц к полной имущественной ответственности (особенно в условиях, когда в УПК РФ не определена четко граница ответственности за принятое процессуальное решение между исполнителями и контролирующими органам, лицами) не соответствует принципу разумности. Кроме того, излишние опасения должностного лица быть подвергнутым полной имущественной ответственности за принимаемые процессуальные решения, в законности и обоснованности которых он убежден на основании субъективной оценки обстоятельств, снижают процессуальную активность и инициативность в расследовании преступлений.
1. Городилова И. А., Соколова Т. Т. Возмещение вреда, причиненного гражданину государством: институт публичного права или частноправовая монополия? // Российский юридический журнал. 2016. № 1 106). С. 115-122.
2. Конин В. В. Правовой нигилизм в деятельности следователя как отрицательный фактор, непосредственно влияющий на результат расследования преступления // Юридический Вестник Самарского университета. 2019. Т. 5. № 4. С. 127-131.
3. Зуева М. В. Регрессные требования государства к должностным лицам государственных органов как средство восстановления расходов казны и мера воздействия // Российский судья. 2010. № 9. С. 8-11.
4. Антонов И. А. Работа следователя: противоречия процессуального положения, решаемых задач и ответственности // Российский следователь. 2019. № 7. С. 15-19.
5. Семенцов В. А. Уголовно-процессуальная ответственность следователя // Вестник Уральского юридического института МВД России. 2020. № 4 (28). С. 29-33.
6. Гладышева О. В. Ответственность следователя // Юридический Вестник Кубанского государственного университета. 2020. № 3. С. 39-44.
7. Ершов О. Г., Жданова А. Н. О регрессной ответственности служащих // Российский судья. 2021. № 8. С.19-24.
8. Кузнецова А. Д. Регрессная ответственность должностных лиц при реабилитации невиновного // Российский судья. 2021. № 7. С. 3-6.
1. Gorodilova I. A., Sokolova T. T. Vozmeshhenie vreda, prichinennogo grazhdaninu gosudarstvom: institut publichnogo prava ili chastnopravovaya monopoliya? // Rossij-skij yuridicheskij zhurnal. 2016. № 1(106). S. 115-122.
2. Konin V. V. Pravovoj nigilizm v deyatel'nosti sledovatelya kak otriczatel'ny'j faktor, neposredstvenno vliyayushhij na rezul'tat rassledovaniya prestupleniya // Yuri-dicheskij Vestnik Samarskogo universiteta. 2019. T. 5. № 4. S. 127-131.
3. Zueva M. V. Regressny'e trebovaniya gosudarstva k dolzhnostny'm liczam gosudar-stvenny'x organov kak sredstvo vosstanovleniya rasxodov kazny' i mera vozdejstviya // Rossijskij sud'ya. 2010. № 9. S. 8-11.
4. Antonov I. A. Rabota sledovatelya: protivorechiya processual'nogo polozheniya, reshaemy'x zadach i otvetstvennosti // Rossijskij sledovatel'. 2019. № 7. S. 15-19.
5. Semenczov V. A. Ugolovno-processual'naya otvetstvennost' sledovatelya // Vest-nik Ural'skogo yuridicheskogo instituta MVD Rossii. 2020. № 4 (28). S. 29-33.
6. Glady'sheva O. V. Otvetstvennost' sledovatelya // Yuridicheskij Vestnik Kuban-skogo gosudarstvennogo universiteta. 2020. № 3. S. 39-44.
7. Ershov O.G., Zhdanova A.N. O regressnoj otvetstvennosti sluzhashhix // Rossij-skij sud'ya. 2021. № 8. S.19-24.
8. Kuzneczova A.D. Regressnaya otvetstvennost' dolzhnostny'x licz pri reabilitacii nevinovnogo // Rossijskij sud'ya. 2021. № 7. S. 3-6.
Информация об авторах
Денис Александрович Лобачев. Доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики. Кандидат юридических наук, доцент.
Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П. Королева.
443086, Россия, г. Самара, ул. Московское шоссе, 34.
Евгения Владимировна Марьина. Доцент кафедры организации судебной и прокурорско-следственной деятельности. Кандидат юридических наук, доцент.
Московский государственный юридический университет имени О.Е. Кутафина. 125993, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, 9.
Information about the authors
Denis A. Lobachev. Associate Professor of the Department of Criminal Process and Criminalistics. Candidate of Legal Sciences, Associate Professor. Samara National Research University. 443086, Russia, Samara, Moscow highway, 34.
Evgeniya V. Maryina. Associate Professor of the Department of Organization of judicial and prosecutorial investigative activities. Candidate of Legal Sciences, Associate Professor. Kutafin Moscow State Law University. 125993, Russia, Moscow, Sadovaya-Kudrinskaya str., 9.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов. The authors declare no conflicts of interests.
Авторами внесён равный вклад в написание статьи. The authors have made an equal contribution.
Статья поступила в редакцию 13.06.2023; одобрена после рецензирования 13.10.2023; принята к публикации 30.11.2023.
The article was submitted June 13, 2023; approved after reviewing October 13, 2023; accepted to the writing of the article for publication November 30, 2023.
