CC BY
18
DOI :10.30842/ielcp2306901522105
Е. Д. Шумилина К РЕКОНСТРУКЦИИ КОМЕДИИ ЕВПОЛИДА «ГОРОДА»1
В статье предпринята попытка реконструкции дошедшей во фрагментах комедии Евполида «Города» на основании гипотезы о том, что одним из сквозных сюжетов пьесы была свадьба. Мы воспользовались для сравнения схожими эпизодами из комедий Аристофана «Мир», «Ахарняне» и «Облака», псогосом Семонида Аморгосского (yóyo; yuvaiKÖv), изображениями на подарочных свадебных вазах V в. до н. э. (Xsßnxsc; ya^iKoí) и русским свадебным фольклором. Семь фрагментов комедии соотнесены с определенными этапами афинского свадебного обряда, реконструирована их последовательность в связи с ходом проведения ритуала.
Ключевые слова: древняя комедия, Евполид, Аристофан, Семонид, свадебные песни, полис, псогос
«Полисы», или «Города», являются одной из 14-ти комедий Евполида, современника Аристофана, от которого дошли до нас только фрагменты. От интересующей нас комедии осталось 40 фрагментов разного объема, от четырех строк до одного слова, которые приводят схолии и Фотий. Предполагается, что драма могла быть поставлена на Дионисиях 422-го года до н. э. (Storey 2011: 181). В отличие от других комедий Евполида, «Города» редко оказывались в центре внимания, поэтому всего дважды предпринимались попытки реконструировать комедию (Raspe 1832; Rosen 1998).
В данной работе мы попытаемся доказать наше предположение о том, что одной из сквозных сюжетных линий комедии Евполида «Города» была подготовка к свадьбе, которой, вероятно, пьеса завершалась.
К немногочисленным фактам, на которые мы можем опираться, реконструируя пьесу, относится ее название. Судя по заглавию, хор комедии состоял из персонифицированных полисов. По фрагментам 245, 246, 247 можно также уточнить, что это были полисы, являющиеся союзниками Афин в Пелопоннесской войне. Вышеперечисленные три фрагмента точно принадлежат одной сцене (Kassel, Austin 1986: 438), в которой участниц хора по очереди представляют на сцене: мы видим
1 Автор выражает благодарность А. М. Маломуд и Н. П. Гринцеру.
три полиса из вереницы городов-женщин - Тенос, Хиос, Кизик . Возможно, еще одним полисом в хоре был Аморгос (Eup. fr. 257). Предполагают, что персонифицированных полисов всего в пьесе было 24 штуки, по количеству хористов в комическом хоре (Storey 2011: 178). Остальные фрагменты пьесы настолько разрозненные, что ни добавить их в эту сцену с выходом хора полисов, ни объединить их в какую-то другую сцену, не представляется возможным.
В единственной на данной момент статье, целиком посвященной комедии «Города» и интерпретации сюжета пьесы, Ральф Розен пишет, что Евполид построил драму на политическом неравенстве между Афинами и их союзниками, аллегорически изобразив эти отношения через гендерное неравенство между хором женщин и персонажами мужчинами (Rosen 1998: 151). Розен считает, что пьеса должна была передать зрителям следующую мысль: Афинам свойственно доминировать, а союзным полисам свойственно подчиняться по тем же естественным причинам, по которым женщинам свойственно подчиняться мужчинам из-за природного гендерного неравенства (Rosen 1998: 175-176). На наш взгляд, эта аргументация не достаточно продумана и как минимум не учитывает того, что использование современных гендерных моделей при интерпретации древнегреческой культуры - это анахронизм. Кроме того, древняя комедия, по крайней мере, в 420-е годы не изображает политические действия Афин как по природе верные, да и сложно представить себе жителей Теноса, Хиоса, Кизика, а также других гостей из других союзных полисов, ксенов, которые приезжают на Дионисии и с удовольствием и пониманием смотрят комедию, где им рассказывают о том, что они обязаны подчиняться афинской архэ так же, как женщины подчиняются мужчинам. Даже для древней комедии, такая прямота выглядела бы чересчур грубо и могла привести к конфликтам.
Однако, в научной литературе отразились и другие идеи по поводу функции хора полисов в этой комедии. В неопубликованных записях Георга Кайбеля, которыми пользовались при издании фрагментов комиков Кассель и Остин, сохранилось
2
Возможно, поводом для создания феминизированного хора мог послужить женский род слова хотя исследователи не делают этот аргумент основным (Rosen 1998).
предположение, согласно которому хор полисов мог быть хором невест (Kassel, Austin 1986: 436). Независимо от Кайбеля, записи которого о комедии «Города» увидели свет лишь в 1986 году, Гилберт Норвуд в 1931 году высказал предположение, что пьеса завершалась свадебной процессией из полисов-невест и афинян-женихов (Norwood 1931: 196).
Идею, что в «Городах» могла присутствовать сюжетная линия, посвященная свадьбе участниц хора, современные ученые отвергают из-за слабости аргументации (Storey 2003: 163; Olson 2016: 228). Дело в том, что и Кайбель, и Норвуд основывали свои предположения лишь на одном фрагменте, в котором, возможно, и угадывается определенный «любовный компонент», но всё же реплика героя/героини звучит слишком общо, чтобы видеть в ней слова свахи или будущего тестя:
Eup. fr. 243:
nr \ > AC* V О I 9 f
£X® yap snix^osiov avop' аотр navu.
'У меня есть для нее весьма подходящий мужчина'.
Ожидаемо, что попытка реконструкции целой драмы всего по одному, и достаточно нейтральному, фрагменту не снискала должного внимания. Можно считать догадку Кайбеля и Норвуда чистой интуицией, но определенные основания видеть сюжет со свадьбой, безусловно, имеются. Сюжет, который был бы уместен для постановки на Дионисиях и не нарушал бы правила приличия и гостеприимства как раз мог представлять отношения между Афинами и союзными полисами как брачный договор, где обе стороны одинаково нуждаются друг в друге и используют риторику взаимовыгодного обмена, а не подавления и подчинения.
Однако в нашей интерпретации комедии мы поставим в центр не идеологическую уместность этой драмы Евполида, а постараемся реконструировать по нескольким фрагментам сюжет подготовки к свадьбе как достаточно целостную последовательность обрядов, предваряющую в классических Афинах заключение брачного союза.
Как и по сей день во многих традиционных культурах, в древней Греции девушку брачного возраста делало невестой обещанное за ней приданое (Oakley, Sinos 1993: 10). Судя по фрагменту 254, Евполид в «Городах» говорит о том, что в Афинах принято, чтобы полисы приносили на Дионисии подно-
шения, ф0ро1. Возможно, эта традиция могла быть поводом для комедиографа сравнивать полисы с невестами: они приносят подношение как будто это их приданое3.
После того, как договоренность о размере и качестве приданого состоялась и обе стороны готовы к организации свадьбы, начинаются всевозможные приготовления. Считается, что все этапы обряда в Афинах проходили за три дня (Oakley, Sinos 1993). Первый день - это подготовка невесты, ритуальное омовение, подготовка к пиру и встрече гостей, а также к жертвоприношениям, которые называются npoxé^eia. Второй день - процессия доставляет невесту в дом жениха, там происходит снятие фаты с невесты, ávaKa^unx^pia, после чего невеста получает подарки от жениха, а затем начинается пир, этот день называется npoaú^ia. Между вторым и третьим днем происходит yá^o^, брачная ночь. На третий день продолжается праздник и застолье, где подарки невесте дарят уже гости, этот день называется énaú^ia, а также полагают, что именно в этот третий день исполнялись эпиталамии (Oakley, Sinos 1993: 38).
По нашему мнению, в следующем фрагменте «Городов» как раз описан первый день подготовки к свадьбе:
Eup. fr. 218: rapSónou; xs каг
кратера; окхю, 5éx' Ú5pía;, 5úo xpupXto, куефаХХа бека, Oép^auaxpiv, s^ Opóvou;, xúxpav, Kávva; éraxóv, к0рпря, raP^TÓv, Xúxvov. 'И корыта, и восемь кратбров, десять кувшинов для воды,
две миски,
десять подушек, ухват, шесть кресел, горшок, сто циновок, швабра, коробка, лампа'.
Это перечисление предметов может на первый взгляд показаться хаотичным, но при ближайшем рассмотрении становится понятно, что у каждой вещи есть свое место. Корыто, кувшины с водой и ухват необходимы для того, чтобы нагреть воду для омовения невесты. Подушки нужны для подготовки свадебного ложа: Kvé9a^ov достаточно редкое слово, но один из фрагментов Аристофана недвусмысленно указывает, что Kvé9a^ov - это именно подушка из спальни (Ar. fr. 18).
3 Ученые отмечают, что это выглядит как нормальная для Евполида техника «аллегорической фантазии» (Sidwell 2009: 195).
Циновки необходимы для размещения гостей. Однако, не менее важным указанием на то, что перед нами подборка предметов для приготовления к свадьбе, является такой нейтральный, невзрачный объект как ящик, кфюто^. Для подтверждения нашего аргумента нам необходимо обратиться к изображениям на подарочных свадебных вазах, уаргко(, которые
традиционно расписывали сценами тех или иных этапов свадебного обряда.
Рис.1. Невеста и ее сопровождающие со свадебными подарками: две коробки и блюдо с фруктами; фрагмент афинского краснофигурного
XéPnÇ yapiKÔç; ок. 425 г. до н. э. (© Musée du Louvre, Paris: inv. CA 1679).
Рис. 2. Невесте дарят коробки со свадебными подарками; краснофигурный XsPn; уаржо;, ок. 430-420 гг. до н. э. (©The Metropolitan Museum of Art, New York: inv.07.286.35a).
На рисунках 1 и 2 можно наблюдать, как девушки подносят невесте коробки. Такая сцена, являющаяся частью свадебного обряда, очень часто изображается на ^éPn? ya^iKÓ^. Сложно сказать точно, какой это день свадьбы, и исследователи часто не уверены (Oakley, Sinos 1993: 38), лежат ли в коробках подарки от жениха (второй день, npoaú^ia), подарки от гостей (третий день, énaú^ia) или, возможно, сцена изображает невесту, которая еще сидит в своем доме, и в коробках ей приносят украшения и одежду, специально отложенные для торжества (первый день). В вышеприведенном фрагменте «Городов» точную функцию коробки также сложно определить, но, по крайней мере, принадлежность вещи к свадебным приготовлениям довольно прочно подтверждается большим количеством повторяющихся изображений на ya^iKoí, подарочных свадебных вазах.
Сходные с Eup. fr. 218 приготовления к свадьбе можно обнаружить в «Мире» Аристофана - комедии, поставленной в 421 году, через год после «Городов», тоже на Дионисиях. На наш взгляд, есть определенная вероятность, что Аристофан в «Мире» пребывает в диалоге с «Городами» Евполида. Аллегорическая невеста и женитьба на этой аллегорической невесте, которая символизирует окончание междоусобиц или, как минимум, снятие напряжения в политическом конфликте, - это не что иное, как оригинальная авторская фантазия, а не просто популярный комический топос. У «Мира» и «Городов» мно-
4
жество точек соприкосновения , и это только дополнительно подкрепляет нашу гипотезу о том, что в этой комедии Евполида имел место сюжет с аллегорической свадьбой. Когда Гермес в «Мире» передает главному герою двух «невест», Урожай и Зрелище ('Опюра и ®гюр(а), обнаруженных в пещере вместе с
гр v> гр V>
Тишиной, Тригей первым делом приказывает рабу подогреть воду, найти корыто, чтобы его невеста Опора совершила ритуальное омовение, и постелить ложе для новобрачных (Ar. Pax. 842-844), на сам свадебный пир гости приносят подарки (Ar. Pax.1206). На все эти действия также указывают предметы из фрагмента 218, как мы показали выше.
Гермес велит Тригею отвести невесту-Теорию пританам в совет (Ar. Pax. 713-714). Когда Теория появляется в совете, раб замечает, что кто-то делает знаки Тригею, который как бы вводит невесту в дом жениха:
Ar. Pax. 883-885:
{01.} 'eksivogi vstisi.
{ТР.} Тц;
{01.} "Оотц; Ар1фра§п^,
aysiv пар' arnov avxiPoXrov.
{ТР.} АМ', < ^sXs,
tov Zropov atirnq npoansarov ¿KMysrni.
{Раб} Вон тот кивает!
{Тригей} Который?
{Раб} Как который? Арифрад,
4
Например, «Города» Евполида и «Мир» Аристофана - единственные два источника, в которых упомянут афинский прорицатель Стилбид (Eup. 225, Ar. Pax.1031). Кроме того, в «Городах» упомянут прорицатель Гиерокл (Eup. 231), который является персонажем «Мира» (Ar. Pax. 1043-1126).
[тебе подает знак], умоляя увести ее с собой. {Тригей} Эдак он, дружок, припав, выхлебает ее похлебку!
Можно предположить, что Тригей и раб оберегают невесту от посторонних взглядов и домогательств, пока еще не произошел обряд «раскрытия» невесты, т.е. снятия фаты (áva-каАилтлрш). В этой связи стоит привести еще один фрагмент «1 ородов» Евполида, который, по всей видимости, взят из похожей сцены:
Eup. fr. 223:
ó ФШvoç oûtoç, tí apa npoç xaúi^v P^énsiç; oùk anoXipâ^siç slç ánoiKÍav Tivá;
Эй, Филин, ты чего на нее пялишься? Не шел бы ты куда подальше?
В вышеприведенном эпизоде из «Мира» Тригей по отношению к невесте-Теории исполняет роль дружки, паранимфа (napâvu^oç), по сути исполнявшего роль телохранителя, который должен был сопроводить невесту из отчего дома в дом жениха (Oakley, Sinos 1993: 27). Эта роль отнюдь не была символической. Паранимф был обязан строго оберегать еще закрытую в фату невесту, и, судя по одной истории о свадьбе на Хиосе, изложенной Плутархом, у паранимфа была даже «лицензия на убийство»: когда один пьяный гость на хиосской свадьбе попытался забраться в повозку к закрытой невесте, подъехавшей к дому жениха, паранимф его убил, и в дальнейшем даже не был наказан за этот поступок как убийца (Plut. De mul. virt. 244e). По всей видимости, и грубая реплика из фрагмента 223 принадлежит герою, исполнявшему в комедии Евполида роль паранимфа по отношению к полисам-невестам.
После того как паранимф-Тригей показал публике, что его не зря выбрали на эту почетную роль, он приказывает невесте сбросить на землю одежду (или часть одежды), то есть происходит комическая ávaKaAunTqpia, где невеста не только снимает фату, но, возможно, и довольно сильно оголяется (Ar. Pax. 886). Здесь роль паранимфа исчерпывается, и начинается следующая часть обряда, где уже всё внимание сосредоточено на невесте, и тем смешнее, что ее зовут Теория - зрелище. Вектор грубости
Тригея поворачивается на 180 градусов после снятия фаты: если до этого он защищал невесту и грубил гостю, то теперь он и его раб начинают грубить невесте, делая прозрачные непристойные намеки касательно ее похотливости:
Ar. Pax. 887-893:
{ТР.} ВоиХ^, npuxavsi;, opaxs x^v ©sropiav. LKsyaaO' oa' u^iv ayaOa ларабюою 9sp®v, юах' suOs®; apavxa; тю aKsXsi xawn; psxsrop® к&Т ayaysiv avappuaiv. Тоихг 5' opaxs xounxaviov. {01.} Оф,' ю; KaXov.
Aia хата Kai KSKanviKsv dp'- evxauOa yap про хой лоХерюи xa Xaaava xfl РоиХ^ лох' ^v.
{Тригей} Совет, пританы, смотрите на Теорию! Глядите, я столько благ вам принесу, что вы сразу разведёте ее поднятые ноги и немедля справите праздник Апатурий5. А здесь, смотрите, и печечка имеется. {Раб} Ох как славно!
а вот почему [печечка] прокоптилась-то -
здесь же Совет перед войной занимался кулинарией.
Комментаторы никак не интерпретируют поведение Тригея и его более чем странные обвинения и оскорбления в сторону невесты. Необъяснимыми остаются и три ключевых фрагмента «Городов», где на сцену выходят участницы хора Хиос, Тенос, Кизик и их на выходе «окатывают» едкими репликами и сравнениями с животными, а также обвинениями в похотливости:
Eup. fr. 245:
{A.} Т^о; awn,
лоХХой; £xouaa aкopлíou; sxei; xs {B.} auкoфavxa; <Xsysi;>.. .6
{А.} Вот Тенос, у нее имеется множество скорпионов и гадюк.
{В.} <Ты говоришь о> сикофантах?
5 avappuai^ считается 2-м днем праздника Апатурий, который проводился в сентябре-октябре (Olson 2002: 118).
6 Фрагмент печатается не по изданию Касселя и Остина, а в соответствии с новой конъектурой, разбивающей фрагмент на диалог между двумя участниками и, таким образом, уточняющей, что £Х£Ц -это не глагол в странной личной форме, а существительное ёхц, гадюка (Sansone 2011: 232-234).
Eup. fr. 246:
оитп Хю;, каЛ^ nóXic; <...>
népnsi уар ú^iv vatic; рякра; av5pa^ 0' ornv
Л пг Л Л A rv A rv Л ?г <г
каг таЛЛа nsiOapxsi каЛю;, алл^кто; юояер шло;. Вот Хиос, красивый город <.. .>
Отправляет вам военные корабли и мужчин, когда потребуется, и в остальном прекрасно повинуется, словно лошадь, которой не нужен удар кнута.
Eup. fr. 247:
{А.} ^ 5' ÚGTáTn пои 'a0'; {В.} Кб^ко; я^а arnrnprov. {А.} év Tfl5s Toívuv тр nóXsi фроирюу пот' ашо; уцуагк' éкívouv коЛЛи^ои каг лаг5а каг yéрovтa, ra^nv oX^v T^v ^péрav tov кúa0ov éккoрíZslv.
{А.} Где же последняя? {В.} Вот она Кизик, переполненная золотыми статерами.
{А.} Да уж, я в этом самом полисе некогда сам стоял на страже, имел за грош и женщину, и мальчика, и старика, и можно было целый день развлекаться с pudenda muliebria.
«Города» Евполида и «Мир» Аристофана не единственные образцы древней комедии, где имеется поношение невесты или сравнение ее с животным. Похожие высказывания мы можем увидеть и в «Ахарнянах»: когда Дикеополь заключает свой «персональный» мир со Спартой, он начинает мечтать о том, как выдаст свою дочку замуж:
Ar. Ach. 254-256:
рягарю; OGTi; о' ónúasi какло^о£та1 уаЛа; оои pn5sv ^ттои; P5siv, énsi5áv орОро; fi.
Как счастлив будет тот, кто возьмет тебя в жены и наплодит куниц,
которые ничем не хуже тебя будут выпускать ветры на рассвете!
Логично предположить, что когда отец говорит, что дети его дочери будут очень похожими на нее куницами, то он и ее саму тоже считает куницей. На наш взгляд, 246-й фрагмент Евполида, где Хиос сравнивается с лошадью, и вышеприведенные строки «Ахарнян», где дочка Дикеополя сравнивается с куницей, указывают на зависимость Евполида и Аристофана
от такого малопопулярного среди исследователей архаического текста как уоуо<; yuvaiKrov, хуление женщин, Семонида Амор-госского. В этом тексте VII-го века мы видим каталог разных типов плохих жён, пороки которых различны за счет того, что произошли они от разных животных или стихий (свинья, лиса, собака, земля, море, осел, куница, лошадь, обезьяна). Всех плохих жен (кроме единственной хорошей, произошедшей от пчелы) характеризует та или иная нескромность, невоздержанность - похотливость, обжорство, расточительность (LloydJones 1975). Куница у Семонида похотлива и столь ненасытна, что подъедает остатки еды после жертвоприношений (Sem. fr. 7. 50-56), а лошадь - красивая, верная, но очень любит роскошь и много на нее тратит (Sem. fr. 7. 57-70).
Существует мнение, что в «Облаках» тоже есть отсылка к образу лошади из псогоса Семонида (Griffith 1993; Lloyd-Jones 1975: 78-79). Очень похожей по своему типажу и поведению на женщину-лошадь оказывается жена Стрепсиада. Старик описывает первую брачную ночь, где он впервые унюхал, что от жены пахнет расточительностью и обжорством, и проклинает сваху, что свела его с женой (Ar. Nub. 41-52). Стрепсиад винит породу жены в том, что сын получился любителем роскоши и лошадей, и даже имя ему пришлось выбрать «конное» - Фидип-пид (Ar. Nub. 61-67). Однако, какого еще можно было ожидать потомства, если женишься на невесте-лошади или невесте-кунице? И Фидиппид из «Облаков» и будущие внуки Дикео-поля из «Ахарнян» по мысли Аристофана «пошли в мать», только и всего.
Как мы видим, весь приведенный нами материал по теме поношения женщин имеет те или иные точки пересечения. В контексте реконструкции комедии Евполида «Города» нам важно перечислить свидетельства, показывающие, что хуление, сравнение женщин с животными и обвинения в похотливости -это часть свадебного обряда. Мы уже видели на примере параллелей из комедий Аристофана, что в контексте свадьбы невест часто ругают.
Все эти факты можно интерпретировать по-разному, но мы бы хотели предложить следующее объяснение: на наш взгляд, Евполид, Аристофан и Семонид восходят к одному фольклорному источнику. И так как античный фольклор нам не доступен, в данной ситуации мы воспользуемся русским фольк-
лором, тем более что такой специфический фольклорный жанр, как песни, обругивающие новобрачных, как кажется, не популярен в иностранной фольклористике.
В отечественной фольклористике выделяется поджанр свадебных песен под названием корильные песни (Круглов 1978). По свидетельствам из Вологодской и Смоленской губерний конца Х1Х-го века, корильные песни начинали исполняться, когда невеста прибывала в дом жениха и ее встречали на пороге будущие родственники (Круглов 1978: 54-55), т. е. в терминах афинской свадьбы это лроаиХга. В русском фольклоре в основном зафиксированы корильные песни о женихе, свекрови, сватах, однако, это не значит, что корильных песен, сочиненных «в укор» невесте, вовсе не существовало - они просто не сохранились или позднее могли быть цензурированы вследствие их неприличного содержания. Тем не менее сохранившиеся корильные песни, даже при том что в них не укоряется невеста, удивительно похожи и по тональности, и по образности, и по функции на те разнообразные примеры из древней комедии и псогоса Семонида7, которые были приведены нами выше.
В русских корильных песнях о женихах регулярно прослеживается сравнение жениха с животными, подчеркивается его животная натура, противопоставленная натуре невесты:
Наша-то Наташа не пара тебе, Тебе-то пара - во дворе свинья, Полосатая, с поросятами (Там же: 159).
Он тебе чуж чуженек, У него поросячий душок! Он с курами клевал, С поросятами едал! (Там же)
Но звериные образы, примененные к невесте, тоже можно обнаружить:
Табакур, табакур - Иванечка, Прокурил коника на табачке, Поехал жениться на собачке: Петухи-певуны позапряжены,
7
Существует предположение, что псогос Семонида исполнялся мужчинами на свадебных пирах, но только так, чтобы женщины и невеста его не слышали, так как текст оскорбителен для них (Schear 1984: 44).
Поросята-мышинята позаузданы, А серые кошки в пристяжке! (Там же: 160)
Также высмеивается нескладная внешность жениха:
Сам шестом,
Голова пестом,
Уши ножницами,
Руки грабельками,
Ноги вилочками,
Глаза дырочками (Там же: 159)
История в этой корильной песне, сочиненной для свахи, напоминает фрагмент «Городов», в котором говорится о дешевизне полиса Кизика (Еир. 247):
Ехала свашенька из города,
Свесила ноженьки из короба,
Увидели свашеньку два щеголя,
Приударили свашеньку в два шелепа;
Свашенька испугалася,
На дохлу курицу кидалася;
Стучит, гремит на улице,
Едет сваха на курице,
Пестом она погоняет,
На свадьбу поспешает!
Уж как дружко-то Захар
Гонит ее сзади на базар -
Продать, хоть не из рожи,
А пусть хоть бы из кожи,
Да не один мясник божится,
Что и шкура не годится;
Один только Мартын
Давал за нее и с курицей алтын! (Там же: 171)
Отечественные фольклористы сходятся во мнении, что функция корильных песен изначально магическая (Круглов 1978: 53; Аникин 1970: 118-119). Брань и хула в рамках свадебной обрядности должны были обмануть темные силы, отвадить злых духов от новобрачных. Одним словом, функция корильных песен была апотропеической. Во многих традиционных культурах существует представление о том, что люди, проходящие лиминальный обряд, особенно уязвимы, так как они уже расстались со своей предыдущей жизнью, но еще не вступили в новую (Ре1горои1оБ 2008: 111). Очевидно, что в
такой переходный момент повышенной уязвимости жениху и невесте нужна максимальная защита от дурного глаза, от порчи. И как инструмент защиты используются корильные песни. Как образцы этого суеверия древнегреческая культура хранит не одну историю о трагических смертях и невест, и женихов. Ад-мет пренебрег жертвоприношениями Артемиде, а затем зашел в спальню к своей невесте Алкесте и попал в комнату, полную ядовитых змей (Apollod. 1. 9. 15). В итоге Алкеста пожертвовала собой и умерла вместо Адмета. Есть версия, что герой Гимен (от имени которого происходит название еще одного жанра свадебной песни, гименей) умер в первую брачную ночь (March 2014). Греческая мифология недвусмысленно показывает, что на свадьбе всегда может случиться что-то плохое. Легендарная кентавромахия, битва кентавров, произошла на свадьбе Пирифоя и Гипподамии (впервые отведавшие вина кентавры потеряли контроль и вступили в драку с другими гостями свадьбы, а также попытались похитить и других женщин, и саму невесту).
Конечно, с полной уверенностью утверждать, что в древней Греции существовали свадебные корильные песни, которые проникли в древнюю комедию и ямбы Семонида, мы не можем, это предположение не доказуемо на сто процентов. Однако, сопоставление компонентов корильных песен, псогоса и комедии может помочь нам в реконструкции утерянной пьесы Евполида.
Корил. песни Semon. fr.7 Ar. Ach Ar. Nub Eup. Pol Ar. Pax
Хуление невесты/ жениха + + + + + +
Контекст свадебн. ритуала + ? + + ? +
Сравнение с животн. + + + + + ?
По данной таблице мы видим, что в отрывках из «Ахарнян» и «Облаков» наверняка присутствует фольклорный компонент, восходящий к свадебным песням, похожим на русские корильные песни. При этом невеста-куница и невеста-лошадь, скорее всего, напрямую восходят к псогосу Семонида. К этому же псогосу (а возможно, и каталогу женщин) восходят отрывки из хора полисов в «Городах» Евполида. Сами же «Города», на наш
взгляд, были одним из источников «Мира». Вся эта череда множественных совпадений лучше всего может быть объяснена предположением о том, что одной из центральных сюжетных линий «Городов» Евполида была свадьба.
Таким образом, реконструкция пьесы в контексте афинского свадебного ритуала, на наш взгляд, следующая: Fr. 243 - подбор женихов для невест. Fr. 254 - получение приданого.
Fr. 218 - подготовка невесты к свадьбе, подготовка супружеского ложа.
Fr. 223 - паранимф защищает невесту перед снятием фаты в доме жениха (часть второго дня свадьбы, проабЬш).
Fr. 245, 246, 247 - апотропеические свадебные песни, исполняемые после снятия невестой фаты в доме жениха (часть проабЬш).
В итоге, как резонно предположить, завершалась пьеса свадебной процессией и в конце хор полисов, вышедших замуж за афинских женихов, исполнял гименей, как и в «Мире» Аристофана, поставленном через 1 год после «Городов».
Источники и литература
Anikin, V. G. 1970: Kalendarnaya i svadebnaya poeziya [Calendar and wedding poetry]. Moscow.
Аникин, В. Г. 1970: Календарная и свадебная поэзия. Москва. Griffith, R. D. 1993: Strepsiades' Bedroom, Wife and Sufferings: Three Notes on the Prologue of Aristophanes' Clouds. Prometheus 19, 135-142.
Kassel, R., Austin, C. 1986: Poetae Comici Graeci. Vol. V: Damoxenus -
Magnes. Berlin-New York. Kruglov, Y. G. 1978: Russkie svadebnye pesni [Russian wedding songs]. Moscow.
Круглов, Ю. Г. 1978: Русские свадебные песни. Москва. Lloyd-Jones, H. 1975: Females of the species: Semonides on women. London.
March, J. 2014: Dictionary of Classical Mythology. 2nd edition. Oxford
and Havertown. Norwood, G. 1931: Greek Comedy. London.
Oakley, J. H., Sinos, R. H. 1993: The Wedding in Ancient Athens. Madison. Olson, S. D. 2002: Aristophanes: Acharnians. Oxford. Olson, S. D. 2016: FrC 8.2 Eupolis - Heilotes - Chrysoun genos (frr. 147325). Heidelberg.
Petropoulos, J. 2008: Greek magic: ancient, medieval and modern.
London; New York. Raspe, G. C. H. 1832: De Eupolidis Arfjuoig ac nolsaiv. Leipzig.
1416
e. fl. ^ymh^hha
Rosen, R. M. 1998: The gendered polis in Eupolis' Cities. In: G. Dobrov (ed.). The City as Comedy: Society and Representation in Athenian Drama. Chapel Hill; London, 146-176. Sansone, D. 2011: Eupolis, fr. 245 K.-A. (Poleis). Rheinisches Museum für
Philologie 154 (2), 232-234. Schear, L. 1984: Semonides fr. 7: Wives and their Husbands. Échos du
monde classique 28, 39-49. Sidwell, K. 2009: Aristophanes the Democrat: The Politics of Satirical
Comedy during the Peloponnesian War. Cambridge. Storey, I. C. 2003: Eupolis: Poet of Old Comedy. Oxford. Storey, I. C. 2011: Fragments of Old Comedy. Volume II: Diopeithes to Pherecrates. Cambridge (Massachusetts); London.
Ar.Ach., Ar.Pax., Ar.Nub. - Aristophanis fabulae, I, ed. by N.G. Wilson. Oxford, 2007.
Ar.fr. - Poetae Comici Graeci, Vol. III, 2. Aristophanes: Testimonia et
fragmenta, ed. R.Kassel et C.Austin. Berlin-New York, 1984. Eup.fr. - Poetae Comici Graeci, vol. V: Damoxenus - Magnes, ed. R.Kassel et C.Austin. Berlin-New York, 1986.
E. D. Shumilina. Towards the reconstruction of the comedy «Cities» by Eupolis
Our article aims to reconstruct Eupolis' fragmentary comedy «Cities», on the basis of the hypothesis that one of the plot lines of the play was a wedding rite. We used similar episodes from Aristophanes' comedies «Peace», «Acharnians» and «Clouds», the psogos of Semonides of Amorgos (yoyoç yuvaiKrov), images on wedding vases of the 5-th century BC (Xeßnxs^ ya^iKoi) and Russian wedding folklore. Seven fragments of comedy were proved to correlate with certain stages of the Athenian wedding rite and their sequence is reconstructed according to the ritual. Particular attention has been paid to the genre of abusive wedding songs -a hypothetical Greek wedding folklore, on which, in our opinion, the psogos of Semonides and the ancient comedy are dependent.
Key words: ancient comedy, Eupolis, Aristophanes, Semonides, wedding songs, polis, psogos
