CC BY
77
МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №1/2016 ISSN 2410-6070
Для многих, безусловно, смысл жизни заключается в самой жизни, в ее простых радостях, в решении сиюминутных жизненных задач. Для таких людей цель состоит в том, чтобы получить максимум наслаждений при минимуме страданий. Главное - это потребление уже существующих ценностей, а не создание новых. Смысл жизни сводится к культу повседневного быта. Возникает тенденция все виды деятельности превращать в некое подобие игры, а, значит, и вся жизнь становится подобием игры. Девизом такого общества становится лозунг: «Жизнь - это не труд и не подвиг, а все лишь игра». При этом все прежние духовные ценности обесцениваются, становятся предметом иронии. Все прежние святыни принижаются или же над ними глумятся. Смысл жизни в потребительском обществе сводится к потреблению утилитарных ценностей, т.е. к культу повседневного быта. Еще в начале ХХ века О.Шпенглер заметил, что западное общество вступило в период заката. Признаками его являются господство городов, культ денег, утилитаризм и хищный практицизм. В духовной жизни общества преобладает массовая культура. Развивается система отдыха и индустрия развлечений. Живя в таком мире, в какой-то момент человек может почувствовать бессмысленность и опустошенность своей жизни, духовную нищету.
Конечно, идеологический или героический вариант смысла жизни более сложен и тернист. Ученый или художник окунается в стихию творчества и испытывает взлеты и падения, настоящие муки творчества, но и счастье признания. Творчество может выходить далеко за рамки деятельности поэта и ученого. К творческой деятельности можно отнести и принятие новых законов, и процесс воспитания, и просто благородный поступок.
Обратив свои взоры к идеологическому обществу, мы увидим, что там приоритет отдается духовным ценностям. Духовные ценности являются целью, а утилитарные средством для достижения цели в идеологическом обществе. Если же мы будем рассматривать потребительское общество, то там будет иная система ценностей. Целью такого общества является не производство духовных ценностей, а потребление утилитарных ценностей. Для идеологического общества характерно доминирование духовных ценностей, а для потребительского - утилитарных. В идеологическом обществе все стороны жизни, включая и бытовую, героизируются, т.е. им приписывается некий сакральный смысл. Жизнь подчиняется некоему идеалу. Жизнь, соответствующая требованиям тоталитарного идеала, рассматривается как подвиг. Счастье - это выстраданное наслаждение. В то время как гедонистический идеал потребительского общества отождествляется с потоком безмятежных наслаждений свободных от каких-либо страданий. Иногда героический путь решения проблемы смысла жизни предполагает, что человек живет не только для себя, но и ради других. Это коллективистский путь, ибо индивидуальная жизнь получает смысл как частичка общей жизни людей. Смысл жизни такой личности в любви к людям и в деятельности, которая несет радость окружающим.
Список использованной литературы
1 .Франкл В. Человек в поисках смысла. М.1990, С. 37.
2 С.Л.Франк. Смысл жизни. Издательство «Жизнь с Богом».1976.,с.115.
© Бранская Е. В., 2016
УДК 124.5
Е.В. Держивицкий
К.ф.н., доцент, институт философии Санкт-Петербургский государственный университет Г. Санкт-Петербург, Российская Федерация
К ПРОБЛЕМЕ ТРАНСФОРМАЦИИ ПРИНЦИПОВ ТОЛЕРАНТНОСТИ В ЕВРОПЕЙСКОМ МИРОВОЗЗРЕНИИ (ОПЫТ ЭТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА)
Аннотация
Статья посвящена исследованию эволюции толерантности в европейском мировоззрении;
МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №1/2016 ISSN 2410-6070
формированию ее основных принципов и попыткам институционального воплощения; ее противоречиях в культурой и социальной практике сегодняшней действительности; необходимости ее модификации и переосмысления.
Ключевые слова
Толерантность, европейская культура, рационализм, мультикультурный проект, культурный и социальный конфликт, деформация ценностей, новые угрозы цивилизации.
Практика толерантности в истории европейской культуры имеет довольно долгую, хотя и не всегда последовательную и непрерывную историю. Так, эллинистический проект Александра Македонского предполагал политику ассимиляции, в основе которой лежало сосуществование различных религий и культур. Римляне, создавая свою мировую империю, пошли еще дальше, через универсализацию идеи права не только предоставляя гражданство представителям других народов и верований, но даже включая наиболее способных из них, в большинстве случаев вчерашних рабов, в систему административного управления. Античное представление о толерантности, не нашло, однако, своего развития в средневековье, и единственная возможность перестать быть «чужим» посредством принятия христианства, как раз таки противоречит ее исходному пониманию.
В то же время, идея толерантности явно обозначилась в Ренессансе, хотя начало его, которое многие связывают с падением Константинополя, этому не способствовало. К примеру, Папа Пий II, заменив обычный термин «христиане» на «европейцы», призвал их к защите «Res publica Christiana» (куда он включил и территорию бывшей Византийской империи) от Оттоманской империи. Чуть позже тот же мотив - объединение Европы ради защиты от экспансии мусульманской Турции - содержали и призывы Эразма Роттердамского. Однако всего веком позже в тех же Нидерландах возникает устойчивая мусульманская община, в основном из осевших турецких купцов, которые, хотя и не имели права строить мечети, тем не менее, могли отправлять свой культ. Прагматичный аргумент в пользу толерантности дополнялся идеями европейских гуманистов, которые возродили цицероновский тезис об «общности человеческой судьбы», правда, применимый, скорее, в правовых отношениях, чем в межкультурных.
Формирование «твердых принципов» толерантности начинается с эпохи Просвещения, причем они находят свое воплощение не только в Старом свете, но и в Новом. Сначала это осуществляется на уровне прогрессивных философских идей, а затем - в политико-правовых институтах, например, таких как Конституция Франции 1789 г. или Конституция США 1776 г. Впрочем, в эту эпоху толерантность воплощалась, скорее, в политике секуляризации, но именно из ее идей выросло современное представление о «терпимости», понимаемой намного шире, чем в первоначальном религиозном значении. С националистических революций 1848 г., прокатившихся по всей Европе, толерантность начинает ассоциироваться с идеей прогресса, который для социального устройства благотворен в той же мере, что и для экономического. (Отметим, что с этого времени, как известно, понятие «национальность» стало означать не национальную, этническую принадлежность, а гражданство, т.е. отношение между индивидом и государством.) Поэтому включение Турции сначала в «концерт европейских держав», а затем и в Тройственный союз, что было немыслимо еще столетием ранее, отвечало не только прагматическим интересам в сфере экономики или военной политики, но и осознанию того, что, помимо колониальной экспансии в мусульманские страны, возможен и другой, выгодный для всех, модус взаимодействия.
Разумеется, представление о миссии европейца, «белого человека», несущего прогресс отсталым народам, имело черты мессианства, но аргументация в этой идеологеме была отнюдь не религиозной: она восходила всё к тому же рационализму Просвещения. Если все люди, просто в силу своей природы, наделены разумом, то культурные или религиозные отличия имеют характер лишь второстепенных нюансов в общей системе мировоззрения. А значит, их роль как для самоопределения индивида, так и для социального и культурного развития совершенно ничтожна. И со 2-й половины XIX в. низкий, с точки зрения европейцев, уровень развития общества объяснялся не столько его субъективными характеристиками, куда можно было бы включить разницу в менталитете, составной частью которого была религиозная картина мира, сколько
МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №1/2016 ISSN 2410-6070
«объективным» различием между расами, проделавшим разный исторический путь в эволюции человеческого вида. Это - та данность, на которую указывал еще Аристотель, говоря о естественном превосходстве греков над варварами, и которая соответствует природе [1, с. 376; с. 601].
С окончанием Первой мировой войны институциональное развитие принципов толерантности нередко опережало их укоренение в сознании европейцев. Так, Лига Наций, членами которой стали практически все европейские страны, целенаправленно разрабатывала и внедряла идеи толерантности в виде деклараций и рекомендаций, которые, таким образом, de jure становились официальной точкой зрения правительств, представленных в ней и, в свою очередь, мнением большинства граждан, отдавших им свои голоса на выборах. «Звездным часом» принципов толерантности, как принято считать, стал процесс деколонизации, и последовавшая сразу вслед за ним «политика открытых дверей». Тогда же обозначились две тенденции. Первая воплотилась в начале евроинтеграции, элементом которой стал так называемый «проект Еврабия», направленный на вовлечение в орбиту европейской экономической и социальной политики стран Магриба, с целью противодействия растущей гегемонии США. Вторая обозначилась в проекте мультикультурного общества, в противовес ассимиляционной политике, как несправедливой по отношению к тем, кто лишается, таким образом, выбора между принятием ценностей новой культуры и сохранением верности своей. Возможно, в этом в последний раз проявила себя иллюзия просветителей, что превосходство культуры, основанной на рационализме, окажется столь демонстративным фактором, что выходцы из более отсталых обществ отдадут предпочтение европейскому образу жизни и мысли.
Однако кризис европейской идентичности, связанный со снижением авторитета традиционных духовных ценностей и социальных институтов, привел к тому, что вместо общества, предполагающего взаимное общение и обогащение нескольких культур, возникло общество с конфликтами культур. Это проявилось в двух взаимоисключающих последствиях: в росте популярности крайне правых движений, выступающих под лозунгами ксенофобии и изменений в эмиграционной, социальной и образовательной политике и в неприятии европейцами самой идеи ограничения прав и свобод. Духовные ценности, приведшие к построению государства всеобщего благоденствия и открытого общества, оказались непригодными для воплощения мультикультурализма. Данный факт стал не только предметом научной дискуссии, но и нашел свое отражение в постановлениях ряда европейских парламентов, следствием которых стало принятие законов, ограничивающих проявление религиозной или культурной неевропейской принадлежности.
Парадоксальным образом, фоном этих процессов стало чем дальше тем большее проявление иррационализма, который встречается в поведении как индивидов, так и целых государств. Это то, что еще в XIX веке предвидели Токвиль, Шопегауэр, а в ХХ прямо диагностировали Ницше, Шпенглер, Сартр, а также Хаксли и Оруэлл. Избыток «досуга» в условии отсутствия объединяющей духовной ценности приводит к «скуке», одним из проявлений которой является растущее насилие, немотивированное и жестокое, насилие ради насилия, как единственное средство избежать невыносимую тяжесть этого самого досуга. В списке пяти угроз, способных разрушить западную цивилизацию, составленном в 70-х гг. ХХ в. гарвардским профессором Харлоу Шепли, скука идет вслед за ядерной войной и перенаселением, и перед экологической катастрофой и эпидемией какой-нибудь смертельной болезни. Роберт Низбет свой труд «Прогресс: история идеи», в котором он прослеживает ее становление и непрерывное, от Гесиода, через Августина Блаженного и до наших дней развитие, завершает неожиданным обращением именно к феномену скуки как антиподу идеи прогресса. «Отвлекаясь от неврологических и психологических аспектов скуки, -пишет он, - зададимся вопросом: что означает это состояние ума в общественном и культурном измерении? Ответом будет все более распространенное и хроническое безразличие к обычным ценностям, стремлениям, свободам и обязанностям. Настоящее становится ареной действия абсурдных, бессмысленных и демонических сил. Все, что имеет значение, оказалось замкнутым в пределах внутреннего Я, его боли и освобождения от этой боли» [2, с. 525-526].
Еще один парадокс состоит в том, что тотальная идея самоценности толерантности, проявляемая уже абсолютно во всех сферах жизни общества, восходит к европейскому рационализму, и одновременно
МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №1/2016 ISSN 2410-6070
опровергает его. Дело доходит до того, что распространяющееся поле принципов толерантности, примером чему может являться практика политкорректности, входит в противоречие с ценностями общества, одним из базовых среди которых является ценность человеческой жизни. Сон разума, говорил сторонник идей Просвещения Франсиско Гойя, порождает чудовищ. Но два материализовавшихся чудовища нашего времени, один Андерс Брейвик, а второй - Андреас Любитц, являются порождением именно толерантности, основывающейся на разуме. Первый, легально приобретший автоматическую винтовку, имел отнюдь не толерантные убеждения, но разве слова Вольтера о том, что «мне ненавистны ваши убеждения, но я готов отдать свою жизнь за ваше право их высказывать» не предполагают толерантного к ним отношения? Второй, воспользовавшись правом на врачебную тайну, тем самым обезопасил свою частную жизнь, наличие индивидуальных проблем в которой тоже требуют уважительного и бережного отношения со стороны общества. Проблема толерантности - именно проблема, а не просто феномен, в настоящее время требует не только переосмысления, а поиска немедленных средств для ее упорядочения и, возможно, ограничения. Но институционально, как показывает практика европейских обществ, ни то, ни другое реализовано быть не может. Поэтому там, где бессильны законы, вся надежда остается лишь на иные социальные практики и формы коммуникации, в основе которых должна быть положена этика. Однако ответ на вопрос о том, с чего начинать, и как это делать, в ближайшей перспективе, увы, представляет собой невероятно трудную задачу, разрешение которой потребует создание новой культурной и мировоззренческой парадигмы. Список использованной литературы:
1. Аристотель. Политика. // Аристотель. Сочинения: В 4-х т. Т. 4 / Пер. с древнегреч.; Общ. ред. А. И. Доватура. - М.: Мысль, 1983. - 830 с. - (Филос. наследие, Т. 90).
2. Нисбет Роберт. Прогресс: история идеи. / Роберт Нисбет; пер. с англ. под ред. Ю. Кузнецова и Гр. Сапова. - М.: ИРИСЭН, 2007. 557 с.
© Держивицкий Е.В., 2016
УДК 009, 001
В.П. Евланников
д.ф.н., профессор кафедры философии, Г.Е. Евланникова к.ф.н., доцент кафедры философии, Государственный экономический университет, СПб, Российская Федерация.
СПОРЫ О СУДЬБАХ РОССИИ В НАЧАЛЕ XIX ВЕКА
Аннотация
Статья посвящена противодействию на протяжении нескольких десятилетий двух направлений русской общественной мысли: западников и славянофилов.
Ключевые слова Европа, традиция, модернизм, общественное сознание.
Русская философия к началу XIX века, активно интересуется проблемам социальной и политической сферы, историей, перспективами дальнейшего развития России. В Древней Руси, социально-философские идеи не являлись четко дифференцированными в общественном сознании. Мыслители прошлого полагали, что русская земля не похожа ни на одну другую, она неповторима и это, прежде всего, исходило из русского варианта православия, как наиболее истинной из всех религий, и как следствие - Русь стала оплотом
