CC BY
127
Э. Э. ШУЛЬЦ
К ПРОБЛЕМЕ СОЦИАЛЬНОЙ БАЗЫ РЕВОЛЮЦИЙ
Статья посвящена комплексу проблем, связанных с определением больших социальных групп, наиболее активно участвующих в революциях и последующих политических противостояниях. Есть ли «главный класс» у революции и существует ли вообще социальная линия раздела в период революций по классовому признаку? Насколько широко представлены в революциях различные социальные страты? Существуют ли закономерности в этих вопросах, зависят ли они от типа революции? Имеет ли к этому отношение деление на буржуазные и пролетарские революции?
Автор показывает, что вопросы такого рода не могут быть решены безотносительно к конкретной исторической ситуации.
Ключевые слова: теория революции, социология революции, социальная группа, класс.
Поиски социальной базы революции - одна из самых сложных и многомерных задач. Во-первых, что считать движущей силой? Организаторов, основную массу протестующих или тех, кто представлял эти массы в политическом процессе? Во-вторых, сложно определить границы тех или иных социальных групп и классов.
К. Маркс считал, что все развитие истории определяла борьба классов, и оценивал революции с точки зрения того, интересы какого класса эта революция реализовывала. М. Вебер придерживался близких к Марксу позиций. «Лишь одно не подлежит сомнению, - писал он, - при оценке любых общественных отношений, независимо от их характера и структуры, необходимо установить, какому типу людей они дают в процессе внешнего или внутреннего отбора (мотивов) оптимальные шансы на господство» (Вебер 1990: 576).
Подход cui bono? (кому на пользу?) в определении «главного класса» революции остается весьма спорным (см., например: Французская ... 2002: 102). Кто выиграл от революций в России, Китае и Вьетнаме? Считать ли выгодными революции для крестьянства, если оно в результате получило землю? А если получило, но затем
Историческая психология и социология истории 1/2018 63—76 DOI: 10.30884/ipsi/2018.01.03
потеряло? В революциях неверно искать, кому выгодно, а затем разыскивать капиталистический (или иной другой) элемент, который стал организатором и главной движущей силой. Революция - это не судебное разбирательство или преступление и не детально запрограммированный процесс. Следует добавить, что сложности проявляются и с определением, кого относить к буржуазии, которая, согласно марксистскому подходу, должна быть движущей силой так называемых буржуазных революций. В понятие «буржуазия» как прежде, так и теперь вкладывают разные значения (Французская... 2002; Cobban 1999).
Л. Эдвардс первым основным симптомом революции называл «смещение лояльности интеллектуалов»: «Авторы, издатели, преподаватели университетов, художники, учителя, священники, проповедники и все те, чьей функцией является формирование и направление общественного мнения, заражаются недовольством репрессированного класса» (Эдвардс 2005: 111). Другой теоретик революций, К. Бринтон, писал: «Массы не делают революций. Они могут быть завербованы для эффектных представлений, когда активное меньшинство уже победило в революции». Победа достигается «небольшими, дисциплинированными, принципиальными, фанатичными организациями» (Brinton 1965: 162).
Ш. Эйзенштадт (1999: 246) специально останавливался на социальном составе революций, выделяя: 1) разнообразные группы из крупных и средних землевладельцев и городских слоев, эволюционировавшие в направлении капиталистической рыночной экономики; 2) разнородные группы крестьянства (в США - фермеры), которые оказывались в двойственной ситуации: с одной стороны, угрожавшей утратой их положения под воздействием новых экономических сил, а с другой - открывавшей возможности получить доступ к новым рынкам или контролю над ними; 3) традиционные городские группы и зародыш нового городского пролетариата; 4) новые интеллектуальные и религиозные секты, группы и движения; 5) институциональные организаторы, более разносторонние по характеру своей деятельности, особенно новые политические элиты. Эйзенштадт особо подчеркивал, что «ведущую роль во всех этих революциях играла независимая интеллигенция» (Там же: 31).
Э. Хобсбаум, разбирая «век революций», делал вывод, что революционные движения в 1830-1848 годах, «как и прежде, в большинстве своем состояли из представителей среднего класса и интеллигенции, часто находившихся в ссылке или ограниченных
узкими литературными кругами» (Хобсбаум 1999: 180). Р. Дарен-дорф выделял 1914-1945 годы как период «Второй Тридцатилетней войны» (Дарендорф 2002а: 46) и считал, что именно интеллектуалы сыграли важную роль в этот период катаклизмов (Там же: 104).
С. Хантингтон называл город центром оппозиции внутри страны, где средний класс - средоточие этой оппозиции, а интеллигенция - самая активная оппозиционная группа внутри среднего класса. Самые сплоченные и эффективные революционеры в составе интеллигенции - студенты. «Это, разумеется, отнюдь не означает, что большинству студентов, как и большей части населения в целом, не свойственна политическая апатия. Но это означает, что группы активистов, доминирующие в студенческих организациях большинства модернизирующихся стран, выступают против режима. Именно здесь, в университете, существует самая последовательная, радикальная и непреклонная оппозиция правительству» (Хантингтон 2004: 293). Крестьянство может играть «либо очень консервативную роль, либо очень революционную» (Там же: 295). «Ленин, - отмечал Хантингтон, - мыслил по большей части в терминах интеллигенции и рабочих; Мао показал, что ленинская теория политического развития столь же применима к коалиции интеллектуалов и крестьян» (Там же: 337).
Главным выводом учения К. Маркса В. И. Ленин называл учение о классовой борьбе (Ленин 1973б; 1969б). С этим согласны и современные исследователи, ставя в заслугу Марксу-социологу завершенную теорию классового конфликта (Дарендорф 2002б: 385).
Сам Маркс признавал, что ему не принадлежит заслуга открытия классов и борьбы между ними в современном обществе. «Буржуазные историки задолго до меня, - писал он, - изложили историческое развитие этой борьбы классов, буржуазные экономисты -экономическую анатомию классов» (Маркс 1962: 424). Разработку темы классов в революции и имущественных отношений в основе борьбы этих классов начали самые первые историки Великой французской революции (см.: Жорес 1977; Волгин 1948; Семенов 2006). Однако теория классового конфликта в завершенном виде принадлежит именно К. Марксу. Сам он своей заслугой считал утверждения: «1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства; 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата;
3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов» (Маркс 1962: 427).
П. Сорокин не соглашался с классовым подходом в определении состава революций. Индивид принадлежит не к одной группе, а сразу ко многим, в том числе «не совпадающим и друг друга не покрывающим» (Сорокин 2005: 211). Состав членов каждой из этих групп с течением времени меняется: «...одни индивиды выбывают из состава членов данной группы и переходят в другую (из одной партии, семьи, религии, имущественного слоя, профессии и т. д. - в другую партию, семью, церковь, профессию). Это значит, что в любом агрегате происходит циркуляция индивидов из группы в группу, перемещение их в системе социальных координат, изменение состава членов каждой "ткани", или "органа" социального агрегата» (Там же: 212).
Упомянутый выше израильский социолог Ш. Эйзенштадт определял проблему следующим образом: «При создании коллективов, институтов и макросоциальных порядков эта неопределенность проявляется прежде всего в том, что цели и потребности каждой из групп никогда не бывают заранее данными. Специфическое содержание подобных потребностей устанавливается в каждом конкретном случае. Более того, в каждой группе могут возникать различные мнения относительно содержания той или иной потребности. К тому же различные потребности каждой подгруппы никогда не бывают полностью совместимыми; следовательно, внутри самих коллективов существуют напряженность и противоречия. Такая напряженность складывается вокруг оценки относительного значения различных потребностей всего общества и его отдельных групп; их соотношения с частными целями индивидов, составляющими ту или иную подгруппу; распределения ресурсов, необходимых для удовлетворения как индивидуальных, так и групповых потребностей, и доступа к этим ресурсам» (Эйзенштадт 1999: 59).
Классовый подход к революциям вызывал множество нестыковок и оговорок со стороны революционеров-практиков XX века. Китайскую революцию сделали интеллигенция и крестьянство (как основной класс страны), вместе с тем со второй половины 1948 года в документах КПК все чаще упоминался рабочий класс в качестве руководящей силы Китайской революции (Симоновская, Юрьев 1974). Это был вопрос идеологии, так же как и в Русской революции. Кубинская революция, для которой такие идеологиче-
ские штампы не имели столь определяющего значения, оставила более объективные суждения. Социальной базой Кубинской революции ее лидеры считали интеллигенцию, студенчество, крестьянство, мелкую буржуазию, рабочий класс (Кастро 1986; Лаврецкий 1973). Э. Че Гевара утверждал, что «в любой революции всегда участвуют группы людей, принадлежащих к самым различным течениям, которые, однако, совпадают в своих действиях и в непосредственных целях, к которым они стремятся» (Че Гевара 2006: 134).
Вопрос классового подхода вызывает столько споров и не имеет решения, потому что в истории революций это по большей части вопрос идеологии. Классовая борьба, коммунизм и т. д. - умело разыгранные лозунги в политической борьбе. Это не значит, что в них не верили их проповедники, как раз наоборот - именно вера и сила убеждения, а не правомочность этих понятий повели за ними массы. Основная задача революционных партий начала XX века заключалась в том, чтобы заставить рабочих идентифицировать себя с классом пролетариата, у которого единые требования, который является самым главным классом и принесет мир, справедливость и земной рай, чтобы внедрить эту мессианскую идею в большую социальную группу, представляющую наиболее благодатную почву для революционной идеологии с точки зрения количественного потенциала.
Если же отвлечься от идеологических штампов, то выяснится, что социальная база революций представляет более сложную структуру. Нидерландская буржуазная революция (1566-1609) началась как иконоборческое восстание на западе Фландрии, а ее основной вопрос был в свободе вероисповедания. Поскольку эта революция имела ярко выраженные национально-освободительные черты, то и ее социальный состав представлял все социальные страты общества. Такая же особенность присуща Американской революции и всем национально-освободительным революциям Х1Х-ХХ веков. Разнообразие участия социальных страт в революции наглядно демонстрирует и Мексиканская революция 19101920 годов, где на севере против центрального правительства выступили индейцы, работники горняцких поселков и скотоводческих ферм, жители приграничной с США территории, а на юге шла настоящая крестьянская война (Паркс 1949).
Во Франции социальная структура общества перед революцией 1789 года определялась следующим образом: духовенство, знать
и третье сословие, где из приблизительно 23 млн. жителей 100 тыс. относилось к духовенству, 400 тыс. - к знати, а остальные - к третьему сословию (Lefebvre 1947). Если взять соотношение участников революции, то оно приблизительно напоминает пропорцию социальных слоев предреволюционной Франции. Подобное соотношение наблюдается в каждой революции.
Это касается и «пролетарских революций» XX века, среди которых Русская революция характерна наибольшей долей рабочего класса. Социальную базу Русской революции мы рассмотрели в другой работе (Шульц 2014), так что здесь подчеркнем лишь, что самые оптимистические подсчеты дают 4-4,5 млн. человек (Рейман 1994: 198) на 171-миллионную империю (с Финляндией и Польшей) (Статистический. 1914: 58, 77, 87), а В. И. Ленин в борьбе с царизмом отдельно рассчитывал на «инонациональное», т. е. «нерусское население» и национальные окраины империи, которые составляли, по его подсчетам, более 50 % населения (Ленин 1973а: 356).
Вторая половина 1917 года в России принесла существенные изменения как в социально-психологическом климате в стране, так и в планах большевиков. «Теперь, - писал Ленин в июне 1917 года, - под знамя большевизма идет всякий недовольный, сознательный революционер, возмущенный борец, тоскующий по своей хате и не видящий конца войны, иной раз прямо боящийся за свою шкуру человек.» (Он же 1969а: 256). То есть большевики стали аккумулировать широкий социальный протест, который был связан не с классовым сознанием и классовым представительством, а с желанием покончить с войной и прекратить лишения. Теперь Ленин стал рассчитывать на армию, которая больше не желала воевать, а не просто на рабочий класс (Он же 1969в). Следует признать, что возрастной, гендерный и национальный факторы сыграли значительно большую роль в Русской революции, чем классовый.
Еще Ф. Энгельс в работе «Быстрые успехи коммунизма в Германии» отмечал, что социализм быстро стал популярен в этой стране, социалистическая партия выросла в течение очень короткого срока, и все это благодаря среднему классу, который явился основой социалистического движения. «До сих пор нашу силу составлял средний класс, - факт, который, может быть, удивит английского читателя, если он не знает, что этот класс в Германии значительно менее своекорыстен, пристрастен и туп, чем в Англии, по той простой причине, что он менее богат. Однако мы надеемся
в скором времени найти опору в рабочем классе, который всегда и повсюду должен являться силой и оплотом социалистической партии и который уже пробужден от своего летаргического сна нуждой, угнетением и безработицей, а также волнениями в промышленных округах Силезии и Богемии» (Энгельс 1955: 519).
Таким образом, уже с точки зрения классиков марксизма и исторических реалий одной из самых «пролетарских» стран Европы, с самым сильным социал-демократическим движением, рабочий класс, конечно, необходим, но и средний класс вполне способен оказать поддержку социалистической партии и сделать ее одной из самых влиятельных в стране. Сходное положение возникло в России через несколько десятков лет: в условиях резкого обострения всех социальных противоречий революционная идея обрела в России прочную социальную базу главным образом в рядах радикально настроенной демократической интеллигенции (Тютюкин, Шелохаев 1996). «Осенью 1905 года, воспользовавшись падением авторитета самодержавия из-за поражений в войне с Японией, оппозиционная интеллигенция решила предпринять атаку на правительство» (Нефедов 2008: 49). Аналогичная ситуация возникла в конце 1916 - начале 1917 года, и Февральская революция стала результатом новой «атаки интеллигенции» на самодержавие. Ленин всегда сопротивлялся утверждениям, что интеллигенция представляла главную силу революционного движения, но вынужден был соглашаться, что в партии действительно очень мало рабочих и в этом направлении необходимо вести пропагандистскую работу (Ленин 1967).
Тщательный анализ показывает, что активное ядро подавляющего большинства радикальных массовых протестов составляют молодежь и образованные слои общества, относящиеся к социальным категориям «интеллигенция» и «средний класс» (Шульц 2014: 336). «Профессиональные революционеры» в подавляющем своем большинстве были выходцами из интеллигенции и средних слоев. Эти же слои с большой долей молодежи (часто - студентами) становятся и активными участниками протестных выступлений. Это касается и молодых офицеров, принадлежащих к среднему классу, и представителей интеллигенции, ставших организаторами и движущей силой некоторых революций (в первую очередь это революции в Египте 1952 года, Ираке 1958 года и Ливии 1969 года). Организаторы и представители всегда, за крайне редкими исключениями, являются выходцами из более образованных слоев (и со-
ответственно с более высоким имущественным статусом, нежели основная масса населения страны). Парламенты в их естественном состоянии (если речь не идет об имитации) наполняют в массе своей представители интеллигенции, среднего класса и имущие слои населения.
Крестьянство и рабочий класс (в широком понимании) представляют наиболее крупные социальные группы в странах, где происходили революции. В силу этого именно эти две группы (классы) превалируют над остальными во многих революциях. Кроме того, крестьянство с количественной точки зрения было основой всех революций, сопровождавшихся гражданской войной (кроме Английской и Мэйдзи исин).
Как отмечали исследователи революций, степень революционности жителей городов и деревень отличается: «.городское население, как правило, более революционно, чем деревенское. Город чаще треплется лихорадкой революции, чем деревня. Первый начинает революцию, вторая - в конце концов, обычно "обуздывает" ее» (Сорокин 2005: 392). Крестьянство действительно более консервативно и менее подвижно в сторону бунта, но готово воевать за идею, что ярко проявилось в крестьянских и религиозных войнах XVI-XVII веков и в выступлении Вандеи против Парижа. Однако более очевидные и массовые примеры причин крестьянского бунта - это участие крестьянства почти во всех революциях с лозунгом получения земли.
В истории революций наблюдаются два идентичных явления: в Великой французской и в Русской революции перевес обеспечило крестьянство, которое начало выступать против возвращающихся помещиков и отбора ими полученной во время революции земли.
М. Блок писал о Французской революции: чтобы привлечь на свою сторону крестьян, революционные правительства осуществили раздел помещичьей земли (Блок 1957); революция освободила крестьян от сеньориальных повинностей, она «дала многим беднякам возможность обзавестись столь страстно желанной землей» (Там же: 310).
П. Сорокин справедливо отметил, что французские «крестьяне, освободившись от повинностей и увеличив свои земли - становятся равнодушными к революции; когда же она начинает ущемлять их бесконечными поборами и реквизициями - становятся врагами революционного правительства» (Сорокин 2005: 390). На просчеты политики монтаньяров по отношению к деревне, что сказалось на
повороте крестьянства против революции, указывал в специальном исследовании и Ж. Лефевр (1936). Русская революция тоже произошла в столице, и крестьянство оставалось индифферентным к революции, пока большевики не стали насильственно отнимать у них продовольствие. Этот период: лето 1918 - осень 1919 года -стал временем пика Гражданской войны. Однако возвращение помещиков и их претензии на собственность земли, как и во Французской революции, заставили крестьян повернуть штыки за революцию и землю, что в конце концов обеспечило большевикам победу в Гражданской войне.
Сложно спорить с утверждением, что важнейшей силой Великой французской революции было крестьянство (Манфред 1973) или что во Французской и Русской революциях основной повстанческой силой было крестьянство, которое и свергло старый режим (Skocpol 1979), однако эти утверждения требуют дополнительных уточнений. Во-первых, необходимо разделять революцию на этапы. Крестьянство не играло роли в смене власти в столице, оно сыграло роль в последовавшей затем гражданской войне, где каждой из сторон необходимо было рекрутировать армию и добиваться, чтобы армия противника имела как можно меньше поддержки. Во-вторых, крестьянство было количественно самым большим классом, поэтому, также количественно, естественно превосходило остальные социальные группы в революционных войнах. В-третьих, как, на наш взгляд, верно вслед за Лефевром отметил Ф. Фюре, Французская революция состояла из разных революций, в которых крестьянская была достаточно автономным явлением (Furet 1981). Революция в России также состояла из множества бунтов, где у разных социальных групп могли быть различные причины для выражения своего протеста, а крестьянский бунт наиболее ярко проявился в «движении зеленых».
Э. Малефакис по поводу гражданской войны в Испании заметил, что левые традиционно получали поддержку прежде всего в городских средних классах и среди интеллектуалов, основные проблемы которых связаны с удалением препятствий в политической и культурной свободе, а не в аграрных реформах (Malefakis 1970). В европейских революциях вообще часто происходит противостояние левых у власти и крестьянского населения. Так, один из представителей якобинцев - Ж.-Р. Эбер - «предлагал направить в деревню для преодоления продовольственной нужды революционную армию "с гильотиной впереди". Этим путем он рекомендовал
пресечь "жадность сельских жителей", которых он называл "испорченными детьми революции"» (Манфред 1983: 180). Большевики реализовали ту же идею, объявив о раздаче земли (как в ВФР, что привлекло крестьянство), а затем введя продразверстку, оттолкнув последним крестьянство от революции. В революциях Латинской Америки, Юго-Восточной Азии, Северной Африки и Ближнего Востока картина совершенно иная. Как отмечают исследователи, страны третьего мира имели два варианта в XX веке: земельная реформа сверху или крестьянская революция снизу - правительство и революционные лидеры конкурировали за поддержку крестьянства, так как тот, кто управляет здесь сельской местностью, управляет страной (ЯаИпеша, Behdad 1996).
Решающая роль города и городских жителей - принципиальное отличие революций от крестьянских войн, где первые стали успешными, а вторые всегда терпели поражения. Однако уже в классических революциях крестьянство выступало большой и грозной силой, а революциям Латинской Америки и Азии удалось сделать из него основную силу.
Крестьянство могло остаться пассивным (пример - Английская революция), выступать на стороне революции (многие национально-освободительные революции, революции 1854-1867 и 19101920 годов в Мексике, Китайская, Кубинская, Вьетнамская революции и др.), против нее (гражданская война 1979-1988 годов в Никарагуа после Сандинистской революции), разделившись в борьбе за противоположные стороны и меняя свое отношение в процессе гражданской войны (классические примеры - Великая французская и Русская революции). Социальные особенности революций XX века даже привели к характеристике его как века «крестьянских революций», к которым относят события в России 1905-1907 годов, революции в Мексике, Китае, на Кубе, во Вьетнаме и др. (Ма^а^ 1970). Крестьянская война в период Мексиканской революции 1910-1920-х годов демонстрирует своеобразный переходный вариант между обычной крестьянской войной и крестьянской армией как основной боевой силой революции в Китае 1920-1940-х годов, на Кубе и во Вьетнаме. Крестьяне освободительной армии Юга Эмилиано Сапаты «жгли асиенды, убивали управляющих, а земли делили между пеонами. Они никогда не были настоящей армией, ибо занимались запашкой вновь завоеванных земель и сбором с них урожая и брались за оружие только для того, чтобы отразить вторжение врагов» (Паркс 1949: 299-300). В Китае,
на Кубе и во Вьетнаме эта сила имела другую идеологию и четкую политическую направленность.
Итак, революция - это сложный и многомерный социально-политический феномен, который нельзя относить к движению только народа или только элит или приписывать какому-то одному классу. С количественной точки зрения и с позиции решаемых задач революции осуществляет так называемое третье сословие. Это все группы населения, кроме привилегированных (дворянства и духовенства), т. е. городские жители (и буржуазия, и рабочие, и служащие, и наемные работники в сфере услуг и т. д.) и крестьянство. Крестьянство выступило существенной силой в Великой французской и Русской революциях, а также в ряде других европейских революций. Оно стало социальной основой всех революций вне Европы, сопровождаемых гражданской войной, за очень редкими исключениями (Япония). Крестьянство плохо принимает новые идеи, поэтому его сложно революционизировать идеями; оно чаще борется за землю, и именно поэтому одним из главных вопросов каждой революции, где крестьянское движение становилось частью этой революции, был вопрос о земле. Среди горожан может быть высок процент интеллигенции, среднего класса или рабочих, но в любом случае в связи с большей долей рабочих и крестьян в обществе они всегда будут количественно превосходить другие большие социальные группы. При этом представители привилегированных сословий, интеллигенции и среднего класса могут составлять значительно большие доли в революции в сравнении с долей в обществе.
В революциях в разных пропорциях принимали участие все слои населения. Национально-освободительные революции могли привлекать больше представителей привилегированных сословий в сравнении с другими типами революций, где знатные сословия были в меньшей доле, в том числе ввиду их малочисленности сравнительно с третьим сословием. Во всех базовых революциях их основой были горожане и крестьянство. С ходом истории от участия в революциях в городе откололась большая часть буржуазии, в деревне - зажиточное крестьянство. Революцию продолжали «делать» интеллигенция, студенчество, ремесленники, мелкие собственники и рабочий класс, границы которого были достаточно размыты. Естественно, что «рабочий люд» в количественном соотношении всегда превосходил все остальные в городе, так же как
крестьянство превосходило все остальное население, вместе взятое во всех базовых революциях (первых в стране).
Последующие революции в государстве могли походить в этом на базовые, но, как правило, несли в себе большую элитарность, т. е. реализовывались более образованными слоями общества и с меньшим социальным размахом. Это стало характерной особенностью всех революций, которые совершались быстро и не поднимали волну гражданской войны по всей стране, - как правило, вторые революции в государстве или происходившие с течением времени после подавленного революционного движения. Таковы были революции во Франции 1830 и 1848 годов, 1952 года в Боливии, в Египте 1952 года, Ираке 1958 года, Ливии 1969 года, Апрельская революция 1960 года в Корее, «революция гвоздик» 1974 года в Португалии, «бархатные революции» 1989-1991 годов и др.
Литература
Блок, М. 1957. Характерные черты французской аграрной истории М.: Изд-во ин. лит-ры.
Вебер, М. 1990. Смысл «свободы от оценки» в социологической и экономической науке. В: Вебер, М., Избранные произведения. М.: Прогресс, с. 547-600.
Волгин, В. П. 1948. Социальное учение Сен-Симона. В: Сен-Симон, Избр. соч. Т. 1. М.; Л.: Изд-во АН СССР, с. 5-85.
Дарендорф, Р.
2002а. Современный социальный конфликт. Очерк политики свободы. М.: РОССПЭН.
2002б. Тропы из утопии. М.: Праксис.
Жорес, Ж. 1977. Социалистическая история французской революции. Т. 1, кн. 1. М.: Прогресс.
Кастро, Ф. 1986. Я абсолютно верю в марксизм. Лекция, прочитанная в Народном университете на тему о Единой партии социалистической революции. 1 декабря 1961 года. В: Кастро, Ф., Избранные произведения. 1952-1986 гг. М.: Изд-во полит. лит-ры, с. 84-154.
Лаврецкий, И. Р. 1973. Эрнесто Че Гевара. 2-е изд. М.: Молодая гвардия.
Ленин, В. И.
1967. Конспект речи по вопросу об отношениях рабочих и интеллигентов в с.-д. организациях. В: Ленин, В. И., Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 10. М.: Политиздат, с. 388.
1969a. Большевизм и «разложение» армии. В: Ленин, В. И., Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 32. М.: Политиздат, с. 255-257.
1969б. Карл Маркс (Краткий биографический очерк с изложением марксизма). В: Ленин, В. И., Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 26. М.: Политиздат, с. 43-93.
1969в. Заседание Центрального Комитета РСДРП(б) 16 (29) октября 1917 г. В: Ленин, В. И., Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 43. М.: Политиздат, с. 396.
1973a. Статистика и социология. В: Ленин, В. И., Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 30. М.: Политиздат, с. 349-356.
1973б. Три источника и три составных части марксизма. В: Ленин, В. И., Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 23. М.: Политиздат, с. 40-48.
Лефевр, Ж. 1936. Аграрный вопрос в эпоху террора. Л.: Соцэкгиз.
Манфред, А. З.
1973. История Франции в трех томах. Т. 2. М.: Наука.
1983. Великая французская революция. М.: Наука.
Маркс, К. 1962. Письмо И. Вейдемейеру, 5 марта 1852 г. В: Маркс, К., Энгельс, Ф., Соч. 2-е изд. Т. 28. М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, с. 422-428.
Нефедов, С. А. 2008. Истоки 1905 года: «Революция извне»? Вопросы истории 1: 47-60.
Паркс, Г. Б. 1949. История Мексики / пер. с англ. Ш. А. Богиной. М.: Изд-во ин. лит-ры.
Рейман, Н. 1994. Заметки по интерпретации 1917 года. Отечественная история 5: 195-204.
Семенов, Ю. И. 2006. Франсуа Минье и школа французских историков эпохи Реставрации. В: Минье, Ф., История Французской революции с 1789 по 1814 гг. М.: Гос. публичная историческая библиотека России, с. 25-33.
Симоновская, Л. В., Юрьев, М. Ф. (ред.) 1974. История Китая с древнейших времен до наших дней. М.: Наука.
Сорокин, П. А. 2005. Социология революции. М.: РОССПЭН.
Статистический ежегодник России. 1913 г. Год десятый. СПб.: Изд. ЦСК, 1914.
Тютюкин, С. В., Шелохаев, В. В. 1996. Марксисты и русская революция. М.: РОССПЭН.
Французская революция XVIII в. и буржуазия. Круглый стол. 2002.
Новая и новейшая история 1: 80-112.
Хантингтон, С. 2004. Политический порядок в меняющихся обществах. М.: Прогресс.
Хобсбаум, Э. 1999. Век революции. Европа 1789-1848. Ростов н/Д.: Феникс.
Че Гевара, Э. 2006. Заметки к изучению идеологии Кубинской революции. В: Гевара, Э. Че, Статьи, выступления, письма. М.: Культурная революция, с. 134-143.
Шульц, Э. Э. 2014. «Классовый подход» и «пролетарский характер» революции 1917 г. в России. Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «История России» 3: 47-61.
Эдвардс, Л. 2005. Естественная история революции. Социологический журнал 1: 101-131.
Эйзенштадт, Ш. 1999. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект Пресс.
Энгельс, Ф. 1955. Быстрые успехи коммунизма в Германии. В: Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. М.: Политиздат, с. 518-531.
Brinton, С. 1965. The Anatomy of Revolution. Revised and Expanded Edition. New York: Vintage Books.
Cobban, A. 1999. The Social Interpretation of the French Revolution. Cambridge: Cambridge University Press.
Furet, F. 1981. Interpreting the French Revolution. Cambridge: Cambridge University Press, 1981.
Lefebvre, G. 1947. The Coming of the French Revolution. New York: Vintage Books.
Malefakis, E. E. 1970. Agrarian Reform and Peasant Revolution in Spain: Origins of the Civil War. New Haven; London: Yale University Press.
Rahnema, S., Behdad, S. 1996. Iran after the Revolution: Crisis of an Islamic State. N. p.: I. B. Tauris.
Skocpol, T. 1979. States and Social Revolutions. A Comparative Analysis of France, Russia and China. Cambridge: Cambridge University Press.
