ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2011. № 1
М.В. Крапивкина
К ВОПРОСУ О ФЕМИНИСТСКОЙ КРИТИКЕ ЯЗЫКА В НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Die Grenzen meiner Sprache sind die Grenzen meiner Welt.
Ludwig Wittgestein. Philosophische Untersuchungen
В статье освещается история возникновения феминистской критики языка в американском и западноевропейском обществе. Работы М.Р. Кей, Р. Лакофф на материале английского языка и исследования С. Трёмель-Плётц и Л. Пуш на материале немецкого языка раскрывают особенности языкового поведения женщин. Немецкие исследовательницы приводят примеры языкового сексизма и андроцентризма, которые проявляются прежде всего в асимметричном обозначении лиц обоих полов и синтаксическом согласовании местоимений по форме грамматического рода, а не по реальному полу референта.
Ключевые слова: немецкий язык, феминистская критика языка, феминистская лингвистика, гендер, гендерная линвистика, номинация лиц, сексизм, андроцентризм, языковое поведение.
Starting with the beginnings of the feminist critique of language in the American and West European societies, the paper deals with the works of M.R. Key and R. Lakoff in English and S. Tromel-Plotz and L. Pusch in German which expose special features of feminine language behavior. German researchers give examples of sexist and androcentric language, which becomes apparent first of all in persons' denomination and syntactic congruence of pronouns with grammatical gender and not with the referent's real sex.
Key words: German language, feminist critique of language, feminist linguistics, gender linguistics, denomination, sexism, androcentrism, linguistic behavior.
Феминистская критика науки получила свое развитие в 1970-е гг. в рамках так называемых «женских исследований» (women's studies), впервые указавших на андроцентризм традиционного западного научного познания. Социологи, историки, психологи, лингвисты — преимущественно из числа представительниц женского пола — обнаружили, что «существующий мир культуры и мир природы осуществлен (через нарратив) от лица мужского субъекта, с точки зрения мужской перспективы, где женское понимается как "другое" и "чужое", а чаще всего вообще игнорируется» [Словарь тендерных терминов http://www.owl.ru/gender/]. Феминистки обратили
внимание на то, что все существующие в обществе стандарты — от требований к оформлению рабочего места до практик научного рационального познания — сконструированы исходя из мужских взглядов и интересов. Даже наука в европейской традиции дефи-нируется через использование маскулинных атрибутов: рациональность, строгость, имперсональность. При этом отвергаются те пути познания, которые традиционно считаются феминными (интуиция, чувственное познание). Андроцентризм, таким образом, представляет собой «глубинную культурную традицию, сводящую общечеловеческую субъективность (общечеловеческие субъективности) к единой мужской норме, репрезентируемой как универсальная объективность, в то время как иные субъективности, и прежде всего женская, репрезентируются как собственно субъективности, как отклонение от нормы, как маргиналия» [Там же].
Впервые проблема подавления женского начала была поставлена еще в 1949 г. с выходом книги Симоны де Бовуар с характерным названием «Второй пол». В этом обобщающем историко-философском исследовании де Бовуар попыталась выяснить, чем и почему положение женщины в этом мире отличается от положения мужчины, и объяснить причины гендерного неравенства в обществе и культуре с позиций экзистенциализма. Французская исследовательница, отрицавшая тезис З. Фрейда «Анатомия — это судьба», была убеждена, что «физиологические различия между мужчиной и женщиной вовсе не предопределяют их экзистенциального различия» [Бовуар, 1997: 15]. Причиной менее статусного положения женщины, по мнению де Бовуар, послужила функция воспроизводства, которая с самого начала истории и разделения труда обрекла женщину играть пассивную роль в обществе.
«Женщиной не рождаются, женщиной становятся» — именно этот афоризм Симоны де Бовуар стал лозунгом феминисток и дал толчок к повсеместному возникновению «женских» или «феминистских» исследовательских центров в западноевропейских и американских университетах.
Термин "gender" заимствован из англоязычной исследовательской литературы, где он был противопоставлен понятию "sex", обозначающему биологический пол человека (тот, что обычно указывают в анкетах). Новый термин призван «отличить "социальный пол" как некий культурный конструкт от биологического пола» [Костикова, 2004: 254].
Гендерная лингвистика занимается, в самом общем виде, двумя группами вопросов. С одной стороны, она исследует особенности коммуникативного поведения мужчин и женщин, различия в употреблении языковой системы, способы конструирования гендера в языке и создания гендерных стереотипов. Другая группа вопросов, составляющая объект исследования гендерной лингвистики —
отражение гендера в системе языка (категория рода и асимметричные языковые структуры).
Первые работы в рамках феминистской критики языка были посвящены исследованию женского коммуникативного поведения. Они были изданы в США в 1970-х гг., их авторами стали Мэри Ричи Кей, основавшая в Калифорнийском университете первый семинар по вопросам языка и пола (исследование "Male/Female Language", 1975), и Робин Лакофф ("Language and Women's Place", 1975). Эти основополагающие работы, использовавшие материал английского языка, дали толчок к возникновению феминистских лингвистических исследований на базе других языков. Сента Трё-мель-Плётц в обзорной статье "Linguistik und Frauensprache" (1982) и Луизе Пуш ("Das Deutsch als Männersprache", 1982) познакомили немецкое языковое сообщество с идеями американских исследовательниц, применив их к немецкому языку.
М.Р. Кей, Р. Лакофф и С. Трёмель-Плётц относят к особенностям женского языкового поведения следующие характерные признаки «женского» языка.
Женщины говорят правильнее. Они следят за корректностью синтаксических конструкций и произношения, стремясь приблизиться к более статусному нормативному языку. Американский лингвист и социолог У. Лабов, впервые зафиксировавший этот феномен, использует для его обозначения термин hypercorrectness («гиперкорректность»). Тем самым женщины пытаются повысить свой изначально более низкий общественный статус [Labov, 1972: 57]1.
Женщины употребляют гораздо больше вежливых форм и значительно реже сниженную лексику. Они используют другие ругательные и непристойные выражения, нежели мужчины, либо не используют их вовсе. Женщины не умеют рассказывать анекдоты.
Женский словарный запас содержит в основном специфическую лексику, связанную с образом жизни и интересами женщины — это прежде всего слова таких семантических полей, как дети, дом, мода и т.п.2
1 Американский исследователь использует данный термин в значении, отличном от общепринятого, зафиксированного в «Словаре лингвистических терминов» О.С. Ахмановой: «Свойство форм (слов и т.п.), ошибочно "исправленных" на основании неправильного этимологизирования. Англ. perfect, фр. parfait, подвергшееся "исправлению" по связи с лат. perfectums, фр. Lefebvre вм. правильного Lefèvre по связи с лат. Fabrum».
2 В этой связи интересно упомянуть немецкий фразеологизм Kinder, Küche und Kirche («дети, кухня и церковь»), появившийся во время правления кайзера Вильгельма II. В нацистской Германии это выражение активно употреблялось без упоминания третьего компонента — церкви. Так, выступая в 1934 г. на заседании Национал-социалистической Женской организации, А. Гитлер сказал, что «мир женщины — это ее муж, семья, дети и дом». В XXI в. «три К» получили новую трактовку: теперь это Kinder, Küche und Karriere («дети, кухня и карьера»).
Женщины часто прибегают к уменьшительным формам и эвфемизмам, благодаря которым грубое или агрессивное содержание смягчается, высказывание становится менее резким.
Повествовательные и императивные предложения женщины иногда произносят с вопросительной интонацией.
«Женский язык», по мнению М.Р. Кей, представляет собой «неопределенный и осторожный стиль речи» («indefinite and tentative style of speech»). Его неопределенность выражается, например, в активном употреблении так называемых расчлененных вопросов (tag-questions), состоящих из повествовательного и редуцированного вопросительного предложения («a shortened question added to a declarative statement»), например, He's coming tomorrow, isn't he? («Он придет завтра, не так ли?») Немецкое соответствие этой конструкции — предложения с вопросительными частицами "ne", "gell" или союзом "oder" в конце, например, Er kommt doch morgen, oder? Женщины переспрашивают не потому, что хотят удостовериться в какой-то информации, а для того, чтобы не казаться агрессивными или излишне нескромными.
Женщины часто употребляют так называемые hedges — формы типа "I guess", "I think" («я полагаю», «я думаю»), в немецком языке — "irgendwie", "oder so", "finde ich" («в некотором смысле», «примерно так», «я нахожу»), смягчающие однозначность высказывания. Сюда же можно отнести такие фразы, как "Es scheint, dass...", "ich glaube" («Кажется, что...», «я думаю»), а также высказывания, сформулированные в вопросительной форме: "Ist es nicht so, dass...?" («Разве не.?»). Для женского коммуникативного поведения характерно снижение ценности высказывания и даже своеобразная форма извинения: "Das ist nur so eine Idee von mir", "Es fiel mir nur eben so ein" («Это только моя идея», «Это просто пришло мне в голову»). «Благодаря» этому женщина производит на слушающего впечатление неуверенности в себе, а само высказывание кажется незначительным.
Немецкие авторы не только проиллюстрировали тезисы американских коллег немецкими примерами, но и внесли свой вклад в развитие гендерной лингвистики в целом. Особое внимание они уделили отражению гендера в системе языка, именно с их именами связывают возникновение понятия языковой сексизм. В англоязычных феминистских работах 1970—1980-х гг. часто фигурирует термин sexism ("сексизм"), построенный на сращении слов racism ("расизм") и sex ("пол") и обозначающий дискриминацию по половому признаку, или гендерную дискриминацию. Универсальный словарь немецкого языка Duden определяет сексизм как «дискриминацию по полу, представление о природном превосходстве одного пола над другим, имеющее своим следствием ущемление
человека из-за его принадлежности к определенному полу» [Duden, 2003: 1447]3. Представительницы немецкой феминистской критики языка переносят данное понятие в область лингвистики, вводя новый термин — Sprachsexismus. В этот период появляются первые немецкие исследования категории рода существительного и местоимения, а также гендерной асимметрии в обозначениях лиц и их профессиональной принадлежности. В этих работах немецкий язык определяется как «сексистский» и «андроцентричный»:
«Die systematische Möglichkeiten der Personenreferenz im Deutschen zeigen eine fundamentale Asymmetrie und führen deshalb zu einer Ungleichbehandlung im Deutschen, somit ist die deutsche Sprache in ihrer Struktur und ihrem Lexikon sexistisch und androzentrisch». («Системные возможности обозначения лиц в немецком языке в корне асимметричны и приводят к языковой дискриминации. Тем самым, для структуры и лексикона немецкого языка характерны сексизм и андроцентризм») [Schoental, 1989: 301].
Наиболее ярко языковой сексизм в немецком языке проявляется в обозначениях лиц и их профессиональной принадлежности. Эта тема является одной из ключевых в немецкой феминистской критике языка, а в настоящее время и в гендерной лингвистике. Языковая асимметрия проявляется, например, в формах вежливого обращения к женщинам и мужчинам. Официальное обращение к представителям обоих полов Meine Damen und Herren («Дамы и господа») включает в себя вежливое обращение к женщинам "Damen" и к мужчинам "Herren". Однако при индивидуальном обращении к женщине используется менее официальная и с точки зрения феминистской критики языка менее вежливая форма "Frau". Таким образом, формы "Dame Meier" не существует, нормативное обращение в немецком языке — "Frau Meier". При индивидуальном обращении к мужчине используется форма "Herr", соответствующая вежливой форме коллективного обращения "Meine Damen und Herren" [Klann-Delius, 2005: 25].
Практически во всех без исключения лексических парах женские формы являются производными от мужских (Student — Studentin, Muttersprachler — Muttersprachlerin). В тех случаях, когда исходным при обозначении профессии является существительное женского рода, форма мужского рода от него не образуется, вместо этого применяются другие словообразовательные модели, зачастую с использованием новых лексем:
die Hebamme — der Entbindungshelfer (акушерка — акушер [букв. «помощник при родах»]),
die Krankenschwester — der Krankenpfleger (медсестра — медбрат).
3 Здесь и далее перевод наш. — М.К.
В тех немногих случаях, когда пары понятий образованы параллельно, выявляются характерные различия в семантике: die Jungfrau — der Jüngling (девственница — юноша), die Nebenfrau — der Nebenmann (наложница — сосед [в строю]).
Обозначения лиц женского пола часто имеют сексуальный оттенок, отсылают к внешним данным и демонстрируют более низкий статус женщин:
das schöne Geschlecht / das schwache Geschlecht (прекрасный пол/ слабый пол);
Milchmädchenrechnung (подтасовка фактов, букв. «сделка с молочницей»).
Любопытно, что о различиях в семантическом наполнении категории рода писал еще Якоб Гримм в своей «Немецкой грамматике» 1819 г.: "das masculinum scheint das frühere, größere, festere, sprödere, raschere, das thätige, bewegliche, zeugende; das femininum das spätere, kleinere, weichere, stillere, das leidende, empfangende; das neutrum das erzeugte, gewirkte..., generelle, unentwickelte, collective".
Одним из ключевых примеров гендерной асимметрии немецкого языка является так называемый generisches Maskulinum («общий мужской род»), обозначающий смешанные группы людей, в которые входят представители обоих полов. Грамматически общий мужской род выражается в формах существительных и местоимений мужского рода, относящихся к группе лиц, пол которых нерелевантен (так как подразумеваются представители обоих полов), а также в случаях обобщающего высказывания: Diese Sendung wird dem Zuschauer gefallen. («Эта передача понравится зрителю».)
Der Japaner ernährt sich meist gesund. («Японец употребляет в основном здоровую пищу».)
Man sollte wirklich nicht mehr rauchen. («Следует действительно прекратить курить».)4
Jeder, der raucht, kann einen frühen Tod erleiden. («Каждому, кто курит, грозит ранняя смерть».)
Так как при обозначении лиц природный пол и грамматический род в большинстве случаев совпадают и между ними возникает узкая ассоциативная связь, то, согласно феминистской критике языка, формы generisches Maskulinum не могут восприниматься реципиентом нейтрально: "Im generischen Maskulinum bleiben
4 Русский перевод не может передать «дискриминирующего» с точки зрения феминистской критики языка оттенка немецкой конструкции с использованием неопределенно-личного местоимения man (ср. der Mann — человек, мужчина).
Frauen sprachlich unsichtbar, so dass bei der Rezeption und auch bei der Produktion solcher Äußerungen weniger an Frauen als an Männer gedacht wird". («При употреблении общего мужского рода женщины остаются "невидимыми" в языковом плане. Таким образом, воспринимая, а также продуцируя подобные высказывания, слушающий/говорящий думает не столько о женщинах, сколько о мужчинах») [Braun et al., 1998: 266].
Немецкие исследовательницы С. Трёмель-Плётц и Л. Пуш настаивают на согласовании пола и грамматического рода и предлагают использовать, например, в официальных текстах гендерно нейтральные формы: Lehrkörper («преподавательский состав») вместо Lehrer («преподаватели») или отдельные обозначения для женщин и мужчин — Lehrerinnen und Lehrer («преподавательницы и преподаватели»). Некоторые подобные обозначения прочно закрепились в немецком языке. Так, несколько тяжеловесная формула Studentinnen und Studenten («студентки и студенты») нередко стала заменяться причастием Studierende («учащиеся»). Эта модель может успешно использоваться в том случае, если исходное слово является производным глагола, например, Mitstreitende («состязающиеся») вместо Mitstreiter und Mitstreiterinnen («участники и участницы состязания»). Однако в остальных случаях подобные словообразования невозможны, например, *Bürger seiende (*«граждан-ствующие») вместо Bürger und Bürgerinnen («граждане и гражданки») [Veith, 2002: 160].
Луизе Пуш в своей работе "Das Deutsch als Männersprache" обращает внимание на то, что немецкий язык предполагает обязательное согласование притяжательного местоимения 3-го лица с соответствующим вопросительным местоимением, и поэтому нормативными являются предложения типа: Wer hat seinen Lippenstift im Bad vergessen? («Кто забыл в ванной его (свою) помаду?»), но при этом недопустимо предложение Wer hat ihren Lippenstift im Bad vergessen? («Кто забыл в ванной ее (свою) помаду?»). Феминистская критика языка приводит контексты, в которых использование общего мужского рода приводит к ошибочным референциям, как, например, в предложении Wie kann man seine Schwangerschaft feststellen? («Как можно определить, что человек беременен?»). Кроме того, многочисленные гендерно-нейтральные формы мужского рода в немецком языке неизбежно влекут за собой соответствующие личные местоимения мужского рода с анафорической функцией: Der Student von heute ist zielstrebig. Selten überschreitet er die Regelstudienzeiten («Сегодняшний студент целеустремлен. Обычно он редко остается на второй год»). Таким образом, согласование на синтаксическом уровне происходит по форме грамматического рода соответствующей части речи, а не по реальному полу референта.
Обозначения лиц и формы общего мужского рода — наиболее яркие примеры дискриминирующего (с точки зрения феминисток) употребления немецкого языка, обусловленного его грамматическим строем. Однако некоторые проблемы феминистской критике языка решить удалось. Например, использование тяжеловесных форм официального обращения "Studentinnen und Studenten", "Mitarbeiterinnen und Mitarbeiter" и т.п. стало уже общепринятой нормой в немецкоговорящем языковом пространстве. В письменных текстах гендерно-корректная форма обозначения смешанной аудитории выражается с помощью так называемого Binnen-I («I внутри»), например, Studentinnen, Mitarbeiterinnen, а также с помощью Gender Gap («гендерный пробел»): Studentinnen, Mitarbeiterinnen.
Феминистские исследования сыграли решающую роль для возникновения новой научной — гендерной — парадигмы. Развитие феминизма в каком-то смысле закономерно, поскольку оно «имманентно самой патриархальной культуре, поместившей половину человечества за границы, вне рамок этой культуры, как бы в культурное зазеркалье» [Воронина, 2004: 9]. В течение длительного периода феминизм трактовался довольно узко — как идеология равноправия женщин. И только развитие так называемых women's studies в 70-е гг. ХХ в. привело к становлению целой альтернативной концепции социокультурного развития.
Список литературы
Бовуар С. де. Второй пол. М.; СПб., 1997.
Воронина О.А. Социокультурные детерминанты развития гендерной теории в России и на Западе // Общественные науки и современность. 2000. № 4.
Костикова А.А. Гендерные аспекты новейшей философии языка и их значение для современных исследований СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования: Учеб. пособие. Ч. 2 / Отв. ред. М.Н. Володина. М., 2004. Braun F., Gottburgsen A., Stahlberg D, Sczesny S. Können Geophysiker Frauen sein? Generische Personenbezeichnungen im Deutschen // Zeitschrift für germanistische Linguistik. 26. 1998. Grimm J. Deutsche Grammatik, 1890. Key M.R. Male / Female Language. 1975.
Klann-Delius G. Sprache und Geschlecht. Stuttgart-Weimar, 2005. Labov W. Sociolinguistic Patterns. Oxford, 1972. Lakoff R. Language and Woman's Place. 1975.
Pusch L.F. Das Deutsche als Männersprache. Frankfurt am Main, 1984.
Schoenthal G. Personenbezeichnungen im Deutschen als Gegenstand der feministischen Sprachkritik // Zeitschrift für germanistische Linguistik. 17. 1989.
Trömel-Plötz S. Frauensprache — Sprache der Veränderung. Frankfurt am Main, 1982.
Veith W.H. Soziolinguistik: ein Arbeitsbuch mit Kontrollfragen und Antworten. Tübingen, 2002.
Словари
Словарь гендерных терминов / Под ред. А.А. Денисовой / Региональная общественная организация «Восток-Запад: Женские Инновационные Проекты». М., 2002. http: //www.owl.ru/gender/
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. 2-е изд. М., 1969.
Duden, Deutsches Universalwörterbuch, 5, überarbeitete Auflage. Mannheim, 2003.
Сведения об авторе: Крапивкина Мария Вячеславовна, аспирант кафедры немецкого языкознания филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: mkrapivkina@mail.ru