CC BY
81Pro et contra
К проблеме «вендских следов» в Невско-Ладожском регионе
© Федотова П. И. © Fedotova P.
К проблеме «вендских следов» в Невско-Ладожском регионе To the problem of "Vendian traces" in the Neva-Ladoga region
Аннотация. Впервые поднята проблема присутствия на территории русского Северо-Запада такой известной с древности индоевропейской этнической группы, как венеды. На основании средневековых письменных источников, а также шведских карт Ингерманландии XVII в. установлен факт наличия в Невско-Ладожском регионе географических названий, содержащих этноним венедов. На давнее присутствие этого этноса в данном регионе указывает и карело-финское название Ладожского озера — Veneenmjere («Венедское море»), и эпоним «Венелайнен» («Венед») в карельских рунах, и древнее название Финского залива — Венедский залив. Приведены аргументы в пользу кельтской, а не славянской принадлежности прибалтийских венедов.
Annotation. The article raises for the first time the problem of the presence of such an Indo-European ethnic group as the Veneds, known since antiquity, on the territory of the Russian Northwest. Based on medieval written sources, as well as Swedish maps of Ingermanland of the XVII century, the author establishes the fact of the presence of geographical names in the Nevsky-Ladoga region, including the ethnonym of the Veneds. The ancient presence of this ethnic group in this region is indicated by the Karelo-Finnish name of Lake Ladoga — Veneenmjere ("Vened Sea"), and the eponym "Venelainen" ("Vened") in Karelian runes, and the ancient name of the Gulf of Finland is the Veneda Bay. The article presents arguments in favor of Celtic, not Slavic affiliation of the Baltic Veneds.
Ключевые слова. Венеды, топонимика Северо-Запада, «вендская» топонимика Восточной Прибалтики, кельто-фин-ские контакты.
Key words. Veneds, toponymy of the North-West, "Vendian" toponymy of the Eastern Baltic, Celto-Finnish contacts.
аописьменная история Невско-Ладожского региона до сих пор — предмет дискуссий и догадок. Отсутствие до начала II тыс. н. э. каких-либо письменных свидетельств об этой восточной оконечности йского моря оставляет для исторических реконструкций исключительно археологический материал, который по-разному интерпретируется различными исследователями.
Адекватному пониманию происходивших здесь в I — начале II тыс. н. э. этнических процессов препятствуют и давние пангерманистские установки российской исторической науки. Даже спустя столетия дает о себе знать инерция привнесенной в Россию шведско-немецкой исторической идеологии, согласно которой основоположниками русской государственности
ФЕДОТОВА Полина Игоревна — кандидат философских наук (г. Санкт-Петербург).
были варяги-шведы. Рожденный в Смутное время в Новгороде политический вымысел о выходе варяжского князя Рюрика из Швеции был охотно подхвачен шведскими идеологами, а затем западноевропейской наукой и в XVIII в. импортирован обратно в Россию в виде так называемой норманнской теории. Сама же летописная «варяжская легенда», на которую опирался норманизм, представляет собой тенденциозный вымысел, внесенный в отредактированный текст древнекиевской летописи только в конце XIII в. [34]. Созданный в конце XIII в. варяжский националистический миф в XVII в. был дополнен шведским. На этой двойной фальшивке и зиждется до сих пор здание древнерусской истории [33]. Современные сторонники «норманнской теории» по-прежнему продолжают настойчивые поиски «скандинавских следов» в Невско-Ладожском регионе, выдавая единичные находки скандинавских вещей за доказательство присутствия здесь скандинавов. Однако идея шведского происхождения варягов наталкивается на серьезное затруднение — полное отсутствие в Невско-Ладож-ском регионе древней скандинавской топонимики и скандинавского антропологического материала.
Хорошо известно, что любая этническая группа, более или менее долгое время проживавшая на какой-либо территории, оставляет топонимические следы. Не было присутствия — нет и топонимики. Верно и обратное: раз нет топонимики, значит, не было и присутствия. Как только шведы действительно обосновались в восточной оконечности Балтики, они оставили здесь свое название — УШо^ («Святой город»), которое до сих пор сохраняется на географических картах. Основанный в 1293 г. Выборг стал первым действительным следом шведского присутствия в регионе. Но этот неоспоримый «скандинавский след» относится к самому концу XIII в. Отсутствие до этого времени скандинавской топонимики в Невско-Ладожском регионе является наглядным опровержением шведского присутствия на берегах Невы, Ладоги и Волхова в эпоху древности и раннего средневековья.
Другой стороной традиционного скандинавоцентризма является игнорирование действительных проблем этнической истории нынешнего российского Северо-Запада. В частности, это касается балтского присутствия на территории между Финским заливом и Ладожским озером. Многочисленная балтийская топонимика региона не оставляет сомнения в проживании здесь этой этнической группы. К примеру, балтское происхождение имеет название крупнейшего водоема Северо-Запада — Ладожского озера. Первоначально Ладогой называлось не само озеро, а небольшая речка — левый приток в низовьях Волхова (ныне река Ла-дожка). По имени реки получило название и появившееся в ее устье поселение. По названию этого расположенного при озере поселения новгородцы стали называть и само озеро Ладожским (Ладоское, Ладозьское, Ладожьское), хотя от периода средневековья известны и другие его названия — Водское, Невское, Нево, Ново, Венедское море (Уепеепш)еп).
Сам же гидроним «Ладога» имеет внятную балтийскую этимологию (лит. latakas; латыш. lataka, latagaj со значением «водосточный желоб; поток, струя; канава, ров» [21. С. 47]1.
Как показал российский лингвист Ю. В. Откупщиков, по характерной для литовского языка словообразовательной схеме (корневая основа + широко используемый в географических названиях суффикс прилагательного -otis) образовано и название реки Ловать: от лит. lova (= русск. лав(к)а — «ложе»), в географической терминологии «русло, ложе реки». От балт. *Lovotis происходит др.-русск. Ловоть, совр. Ловать [23. С. 215— 219]. Балтскую принадлежность этого гидронима подтверждают аналогичные названия на территории Литвы: урочище Ловайте и река Ловайтис в бывшей Виндуклевской волости в Жемайтии [29. С. 170]. Ту же этимологию, по-видимому, имеет и река Лава — южный приток Ладожского озера. Судя по литовским аналогам, к балтским относится и название реки Шелонь — западного притока озера Ильмень. В Литве зафиксировано имение Шилойни, местечко (городок) Шилены и село Шиланы, речка Ши-лупя [29. С. 333—334]. Название реки Луги тоже может иметь объяснение из балтских языков: от латыш. luga и многочисленных производных со значением «лужа», «место, где стоят лужи воды», «грязное, илистое место» [21. С. 49—50]. Такие названия рек, как «канава», «русло», «лужа», отвечают ситуации водного минимума VIII—XI вв., когда уровень воды в водоемах Северо-Запада стоял на 3—4 м ниже современного.
По данным советского лингвиста Р. А. Агеевой, на территории двух южных новгородских пятин — Шелонской и Деревской — гидронимы балтийского типа составляют не менее 5% и не уступают по количеству финно-язычным названиям. К северу от озера Ильмень их число уменьшается, тем не менее они имеются и на территории Полужья и окрестностей Ижор-ского плато. Например, озеро Бебро («Бобровое») в бассейне реки Оре-деж, река Тосна (южный приток Невы), река Велькотка и деревня Велькота в бывшем Ямском уезде (нижнее течение реки Луги), река Нотика (левый приток Луги) и деревня Нотея Ямского уезда, река Овнова («Овечья» —левый приток Луги), речка Удрайка (от лит. udra — выдра) [1. С. 186—188, 193—197]. Скорее всего, балтское происхождение имеет название одного из южных притоков Финского залива — речки Лига, учитывая аналогичные топонимы на территории Литвы: река Лигупис («река Лига»), село Ли-гайны, многочисленные покосы и пашни с названиями «Лига» и «Лиги» [29. С. 167]. На основании топонимических данных Р. А. Агеева пришла к выводу, что северная граница балтской гидронимии достигала берегов Финского залива и доходила до Ладожского озера [1. C. 187].
Эти топонимические факты находят подтверждение и в археологическом материале. Так, в ряде могильников на территории Ижорского
1 Впрочем, название речки «Ладога» может быть объяснено и из кельтск. *Шака (ирл. ШЬасЬ) — тина, грязь. Заимствованием этого кельтского слова полагают финское 1с^акко, ШакЬо — лужа, лужица [42. С. 805].
плато были обнаружены серии черепов, имеющие прямые аналоги в Латвии [36. С. 102—103]. На этом основании исследователи признают существование «балтского этнического и языкового компонента у населения северо-западных новгородских земель», ссылаясь и на факт довольно многочисленной балтской топонимики в регионе [16. С. 234]. Однако, несмотря на наличие названий балтского происхождения и соответствующего им антропологического и археологического материала, до сих пор нет научных исследований, которые бы в систематизированном виде освещали проблему присутствия балтов на будущих новгородских землях. Столетние поиски «скандинавских следов» приводят к тому, что явные и бесспорные «балтские следы» остаются на периферии научного интереса, а само присутствие балтов в новгородских землях даже отрицалось рядом авторитетных исследователей.
Еще хуже обстоит дело с проблемой вендского присутствия на территории Приневья и Приладожья. Если наличие здесь балтского субстрата ныне так или иначе признается, то тема «вендских следов» даже не затрагивается. В то время как основание для этого налицо: это прежде всего топонимика, содержащая этноним венедов. Но прежде чем обратиться к ее рассмотрению, следует кратко обрисовать современное состояние проблемы венедов в российской историографии.
Венеды и «венедская» топонимика Циркумбалтийского региона
Несмотря на достаточно обширную литературу по проблеме происхождения и расселения венедов в целом, тема присутствия в Восточной Прибалтике такой этнической группы, как венеды/венды, для отечественной историографии представляет собой научную terra incognita. Зарубежные работы по этой проблеме, даже давно вышедшие, на русский язык не переводились2. Только в последнее время в отечественной историографии стали появляться академические статьи, посвященные присутствию венедов в Циркумбалтийском и Восточно-Балтийском регионах [3; 5; 43; 44; 45]. Правда, они носят эскизный характер и касаются частных вопросов, связанных с балтийскими венедами. В недавно вышедшей монографии самарских исследователей, посвященной истории и археологии венедов, в отношении прибалтийских венедов авторы ограничились античными письменными источниками, не затрагивая вопроса об археологических следах пребывания венедов на территории Восточной Прибалтики [3. С. 263—281].
Некоторый материал о прибалтийских вендах периода средневековья содержат дореволюционные работы, посвященные Восточной Прибал-
2 Например, исследование польского историка Ф. Буяка «Венеды на восточных побережьях Балтики» [46] или статья И. Охмяньского «Венедские истоки Литвы» [47].
тике. Остается неисследованной и плохо освещенной страницей отечественной историографии полемика среди русских, немецких и латвийских ученых конца XIX — начала XX в. по поводу этнического происхождения прибалтийских вендов. В советское время единственным исследователем, который проявлял устойчивый интерес к этой теме, был историк В. Б. Ви-линбахов, считавший венедов (в том числе и прибалтийских) славянами, а потому рассматривавший «вендский вопрос» как проблему славянского присутствия в Восточной Прибалтике.
Вопрос об этнической принадлежности венедов/вендов по-прежнему остается предметом дискуссий. Одни исследователи, опираясь прежде всего на показания «Галльской войны» Юлия Цезаря (I в. до н. э.), относят их к кельтам. Другие, следуя указанию готского историка Иордана (VI в. н. э.) и идущей от него латиноязычной традиции, отождествляют их со славянами. Более обоснованной представляется позиция тех ученых, которые считают отождествление этих групп результатом ассимиляции части венедов славянами. Они указывают, с одной стороны, на присутствие венедов на территориях, которые славяне никогда не занимали, а с другой — на то, что сами славяне себя венедами или вендами не называли. Эта точка зрения была сформулирована еще А. А. Шахматовым, который именно венед-ским присутствием объяснял наличие в Повисленьи и Восточной Прибалтике географической номенклатуры кельтского происхождения. При этом он считал эстиев, говоривших, по свидетельству Тацита, на «языке, близком к британскому», частью мигрировавших из Бретани армориканских венедов [41. С. 721—722; 40. С. 3—4, 54].
История венедов/венетов из-за отсутствия у них собственной историографии и последующей ассимиляции другими народами остается в области гипотетических реконструкций. Античные авторы выводят венетов из Пафлагонии (области в Малой Азии). Появление этой этнической группы в Европе историки относят к концу II тыс. до н. э., когда в Центральной Европе получает распространение новый погребальный обряд — кремация с последующим захоронением праха в урне. Этот археологический факт согласуется со свидетельствами письменных источников о первоначальной миграции венетов из Малой Азии, где данный обычай, обусловленный религиозными представлениями проживавших там арийских групп, зародился значительно раньше [37. С. 13; 4. С. 197]. В дальнейшем античные авторы говорят либо о тесном соседстве венетов с кельтами, либо прямо причисляют венетов к кельтам. Очевидно, за тысячелетие своего пребывания в Европе в тесном контакте с кельтами венеты подверглись кельтизации. По крайней мере, армориканские венеды, по свидетельству Цезаря, были уже кельтской группой, которая, судя по траектории «венедских» названий на побережьях Балтийского моря, освоила весь Циркумбалтийский регион вплоть до восточных окраин Балтики. Таким образом, к началу нашей эры венеды/венеты представляли собой кельтизированную индоевропейскую группу, некогда вышедшую из Малой Азии.
Несмотря на довольное частое упоминание венетов/венедов у античных авторов (Ю. Цезаря, К. Непота, Плиния Старшего, Тацита, Птолемея, Певтингеровых картах), а также у готского историка Иордана3, судьба этой этнической группы после ухода венедов из завоеванной римлянами Арморики (совр. Бретань) остается невыясненной и служит предметом научных дискуссий. Единственным надежным маркером венедского присутствия является топонимика. Самарские историки выявили около ста топонимов, содержащих этноним венедов, в Западной, Центральной и Северной Европе (Франции, Британии, Германии, Польше, Финляндии, Швеции) и в Восточной Прибалтике [4. С. 234—237]4. На основе составленных ими топонимических карт они пришли к выводу о дисперсном расселении венедов в Циркумбалтийском регионе, что являлось характерной чертой системы расселения всех торговых народов древности. Обладавшие большим морским флотом венеды держали в своих руках международную торговлю на Балтике и Северном море, имея по всему региону торговые фактории. Судя по сохранившейся топонимике, такого рода торговые фактории были у венедов и в Восточной Прибалтике (на территории современных Литвы, Латвии и Эстонии), куда, по-видимому, и мигрировала значительная часть венедского населения после разгрома Галлии Цезарем [4. С. 231—232].
Переместившиеся с берегов Атлантики далеко на восток венеды в начале нашей эры занимали побережье Балтики от устья Вислы «вдоль всего Венедского залива», как об этом сообщает «География» Клавдия Птолемея. Со времен Птолемея (середина II в. н. э.) юго-восточная и восточная части Балтики сохраняли за собой название Венедского моря или Ве-недского залива. Судя по свидетельству С. Герберштейна, оно оставалось употребительным даже в XVI в. По его словам, «море, омывающее Жемай-тию5, одни называют Балтийским, другие — Немецким, иные — Прусским, а некоторые Венедским (Veneticum)» [9. С. 196]. Это подтверждает и карта шведского историка Олауса Магнуса с изображением Циркумбалтийско-го региона (1539). Весьма знаменательно, что название Венедского носит у шведа Магнуса Финский залив. Акватория Финского залива обозначена на его карте как Mare Finonicum Sive Sinus Venedicum («Финское море или Венедский залив») [48. Вклейка между с. 48—49]. Такое двойное название указывает на происходившие здесь этнические изменения. По мере того, как венедское население, жившее по берегам самого восточного залива Балтики, постепенно сливалось с финноязычными группами, название
3 См. свидетельства античных и средневековых источников о венедах [39. С. 114—155; 4. С. 203—208].
4 Правда, далеко не все из них можно напрямую соотнести с собственно венедами, поскольку на территории Германии такие названия, как Wendorf («Вендская деревня») или Wendemark («Вендская область») означали «славянская деревня» и «славянская область». Вендами немцы называли балтийских славян.
5 Жемайтия — историческая область на западе Литвы, между низовьями рек Неман и Виндава.
Венедского залива сменилось Финским. XVI век был периодом, когда оба названия еще сосуществовали вместе. Однако в акватории нынешнего Вислинского (Калининградского) залива латинизированное название «Синусъ Венедикусъ» присутствует даже на одной из карт Атласа Балтийского моря Алексея Нагаева, составленного в середине XVIII в. [20. Морская карта № 7].
Дореволюционный исследователь прибалтийской топонимики Ю. Ю. Трусман приводил исторически существовавшие названия с племенным именем венедов на территории Эстонии: двор Wenetoa в деревне Ури Кузальского прихода, урочище Вендевялья и деревня Wenekula в имении Гросс-Саусс Юргенского прихода Ревельского уезда, топоним Wenedopolve (Венедопылве), деревня Wendeculle в Вике (Западная Эстония), другая деревня с таким же названием Wendeculla в провинции Торейда в Ливонии, деревня Wenedeculla в Трейденском приходе [31. С. 71—76].
В. Б. Вилинбахов, используя работы дореволюционных исследователей и данные географических словарей, указывал на широкое распространение географических названий, производных от племенного названия вендов, на всей территории Восточной Прибалтики — Литвы, Латвии и Эстонии. Это река Виндава/Вента (Vindau, Vendava, Wente, Wenda, Winda, Vindaja) и расположенный в ее устье одноименный город Виндава/Вент-спилс (Windawy, Ventespils) в Куронии (Латвия), а также поселения на этой реке: Wensau/Venetis, Terewende/Terewenden. Это город Венден (нем. Venden, эст. Wenno-lin) на реке Гауя в Латвии. В Эстонии прибрежное селение Wendo/Wenno, поселения Veneculla и Venedeni в Западной Эстонии. В Ливонии на берегу реки Койвы деревня Vendeculla. В Жемайтии насчитывается не менее 15 «вендских» топонимов типа Вентвидойти, Венцинишки, а также ряд литовских гидронимов с основой венд/винд: Vendrykstis, Vindaraikjs, Vindupis, Vintara, Venta [8. С. 107—108].
Правда, Вилинбахов отождествлял венедов с балтийскими славянами, а Трусман — с русскими, поэтому оба исследователя рассматривали «вендскую» топонимику как свидетельство давнего проживания славяно-русского населения на территории Восточной Прибалтики. Однако такому отождествлению препятствует прежде всего незначительное количество собственно славянской топонимики в Восточной Прибалтике. Современные самарские историки указали 13 «вендских» названий на территории Литвы и Латвии и 7 — на территории Эстонии6 [4. С. 280— 281. Табл. 10]. Таким образом, историческая память о венедах в Восточной Прибалтике дожила в географических названиях до XVI—XIX вв. Аналогичные названия указывают на присутствие венедов и в Невско-Ладожском регионе.
6 Этот список далеко не полный и не учитывает ранее опубликованный материал. Составление полного списка «венедских» названий на территории Восточной Прибалтики и нанесение их на географическую карту остается насущной научной задачей.
«Вендская» топонимика в Невско-Ладожском регионе
Если тема «вендской» топонимики на территории Литвы, Латвии и Эстонии так или иначе освещалась в научной литературе (хотя далеко не исчерпывающим образом), то вопрос о наличии таковой в Невско-Ладожском регионе до сих пор даже не ставился. Надуманные и назойливые поиски «скандинавских следов» на русском Северо-Западе совершенно заслонили реальную, но даже не артикулируемую проблему венедского присутствия в Приневье и Приладожье. Даже те историки, кто признавал факт давнего (с VII в. до н. э.) и длительного присутствия венетов/венедов в Циркумбал-тийском регионе, полагали, что «крайней восточной границей расселения венетов следует, по-видимому, считать реку Венту» (на территории современной Латвии) [38]. Однако река Виндава (Вента) никак не может служить восточной границей венедского расселения. Как мы могли убедиться, топонимические следы фиксируют присутствие вендов на территории Латвии и Эстонии гораздо севернее и северо-восточнее реки Виндавы — вплоть до границ с новгородско-псковскими землями. Но даже Ю. Ю. Трусман и В. Б. Вилинбахов в своих поисках вендской топонимики в Прибалтике не обратили внимания на наличие таковой и в Невско-Ладожском регионе.
Хотя такого рода топонимический материал можно найти в писцовых книгах Великого Новгорода, которые не раз попадали в поле зрения исследователей. В частности, в первом из дошедших до нас фискальном документе Новгорода Переписной окладной книге Водской пятины 1500 г. — присутствует ряд топонимов с финским формантом «вене» — «венед». Так, в Ярвосольском погосте Ореховского уезда Водской пятины Новгорода имелись две деревни, в названиях которых отразился этноним венедов: Венелага (на реке Мье — левом притоке Невы) и Венекола (конкретное местонахождение не указано). Венелага принадлежала к оброчным деревням великого князя, а Венекола числилась «общей» (т. е. находящейся во владении разных лиц, которые получали свою долю дохода). По переписи 1500 г. в Венелаге было пять дворов, где проживало шесть человек окладных (т. е. взрослых лиц мужского пола), а в Венеколе — пять дворов и семь человек окладных7 [25. С. 434, 446].
Местонахождение Венеколы можно установить на основании шведских карт XVII в., где на реке Мье (Мге) присутствует деревня с названием Wenokyla («Вендская деревня»). На карте Нотеборгского лена 1699 г. она обозначена на правом берегу реки Мги, ближе к ее верховьям, выше деревни Маркова [14. Карта № 2]8. На той же карте Нотеборгского лена присутствует и деревня Wendola/Wendala (Вендала — «Вендская усадьба») — на правом берегу в верхнем течении реки Ижеры, где сходятся верховья
7 Женщины и дети как не подлежащие налогообложению в фискальных документах не указывались.
8 На карте Никольского Ярвосольского погоста Ореховского уезда из атласа архимандрита Сергия (Тихомирова) деревня Венекола указана в самых верховьях реки Мги (выше по реке, чем на шведской карте 1699 г.) [13. Л. 22].
рек Ижеры и Славянки. Скорее всего, и название деревни Benedina (Вене-дина?) на той же карте тоже имеет отношение к венедам.
Хотя название «Венекола» означает «вендская деревня», не исключено, что оно представляет собой трансформацию первоначального топонима Венягола. Об этом можно судить на основании еще одного названия — «Венягольская дорога», которая находилась в том же Ярвосольском уезде Ореховского уезда, что и зафиксированные писцовыми книгами две деревни с «вендскими» названиями — Венелага и Венекола. Название Веня-гольской дороги указывает на существование поселения Венягола. Названия селений и местностей с формантом -гала (в славянском «окающем» произношении -гола) были широко распространены по всей Восточной Прибалтике, особенно на территории Приневья и Приладожья (Лембагала, Кавгала, Каргала, Кургала, Самагала, Войногала, Ломгала, Видгола, Родгола, Мергала, Мутгала, Кулгола и т. п.)9.
Указанная Венягольская дорога упоминается в межевой записи по Столбовскому договору о размежевании Новгородского, Ладожского и Гдовского уездов от Шведских владений (от 29 марта 7126/1618 г.). По Столбовскому миру Ореховский уезд Водской пятины вместе со всеми своими погостами отошел к Швеции. Русско-шведская граница прошла по границе между Новгородским и Ореховским уездами. В частности, в межевой записи указано, что на участке Ильинского Тигодского погоста Новгородского уезда с Ярвосольским погостом Ореховского уезда межа (граница) прошла десять верст Петровым ручьем до речки Ко-родынки, далее от устья Петрова ручья две версты вверх по речке Коро-дынке до Друженской дороги (которая также называлась Кондуйской), а перейдя дорогу, черным лесом две версты до Венягольской дороги, до продольного мостка. Тут стоял пограничный знак в виде угольной ямы с «гранью» — вырезанными на стоявшей рядом сосне пограничными затесами с обеих сторон: с русской — крест, со шведской — корона [19. С. 196.]. Исходя из этого, можно заключить, что деревня Венекола/ Венягола в верховьях реки Мги находилась на дороге, проходившей с юга на север по территории двух смежных погостов: Тигодского погоста Новгородского уезда и Ярвосольского погоста Ореховского уезда Водской пятины.
Таким образом, производная от племенного названия венедов топонимика Приневья включала такие названия, как деревни Венелага, Венекола (Венягола), Вендола (Вендала), Венедина, а также Венягольская дорога. Кроме того, крупнейший водоем региона, Ладожское озеро, у финноязычного населения имел название Veneenmjeri — «Венедское море». Территория
9 Аналогичные топонимы на -гала/гола присутствуют в Латвии: Латгала (Летьгола), Земгала (Семигола), Сетьгола. Но особенно много их в Литве: Ариогала (Ariogalos, Лпо^аЩ — то же, что Ойрега-ла или Эйрегала, Бетигала (Betygalos), Байзогала (Baisogala), Витогала (УуЩаМ), Вендзягала/Вендзигола (Vendziogala/Wendziagola), Ромигола/Рамигала (Ramygala), Майшягала/Мойшегола (Maisiagala) и др. [29. С. 22, 26, 56, 61, 193, 208, 276 и др.].
проживания венедов называлась у финнов Venaja — «земля вендов». После того, как бывшие вендские земли были заняты русскими славянами, это название было перенесено на Россию, а этноним венелайнен («венед») — на русское население. У современных финнов термины venalainen («венед») и venalaiset («венеды») до сих пор означают русских, а Россия называется Venala (Wanaja), Wenalanmaa — «Венедская земля» [7. С. 725; 39. С. 157; 8. С. 114]. Такая этнолингвистическая картина хорошо согласуется с показанием карты шведского историка XVI в. О. Магнуса, на которой Финский залив имеет название Венедского, что говорит о давнем присутствии венедов на берегах самого восточного залива Балтийского моря.
Географические названия, включающие этноним венедов, имеются не только на южных и восточных, но и на северных берегах Балтики — на территории Финляндии и Швеции. Так, на реке Рауданйоки (правом притоке реки Кемь, впадающей с севера в Ботнический залив) в финской Лапландии Подробная карта Российской империи начала XIX в. фиксирует озеро Венагеярви (Wenehjarvi?). В той же финской Лапландии в верховьях реки Луттойоки (рус. река Лута) — левом притоке реки Туломы, впадающей в Кольскую губу Белого моря, обозначено озеро Виндельпя [26. Л. 20, F]. «Вендская» топонимика присутствует и на юго-западе Финляндии. Например, деревня Веннула, существовавшая к северо-востоку от города Або (ныне Турку) и к востоку от одного из многочисленных в Финляндии «Святых озер» (Пюхяярви) [12]10. Несколько севернее, в бассейне реки Кар-вианйоки на восточном побережье Ботнического залива, расположено небольшое озерцо Венесъярви («Венедское озеро»). Далее на север, на вытекающей из другого озера Пюхяярви реке Пюхяйоки, впадающей в Ботнический залив, имеется населенный пункт Венетпало. Еще севернее, в северовосточной части Ботники, в бассейне реки Сикайоки (на ее правом притоке к западу от озера Оулуярви), находится населенный пункт Венехейтто [35]. В восточной Финляндии, к северу от города Йоэнсуу, на реке Venejoki, вытекающей из озера Venejarvi, находится населенный пункт Venejoki11. За пределами Приневья на территории Российской империи в Яренском уезде Вологодской губернии имелось также село Венденга [31. С. 78]12.
10 Озеро Венагеярви на р. Рауданйоки на этой карте Великого княжества Финляндского начала XX в. обозначено как Венеярви.
11 Конечно, остается под вопросом глубина этих названий. Однако следует учитывать, что гидронимы — самый устойчивый и древний пласт топонимики. Поэтому названия «Венедское озеро» или «Венедская река», скорее всего, принадлежат дославянской древности. К тому же наличие по соседству таких названий, как, например, река Раудан-йоки, имеющая внятную кельтскую этимологию (dan — река, raud — красный) и аналоги в Галлии (река Родан — «большая река»), говорит о кельтском, а не славянском присутствии.
12 Хотя Ю. Ю. Трусман полагал, что древность «венедских» названий на территории России (включая Великое княжество Финляндское) не подлежит сомнению, он затруднялся объяснить их присутствие на далеком Севере. Происхождение вологодской Венденги, по его мнению, «навсегда останется тайной доисторической этнографии». В действительности, никакой тайны эти названия не представляют, если не отождествлять венедов со славянами, а рассматривать их как самостоятельный этнос, в I тысячелетии н. э. распространившийся на север и восток от Венедского (ныне Финского) залива.
Целое гнездо «вендской» топонимики имеется в Швеции в бассейне реки Винделэльвен, впадающей с запада в Ботнический залив в районе пролива Кваркен (самое узкое место Ботнического залива между Швецией и Финляндией). На этой реке, у впадения в нее крупного правого притока Уме-эльвен, расположена деревня Веннесбю («Вендская деревня»), а чуть выше по течению реки Умеэльвен — населенный пункт Веннес («Вендский»). Выше Веннесбю по течению реки Винделэльвен находится населенный пункт Виндельн [35].
Наличие столь представительной «венедской» топонимики — убедительное доказательство присутствия венедов как в Невско-Ладожском регионе, так и в Финляндии, территория которой на разных исторических отрезках времени входила в состав Новгородской земли, Московского государства и Российской империи. Но если венеды в период I тысячелетия н. э. проживали по соседству с финнами, то должны остаться и другие следы их влияния на финноязычные этносы, помимо географических названий. И такие следы имеются.
Свидетельства культурного влияния кельтов-венедов на западных финнов содержит карело-финский эпос, о том же говорят кельтские заимствования в финских языках. Один из персонажей карело-финских рун (обработанных в XIX в. в широко известный эпос «Калевалы») носит характерное имя Венелайнен — «венед», представляя собой типичный случай образования антропонима по этнической принадлежности лица (аналогично именам Чудин, Торчин, Ятвяг, Еловит, Ляшко, Варяжко у славян). Этот хорошо известный факт трактовался исследователями в том смысле, что имя Вене-лайнен является собирательным образом и обозначением русских славян. Традиционно считается, что наименование славян венедами финны заимствовали у германцев. Однако факты указывают на то, что венеды в карельских рунах — вовсе не славяне.
Венеды в карельских рунах
Проблема кельтского влияния на финноязычные группы восточного региона Балтики относится к числу самых невостребованных и неразработанных тем российской историографии. Даже те исследователи, которые наталкивались на явные следы кельтского культурного влияния на финнов, отказывались прямо признавать факты и искали обходных путей для их объяснения.
Так, современный историк и этнолог, кандидат исторических наук Г. И. Базлов в своей книге о русских гуслях указал на любопытные параллели в кельтском и финском эпосах. А именно: между волшебным котлом кельтского бога Дагды, способным всех накормить, и мельницей-само-молкой из «Калевалы», обладавшей такой же неиссякаемой способностью к производству благ. Другой схожий мотив — это чудесная арфа Дагды Даурдабла, которая, как и кантеле вещего старца Вяйнямейнена, обладала способностью управлять людьми и стихиями (звоном струн она могла
вызывать сон, смех, слезы и менять времена года). За сходством этих конкретных сюжетов проступает более широкая мировоззренческая параллель в представлениях индоевропейских и финских народов на роль музыкальной гармонии как создательницы и устроительницы мира.
В концепции мироздания древних ариев (Ведах) творение мира представляется как создание первоначальных стихий музыкой, музыкальной гармонией. Способностью повелевать людьми и дикими зверями обладал греческий музыкант и певец Орфей. Властью над одушевленным и неодушевленным миром обладала арфа Дагды и кантеле Вяйнямейнена. Сам Баз-лов считал, что параллели всем этим мифам, восходящим к общей индоевропейской основе, существовали и у славян, хотя были ими утрачены. Что касается карело-финского эпоса, главным героем которого выступает божественный певец, изобретатель кантеле (финских гуслей) Вяйнямейнен, то Базлов полагал, что этот персонаж был воспринят финнами от своих давних соседей — новгородских словен. Прообразом Вяйнямейнена послужил былинный гусляр Садко. По мнению Базлова, трудно допустить возможность заимствования мифа от ирландцев, т. к. «кельты жили очень далеко от финнов и с ними практически не соприкасались» [2].
Здесь он радикально ошибается и, видимо, даже не подозревает, что о кельто-финских культурных и языковых связях говорил еще академик
A. А. Шахматов. Теме кельтского влияния на финнов и славян он посвятил две обширные статьи: «К вопросу о финско-кельтских и финско-славянских отношениях» (1911) и «К вопросу о древнейших славяно-кельтских отношениях» (1912). Правда, сам автор признавал предварительный характер своих изысканий. Но он хотя бы обозначил тему, которую в российской науке никто не продолжил. В качестве той кельтской группы, с которой контактировало в древности финское население Прибалтики, Шахматов указал венедов. В полном согласии с античной традицией он причислял венедов к кельтам, ссылаясь при этом на Тацита, который свидетельствовал о существовании кельтоязычных групп в Восточной Прибалтике еще в первых веках нашей эры13.
Догадка Шахматова о венедах как кельтских соседях финнов подтверждается таким источником, как карело-финские руны. Согласно рунам, вещий старец Вяйнямейнен (гусляр, певец, богатырь, сеятель и мудрец) родился из воды сразу после сотворения мира и был первым человеком на Земле. Советский специалист в области карело-финской фольклористики
B. А. Евсеев пришел к выводу, что имя Vainamoinen (Вяйнямейнен) является поздним переосмыслением на финской почве первоначального эпонима Venalainen (Венелайнен) — «венед». Форма «Венелайнен» (как и родственная ей гипокористическая форма «Венто») присутствует во многих вариантах рун, не вошедших в канонический текст Калевалы. Собиратели рун, привыкшие к варианту Vainamoinen, нередко сознательно или бессозна-
13 Правда, позиция Шахматова в отношении этнической принадлежности венедов была неустойчивой. В одних своих работах он утверждал, что «венеды были кельтами» и приводил доводы в пользу этого мнения [41. С. 721—722; 40. С. 3—4, 54], в других он причислял их к славянам.
тельно подставляли этот вариант вместо иных, которые использовались в действительности.
Правда, сам Евсеев ошибочно считал венедов славянами — по той причине, что у современных финнов слово Wenalainen, Wenalaiset («венед», «венеды») означает русских, а Россия называется Wanaja, Wenalanmaa — Венедская земля. В действительности это всего лишь поздний перенос этнонима венедов на славяно-русское население, а не его исходное значение. На этой почве и сложилось превратное представление о венедах в карельских рунах как русских. Правда, любой эпос многослоен, включает в себя разновременные пласты, и не исключено, что в каких-то сюжетах Венелай-нен, «хитрый парень», — действительно русак. Но в древнейшем своем виде Венелайнен — это именно венед, а не русский славянин. Его характеристика в карельских рунах противоречит образу жизни славянского населения:
Venalainen, vainolainen, Ijan kaiken kiertolainen, Souteloopi, jouteloopi. (Венелайнен, вечный воин, Вечный странник и скиталец, Плавает, гребет на лодке).
[11. С. 178—180].
Такая характеристика венеда Венелайнена как «воина» и ведущего кочевой образ жизни «скитальца» не могла относиться к оседлому славянскому населению, основными занятиями которого были земледелие и ремесло. Зато образ венеда в карельских рунах хорошо согласуется с сообщением римского историка Тацита (конец I — начало II в. н. э.) о венедских шайках, промышлявших грабежом «между певкинами и феннами» [30. С. 372]. Следовательно, первоначально venalaiset — не русские, а именно венеды, а Veneenmjeri — не Русское, а Венедское море. Очевидно, что венеды выступали в глазах финнов главными культуртрегерами, принесшими на землю (т. е. финнам) культуру земледелия, судостроения14, плетения сетей, а также пение и игру на музыкальных инструментах. Заслуги, которые приписывают Венелайнену-Вяйнямейнену руны, дают представление о той цивилизаторской роли, которую сыграл этот кельтский этнос на финском Севере.
О характере и направленности финско-кельтских контактов говорят и лексические заимствования. К числу финских заимствований из кельтского языка А. А. Шахматов относил такие, как hepo — лошадь (ср.-галльск. epos); itu — росток, зародыш, мн. idut — всходы (ср.ирл. ith, брет. id — зерно, хлеб); keihas — копье (ср.-галльск. gaisos, ирл. gae — копье); maito — молоко (ср.-ирл. maethal — сыр); финск. tarvas, эст. tarwas — тур (ср.галльск. tarvos, ирл. tarbh, кимрск. tarw, брет. tarv, tarf — бык) [42. С. 802—806]. Они относятся к области производящего хозяйства, прежде всего к скотоводству.
14 В западнофинских языках с венедами связаны слова, относящиеся к судовому делу. В частности, обозначение ладьи и ладейщика совпадает с этнонимом венедов: эст. wene, фин. vene, venhe, куро-лив. veni — ладья; фин. venheelainen, venelainen — ладейщик [31. С. 76; 7. С. 724].
Кельтские общности и были прежде всего скотоводческими, в отличие от земледельцев-славян, у которых доминировало пашенное земледелие. Основной класс свободного населения у кельтов назывался boaire (боэйры — «владельцы скота», дословно — «хозяева коров»), что отражало скотоводческий характер кельтского общества [10. С. 77]. Для кельтского земледелия была характерна архаичная техника обработки земли на легких почвах с использованием легкого плуга (без отвала) и перекрестной вспашки для удержания в почве влаги [24. С. 101—102]. Следы такой распашки в виде перекрестных борозд были открыты при археологических раскопках на многих поселениях Поволховья и Северо-Запада15.
На вторичный характер отождествления венедов и русских указывает и такой факт. В эстонском языке слово vend означает «брат» (братья — vennad) и совпадает с этнонимом венедов. Обративший внимание на это совпадение Ю. Ю. Трусман отрицал возможность генетической связи между словом vend в значении «брат» и племенным названием вендов, т. к. он исходил из поздней (и вторичной) семантики этнонима венедов в финских языках как «русских» [31. С. 76. Прим. 3]. Он не подозревал, что первоначальный смысл слова венет — «родич, брат», поэтому семантика эстонского слова vend («брат») представляет собой прямой перевод слова «венет». Такие крупные лингвисты, как Арбуа де Жубенвиль и Альфред Хольдер, возводили этноним veneti к и.-е. *uenos (венос) — «родич, друг, союзник» и *uenja — «родство», усматривая кельтские соответствия в ирл. fine и валл. gwinned16. Лингвисты находят им и германские соответствия: др.-верх.-нем. wini, англо-сакс. vine, др.-сканд vinr — все со значением «друг» [40. С. 12—13]. Немецкое «виниды» (Winidoz), употреблявшееся в отношении венедов, как раз и передает значение этого индоевропейского названия — «друзья, товарищи». Таким образом, в ряде языков, в том числе финских, сохранилось исходное значение названия венетов как «братьев» и «товарищей», что говорит о контактах финнов с венедами задолго до встречи с русским населением.
При этом исследователи предпочитают обходить молчанием тот факт, что и слово «руны» (карел. и финск. runo — песня) и слово «кантеле» — кельтского происхождения. И название скандинавской рунической письменности, и карело-финских эпических песней происходит от кельт. run — тайна [18. С. 31. §10]. Письменность, как и мастерство поэта, получили название «тайны», потому что представляли собой священное знание, недоступное непосвященным. В кельтском мире мастерство знатока старины (филида) носило сакральный характер и требовало длительной специальной подготовки. В кельтской табели о рангах филид, исполнитель исторических и героических песен-поэм, стоял чуть ниже короля. О таком же сакрализированном статусе певца свидетельствует и фигура «вещего стар-
15 Перекрестная вспашка полей безотвальным легким плугом (двузубой сохой) была вскрыта на территории Новгорода, «Рюрикова» Городища, у деревни Новые Дубовики, на городище Георгий в Ильменском Поозерье, в Старой Руссе и других местах новгородского Северо-Запада. Вспашка датируется IX-X вв. [27. С. 80-84].
16 В ирландских правовых трактатах термин fine обозначал сословие свободных людей, имевших право присутствовать на всеобщих собраниях. Изначально это слово было названием всего древнего населения Ирландии [24. С. 207].
ца», певца и музыканта Вяйнямейнена. В кельтских языках отыскиваются и корни финского kаntele. В ирландском can — петь, cetal — песнь. Еще ближе к финскому kantele валлийские обозначения пения и певца: cathl — песнь, centhiliat — певец [18. С. 77, §64.3].
Сам этноним «финны» тоже находит объяснение в кельтских языках. В ирландском find — «белый», однако древнеирландское -nd уже в позднем древнеирландском изменилось в -nn (как и в древневаллийском и древнебретонском), и find перешло в finn [18. С. 28. §6.1; С. 66. §45]. Наименование западных финнов «белыми» в точности соответствует облику этого светлопигментированного народа (ср. русское прозвище чуди — «чудь белоглазая» или греч. галаты — «молочные» — в отношении кельтов, отличавшихся белизной кожи). Таким образом, тем именем, под которым финны известны у других народов, они тоже обязаны кельтам, а вовсе не германцам17. Из кельтского языка находит объяснение и этноним «карелы». Название «карелы» возводят к финск. karja — скот, стадо, гурт. Отсюда Karjala — «страна стад», страна, где много скота. Карел (karjalainen) — житель Карьялы. Однако еще А. А. Шахматов указал кельтское соответствие финскому karja: *karja, *korjo — войско (ирл. сапе, coire) [42. С. 802]. Вполне возможно, что первоначальный смысл названия «Карьяла» — «страна воинов», с последующим переосмыслением по
звуковой ассоциации в «страну стад».
* * *
История древнего Приневья и новгородского Северо-Запада таит в себе немало загадок. Одной из таких загадок являются следы явного пребывания на этой территории древней индоевропейской группы, известной в истории под именем «венеты — венеды — венды». Их присутствие обозначено в топонимике и этнонимике с племенным названием венедов, в эпониме Венелайнен (Венед) в карельском эпосе, наличии кельтских по происхождению географических и этнических (финны, карелы, чудь) названий. Традиционное представление, будто бы финны заимствовали название «венед» в отношении славян у германцев, по меньшей мере сомнительно. Устойчивой традиции именовать русских венедами у всех групп западных финнов можно дать совсем другое объяснение. Существует известная закономерность, согласно которой на новый этнос зачастую переходит имя прежде жившего на данной территории народа. Это происходит в случае ассимиляции или постепенного замещения территории соседнего этноса позднее пришедшим сюда народом.
История знает массу примеров такого переноса этнонимов пограничных этносов на заместившие их народы. Так, имя скифов, первоначально
17 А. А. Шахматов, убеждавший, что имя «финны» было дано германцами, не мог подыскать никакой германской этимологии этому названию. Отсюда он приходил к неутешительному выводу, что «происхождение имени Бепш, Бтт до сих пор не выяснено» [41. С. 718].
обозначавшее ираноязычные племена, проживавшие в Причерноморье и Поднепровье по соседству с античными греками, византийские греки затем перенесли на русских. Помимо греческой рационализации самоназвания русь (Рюо' по созвучию и смысловой ассоциации с pouoirav — «красный» и potioioi — «красные»)18, в византийских источниках по отношению к руси постоянно употреблялись этнонимы «тавроскифы» и «скифы». В действительности русины не были скифами и говорили на славянском языке, а не на языке иранской группы. Но, заняв территорию проживания скифов и, как свидетельствует антропология, ассимилировав остатки ираноязычного населения, русины унаследовали от соседей-греков этническое имя прежде жившего здесь народа.
Аналогичным образом арабы перенесли название славян на занявшие территорию славян народы, называя «саклабами» не только славян, но и венгров, тюрков и даже дунайских саксов. По свидетельству Хроники Фредегара (VII в. н. э.), западноевропейские народы называли авар гуннами, перенеся на них имя их предшественников на территории Среднего и Нижнего Подунавья. Впоследствии имя гуннов перешло на пришедших в IX в. на территорию Паннонии венгров, а сама Среднедунайская низменность сохраняла название «Гунилэнда» еще долгое время спустя после исчезновения гуннов. На европейских картах Венгрия до сих пор именуется Hungaria — «страна гуннов».
Известно, что китайцы называют себя народом «хань» (по династии Хань), а европейцы называют их по династии Цинь — Cina, China. Русские называют народ «хань» не их собственным именем, а китайцами — по названию пограничного народа ки-тань (кидань), некогда отделявшего ханьцев от русских [6. С. 98]. После того, как ханьцы заняли территорию ки-таней и ассимилировали их, название последних было перенесено на заместивших их ханьцев.
Континентальные германцы (самоназвание «дойч») получили от славян имя неметов — по названию кельтского племени nemetае («священные»), которое долгое время отделяло германцев от дунайских и моравских сла-вян19. В северолехитских славянских языках согласный т перед мягкой гласной произносился как мягкое ть, переходящее в ц немети — немеци. Со временем память об ассимилированных и исчезнувших неметах стерлась, и ставшее непонятным немеци по закону рационализации перешло в немцы («немые, непонимающие») и было перенесено на занявших не-метские земли германцев. Так из кельтского неметы произошло западнославянское немеци, откуда затем возникло русское немцы. Иначе говоря, славяне перенесли на германцев название пограничного кельтского племени неметов, поглощенного впоследствии германцами. Французы назы-
18 О термине «красные» в греческом языке см. примечания А. А. Куника [17. С. 361—367].
19 Неметы, согласно Ю. Цезарю, жили на верхнем Дунае. От славян этот этноним заимствовали венгры, которые и по сей день продолжают именовать немцев кельтским именем «немет». Немет — до сих пор одна из распространенных венгерских фамилий [15. С. 123].
вают тех же немцев аллеманами — по названию пограничного союза германских племен, некогда отделявшего поселившихся в Галлии франков от остальных германцев [6. С. 98]. Латыши до сих пор называют русских krievi («криеви») — по названию племени кривичей, некогда отделявшего балт-ские племена от славянского массива. Кривичи исчезли, слившись с русским населением, но привычное для соседей-латышей название осталось.
Соответственно и перенос на русское население западнофинского названия венедов («вене», «венелайнен», мн. ч. «венелайсет») говорит о том, что когда-то венеды на протяжении длительного времени отделяли западных финнов от славян. Когда в результате этнической экспансии славяне заняли территорию проживания венедов и ассимилировали их, у соседних народов территория сохранила свое прежнее название «Венедской земли» — Venaja (Wanaja), Wenalanmaa, а на заместивших венедов русских перешло прежнее этническое имя venalainen («венед») и venalaiset («венеды»). В то же время саамы называют русских «карьеле» — карелами, т. к. саамов отделяли от русских карелы, а не кривичи или венеды. По мере продвижения русского населения на карельские земли этническое имя карел перешло на заместивший их этнос.
Здесь следует напомнить один весьма примечательный факт, отмеченный ведущим петербургским археологом П. Е. Сорокиным. Он выражал недоумение по поводу того, каким образом сфера влияния древнерусского государства уже в первые века его существования распространялась на западе на территории Эстонии и Финляндии вплоть до Рижского и Ботнического заливов и до Норвегии на севере. Сам Сорокин объяснял этот факт «родственными связями» русских князей со скандинавами, в сферу влияния которых якобы входили территории Восточной Прибалтики и Финляндии [28. С. 18—19].
В действительности ни Восточная Прибалтика, ни Финляндия до XIII в. не являлись «сферой влияния» скандинавских викингов. Со стороны скандинавов эти территории издавна выступали объектом спорадических грабительских набегов (справедливости ради, надо сказать, взаимных). Объектом целенаправленной этногосударственной и церковной экспансии со стороны шведов и немцев эти земли становятся только с XIII в. Поэтому объяснить важнейший факт древнерусской юрисдикции земель, лежащих в акватории Рижского, Финского и Ботнического заливов, можно лишь наличием здесь некой этнической общности и давними торгово-экономическими связями этих территорий.
Такой общностью могли быть только венеды, чье этническое имя отразилось в названии «Венедский залив», прилагаемом к восточным заливам Балтийского моря: Калининградскому (Вислинскому), Рижскому и Фин-скому20. Переселенцы с южной Балтики, новгородские славяне, пришедшие
20 Напомню, что античные источники называли Венедским заливом Балтику к востоку от Вислы. Финский залив обозначен как Венедский на карте шведского историка О. Магнуса (1539 г.), Вислинский — на одной из карт Атласа А. И. Нагаева (1757 г.). О наименовании в средние века Рижского залива Венедским писал Ю. Ю. Трусман [31. С. 78]. Правда, найти документального или картографического подтверждения этому сообщению Трусмана пока не удалось.
в Невско-Ладожский регион в первой половине Х в., унаследовали сферу влияния от древнего венедского населения, проживавшего, судя по оставленной им топонимике, от балтийского побережья Польши, Литвы и Латвии в Восточной Прибалтике до восточного Причудья, берегов Финского залива и финской Лапландии вплоть до побережья Белого моря.
Вовсе не случайно обозначенный «венедскими» и «варяжскими» топонимами обширный регион от Вислинского залива Балтики до Варангер-фьорда (Варяжского залива) на побережье Белого моря неизменно — от Ивана Грозного до Петра I и российских монархов XIX в. — оставался сферой притязаний российской короны. Включение в 1809 г. территории Финляндии до реки Торнео в состав Российской империи было, собственно, возвращением этих земель в состав российской государственности и восстановлением еще новгородских границ со Швецией. Правда, по Фридрихсгамскому мирному договору 1809 г. русско-шведская граница прошла по реке Торнео (фин. Торнио-йоки,русск. река Торная), северному притоку Ботнического залива, а не по протекающей несколько западнее нее реке Каликсэльвен, как этого требовала русская сторона. Притязания России на реку Каликсэльвен имели под собой исторические основания. Судя по росписи русско-шведской границы из Соловецкого монастыря (1667 г.), именно по этой реке (швед. Каликсэльвен, фин. Kainuun joki, русск. река Кейнита) проходила в средние века граница между русскими и шведскими землями. В росписи из Соловецкого монастыря именно река Кейнита указана после рек Кемь, Жемчужная и Торная как последняя из рек «Каинской украины», входивших в «государеву вотчину» [22. С. 10; 32. С. 57].
Только исходя из этих соображений можно понять, почему в советский период проблема венедов и венедской топонимики была фактически табуированной темой в отечественной историографии. Единственный поднимавший эти вопросы историк В. Б. Вилинбахов вынужден был публиковать свои работы за границей, в польских научных журналах. Основополагающая работа чешского историка-слависта Павла Шафари-ка «Славянские древности», в которой тот обосновывал идею тождества венедов и славян, в советское время не переиздавалась21. Советское руководство как огня боялось возрождения «имперских амбиций», и потому все, что могло их питать, удалялось из сферы научного обсуждения. Ведь по унаследованному от немецких и чешско-словацких ученых мнению венеды были славянами. Поэтому тема венедского присутствия в глазах научного и политического руководства неизбежно оборачивалась утверждением славянского присутствия на означенных территориях с глубокой древности, чего блюстители интернационализма допустить не могли, дабы не подводить историческую базу под «великодержавный шовинизм» и «национальную гордость великороссов» в ущерб национальной гордости малых наций.
21 Русский перевод обоих томов «Славянских древностей» П. Й. Шафарика был издан в 1848 г. Но лишь в 2015 г. тот же перевод О. М. Бодянского был переиздан двумя московскими издательствами.
В действительности венеды не были славянами, хотя определенную роль в славянском этногенезе они, по всей видимости, сыграли. Ко времени их утверждения на востоке Балтийского моря венеды представляли собой кельтизированный этнос. Были ли венеды единственной кельтской группой в Прибалтике или там проживало еще более древнее кельтское население — вопрос открытый. По крайней мере, славянское наименование обширного массива местных этнических групп «чудью» восходит к кельтскому «туат», «туд» (др.-ирл. tuath, валл. tud, брет. tud) — «народ, племя» [18. С. 33. §13.1]. Неясно, был ли этот этноним самоназванием местных групп, или славяне восприняли его через посредничество венедов. В любом случае, давно выявленный факт наличия кельтской топонимики в восточных регионах Балтики нуждается в дальнейшем исследовании. Максимально полное выявление имевшихся здесь «венедских» названий является первым шагом на пути изучения присутствия венедов на территории Восточной Прибалтики, а также русского и финского Севера.
Принятые сокращения
БАН — Библиотека Академии наук.
Источники и литература
1. Агеева Р. А. Гидронимия русского Северо-Запада как источник культурно-исторической информации. Изд. 2. М. : Едиториал УРСС, 2004.
2. Базлов Г. Н. Русские гусли : История и мифология. Тверь : ТвГУ, 2012. Гл. 1.3. — https://www.litmir.me/ br/?b=197392&p=4 (дата обращения: 16.07.2022).
3. Богачев А. В., Захарова Л. Б., Кузнецов А. В., Хохлов А. А. Венеды-мореходы побережья «Океана» в свете данных топонимики : постановка проблемы // Вопросы археологии Поволжья. Самара : Слово, 2020. Вып. 8.
4. Богачев А. В., Кузнецов А. В., Хохлов А. А. Венеды: индоевропейский контекст. Самара : Вояджер: мир и человек, 2022.
5. Богачев А. В., Кузнецов А. В., Хохлов А. А. К вопросу о гото-венедских контактах в Прибалтике // Труды VI (XXII) Всероссийского археологического съезда в Самаре : в 3 т. / отв. ред. А. П. Деревянко, Н. А. Макаров, О. Д. Мочалов. Самара : СГСПУ, 2020.
6. Бромлей Ю. В., Подольный Р. Г. Человечество — это народы. М. : Мысль, 1990.
7. Вахрос И., Щербаков А. Большой финско-русский словарь. 5-е изд., стер. М. : Русский язык, 2002.
8. Вилинбахов В. Б. Славяне в Ливонии : Некоторые соображения о вендах Генриха Латыша // Slavia Antiqua. Warszava ; Poznan, 1971. Т. XVIII.
9. Герберштейн С. Записки о Московии. М. : МГУ, 1988.
10. Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. СПб. : Культурная инициатива, 2001.
11. Евсеев В. Я. Эпоним венедов в карело-финских рунах // Ученые записки ЛГУ. Серия востоковедчеч-ких наук. Л., 1948. Вып. 2.
12. Карта Великого княжества Финляндского. — 1 : 1 324 000. СПб. : Картографическое заведение А. Ильина, [Б. г.].
13. Карты Водской пятины и ее погостов в 1500 году / сост. архим. Сергий. СПб., 1905.
14. Карты и планы Невы и Ниеншанца, собранные А. И. Гиппингом и А. А. Куником. СПб., 1913.
15. Кобычев В. П. В поисках прародины славян. М. : Наука, 1973.
16. Конькова О. И. Этнический состав средневекового населения Ижорского плато : постановка проблемы // Вестник СПб. университета. Сер. 2: История. Вып. 1. СПб., 2007.
17. Куник А. А. Дополнения // Дорн Б. А. Каспий: о походах древних русских в Табаристан, с дополнительными сведениями о других набегах их на прибрежья Каспийского моря. СПб. : Типография Академии наук, 1875.
18. Льюис Г., Педерсен Х. Краткая сравнительная грамматика кельтских языков. М. : Иностранная литература, 1954.
19. Межевая запись о размежевании по Столбовскому договору Новгородского, Ладожского и Гдовского уездов от Шведских владений // Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1830. Т. 1. 1649— 1675. № 19. III.
20. Нагаев А. И. Атлас всего Балтийского моря с Финскимъ и Ботническимъ заливами, съ шкагеръ-ра-комъ, категатомъ, зундом и белтами, въ генеральных морскихъ и специальныхъ картахъ состоящий. [СПб.] Тип. морского шляхетного кадетского корпуса, 1757.
21. Невская Л. Г. Балтийская географическая терминология. М. : Наука, 1977.
22. Огородников Е. К. Мурманский и Терский берега по Книге Большого Чертежа. СПб., 1869.
23. Откупщиков Ю. В. Об этимологии гидронима Ловать // Индоевропейское языкознание и классическая филология — X. Материалы чтений, посвященных памяти профессора И. М. Тронского. СПб., 2006.
24. Пауэлл Т. Кельты : Воины и маги. М. : Центрполиграф, 2012.
25. Переписная окладная книга по Новугороду Вотьской пятины (2-я половина). М., 1851.
26. Подробная карта Российской империи. — 1 : 840 000. [СПб.] : Депо карт, 1801—1804 гг.
27. Самойлов К. Г. Следы древней распашки на материке Борисоглебского (XVI) раскопа в г. Старая Русса и некоторые проблемы изучения истории земледелия // Ладога : Первая столица Руси : 1250 лет непрерывной жизни : Седьмые чтения памяти Анны Мачинской. СПб. : Нестор-История, 2003.
28. Сорокин П. Е. Окрестности Санкт-Петербурга : Из истории ижорской земли. М. : Центрполиграф, 2017.
29. Спрогис И. Я. Географический словарь древней Жемойтской земли XVI столетия / составлен по 40 актовым книгам Россиенского земского суда. Вильно, 1888.
30. Тацит К. О происхождении германцев и местоположении Германии // Тацит К. Сочинения : в 2 т. М. : Ладомир, 1993. Т. 1.
31. Трусман Ю. Ю. Русские элементы в Эстляндии в XIII—XV вв. // Временник Эстляндской губернии, 1893. Ревель, 1894. Кн. 1.
32. Федотова П. И. Названия Балтийского моря в русских средневековых источниках : монография / Библиотека РАН ; отв. ред. Н. В. Колпакова. СПб. : БАН, 2022.
33. Федотова П. И. Тысячелетняя фальшивка // Свободная Мысль. 2017. № 3.
34. Федотова П. И. У истоков варяжской историографии : Кто и когда внедрил варяжский фальсификат в русские летописи? // Свободная Мысль. 2020. № 3.
35. Финляндия : Справочная карта. 1 : 2 000 000. М. : Главное управление геодезии и картографии, 1982.
36. Хартанович В. И., Чистов Ю. К. Антропологический состав средневекового населения Ижорского плато : Применение двух моделей факторного анализа в краниологическом исследовании // Проблемы антропологии древнего населения севера Евразии. Л., 1984.
37. Хрестоматия по истории России с древнейших времен до 1618 г. / под ред. А. Г. Кузьмина, С. В. Пе-ревезенцева. М., 2004.
38. Цветков С. Э. Венеты — мнимые предки славян // Авторский сайт Сергея Цветкова. — https://zaist.ru/ news/slavyane_v_antichnosti/venety_mnimye_predki_slavyan/?sphrase_id=159 (дата обращения: l0.07.2022).
39. Шафарик П. Й. Славянские древности. М. : Академический проект, 2015.
40. Шахматов А. А. К вопросу о древнейших славяно-кельтских отношениях. Казань, 1912.
41. Шахматов А. А. К вопросу о финско-кельтских и финско-славянских отношениях // Известия Академии наук. 1911. Т. 5. Вып. 9.
42. Шахматов А. А. К вопросу о финско-кельтских и финско-славянских отношениях // Известия Императорской Академии наук. 1911. Т. 5. Вып. 10.
43. Шувалов П. В. Венеты, эстии и славяне // Ранний железный век Евразии от рубежа эр до середины I тыс. н. э. : Динамика освоения культурного пространства : Материалы международной научной конференции. СПб. : Скифия- принт, 2017.
44. Шувалов П. В. Винды и инды на Балтике // Stratum plus. 2015. № 4.
45. Щукин М. Б. Янтарный путь и венеды // Проблемы археологии : История и культура древних и средневековых обществ : сборник научных статей, посвященный 100-летию со дня рождения М. И. Артамонова. СПб., 1998.
46. Bujak F. Wenedowie na wschodnich wybrzezach Baltyku. Gdansk, 1948.
47. Ochmanski J. Wenescie pocz^tki Litwy // Acta Baltica-Slavica. 1966. T. 3.
48. Spekke A. The Baltic sea in ancient maps. Stockholm, 1961. ♦
