CC BY
97
Идлис Г.М. Революция в астрономии, физике и космологии. М.: Наука, 1985. 230 с.
Климишин И.Я. Календарь и хронология. М.: Наука, 1990. 478 с.
Кочмар Н.Н. Писаницы Якутии. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1994. 261 с.
Ларичев В.Е. А.П. Окладников исследователь древних культур Азии (к 50-летию со дня рождения). Иркутск: Областное изд-во, 1958. 68 с.
Ларичев В.Е. Сорок лет среди сибирских древностей: Материалы к биографии академика А.П. Окладникова: Аннотированная библиография. Новосибирск: Западно-Сибирское кн. изд-во. 1970. 238 с.
Ларичев B E, Лунно-солнечный календарь Мальты и проблема палеокосмогонических аспектов семантики образов искусства древнекаменного века Сибири // Каменный век Северной, Средней и Восточной Азии. Новосибирск: Наука, 1985. С. 60-86.
Ларичев В.Е. Мудрость Змеи: Первобытный человек. Луна и Солнце. Новосибирск: Наука. 1989. 271 с.
Ларичев В.Е. Лунные и солнечные календари древнекаменного века // Календарь в культуре народов Мира. М.: Наука, 1993а. С. 38-69.
Ларичев В.Е. Сотворение Вселенной: Солнце. Луна и Небесный дракон. Новосибирск: Наука, 19936. 285 с.
Ларичев В.Е. Космографическая миниатюра из Раймонден (Солнце, Луна и Вселенская жертва в искусстве древнекаменного века) // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Археология и этнография. 1996. №3. С. 54-62.
Ларичев В.Е. Космографическая композиция из «Большого зала» Ляско // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Археология и этнография. 1998. №3. С. 44-51.
Ларичев В.Е. Звездные боги. Слово о великих художниках-созерцателях Неба, мудрецах и кудесниках. Новосибирск: НИЦ ОИГГМ СО РАН, 1999. 354 с.
Ларичев В.Е. Ленский дракон и Время (астрономический, календарный и космогонико-мифологический аспекты семантики панно с чудовищем, которое вознамерилось проглотить Мироздание) // Древности Якутии. Искусство и материальная культура. Новосибирск: Наука, 2006а. С. 102-136.
Ларичев В.Е. Реконструкция систем счисления времени культуры плиточных могил Забайкалья и семантика образов художественного творчества эпохи палеометалла (по материалам знаковосимволической композиции святилища Баин-Хара, Бурятия) // Теория и практика археологических исследований. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 20066. Вып. 2. С. 31 38.
Миллер Г.Ф. История Сибири. М.: Наука. 2005. Т. I. 620 с.
Окладников А.П. Петроглифы Ангары. М.; Л.: Наука, 1966. 231 с.
Окладников А.П., Мазин А.И. Писаницы реки Олёкмы и Верхнего Приамурья. Новосибирск: Наука, 1976. 187 с.
Петрин В Т. Палеолитическое святилище в Игнатиевской пещере на Южном Урале. Новосибирск: Наука. 1992. 206 с.
Я.В. Фролов НПЦ «Наследие». Барнаул К ВОПРОСУ О ФОРМИРОВАНИИ СТАРОАЛЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ (по данным погребальной обрядности)’
Большинство исследователей, обращавшихся к данной теме, считают, что основой для сложения староалейской культуры является местное население, оставившее памятники большереченской культуры переходного времени в Барнаульском Приобье (Абдулганеев М.Т., Владимиров В.Н., 1997, с. 66; Троицкая Т.Н., Назарова О.Е., 2001, с. 303-304; Могильников В.А., 1997. с. 7).
На сегодняшний день в Барнаульском Приобье известно 10 могильников переходного времени от поздней бронзы к раннему железному веку, в которых раскопано 142 погребения. Это
' Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект №06-01-00510а «Происхождение культур скифского круга на Верхней Оби»),
такие некрополи, как Ближние Елбаны-УН (52), XII (13). XIV (9); Бобровский могильник (58); Мыльниково-1 (3): Елунинский грунтовый могильник-Ш (ЕГМ-Ш) (1); Кротовский Ел-бан (2); Охотничья Грива (2): Красный плакат-1 (1) и. возможно, могила №4 на поселении Костенкова Избушка (1) (Тур С.С.. Фролов Я.В.. 2001а, с. 69-70).
Все обнаруженные могильники большереченской культуры находятся в долине Оби. В основном они расположены на правобережье и зафиксированы в пойме на песчаных возвышенностях (могильники на Ближних Елбанах. Охотничья грива), на останцах коренного берега (Кротовский Елбан) и на первой надпойменной террасе (Бобровский могильник, Мыльниково-1. Красный плакат-1). Только один из них обнаружен на левом берегу Оби и приурочен к высокому мысовидному выступу (ЕГМ-Ш).
При сопоставлении местонахождений могильников и поселений можно отметить, что они располагаются в непосредственной близости друг от друга (в 50-200 м). Так. могильники БЕ-УП. XII и XIV находились в 200, 100 и 75 м, соответственно, от поселения БЕ-1. В 50 м от Елунинского культового места расположен ЕГМ-Ш. Погребения могильника Мыльниково-1 находились непосредственно на площади поселения, что могло быть вызвано их сооружением в заброшенной части памятника в более поздний период. Такое же взаиморасположение могильников и поселений наблюдается на ряде археологических комплексов предшествующего времени, где прослеживается смешение черт ирменской II корчажкинской культур. Так. могильник эпохи поздней бронзы Фирсово-Х1У находится в 80 м от поселения тгого же времени Фирсово-ХУШ. В 50 м друг от друга расположены могильник-5 и поселение-3 эпохи финальной бронзы на комплексе памятников МГК-1. Кроме того, можно отметить еше одну закономерность. В большинстве случаев рассматриваемые могильники были обнаружены к юго-западу, западу и к югу от поселений (Фролов Я.В.. 2001, с. 96-97).
В тех же ландшафтных зонах Барнаульского Приобья располагаются некрополи староалейской культуры. Могильники большереченской и староалейской культур входят в одни археологические микрорайоны. В одном случае (Ближние ЕлбаныЛ'П) староалейские погребения находятся на площади могильника переходного времени, но там они не образуют единой системы (Грязное М.П., 1956, табл. Х1_УШ). На другом памятнике этого же микрорайона поселение и литейная мастерская Ближние Елбаны-ХИ перекрывают некрополь большереченской культуры (Грязнов М.П., 1956. с. 64). Подобная же каргина прослежена и на Бобровском грунтовом могильнике (Шамшин А.Б.. Фролов Я.В., Медникова Э.М., 1996), который перекрьп более поздним слоем поселения староалейской культуры Обские Плесы-1. Следовательно, в данном случае преемственности в размещении некрополей большереченской и староалейской культур не прослеживается. Ни в одном случае староалейские мо! илы не продолжают большереченское кладбища и даже наоборот население, оставившее памятники староалейской кулыуры, селилось на площади большереченских могильников, что. скорее всего, свидетельствует о прерывании традиций захоронения людей на одних кладбищах между раннескифским и скифским временем.
На всех известных нам могильниках переходного времени от поздней бронзы к раннему железу насыпей над погребениями зафиксировано не было. Подтверждения тому, что здесь мы имеем дело именно с грунтовыми кладбищами, находим при рассмотрении планиграфии этих некрополей. Так. на исследованных довольно большими площадями могильниках БЕ-У11. XII, XIV и Бобровском могильнике прослеживаются ряды захоронений. Особенно отчетливо планировочная сетка видна на могильнике БЕ-УП (рис. 1.-4). Здесь могилы образуют ряды, ориентированные по линиям ЮЗ-СВ и ЮВ-СЗ (Грязнов М.П., 1956, табл. ХГУШ). Также ни на одном из могильников не встречена обособленная группировка погребений, которую можно было бы связать с курганным способом захоронения, характерным для ирменских памятников (Фролов Я.В., 2001, с. 96-97).
Данные черты погребальной обрядности большереченской культуры находят полные аналогии в традициях захоронения староалейской культуры, для которых грунтовые могильники с расположением могил рядами, ориентированными по линиям ЮЗ-СВ и ЮВ-СЗ.
являются одной из основных определяющих черт (рис. 1). Следует отметить, что традиция сооружения грунтовых могил довольно распространена. Отдельные грунтовые захоронения встречены и в каменской, и в быстрянской культурах, есть в памятниках У1-У вв. до н.э. Кулунды. известны у саков и усуней в Семиречье (Могильников В.А., 1997. с. 15-16; Абдулганеев М.Т., Тишкин А.А., 1999, с. 103; Иванов Г.Е.. 2000, с. 63, 98; Кирюшин Ю.Ф.,
1986, с. 76-77; Бернштам А.Н., 1950, с. 101).
Подавляющее большинство захоронений взрослых людей на большереченских могильниках совершено в неглубоких могильных ямах (средняя глубина около 60 см). В 9,7% случаях ямы не зафиксированы, так как умершие были погребены в слое гумуса (здесь и далее все расчеты проведены, кроме оговоренных случаев, суммарно по могильникам большереченской культуры на Ближних Елбанах и Бобровскому могильнику, всего 132 захоронения). Но средняя глубина этих захоронений 49 см. Это тоже не позволяет однозначно утверждать, что все они совершены на древней дневной поверхности. Не исключено, что мелкие могильные ямы просто не прорезали гумусовый горизонт. Лишь две могилы взрослых людей на Бобровском могильнике (№30 и 48), глубина которых не превышает 35 см. можно связывать с погребением на древней дневной поверхности. Погребений детей, обнаруженных в гумусовом горизонте, несколько больше - 28,5%. Их средняя глубина 41 см. И здесь лишь одно захоронение совершено на глубине менее 30 см. Не исключено, что меньшая глубина детских погребений связана с возрастом умершего, а не с иной традицией захоронения умерших. Таким образом, общая черта сооружения пофебе-ний на дневном горизонте, характерная для культур раннескифского облика Южной Сибири, для большереченской культуры не является ведущей (Фролов Я.В.. 2001, с. 98).
Глубина могильных ям староалейской культуры также не столь значительна от 0,5 до 1,5 м. Но сразу бросается в глаза, что у большинства большереченских могил глубина попадает в другой интервал от 0.3 до 1 м. В данном случае также наблюдается изменение традиции.
Погребальные ямы захоронений большереченской культуры довольно стандартны. Средние размеры (длина и ширина) взрослых могил составляют 124 на 72 см соответственно, детских - 105 на 65 см. Захоронения детей несколько меньше, но различия в размерах столь незначительны (19 и 7 см соответственно), что связывать их с ростом умерших, на наш взгляд, не следует. Наоборот, прослеживается зависимость размеров могильной ямы от возраста погребенного: чем старше умерший, тем больше сооружалась для него яма. Наиболее крупные ямы зафиксированы для людей старческого возраста. Малые ямы более характерны для детей и молодых (Фролов Я.В., 2001. с. 97).
Для староалейских некрополей прямой зависимости размеров могильной ямы от возраста умерших не зафиксировано (исключая детей и взрослых). Вероятно, размеры могил староалейской культуры зависели от роста умершего и размеров погребального костюма (величины головного убора или прически) (рис. 2).
Форма могильных ям большереченской культуры так же, как и размеры, довольно устойчива. Это в подавляющем большинстве овальные или подпрямоугольные с закругленными углами ямы с вертикальными стенками (Фролов Я.В., 2001, с. 97).
Данная деталь погребального обряда также близка староалейским могильникам. Но в староалейских памятниках несколько иные пропорции ямы. Они более длинные и узкие. В староалейских могильниках больше прямоугольных в плане ям (рис. 2). Следует подчеркнуть, что данная черта ищребального обряда, как наиболее простой способ сооружения погребальной камеры, также широко распространена.
Очень редки в погребениях большереченской культуры деревянные конструкции. Они встречены в 6.8% захоронений. Обкладка в виде тонких плашек присутствует в 3,3% могил. Перекрытие (также из тонких досок) обнаружено в 4,5% погребений. Лишь в одном случае отмечено наличие и перекрытия, и обкладки (Фролов Я.В., 2001, с. 97).
В староалейских некрополях зафиксировано более частое использование дерева. Это также в основном дошатые рамы и перекрытия.
Рис. I. Планы могильников староалейской и болыиереченской культур. 1 Фирсово-Х1У; 2 Тузовский Бугры-1: 3 МГК-1. могильник 3;
4 - Ближние Елбаны-УН; 5 - МГК-1, могильник 1
Рис. 2. Погребения староалейской культуры: Туювские бугры-1, могила-1 погребение мужчины; МГК-1, могильник 1, могила-34 погребение двух женщин; Фирсово-Х1У. могила-178 - погребение мужчины
В староалейских памятниках от большереченских резко отличается положение костяка в могилах. Положение вытянуто на спине совершенно не характерно для иофебенных людей в некрополях переходною времени от поздней бронзы к раннему железу. Большинство захоронений, где зафиксированы случаи вытянутою положения на Ближних Елбанах-УМ и XIV, следует связывать со староалейской культурой (Фролов Я.В.. 1995). Но не исключена вероятность, что в одной из могил переходною времени в пункте Ближние Елбаны-Х1У умерший действительно лежал на спине. В бедренной кости этого умершею найден застрявший бронзовый втульчатый наконечник стрелы с асимметрично ромбическим пером и шипом (Грязнов М.П., 1956, с. 66).
И в староалейских, и в большереченских могилах преобладает юго-западная ориентация умерших. Но если в староалейских могильниках отклонения от стандарта зафиксированы в западное и северо-западное направление, то в большереченских некрополях - в южный и юго-восточный секторы (Тур С.С., Фролов Я.В., 2001а, с. 72-73; 20016, с. 104).
Состав погребального инвентаря могильников скифского времени и переходного времени от поздней бронзы к раннему железному веку совпадает только в нескольких наиболее распространенных категориях предметов. Сосудами, ножами, оружием, астрагалами «староалейцев» и «большереченцев» снабжали примерно в равных пропорциях. Но это универсальные категории инвентаря, характерные для широкого круга культур. В староалейских захоронениях появляется целая серия новых предметов в составе инвентаря - это пряслица, наборные пояса и отдельные бронзовые бляхи поясной гарнитуры, шпильки-заколки, курильницы и т.д. (рис. 2). В целом набор погребального инвентаря староалейской культуры совпадаете обшим стандартом для могильников скифского времени азиатской части скифо-сибирского культурно-исторического единства, куда входят и такие универсальные категории инвентаря, как сосуды и ножи.
Одинаковые категории инвентаря размещались и в староалейских, и большеречен-скнх захоронениях сходным образом. Сосуды обычно ставились в головах умерших, хотя в староалейских памятниках довольно часто сосуды устанавливали и в ногах (более 30% случаев). Ножи находились на поясе погребенного и в большереченских, и в староалейских могилах. Наконечники стрел составляли наборы (от 1 до 5-7 шт.). вероятно, находились в колчанах и размешались около ног умершего. Как в староалейских, так и в большереченских некрополях инвентарь стремились разместить ближе к телу умершего. Находки предметов у стенок или в углах захоронений единичны (рис. 2).
Различаются и типы инвентаря в староалейских и большереченских памятниках. Следует остановиться на одной группе предметов из староалейских могил (на пряслицах), которые А.Н. Телегин (1999) рассматривает как показатель сходства староалейских и большереченских некрополей. Как показано в одной из наших работ, пряслиц в памятниках переходного времени Барнульского Приобья нет (Фролов Я.В., 2000, с. 77-78). Отсутствие пряслиц среди материалов памятников переходного времени и массовое их наличие в скифское время следует рассматривать, скорее всею, как показатель различия погребальной обрядности этих периодов.
В целом, если погребальный обряд большереченской культуры является продолжением обрядности ирменской культуры, то староалейские традиции захоронения - это уже иное направление, и связаны они с широко распространившимися в скифское время новыми чертами похоронных ритуалов. Между погребальной обрядностью эпохи поздней бронзы и переходною времени от поздней бронзы к раннему железу наблюдается явная преемственность, изменения носят скорее эволюционный, постепенный характер, есть ряд переходных смешанных форм (Тур С.С., Фролов Я.В., 2001а). В начале скифскою времени происходит резкая смена традиций погребения людей, переходных форм почти нет. Но сходных элементов в ритуалах захоронения староалейской и большереченской культур довольно мною, хотя большинство из них имеют универсальный характер и распространены широко. Однако такие специфические детали, как традиция грунтовых погребений и расположение захоронений на могильном поле рядами, ориентированными но линиям ЮЗ-СВ и ЮВ-СЗ. могут свидетельствовать, что погребальные традиции переходного времени полностью не исчезают и находят продолжение на новом этапе.
В целом следует отметить, что в погребальном ритуале староалейских племен доминируют новые элементы, но и отдельные дериваты традиции предшествующего населения включены в новую обрядовую практику.
Изменения в культуре населения в начале скифского времени в Барнаульском Приобье все исследователи связывают с продвижением на эту территорию нового населения - носителей традиций культур сакского круга. Выделяются три группы раннесакских памятников, с которыми можно соотнести трансформацию погребальной обрядности в начале раннего железного века в Барнаульском Приобье: комплексы Приаралья, некрополи тасмолинской культуры, объекты раннескифского и сакского крута Восточного Казахстана (Телегин А.Н.. 1991а, с. 139; Шульга П.И., 1997. с. 195; Хабдулина М.К., 1994. с. 81; Абдулганеев М.Т., Владимиров В.Н., 1997, с. 64-65; Троицкая Т.Н.. Назарова О.Е., 2001, с. 303-304; Абдулганеев М.Т.. Тишкин А.А., 1999, с. 102-103. 109; Могильников В.А., 1997, с. 7; 1999, с. 136;
Фролов Я.В.. 1999, с. 217-218). Зоной, через которую осуществлялись контакты населения Верхнею Приобья с Казахстаном, являлась Кулунда. Вероятно, уже в УШ-УП вв. до н.э. группы населения культур раннескифскою круга присутствуют на территории Кулундин-ской равнины. Об этом говорят массовые находки предметов конской упряжи, оружия и изделий, выполненных в скифо-сибирском зверином стиле (Могильников В.А., 1997, с. 92, рис. 62.-5; Телегин А.Н., 1991а, с. 139; Фролов Я.В., 2006, с. 115, рис. 2.-2; Фролов Я.В., Папин Д.В., 2004).
Погребальных памятников этою хронологическою периода в Кулунде не обнаружено, но ряд материалов позволяет проследить взаимосвязь раннескифских комплексов с населением эпохи поздней бронзы этого рет иона (Фролов Я.В., Папин Д.В., Шамшин А.Б., 2002). Больше встречено погребальных памятников в Кулунде более позднего периода - конца VI-V вв. до н.э. В степной части Кулунды и в зоне ленточных боров существует целая серия памятников VI-V вв. до н.э.: курганные могильники Нижний Кучук-1, Ключи-111. Михайловский-VI; грунтовые некрополи Бурановка-У, Калиновая Ляга-1, Суслово-П. Рублево-УШ (Телегин А.Н., 19916. с. 125-126; 1995, с. 103-106; 1996, с. 138-141; 1997, с. 140-142; Иванов Г.Е., 2000, с. 63, 98; Кирюшин Ю.Ф., 1986, с. 76-77; Фролов Я.В.. Панин Д.В., 2004, с. 32-38; Фролов Я.В., Папин Д.В., Шамшин А.Б., 2007, с. 216-217, рис. 3). Погребальный обряд этих памятников разнороден, часть из них можно связать с раннесакскими некрополями Восточною Казахстана (Чиликты) и Прнаралья (Боковенко Н.А., Заднепровский Ю.А., 1992, с. 142; Вишневская О.А., 1973: Итина М.А., Яблонский Л.Т., 1997). Это крупные (от 2x2,9 до 5,8x6,2 м) и глубокие (от 2 до 4 м) квадратные или широкопрямоугольные погребальные камеры с дромосами с восточной стороны, под значительными курганными насыпями (от 20 до 50 м в диаметре) - могильники Нижний Кучук-1. Ключи-Ш (Телегин А.П., 19916. с. 125-126; 1995, с. 103-106; 1996, с. 138-141; 1997, с. 140-142). Выявлены столбовые ямки вокруг погребений на древней дневной поверхности. Присутствуют и широкие кольцевые. и с разрывами ровики. Перекрытия обнаружены как на поверхности кургана, так и в могильной яме; внутри пофебальной камеры использовались доски. Прослежена засыпка углей на перекрытие. Умершие лежали вытянуто на спине, головой на запад.
Другой круг аналогий находят пофебения в курганном могильнике Михайловский-У1. Там раскопан элитный курган №1 диамегром 50 м и высотой около 2 м. иод насыпью которого находилась уложенная на выбросе из могилы деревянная конструкция шатрового типа. После возведения данного сооружения конструкция была подожжена, после чего была возведена основная курганная насыпь. Сходного типа (но в упрошенном варианте) наземная конструкция прослежена и под насыпью в кургане диамегром 30 м. Умершие лежали в прямоугольных или широкопрямоугольных (от 1x2.85 до 3,85x5 м), довольно глубоких (от 2 до 6 м) ямах. Прослежены многослойные бревенчатые перекрытия, бревенчатые рамы на дне могилы (Фролов Я.В.. Шамшин А.Б., 1999, с. 42-50). Близкие шатровые сооружения обнаружены под насыпями элитных курганов на широких пространствах евразийских степей, начиная от Северного Причерноморья и заканчивая степями Северного Казахстана и лесостепной части Западной Сибири западнее Кулунды. Шатровые выкладки из бревен, найденные в могильнике Михайловский-У1. являются на сегодняшний день самыми восточными сооружениями подобного типа (Фролов Я.В., Шамшин А.Б., 1999, с. 42-50). Они маркируют связи населения скифской эпохи Кулунды с их западными соседями. Большинство подобных курганов датируются У1-У вв. до н.э.. реже V-! V вв. до н.э. Наиболее близки курганам из Михайловского-VI курганы У1-У вв. до н.э. Центрального и Северного Казахстана (Хабдулина М.К., 1994, с. 19-26). Но в остальном пофебальный обряд курганного могильника Михайловский-У1 демонстрирует сходство с некрополями каменской кулмуры.
Грунтовые некрополи У1-У вв. до н.э. представлены одиночными захоронениями в неглубоких прямоугольных ямах с прямыми стенками. Внутримогильные конструкции представлены рамами и перекрытиями из тонких досок. Умершие уложены вытянуто па спине, головой в западный сектор. Инвентарь представлен бронзовыми ножами, оселками, сосудами, бронзовым зеркалом (Фролов Я.В., Папин Д.В., 2007).
Таким образом, памятники Кулунды демонстрируют как минимум три варианта погребальной обрядности. Какой-либо один из них напрямую связать со староалейскими
некрополями нельзя. Сопоставить грунтовые могильники Кулунды со староалейскими довольно трудно. Сходство только в самом наличии грунтовых могил и в том, и в другом случае. Но кроме Верхнего Приобья грунтовые некрополи были распространены в этот период и в Восточном Казахстане, и в прилежащих юго-западных районах Алтайского края - могильник на поселении Канай. памятник Советский Путь (Шульга П.И., 1999, с. 246-247). Следовательно, традиция совершения фунтовых могил имела в регионе широкое распространение. Немногочисленная керамика из фунтовых некрополей Кулунды ближе по своему виду к посуде каменской культуры.
Со староалейскими захоронениями проявляется прежде всего эпохальное сходство, характерное для широкого круга культур скифского времени - положение вытянуто на спине, ориентация в западный сектор, использование огня при захоронении: в какой-то мере состав сопроводительною инвентаря - сосуды, ножи. Но ряд специфических деталей сопроводительного инвентаря староалейских некрополей (наборные пояса, отдельные петельчатые бляхи, скопления шпилек-заколок (высокие прически), серый с подвесками в виде цепочек, пряслица) в кулундинских памятниках не выявляется.
Таким образом, на имеющемся на сегодняшний день материале, поданным погребального обряда. проследигь непосредственное влияние населения Кулунды и соответственно культу р раннесакского облика Приаралья. Северного и Центрального Казахстана раннескифского и скифского времени на формирование староалейской культуры не представляется возможным. Проникновение элементов погребального обряда культур скифского круга в похоронные традиции населения Барнаульского Приобья. несомненно, имело место уже в переходное время от поздней бронзы к раннему железному веку ’Это наличие новых категорий инвентаря в могилах - предметов вооружения, оселков, ри туальные действия с головой коня при погребении и использование огня при захоронении - засыпка неостывших углей в могилу на перекрытие, что часто приводило к трупообожжению. Влияние западных соседей имело место и в староалейской иофебальной обрядности, вычленить его на конкретном материале на сегодняшний день довольно сложно.
В целом смену погребальных традиций на рубеже переходного времени от эпохи бронзы к раннему железному веку в Барнаульском Приобье можно связать с фупиой культур скифского круга, традиции которой близки староалейской погребальной обрядности. В наиболее общем виде этот погребальный обряд можно описать следующим образом: умерших хоронили в прямоугольных фунтовых ямах вытянуто на спине, использовали несложные деревянные конс трукции при сооружении погребальной камеры, дощатые перекрытия и рамы, применяли огонь при совершении захоронения, разжигали костер рядом с могилой и при засыпке в могилу сбрасывали угли в могильную яму. Сопроводительный инвентарь этих некрополей такой: керамические сосуды (один, реже два), ножи (в основном на поясе), пряслица, курильницы, петельчатые зеркала. Связать проявление этих традиций с какой-то конкретной культурой сложно. Детали данного обряда в различных сочетаниях проявляются в материалах широкого круга культур VI-V вв. до н.э. азиатской части скифского мира. Здесь можно выделить два направления связей: западное и восточное. Первое представлено казахстанскими некрополями - трет ья группа курганов могильника Уйгарак. ряд курганов Северного и Центрального Казахстана, усть-буконьский тип памятников в Восточном Казахстане, могильник Михайловский-VI в Кулунде (Боковенко Н.А., Заднепров-ский Ю.А., 1992, с. 142: Вишневская О.А.. 1973: Итина М.А.. Яблонский Л.Т.. 1997: Яблонский Л.Т., 1996. 1999). Эта традиция нофебального обряда оказала непосредственное влияние на формирование ритуала захоронения каменской культуры. Об этом свидетельствуют ранние курганы каменской культуры: Рогозиха-1, Шелаболиха-Ш. Елунинский курганный могильник-И (Кирюшин Ю.Ф.. Фролов Я.В., 1998: Уманский А.П., Шамшин А.Б.. Шульга П.И., 2005). Для староалейских памятников такой отчетливой взаимосвязи не выявляется, хотя влияние традиций этого круга культур имело место.
Ряд специфических деталей нофебального инвентаря позволяет говорить и о других компонентах сложения староалейской погребальной обрядности и связать их с другими территориями (восточное направление связей) - с северными предгорьями Ал тая, долиной
Средней Катуни, Тувой, Минусинской котловиной, возможно, Монголией и северным Китаем (Ордосом и сопредельными территориями).
На этих территориях так же, как и на западных, выделяются некрополи, обладающие сходными со староалейскими чертами погребальной обрядности и содержащие близкие тины погребального инвентаря, датирующиеся в пределах конца VII-V вв. до н.э. В данном контексте можно привести следующие группы памят ников: некрополи быстрянской культуры: некоторые захоронения, включаемые в североалтайский (алферовскнй,тыткескенский) вариант пазырыкской культуры: могильник Казанково-Х в Кузнецкой котловине; памятники подгор-новского, большепичу! инского типов татарской культурной общности; могильники уюкского тина в Туве и, возможно, в какой-то мере группы памятников во Внутренней Монголии. Ордосе и провинции Ганьсу (Маоцнныоу, Таохунбала, Гуньсухао) (Кирюшин Ю.Ф.,Степанова Н.Ф.. Тишкин А. А..2003; Тишкин А. А.. Дашковский П.К., 2003; Киреев С.М., 1992а—б; 1995; 1999; Ширин Ю.В., 1999; Завитухина М.П., 1980, с. 40-54; Мартынов А.П.. 1976, с. 7-10; 1979, с. 74-77; Чугунов К.В., 2001; Banker Е.С., 1997). Несмотря на то, что погребальный обряд этих памятников различается по многим показателям, можно выделить ряд черт. которые в большей или меньшей степени и в разных сочетаниях проявляются на всех этих некрополях. Это одиночные, реже парные или тройные захоронения в прямоугольных в плане ямах с прямыми стенками. При сооружении захоронения использованы несложные деревянные конст рукции, состоящие из дощатого или бревенчатого перекрытия и дощатой или бревенчатой рамы (в горных районах наряду с каменными ящиками и перекрытиями из каменных плит). Умерший в таких могилах положен вытянуто на спину. Ориентация умерших в могилах различная, но выделяется группа могильников, где умерший ориентирован головой в западный сектор. Встречаются нестандартные положения рук и нот (поза всадника, руки сог нуты в локтях, отставлены в стороны). Иногда при погребении использовался огонь. В состав инвентаря входят баночные, кувшиновндные сосуды, ножи, воинский набор - кинжалы, гранчатообушковые чеканы, проушные топоры, кельты с лобным ушком, колчанные наборы, колчанные крюки, наборные пояса и бронзовые петельчатые бляхи (бабочковидные и бантовидные, с профильным изображением кошачьего хищника на щитке и т.д.). Также в этой ipynne некрополей в могилах очень редко встречаются конская упряжь, каменные алгарики - курильницы.
Рассмотрим памят ники, обнаруживающие сходство со староалейскими некрополями, более подробно. Наибольшую близость демонстрируют могильники быстрянской культуры. распространенные в северных предгорьях Алтая и иа Бийско-Чумышской возвышенности. Это могильники Аэродромный, Юбилейный. Енисейское-IV, Майма-Х1Х. Сростки-I I, Бийск-1. II и другие памятники (Руденко С.П., 1930, с. 139; Завитухина М.П., 1961. с. 89-108; 1962. с. 28-30; 1966, с. 51-53; Кирюшин Ю.Ф., Кунгуров А.Л., Казаков А.А.. 1992, с. 11; Абдулганеев М.Т., Кунгуров А.Л., 1996, с. 144: Грязное М.П., 1956, с. 97; Кунгуров А.Л., Кунгурова Н.Ю., 1982, с. 77-89). Несмотря на то. что совокупность быстрянских некрополей неоднородна, выделяется группа захоронений, имеющих много общих черт. Наиболее близки некрополи в районе г. Бийска и в Среднем Причумышье Аэродромный. Юбилейный, Енисейское-IV, Сростки-П. Бийск-I и II. Данные некрополи демонстрируют смешение двух по!ребальных традиций - староалейской и быстрянской. Для этой группы могильников характерны прямоугольные могильные ямы, иногда встречаются овальные в плане. Большинство могил имеют прямые стенки (уступы выявляются в тех могилах, где есть сопроводительное захоронение лошади). Деревянные конструкции представлены, как правило, однослойными или двухслойными перекрытиями из досок или бревен, дощатыми или бревенчатыми рамами на дне могил. В засыпке могил найдены угли, есть обожженные перекрытия. Умершие уложены вытянуто на спину, головой на юго-запад, запад, северо-запад. В наборе инвентаря есть сосуды баночного и кувшиновидного типа, ножи, наборные пояса, бабочковидные бляхи, редко пряслица и шпильки. Отличия от староалейских: находки конского снаряжения и сопроводительные захоронения лошади, в целом более глубокие могилы, курганный обряд по1ребения. Хотя среди быстрянских захоронений есть и грунтовые могилы. Обращает на себя внимание сходство быстрянской и староалейской
керамики - сосуды баночного типа, украшенные «жемчужником», встречаются как в погребениях. так и на поселениях. Следует подчеркнуть, что типично быстрянская керамика с валиками в староалейских некрополях не встречена.
Другая группа некрополей, обнаруживающая некоторое сходство, это ранние могильники североалтайского (алферовского. тыткескенского) варианта пазырыкской культуры (Кайнду. курганы №1-6,40-42: Карбан-П) (Неверов С.В.. Степанова 11.Ф.. 1990. с. 242-270: и др.). Прямоугольные ямы, деревянные конст рукции, положение умерших, использование огня - это черты сходства погребальных сооружений данных памятников и староалейских некрополей. Близок и набор инвентаря - сосуды (в основном кувшиновидные. но есть в единичных случаях и банки с жемчужником), воинский набор (кинжалы, чекан, наконечники стрел, колчанные крюки), нефритовые бусины прямоугольной формы, скопления шпилек-заколок, отдельные петельчатые поясные бляхи.
Отдаленное сходство демонстрируют, видимо, более поздние некрополи североалтайского (алферовского, тыткескенского) варианта пазырыкской культуры, в которых уже довольно отчетливо выявляются черты пазырыкского но1ребального обряда - Майма-IV. Тыткескеиь-VI, Усть-Эдиган. Верх-Еланда-ll и другие некрополи (Кирюшин Ю.Ф..Степанова Н.Ф.. Тишкин А.А.. 2003: Тишкин А.А.. Дашковский П.К.. 2003: Киреев С.М., 1995, 1999; Степанова Н.Ф.. Неверов С.В., 1994, с. 11 24). Сходство проявляется в отдельных представленных в большинстве единичными находками предметах сопроводительного инвентаря. Так, для нас предст авляет интерес находка в одном из женских погребений могильника Майма-IV остатков головного убора или высокой прически, |де сочетаются черты староалейского погребального обряда - наличие скопления железных и бронзовых заколок, образующих каркас убора, и присутствие следов черной краски - одной из культурно-дифференцируюшпх черт пазырыкской культуры (Киреев С.М., 1995).
В Кузнецкой котловине памятников интересующего нас круга выявлены единицы, и наибольшее сходство из этих могильников демонстрирует Казанково-Х (Ширин Ю.В., 1999). В погребальном обряде сходство со староалейскими некрополями прослеживается по наличию прямоугольных неглубоких могил с прямыми стенками, засыпке углей костра в могилу при ее заполнении, наличию прикладов в виде бронзовых предметов у могил, некоторым типам инвентаря.
Сходство со староалейской погребальной обрядностью демонстрируют мотлы большепичу! инского и нодюрновскою типов памя1 ников татарской культурной общности (Завитухина М.П., 1980; Мартынов А.П.. 1976. с. 7-10: 1979, с. 74-77). Пофебения в этих захоронениях совершены в прямоугольных ямах с прямыми стенками, применяются доша-тые и бревенчатые конструкции для сооружения погребальной камеры. Умершие уложены вытянуто на спине, головой в западный сектор. Сопроводительный инвентарь представлен баночными, кувшиновидными сосудами и мисками, ножами, которые встречены как на поясе, так и с костями животных - сопроводительной пищей. Воинский набор также имеет определенное сходство. Следует подчеркнуть, что серия баночных сосудов, украшенная по венчику жемчужником, которые Н.Л. Членова (1967. с. 204-205) относит к «лесному» кругу татарских памятников, демонст рирует значительное сходство со ст ароалейской керамикой. Надо отметить, что в инвентаре подгорновских и большепичугннских погребений присутствуют довольно архаичные веши: бронзовые вгульчатые наконечники с фел с ромбовидным и листовидным пером, что говорит об их ранней дате (Мартынов А.П., 1976, с. 7-10; 1979. с. 74-77; Николаев Р.В., 1983. рис. 4.-6-10). Распространенные на этой территории поздне-карасукские, лугавские памятники и объекты баиновского типа демонстрируют традицию пофебения умерших вытянуто на спине в прямоугольных могилах с прямыми стенками (Паульс Е.Д., 2000). Не исключено, что в памятниках этого круга следует искать истоки традиции погребения людей вытянуто на спине в культурах Южной Сибири скифскою времени.
О сходстве староалейского и уюкского набора погребального инвентаря говорит К.В. Чугунов. Это детали поясной гарнитуры, предметы вооружения, шпильки с шаровидными головками и т.д. Причем К.В. Чугунов считает наличие шпилек с шаровидными
головками из железа, обложенных золотым листом, в уюкских некрополях этнической чертой населения, оставившего эти памятники. Он также отмечает сходство памятников V1-V вв. Южной Сибири, но объясняет его влиянием культур раннесакского облика (Чугунов К.В., 2001). С открытием погребального комплекса Аржан-2. видимо, стоит говорить о противоположном направлении связей рассматриваемого круга культур (Чуг унов К.В., Парцин-гер Г.. Наглер А., 2002. с. 115-124).
Наличие некоторых деталей поясной гарнитуры (накладных петельчатых блях, использующихся в наборных поясах) сближает староалейскую фупну некрополей с могильниками культур скифского круга Ордоса, Внутренней Монголии и провинции Ганьсу (Banker Е.С., 1997).
Есть и некоторые параллели в погребальной обрядности - прямоугольные могилы с прямыми стенками, в сопроводительном инвентаре - сосуды, ножи, наборные пояса, воинский набор, отсутствует упряжь (рис. 3). На сходство могильников типа Маоциныоу и Гаохунбала с саяно-алтайскими некрополями обращали внимание многие авторы -А.А. Ковалев (1999). Вл.А. Семенов (2000. с. 179-182). G. Kossak (1992. abb. 56.-2. 4-6, с. 97-106). Интересно то. что для иллюстрации сходства материалов северокитайских могильников скифского времени Г. Коссак приводит материалы из староалейского могильника Клепиково, ошибочно опубликованные С.В. Киселевым как происходящие из урочища Ку-муртук в Горном Алтае (Kossak G., 1992, abb. 56.-2. 4-6, с. 97-106). Это еше раз свидетельствует о том. что. обращаясь к разным группам источников, исследователи прослеживают сходство некоторых некрополей скифского времени из Ордоса и сопредельных территорий и Саяио-Алтая в VI—IV вв. до н.э.
Наглядно представить восточную зону, где распространяются культуры, обнаруживающие некоторое сходство в погребальной обрядности со староалейской, можно обратившись к карте, на которой Вл.А. Семенов указал находки бабочковидных блях. Эта зона дальше на запад от Верхнею Приобья не уходит (Семенов Вл.А., 2000, рис. 1).
Многие черты погребального обряда рассматриваемой группы некрополей, обнаруживающих сходство со староалейскими могильниками, объясняются хронологической близостью некрополей. Особенно это касается предметов сопроводительного инвентаря. Устойчивое их сочетание и распространение в определенной группе некрополей, существовавших в одно время на довольно обширной территории, позволяют говорить об общности данных памятников. Это обусловлено тем, что их оставили группы населения, в формировании которых приняли участие близкие этнические образования, имеющие сходные погребальные традиции и. возможно, родственное происхождение.
При формировании староалейскон погребальной обрядности проявилось сочетание двух традиций культур азиатской части скифо-сибирской общности (западной и восточной), которое наиболее наглядно демонстрирует состав погребального инвентаря. Условно мужской комплекс предметов тяготеет больше к восточной группе культур, это - воинский набор, наборные пояса из накладных петельчатых блях разного типа. Сюда же, видимо, следует отнести и отсутствие традиции укладывать конскую упряжь в могилы. Условно женский комплекс тяготеет к западному кругу культу р, это - помещение пряслиц и каменных курильниц-алтариков в могилы, применение шпилек-заколок из железа и бронзы с шаровидными и другими навершиями. Таким образом, можно предположить, что носителями новых форм погребальной обрядности, участвовавшими в сложении староалейской культуры. были группы населения восточной зоны азиатской части скифского круга, в которых, возможно, преобладали мужчины. Не исключено, что в сложении староалейской культуры влияние западного раннесакского компонента проявилось во взаимодействии, где ведущую роль играло участие женщин (возможно, брачные контакты?).
Погребальный обряд грунтовых некрополей, близкий к культурам скифо-сибирской общности, имеет несколько специфических признаков (прежде всего в соггроводительном инвентаре), позволяющих говорить о появлении в материалах староалейских некрополей некоторых элементов традиций населения северного лесного круга и культур скифо-сибирской общности.
Верхнее Приобье
Ордос, Северный Китай
Рис. 3. / г. Бсрдск. случайная находка; 2 Байяньлинь (Нннся) (по: Ковалев А.А.,
1999. рис. 1 .-15); 3 могильник Фирсово-XIV; 4 Ордос; 5 - могильник Фирсово-XTV;
6 Внутренняя Монголия; 7 могильник Клепиково-I; Я Северный Китай:
9 могильник Обские Плесы; 10 Ордос. 2 по: Ковалев Д.Л., 1999, рис. 1.-15;
4. 8, 10 по: Nomadenkunst, 2007 (catalog №21, 25. 39); 6 - по: Banker Е., 1997. №148
К сегодняшнему времени в южно-таежной тоне Западной Сибири и в Верхнем Приобье известен круг памятников VI-V вв. до н.э., которые появляются, вероятно, в результате тех же процессов, что и староалейские. Эти памятники относятся к таким культурам, как ново-чекинская, кижировская (шеломокская) (Полосьмак Н.В., 1987. с. 104-108; Плетнева Л.М., 1977, с. 90-91; 2001, с. 300-301; Фролов Я.В., 20016, с. 153).
К сожалению, захоронения скифского времени в южно-таежной зоне единичны, и их почти нет севернее, поэтому сравнения в данном плане затруднены. Но в последнее время раскопана серия могильников в лесостепных районах, которые обнаруживают сходство с более северными территориями. Здесь можно привести следующие некрополи, расположенные в контактной зоне - южно-таежных районах и прилежащих к ним лесостепных районах: могильник Усть-Шилка-2, Савиновский курганный могильник, Арчекасские курганы, курганный могильник Казанково-Х. Новочекино-2 (Мандрыка П.В.. 1993, 1998; Плетнева Л.М., 1994; Кулемзин А.М., 1979: Ширин Ю.В.. 1999; Полосьмак Н.В., 1987, с. 60-68). Несмотря на то, что погребальный обряд этих памятников довольно сильно раз-
нится. выделяется ряд черт погребальной обрядности, сближающий эти некрополи. В этой серии наряду с курганными присутствую! и грунтовые могильники. Сходство проявляется в ряде деталей погребального обряда. Это неглубокие в своем большинстве могильные ямы, в среднем около 1 м, овальной или подпрямоугольной формы с прямыми стенками. Деревянные конструкции в могилах отсутствуют или представлены дощатыми рамами и перекрытиями Умершие уложены вытянуто на спине, головой чаще всего в западный сектор. Значительная часть ориентирована головой на юго-запад или северо-запад. Хотя встречаются и исключения: могильник Новочекино-Н - юго-восточная ориентация (Полосьмак И.В.,
1987, с. 66). Для этой группы некрополей зафиксировано применение огня при погребении - разведение костра рядом с захоронением и последующая засыпка еще неостывших углей в мог ильную яму на перекрытие. Существуют разные варианты данной традиции -угли в заполнении, обожженное или даже частично сгоревшее перекрытие и в редких случаях трупообожжение. Еще одной сходной деталью являются приклады около захоронений в виде сосудов, реже пряслиц и металлических предметов, в основном бронзовых - поясных блях, вооружения и т.д. (Фролов Я.В.. 1997). Эта черта погребальной обрядности близка к обрядовой практике угров и самодийцев, в которой приклады в виде металлических вешей. посуды являются одной из форм ритуального действия. Несколько особняком стоит в этой группе некрополей Арчекасский могильник, демонстрирующий несколько иную погребальную обрядность. А.М. Кулемзин (1979. с. 97) предполагает, что он оставлен пришлой группой «.. .носителей стенных культур с юго-западных территорий». В целом погребальный обряд описываемой группы могильников близок к обрядности культур сакского круга юга Западной Сибири и Казахстана (Фролов Я.В.. 1997).
Таким образом, прослеживаются разнородные компоненты, участвовавшие в формировании староалейской погребальной обрядности: местный (большереченское население переходною времени от поздней бронзы к раннему железу) и пришлые (носители традиций культур западного раннесакского круга и восточной зоны распространения скифоидных культур (Минусинская котловина, Тува, Ордос)). Степень участия данных групп в формировании староалейских культурных традиций на имеющемся материале определить сложно. Следует отметить, что постулируемая некоторыми исследователями преобладающая роль в формировании староалейской культуры местного большереченского населения на нашем материале не прослеживается. Хотя местный компонент, несомненно, вошел в состав нового культурного образования, и традиции пог ребальной обрядности населения переходного времени Барнаульского Приобья в староалейском обряде захоронения прослеживаются отчетливо. Кроме тою. при определении районов миграций населения выявляется два направления - восточное и западное, а не преобладание только западного раннесакского влияния, как предполагалось раньше.
В целом реконструировать процессы, приведшие к формированию староалейской культуры, предварительно можно следующим образом. В VI в. до н.э. на юге Западной Сибири прослеживается смена культурных традиций, связанная, вероятно, с проникновением в эту зону нового населения, продвинувшегося сюда из районов Центральной Азии и Тувы, через Горный Алтай и северные предг орья Алтая. Новое население вынуждено было мигрировать в северном направлении, вероятнее всего, под влиянием ухудшения военно-политической или природной ситуации в Центральной Азгги. Подобные миграции кочевого населения в районы Саяно-Алтая, Верхнего Приобья прослеживаются с эпохи средневековья и до XVII в. Это перемещение населения послужило началом процесса формирования бы-стрянской, староалейской, кижировской (шеломокской) культур. Вероятно, с VI в. до н.э. можно говорить о начале процесса «скифизации» населения Верхнего Приобья по аналогии с процессами «гюркизации», детально исследованными для более поздних периодов. В Барнаульском Приобье мигранты столкнулись с группами населения большереченской культуры. В результате большереченская культура прекращает свое существование. Не исключено, что отдельные группы абориг енного населения входят в новое культурное образование. Вероятно, с VI в. до н.э. на территорию Верхнего Приобья начинают продвигаться группы носителей
лрааиимн скнфо-саксуюто *\\\ра с уапада. что привело в конце \г\-\ вв. до н.э. к формированию каменской культуры. Возможно, отдельные группы этого населения на более раннем этапе участвовали и в формировании культурного облика староалейской культуры. В результате адаптации нового населения к экологическим условиям Верхнего Приобья, приведшей к изменению хозяйственного уклада. - формированию элементов комплексного хозяйства с преобладанием скотоводства, ассимиляции групп населения большереченской культуры, перенимания их культурных традиций, связанных прежде всего с хозяйственной деятельностью. включения в свой состав мигрантов из районов Восточного и Центрального Казахстана. Кулунды в VI в. до н.э. формируется самобытный облик староалейской культуры.
В целом необходимо обратить внимание на то. что в отличие от других культур юга Сибири староачейская демонстрирует значительную стабильность, монолитность погребальных традиций, что свидетельствует об устойчивости этнического образования, оставившего эти памятники в период «стабилизации» культуры в У1-У вв. до н.э.
Библиографический список
Абдулганеев М.Т.. Владимиров В.Н. Типология поселений Алтая 6-2 вв. до н.э. Барнаул, 1497.
148 с.
Абдулганеев М.Т.. Кунгуров А.Л. Курганы быстрянской культуры в междуречье Бии и Чумыша / Погребальный обряд древних племен Алтая. Барнаул, 1996. С. 143 155.
Абдулганеев М.Т.. Тишкин А.А. Погребальные комплексы скифского времени левобережья низовьев Катуни //Древности Алтая. Горно-Алтайск, 1999. №4. С. 99 111.
Бернштам А.Н. Труды Семиреченекой археологической экспедиции «Чуйекая долина» // МИЛ. М.:Л.. 1950. №14. 158 с.
Боковенко Н.А., Заднепровский Ю.А. Ранние кочевники Восточного Казахстана // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М.. 1992. С. 140-149. (Археология СССР).
Вишневская О.А. Культура сакеких племен низовьев Сырдарьи в VII -V вв. до н.э. М., 1973.
160 с.
Грязное М П. История древних племен верхней Оби по раскопкам близ с. Большая Речка. М.; Л., 1956.256 с. (МИА;№48).
Завитухина М П. Могильник времени ранних кочевников близ г. Бийска // АСТЭ. Л., 1961. Вып. 3. С. 89 108.
Завитухина М П. Второй Бнйскин могильник // СГЭ. Л., 1962. №ХХМ. С. 28 30.
Завитухина М П. Курганный могильник Сросткн-1 на Алтае // СГЭ. Л.: М., 1966. №XXVII С. 51-53.
Завитухина М.П. Курганы у села Быстрянского в Алтайском крае (по раскопкам С.М. Сергеева в 1930 г.)//ЛСГЭ. Л.; М.’ 1966. Вып. 8. С. 61-77.
Завитухина М П. Подгорновскии этап И Комплекс археологических памятников у горы Теисей на Енисее. М„ 1980. С. 40-54.
Иванов Г.Е. Свод памятников истории и культуры Мамонтовского района. Мамонтово; Барнаул, 2000. 160 с.
Итнна М.А., Яблонский Л.Т. Саки нижней Сырдарьи. М., 1997. 188 с.
Киреев С.М. Курганы «Майма-Х!Х» // Вопросы археологии Алтая и Западной Сибири эпохи металла. Барнаул. 1992а. С. 39-50, 181-185.
Киреев С.М. Погребения быстрянской культуры // Проблемы изучения истории и культуры Алтая и сопредельных территорий. Горно-Алтайск, 19926. С. 54-58.
Киреев С.М. Спасательные работы на могильнике Майма-^// Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул, 1995. Вып. V, ч. I. С. 110 114.
Киреев С.М. Тризны и тризновая керамика майминских погребений раннего железного века // Древности Алтая: Известия лаборатории археологии. Горно-Алтайск, 1999. №4. С. 92 99.
Кирюшин Ю.Ф. Лесостепной Алтай в эпоху поздней бронзы и раннем железном веке // Скифская эпоха Алтая. Барнаул, 1986. С. 75 79.
Кирюшин Ю.Ф.. Кунгуров А.Л., Казаков А.А. Город Бийек: памятники археологии // Бийск. Бийский район: Памятники истории и культуры. Бийск, 1992. С. 17-47.
Кирюшин Ю.Ф., Степанова Н.Ф., Тишкин А.А. Скифская эпоха Горного Алтая. Ч. И: Погребально-поминальные комплексы пазырыкской культуры. Барнаул, 2003. 234 с.
Кирюшин Ю.Ф., Фролов Я.В. Комплекс памятников эпохи раннего железа в районе с. Елунино // Древние поселения Алтая. Барнаул, 1998. С. 110-136.
Ковалев А.А. О связях С’аяно-Алтая и Ордоса в V—Ш вв. до н.э. // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 1999. С. 75-81.
Кулемзин А.М. Арчекасские курганы ’/Археология Южной Сибири. Кемерово, 1979. С. 87-99.
Кунгуров А.Л., Кунгурова Н.Ю. Раскопки могильника Аэродромный в Бийске // Археология и этнография Алтая. Барнаул, 1982. С. 77-89.
Мандрыка П.В. Погребения скифского времени в подтаежной зоне Среднего Енисея // Культурногенетические процессы в Западной Сибири. Томск, 1993. С. 27-27.
Мандрыка П.В. Ранний железный век подтаежной зоны Среднего Енисея: Дне. ... канд. ист. наук. Кемерово, 1998. 179 с.
Мартынов А.П. Хронология и периодизация памятников лесостепной тагарской культуры // ИЛАИ. Кемерово. 1976. Вып. 7. С. 3-29.
Мартынов А.И. Лесостепная татарская культура. Новосибирск, 1979. 208 с.
Могильников В.А. Население Верхнего Приобья в середине - второй половине I тысячелетия до н.э. М„ 1997. 196 с.
Могильников В.А. К характеристике раннего железного века северо-западных предгорий Алтая // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 1999. С. 134-138.
Неверов С.В., Степанова Н.Ф. Могильник скифского времени Кайнду в Горном Алтае // Археологические исследования на Катуни. Новосибирск, 1990. С. 242- 270.
Николаев Р.В. Раскопки древних могил в горах Оглахты // Археология Южной Сибири. Кемерово. 1983. С. 86-94.
Папин Д.В., Шамшин А.Б. К материалам Бобровского грунтового могильника // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул, 1999. Вып. X. С. 79 -82.
Паульс Е.Д. Могильники Чазы и Мара на севере Минусинской котловины (к вопросу изучения карасуксой культуры) // Мировоззрение. Археология. Ритуал. Культура. СПб., 2000. С. 104 -119.
Полосьмак Н.В. Бараба в эпоху раннего железа. Новосибирск. 1987. 144 с.
Плетнева Л.М. Томское Приобье в конце VIII Ш вв. до н.э. Томск, 1977. 142 с.
Плетнева Л.М. Савинский курганный могильник памятник раннего железного века//Северск: История и современность. Томск, 1994. С. 22 35.
Плетнева Л.М. Ранний железный век на Нижней Томи // Пространство культуры в археологическом и этнографическом измерении. Западная Сибирь и сопредельные территории. Томск, 2001. С. 300-301.
Руденко С.И. К палеоантропологии Южного Алтая // Казаки. Л.. 1930. С. 137 148.
Семенов Вл.А. Проблема выделения хронологических индикаторов в скифских комплексах V- IV вв. до н.э. в Туве // Сохранение и изучение культурного наследия Алтая. Барнаул, 2000. Вып. XI. С, 179 182.
Степанова Н.Ф., Неверов С.В. Курганный могильник Верх-Еланда-И // Археология Горного Атгая. Барнаул, 1994. С. 11-24.
Телегин А.Н. К реконструкции исторической ситуации в Верхнем Приобье в эпоху раннего железа // Материальная культура и проблемы археологической реконструкции. Новосибирск, 1991а. С.138-149.
Телегин А.Н. К хронологии памятников раннего железного века Верхнего Приобья // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников Южной Сибири. Барнаул, 19916. С. 125-126.
Телегин А.Н. Аварийные раскопки курганной группы Ключи-Ш // Проблемы охраны, изучения и использования культурного наследия Алтая. Барнаул, 1995. С. 103-106.
Телегин А.Н. Некоторые итоги второго года раскопок курганной группы Ключи-Ш // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул, 1996. С. 138-141.
Телегин А.Н. Раскопки третьего кургана курганной группы Ключи-Ш // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул, 1997. С. 140-142.
Телегин А.Н. Опыт использования пряслиц в качестве культурно-диагностируюшего признака (по материалам эпохи раннего железа) // Вопросы археологии и истории Южной Сибири. Барнаул, 1999. С. 140-148.
Тишкин А.А., Дашковский П.К Социальная структура и система мировоззрений населения Алтая скифской эпохи. Барнаул, 2003. 430 с.
Троинкая Т.Н.. Назарова О.Е. Некоторые аспекты происхождения большереченской культурной общности // Пространство культуры в археологи ческо-этнографическом измерении. Западная Сибирь и сопредельные территории. Томск. 2001. С. 303 305.
Тур С.С'.. Фролов Я. В. О происхождении большереченской культуры Верхнего Приобья переходного времени от эпохи бронзы к эпохе железа (VIII VI вв. до н.э.) // Проблемы изучения древней и средневековой истории. Барнаул, 2001. С. 69 81.
Чур t/С.., Фролов 'Л.Ъ. 'Основные результаты комплексного анализа потресальных памятников Верхнего Приобья переходного от бронзы к железу времени в свете происхождения большереченской культуры // Гуманитарные исследования на пороге нового тысячелетия. Барнаул, 20016. С. 104 108
Уманский А.ГГ, Шамшин А.Б.. Шульга П И. Могильник скифского времени Рогозиха-1 на левобережье Оби. Барнаул, 2005. 204 е.: ил.
Фролов Я.В. К вопросу о погребальном обряде могильников переходного времени от бронзы к железу на Ближних Елбанах // Вопросы археологии Сибири и Дальнего Востока. Кемерово. 1995. С. 80-81.
Фролов Я.В. Ритуальные «клады-приношения» у детских погребений староалейской культуры // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул. 1997. Вып. VIII, С. 163-166.
Фролов Я.В. Некоторые проблемы в изучении памятников, датируемых VI-V вв. до н.э. в Барнаульско-Бийском Приобье // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 1999. С. 211 219.
Фролов Я.В. О пряслицах раннего железного века Верхнего Приобья как культурнодиагностирующем признаке // Актуальные вопросы истории Сибири. Барнаул. 2000. С. 75 82.
Фролов Я.В. Особенности погребальной обрядности большереченской культуры (топография и планиграфия могильников, погребальные сооружения) // Гуманитарные исследования на пороге нового тысячелетия. Барнаул. 2001а. С. 96-99.
Фролов Я.В. Староалейская культура (по данным погребальной обрядности) // Историкокультурное наследие Северной Азии. Барнаул. 20016. С. 149-155.
Фролов Я.В. Коллекция художественной металлопластики эпохи раннего железа из коллекции Алтайского государственного краеведческого музея // Труды алтайского государственного краеведческого музея. Барнаул, 2006. Т. II. С. 105 126.
Фролов Я.В.. Папин Д.В. О трансформации культурных традиций населения Кулунды в VTT1—VI вв. до н.э. Н Комплексные исследования древних и традиционных обществ Ьвразии. Барнаул. 2004. С. 31 -42.
Фролов Я.В.. Папин Д.В.. Шамшин А.Б. Горелый Корлон-I первое поселение переходного периода от эпохи поздней бронзы к раннему железному веку на юге Кулунды // Северная Евразия в эпоху бронзы. Пространство. Время. Культура. Барнаул. 2002. С. 135-139.
Фролов Я.В.. Папин Д.В., Шамшин А.Б. Памятники VIII-V вв. до н.э. Рублевского археологического комплекса // Кадырбаевские чтения. Актобе, 2007. С. 214-220.
Хабду.пина М.К. Степное Приишимье в эпоху раннего железа. Алматы, 1994. 170 с.
Членова H.JI. Происхождение и ранняя история племен татарской культуры. М., 1967
300 с.
Чугунов К В. Локально-хронологические особенности культуры Тувы в середине I тысячелетия до н.э. // Евразия сквозь века. СПб.. 2001. С. 173-177.
Чугунов К.В.. Парцингер Г.. Наглер А. Элитное погребение эпохи ранних кочевников в Туве (предварительная публикация полевых исследований российско-германской экспедиции в 2001 г.) Археология, этнография и антропология Евразии. 2002. №2 (10). С. 115-124.
Шамшин А.Б., Фролов Я.В., Медникова Э.М. Бобровский грунтовый могильник// Погребальный обряд древних племен Алтая. Барнаул, 1996. С. 69-88.
Ширин Ю.В. Погребения скифского времени в Кузнецкой котловине // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 1999. С. 237-240.
Шульга П.И. О сакском влиянии на Алтай в раннескифское время // Четвертые исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. Омск, 1997. С. 93-96.
Яковлев Я.А. Карбинское городище-1 - памятник раннего железного века Среднего Приобья П Жилища народов Западной Сибири. Томск, 1991. С. 115-142.
Banker Е.С. Ancient bronzes of the eastern Eurasian steppes: from the Artur M. Sackler collections. Seattle and London, 1997.
Kossak G.W. Dolchc und Gurtelzubehor aus maoqinggou im vergleich zu anderen fundverbanden // Hollman Т.О., Kossak G.W., Jenmar K, Kovalev A. und a. Maoqinggou: Ein eisenzeitliches Graberfeld in Ordos-Region (Innere Mongolei). Mainz am Rhein, 1992. S. 97-106.
