CC BY
31
УДК 811.512.141 ББК 81.2 Баш
К ВОПРОСУ О КЛАССИФИКАЦИИ СЛУЖЕБНЫХ ЧАСТЕЙ РЕЧИ В БАШКИРСКОМ ЯЗЫКЕ
Султанбаева Х.В.
Статья посвящена теоретическим проблемам описания, классификации и происхождения служебных частей речи в башкирском языке. В ней дается теоретико-методологическое обоснование выделения служебных частей речи в соответствии с их функциональной нагрузкой.
Служебные части речи обычно не входят в сферу пристального внимания языковедов. Интерес к ним стал возрастать лишь в последнее время, когда лингвисты перешли от преимущественно описательно-таксономического подхода к единицам языка к функционально-объяснительному. При этом во многом сменились акценты, иначе стала рассматриваться роль тех или иных морфологических единиц в структуре предложения и текста. Однако даже в этом случае основное внимание обращалось преимущественно на знаменательные части речи, служебные же продолжали рассматриваться как необходимые, но все же скорее факультативные средства языка, что отразилось и в самом их наименовании - служебные. При этом остается целый ряд вопросов, связанный не только с проблемой функционирования служебных частей речи, но и с их происхождением, особенностями проявления их морфологических и синтаксических функций в языках различного типологического строя. Все это и предопределяет актуальность обращения к вопросу о классификации служебных частей речи в башкирском языке и необходимость как теоретического, так и практического их анализа.
Проблема выделения частей речи в языках различного типологического строя.
Существующая научно-исследовательская парадигма изучения свойств языка, и в частности частей речи, сложилась под влиянием определенных социально-исторических условий. Но уже к середине XX века возникло понимание того, что научно-исследовательская парадигма, сложившаяся в европейской науке, отнюдь не универсальна. Не универсальна в том смысле, что не в состоянии охватить все многообразие языковых явлений, хотя может отметить наиболее существенные стороны изучаемого явления.
Таким образом, к началу XX столетия стало очевидно, что сложившаяся практика подразделения единиц языка на «части речи», деления их на «знаменательные» и «служебные» не имеет во многом единого основания и, строго говоря, не является классификацией в точном смысле этого слова. Так, О. Есперсен в своей «Философии грамматики» отмечал, что принципы, положенные в основу членения единиц языка на части речи, во многом про-
извольны. Он пишет: «... надо учитывать все: и форму, и функцию, и значение. Однако необходимо подчеркнуть, что форма, будучи самым наглядным критерием, может побудить нас признать в одном языке такие разряды слов, которые в других языках не являются отдельными разрядами, а значение, как оно ни важно, трудно поддается анализу; классификация в этом случае не может быть основана на кратких и легко приложимых определениях» [1].
Явление, сходное с описанным О. Есперсеном, можно наблюдать и в тюркских языках, которые также занимают промежуточное положение между собственно синтетическими и аналитическими.
Приблизительно в эти же годы выдающийся отечественный лингвист Л.В. Щерба в своей замечательной статье «О частях речи в русском языке»» указал: «Хотя, подводя отдельные слова под ту или иную категорию (части речи), мы получаем своего рода классификацию слов, однако, само различение «частей речи» едва ли можно считать результатом «научной» классификации слов. Ведь всякая классификация подразумевает некоторый субъективизм классификатора, в частности до некоторой степени произвольно выбранный principium divisionis. Таких principia divisionis в данном случае можно было бы выбрать очень много, и соответственно этому, если задаться целью «классифицировать» слова, можно бы устроить много классификаций слов, более или менее остроумных, более или менее удачных» [2].
Подводя итоги дискуссии 50-х гг. о частях речи в отечественном языкознании, М. И. Стеблин-Каменский отметил: «Было сделано немало попыток истолковать традиционное распределение слов по частям речи как некую стройную и последовательную «систему», т. е. как классификацию. Пожалуй, наиболее типична попытка датского ученого В. Брендаля, который утверждал, что распределение слов по частям речи основано исключительно на подводимости слов под одну из четырех логических категорий - сущность, отношение, качество и количество - или сочетание этих логических категорий. Так, по Брендалю, значение предлога - это отношение, имени существительного - сущность, наречия - качество, числительного - количества, глагола - сочетание отношения и качества, местоимения - сочетание сущности и количества, союза
- сочетание отношения и количества и т.д. Апри-
орность этой схемы совершенно очевидна. Однако в сущности априорно и всякое истолкование частей речи как стройной «системы» - все равно, семантической, морфологической, синтаксической или даже семантико-морфолого-синтаксической» [3].
Анализ приведенных точек зрения позволяет сделать вывод о том, что лингвисты (как отечественные, так и зарубежные) исходили из двух взаимоисключающих позиций. Одни считали, что «традиционная» классификация вполне достаточна и убедительна и требует лишь корректировки на основе достижений современной лингвистики. Другие же, наоборот, поддерживали М. И. Стеблина-Каменского и считали, что не следует искать системности там, где ее нет и не может быть. Позицию М. И. Стеблина-Каменского вряд ли можно назвать достаточно плодотворной, хотя несомненно, что резкость его суждений связана с принципиальным отказом от априорно заданных схем и требованием исходить из наличного языкового материала.
Необходимость критического подхода к определению частей речи вызывается также и тем обстоятельством, что само понятие частей речи сложилось в эпоху, когда о лингвистике как науке не могло быть и речи. Как отмечает, например, А. С. Чикобава: «Филологическая грамматика, в представлении греков, не считалась наукой, а рассматривалась как искусство» [4]. Как отмечает А. М. Мухин, «деление частей речи на знаменательные и служебные возникло в условиях, когда те и другие выделялись в связной речи, когда отсутствовало какое-либо представление об единицах разных уровней языка, и, следовательно, сама проблема уровней языка не могла быть поставлена», и далее он указывает, что «этим, очевидно, объясняется и возникновение самого термина «части речи»... Данный термин, безусловно, является неудачным» [5]. Г. Пильх указывает, что если раньше лингвисты пытались применить категориально-понятийную парадигму латинского языка и, как следствие этого, обязательно находили в других языках то же, что было характерно для латыни, то теперь для этих целей с неменьшим успехом используется английский язык, что, несомненно, связано как с чрезвычайным распространением английского языка по всему миру, так и, в определенной степени, с работами уже упоминавшегося О. Есперсена, который, в противовес позиции ряда лингвистов младограмматического направления, начал рассматривать аналитическое состояние английского языка не как деградацию, а наоборот - как форму дальнейшей эволюции, причем прогрессивной [6]. Этот же вопрос, задолго до Г. Пильха, ставил и Л. В. Щерба, отмечая, что при создании грамматик языков народов Советского Союза, необходимо в каждом конкретном случае подходить к описанию строго дифференцированно, а не копировать принципы, кате-
гории и понятия, принятые для описания русского языка [7].
Таким образом, можно говорить, что единая универсальная классификация слов по частям речи (если понимать эту классификацию как приведение к строго однозначному соответствию единиц фонологического, морфологического, синтаксического строя существующих языков) невозможна по определению.
В зависимости от типологического строя языка и теоретико-методологических позиций исследователей лингвистами выделяется от 2 до 15 частей речи, и, по всей видимости, это еще не предел. На основе синтаксического критерия, предложенного И. И. Мещаниновым, в большинстве языков мира достаточно чётко разграничиваются прежде всего существительные и глаголы. И.И. Мещанинов предполагает, что на определённой ступени развития языка глагол ещё не выделяется; он появляется лишь после выделения в составе высказывания сказуемого [8].
В качестве основания для выделения частей речи в том или ином языке используется набор критериев грамматического характера:
- семантический критерий (категориальное грамматическое значение слов),
- синтаксический критерий (способность выступать в позиции определённого члена предложения и сочетаться с определёнными классами слов),
- морфологический критерий (особенности формообразования и состав грамматических категорий),
- деривационный критерий (особенности словообразования)
- фонологический (особенности фонемной и просодической структуры слов разных классов).
Однако ни один из названных критериев сам по себе не может служить основой исчерпывающей классификации, поскольку не все они достаточно хорошо изучены в теоретико-методологическом плане, и даже на уровне лингвистической интуиции довольно ясно, что в качестве реального основания классификации могут выступать лишь первые три, причем семантический критерий, как наименее формализуемый, может использоваться дополнительно к морфологическому и синтаксическому, имеющим свое предметно-вещественное выражение.
В европейской лингвистической мысли предпочтение отдавалось морфологическому критерию. В языках флективного строя морфологические различия представлены материально-вещественным образом и поэтому фиксируются сознанием носителей языка. В русской лингвистической традиции основную роль в становлении и развитии морфологического подхода к единицам языка сыграла Московская лингвистическая школа во главе с ее основоположником Ф. Ф. Фортунатовым, который под-
разделял все слова языка на изменяемые и неизменяемые. В первой группе слова достаточно четко подразделяются на основу и флексию (смысловую и формальную части).
Однако данный подход практически неприменим к языкам, грамматическая структура которых не имеет деления на основу и флексию, и может использоваться, видимо, не более чем дополнительное средство описания грамматической структуры этих языков. Таковы многие изолирующие языки Восточной и Юго-Восточной Азии: китайский, тибето-бирманские, мяо-яо, вьетмыонгские, мон-кхмерские. В определенной степени это относится и к тюркским языкам, поскольку аффиксы в агглютинативных языках суть не то же, что флексия во флективных. И соотношение основы и флексии здесь иное.
Условно все языки можно поэтому подразделить на две группы: морфологизованные и немор-фологизованные. Естественно, что это подразделение не более чем условно и следует, вслед за А. А. Реформатским, говорить скорее о ведущих тенденциях языка [9], поскольку на материале даже одного отдельно взятого языка можно в принципе обнаружить все возможные в мире черты типологического строя.
Агглютинативные языки, и башкирский язык в частности, представляют собой в определенной мере промежуточное явление между языками мор-фологизованными и неморфологизованными и, соответственно, сочетают в себе черты тех и других.
Однако это относится прежде всего к знаменательным частям речи, в то время как служебные части речи - в той мере, в какой они сопоставимы со служебными частями речи языков иной типологии - выделяются на основе одних и тех же принципов: это предлоги / послелоги, частицы, союзы и др.
Проблема происхождения служебных частей речи.
Н.А.Баскаков отмечает, что «по структуре тюркского слова, представляющего собой последовательный ряд, изоморфный структуре словосочетания и состоящий из корневой морфемы и морфем аффиксальных, исторически грамматикализовавшихся таких же корневых морфем, можно предположить, что тюркские языки ранее имели характер изолирующих языков. Такое предположение подкрепляется и фонологическим типом корневой морфемы (гезр. самостоятельного слова), которая представляла собой своеобразную морфофонему... Именно такой тип структуры слова был характерен для древнего строя тюркских языков, близкого или совпадающего с типом изолирующих языков, когда грамматические отношения были выражены не агглютинирующими аффиксами, а сочетаниями пока еще не грамматикализовавшихся или слабо грам-
матикализовавшихся морфем в виде самостоятельных морфофонем...» [10]. И далее он пишет: «Для изолирующего же строя языков характерна, например, синкретичность корневой морфемы, имеющей близкое по смыслу именное и глагольное значение, явление, сохранившееся для некоторых слов и в современных тюркских языках» [11]. В качестве примера можно привести такие башкирские слова, как ей‘дом’ и ей- ‘собирать в кучу’; йыр ‘песня’ и йыр- ‘размывать, разрушать; широко раскрывать рот’.
Исходя из сказанного, можно утверждать, что служебные части речи в тюркских языках явление относительно позднее, и процесс этот с разной степенью интенсивности продолжается и в настоящее время.
По традиционной классификации все, что не укладывалось в рамки исходной парадигмы, было отнесено к классу вспомогательных компонентов. Однако внутри этой группы служебных слов выделяются функционально разнородные классы, отличающиеся именно своей ролью в составе высказываний. Так, в тюркских языках выделяются следующие группы служебных слов: послелоги, союзы, частицы, междометия, модальные слова. Этапы их появления и вхождения в грамматический строй тюркских языков, естественно, различны.
Способы образования служебных частей речи.
Применительно к тюркским языкам основным способом образования служебных частей речи следует признать, видимо, конверсию: «способ словообразования без использования специальных словообразовательных аффиксов; разновидность
транспозиции, при которой переход слова из одной части речи в другую происходит так, что назывная форма слова одной части речи используется без всякого материального изменения в качестве представителя другой части речи» [12]. Однако этот вопрос в настоящее время еще далек от своего более или менее адекватного решения, поскольку конверсия как способ словообразования изучалась в основном применительно к знаменательным частям речи: переходу имен прилагательных в разряд имен существительных, существительных в наречия и т.д. Если же говорить о конверсии знаменательных частей речи в разряд служебных, то требуются дополнительные историко-лингвистические разыскания. Понятие конверсии охватывает достаточно разнородные явления. «Во-первых, это субстантивация. Этот тип конверсии наиболее ясен, однако здесь имеются «подводные камни». Во-вторых, мы имеем дело с переходом изменяемой части речи в неизменяемую часть речи. В-третьих, мы имеем дело с таким синхроническим явлением, когда слова в одной и той же форме (неизменяемые слова) совмещают несколько функций (грамматический синкретизм). Этот тип конверсии наиболее распространён и наименее ясен» [13]. Часть лин-
гвистов считает, что конверсия наблюдается уже на уровне членения на части речи, до всякого их использования в составе синтаксических конструкций
[14].
При таком подходе встает вопрос о соотношении конверсии, омонимии и полисемии. Проблема эта осложняется и тем, что нет сколько-нибудь общепринятого толкования этих терминов, поскольку данные языковые явления, как показывают исследования лингвистов последних десятилетий, не просто соприкасаются, но и перекрещиваются. При этом одни лингвисты считают, что полисемия и омонимия в конечном счете совпадают, в то время как другие полностью отрицают даже саму возможность их совпадения. К первой группе, несмотря на все различия в подходах к решению вопроса о конверсии, полисемии и омонимии, относятся В. В. Виноградов, И. Е. Аничков, В. Н. Ярцева, В. А. Звегинцев, В.А. Жирмунский, И.И. Ревзин, Р.А. Будагов, а ко второй - А.И. Смирницкий, В. И. Абаев и др. В качестве предварительного вывода можно, на наш взгляд, говорить о том, что конверсия как способ образования служебных частей речи должна рассматриваться в более широком контексте.
Служебные части речи в тюркских языках
Многие ученые в своих исследованиях обращались к проблеме служебных слов, пытаясь определить их отличительные признаки, отношение к знаменательным частям речи и разных разрядов
служебных слов между собой. Несмотря на наличие многочисленных работ, проблема служебных частей речи остается одной из актуальных и даже спорных в современном языкознании. Прежде всего следует отметить, что среди тюркологов нет единства в определении их границ. К ним зачастую относили и продолжают относить междометия, наречия, даже падежные окончания, а частицы, которые следовало бы рассматривать в составе вспомогательных частей речи, причисляют к иным разрядам слов. Такая разноречивость мнений отчасти объясняется историей изучения тюркских языков, в частности влиянием русистики. Расхождения в системе классификации частей речи тюркских языков у различных авторов объясняются также тем, что одни рассматривали части речи лишь как лексические разряды слов, другие больше обращали внимание на типы словообразования и словоизменения, четко не выделяя лексико-семантические особенности. Между тем части речи в тюркских языках содержат одновременно лексикосемантические и грамматические значения, а потому и должны рассматриваться как лексикограмматические категории.
Таким образом, классификация служебных частей речи в тюркских языках продолжает оставаться довольно серьезной научной проблемой, связанной с необходимостью продолжения изысканий в данной области.
ЛИТЕРАТУРА
1. Есперсен О. Философия грамматики/Под ред. Ильина Б. А. М.: Едиториал УРСС, 2002. С. 65.
2. Щерба A.B. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. С. 5.
3. Стеблин-Каменский М.И. Спорное в языкознании. Л., 1974. С. 21.
4. Чикобава А.С. Части речи как понятие филологической грамматики и как понятие описательного на-
учного анализа//Вопросы теории частей речи. Л.: Наука, ЛО, 1968. С. 49.
5. Мухин А.М. Лингвистический анализ. Теоретические и методологические проблемы. М.: Наука, ЛО, 1976. С. 72.
6. Пильх Г. Язык или языки? Предмет изучения лингвиста//ВЯ. 1994. № 2. С. 18-36.
7. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л.: Наука, ЛО, 1977. С. 318.
8. Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи. М.: Изд-во АН СССР, 1978. С. 176.
9. Реформатский А. А. Лингвистика и поэтика. М.: Наука, 1987. С. 284.
10. Баскаков H.A. Введение в изучение тюркских языков. М., 1962. С. 19.
11. Там же. С.20.
12. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 235.
13. Кривоносов А.Т. К проблеме "конверсии" частей речи в современном языкознании//Семантика разноуровневых единиц в языках различного строя: Сборник научных статей. К 65-летию профессора Р.З.Мурясова. Уфа: РИО БашГУ, 2005. С. 12-32.
14. Серебренников Б.А., Гаджиева Н.З. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. М.: Наука, 1986. - 302 с.
Поступила в редакцию 06.10.2006 г.
