CC BY
73
УДК 930.85
Н. О. Щупленков
преподаватель
кафедра истории, права и общественных дисциплин Ставропольский государственный педагогический институт, г. Ессентуки, Россия
К ВОПРОСУ ИЗУЧЕНИЯ АДАПТАЦИОННЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ РОССИЙСКОЙ ЭМИГРАЦИИ 1920-1930 ГОДОВ
Аннотация. В статье показаны основные формы адаптации российских эмигрантов к условиям инородной среды. Выявлены социально-психологические аспекты влияния процесса адаптации на эмигрантов.
Ключевые слова: адаптация, аккультурация, одиночество, травма, эмиграция.
N. O. Shchuplenkov
Lecturer
Department of History, Law and Public disciplines Stavropol State Pedagogical ¡institute, Essentuki, Russia
ON THE QUESTION OF STUDYING THE ADAPTIVE CAPABILITIES OF THE RUSSIAN EMIGRATION
OF 1920-1930
Abstract. The article shows the main forms of adaptation to the conditions of Russian emigrant's foreign environment. It is identified the social and psychological aspects of the impact of the process of adaptation to the emigrants.
Key words: adaptation, acculturation, loneliness, trauma, emigration.
Обращение к истории российской эмиграции 1920-1930 годов вызвано необходимостью нового взгляда на происходившие процессы адаптации российских мигрантов к изменившимся условиям. Изучение прошлого позволяет соизмерить современные проблемы исторического бытия с прошлым. Выявив общее и особенное в условиях адаптивных возможностей российских мигрантов можно составить полную картину социально-культурных возможностей Российского Зарубежья.
Целью данной статьи является анализ адаптационных форм российских эмигрантов в условиях инокультурной среды.
В последние годы вышло немало работ, посвященных изучению адаптационных возможностей российской диаспоры
[3; 5; 10; 15; 18; 19]. Но представление эмиграции с позиции ощущения одиночества и травматического шока в изучении исторической науки не достаточно.
Одной из форм изоляции, отстранения эмигранта является одиночество. Человеку может тогда угрожать экзистенциальная опустошенность, отсутствие смысла жизни, ощущение ее бессодержательности, неполноценности. Ее результатом является провизорная экзистенция, жизнь исключительно повседневностью, настоящим, без перспективы [21]. Спасением в этом случае, несмотря на трудные бытовые условия, стала довольно быстро зарождающаяся культурная жизнь эмиграции, в Берлине, Париже, Риге, Таллине, Праге, Софии, Белграде, Харбине, Шанхае, а также в Соединенных Штатах [11].
Возникали клубы, театры, книжные магазины, библиотеки - для эмигранта контакт с книгой, с языком литературы был особенно важным элементом национальной и культурной идентичности [17].
Эмигрант ищет интерперсональных контактов, ему нужна информация о других, с которыми он может идентифицироваться. Следует не забывать, что эмигранты были рассеяны по многим странам, и поэтому знания о том, что происходит в различных центрах [12] приносили журналы и газеты - в одном только Берлине их выходили десятки. Часто они были связаны с определенными партиями и идейно-политическими течениями.
Защищаясь от идеологической изоляции, эмигранты пытались реализоваться в партийных сообществах на базе провозглашаемых ими лозунгов [4].
Включение в богатый спектр политических партий, провозглашающих различные картины будущего родины [14].
Расцвет плюралистической политической деятельности в эмиграции составлял контраст по отношению к монолитности идеологической системы в Советском Союзе [1]. В определенном смысле это была попытка перенесения на новую почву дореволюционных политических идеалов, а также взглядов, какие родила революция, и одновременно в этом заключались поиски нового, третьего пути развития России [22]. Эмигранты верили, что государство большевиков рухнет, считали свое изгнание лишь кратковременным эпизодом и верили в скорое возвращение на родину. И хотя причина покинуть родную страну была у всех эмигрантов одинакова - отрицание новой политической и идеологической системы - программы партий, высказывания и деятельность эмигрантов показывают, что эмиграция не была однородной.
Перед эмигрантами открывалась возможность выбора одной из возможных идейных позиций, которые можно определить, как правые, правоцентристские, в которых подчеркивались национальные ценности, или левые, подчеркивающие социальные ценности. Были также так называемые постреволюционеры, которые старались синтезировать ценности национальные и социальные. Они утверждали, что путь к новой России не заключается в разрушении советской действительности, а в творческом ее преобразовании [7].
Выбор позиции зависел от жизненного опыта, более ранних политических увлечений: многие эмигранты принимали участие в политической жизни царской России, нередко они были членами существующих тогда партий, иногда их лидерами (П. Милюков, А. Коновалов, Б. Бахметьев). В другой ситуации были молодые, которые не участвовали в революции и гражданской войне, и тогда был заметен явный конфликт поколений отцов и детей (новопоколенцы, нацмальчики). Это главным образом молодые искали идейных вдохновений в существующих тогда на Западе, по существу антибольшевистских, идеологиях, таких как фашизм и национал-социализм [16].
В сфере культуры общество обязано обеспечить духовные потребности человека, среди них также религиозные, которые связывают его с тем, что превосходит границы природы и культуры и указывает на вертикальный характер его существования. Одной из черт человеческого индивида является то, что он обращен к трансценденции, в этом заключается его религиозная перспектива, где сам акт и цель трансцендирования - это Бог. Реализовать религиозную активность помогают религиозные институты, высшую форму которых составляет Церковь, с ее традицией. Это непосредственно связано с религиозным воспитанием, которым занимается как семья, так и Церковь. Важную часть его составляет развитие морали, этики. Русская Православная Церковь обеспечивала религиозные потребности эмигранта. Однако он должен был делать выбор, так как на Западе возникли два крыла Православной Церкви. Несмотря на это, Церковь сумела отгородить эмигрантов от других конфессий, главным образом католицизма и протестантизма [6; 8].
В судьбе индивида, независимо от ее причин, эмиграция, процесс перемещения из одной реальности в другую, является травмой в индивидуальном, антропологическом и культурном аспекте. Травма - это форма патологии, которая значительно затрудняет, а в крайнем случае делает невозможным, сознательную, творческую автотрансформацию, приспособление к новым
антропологическим и культурным условиям и может приводить к состоянию культурного шока. Есть две причины, вызывающие такую ситуацию: память прошлого и культурная и цивилизаци-онная чуждость новой среды. Под понятием память прошлого понимаются те факторы, которые формировали интеллект, психику и эмоции индивида в родной стране [23].
Травма не является единичным фактом, она по сути дела динамический процесс, симптомы которого нарастают, вызывая реакции психологические и экзистенциальные. Ее результатом может оказаться опустошенность и отчужденность, которые могут привести к маргинализации индивида и тем самым к полной жизненной неудаче. Существуют, однако, защитительные реакции, позволяющие бороться с неприязненными обстоятельствами и избавиться от травмы [9].
Как справедливо заметил Ю. Борев, эмигранты живут «по одной из трех моделей: 1) ностальгической, сохраняющей традиции покинутой родины, 2) космополитической, вбирающей в себя особенности цивилизации XX века и уходящей в будущее, 3) адаптируясь в новую действительность новой родины» [2, с. 166]. Последняя модель, называемая аккультурацией, среди русских эмигрантов является редкой.
Ситуация конфронтации с другой культурой вызывает стресс в эпистемологическом, моральном и аксиологическом планах и может привести к психической депрессии, подавленности, упадку духа. Боязнь того, что предлагает другая культура, рождает ксенофобию, замкнутость в своем мире, в результате чего человек становится замкнутой монадой, а целая группа может существовать по принципу гетто. Между культурами эмиграции и страны принимающей нет тогда диалога. В этом контексте следует вспомнить концепцию евразийства [26]. Для идеологов этого течения, которые провозглашали принцип равенства, эквивалентности культур и доказывали, что культура Европы не является культурой всего человечества, характерен был антиевропеизм. Он имел интеллектуальные корни и усилился в столкновении с действительностью Запада.
Одной из форм освобождения от травмы является попытка адаптации к новой культуре [13]. Для русских эмигрантов это был трудный процесс. Возможны два варианта решения этой дилеммы. Первый - это двуязычие - не на коммуникативном, а на культурном уровне - когда как средство высказывания в творчестве, или его части, кроме родного появляется другой язык. Так было в случае Набокова (английский язык), Льва (Leon) Гомолицкого (польский язык).
Второй вариант адаптации к культуре Запада - это включение в жизнь через язык искусства, его формы выражения. Так в случае эмигрантов первой волны было с художниками, сценографами, музыкантами, дирижерами, балетмейстерами, танцорами, певцами [20].
Такие позиции русских эмигрантов по отношению к новой действительности показывают, что диалог культур возможен. Обращает тогда внимание положительный характер встречи и диалога, лишенных аксиологической конфронтации и отрицательных эмоций. Встреча и диалог взаимно обогащают, не несут с собой деструкции и не вызывают метафизической тревоги, того, что M. Хайдеггер определил термином die Angst.
Многие эмигранты, особенно те, кто чувствовал себя отчужденными, разочарованными, не сумели приспособиться к новым условиям и тогда принимали решение вернуться на родину. В Турции, оккупировавшие Стамбул французы и англичане, старались убедить русских военных возвращаться, но этой возможностью воспользовалась исключительно группа казаков (ок. 6000), причем огромное влияние на их решение имели чрезвычайно трудные условия жизни. Не удалось мобилизовать к массовому возвращению на родину также «сменовеховцам», чья идеология восстановления России, называемая национал-большевизмом, была основана на убеждении, что большевизм можно использовать в народных целях. Редактор газеты «Новая Россия» А. Агеев бросил лозунг «Назад в Россию», а С. Чахотин одну из своих статей озаглавил «В Каноссу». Имели место лишь индивидуальные возвращения (их число увеличилось после введения в СССР нэпа), чаще всего мотивированные идеологически, патриотически или личными факторами. Одной из причин возвращения было убеждение о пользе работы для России.
В заключении выделим характерные особенности адаптационных возможностей российской диаспоры 1920-1930-х гг. В процессе межкультурного взаимодействия происходили признаки взаимопроникновения европейской, азиатской культур и российской. Повседневность - как социально историческая категория подчеркивает интегрированный характер межэтнического взаимодействия российской диаспоры с зарубежной. Наиболее активно проходил процесс аккультурации. Таким образом, в процессе двух десятков лет адаптации за рубежом сформировался историко-культурный феномен под названием -Российское Зарубежье, с собственной национально-культурной идентичностью и историческим прошлым.
Библиографический список
1. Антропов О.К. Российская эмиграция в поисках политического объединения: 1921-1939 гг. : монография / О. К. Антропов. — Астрахань: Издат. дом «Астраханский ун-т», 2008. — 325 с.
2. Борев Ю. Эмигрантология / Русское Зарубежье: приглашение к диалогу: сб.науч. тр. / Ю. Борев, П.Е. Фокин. — 2004. — С. 6-7.
3. Бочарова З.С. «...не принявший иного подданства» : Проблемы социально-правовой адаптации российской эмиграции в 19201930-е годы / З.С. Бочарова. — СПб. : Нестор, 2005. — 251 с.
4. Бочарова З.С. Российское зарубежье 1920-1930-х гг. как феномен отечественной истории: [курс лекций] / З. С. Бочарова. — Москва : АИРО-XXI, 2011. — 303 с.
5. Воронова Е.В. Мифология повседневности в культуре эмиграции 1917-1939 гг. (на материале мемуаристики): автореф. дис. ... канд. культурологии: 24.00.01 / Воронова Е.В. — Киров, 2007. — 19 с.
6. Гордиенко Н.С. Обречённые: О русской эмигрантской псевдоцеркви / Н.С Гордиенко, П.М. Комаров. — Л. : Лениздат, 1988. — 208 с.
7. Гусефф К. Русская эмиграция во Франции: социальная история (1920-1939 годы) / К. Гусефф; пер. с франц. Э. Кустовой; науч. ред. М. Байссвенгер. — М. : Новое литературное обозрение, 2014. — 328 с.
8. Замойски Я.Е. Русская православная зарубежная церковь. 1928-1938. По материалам польских заграничных служб / Я.Е. Замойски // Новая и новейшая история. — 1998. — №1. — С. 46-63.
9. Золотухина-Аболина Е.В. Философия обыденной жизни: экзистенциальные проблемы / Е.В. Золотухина-Аболина. — Ростов-на-Дону : Феникс, 1995. — 139 с.
10. Капран И.К. Повседневная жизнь русского населения Харбина. Конец XIX - 50-е гг. ХХ в.: автореф. дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02 / Капран И.К. — Владивосток, 2007. — 26 с.
11. Кодзис Б. Литературные центры русского зарубежья 19181939: Писатели. Творческие объединения. Периодика. Книгопечатание / Б. Кодзис. — Munchen : Verlag Otto Sagnerin Kommission, 2002. — 318 с.
12. Культурные центры российской эмиграции. 1917-1940 / Под общей ред. Е.П. Челышева и Д.М. Шаховского. — Кн. 1-2. — М. : Наследие, 1994. — Кн. 1. — 520 с. — Кн. 2. — 519 с.
13. Михайлова Н.Б. Психологическое исследование ситуации эмиграции / Н.Б. Михайлова // Психологический журнал. — 2000. — № 1. — С. 26-38.
14. Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг. : Документы и материалы / под ред. А.Ф. Киселёв. — М. : Владос, 1999. — 776 с.
15. Поляков Ю.А. Адаптация и миграция - важные факторы исторического процесса / Ю.А. Поляков // История российского зарубежья: проблемы адаптации мигрантов в XIX - XX вв. : Сб. ст. / под общ. ред. Ю.А. Полякова. — М., 1996. — С. 14-18.
16. Пучков С.Н. Политический активизм молодежной среды российской эмиграции в 1920-1930-е гг.: дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02 / С.Н. Пучков. — М.:, 2004. — 225 c.
17. Русская военная эмиграция 20-х - 40-х годов: док. и материалы. Т. 1 : так начиналось изгнанье, 1920-1922 гг. : на чужбине / Инт воен. истории [и др.]; сост. И. И. Басик [и др.]. — М. : Гея, 1998. — 751 с.
18. Русские без Отечества. Очерки антибольшевистской эмиграции 20-40-х годов / под ред. С.В. Карпенко. — М. : РГГУ, 2000. — 497 с.
19.Тимонин Е.И. Национальная культура русского зарубежья : монография / Е.И. Тимонин. — Омск, 1997. — 165 с.
20.Толстой А.В. Художники русской эмиграции / А.В. Толстой. — М. : Искусство — XXI век. — 384 с.
21. Урицкая Р.Л. Они любили свою страну. Судьба русской эмиграции во Франции с 1933 по 1948 г. / Р.Л. Урицкая. — Санкт-Петербург : Дмитрий Буланин, 2010. — 303 с.
22.Щупленков О.В. Национальные особенности политического активизма российской молодежи в эмиграции 1920-х-1930-х годов / О.В. Щупленков [Электронный ресурс] - Режим доступа: www.gramota.net/materials/3/2011/7-3/59.html (дата обращения 10.09.2014).
23. Щютц А. Структуры повседневного мышления / А. Щютц // Социологические исследования. —1988. — № 2. — С. 129-137.
24. Bäcker R. Mi^dzywojenny eurazjatyzm. Od intelektualnej kontrakulturacji do totalitaryzmu / R. Bäcker. - Lodz : Wydawn. Ibidem. 2000. - 332 s.
Referenses
1. Antropov O.K. Rossiiskaia emigratsiia v poiskakh politiche-skogo ob"edineniia: 1921-1939 gg.: monografiia [The Russian emigration in search of political association: 1921-1939: monograph]. Astrakhan, Izdat. dom «Astrakhanskii un-t» Publ., 2008, 325 p.
2. Borev Iu., Fokin P.E., Emigrantologiya. Russkoe Zarubezh'e: priglashenie k dialogu: sb.nauch. tr. = Russian Abroad: the invitation to dialogue: collection nauchy works, 2004, pp.6-7 (in Russian)
3. Bocharova Z.S. «...ne priniavshii inogo poddanstva» : Problemy sotsial'no-pravovoi adaptatsii rossiiskoi emigratsii v 1920-1930-e gody [«... not become other citizen»: Problems of social and legal adaptation of the Russian emigration in the 1920-1930th years]. Saint Petersburg, Nestor Publ., 2005, 251 p.
4. Bocharova Z.S. Rossiiskoe zarubezh'e 1920-1930-kh gg. kak fe-nomen otechestvennoi istorii [Russian abroad of the 1920-1930th as phe-
nomenon of national history: (course of lectures)]. Moscow, AIRO-XXI Publ., 2011, 303 p.
5. Voronova E.V. Mifologiia povsednevnosti v kul'ture emigratsii 1917-1939 gg. (na materiale memuaristiki) Avtoref. Dis. kand. kul'turologii [Daily occurrence mythology in culture of emigration of 1917-1939 (on memoirs material) Diss. Cand. kult. abstract]. Kirov, 2007, 19 p.
6. Gordienko N.S, Komarov P.M. Obrechennye: O russkoi emi-grantskoi psevdotserkvi [The fateful: About the Russian emigrant pseudo-church]. Saint Petersburg, Lenizdat Publ., 1988, 208 p.
7. Guseff K., Kustovoi E., Baissvenger M. (ed.) Russkaia emigratsi-ia vo Frantsii: sotsial'naia istoriia (1920-1939 gody) [The Russian emigration in France: social history (1920-1939)]. Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 2014, 328 p.
8. Zamoiski Ia.E. Russian orthodox foreign church. 1928-1938. On materials of the Polish foreign services. Novaia i noveishaia istoriia = Modern and Current History Journal, 1998, no.1, pp. 46-63 (in Russian).
9. Zolotukhina-Abolina E.V. Filosofiia obydennoi zhizni: ek-zistentsial'nye problemy [Philosophy of ordinary life: existential problems] Rostov-on-Don, Feniks Publ., 1995, 139 p.
10. Kapran I.K. Povsednevnaia zhizn' russkogo naseleniia Kharbina. Konets XIX - 50-e gg. XX v. Avtoref. Dis. kand. ist. nauk. [Everyday life of the Russian population of Harbin. The end of XIX - the 50th of the XX century. Diss Cand. Hist. Abstract]. Vladivostok, 2007, 26 p.
11. Kodzis B. Literaturnye tsentry russkogo zarubezh'ia 1918-1939: Pisateli. Tvorcheskie ob"edineniia. Periodika. Knigopechatanie. Munchen, Verlag Otto Sagnerin Kommission Publ., 2002, 318 p.
12. Chelysheva E.P., D.M. Shakhovskogo Kul'turnye tsentry rossiis-koi emigratsii. 1917-1940. Kn. 1-2 [Cultural centers of the Russian emigration. Book 1-2]. Moscow, Nacledie, 1994. Book 1, 520 p. Book 2, 519 p.
13. Mikhailova N.B. Psychological research of a situation of emigration. Psikhologicheskii zhurnal = Psychological journal, 2000, no. 1, pp. 26-38 (in Russian)
14. Kiselev A.F. Politicheskaia istoriia russkoi emigratsii. 19201940 gg. : Dokumenty i materialy [Political history of the Russian emigration. 1920-1940: Documents and materials]. Moscow, Vlados Publ., 1999, 776 p.
15. Poliakov Iu.A. Adaptation and migration - important factors of historical process. Istoriia rossiiskogo zarubezh'ia: problemy adaptatsii migrantov v XIX - XX vv. : Sb. St = History of the Russian abroad: problems of adaptation of migrants in the XIX-XX centuries: Collection of articles, Moscow, 1996, pp. 14-18 (in Russian).
16. Puchkov S.N. Politicheskii aktivizm molodezhnoi sredy rossiiskoi emigratsii v 1920-1930-e gg. Diss. kand. ist. Nauk [Political activism of the youth environment of the Russian emigration in the 1920-1930th. Diss. Cand. Hist] Moscow, 2004, 225 p.
17. Basik I. I. Russkaia voennaia emigratsiia 20-kh - 40-kh godov: dok. i materia-ly. T. 1: tak nachinalos' izgnan'e, 1920-1922 gg. : na chu-zhbine [The Russian military emigration of the 20th - the 40th years: dock. and materials. Vol. 1: so exile, 1920-1922 began: in the foreign land]. Moscow, Geia Publ., 1998, 751 p.
18. Karpenko S.V. Russkie bez Otechestva. Ocherki antibol'she-vistskoi emigra-tsii 20-40-kh godov [Russians without Homeland. Sketches of anti-Bolshevist emigration of the 20-40th years]. Moscow, RGGU Publ., 2000, 497 p.
19.Timonin E.I. Natsional'naia kul'tura russkogo zarubezh'ia: mono-grafiia [National culture of the Russian abroad: monograph]. Omsk, 1997, 165 p.
20.Tolstoi A.V. Khudozhniki russkoi emigratsii [Artists of the Russian emigration]. Moscow, Iskusstvo — XXI vek Publ., 384 p.
21. Uritskaia R.L. Oni liubili svoiu stranu... Sud'ba russkoi emigratsii vo Frantsii s 1933 po 1948 g. [They loved the country ... Destiny of the Russian emigration in France from 1933 to 1948.]. Saint Petersburg, Dmitrii Bulanin Publ., 2010, 303 p.
22. Shchuplenkov O.V. Natsional'nye osobennosti politicheskogo ak-tivizma rossiiskoi molodezhi v emigratsii 1920 - 1930 godov (National features of political activism of the Russian youth in emigration of 1920-h-1930-h years). Available at: www.gramota.net/materials/3/2011/7-3/59.html.
23. Shchiutts A. Structures of daily thinking. Sotsiologicheskie is-sledovaniia = Sociological Studies, 1988, no. 2, pp. 129-137 (in Russian).
24. Bäcker R. Mi^dzywojenny eurazjatyzm. Od intelektualnej kon-trakulturacji do totalitaryzmu. Lodz, Wydawn. Ibidem Publ., 2000, 332 p.
Информация об авторе
Щупленков Николай Олегович - преподаватель, кафедра истории, права и общественных дисциплин, Ставропольский государственный педагогический институт, 357600 г. Ессентуки, ул. Долина Роз 7, Россия, e-mail: [email protected].
Authors
Shchuplenkov Nikolai Olegovich - Lecturer, Department of History, Law and Public disciplines, Stavropol State Pedagogical Institute, Essen-tuki, 7 Dolina Roz Street, 357600, Russia, e-mail: [email protected]
