CC BY
218
УДК 94 (47)
К ВОПРОСУ О ХАРАКТЕРЕ СОПРАВИТЕЛЬСТВА МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА И ФИЛАРЕТА (1619 - 1633 ГОДЫ)
© 2010 г. Д.П. Исаев
Южный федеральный университет, Southern Federal University,
ул. Б. Садовая, 105/42, г. Ростов-на-Дону, 344006, B. Sadovaya St., 105/42, Rostov-on-Don, 344006,
decanat@hist. sfedu. ru decanat@hist. sfedu. ru
Затрагиваются вопросы, связанные с предпосылками, а также непосредственными причинами появления данной структуры. Делается вывод, что соправительство Михаила Федоровича Романова и Филарета было обусловлено общественными нормами и представлениями средневековья.
Ключевые слова: двоевластие, вотчина, родство, иерархия, великий государь, патриарх, легитимность.
The article is devoted to the analyses of problems, which are connected with the preconditions and the direct reasons of the founding of that power structure. It is concluded, the diarchy of Michail Fedorovich and Filaret was caused by social normes and ideas of the Middle Ages.
Keywords: diarchy, votchina, relationship, hieranhy, Velikii gosudar', the patriarch, legitimacy.
В центре нашего внимания находится деятельность Филарета сквозь призму соправительства его с Михаилом Федоровичем (1619 - 1633 гг.). Как известно, после возвращения из плена Филарет Никитич был наречен патриархом, а так же, как и царь, стал провозглашаться великим государем, официально соправительствуя своему сыну. Периоду правления первых Романовых посвящено много работ как отечественных, так и зарубежных авторов. Естественным образом исследователи так или иначе касались вопроса о соправительстве. Но и сейчас в историографии нет согласия по поводу характера данного института. Одни придерживаются взгляда о единовластии Филарета при слабовольном царе Михаиле, другие настаивают на реальном двоевластии.
Нам представляется целесообразным обратиться снова к этому вопросу, что обусловлено и переосмыслением ряда определенных данных. Сначала мы познакомимся с основными аргументами сторон, накопившимися к сегодняшнему дню, чтобы затем предложить некоторые уточняющие характеристики явления, внеся элемент социального в осмысление индивидуальных действий государей. Выяснение предпосылок, причин появления соправительства позволит локализовать данный феномен в определенных исторических рамках.
Одним из первых историков, высказавшихся о Филарете как самовластце, был Н.И. Костомаров, известный разоблачительными характеристиками правителей. По его словам, патриарх «тотчас захватил в
свои руки власть и имел большое влияние не только на духовные, но и на светские дела». Исследователь писал, что без его воли ничего не делалось. В том числе и царь «ничего не смел делать без его воли и благословения» [1, с. 73].
Подобным образом выразился и А.Е. Пресняков, полагая, что «"властительный", сильный деятельною волей, политическим опытом и государственным умом, Филарет Никитич после возвращения из польского плена...на деле "всякими царскими делами и ратными владел" до своей кончины» [2, с. 20].
Дореволюционные историки также отнесли на время правления Филарета складывание новой основы власти - абсолютизма. Так, «абсолютистом по натуре» называл Филарета Е.Д. Сташевский [3, с. 201 - 203].
Советская историография восприняла тезис о складывании абсолютизма при Филарете, правда, на новой теоретической основе - марксизме. Советской наукой не подвергался сомнению тот факт, что патриарх по приезде фактически взял в свои руки управление государством, правил вместо сына [4, с. 357].
В современной исторической науке тезис о единовластии Филарета подкреплен новыми аргументами.
B.В. Маландин на фактах повседневной деятельности двух «великих государей» старается доказать, что «с первых дней Филарет фактически отстраняет сына.. .и берет управление в свои руки». Переписка отца и сына, по его словам, лишь сохраняет видимость, что царь сам управляет государством. Так, патриарх, спрашивая совета у царя, получает ответ, полностью соответствующий его наставлениям [5, с. 157 - 158].
Сходным образом высказывается А.П. Богданов. «Из обширной переписки Михаила и Филарета.. .известно, -пишет он, - что патриарх мог по своему усмотрению отменять прямые указы царя» [6, с. 338].
Обратившись к другой группе историков, сомневавшихся в факте единоличного правления Филарета, мы видим, что и здесь имеются серьезные заявления.
C.М. Соловьев не отрицал, что «опытный и твердый Филарет имел очень большую долю в правлении при малоопытном, молодом и мягком Михаиле», полагал при этом, что создавшееся двоевластие не было одной формой. По его словам, «все дела докладывались обоим государям, решались обоими, послы иностранные представлялись обоим вместе, подавали двойные грамоты, подносили двойные дары» [7, с. 117 - 118].
В.О. Ключевский писал, что «управление до конца жизни Филарета велось совместными силами обоих государей при участии Боярской думы и земского собора». Интересна попытка историка разобраться в механизме подобного соправительства. По его словам, «это двоевластие было сделкой семейных понятий и политических соображений: родителю неловко было стать просто подданным своего сына, а сын нуждался в постоянном регентстве, которое всего естественнее было поручить отцу с титулом второго государя» [8, с. 199].
В современной науке с защитой факта реального соправительства выступает В. Козляков. Основной аргумент он черпает опять-таки в переписке госуда-
рей. По его мнению, детальный анализ текста писем показывает, что патриарх употреблял слова, не слишком подходящие для распоряжений. К тому же, «патриарх Филарет вполне допускал, что его совет может быть не принят». Исследователь отнюдь не сомневается в том, Филарет был для Михаила Федоровича первым советником и самым большим авторитетом. Но главное, что с самого начала не было диктата патриарха, самовольного вмешательства в царские указы» [9, с. 159 - 163].
Итак, данный и далеко не исчерпывающий историографический обзор демонстрирует незавершенность дискуссии. Заметим, что на ту или иную позицию историка, его интерпретацию вновь открытого факта могут влиять разные факторы. Это и давление авторитетов, и устойчивость историографических клише, и приверженность конкретной теоретической концепции. Тот факт, что на основании одного вида источников исследователи приходят к совершенно разным выводам, говорит нам о некотором кризисе в решении поставленной проблемы. Сейчас вряд ли можно выяснить однозначно, имела место лишь видимость управления Михаила Федоровича или было все-таки реальное соправительство. Обратившись к делопроизводственной документации, мы видим следующее. По словам Р.Г. Скрынникова, «в 1620 - 1632 годах чаще всего употреблялась формула «царь и патриарх указали», несколько реже - «царь указал», много реже - «царь указал, а бояре приговорили», единичные случаи - «по боярскому приговору» и «патриарх указал» [10, с. 237]. Вряд ли справедливо утверждение, что Филарет сразу же захватил власть в свои руки. Как показывают разрядные записи, Михаил Федорович посылал государевы грамоты, указывал чаще самостоятельно по военным вопросам. Например, повелевал воеводам отправляться в те или иные места службы. А это весомая часть управления. Также местнические споры в Царском Дворе рассматривались в основном именно царем. Если рядом, конечно, не присутствовал по какому-либо случаю патриарх (тогда били челом обоим) [11]. Естественно, Филарет не мог полноценно исполнять свои обязанности во время недугов [12, с.714]. Он самостоятельно решал дела чаще всего по церковным вопросам, непосредственно касающимся его статуса [13, с. 340].
С одной стороны, делопроизводство показывает лишь внешнюю сторону управления, за которой могло бы быть исключительное влияние Филарета. Но с другой - при всей его активности, в которой мы отнюдь не сомневаемся, трудно согласиться с тем, что во всем от начала до конца была именно его инициатива. Представляется, что данный политический институт (соправительство) был социально обусловлен, и в нем меньше личностной активности (или пассивности), индивидуального начала, чем об этом думали и думают сейчас многие ученые. Необходимо согласиться с Л.П. Репиной, что «проблема, с которой сталкивается историк, состоит как раз в том, чтобы концептуализировать взаимодействие между индивидами и обществом», т. е. ответить на вопрос о соот-
ношении внешних факторов и внутренних импульсов индивида [14, с. 9].
В соответствии с этим положением мы и постараемся в более широких рамках вернуться к проблеме, обратившись к историческим условиям, в которых функционировало соправительство. Для начала необходимо разобраться, на каких основаниях стало оно возможно. Иначе говоря, статус отца или патриарха позволил Филарету называться вторым «великим государем»?
В историографии снова высказаны две точки зрения. С.М. Соловьев, сравнивая Филарета и Никона, видел их различие в том, что первый был великим государем «как отец царский и соправитель», а второй «получает этот титул уже как патриарх» [15, с. 190]. Противоположное мнение в дореволюционной науке было высказано В. Сергеевичем и М. Дьяконовым. Как писал Сергеевич, «очень сомнительно, чтобы Филарету Никитичу удалось занять место на престоле рядом со своим сыном, если бы он не был избран патриархом, а оставался в сане боярина... Если ж он воссел на царский престол рядом с государем, то, конечно, потому, что был патриархом». Причину этого ученый видит во все усиливавшемся влиянии духовенства на протяжении истории Московского государства. Венцом этого стало возможно такое состояние, которое исследователь называет явлением «чистейшего двоецарствия» [16, с. 526 - 529].
М.А. Дьяконов политику московских государей называл теократическим абсолютизмом. Эволюция церковно-политической мысли привела в итоге к тому, что при Михаиле Федоровиче «в Москве таким образом оказалось два государя, светский и духовный». При этом историк не видел принципиального различия между статусом Филарета и Никона как «великих государей» [17, с. 300].
Сейчас данная концепция выглядит довольно схематичной. Очевидно, ученые не обращали внимания на тот факт, что инициатива учреждения патриаршества исходила от царской власти. Естественно, что харизматическая фигура Филарета по итогам своей деятельности способствовала укреплению позиций русской православной церкви. Но можем ли мы, в духе Сергеевича и Дьяконова, говорить о нем как духовном государе? Вспомним хрестоматийные примеры обратного: после смерти Филарета не видно продолжения такого сотрудничества царя и патриарха. Последний уже не заседает совместно с царем и боярами по делам правительственной политики. Происходит ограничение компетенции патриарших приказов.
В современной историографии отвечают на указанный выше вопрос чаще отрицательно. Так, Малан-дин пишет, что «Филарет стремился к усилению царской власти, подчиняя интересы церкви интересам государства» [5, с. 169]. По словам Скрынникова, подобный характер управления не означал, «что Русское государство приобрело характер теократии. Принцип "священство выше царства" не получил признания» [10, с. 325]. Компромиссную же точку зрения выдвинула О.Страхова в статье о деле патриарха Никона, и мы остановимся на этом подробнее. Исследуя титула-
туру «великий господин» и «великий государь», она приходит к выводу, что говорить об узурпации светского титула церковными властями в XVII в. не приходится. С другой стороны, исследовательница сомневается в том, что «титул великий господин и государь является особой привилегией Филарета в силу его родства с царем». Вследствие этого, Страхова не видит принципиальной разницы между положением Филарета и Никона. По ее мнению, данное формулярное обращение («великий государь») к этим двум патриархам сигнализирует о крайней степени почтительности. И это «следует связывать с особым благоволением со стороны светской власти и особым авторитетом в церковной среде, которыми пользовались эти иерархи» [18, с. 237 - 243].
На данную позицию напрашиваются два возражения. Во-первых, Страхова отмечает, что «великий государь» - принципиально новый титул, но на деле смешивает его с титулом «великий господин и государь» и зачастую пользуется ими как равноправными. Она права в том, что и до Филарета некоторые иерархи церкви именовались «великий господин и государь», и в доказательство этому приводит ряд справедливых примеров. Но «великим государем» стал именоваться именно Филарет. И кроме Никона официально этот титул никто не носил. Хотя надо признать, что существуют примеры за рамками данного правила. Так, в челобитной одного неизвестного патриарх Иосиф также именуется «великим государем» [19, с. 150]. Однако, как кажется, это исключение только подтверждает правило. Патриарх Иосиф официально не носил данный титул. О почтении к нему со стороны царской власти говорить не приходится. По-видимому, в сознании отправителя оставалась практика обращения к Филарету, которую он и перенес на другого адресата.
Во-вторых, попытка Страховой объяснить употребление титула «великий государь» особой почтительностью, на наш взгляд, на деле лишь констатирует данный факт, но ничего не объясняет. Несомненно, сам титул выражает величание. Но это почтительность к определенной социальной роли, которую исследовательница не называет.
Таким образом, сколько-нибудь убедительных примеров против того, что Филарет стал именоваться «великим государем» в силу родства с царем, мы не находим. В свою очередь можно вспомнить красноречивое высказывание И. Тимофеева о семейном характере власти Романовых. Имея в виду начало правления Михаила Федоровича, о великой государыне Марфе он говорит, что «родительница соцарствует... потому что она мать» [20, с. 339]. Кроме того, современный исследователь П.В. Лукин приводит речь дьячка, в которой Филарет занял место царя в известной формуле «волен Бог да государь». Именно поэтому он именуется «великим государем». Следовательно, по мнению Лукина, «Филарет выступает в речах церковного дьячка, в первую очередь, не как глава духовной власти, а как "государев отец", своего рода "заместитель царя"» [21, с. 86].
Итак, соправительство, по нашему мнению, имело скорее светский характер. Каковы же были предпосылки его возникновения? В России царская семья присвоила себе право распоряжаться государством как своей собственностью. В этом плане Смута начала XVII в. не смогла помешать расшатыванию этого представления. По справедливому замечанию С.В. Бахрушина, после Смуты «и общество, и власть вернулись к тем представлениям о государстве как о наследственном владении царской семьи, которое господствовало в XVI в. .царская власть по-старому и понималась и проявлялась как власть личная. Московское государство нашло нового хозяина, в семействе которого утвердилось право на престол так же естественно, как естественно в описываемую эпоху происходил переход поместья от отца к детям» [22, с. 115]. Как отмечает А.В. Толсти-ков, «важнейшим обстоятельством при этом является то, что и "держава", и "государство" как "владение" подразумевают владение не столько конкретного монарха, сколько всего рода, к которому он принадлежит» [23, с. 296]. В силу данной позиции полагаем, что возникшее соправительство Михаила Федоровича и Филарета являет собой пример вотчинности, которое необходимо возникло в связи с господствовавшими в обществе представлениями.
Что имеется в виду? Средневековый мир выстроен как ряд определенных подчинений. Собственно ключевое слово феодализма - иерархия. Вотчина - это наследственное владение, передаваемое от отца к сыну. То есть в ней существовала социальная иерархия. В силу родового принципа отец всегда выше сына. Таким образом, термин кровного родства («отец», «сын») приобретал еще одни смысл - социальный [24, с. 39]. В соответствии с вотчинным принципом престолонаследия власть московских царей передавалась по линии от старшего к младшему. И семья Романовых необходимо воссоздавала в себе черты вотчинного порядка. При восшествии на престол Михаила был жив его отец. Возникала нестандартная ситуация, так как получалось, что сын оказывался выше отца. И в данном случае, как кажется, не имеет значения, что Филарет был монахом. Итак, выход из противоречивой ситуации был единственным - Филарет также становился «великим государем».
В историографии существуют различные точки зрения относительно того, когда Филарет впервые упоминается с данным титулом. Л.Е. Морозова полагает, что «с 1622 г. он официально стал соправителем сына, получив титул Великого государя» [25, с. 87]. По мнению О. Страховой, титул «великий государь» применительно к Филарету возник после его возвращения в 1619 г. [18, с. 235 - 237]. Однако исследователи почему-то не обращают внимания на то, что еще в Утвержденной грамоте 1613 г. об избрании на царство Михаила Федоровича Романова Филарет уже упоминается «великим государем» («великий государь наш святейший Филарет митрополит Ростовский и Ярославский») [26, с. 507 - 510]. Это лишний раз подтверждает, что изначально власть Романовых имела семейный характер, где старшим в семье оставался
Филарет. Об этом свидетельствуют и современные избранию царя источники. Так, по словам боярского сына Боборыкина, Михаил сначала отказывался от короны, говоря, что «не хочет короноваться раньше, чем его отец, Ростовский митрополит» [цит. по: 10, с. 231]. Таким образом, соправительство было оформлено заочно, еще до его возвращения. Все это говорит о том, что не Филарет по своей воле навязал сыну соправительство после своего приезда, а дожидался исполнения своей социальной роли, возникшей благодаря избранию Михаила.
Становится очевидным, что одного внутреннего импульса в поведении Филарета было недостаточно. Необходим был определенный социальный контекст, в какой-то мере обусловливающий данную деятельность. Кстати, это можно отнести и на счет Михаила. Например, мнение, противоположное давней историографической традиции, высказывает Л.Е. Морозова. По ее словам, «переписка Михаила с Земским собором и временным правительством показывает, что он не был слабым человеком, малодушным и беспомощным - игрушкой в руках боярской знати, как его пытались представить некоторые современники» [25, с. 56 - 57]. Ввиду этого, можно предположить, что Михаил Федорович не только, а может и не столько в силу своей робости, но и в силу господствовавших общественных норм в некоторой мере уступал часть своих полномочий отцу.
Историки часто в своих работах приводят пример местнического спора князей Юрия Сицкого и Петра Репнина в 1621 г., где Сицкий считал себя выше честью, так как был послан к турецкому послу царем, в то время как Репнин - патриархом. В разрядных книгах зафиксирована реакция царя, который напомнил, что «каков он Государь, таков и отец его государев, великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всеа Русии, и их государское Величество нерозделно...» [11, стб. 491]. Однако при всей «светскости» правления Филарета статус патриарха естественным образом дифференцировал его от статуса царя. Это обстоятельство осложняло общественное восприятие его как «великого государя». Использование формул репрезентаций государей, упоминания о них индивидуально различаются в источниках. Например, Филарет как духовный отец фигурирует и в гражданских документах. Так, в отписке калужского воеводы о взятии Серпейска в 1632 г. сообщается: «И милостью, государь, Божиею, и Пречис-тыя Богородицы помощию, и твоим государя, царя и великаго князя Михаила Федоровича.счастьем и отца твоего, великаго государя, святейшаго патриарха Филарета Никитича московскаго и всея русии святою и Богоприятною молитвою...город Серпейск взяли» [27, с. 403]. По религиозным делам от Михаила и от Филарета следовали разные виды наказания. Например, в их совместном указе о конфискации и сожжении сочинений Кирилла Транквиллиона сообщалось, что если «хто ныне вперед учнет литовские книги какие ни буди покупати, а сыщетца то после мимо их, и тем людем от государя царя и великого князя Ми-
хаила Федоровича всеа Русии быти в великом в градцком наказанье, а от великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всеа Русии быти в великом в духовном наказанье и в проклятье» [28, с. 117]. Наконец, во внешнеполитических делах имелись свои нюансы. В соответствии с посольским этикетом, «на отпуске» (прощальной аудиенции) «великие государи» исполняли свои роли. Как сообщают разрядные записи, Михаил Федорович жаловал послов «к своей государевой руке», а патриарх Филарет - «к своему государскому святительскому благословению» [11, стб. 975 - 976].
Переходя к вопросу о непосредственных причинах возникновения соправительства, необходимо отметить следующее. Отношения в средневековом обществе определялись традицией. Существовала потребность воссоздавать прошлое. Естественным образом новой династии надо было воссоздать те структуры отношений между обществом и властью, которые существовали до этого.
После восшествия на престол Михаила Федоровича одной из важных задач было обоснование легитимности пребывания ее у власти. В публицистике тех лет она определялась в первую очередь через близость к угасшей династии Рюриковичей. Как отмечает А.В. Каравашкин, «своеобразие русской политико-правовой теории состоит в том, что легитимность (богоизбранность) власти рассматривается в связи с принципом "родства"» [цит. по: 23, с. 298]. Например, в «Новом летописце» Михаил Федорович именуется племянником «блаженной памяти государя царя и великого князя Федора Ивановича всея Русии» [29, с. 380].
Романовы долго еще будут озабочены этой идеологической проблемой, что выражалось и в более практических шагах. Возвращение Филарета как раз способствовало одному такому шагу. Совместное правление укрепляло положение династии. Как писал И.Тимофеев, «.и бог сделал его соправителем его сыну.как отец, беседуя с сыном о людях и вместе направляя, соглашаясь, заботясь о лучшем, наставляя и поддерживая» [20, с. 344]. По словам Х.-И. Торке, «тем самым наконец была подкреплена законность правления Михаила.». Что имеется в виду? Торке здесь подразумевает прежде всего, что воцарение Михаила мимо своего отца было нарушением конституционного права, и то, что Филарет стал ему соправителем, было правовой необходимостью [30, с. 132]. Дело здесь, скорее, не в правовой необходимости (в каком смысле можно говорить о конституционном праве в России XVII в.?) Ведь при возвращении Филарета проблема легитимации не отпала. Как «великий государь» Филарет Никитич своей фигурой должен был олицетворять преемственность власти с государями предыдущего столетия, быть своеобразным звеном. И это должно было укрепить политическую стабильность.
Стоит заметить, что соправительство Михаила и Филарета не создавало правового механизма на будущее. Оно не было оформлено юридически, без раз-
деления функций и полномочий. Противоречивость ситуации в том, что по сути соцарствовал не сын отцу, а отец сыну. И со смертью Филарета данный инцидент просто уходил в прошлое.
Очень красноречиво о проблеме функционирования и наследования власти при Михаиле Федоровиче свидетельствует крестоцеловальная запись для донских казаков 1632 г. С одной стороны, Филарет присутствует в ней как реальный правитель. Запись констатирует, что казаки бьют челом обоим «великим государям». С другой - в системе светской власти Филарет как бы и не участвует. Так, всем, подводящимся к присяге, следовало целовать крест на том, что «и нам, атаманом, и казаком и всему войску донскому государю своему.и сыну его, государю, царевичу, князю Алексею Михайловичу служити.опричь государя своего, царя и великаго князя Михаила Федоровича всея Русии самодержца и сына его, государя, царевича, князя Алексея Михайловича.иного государя.никого не хотети...». Как видим, присягали только царю и его наследнику. А присутствует Филарет в записи опять-таки как духовный наставник [27, с. 434 - 435].
Итак, имея в своей основе семейные связи, сопра-вительство носило скорее светский характер. Хотя статус патриарха несколько дифференцировал положение Филарета в системе гражданского управления и усложнял его восприятие в обществе. Данная структура власти необходимо возникла в соответствии с господствовавшими представлениями о родовом старшинстве. Это было скорее реальное, чем декларативное соправительство, в котором индивидуализированная деятельность государей в определенной мере была социально обусловлена. В целях укрепления династии оно обеспечивало также идеологическую обоснованность легитимности династии.
Литература
1. Костомаров Н.И. Филарет Никитич Романов // Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей: в 3 т. Ростов н/Д, 1997. Т.2. 608 с.
2. Пресняков А.Е. Царь Михаил Федорович // Российские самодержцы. М., 1990. 464 с.
3. Сташевский Е.Д. Очерки по истории царствования Михаила Федоровича: в 2 ч. Киев, 1913. Ч. 1. 387 с.
4. Смирнов П.П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII века: в 2 т. М.;Л., 1947. Т.1. 490 с.
5. Маландин В.В. Патриарх Филарет // Великие государственные деятели России. М., 1996. 464 с.
6. Богданов А.П. Хозяин земли Русской // Русские патриархи. 1589 - 1700: в 2 т. М., 1999. Т.1. 496 с.
7. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Соч.: в 18 кн. М., 1990. Кн. 5. 718 с.
8. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций: в 3 кн. Ростов н/Д, 1998. Кн.2. 608 с.
9. Козляков В.Н. Михаил Федорович. М., 2004. 346 с.
10. СкрынниковР.Г. Михаил Романов. М., 2005. 334 с.
11. Дворцовые разряды 1612 - 1628 гг.: в 4 т. СПб., 1850. Т.1. 1222 стб.
12. Иловайский Д.И. Новая династия. М., 2003. 749 с.
13. Памятники русского права. Вып. 5. Памятники права периода сословно-представительной монархии. Первая половина XVII в. М., 1959. 667 с.
14. Репина Л.П. Новые исследовательские стратегии в российской и мировой историографии: препринт ^Р6/2008/06. М.: ГУ ВШЭ, 2008. 32 с.
15. Соловьев С.М. История России с древнейших времен: соч.: в 18 кн. М., 1991. Кн. 6. 671 с.
16. Сергеевич В.И. Древности русского права: в 3 т. М., 2007. Т. 2. 595 с.
17. Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПб., 2005. 384 с.
18. Страхова О. Еще раз о деле патриарха Никона: к истории титула великий государь // Факты и знаки: Исследования по семиотике истории. Вып. 1. М., 2008. 272 с.
19. Челобитная неизвестного к патриарху Иосифу // Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов. Время патриаршества Иосифа. М., 2003. 248 с.
20. Временник Ивана Тимофеева: репринт, изд. 1951 г. СПб., 2004. 512 с.
21. Лукин П.В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М., 2000. 294 с.
22. Бахрушин С.В. Политические толки в царствование Михаила Федоровича // Труды по источниковедению, историографии и истории России эпохи феодализма. М., 1987. 217 с.
23. Толстиков А.В. Представления о государе и государстве в России второй половины XVI - первой половины XVII века // Одиссей. 2002. М., 2002. 426 с.
24. Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека. СПб., 2000. 326 с.
25. Морозова Л.Е. Михаил Федорович // Первые Романовы / А.А. Преображенский [и др.]: 2-е изд., доп. М., 2007. 456 с.
26. «Утвержденная грамота» 1613 года об избрании на царство Михаила Федоровича Романова // Козляков В.Н. Смута в России. XVII век. М., 2007. 528 с.
27. Акты Московского государства: в 3 т. Разрядный приказ. Московский стол. 1571 - 1634. СПб., 1890. Т.1. 766 с.
28. Булычев А.А. История одной политической кампании XVII века. М., 2004. 144 с.
29. «Новый летописец» // Хроники Смутного времени. М., 1998. 608 с.
30. ТоркеХ.-И. Михаил Федорович // Русские цари. 1547 -1917. Ростов н/Д, 1997. 576 с.
Поступила в редакцию 26 июня 2009 г.
