CC BY
69
ПРОБЛЕМЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА
Вестник Омского университета. Серия «Экономика». 2010. № 2. С. 65-71.
УДК 330.1
К ВОПРОСУ О ДВИЖУЩИХ СИЛАХ РЕФОРМ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ
PUBLIC MANAGEMENT: DRIVING FORCES
Е.А. Капогузов E.A. Kapoguzov
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского
В статье рассматриваются причины роста государства в ХХ в. Демонстрируются политико-экономические и исторические предпосылки, теоретические основы и особенности значительного расширения доли государства в экономике, повлекшие в конечном счете необходимость реформ общественного сектора в духе Нового государственного менеджмента.
The article deals with the factors of government growth in the 20th century, showing political, economical and historical background, theoretical bases and features of increased government share in economy resulting in urgent public sector reforms within New government management.
Ключевые слова: государственные расходы, Новый государственный менеджмент, бюрократия, экономическая теория государства.
Key words: government spending, New government management, red tape, economic government theory.
Реализуемые в течение уже последних трех десятилетий в странах ОЭСР реформы в области государственного управления были вызваны целым рядом политических, экономических и социальных причин. Не обошло это движение стороной и Россию, хотя и с задержкой почти на 20 лет. В рамках данной статьи мы рассмотрим исторические корни и обстоятельства, которые привели к смене парадигмы отношения к государству в западных странах и способствовали формированию идеологии, принципов и механизма реализации Нового государственного менеджмента.
В либеральной модели государства, как широко известно, его участие в экономике ограничивается лишь узко определяемым перечнем задач, к которым со времен А. Смита относится производство чистых общественных благ, таких как оборона и безопасность, а также законодательство, устанавливающее «правила игры» экономических агентов и механизм (судебный) разрешения споров между ними. В либеральной модели не исключается и важность производства социально значимых благ
(merit goods), таких как образование и здравоохранение, хотя дискуссионным остается вопрос о соотношении между рыком и государством в их производстве. Вместе с тем со второй половины XIX в. происходит значительное расширение перераспределительной функции государства, что объясняется ростом его возможностей по взиманию налогов. Объясняющей теорией выступает «закон Вагнера», согласно которому по мере роста ВВП ускоренным темпом возрастает и доля государства в экономике, особенно в социальной сфере.
В XVIII-XIX вв. в Англии, лидере мировой экономики того периода, преобладала идея о необходимости ограничения государственных расходов: люди сами должны решать, как им вести свои дела и куда тратить свои средства. Смитианские функции государства были в дальнейшем дополнены в викторианские времена ограниченным участием в решении социальных проблем1.
Вместе с тем необходимость балансирования бюджета в английских финансах была символом веры. Рост государственных расходов и
© Е.А. Капогузов, 2010
1 Можно в этой связи вспомнить дискуссию начала XIX в. в работах Т. Мальтуса и Д. Рикардо по вопросу благотворительности в связи с «Законом о бедных».
заимствования допускались лишь вследствие войн. В течение XIX в. в Англии государственные расходы не превышали 11 %, и господствовала точка зрения (в частности, французского экономиста П. Леруа-Бойе), что налоги, которые превышают 12 %, вредят экономическому росту.
Со второй половины XIX в. ситуация меняется. В стадию экономического роста вступают страны, решающие задачи индустриализации, с более сильной традиционной ролью государства (Франция и Германия). Также вследствие ряда социальных и революционных процессов возрастает участие в общественной жизни, в том числе политической, низкодоходных категорий населения. Это ведет к тому, что все большее влияние на бюджетный процесс играют интересы тех лиц, которые заинтересованы в расширении социальных расходов. Типична позиция по этому поводу Дж. Адамса: «Если в стране введут всеобщее избирательное право, то первым делом будут отменены все долговые обязательства, затем установлены высокие налоги на богатых, остальные от налогов будут освобождены, и в конце концов большинство избирателей проголосуют за всеобщий раздел имущества» (цит. по [1, с. 7]). Именно участие низкодоходных групп населения в политическом процессе, с точки зрения А. де Токвиля, открыло дорогу действиям государства по реализации перераспределительных программ и росту налогового бремени [2]. Свидетельством таких перемен является введение в Англии подоходного налога в 1842 г., от которого были освобождены малоимущие слои населения и приобретшего прогрессивный характер в 1909 г. и первого прогрессивного налога на наследство в 1894 г.
Долгое время сдерживание роста налогового бремени и, соответственно, роста государственных расходов было связано с существованием максимальных пределов изъятий в аграрных обществах на уровне 10-15 % ВВП. А. Синх, делая в начале ХХ в. обзор дискуссии о верхних пределах налогообложения, отмечал, что налоги от 5 до 10 % воспринимаются как умеренные и разумные, а 15-16 % были пределом, за которым дальнейшее повышение налогов оказывалось просто невозможным (по [1, с. 11]). В условиях индустриального общества административные ресурсы, особенно при мобилизации в военное время, значительно возрастают. С позиции Дж. Хикса, именно Первая мировая война и обусловленная ею революция в налоговом администрировании показали, что возможности государства в области централи-
зации ресурсов общества через налоговую систему и дополняющую ее систему заимствования растут. Идеологическим подкреплением позиции расширения роли государства в экономике стала и Великая депрессия, выход из которой как в теоретическом аспекте (кейнсианство), так и на практике (Новый Курс (New Deal) Ф. Рузвельта) связывался с ростом государственных расходов. Моральная готовность к такому развитию событий была еще в предвоенный период. В этом плане характерно высказывание 1906 г. У. Черчилля: «Вся тенденция развития цивилизации идет в сторону расширения коллективных общественных функций. Постоянная возрастающая сложность цивилизации порождает новые функции, выполнением которых должно заниматься государство, подталкивает к расширению его нынешних обязанностей» (цит. по [1, с. 12]). В результате к 1937 г. доля государственных расходов в ВВП в наиболее развитых странах возросла до 2,8 % и вдвое превысила средний уровень 1913 г. Великая депрессия и последствия войны подорвали веру в два принципа ответственной финансовой политики XIX-XX в.: золотовалютный стандарт и бездефицитность бюджета, во всяком случае в мирное время.
Еще больший импульс к росту доли гос-расходов в ВВП дает экономический рост послевоенного периода. Особенно ярко это начало проявляться в введении сначала во Франции в 1954 г., а затем и в других странах, налога на добавленную стоимость, а также взносов на социальное страхование. Размытость и иллюзорность налогового бремени, меньшая психологическая тяжесть косвенных налогов по сравнению с прямым налогообложением были благоприятным фактором, способствующим росту возможностей государства. Во многом рост размеров государства был связан с развитием постиндустриального общества, в котором возрастает доля услуг не только частного, но и государственного сектора. «Вера в способность государства подменять своими действиями то, что раньше делал рынок, рост возможности мобилизовывать доходы, связанный и с увеличением ВВП и с повышением качества налогового администрирования, позволяют нарастить долю государственных расходов в ВВП до беспрецедентных размеров» (цит. по [1, с. 13]). Так, в среднем в странах ОЭСР доля расходов расширенного правительства составила 31,7 % за период с 1960 по 1973 г., а в последнее десятилетие ХХ в. поднялась до 44,6 %. При этом в Швеции уже в 1970-е гг. была превышена максимальная граница кривой Лаффера.
Рост возможностей государства по мобилизации доходов и перераспределению ВВП, не нанося при этом ущерба экономическому развитию, способствовал становлению системы социального обеспечения, сформировал институты, с которыми стало удобно жить целым поколениям, не озабоченным потребностью беспокоиться о сложностях завтрашнего дня, вызванных падением доходов вследствие кризисных явлений, потерей работы и т. д. Наличие институтов, демпфирующих действие санирующей и селективной функции рынка, формировало как устойчивые потребительские ожидания, так и готовность к восприятию патерналистской роли государства-Левиафана.
Реальность второй половины 1970-х - начала 1980-х гг., вызванная крахом ориентирующейся на дешевое сырье и низкие затраты модели развития, породило возникновение ситуации бюджетных дефицитов в условиях существования пределов налогообложения. Немало этому способствовала и налоговая конкуренция. Первой реакцией агентов на достижение пределов налогообложения стал рост теневого сектора, а также экспорт капиталов, активно усилившийся с падением социалистической системы. Особенно ярко это проявлялось в этнически и социально разнородных государствах, где наблюдалась не только имущественная и подоходная, но и этническая неравномерность распределения выгод от трансфертов. Действие «эффекта храповика» институтов социальной политики приводило к тому, что даже в условиях падения уровня ВВП государство обязано было нести все возрастающее бремя социальных расходов. Реакцией на бюджетные дефициты стало стремление к сокращению налоговой нагрузки на экономику с целью задействовать «Лафферов эффект». Это выражалось в сокращении предельных ставок подоходных налогов, в отказе от всевозможных льгот, не связанных напрямую с развитием производства. В целом стал заметен тренд в сторону либерализма, хотя усилия в данном направлении лишь замедлили темпы роста государственных расходов, но не остановили его. Тем более что рост государственных расходов далеко не всегда сопровождался ростом благосостояния граждан, а зачастую и приводил исключительно к растрате ресурсов. Исследование Танци и Шакнехта демонстрирует отсутствие связи между долей государственных расходов в ВВП и показателями качества жизни в странах ОЭСР (по [1, с. 19]).
Резкий рост государственных расходов и доли государства в экономике во второй поло-
вине ХХ в. был обусловлен целым рядом обстоятельств. На наш взгляд, их можно классифицировать на объективные и субъективные. К первым ним можно отнести расширение круга задач государства, прежде всего в сфере социальной политики, противодействия чрезвычайным ситуациям и другим, нормативным оправданием которых является теория провалов рынка (market failure). К субъективным можно отнести рост бюрократии и бюрократизации, теоретическим объяснением которых является теория «провалов государства», «захвата регулятора» и действие «закона Паркинсона».
Несмотря на то, что контрактная парадигма государства возникла еще в эпоху Возрождения, общественно-политические события ХХ в. мало способствовали ее развитию в направлении либерализации государственного управления. Вплоть до неоконсервативной революции 1970-х гг. государственное управление было отчуждено от экономической системы и подчинялось политической, которая сделала ее задачей корректировку ошибочного развития экономической системы (функция ликвидации провалов рынка). Предметом разногласий в различных моделях смешанных экономик в странах капиталистического блока был вопрос о степени социализации государства, т. е. о масштабах выполняемых им перераспределительных функций. Вопрос о внутренней эффективности непосредственно общественного сектора не стоял на повестке дня.
Вместе с тем по мере эволюции западного общества, модификации его ценностных основ, роста влияния глобализации меняется и отношение граждан к государству. Контрактная парадигма государства основывается на том, что оно (государство) является агентом конечного принципала - граждан страны, и агентам государства - чиновникам передаются те функции и те ресурсы, которые невозможно произвести путем рыночных трансакций. Такой подход, при котором государство служит народу и госслужащие фактически являются служащими сферы услуг под названием «государственные услуги», является во многом революционным с точки зрения культуры взаимоотношений в обществе, что позволяет многим исследователям говорить о смене парадигмы в государственном управлении.
Систематизируя те цели и задачи, которые ставились в ходе модернизации системы государственного управления (движение, получившее в дальнейшем название Новый государственный менеджмент (New Public Management -НГМ)) можно говорить о новых социально-эко-
номических тенденциях, получивших развитие в целом ряде стран. Процесс модернизации, на наш взгляд, следует рассматривать с двух позиций: НГМ как общественная философия и как инструментарий процессов управления в общественном секторе. Вопрос о развитии инструментария мы рассмотрим в следующей главе, в рамках данного параграфа необходимо обсудить вопрос о философско-методологическом аспекте модернизации в духе НГМ.
При этом подходе ставится вопрос об изменении общественной ментальности, философской основы организации государственного управления. Речь идет об отказе рассматривать государство с телеологических позиций как в вопросах незыблемости его функций и принципов его организации, так и с точки зрения рассмотрения его служащих как элементов идеального механизма. Данная философия предполагает внедрение экономического образа мышления и экономической логики в работу исполнительных органов власти.
Другим ключевым элементом, лозунгом ориентации государственного управления на интересы граждан является тезис «Государство для граждан, а не граждане для государства». Согласно философии «value for money» у граждан есть право также на получении соответствующей отдачи от госорганов в связи с тем, что они платят налоги и взносы. В связи с этим и в экономической науке, и в политике возродились к жизни неолиберальные идеи «минималистского государства», берущего на себя лишь те функции, которые рынок не может выполнить. При этом ключевым становятся не традиционные неоклассические функции ликвидации «провалов рынка», а в первую очередь необходимость спецификации прав собственности экономических агентов, непосредственно вытекающих из подхода Р. Коуза. С другой стороны, существовала и иная тенденция. Возрастание технологической сложности в экономике, рост опасности техногенных катастроф, а также экологических проблем способствовал осознанию в обществе необходимости расширения функций государства с точки зрения профилактики и быстрого реагирования на локальные и глобальные опасности такого рода. Тем самым наблюдались разнонаправленные тенденции как к росту присутствия государства в экономике и тем самым к расширению рамок работы государственного аппарата, так и его сокращения, в частности, через рост его эффективности, возможностей использования новейших достижений науки и техники в его работе. В особенности это нашло свое
проявление в создании системы работы «электронных правительств» (e-government), создаваемых с целью прежде всего роста прозрачности и эффективности работы чиновников и сокращения издержек взаимодействия с ними граждан-потребителей.
Еще одним направлением развития общественной мысли, составляющим методологическую основу для модернизации государственного управления, можно считать Конституционную экономическую теорию (Constitutional Economics). Данный подход можно рассматривать как раздел теории общественного выбора, такой позиции придерживаются классики данного направления, в частности Д. Мюллер, а также ведущий отечественный специалист в данной области Р. Нуреев.
Критика государства как Левиафана, стремящегося к расширению своего присутствия в экономике шла не только в направлении критики со стороны Нисканеновской традиции экономики бюрократии. Другое направление относится к работам в области Конституционной экономической теории, в частности Дж. Бьюкенена и соавторов. Среди данных работ наиболее значимыми являются «К налоговой конституции для Левиафана» (19б5), «Демократия в дефиците: наследие Лорда Кейнса», Buchanan, James M. and Wagner, Richard E. (1977) Democracy in Deficit. New York, Academic Press и др. В них были предложены две концепции государства - производящего и защищающего. Государство производящее наращивает бюджеты, с удовольствием используя существование фискальной иллюзии1. Нормативным оправданием для роста государственных бюджетов является теорема эквивалентности, в неявном виде высказанная еще Д. Рикардо и дополненная в 1980-х гг. Р. Барро (теорема Барро-Рикардо). Вместе с тем безоглядное следование этому правилу вкупе с политикой «дефицитного финансирования» государственного бюджета приводит к печальным долгосрочным последствиям. Бьюкенен предлагает конституционное закрепление сбалансированного (бездефицитного) государственного бюджета.
Широкая общественная поддержка роста государственных расходов в условиях реализации неокейнсианской политики легко объясняется с позиций новой политической экономии. У нее есть широкая коалиция поддерживающих такую политику сил. Если абстра-
1 Ситуация, при которой преимущества от конкретных государственных расходов ясно видны их получателям, но этого нельзя сказать о связанных с ними издержках, которые распределены во времени и приходятся на большое число людей.
гироваться от перекладывания долгового бремени на плечи будущих поколений, а для ситуации с США - и на весь остальной мир, в который «экспортируется» американский бюджетный дефицит, ситуация устраивает большинство участников политического процесса: и избирателей, и политиков, и тем более чиновников. Возникает своеобразный кумулятивный эффект и замкнутый круг: рост бюджетов приводит к росту правительственных программ и их удорожанию, это требует большего числа чиновников (подтверждение закона Паркинсона и модели Нисканена) и увеличивает число избирателей, непосредственно заинтересованных в расширение правительственных программ. Тем самым государство производящее может перейти в государство тоталитарное, являющееся единственным субъектом экономики.
Идея государства защищающего восходит к либеральному подходу, в основе которого лежит функция обеспечения конституционных основ взаимодействия между людьми. «Государство защищающее» является гарантом соблюдения законности, основывающемся на конституционном договоре. Государство защищающее, которое должно лишь обеспечивать индивидуальные права, зафиксированные в конституционном договоре, берет на себя все больше полномочий, которые должны определяться исключительно на основе договора между индивидами, изменяет сами конституционные нормы, т. е. изменяет базовую структуру прав без согласия на то граждан. Конституция, по Бьюкенену, должна эффективно ограничить государство, поставить его в жесткие рамки, создать своего рода «клетку для Левиафана» и тем самым гарантировать суверенитет каждого индивида.
Концепции «государства производящего» и «защищающего» получили дальнейшее развитие в подходе государства «гарантирующего» или «координирующего» (enabling state)1. Эта концепция предполагает отказ от патерналистского рассмотрения функций государства как Левиафана и концентрацию его на «ключевых задачах», заключающихся в создании возможностей для прямого участия граждан в решении общественных задач как через местное самоуправления, так и через деятельность институтов гражданского общества.
Такой подход (прежде всего в странах континентальной Европы) ориентируется на
1 В переводе термина enabling state как «государство координирующее» автор исходил из его содержания, а не из дословного перевода (государство, дающее возможность что либо делать). В немецкоязычном варианте термин звучит как «активирующее государство (Aktivierende Staat).
принцип субсидиарности как важнейшую направляющую процесса изменений. Он предполагает исполнение задач вышестоящими общественными структурами (семья - община -государство) лишь тогда, когда нижестоящие общественные институты не могут справиться с ними самостоятельно. В современном понимании субсидиарности государство требуется не только в экстренных случаях, когда другие структуры не справляются. Оно должно также активно помогать гражданам и их самодеятельным объединениям в вопросах помощи себе. Государственная деятельность по социальному обеспечению в этом случае дополняет деятельность общественных организаций, групп взаимопомощи и работу органов местного самоуправления. Исключительно государство должно действовать в тех сферах, где услуги общественной помощи не могут быть реализованы.
В ряде западных стран постепенно накапливался опыт применения институтов прямой демократии для решения важных социальных вопросов и даже выбора вариантов экономической политики (Новая Зеландия, Швейцария и др.). В этой связи многие исследователи стали говорить о тенденции отхода от представительской демократии к партиципативной (разделяемой, соучаствующей). В ее рамках используются также такие формы соучастия в принятии решений, заимствуемые из прямой демократии, как референдумы, электронное голосование и др. Их использование, очевидно, существенно облегчается в условиях информационного общества и всеобщей компьютеризации.
Концепция «координирующего государства» требует иного отношения не только государства к гражданам, но и граждан к государству. Вовлечение всех заинтересованных в решении проблем общества сторон, с одной стороны, должно позволить более эффективно оценить общественные потребности, выстроить приоритеты, в том числе бюджетные, для решения общественных задач. В этом случае граждане должны быть не пассивными участниками социально-экономических процессов, отдающими на откуп чиновникам решение важных для них задач, они должны «соучаствовать» в их решении. Отказ от дирижистско-го понимания функций государства требует заполнения образовавшегося пространства активной позицией граждан в вопросах местного самоуправления, «дофинансирования» производства общественных благ, перекладыванием вопросов благотворительности, адресной помощи, культурных и иных мероприятий на плечи общественности. С другой стороны, такая позиция опасна оппортунизмом со стороны
государства, поскольку оно порой с охотой ведет себя как «безбилетник», и в связи с этим такое смещение ответственности должно идти одновременно с сокращением бюрократии, дерегулированием и снижением финансирования государственных органов.
Поэтому важно отметить, что одной из причин возникновения концепции координирующего государства, помимо роста самосознания граждан, была и объективная необходимость сокращения расходов на содержание государственного аппарата, вызванная кризисом государственного бюджета во многих странах. Тем самым реализация этой концепции, помимо сокращения поля деятельности государственных органов, частичного дерегулирования с передачей функций саморегулирования общественным и предпринимательским объединениям и ассоциациям требует «компактного государства» (lean state), сосредоточенного на решении ключевых задач, поддерживающего усилия всех заинтересованных сторон.
Помимо подхода в рамках Constitutional Economics стоит отметить и другие обстоятельства. Предпосылки для переориентации работы государства на принципы НГМ вызревали на волне критики кейнсианства со стороны неоконсервативных течений еще с 1960-1970-х гг. При этом, на наш взгляд, в рамках традиционно относимых к неоконсерваторам течений экономической теории (монетаризм, неолиберализм, теория предложения и рациональных ожиданий) делался акцент в первую очередь на корректировку макроэкономической политики (ликвидация неокейнсианских перекосов в макрорегулировании, в особенности в фискальной и монетарной сферах, сокращение предельных ставок подоходных налогов и демотивирующих предложение труда социальных расходов). Однако все эти сокращающие государственный экономический активизм мероприятия не меняли внутреннюю систему работы государственного аппарата, основывающегося, в лучшем случае, на традиционных вебе-рианских принципах, методах, а главное стиле работы.
Существенным шагом в понимании роли государства в развитии экономики стали исследования Тимоти Фрая и Андрея Шлейфера [3]. С их точки зрения, в целом существует три основные модели взаимодействия чиновников и предпринимателей. В модели «невидимой руки» государственный аппарат является хорошо организованным, в основном свободным от коррупции и относительно благосклонно относящимся к предпринимательству. Государ-
ство в отношении к предпринимательству ограничивает свои функции предоставлением базовых общественных благ, например: осуществляет контроль за исполнением законных контрактов, обеспечением правопорядка и выполнением законов и постановлений; при этом принятие основной части аллокативных решений относительно ресурсов государство оставляет частному сектору.
В двух остальных моделях государство играет более значимую роль. В модели «руки помогающей», о которой часто говорят при обсуждении реформ в Китае, чиновники тесно связаны с частным предпринимательством: они поддерживают некоторые фирмы и стремятся уничтожить другие, проводят в жизнь определенную промышленную политику и часто имеют семейные или экономические связи с предпринимателями. Правовые структуры играют в такой модели ограниченную роль, поскольку все спорные вопросы чиновники решают по своему усмотрению. Чиновники коррумпированы, но эта коррупция имеет свои границы и определенную структуру. Крайним вариантом такой модели является модель «железной руки», осуществляемая в некоторых странах ЮгоВосточной Азии, например в Южной Корее и Сингапуре. В странах с переходной экономикой модель «руки помогающей» встречается достаточно редко.
В последней модели - «грабящей руки» -государство также склонно вмешиваться в экономику, но организация этого вмешательства устроена иначе, чем в модели «руки помогающей». Государственный аппарат здесь состоит из большого числа фактически независимых чиновников, преследующих собственные цели, включая получение взяток. Хотя эти чиновники декларируют цели, характерные для модели «руки помогающей», на деле они редко руководствуются стремлением к общему благу. Одновременно в рамках такой модели большая часть чиновников обладает если не юридическим, то фактическим судебным иммунитетом, а также властью принимать решения по вопросам экономического характера и предъявлять к предприятиям множество требований хищнического характера.
Однако в ряде стран в 1980-е, а в других в 1990-е гг. проявились ряд факторов, сделавших реформу государственного управления в какой-то степени неизбежной. Выделим данные факторы и обстоятельства.
1. Ухудшение финансовой конъюнктуры работы правительства. В связи с сокращением темпов экономического роста, опережающим
ростом государственных расходов по сравнению с ростом ВВП возникает разрыв между финансовым дефицитом и растущими ожиданиями от деятельности госсектора у населения. При этом традиционное бюрократическое решение проблемы - рост финансирования, увеличение персонала и, в конечном счете, расходов общества на содержание чиновников -более невозможно. Если ранее, в условиях благоприятной финансовой конъюнктуры можно было увеличивать расходы государства, в том числе за счет роста государственного долга, поскольку и население, и политики с удовольствием игнорировали опасность «фискальной иллюзии», то далее такую роскошь государства и общества не могли уже себе позволить. Этому в немалой степени способствовали и наднациональные соглашения, к примеру Маастрихтские в Евросоюзе.
2. Давление процессов глобализации и конкуренции на рынке капиталов. В условиях либерализации финансовых, товарных рынков и борьбы за инвестиционные ресурсы фактор эффективности работы государственного аппарата, уровня бюрократизации и регламентированности работы частных предприятий со стороны государства становится серьезным внешний фактором, влияющим на состояние работы государственных органов. В этом плане многие транснациональные корпорации, сталкивающиеся со стилем работы чиновников, к примеру, в более передовых Великобритании и Новой Зеландии, очевидно, будут требовать у государства совершенствования его работы.
3. Изменение системы ценностей в обществе в сочетании с уже вышеупомянутым ростом ожиданий от более совершенной работы органов государственного управления у населения. Рост индивидуального самосознания,
расширение социальной базы среднего класса, развитие институтов гражданского общества привели к подталкиванию реформ государственного аппарата, работающего зачастую также и по тем же принципам, как и полвека и более назад, и резко диссонирующим в связи с этим с другими секторами экономики. Особенно это стало заметно в условиях постиндустриального общества, когда резкий рост сферы услуг, открытости и прозрачности работы предприятий обслуживания невольно вернул в область общественных дискуссий контрактную парадигму государства.
Таким образом, можно констатировать, что целый ряд взаимосвязанных факторов привел к развитию НГМ. Успешность реализации модели во многом обусловлена конгруэнтностью институциональной матрицы национальной социально-экономической системы базовой англо-саксонской модели НГМ. Одним из ключевых элементов модели является возможность контроля за эффективностью и результативностью реформирования со стороны гражданского общества. Именно последнее в условиях современной России является наиболее сложнореализуемым.
1. Гайдар Е. Государственная нагрузка на экономику // Вопросы экономики. - 2004. -№ 9.- С. 4-24.
2. А. де Токвиль. Демократия в Америке. -М.: Прогресс, 1992. - С. 60-63, 191, 192.
3. Frye T., Shleifer A. The Invisible Hand and the Grabbing Hand The American Economic Review. - Vol. 87. - No. 2. Papers and Proceedings of the Hundred and Fourth Annual Meeting of the American Economic Association. (May, 1997). - P. 354-358.
