ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМы РОССИйСКОГО ПРАВА И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
К вопросу о конкуренции презумпций в праве
БУЛАЕВСКИй Борис Александрович, ведущий научный сотрудник отдела гражданского законодательства и процесса ИЗиСП, кандидат юридических наук, доцент
Изучение презумпций как правовых средств, используемых в регулировании общественных отношений, побуждает обращаться к различным аспектам их применения.
Особый интерес представляют вопросы одновременного применения нескольких презумпций в рамках отдельных правоотношений, а также «соперничество» презумпций с иными правовыми средствами при достижении целей правового регулирования. Данные аспекты применения презумпций в научной литературе иногда характеризуются как конкуренция1 презумпций (конкуренция между презумпциями и конкуренция презумпций с иными правовыми средствами). Так, Ю. А. Сериков констатировал, что в
1 Термин «конкуренция» по-разному интерпретируется в словарях. Для целей нашего исследования обратимся к следующим трактовкам: «Конкуренция — вид негативного взаимодействия, вытеснение одним элементом системы другого. ... К. выполняет роль регуляторов...» (см.: Румянцева Е. Е. Новая экономическая энциклопедия. 2-е изд. М., 2006. С. 241); «Конкуренция — соперничество на каком-либо поприще между отдельными лицами, заинтересованными в достижении одной и той же цели каждый для себя лично; конкурент (лат. concurrere — бежать вместе) — лицо, соперничающее на каком-либо поприще с другим; соискатель; соперник...» (см.: Словарь иностранных слов / под ред. И. В. Лехина, Ф. Н. Петрова. 4-е изд. М., 1954. С. 350).
процессуальной науке особенно актуальным является вопрос о конкуренции презумпции вины и презумпции невиновности ответчика2. По сути в том же ключе рассматривает вопрос о соотношении презумпции добросовестности и презумпции вины О. А. Кузнецова3.
Следуя подобному подходу, вопрос о конкуренции презумпций может быть поставлен и в тех случаях, когда обращается внимание на необходимость введения презумпции, основанной на предположении, прямо противоположном тому, которое моделирует уже имеющуюся презумпцию (презумпция добросовестности — презумпция недобросовестности; презумпция виновности — презумпция невиновности и т. п.). Другой пример можно обнаружить в связи с предложениями закрепить презумпции, которые могли бы заменить существующие конструкции. Например, К. С. Юдельсон, высказывая негативное отношение к презумпции виновности, предлагал презумпцию неответственности4.
Так является ли корректной постановка вопроса о конкуренции презумпций? Попытаемся ответить
2 См.: Сериков Ю. А. Презумпции в гражданском судопроизводстве. М., 2006. С. 141.
3 См.: Кузнецова О. А. Презумпции в российском гражданском праве. Пермь, 2002. С. 107—109. См. также: Фомина А. В. Соотношение принципов презумпции добросовестности и презумпции виновности в гражданском праве РФ // Северо-Кавказский юридический вестник: науч.-практ. журнал. 2001. № 2. С. 91—97.
4 См.: Юдельсон К. С. Избранное: Советский нотариат. Проблема доказывания в советском гражданском процессе. М., 2005. С. 611.
на него, для чего при разрешении вопроса о конкуренции презумпций с иными правовыми средствами сконцентрируем особое внимание на понимании природы сопоставляемых правовых средств, а при разрешении вопроса о конкуренции презумпций между собой обратимся к так называемым пределам действия презумпций.
Вопрос о конкуренции презумпций с иными правовыми средствами чаще всего ограничивается их соотношением с близкими по природе конструкциями, в основе которых лежит предположение5.
Так, достоверность предположения, положенного в основу презумпции, является ключевым аспектом отграничения презумпций от таких правовых средств, как фикции. Последние, как известно, основываются на недостоверном предположении (вымысле). Как справедливо указывал Д. И. Мейер, заключение о факте называется предположением (praesumptio), когда существование факта не раскрыто с несомненностью, но оно более или менее вероятно и потому предполагается, а вымышленное существование факта, о котором известно, что он вовсе не существует или существует в другом виде, относится к так называемым вымыслам права (fictiones juris)6.
5 В основе последующих выводов лежит авторское понимание правовой презумпции, в соответствии с которым презумпция (как юридическая конструкция) представляет собой закрепленную в правовой норме, основанную на предположении возможного модель юридически значимого явления, применяемая в регулировании общественных отношений при наличии определенных правовой нормой условий, за исключением случаев, когда будут доказаны обстоятельства, указывающие на невозможность использования такой модели (подробнее об этом см.: Булаевский Б. А. К вопросу о понятии презумпций в праве // Журнал российского права. 2010. № 3. С. 63—71).
6 См.: Мейер Д. И. О юридических вымыс-
лах и предположениях, о скрытых и при-
Вместе с тем, решая задачи правового регулирования,законодатель ориентируется на преимущества отдельных правовых средств. Приоритет в выборе между презумпциями и фикциями в конечном счете будет зависеть от текущих потребностей публичного порядка. Окажется необходимым поиск достоверности и перевесит чаша презумпций, если же достоверность не будет играть принципиальной роли, то в праве может появиться и фикция.
Возможны и факты материализации вымысла. Важно лишь понимать случайный характер подобных явлений. Если же некогда считавшееся вымыслом со временем становится обычным, то необходимо ставить вопрос о пересмотре отношения к такому явлению. При этом раздвигать границы устоявшихся понятий не следует. Фикция остается фикцией, а презумпция — презумпцией. Критерий же истинности в данном споре — известность предполагаемых фактов до закрепления в правовой норме соответствующей конструкции. Если схожие факты ранее имели место — перед нами презумпция, если нет — фикция. Как отмечал К. С. Юдельсон, «многие примеры предположений, как оспоримых, так и неоспоримых, легко перешли бы в разряд фикций, если бы их не спасала известная — на самом деле очень часто исключительно малая — степень вероят-ности»7.
творных действиях // Мейер Д. И. Избранные произведения по гражданскому праву. М., 2003. С. 54.
7 Юдельсон К. С. Указ. соч. С. 573. Иное можно обнаружить в суждениях Л. М. Васильева, утверждавшего, что фиктивное предписание в редчайших случаях может соответствовать действительности, а правовые предположения с небольшой степенью вероятности не есть презумпции (см.: Васильев Л. М. Теоретические и практические проблемы презумпции невиновности обвиняемого в уголовном судопроизводстве (по материалам зарубежной и отечествен-
Однако обращение к достоверности не всегда способно привести к желаемому результату. Действующему правопорядку хорошо известны конструкции, основанные на достоверных данных и даже сформулированные в форме предположений, но как презумпции они не воспринимаются (таково, в частности, предположение знания зако-на8). В этих ситуациях на первый план выходит такое свойство презумпций, как опровержимость. Опровержимое предположение может в угоду определенным (как правило, публичным) интересам признаваться правопорядком неопровержимым. В этом случае конструкция презумпции оказывается невостребованной, а приоритет отдается иной конструкции, также основанной на предположении. Различие между ними сводится лишь к возможности опровержения предположений, лежащих в основе таких конструкций. При этом важно иметь в виду, что поскольку любое предположение, основанное на достоверных фактах прошлого, опровержимо, как презумпции, так и иные конструкции, основанные на достоверных предположениях, могут взаимно трансформироваться по воле законодателя друг в друга. В итоге все будет зависеть от необходимой степени защиты определенных интересов. И все тот же публичный порядок выступит арбитром между конкурирующими конструк-
ной практики): дис. ... д-ра юрид. наук. Краснодар, 2005. С. 31).
8 Действующее законодательство не позволяет вести речь о подобной презумпции. Вместе с тем в специальной литературе отношение к данной конструкции неоднозначное. В частности, возможность опровержения заложенного в данной конструкции правила признают М. С. Строгович, Э. Н. Нагорная. Подробнее о предположении знания закона и отношении к нему в юридической науке см.: Булаевский Б. А. Классификация правовых презумпций // Журнал российского права. 2010. № 11. С. 76—78.
циями, основанными на предположении возможного.
Если обращаться к вопросу о конкуренции презумпций между собой, то упомянутые пределы действия презумпций (например, по кругу заинтересованных лиц, по регулируемому правоотношению и др.) во многом будут зависеть от правильного определения целей регулирования соответствующих отношений и специальных функций конкурирующих презумпций.
Следует особо отметить, что в отдельных случаях конкуренция является следствием системного применения презумпций, когда одни презумпции формируются под непосредственным влиянием действия других презумпций. В отечественном гражданском праве этому аспекту применения презумпций особое внимание уделила О. А. Кузнецова, которая не только предложила собственное понятие системы презумпций гражданского прав, но и сформулировала ее принципы9. Исследуя системные принципы, она указала на так называемые основные (центральные, исходные) и субординированные к ним (частные) презумпции. По ее мнению, «исходными презумпциями гражданского права являются презумпции добросовестности, разумности, вины. Они имеют значение принципов гражданского права. Особенность этих презумпций в том, что они могут действовать непосредственно в тех случаях, когда в правоотношении имеют значение добросовестность, разумность или вина. Кроме того, центральные презумпции находят свое выражение в частных презумпциях, субординируемых к ним»10. Соглашаясь с подходом системной оценки презумпций, и в частности с возможностью проявления центральных презумпций в частных, необходимо обратить внимание на отдель-
9 См.: Кузнецова О. А. Указ. соч. С. 77—82.
10 Там же. С. 80.
ные аспекты применения презумпций, которые О. А. Кузнецова не исследует. Так, утверждая, что основные презумпции могут действовать непосредственно, и одновременно указывая на субординированные им презумпции, она оставляет без внимания то обстоятельство, что условия применения так называемых основных и субординированных презумпций не одинаковы и что их опровержение основывается на различных фактах. В противном случае возникает сомнение в необходимости субординированных презумпций. Кроме того, отдельные примеры основных и субординированных им презумпций представляются неудачными. В частности, выделение центральной презумпции вины и субординированной ей презумпции вины причинителя вреда в деликтных обязательствах — это заблуждение. Презумпция вины в отрыве от конкретной сферы приложения не имеет практического значения. Тот факт, что правила о предположении вины закрепляются в нескольких нормах гражданского права, в частности в общей части обязательственного права и в правилах об отдельных видах обязательств, вовсе не означает, что применительно к конкретному случаю причинения вреда будут использоваться какие-то отличные друг от друга две презумпции вины (общая и специальная). Презумпция вины — конструкция цельная. Предположение, положенное в ее основу, одинаково для любых сфер ее применения. Даже в рамках деликтных и договорных отношений конструкция презумпции вины одинакова. Отличаются лишь обстоятельства, учитываемые в качестве условий применения презумпции вины (причинение вреда либо нарушение договора — суть, вид правонарушения), и обстоятельства, учитываемые при ее опровержении в соответствующих отношениях (обусловленные особенностями правонарушения).
Однако примеры так называемого субординированного применения предположений в гражданском праве действительно имеют место. Например, требование добросовестности как критерий оценки поведения участников гражданских правоотношений предопределяет практически любую оценку последствий правомерного поведения таких субъектов, в частности: достоверность сведений, представленных в документах на регистрацию создаваемого юридического лица; действительность совершенной лицом сделки, и др. Рассматривая подобные случаи, необходимо четко представлять степень зависимости одних презумпций от других (например, в части последствий оспаривания презумпций, особенно в контексте опровержения так называемых общих предположений через опровержение субординированных им предположений).
Обратимся, например, к вопросу о применении презумпции добросовестности и презумпции достоверности в отношениях по государственной регистрации юридических лиц. В соответствии со ст. 12 Федерального закона от 8 августа 2001 г. № 129-ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей» (далее — Закон № 129-ФЗ) при государственной регистрации создаваемого юридического лица в регистрирующий орган представляется в том числе подписанное заявителем заявление о государственной регистрации, в котором подтверждается, что представленные учредительные документы соответствуют установленным законодательством РФ требованиям к учредительным документам юридического лица данной организационно-правовой формы, что сведения, содержащиеся в этих учредительных документах, иных представленных для государственной регистрации документах, заявлении о государственной регистрации, достоверны, что при созда-
нии юридического лица соблюден установленный для юридических лиц данной организационно-правовой формы порядок их учреждения, в том числе оплаты уставного капитала (уставного фонда, складочного капитала, паевых взносов) на момент государственной регистрации, и в установленных законом случаях согласованы с соответствующими государственными органами и (или) органами местного самоуправления вопросы создания юридического лица.
Достоверность сведений, содержащихся в представляемых в регистрирующий орган документах, по сути, принимается как данность. В соответствии с действующим в настоящее время порядком регистрирующий орган не обязан проверять их достоверность. Очевидно, что закон основывается на добросовестности заявителя. Вместе с тем в дальнейшем представленные сведения попадают в обработку регистрирующего органа и так называемый человеческий фактор может повлиять на их достоверность. Однако предположение достоверности остается незыблемым до тех пор, пока не будет доказано обратное. Основанием для этого может стать как порок представленной информации, так и действия регистратора, допустившего ошибку при учете информации. При этом в обоих случаях страдает достоверность сведений, содержащихся в реестре.
Признавая, что в действующем законодательстве существует презумпция достоверности сведений, содержащихся в государственном реестре (в силу системного толкования ст. 4, п. 4 ст. 5, подп. «а» ст. 12 рассматриваемого Закона)11, необходимо
11 Н. В. Козлова говорит о презумпции правильности содержащихся в реестре записей
(см.: Козлова Н. В. Правосубъектность юридического лица. М., 2005. С. 183). Представляется, что данное наименование презумпции не меняет ее существа. Речь идет об одном и том же правовом образовании.
определиться в вопросе об условиях и пределах ее применения, в первую очередь — в чьих интересах она установлена?
В той мере, в какой реестр выполняет информационную функцию, презумпция достоверности, несомненно, установлена в интересах его пользователей (всех тех, кто имеет интерес в получении сведений реестра). Но презумпция служит и интересам зарегистрированного юридического лица, поскольку содержащиеся в реестре сведения представляют его своеобразную визитную карточку, на которую должны ориентироваться другие лица. Само же лицо в связи с существованием реестра освобождается от обязанности доказывать свою легитимность в качестве субъекта права. Кроме того, речь может идти и об интересах публичной власти (прежде всего государства), которые проявляются в создании условий допустимого контроля (в целях планирования, в фискальных целях и др.).
Вопрос о субъекте интереса предопределяет ответ на вопрос о бремени опровержения презумпции. При этом важно, что при наличии нескольких заинтересованных лиц правила применения презумпции будут зависеть от того, какой из интересов обладает приоритетом в рамках конкретных отношений.
Интерес пользователей, да и самого зарегистрированного лица, возник применительно к рассматриваемым отношениям по необходимости (только потому, что публичный порядок закрепил обязательность государственной регистрации юридических лиц), интерес же публичной власти ни от чьих действий не зависит и поэтому предстает как доминирующий (приоритетный) интерес. Из этого следует, что презумпция должна работать в пользу доминирующего интереса.
Наряду с презумпцией интерес должен обеспечиваться и иными средствами, однако те, что существуют, на наш взгляд, явно недоста-
точны. В частности, не спасает ситуацию применение принципов ведения государственных реестров (ст. 4 Закона № 129-ФЗ), в силу которых, например, при несоответствии между сведениями, включенными в записи государственных реестров на электронных носителях, и сведениями, содержащимися в документах, на основании которых внесены такие записи, приоритет имеют сведения, содержащиеся в указанных документах. Интерес должен обеспечиваться прежде всего ответственной деятельностью уполномоченных органов и организаций. Только в этом случае можно достичь желаемого результата. Информация, которая представляется в регистрирующий орган, должна тщательно проверяться.
Но пока, следуя презумпции добросовестности участников гражданского оборота, публичная власть, как представляется, пребывает в «расслабленном состоянии», получая достоверные данные при минимуме собственных усилий12.
Подобное положение нельзя считать нормальным. Высокая вероятность недостоверности содержащихся в реестре сведений — не самое лучшее его качество. Это и подрыв доверия к публичной власти, и дестабилизация гражданского оборота и многие другие негативные последствия. Как справедливо отметил В. Ф. Яковлев, комментируя результаты работы над концепцией развития гражданского законодательства, «регистрироваться должны юридические лица, имеющие определен-
12 К сожалению, в российской правовой действительности и другие презумпции применяются в отрыве от иных правовых средств. В частности, это касается презумпции государственной собственности на природные ресурсы. Государство «застолбило» за собой указанные блага и на этом остановилось. Примеры эффективного управления природными ресурсами в настоящее время, пожалуй, исключение из общего порядка вещей.
ный капитал, средства, ответственные органы, которые только и могут совершать сделки, и т. д. И информация об этом в реестре должна быть абсолютно достоверной. Принцип достоверности должен быть главным. Если эта регистрация недостоверна, она не только не полезна, — она вредна, потому что используется в криминальных целях»13.
Представляется, что средством преодоления сложившейся ситуации может стать обязательная проверка представляемых документов на стадии регистрации14. Тем более что усовершенствованные формы документооборота (в частности, электронного) позволяют осуществлять такую проверку с минимальными потерями для гражданского оборота. При этом установление обязательности проверки совсем не означает отказ от применения презумпции достоверности, поскольку даже самая тщательная проверка «не застрахо-
13 Яковлев В. Ф. Вся работа проходила в дискуссиях // Закон. 2009. № 5. С. 12.
14 В новой редакции ст. 51 ГК РФ, предложенной проектом федерального закона «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее — проект ГК РФ), предполагается появление правил, ориентированных на достоверность данных государственной регистрации. В частности, в п. 3 ст. 51 проекта ГК РФ закреплено положение, согласно которому до государственной регистрации юридического лица, изменений его устава или до включения иных данных, не связанных с изменениями устава, в единый государственный реестр юридических лиц, уполномоченный государственный орган обязан провести в порядке и в срок, предусмотренные законом, проверку достоверности данных, включаемых в реестр (см.: СПС «КонсультантПлюс»). Хочется надеяться, что законодательная инициатива в части изменения ст. 51 ГК РФ не будет проигнорирована и достоверность предоставляемых в регистрирующий орган сведений будет тщательно проверяться.
вана» от дефектов, в отношении которых должна сохраняться возможность их устранения (например, в рамках применения презумпции это возможно путем оспаривания (опровержения) сведений, содержащихся в реестре)15.
Пока складывается ситуация, при которой презумпция добросовестности оберегает заявителя (юридическое лицо), презумпция достоверности сведений реестра оберегает субъекта, ведущего реестр, а «крайними» оказываются заинтересованные пользователи реестра (контрагенты юридических лиц, отдельные учредители и участники юридических лиц и др.). Им сложнее всего доказать обратное, но именно они вынуждены опровергать две рассматриваемые презумпции.
Заинтересованным пользователям приходится доказывать, что сведения, содержащиеся в реестре, не соответствуют действительности. Заявитель и (или) само юридическое лицо при обнаружившемся конфликте под страхом привлечения к ответственности (п. 1 ст. 25 Закона № 129-ФЗ) должны доказать, что предоставленные сведения достоверны. А субъект, ведущий реестр, остается в роли наблюдателя, ожидая разрешения конфликта. Но ес-
15 Подтверждение этому (несмотря на намерение введения процедуры проверки достоверности сведений, предоставляемых в реестр) можно обнаружить в редакции абз. 2 п. 2 ст. 51 проекта ГК РФ: лицо, добросовестно полагающееся на данные единого государственного реестра юридических лиц, вправе исходить из того, что они соответствуют действительным обстоятельствам. Юридическое лицо не вправе в отношениях с лицами, полагавшимися на данные единого государственного реестра, ссылаться на данные, не внесенные в указанный реестр, а также на недостоверность данных, содержащихся в нем, за исключением случаев, когда соответствующие данные внесены в реестр в результате неправомерных действий третьих лиц или иным путем помимо воли юридического лица.
ли реестр создавался в первую очередь для самой публичной власти, то ситуация представляется весьма странной.
Вернемся к вопросу о конкуренции двух рассматриваемых презумпций и проанализируем ситуацию, когда содержащаяся в реестре информация признана недостоверной. Является ли случай опровержения презумпции достоверности одновременно безусловным основанием для признания опровергнутой презумпции добросовестности заявителя? Полагаем, что нет. И причина прежде всего в том, что каждая из указанных презумпций уникальна. Они разнятся не только по предполагаемому факту, но и по условиям их применения, а также по фактам, принимаемым за основу при их опровержении. Вместе с тем опровержение достоверности сведений, содержащихся в реестре, может быть оценено как достаточное основание для постановки вопроса о добросовестности заявителя. Однако добросовестность заявителя не заключается в информации, содержащейся в заявлении. Заявитель может быть не осведомлен о дефектах информации, содержащейся в заявлении, потому что сама информация зачастую формируется без контроля со стороны заявителя (например, информация об учредителях, сведения о поступлении средств на оплату уставного капитала, данные о полномочиях органа, согласовавшего создание юридического лица и др.). Все эти обстоятельства подлежат специальному установлению. И только по итогам всесторонней проверки будет приниматься решение о добросовестности заявителя.
Помимо так называемых системных коллизий между отдельными презумпциями определенные основания для постановки вопроса о конкуренции презумпций можно обнаружить в связи с конфликтом интересов.
Одним из ярких примеров следует считать случаи применения
презумпций вины в отношениях по возмещению вреда, причиненного в результате взаимодействия источников повышенной опасности их владельцам, например, при дорожно-транспортном происшествии. В соответствии с абз. 2 п. 3 ст. 1079 ГК РФ вред возмещается на общих основаниях, среди которых фигурирует и правило о презумпции вины. Складывается ситуация, когда конкурируют две одинаковые презумпции. Но это лишь кажущаяся конкуренция. В действительности в подобных ситуациях отношение между владельцами источников повышенной опасности как бы распадается на два либо более (в зависимости от количества владельцев источников повышенной опасности) самостоятельных отношения с конкретным причинителем вреда и конкретным потерпевшим. При этом каждый из владельцев источников повышенной опасности может выступать в одном отношении в качестве причинителя вреда, а в другом — в качестве потерпевшего. Как следствие, применение правил, основанных на презумпции вины, становится востребованным не в противопоставлении нескольких фактов причинения вреда, а лишь применительно к каждому из них. А конфликт интересов прекращается посредством «взаимозачета» причитающихся в возмещение вреда сумм.
Отдельное внимание следует уделить и ситуациям, когда поведение конкретных субъектов подпадает под одновременную оценку правил различных отраслей права. Например, причинение вреда в результате дорожно-транспортного происшествия может быть объектом оценки и с точки зрения административного либо уголовного права, и с точки зрения гражданского. При этом в контексте административного и уголовного права неизбежен вопрос о применении презумпции невиновности, а в гражданском праве — о презумпции вины (в частности,
при причинении вреда в результате все того же взаимодействия источников повышенной опасности). Однако ни положительное решение вопроса о вине конкретного лица для целей применения мер уголовной либо административной ответственности, ни установление отсутствия в действиях причинителя вреда состава уголовного либо административного правонарушения не предопределяет решение вопроса о привлечении его к гражданско-правовой ответственности16. Следовательно, никакого конфликта между указанными презумпциями не происходит. Каждая из них «обслуживает» вполне конкретные правовые отношения (уголовные, административные, гражданские), которые объединяют лишь юридически значимые факты.
В уголовных делах, в делах об административных правонарушениях и в гражданских делах по искам о возмещении вреда установление обстоятельств правонарушения, определение ответственного лица является самостоятельной обязанностью
16 В целом сложившаяся правоприменительная практика свидетельствует о правильном понимании различий в основаниях и условиях привлечения к уголовной, административной и гражданской ответственности. См., например, определение ВАС РФ от
27 декабря 2010 г. № ВАС-17237/10 по делу № А08-9972/2009-28; определение ВАС РФ от 23 сентября 2009 г. № ВАС-11733/09 по делу № А68-8289/08-332/А; постановление ФАС Западно-Сибирского округа от
28 июля 2010 г. по делу № А75-8466/2009; постановление ФАС Дальневосточного округа от 9 августа 2005 г. № Ф03-А73/05-1/2109; постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 23 декабря 2009 г. № 09АП-25359/2009-АК по делу № А40-49640/09-34-413; определение Московского городского суда от 12 сентября 2011 г. по делу № 4г/8-5597; постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 1 июня 2011 г. № 09АП-11013/2011-ГК по делу № А40-130209/10-10-934 (см.: СПС «Кон-сультантПлюс»).
суда. При этом для целей гражданского судопроизводства материалы дела об административном правонарушении, равно как и материалы уголовного дела, рассматриваются лишь как одно из возможных доказательств. Что же касается гражданско-правовой вины, то в связи с действием презумпции вины при-чинителя вреда обязанность по доказыванию отсутствия вины в подобных делах возложена законом на причинителя вреда (п. 2 ст. 1064 ГК РФ).
Таким образом, очевидно, что в некоторых случаях применение отдельных презумпций и их опровержение могут влиять на применение других презумпций, а в иных ситуациях, в том числе и при оценке одних и тех же фактических обстоятельств, применение различных презумпций не оказывает влияния на условия их применения и опровержения. При этом никакой конкуренции между презумпциями не происходит. Каждая презумпция действует лишь при наличии четко определенных в законе условий их применения и может быть опровергнута при столь же четком определении обстоятельств, исключающих применение той или иной презумпции.
Вопрос же о конкуренции уместен лишь в контексте противопоставления презумпций с иными правовыми средствами, применяемыми в регулировании общественных отношений. Сама же конкуренция происходит на этапе выбора между презумпциями и иными право-
выми средствами, способными восполнить пробел, обусловленный неопределенностью в конкретных отношениях.
Библиографический список
Булаевский Б. А. К вопросу о понятии презумпций в праве // Журнал российского права. 2010. № 3.
Булаевский Б. А. Классификация правовых презумпций // Журнал российского права. 2010. № 11.
Васильев Л. М. Теоретические и практические проблемы презумпции невиновности обвиняемого в уголовном судопроизводстве (по материалам зарубежной и отечественной практики): дис. ... д-ра юрид. наук. Краснодар, 2005.
Козлова Н. В. Правосубъектность юридического лица. М., 2005.
Кузнецова О. А. Презумпции в российском гражданском праве. Пермь, 2002.
Мейер Д. И. О юридических вымыслах и предположениях, о скрытых и притворных действиях // Мейер Д. И. Избранные произведения по гражданскому праву. М., 2003.
Румянцева Е. Е. Новая экономическая энциклопедия. 2-е изд. М., 2006.
Сериков Ю. А. Презумпции в гражданском судопроизводстве. М., 2006.
Словарь иностранных слов / под ред. И. В. Лехина, Ф. Н. Петрова. 4-е изд. М., 1954.
Фомина А. В. Соотношение принципов презумпции добросовестности и презумпции виновности в гражданском праве РФ // Северо-Кавказский юридический вестник: науч.-практ. журнал. 2001. № 2.
Юдельсон К. С. Избранное: Советский нотариат. Проблема доказывания в советском гражданском процессе. М., 2005.
Яковлев В. Ф. Вся работа проходила в дискуссиях // Закон. 2009. № 5.