CC BY
72
ББК 63.3(2)52 YAK 94(47)
М.А. ДАВЫДОВ
К ПРОБЛЕМЕ ЗЕМЛЕУСТРОЙСТВА В СТРАНАХ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ И В РОССИИ
M.A. DAVIDOV
TO A LAND MANAGEMENT PROBLEM IN THE COUNTRIES TO WESTERN EUROPE AND IN RUSSIA
В статье сравниваются процессы землеустройства в Западной Европе и России. Это сравнение позволяет автору сделать вывод о том, что претензии и упрёки, которые предъявляются к реформе Столыпина неосновательны.
The article compares the processes of land development in Western Europe and Russia. This comparison allows the author to conclude that the claims and accusations that are made to reform Stolypin unfounded.
Ключевые слова: Столыпинская аграрная реформа, землеустройство, принуждение, ликвидация чересполосицы.
Key words: Stolypin's land reform, land management, coercion, elimination of overlapping of peasant land.
Аграрные преобразования П.А. Столыпина, стержнем которых было внутринадельное землеустройство, остаются едва ли не самой дискутируемой проблемой истории имперской России.
Цель данной статьи - путём сопоставления основных тенденций землеустроительной политики в странах Западной Европы и в России показать неосновательность таких застарелых претензий к реформе, как её искусственный, «кабинетный» характер насильственное разрушение общины, несоответствие преобразований хозяйственному строю российской деревни и психологии крестьянства и т.п.
Как известно, значительная часть российского общества выступила против реформы, которая предоставляла 100 миллионам крестьян, уравненных в правах с остальным населением, в том числе и в отношении права собственности на землю, возможность самим решать, как им жить.
И уже поэтому ясно, что реформы Столыпина были неприемлемы для очень широкого круга тех современников, конечной целью которых было управление народом, какой бы демагогией это не камуфлировалось, для всех защитников общины и даже для таких её противников (на словах), как марксисты, ибо успех преобразований лишал их деятельность, а иногда и жизнь, смысла. Ленин, в частности, считал, что в случае победы Столыпина надежд на победу революции не останется.
Масштабная и вполне продуманная антистолыпинская пиар-кампания началась уже в 1906 г. и, по понятным причинам, набрала максимальные обороты после 1917 г. Она была чрезвычайно успешна, поскольку тезис о «провале» реформы П.А. Столыпина фактически общепринят и сейчас у так называемой читающей публики.
Итак, насколько оправданы упрёки в неестественности самой идеи землеустройства, насильственном характере реформы, и др.?
Ответить на этот вопрос помогает история землеустройства в странах Запада, которая стала объектом внимания отечественных исследователей, прежде всего, А.А. Кофода накануне и во время реформы [4, 3, 1].
В широком смысле под землеустройством следует понимать систему мероприятий, нацеленных на оптимальную реорганизацию деревенской сельскохозяйственной (или заново колонизуемой) территории, в идеале - на создание единоличных хозяйств, владельцы которых могли бы обрабатывать свою землю независимо от соседей, что считается залогом сельскохозяйственного прогресса.
На определённой стадии экономического развития потребность в землеустройстве возникает в различных странах, и в этом смысле можно говорить о том, что землеустройство - факт всемирно-исторический. Эта потребность в одних странах удовлетворяется, в других - нет, что само по себе очень интересно. В данной статье я касаюсь только землеустройства европейских странах, оставляя пока в стороне колонизацию США, Канады, Аргентины.
Как известно, необходимость в землеустройстве вырастает из недостатков деревенской системы расселения, которое всегда связано с чересполосицей, принудительным севооборотом и большими массивами земель общего пользования.
Стремление придать отдельным владениям удобную для ведения самостоятельного хозяйства форму раньше всего проявилось в Англии в виде «огораживаний», настолько убедительно «воспетых» К. Марксом в XXIV главе «Капитала», что в пореформенной России по невежеству поверили в то, что разорение крестьянства - закономерность европейской истории. В результате огораживаний деревни постепенно исчезали, вместо них возникло множество отдельных ферм.
В континентальной Европе первый известный случай разверстания чересполосицы имел место в Шлезвиг-Гольштейне в XVI в., и землеустройство оказалось там чрезвычайно успешным. В Дании XVIII в. правящая элита включала большое число голштинцев, и именно они перенесли в неё реформу, имевшую безусловный успех на их родине.
В Швеции землеустройство началось одновременно с Данией, причём примером была Англия. В Финляндии разверстание началось ещё до присоединения к России и продолжалось после 1809 г., причём законодательство постоянно совершенствовалось по шведским образцам. Землеустройство шло здесь настолько энергично, что на севере страны развёрстывались даже оленьи пастбища.
В Пруссии землеустройство началось при Фридрихе Великом, но размах получило после принятия в 1821 г. закона о разделе общих пользований.
Проведённые Кофодом исследования позволили ему придти к выводу, что успешное землеустройство невозможно без определённой и иногда значительной доли принуждения.
Во исполнение желания меньшинства владельцев чересполосных и общих земель в принудительном порядке изменяется внешняя форма всех других владений, связанных с владениями ходатаев чересполосицей и/или общностью землепользования.
Те землеустроительные законы, которые отвергали принуждение, нарушавшее понятия о незыблемости земельной собственности, оказывались бесполезными, поскольку ничего не меняли по существу. Позже на смену им часто приходило более радикальное законодательство.
В этом плане различие между законодательствами отдельных стран, землеустройство в которых было успешным, заключается только в мере принуждения. В Скандинавии, включая Финляндию, например, вся площадь чересполосицы и общих пользований развёрстывалась принудительно по заявлению лишь одного участника. В Пруссии для того же требовалось согласие 25% владельцев, в других германских государствах - до 50% владельцев той же площади. Лишь Англии для реализации составленного проекта необходимо представителей 2/3 стоимости реорганизуемой площади.
Неизбежность принуждения для успешного проведения землеустройства определяется самой сутью решаемых проблем.
Основной целью землеустройства является придание территории каждого отдельного владения возможно более удобной для ведения хозяйства формы; другими словами, каждое владение должно быть настолько округлено, насколько это по местным природным условиям возможно, без лишения хозяйства необходимых ему угодий.
Однако подобная операция неминуемо должна коснуться всех или части смежных с ним участков других владельцев, а если владение состоит в дробной чересполосице с другими земельными участками, его округление почти наверняка вызовет изменение границ всех этих участков и т.д.
«На первый взгляд, получается нечто вроде заколдованного круга. С одной стороны, казалось бы, важнейшая из задач государственной власти заключается именно в охранении от всякого посягательства права собственности частных лиц. С другой же, заботясь об экономическом преуспеянии сельского хозяйства, государство должно поощрять округление сельских владений. Однако, как показал опыт, эта операция практически исполнима лишь при условии принудительного изменения права собственности владельцев, несогласных на разверстание чересполосных участков.
Таким образом, законодатель становится перед дилеммою: либо отказаться от уничтожения чересполосицы, либо сознательно идти на принудительное нарушение существующей формы земельного владения. В настоящее время этот вопрос настолько освещён историей, что законодателям нечего льстить себя надеждой на возможность проведения целесообразной землеустроительной реформы без значительной доли принудительности» [8, с. 347-348].
Когда во второй половине XVIII в. в Дании, Швеции и Пруссии правительство начало робко содействовать разверстанию, опыт отсутствовал. Деликатность первых мероприятий объясняется тем, что идея выгод от развер-стания не стала ещё общим достоянием. Соответственно, и законодатели сразу могли решиться на насильственное изменение «дотоле незыблемого права собственности, на котором был основан весь существовавший правопорядок, весь государственный строй».
На это пошли только после того, как, с одной стороны, стали ясны очевидные преимущества новой формы землеустройства, а, с другой, стало понятно, что без усиления давления на крестьян этим последним не суждено эти преимущества реализовать. Характерно, что, осознав это, все три правительства сразу дошли до максимума - до принудительного выдела из общины каждого желающего.
Прусское правительство вскоре смягчило свою позицию, но в Дании и Швеции его проводили последовательно вплоть до окончания ликвидации чересполосных и общих владений. Крайне важно, что принудительный выдел превратился в принудительное разверстание целых селений по заявлению хотя бы одного участника.
Во второй половине XIX в. экономические выгоды правильного землеустройства в принципе были неоспоримы - достаточно вспомнить введение гомстедов в США и т.д. Однако прерию делить легко. В Старом же Свете ситуация по-прежнему оставалась очень сложной, и нарушение частной собственности воспринималось без энтузиазма. Так, в Австрии, несмотря на убедительные примеры соседних Пруссии и Венгрии, полувековая агитация в пользу землеустройства вплоть до начала ХХ в. не завершилась принятием общеимперского закона. В государствах Юго-Западной Германии законы лишь регулировали, но не уничтожали чересполосицу. О том же говорят случаи Франции и Голландии и др.
Из всего вышесказанного Кофод делает совершенно правильные выводы, подтверждённые всем ходом Столыпинской аграрной реформы.
Во-первых, он постулирует, что между уровнем радикальности землеустроительных законов в разных странах, к восприятию которых можно склонить тамошнее крестьянство, с одной стороны, и уровнем развития аграрно-
го сектора и его ролью в народном хозяйстве этих стран, с другой, существует «твёрдая связь».
Кофод пишет: «Чем выше стоит сельское хозяйство и чем меньшую роль оно играет в экономической жизни страны, тем труднее бывает склонить сельское население к коренному изменению стародавнего распределения земли; отношение же сельского населения к такому близко затрагивающему его интересы вопросу, как землеустройство, не может не отразиться на соответствующем законодательстве».
Действительно, в Северной Европе в момент начала реформы сельское хозяйство для крестьян было главным источником средств к существованию. А наименее радикальное законодательство было в западных и юго-западных районах Германии, где благополучие крестьян в XIX в. больше зависело от фабрик и ремесла, чем от сельского хозяйства.
Особое положение Англии в этом отношении объяснялось тем, что способы производства разверстания сложились в ней в то время, когда интересы сельского хозяйства доминировали над промышленными[8, с. 347-348].
Во-вторых, Кофод доказывает, что есть сильная корреляция между степенью радикальности разверстания и уровнем культурного развития народов в момент, когда производится реформа.
То есть, землеустроительную реформу нельзя провести в любой момент.
«Пока население не достигло соответственной культурной ступени, принципы землеустройства, связанного с расселением, не только не пользуются сочувствием, но даже встречают почти неодолимые препятствия в упорном сопротивления народа. Примером этого является чрезвычайно медленное распространение разверстании в средние века в Англии...
С другой стороны, когда степень культурного развития, подходящая для проведения рационального землеустройства, будет пройдена, тогда сельское население ставит новые препятствия разверстанию. Тогда, вследствие более крупной разноценности участков, вызванной различною культурою их, трудно бывает добиться согласия землевладельцев на более или менее значительное сокращение чересполосицы, и приходится совершенно отказаться от мысли образования правильных хуторов, так как крестьяне уже не соглашаются больше выселяться из деревень».
Параллельно с подъёмом культуры растут и потребности населения. В больших сёлах и деревнях они постепенно принимают городской характер, который выражается, среди прочего, в усилении потребности постоянного общения с односельцами. Поэтому крестьяне уже не хотят отказываться от полугородского образа жизни. В то же время растёт постройки расширяются, а стоимость их увеличивается, что является реальным препятствием к расселению культурно развитых крестьян.
Об этом говорил пример Германии. «Немцы не расселялись и не расселяются одновременно с разверстанием; хутора возникают впоследствии, и то в основном в восточных провинциях Пруссии, т.е. в местностях преимущественно земледельческих и с наименее старокультурным населением» [8, с. 350-352].
Приведённая выше информация даёт ценный материал для понимания течения Столыпинской аграрной реформы и в самом общем виде позволяет сделать следующие заключения.
Во-первых, крестьянство консервативно не только в отсталой России с неграмотным на 80% населением. Обильный материал, приводимый Кофо-дом, который я не могу привести в силу ограниченности объёма статьи, убедительно подтверждает это.
Во-вторых, даже осознанная экономическая целесообразность тех или иных нововведений не всегда приводит к их реализации в жизни. Хотя хуторское хозяйство - при прочих равных - имеет для трудолюбивого человека огромные преимущества, но для людей не все измеряется финансовой выгодой.
В-третьих, случаи стихийного народного «творчества» в деле землеустройства крайне редки. Повсюду оно было либо инициативой отдельных энергичных дворян, либо правительства, поверившего в эффективность этих мер. Крестьянство начинает поддерживать эти преобразования лишь тогда, когда убеждается в их практической выгоде для себя, т.е. видит рядом живой пример.
В-четвёртых, землеустройство - не «кабинетная» идея. То, что потребность в землеустройстве объективна, доказала история его российского варианта.
В 1901 г. Кофод открыл не более и не менее как факт самостоятельных (!) разверстаний крестьянами общинных земель на хутора. Он отыскал в Волынской, Гродненской, Ковенской, Витебской, Могилевской, Псковской и Смоленской 10 районов расселения, захвативших 64 волости и 947 селений, образовавших 20253 хуторов на площади в 223,5 тыс. дес. земли. В среднем каждое хозяйство получило 11 гектаров. Они возникали независимо друг от друга, начиная с 1870-х гг. В этих губерниях крестьяне могли опираться на сколько-нибудь определённую юридическую базу - они были под-ворниками. Характерно, что факт самостоятельного перехода двух десятков тысяч крестьянских дворов новой жизни в целом прошёл мимо внимания правительственных органов и общества, дружно занятых поддержанием общинных порядков и мечтами о разных вариантах социализма - от народнического до бюрократического, построенных на основе уравнительно-передельной общины.
Проведённое Кофодом исследование «Крестьянские хутора на надельной земле» (СПб., 1905) произвело большое впечатление на подготовленных читателей, однако такие были в меньшинстве.
В России, как и в ряде других стран, сила примера была основным инициирующим началом в начале землеустройства. Кофод так описывает начало первых разверстаний в Белоруссии. Крестьяне деревни Загородной Витебской губернии, будущие пионеры разверстаний в России, в своё время «сообща хотели купить одно имение, чья земля примыкала к их землям. Несколько лет они договаривались и торговались, пока однажды в 1876 году не появилась группа латышских крестьян, которые, предложив более высокую цену, выхватили это имение у них из-под носа».
Поскольку латышские крестьяне всегда и везде ведут своё хозяйство единолично, то купившие разделили землю между собой на хутора. Крестьяне Загородной с понятной недоброжелательностью и понятным же вниманием следили за всем, что у них происходит. «Способ ведения этими латышами полевого хозяйства заинтересовал их в высшей степени, и вскоре они начали обсуждать на сходах, не стоит ли им последовать им примеру латышей».
Споры шли три года, а на четвёртый год крестьяне решили разделить всю их общую землю на две одинаковые части. Те, которые хотели выселиться, получили одну часть, те, кто хотел оставаться в общине, получили другую часть.
Через три года ещё одна деревня последовала примеру уже разверстав-шейся. После этого разверстание пошло несколько быстрее» [5, с. 135]. Через 20 лет разверсталось уже несколько сот деревень. Аналогичным образом, кстати говоря, по совершенно той же схеме приобщались крестьяне и к агротехнике и приёмам ведения интенсивного хозяйства [2, с. 576-603].
Этот процесс самостоятельного, самодеятельного расселения крестьян западных губерний лучше всего свидетельствовал о том, что, по крайней мере, в некоторых районах России крестьяне созрели для новой жизни задолго до того, как правительство задумалось над землеустроительной реформой.
Комментируя этот процесс, Кофод отмечает, что история этих раз-верстаний «указывает путь к подготовлению населения. Все самостоятельно развившиеся районы возникли под прямым влиянием наглядных примеров хуторских устройств, подходящих к земельному положению крестьян
ближайших окрестностей...нужно прежде всего наглядно убедить их в пользе намеченной реформы для них... Кое-где крестьяне уже вполне убедились в выгодности нового устройства да как будто боятся начать - ждут толчка. В таких местах нужны не показательные хутора, а толковые руководители, опытные землемеры и законодательство, облегчающее и регулирующее производство дела вообще» [6, с. 118-119].
Подводя итоги дореформенного разверстания, Кофод ещё до начала преобразований писал: «Очевидно, наступил благоприятный культурный момент в народном развитии для производства разверстания чересполосицы.
С одной стороны, пробудилась в крестьянах потребность заменить чересполосное распределение земли другим устройством, более удобным в хозяйственном отношении и предоставляющим более свободы личной инициативе.
С другой же стороны, в русских деревнях ещё не развился тот полугородской уклад жизни, который заставляет немецких крестьян... смотреть на расселение, как на нечто совершенно немыслимое; иной из них лучше умрёт, чем согласится жить на хуторе, среди поля, а стоимость переноса ...усадеб в общем ещё не настолько велика, чтобы составить серьёзное препятствие расселению. Но время не терпит, ежегодно увеличивается число каменных построек в деревнях... Что действительно теперь наступил удобный культурный момент для разверстания чересполосицы... убеждает беспримерная в аграрной истории Европы быстрота распространения расселения и радикальность производства его везде в России, где крестьяне имели возможность воочию убедиться в выгодности хуторского хозяйства в сравнении с чересполосным. При этом до сих пор расселение целиком происходило по добровольному и почти всегда единодушному соглашению крестьян, без содействия принудительных законов, как это делалось и делается в Европе везде, где крестьяне вообще переходят на хутора» [6, с. 120-121].
Надо сказать, что П.А. Столыпин и его сотрудники вовсе не рассчитывали на то, что реформа будет иметь такой «головокружительный успех» [7, с. 139]. Кофод признавался, что «никто, даже я сам, не верил в то, что раз-верстание в течение первых лет получит сколько-нибудь значительное распространение за пределами тех губерний, где крестьяне практиковали его по собственному почину».
И здесь мы подходим к следующей традиционной претензии к Столыпинской аграрной реформе - в её насильственном характере. Тема эта обширная, и противники преобразований и до, и после 1917 г. со вкусом её обсуждали.
Особенно умилительно выглядят обвинения Столыпина-реформатора в насилии, предъявляемые членами той партии, которая попросту устроила коллективизацию и «голодомор» на пространстве от Днестра до Сыр-Дарьи, не говоря о комбедах и продразвёрстке.
Впрочем, и не народникам всех мастей, которые десятилетиями без ведома крестьянства готовили для него свой вариант «социализма» (о перспективах которого вполне позволяет судить аграрная реформа, которую они готовили во Временном правительстве) было упрекать Столыпина в принуждении крестьян.
Насколько это претензии были обоснованы можно судить по тому, что указания указа 9 ноября относительно права требовать проведения землеустройства на фоне «европейских стандартов» были более чем скромны.
В России для того, чтобы провести разверстание, требовалось, в зависимости от формы землевладения, согласие от 1/2 до 3/4 владельцев наделов. В то же время в Пруссии, как мы видели, достаточно было согласия владельцев 1/4 развёрстываемой площади. Во всей Скандинавии, включая Финляндию, любую деревню могли разверстать по требованию одного-единственного владельца надела.
Поэтому упрёки Столыпинского землеустройства в насилии являются, конечно, несостоятельными.
Столь же неубедителен тезис о «хуторизации всей страны» как главной цели реформы (Анфимов, П. Зырянов и др.), игнорирующий групповое землеустройство.
Россия была сложным, если так можно выразиться, историко-юри-дическим феноменом. Система землевладения и землепользования в Европейской России была очень сложной, если не сказать запутанной. Это было прямым следствием предшествовавшей крепостнической истории страны. А поскольку каждая губерния (и множество уездов) была отдельным миром со своими особенностями этой истории, со своей природой и географией, составом населения и т.д., то трудности землеустройства представляются вполне естественными. Нельзя не отметить при этом, что механизм реформы, настроенный на учёт региональных особенностей, в этом смысле был достаточно гибким. Правительство совершенствовало его, оперативно учитывая опыт реформы, расширяло полномочия Комиссий, вводило новые категории землеустройства, необходимые для прогресса преобразований и, можно думать, продолжало бы делать это и дальше (в частности, разрешив больную для Западных губерний проблему сервитутов).
Проиллюстрировать сказанное помогает таблица 1, позволяющая увидеть, как менялось в ходе реформы соотношение между отдельными видами землеустройства, что отражало региональные особенности землевладения и землепользования.
Таблица 1
Общее число ходатайств об отдельных землеустроительных действиях
Годы 1 2 3 4 5 6 7 8 Всего
1907-1911 925453 384888 989065 84305 6999 200661 41185 921 2633477
1912 278226 177143 352706 30588 112945 111600 39629 123408 1226245
1913 322762 144761 216162 51521 80587 137803 27820 124326 1105742
1914 214907 115760 149086 35598 52052 121563 17746 121384 828096
1915 67808 43334 83806 18285 33478 61921 4831 67457 380920
1912-1913 600988 321904 568868 82109 193532 249403 67449 247734 2331987
1907-1913 1526441 706792 1557933 166414 200531 450064 108634 248655 4965464
1914-1915 282715 159094 232892 53883 85530 183484 22577 188841 1209016
1912-1915 883703 480998 801760 135992 279062 432887 90026 436575 3541003
1907-1915 1809156 865886 1790805 220297 286061 633548 131211 437496 6174460
1907-1915** 783429 359517 723311 75264 31505 186401 19809 181268 2360504
ТО ЖЕ В ПРОЦЕНТАХ
Годы 1 2 3 4 5 6 7 8 Всего
1907-1911 35,1 14,6 37,6 3,2 0,3 7,6 1,6 0,03 100
1912 22,7 14,4 28,8 2,5 9,2 9,1 3,2 10,1 100
1913 29,2 13,1 19,5 4,7 7,3 12,5 2,5 11,2 100
1914 26,0 14,0 18,0 4,3 6,3 14,7 2,1 14,7 100
1915 17,8 11,4 22,0 4,8 8,8 16,3 1,3 17,7 100
1912-1913 25,8 13,8 24,4 3,5 8,3 10,7 2,9 10,6 100
1907-1913 30,7 14,2 31,4 3,4 4,0 9,1 2,2 5,0 100
1914-1915 23,4 13,2 19,3 4,5 7,1 15,2 1,9 15,6 100
1912-1915 25,0 13,6 22,6 3,8 7,9 12,2 2,5 12,3 100
1907-1915 29,3 14,0 29,0 3,6 4,6 10,3 2,1 7,1 100
1907-1915** 33,2 15,2 30,6 3,2 1,3 7,9 0,8 7,7 100
Источник: Отчётные сведения о деятельности землеустроительных комиссий на 1 января 191... г. СПб.
Значения п.1-8 первой строки:
1. Разверстание на хутора и отруба земель целых селений
2. Выдел отрубных участков отдельным домохозяевам
3. Выдел земель отдельным селениям сельских обществ
4. Выдел земель выселкам и частям селений
5. Разверстание на отрубные участки земель, включённых в одну дачу развер-
стания
6. Уничтожение чересполосности с прилегающими владениями
7. Раздел угодий общего пользования крестьян и частных владельцев
8. Отграничение земель
*Категории 1, 2, 5 относятся к личному землеустройству, категории 3, 4, 6-8 -к групповому землеустройству.
**Строка, выделенная курсивом, содержит число утверждённых землеустроительных проектов в рамках данного вида землеустройства
Таблица 2, в которой приводится среднегодовое число ходатайств по периодам, в числе прочего, наглядно показывает, что говорить о спаде землеустройства после 1911 г. нет никаких оснований, несмотря на начавшуюся Мировую войну.
Таблица 2
Среднегодовое число ходатайств по видам землеустройства*
Годы 1 2 3 4 5 6 7 8 Всего
1907-1911 231363 96222 247266 21076 1750 50165 10296 230 658369
1912-1913 300494 160952 284434 41055 96766 124702 33725 123867 1165994
1914-1915 141358 79547 116446 26942 42765 91742 11289 94421 604508
1912-1915 220926 120250 200440 33998 69766 108222 22507 109144 885251
1907-1915 226145 108236 223851 27537 35758 79194 16401 54687 771808
Значения пунктов 1-8 первой строки представлены в таблице 1 *1907-1911 гг. принимаются за четыре года
Таким образом, привлечение материалов по истории землеустройства в странах Западной Европы, даёт возможность считать неосновательным сформировавшийся более ста лет назад набор претензий к аграрной реформе Столыпина. Безусловно, все возможности такого сравнительного анализа данной статьёй далеко не исчерпываются.
Литература
1. Бруцкус, Б.Д. Аграрная эволюция и аграрная политика [Текст] / Б.Д. Бруц-кус. - Пг., 1922. - 310 с.
2. Давыдов, М.А. Всероссийский рынок в конце XIX - начале XX вв. и железнодорожная статистика [Текст] / М.А. Давыдов. - СПб. : Алетейя, 2010. - 827 с.
3. Кауфман, А.А. «Землеустройство» [Текст] / А.А. Кауфман // Энциклопедический словарь Гранат. - М., 1913. - 7-е изд. - Т. 21. - Столб. 170-179.
4. Кофод, А.А. Борьба с чересполосицей в России и за границею [Текст] / А.А. Кофод. - СПб., 1907. - 225 с.
5. Кофод, А.А. К. 50 лет в России [Текст] / А.А. Кофод. - М. : Права человека, 1997. - 351 с.
6. Кофод, А.А. Русское землеустройство [Текст] / А.А. Кофод. - СПб., 1913. -265 с.
7. Литошенко, Л.Н. Социализация земли в России [Текст] / Л.Н. Литошенко. -Новосибирск : Сибирский хронограф, 2001. - 535 с.
8. Столыпинская реформа и землеустроитель А.А. Кофод. Документы. Переписка. Мемуары [Текст]. - М. : Русский путь, 2003. - 740 с.
