CC BY
9DOI 10.47576/2712-7559_2022_6_97 УДК 308(470.67)
Гаджиев Тамерлан Владиленович,
доктор исторических наук, профессор кафедры государственного и муниципального управления, Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, Россия, e-mail: gatam@list.ru
К ВОПРОСУ О
ЧАСТНОПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В УСЛОВИЯХ ТРАДИЦИОННОГО ДАГЕСТАНА
Статья посвящена анализу влияния социально-политических условий и религиозно-культурных установок в традиционном Дагестане на развитие и функционирование частнопредпринимательской деятельности. Автор делает вывод, что традиционная организация дагестанского общества, его политическая культура и господствующие в нем религиозно-культурные ценности не могли не породить частную собственность и свободное предпринимательство, и, как следствие, товарное производство, торговый капитал, устойчивые рынки, торговые пути и города в их классическом понимании.
Ключевые слова: Дагестан; узден; гражданская община; кунак; торговые пути; еженедельный рынок; торговая площадь.
UDC 308(470.67)
Gadzhiev Tamerlan Vladilenovich,
Doctor of Historical Sciences, Professor of the Department of State and Municipal Administration, Dagestan State University, Makhachkala, Russia, e-mail: gatam@list.ru
TO THE QUESTION OF PRIVATE BUSINESS ACTIVITIES IN THE CONDITIONS OF TRADITIONAL DAGESTAN
The article is devoted to the analysis of the influence of socio-political conditions and religious and cultural attitudes in traditional Dagestan on the development and functioning of private business activities. The author concludes that the traditional organization of the Dagestan society, its political culture and the religious and cultural values prevailing in it could not but give rise to private property and free enterprise, and, as a result, commodity production, commercial capital, stable markets, trade routes and, of course, same, cities in their classical sense.
Keywords: Dagestan; bridle; civil community; kunak; trade routes; weekly market; trading area.
Воздействие сформировавшихся под влиянием религии культурно-идеологических ценностных установок на развитие торговли, торгового капитала и предпринимательства в целом хорошо известно. Достаточно вспомнить знаменитый труд «Протестантская этика и дух капитализма» М. Вебера, в котором он, оппонируя марксистской концепции исторического материализма, указывал на культурное воздействие религии как ключ к пониманию генезиса капиталистической формы хозяйствования. Исследуя с позиции антитезы протестантизм и католицизм,
М. Вебер приходит к заключению, что отказ от погружения в мирские дела, в том числе связанные с преследованием выгоды, характерен не для всех течений в христианстве. Так, протестантизм не только поддерживает добросовестное участие в хозяйственных делах, но и наделяет их нравственным и духовным значением. Однако, если западное христианство пришло к такому пониманию в результате Реформации, после которой Северо-Западная Европа в кратчайшие сроки превзошла в экономическом развитии несравненно более развитый прежде
Юго-Запад, то для ислама такое понимание не только характерно, но и детализировано шариатом. А следовательно, можно сделать вывод, что в Дагестане развитие торговли и торгового капитала не только поощрялось мусульманской системой ценностей, но и направлялось правовыми установлениями.
Еще одним важнейшим фактором, детерминирующим экономическое развитие, является свобода предпринимательской деятельности и ее носитель - свободный социальный слой или разряд населения. Характерно, что в той же Западной Европе торговля, торговый капитал и товарное ремесленное производство возникли лишь после того, как средневековые города в ходе известных коммунальных революций Х-ХШ вв. обрели целый комплекс свобод, позволивших сформироваться сословию бюргеров, то есть горожан. Между тем в традиционном Дагестане разряд населения, обладавший такими же и даже большими свободами, не только существовал на протяжении многих столетий, но и составлял подавляющее большинство.
Необходимость использовать понятие «традиционный» по отношению к Дагестану обусловлено отсутствием адекватной периодизации в посвященной ему исторической науке. Сложившееся в советскую эпоху деление на досоветский и советский периоды, к которым добавился еще и постсоветский, не отражают подлинный смысл и внутреннее содержание дагестанского исторического процесса. Между тем в сегменте дагестанской историографии, который базировался на местном материале и избежал влияния официальной науки, история Дагестана была поделена на два периода: «Узден замана» и «Николай замана».
Относительно второго периода нетрудно догадаться, что речь идет об историческом периоде, когда Дагестан оказался в составе Российской империи, то есть от царствования Николая I до Николая II включительно.
А на первом из периодов следует остановиться особо. Примечательно, что этот период, длившийся многие столетия, не соотносился в дагестанском общественном сознании с царствованием того или иного лица или династии, что характерно для всякой традиционной хронологии и периодизации. И причина этого кроется отнюдь не том, что Да-
гестан не знал феодальной и монархической власти. Как отмечал автор широко известного исторического источника первой половины XVII в. Адам Олеарий: «В этой стране (Дагестане. - Т.П) имеются различные князья; почти в каждом городе имеется особый, а главный из них именуется шамхал (у нас звали его шавкалом); это как бы царь между ними...» [10, с. 115].
И тем не менее эпоха, предшествовавшая включению Дагестана в состав Российской империи, была названа в местной исторической традиции «узден-замана», то есть узденским временем, на том основании, что именно этот социальный разряд населения определял общественно-политическую жизнь Дагестана. Не случайно в русской исторической литературе о нем вплоть до второй половины XIX в. было принято говорить, как о «гордом дагестанском узденстве». И лишь после того как имперская власть решила отказать узденам в праве частной собственности на землю, официальная русская историография стала представлять их как «свободных», в смысле, еще не закрепощенных в силу неразвитости социально-экономических отношений поселян.
В действительности же дагестанские уздени по своему социальному статусу были гораздо ближе к английским джентри или испанским идальго, не говоря уже о польских шляхтичах, нежели русские дворяне. Последние, как известно, обрели схожие права лишь благодаря Петру III, издавшему в 1762 г. «Жалованную грамоту дворянству», подтвержденную Екатериной II. А чтобы на этот счет не возникало каких-либо сомнений, можно привести свидетельство одного из царских офицеров П. Пржецлавского, которого, кстати сказать, трудно заподозрить в симпатиях к Дагестану и, соответственно, к тому социальному слою, который составлял его главную опору. Вот его наблюдение: «По туземному значению узден есть свободный гражданин, не отбывающий других повинностей, кроме общественных, владеющий собственною землею и даже рабами. Во времена ханов уздени преимущественно занимали места наибов и сельских старшин, и из них составлял владетель свою охранную стражу; после ханских фамилий, беков и чанков уздени считались высшим в крае сословием; за ними следовали раяты (крестьяне) и гулы
(рабы). <...> Хотя на основе идеи равенства горцы не оказывают особенного уважения своим землякам-офицерам (царской армии. - Т.П), которые держат себя в отношении их совершенно на равной ноге, но, при всем том, каждый оборванный узден, протягивая по-товарищески руку русскому офицеру, не подаст ее русскому же простому солдату» [12, с. 164].
Пользуясь современным языком, о дагестанских узденях следует говорить как о среднем классе, служившем моральной и вооруженной опорой традиционного для Дагестана гражданского общества. Именно они, являясь самым массовым социальным слоем, руководили местным самоуправлением, отправляли судопроизводство, как духовные лидеры и алимы формировали общественное сознание и занимались частным предпринимательством без каких-либо ограничений со стороны феодальной власти.
Будучи собственниками своей земли, они были обязаны лишь военной службой обществу и амиру, который однако не мог предпри -нимать военные действия без одобрения со стороны выборных представителей узден-ства, что было специально оговорено нормами обычного права. И теми же нормами была оговорена независимость судопроизводства, о чем свидетельствуют многочисленные, в том числе и официальные, имперские источники. Так, в специальной «Записке» о Кайтаге сказано: «Уздени устраняют всякое вмешательство уцмия в судебные разбирательства, для чего у них были свои выборные судьи и свой апелляционный суд. <...> В отношении к узденям и отчасти к бекам он был не более как предводитель в военное время всего Кайтага и во внешних сношениях» [16, с.183, 184].
Естественно, такая организация общества не могла не породить частную собственность и свободное предпринимательство, и, как следствие, товарное производство, торговый капитал, устойчивые рынки, торговые пути и, конечно же, города в их классическом понимании или, скажем, в понимании Макса Вебера [1].
Наличие или отсутствие городов, как известно, оказывает глубокое влияние на общественную и экономическую жизнь страны [14, с. 43-46; 83], а их количество в наибольшей степени отражает уровень развития ре-
гиональной экономики. В связи с чем уместно будет привести свидетельство посетившего Дагестан в середине XVII в. османского путешественника Э. Челеби, который отмечал, что в Дагестане имеется «47 округов, управляемых кадиями, и в этом краю имеется 41 благоустроенный город, всего же там имеется 56 крепостей» [17, с. 107]. А путешествовавший по Кавказу в конце XVIII в саксонец Я. Рейнегс не только указал на наличие городов в Дагестане, но и передал атмосферу городской жизни, отметив: «Некоторые из них живут в хороших городах, а другие в деревнях не меньшей приятностью наслаждаются» [6, с. 267]. И в этом контексте нельзя не вспомнить базовый для дагестанской истории источник местного происхождения начала XIV в. - хронику «Тарих Дагестан», в которой сказано: «Знайте, что Дагестан был прекрасной страной, обширной для его обитателей, сильной перед чужаком, радующей глаз, обильной богатствами из-за справедливости жителей. В нем было много селений и большое число городов» [13, с. 97].
Примечательно, что средневековый автор хроники четко осознает и указывает на взаимосвязь между богатством и справедливостью жителей, что в условиях современного Дагестана понимают далеко немногие. Между тем в реалиях Дагестана эпохи «узден замана» судопроизводство было настолько отлаженным, что практически каждый мог рассчитывать на независимый, скорый и беспристрастный суд [3]. Как следствие, никто, включая влиятельных персон и их близких, не мог и подумать об избирательности правоприменения, а расхожая сегодня фраза «у нас законы не действуют» показалась бы просто дикой.
В XVIII в. в Дагестане проводились весьма значительные и сложные кредитные операции, имели хождение векселя, активно действовали крупные торговцы - базарганы, откупщики, скупщики, подрядчики и др. [11; 15]. И несмотря на то, что экономической основой благосостояния населения продолжало оставаться сельское хозяйство, а коммерческая деятельность горожан в значительной мере сосредоточивалась вокруг их земельных угодий, те, в чьих руках оказывался капитал, непременно обращались к внешней (межгородской) торговле. Этот капитал, как правило, образовывался в результате объ-
единения нескольких партнеров, а порой брался в долг.
Грузинский историк В.Н. Гамрекели, исследовав дагестано-грузинские экономические связи XVIII в., пришел к заключению, что «вся территория Дагестана была разбита на ряд вполне сформировавшихся феодальных образований, с развитой городской жизнью и значительными торговыми центрами. В течение всего XVIII в. на северокавказском побережье Каспия более чем где-либо на Северном Кавказе были развиты товарное и денежное обращение. Помимо местной продукции (марена, соль, пшеница, скот, шерстя -ные изделия домашней промышленности, ремесленные изделия и др.) в обращении было много товаров, поступавших из Ирана, Закавказья, России, Крыма, Османской империи и Европы. Так же и с деньгами: в обращении были иранские, грузинские, дербентские, шемахинские, османские, российские, европейские и другие монеты» [4, с. 54].
Являясь «территорией транзита большой международной торговли, Дагестан вместе с тем имел и свои самостоятельные экономические потребности и интересы, связанные с его внутренним социально-экономическим развитием: расширялись внутридагестан-ские торговые связи, циркулировала дагестанская товарная продукция. Дагестан имел и свою внешнюю торговлю: с одной стороны, его товары включались в общий товарный поток большой международной торговли, а с другой, Дагестан служил рынком сбыта части иностранных товаров» [4, с. 74-75].
Это заключение грузинского исследователя вполне закономерно. Ведь еще в середине XVI в. русские воеводы, едва взяв Астрахань, сообщали в Москву, что к ним прибыли «многие гости из Шемахеи, из Дербени, из Шевкал (Дагестана. - Т.Г), из Тюмени, из Ургенча, из Сарайчика со всякими товары» [8, с. 5]. Из данного текста нетрудно заключить, что дагестанские «гости» названы в ряду восточных купцов как вполне обычное явление.
Следует особо отметить, что значительная роль транзитных операций была характерной чертой для дагестанской торговли. Так, в одном из известных армянских источников биографического характера говорится: «Я знал, что хозяин мой привезенный им из Тебриза товар должен везти в Дагистан и продать оный в первом пограничном с Грузи-
ей городе Белакане, а там купить шелку и с оным отправиться через [горы], в город Андреев (Эндирей. - Т.Г) и Кизляр, оттуда же в Астрахань; почему я и имел верную надежду добраться до России, куда он взялся меня доставить. <...> Хозяин мой оставался в Сиг-нахе (город сей пограничный с Дагистаном) ожидать прибытия туда из Дагистана какого-нибудь значительного из лезгинцев человека, чтобы с товарами своими следовать в их пределы за его поручительством или под его опекою, как всегда все в подобных случаях делают» [7, с. 94; 96]. Путь от Алазани до Терека через Дагестан торговые караваны проходили обычно за 6-7 дней [9, с. 218].
Высокий удельный вес транзитных грузов составлял, как известно, характерную особенность караванной торговли, на которую приходился основной объем дагестанских межрегиональных и межгородских хозяйственных связей, концентрировавшихся на еженедельных базарах, проходивших в городах и крупных поселениях.
Как свидетельствовал уже упомянутый Э. Челеби: «В каждом городе раз в неделю на площади устраивается громадный торг: каждый выносит на площадь свои товары и, словно щедрый хозяин, ведет куплю и продажу. И на любой торговой площади, как только начинают читать азан, все на торгу покидают свои товары в том виде, как есть, и толпами направляются в соборную мечеть совершать предписанную молитву» [17, с. 110]. Таким об -разом, широко известные в Передней Азии и Западной Европе еженедельные базары были для Дагестана XVII в. типичным явлением, имеющим устоявшуюся традицию.
Наряду с быстрым ростом объемов экспортно-импортных сделок в дагестанских городах, благодаря все более узкой специализации росла и производительность труда. Факт этот общеизвестен, и тем не менее будет уместным привести характеристику, данную дагестанским оружейникам самим имамом Шамилем: «Один мастер работает ствол, другой замок, третий шомпол и т.д. Точно так же кинжальный мастер не возьмется за шпагу, пистолетный за ружье. От этого, - заключал имам, - ни в каком оружии нет такой прочности и чистоты отделки в частях его, как в нашем» [2, с. 121].
Благоприятные возможности для развития городского ремесла создавала и знаменитая
специализация отдельных энокультурных областей и городов Дагестана по изготовлению определенных товаров. Понятно, что такая ситуация могла сложиться лишь в условиях сформировавшегося здесь общего внутреннего рынка, который складывался на протяжении XVII-XVIII вв. и к началу XIX в. был уже хорошо заметен, что нашло отражение в многочисленных источниках и материалах этнографического характера. Торговля создавала возможности для развития процесса первоначального накопления, особенно в плане активизации торгового капитала, и потому совершенно неоправданным является тенденциозное мнение о якобы застойном характере хозяйственной жизни в традиционном Дагестане.
Чтобы представить себе масштабы торгово-промышленного развития дагестанских городов и понять причины их последующего экономического упадка, обратимся к одному весьма симптоматичному свидетельству генерала Н.П. Плиноецкого, который писал: «Ириб в прежние времена был одним из значительных аулов Нагорного Дагестана, в нем считалось до 120 семейств. <...> В нем были многочисленные лавки, в которых, по выражению горцев, можно было достать все что угодно. <...> Самый Ириб славился седельным производством: его седла считались лучшими во всем Дагестане и даже Закавказье. Теперь же пропало всякое торговое значение Ириба: вследствие постоянных войн и неразрывных с ними опустошений упали те промышленности, которые существовали в горах.» [5, с. 47].
Примечательно, что это свидетельство царского генерала, являвшегося еще и профессором Академии Пенерального штаба, относится к одному из типичных для высокогорного Дагестана поселений, явно негородского уровня. Речь в данном случае идет о расположенном в современном Ча-родинском районе поселении Ириб, которое в прошлом являлось центром одной из внутренних периферий, где уже в силу есте -ственно-географических условий главной отраслью хозяйства оставалось отгонное животноводство.
Но если такого уровня достигали торговля и ремесленное производство в Ирибе, то нетрудно себе представить, какого уровня должно было достигать развитие и многооб-
разие отраслей экономической деятельности в многочисленных дагестанских городах, которые были крупнее в 10-20 раз и распола -гались в не столь труднодоступных местах.
И что особенно важно, генерал Н.П. Пли-ноецкий, объясняя причину упадка городов и городской жизни в Дагестане, пишет: «с падением Шамиля вся торговля перешла в пункты, где расположены наиболее значительные части наших войск, и горцы теперь отправляются туда для покупки всего им необходимого и для сбыта своих произведений» [5, с. 47].
Действительно, с середины XIX в. царская администрация начинает планомерно возводить новые крепости и города именно близ традиционных дагестанских городов. Примером тому служат Ахтынская крепость близ города Ахты; Пази-Кумухская близ Пази-Кумуха; Хунзахская близ Хунзаха; Ботлих-ская близ Анди; Евгеньевская близ Чиркея; Александр-кент близ Башлы; Внезапная близ Эндирея; Пунибская крепость - сразу между тремя городами: Чохом, Согратлем и Ругуджа; Карадахская - между Телетлем, По-цатлем и Корода; Дешлагарская - между Пуб-деном, Бойнаком и Урахи; Хасавюрт - между Эндиреем и Аксаем; наконец, города Темир-хан-Шура и Петровск близ Казанища и Тарки соответственно.
И это нельзя объяснить соображениями военной необходимости. В противном случае возникает вопрос, почему в покрытых густыми лесами Верхнем Кайтаге и Верхнем Табасаране, а также в высокогорных областях по Плавному Кавказскому хребту, невзирая на обилие мятежного элемента, не возникло каких-либо значительных укреплений. Это можно объяснить их малым значением в торгово-промышленном отношении, и, как следствие, в общественно-политическом плане.
И только Акушинскому кадию, предусмотрительно поставившему условием принятия российского подданства невозведение на этой территории крепостей, удалось таким образом обезопасить хозяйственную жизнь своего населения, что впоследствии весьма заметно сказалось на его благосостоянии.
Список литературы
1. Вебер М. Город / Институт муниципального управления. Обнинск, 1996.
2. Паджиев В. П К вопросу о социально-экономической базе государства Шамиля // Товарно-денежные отношения в дореволюционном Дагестане. Махачкала, 1991.
3. Паджиев Т. В. Правовая регламентация частной жизни в местных сообществах традиционного Дагестана // Экономика и предпринимательство. 2021. № 9.
4. Памрекели В. Н. Торговые связи Восточной Грузии с Северным Кавказом в XVIII в. Т. I. Тбилиси, 1968.
5. Плиноецкий Н. П. Поездка в Дагестан (Из путевых заметок, веденных на Кавказе в 1860 году). Махачкала, 2009.
6. Дагестан в известиях русских и западноевропейских авторов XIII-XVIII вв. Махачкала, 1992.
7. Жизнь и приключения Артемия Араратского. Л., 1980.
8. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Т. I. М., 1957.
9. Накашидзе Н. Т. Прузино-русские политические отношения в первой половине XVII века. Тбилиси, 1968.
10. Олеарий А. Дагестан в известиях русских и западноевропейских авторов XIII-XVIII вв. Махачкала, 1992.
11. Омаров Х. А. Развитие товарно-денежных отношений в Нагорном Дагестане (на примере кумухских частных актов) // Товарно-денежные отношения в дореволюционном Дагестане. Махачкала, 1991.
12. Пржецлавский П. Дагестанъ, его нравы и обычаи // Вестник Европы. 1867. Т. III. Сентябрь.
13. «Тарих Дагистан» Мухаммад-Рафи // Дагестанские исторические сочинения. М., 1993.
14. Тили Ч. Принуждение, капитал и европейские государства 990-1992 гг. М., 2009.
15. Умаханов М.-С. К. Развитие товарно-денежных отношений в Дагестане // Проникновение и развитие капиталистических отношений в Дагестане. Махачкала, 1984.
16. Феодальные отношения в Дагестане. XIX - начало XX в. М., 1969.
17. Челеби Э. Книга путешествия. М., 1979. Вып. 2.
References
1. Weber M. The City / Institute of Municipal Management. Obninsk, 1996.
2. Gadzhiev V.G. On the socio-economic basis of Shamil's state. Commodity-money relations in pre-revolutionary Daghestan. Makhachkala, 1991.
3. Gadzhiev T.V. Legal regulation of private life in local communities of traditional Dagestan. Economics and Entrepreneurship, 2021, № 9.
4. Gamrekeli V.N. Trade communications of East Georgia with the North Caucasus in the XVIII c. T. I. Tbilisi, 1968.
5. Hlinotsky N.P. Trip to Daghestan (from travel notes which was conducted on Caucasus in 1860). Makhachkala, 2009.
6. Dagestan in stories of Russian and West European authors of the XIII-XVIII centuries, Makhachkala, 1992.
7. The Life and Adventures of Artemy of Ararat. L., 1980.
8. Kabardino-Russian Relations in the Sixteenth and Eighteenth centuries, vol. I. M., 1957.
9. Nakashidze N.T. Georgian-Russian political relations in the first half of the 17th century. Tbilisi, 1968.
10. Olearii A. Daghestan in the narratives of Russian and West European authors of the XIII-XVIII centuries. Makhachkala, 1992.
11. Omarov H.A. The development of commodity-money relations in Daghestan (on the example of Kumukh private deeds). Commodity-money relations in pre-revolutionary Daghestan. Makhachkala, 1991.
12. Przhetslavsky P. Dagestan, his manners and customs. Herald of Europe, vol. III, September, 1867.
13. Tarih Dagistan. Mukhammad-Rafi. Daghestanian historical works, M., 1993.
14. Tilly C. Coercion, Capital and European States 990-1992, M., 2009.
15. Umakhanov M.-S. K. The Development of Commodity-Money Relations in Dagestan. The Penetration and Development of Capitalist Relations in Dagestan. Makhachkala, 1984.
16. Feudal relations in Daghestan. The XIXth - the beginning of the XXth centuries. M., 1969.
17. Chelebi E. The Book of the Journey. M., 1979, is. 2.
