CC BY
166
языкознание
УДК 81’255.2
к проблеме передачи текстообразующей языковой игры в переводе (на материале «максим и анекдотов» с. шамфора)
М.ю. ивонина
Аннотация. Пуанта (развязка) многих анекдотов, входящих в состав «Максим и анекдотов» С. Шамфора, построена на использовании автором лексической и грамматической языковой игры. Текстоообразующая языковая игра представляет значительную переводческую трудность, для разрешения которой переводчик вынужден изыскивать различные способы компенсации, позволяющие сохранить эффект воздействия, свойственный оригинальному тексту.
Ключевые слова: перевод; языковая игра; Шамфор.
Проблема передачи языковой игры в переводном тексте входит в число актуальных проблем переводоведения и представляет значительный интерес как для переводчиков, так и для исследователей переводных текстов. К этой проблеме обращались В.С. Виноградов, В.Н. Комиссаров, Я.И. Рецкер, А.В. Фёдоров, А.Д. Швейцер и другие теоретики перевода.
Применительно к художественному тексту и авторской стилистике языковая игра понимается как прагмастилистический прием, который реализуется в виде каламбура - комической игры слов, осуществляемой лексико-фонетическими средствами, или в виде грамматической языковой игры, основанной на преднамеренном использовании маркированных относительно стандарта грамматических средств [1. С. 170].
При переводе языковой игры авторы перевода неизбежно сталкиваются со сложностями, связанными с различиями в лексической и грамматической системах исходного языка и языка перевода. Современная переводческая наука исходит из принципа переводимости: считается, что каждый высокоразвитый язык является «средством достаточно могущественным для того, чтобы передать содержание, выраженное на другом языке, в его единстве с формой» [2. С. 22], и отсутствие в языке перевода отдельных компонентов значения слов, целых слов и фразеологических единиц может быть компенсировано иными языковыми средствами. Процесс перевода превращается, таким образом, в процесс непрерывного «поиска решений» [3. С. 264], позволяющих, в соответствии с основными принципами теории перевода, сохранять в переводе
взаимосвязь формы и содержания, соотношение между частью и целым, свойственное тексту оригинала [4. С. 15]. Переводчику приходится прилагать особые усилия для того, чтобы воспроизвести прагмастилистиче-скую направленность исходной языковой игры и тем самым обеспечить осуществление авторской интенции оригинала.
Выбор переводческой стратегии при переводе языковой игры определяется стилистической функцией последней [5. С. 365]. Наиболее свободный выбор средств передачи языковой игры дается переводчику в случае, если каламбур представляет собой отдельное самостоятельное произведение, миниатюру. Значительно сложнее осуществить перевод, когда языковая игра является частью узкого контекста и всецело зависит от него, а тем более - когда весь текст строится на основе применения языковой игры, и отказаться от нее невозможно.
Показательным примером произведений, в которых языковая игра выполняет текстообразующую функцию, являются анекдоты французского писателя ХУШ в. Себастьена Рок-Никола Шамфора, входящие в книгу «Максимы и мысли, характеры и анекдоты» [6]. Одним из распространенных у автора способов реализации пуанты анекдота - резкой смены контекстов, «переключения эмоционально-психологических регистров» [7. С. 6], - является ввод реплики, целиком построенной на каламбуре или образующей языковую игру в контексте всего анекдота. В таком случае переводчик обязан выполнить перевод языковой игры так, чтобы сохранились пуанта и, следовательно, коммуникативный эффект воздействия анекдота, воссозданного на другом языке.
Рассматривая проблему перевода текстообразующей языковой игры в анекдотах Шамфора, мы использовали материал наиболее полного перевода «Максим и анекдотов», выполненного Ю.Б. Корнеевым и Э.Л. Линецкой и вышедшего впервые в 1966 г. в серии «Литературные памятники» в редакции П.Р. Заборова [8]. Для сопоставления перевода некоторых анекдотов были привлечены тексты из нового перевода С.Н. Искюля [9], опубликованного в 2007 г.
В анекдотах Шамфора преобладают виды языковой игры, реализованные на лексическом уровне: каламбуры, построенные на обыгрывании двойной актуализации полисемии, различных видов омонимии, употреблении паронимов и слов, схожих по звучанию.
По свидетельству теоретиков и практиков перевода, абсолютно точный перевод каламбура возможен лишь как исключение. Это может быть, если между обыгрываемыми словами исходного языка и соотносительными единицами переводного языка присутствуют не просто отношения эквивалентности, но полная эквивалентность, охватывающая два и более их значения [5. С. 366]. Примером такой языковой игры, легко поддающейся переводу, может послужить следующий анекдот: М. 1е
prince de Conti, voyant de la lumière à la fenêtre d’une petite maison du duc de Lauzun, y entra et le trouva entre deux géantes de la foire qu’il y avait menées. Il resta à souper et écrivit à Madame la duchesse d’Orléans, chez laquelle il devait souper: «Je vous sacrifie à deux plus grandes dames que vous» [6. Р. 289]. Увидев свет в окнах домика, где герцог де Лозон принимал женщин, принц Конти завернул туда и застал хозяина в обществе двух великанш, которых тот подцепил на ярмарке. Принц остался ужинать с ними, а герцогине Орлеанской, к которой был зван в тот вечер, послал записку: «Я пожертвовал вами ради двух особ, еще более высоких, чем вы» [8. С. 230]. Приведенный анекдот построен на двойной актуализации слова grand - в значениях signifie... de la noblesse, de l’élévation dans l’esprit ou dans les actions и fort étendu en longueur, largeur et profondeur, т.е. «принадлежащий к знати, отличающийся благородством ума или действий» и «обладающий значительной длиной, шириной и глубиной» [10. С. 594-596]. Эквивалентные значения имеет и слово «высокий» в русском языке: «большой по протяженности снизу вверх или далеко расположенный в таком направлении» и «выдающийся по своему значению, очень важный, почетный» [11. С. 119], «относящийся к государям», «из владетельных особ» [12. С. 314].
Такие случаи, однако, встречаются крайне редко, и переводчику приходится отыскивать альтернативные способы передачи замысла автора. Решение этой задачи чаще всего связано с приёмом компенсации, который выражается в замене непереданного элемента подлинника аналогичным или иным элементом, восполняющим потерю информации и способным оказать аналогичное воздействие на читателя [4. С. 19].
Так, в случаях, когда лексическая единица в языке перевода не обладает многозначностью, эквивалентной многозначности единицы исходного языка, переводчику удается, сохранив одно из значений, ввести и второе, переносное значение, эксплицировав его средствами языка перевода: On disait de J.-J. Rousseau: «C’est un hibou. - Oui, dit quelqu’un, mais c’est celui de Minerve; et quand je sors du Devin du Village, j’ajouterais, déniché par les Grâces» [6. Р. 384]. Один человек сказал про Ж.-Ж. Руссо: «Он мрачен, как сова». - «Верно, - согласился другой, - но сова - это птица Минервы. А я, посмотрев “Деревенского колдуна”, могу добавить: птица, прирученная грациями» [8. С. 136].
Автор первой реплики употребляет слово hibou в его метафорическом значении, которое служит средством характеристики поведения и внешнего вида человека. Автор каламбурной реплики вводит слово hibou в контекст, снимающий его метафорический смысл, возвращая ему буквальное значение «nom de certains oiseaux, notamment des rapaces nocturnes» - наименование ночных хищных птиц [13. С. 962]. В контексте это значение подчеркивается употреблением слова déniché - délogé
du nid «вынутый из гнезда» [13. С. 1322]. Реализация буквального значения hibou позволяет ввести данное слово в новый ассоциативный контекст посредством слов «celui de Minèrve». Последние слова переданы в переводе в виде поэтической перифразы «птица Минервы». Подобные обороты речи, включающие имена античных божеств как одно из средств номинации качеств человека, были привычны в речевом обиходе образованного человека XVIII в. В данном случае упоминание Минервы - богини мудрости наделяет слово hibou положительной коннотацией. В русском языке слово «сова» в самостоятельном употреблении не имеет переносного значения «нелюдим», поэтому переводчик компенсировал его, эксплицировав с помощью сравнения «мрачен, как сова». Это помогло сохранить языковую игру оригинала. Что касается перевода лексемы déniché, то вариант «прирученная» в целом выполняет функцию, аналогичную слову оригинала - функцию создания контекста, актуализирующего прямое значение слова hibou, хотя этот вариант и проигрывает оригинальному глаголу dénicher в образности.
В переводе анекдота, построенного на двойной актуализации лексической единицы marine - ensemble du personnel et du matériel constituant la puissance navale d’un pays «совокупность людей и имущества, составляющая военно-морскую силу государства», и peinture ayant pour sujet la mer «живописное произведение, изображающее море» [13. С. 1193], -также не удается сохранить игру слов в неизменном виде. Louis XV se fit peindre par La Tour. Le peintre, tout en travaillant, causait avec le roi, qui paraissait le trouver bon. La Tour, encouragé et naturellement indiscret, poussa la témérité jusqu’à lui dire: «Au fait, sire, vous n’avez point de marine». Le roi répondit sèchement: «Que dites-vous là? Et Vernet, donc?» [6. Р. 223].
Нам встретились два варианта решения этой переводческой задачи.
1) Людовик XV заказал свой портрет Ла Туру и во время сеансов часто разговаривал с художником. Ободренный тем, что король доволен его работой, живописец, естественно, осмелел и однажды позволил себе сказать: «А ведь ваши адмиралы не в ладах с морем, государь». - «Вот как? - сухо отозвался король. - Зато с ним в ладах мой Верне» [8. С. 160].
В переводе Ю. Корнеева и Э. Линецкой слово marine было переведено как «море». Данное слово не имеет в русском языке ни значения «морская живопись», ни значения «флот», но из контекста анекдота их вполне можно восстановить.
2) Людовик XV повелел Ла Туру написать свой портрет и во время сеансов, казалось, довольный работой художника, нередко разговаривал с ним. Ла Тур, ободренный этим, естественно, осмелел и однажды позволил себе бестактность заметить: «Согласитесь, государь, ведь флот ваш никуда не годится». - «О чем это вы там? - сухо отозвался король. - Ну а Верне?» [9. С. 165]. Для понимания смысла анекдота в этом переводе
читателю необходимо обладать культурной компетенцией, включающей знания о художнике Верне. Понимая это, С.Н. Искюль снабдил анекдот следующим примечанием: «В разговоре с королем Ла Тур имел в виду морской флот (marine), а король, как человек вежливый, предпочел не препираться с живописцем, выбрав другое значение этого слова - морскую живопись» [9. С. 265].
Часто трудно переводимыми оказываются случаи парономазии. Так, сходно звучащие во французском языке слова fleuret (рапира) и fleurette (комплимент) в русском языке не являются паронимами: On disait d’un escrimeur adroit, mais poltron; spirituel et galant auprès des femmes, mais impuissant: «II manie très bien le fleuret et la fleurette, mais le duel et la jouissance lui font peur» [6. Р. 364]. Об одном искусном, но трусливом фехтовальщике, человеке остроумном и обходительном с женщинами, но бессильном в постели, говорили: «Шпага у него острая, в речах он тоже остер, но клинок его всегда гнется - он боится и дуэли, и любви» [8. С. 182]. Чтобы сохранить изящность оригинального текста, создаваемую языковой игрой, авторы перевода изменили место введения каламбура, оставив без изменения сопоставляемые «орудия» персонажа («шпага», «речи») и подобрав к ним русскую игру слов, основанную на многозначности прилагательного «острый», прямое и переносное значение которого проявляются в речи в сочетаниях с предметными и абстрактными существительными.
Существенной переводческой трудностью является перевод омонимической языковой игры, поскольку в исходном языке и языке перевода, как правило, не совпадают омонимические пары. Удачными можно назвать случаи компенсации, когда переводчику удается найти подходящую игру слов, хотя и не буквально соответствующую оригиналу:
On sait que M. de Luynes ayant quitté le service pour un soufflet qu’il avait reçu sans en tirer vengeance, fut fait bientôt archevêque de Sens. Un jour qu’il avait officié pontificalement, un mauvais plaisant pris sa mitre et l’écar-tant des deux côtés: C’est singulier, dit-il, comme cette mitre ressemble à un soufflet» [6. Р. 242]. Как известно, г-н де Люин, получив пощечину и не решившись отомстить обидчику, был вынужден выйти из военной службы, после чего, почти сразу же, его назначили архиепископом Санским. В один прекрасный день, когда он служил торжественную мессу, некий скверный шутник схватил его митру, растянул ее руками и воскликнул: «До чего же громко затрещала эта митра! Как от затрещины!» [8. С. 137].
В приведенном анекдоте обыгрываются омонимы soufflet «пощёчина» и soufflet «воздуходувные мехи». В русском языке эти слова не являются омонимичными, нет и другой омонимической пары, способной заменить в переводе слово soufflet без ущерба для сюжета анекдота. Переводчикам, однако, удалось найти синоним слову «пощечина» и созвуч-
ную корневую игру «затрещина - затрещать», что позволило сохранить языковую игру и связь между началом и пуантой анекдота.
При отсутствии подходящего созвучия, позволяющего заменить омонимию исходного текста, нередко приходится отказываться от передачи смысла одного из омонимов в паре: Un entrepreneur de spectacles ayant prié M. de Villars d’ôter l’entrée gratis aux pages, lui dit: «Monseigneur, observez que plusieurs pages font un volume» [6. Р. 275]. Некий антрепренер обратился к г-ну де Виллару с просьбой о том, чтобы пажам запретили бесплатный вход в театр. «Ваша светлость, - сказал он, - примите в соображение, что, когда пажей много, из них получается целый корпус» [6. С. 208].
В этом анекдоте обыгрывается два контекста, в каждом из которых омонимы pages вступают в различные отношения со значениями слова volume. Так как перевод слова page в первом контексте - «паж» - не имеет омонима в русском языке, и тем более омонима со значением, эквивалентным французскому page - «страница», переводчику пришлось опустить языковую игру, сохранив слово «паж» из первого контекста и подобрав для перевода volume слово «корпус», создающее, насколько это возможно, целостность анекдота, а второй контекст исключив вовсе.
Исключительно сложны для передачи средствами другого языка случаи омофонии. Так, в следующем анекдоте переводчики столкнулись с невозможностью передать языковую игру, оставив неизменным имя собственное, и пожертвовали ею с целью сохранения исторической достоверности: Monsieur de Mesmes, ayant acheté l’hôtel de Montmorency, y fit mettre: Hôtel de Mesmes. On écrivit au-dessous: Pas de même [6. Р. 297]. Купив отель де Монморанси, г-н де Мэм велел написать на фасаде: «№tel de Mesmes». Под этой надписью кто-то вывел другую: «Pas de mêmе» («Не тот же») [8. С. 238].
Как видно из приведенного примера перевода, его авторы оставили в русском тексте нетронутой языковую игру оригинала, снабдив ее переводом, разъясняющим значение каламбура.
Проблему для перевода представляют и случаи каламбура, основанного на сходстве звучания или совпадении частей слов: M. de Chaulnes avait fait peindre sa femme en Hébé; il ne savait comment se faire peindre pour faire pendant. Mademoiselle Quinault, à qui il disait son embarras, lui dit: «Faites-vous peindre en hébété» [6. Р. 225]. Г-н де Шон, заказав портрет своей жены в образе Венеры, никак не мог решить, в каком же виде ему самому позировать для парного портрета. Он поверил свои сомнения мадмуазель Кино, и та посоветовала: «Велите изобразить себя Вулканом» [8. С. 161].
Заметим, что и здесь переводчику пришлось отказаться от передачи языковой игры, построенной на совпадении имени богини Гебы -Hébé - с частью слова hébété - существительного, характеризующего человека, ни на что не способного [10. С. 758], и заменить негативную оценку ума и поведения персонажа на негативную оценку по другому
критерию - сравнение с Вулканом, которого, по легенде, отличало физическое несовершенство. Чтобы сохранить при этом ассоциативную связь между двумя портретами, переводчики заменили Гебу на другую богиню - Венеру, считающуюся супругой Вулкана в римской мифологии.
Определенную переводческую трудность представляют каламбуры, основанные на стилистическом использовании эффекта сходства и различия значений вариантов многозначного слова. Так, в следующем анекдоте глагол donner предстает как носитель двух смыслов: «давать, отдавать» и «приписывать».
Il a plu un moment à Madame la duchesse de Grammont de dire que M. de Liancourt avait autant d’esprit que M. de Lauzun. M. de Qréqui rencontre celui-ci, et lui dit: «Tu dînes aujourd’hui chez moi. - Mon ami, cela m’est impossible. - II le faut; et d’ailleurs tu y es intéressé. - Comment? - Liancourt y dîne: on lui donne ton esprit; il ne s’en sert point; il te le rendra» [6. Р. 198]. Как-то раз герцогине де Грамон вздумалось заявить, что де Лианкур не менее остроумен, чем де Лозон. Г-н де Креки встречает последнего и говорит: - Сегодня ты обедаешь у меня. - Не могу, мой друг. - Но так надо. К тому же это в твоих интересах. - Почему? - У меня обедает и Лианкур. Ему отдали принадлежавшую тебе пальму первенства по части остроумия, а он не знает, что с ней делать, и, конечно, вернет ее тебе [8. С. 136].
Упомянутый эффект сходства и различия значений вариантов глагола donner «давать, отдавать» - «приписывать» в тексте Шамфора реализуется синтагматически, он «просвечивает» благодаря соседству в речевой цепи глаголов конкретного значения se servir «пользоваться», rendre «вернуть». В реплике-пуанте реализуются одновременно конкретное «отдавать» и абстрактное «приписывать», что недостижимо средствами русского языка. В итоге переводчик остроумно разрешает эту трудность, прибегнув к выразительному фразеологизму «отдать пальму первенства».
Видом языковой игры, удачно поддающейся переводу, являются редкие для текстов Шамфора случаи окказионального словообразования:
Charles le Téméraire, duc de Bourgogne, avait pris pour son modèle dans la guerre Annibal, qu’il citait sans cesse. Après la bataille de Morat, où ce prince fut battu, le fou de cour qui l’accompagnait dans sa fuite disait de temps en temps: «Nous voilà bien annibalés!» [6. Р. 291]. Герцог Бургундский Карл Смелый в делах войны взял себе за образец Ганнибала, чье имя поминал на каждом шагу. После сражения при Муртене, где Карл был наголову разбит, придворный шут, удирая вместе со своим государем с поля боя, то и дело твердил на бегу: «Эк нас отганнибалили!» [8. С. 232].
Созданный переводчиком окказионализм «отганнибалили» образован в соответствии с оригиналом от имени собственного «Ганнибал» и по грамматическому значению полностью эквивалентен оригинальному образованию annibalés.
Не все случаи языковой игры переводятся, однако, с помощью русских словообразовательных средств. Рассмотрим еще один анекдот с употреблением окказионализма, образованного от имени собственного:
Un prédicateur de la Ligue avait pris pour texte de son sermon: «Eripe nos, Domine, a luto fœcis» qu’il traduisait ainsi: «Seigneur, débourbonnez-nous!» [6. Р. 245]. Некий священник-лигер избрал темой своей проповеди слова: «Eripe nos, Domine, а luto foecis», которые он перевел следующим образом: «Господи, избави нас от Бурбонов!» [8. С. 119].
Исходный окказионализм был переведен без использования языковой игры. При этом фраза утратила долю оригинального изящества, однако сохранилось несоответствие перевода значению исходной латинской фразы «Извлеки нас, Господи, из болота тинистого». Безусловно, значение этого смыслового компонента преобладает над значением языковой игры как приема, и, возможно, поэтому переводчики позволили себе опустить менее важный компонент. Анализируя данный пример, В.С. Виноградов усматривает в оригинале еще более сложный каламбур, построенный на сходстве глагола débourber «извлекать из болота» и созданного автором слова débourbonner. В русском языке нет глагола с соответствующим контексту значением, созвучного имени собственному «Бурбоны», поэтому этот случай языковой игры был признан непереводимым [14. С. 110].
В ряде случаев лексические единицы в авторском тексте встречаются в окказиональном употреблении в нетипичном для них окружении:
Le cardinal disait à un vieil évêque: «Je traiterai votre neveu comme le mien, au cas que vous veniez à mourir». L’évêque encore moins vieux que le cardinal, lui dit: «Eh bien, Monseigneur, je le recommande à Votre Éternité» [6. Р. 299]. Тот же де Ла Рош-Эмон сказал одному старому епископу: «Если вы умрете, я позабочусь о вашем племяннике, как о своем собственном». - «Ну, что ж, монсеньер, буду уповать на ваше бессмертие», -ответил епископ, который был хотя и в преклонных годах, но все-таки моложе кардинала [8. С. 239].
Слово éternité в оригинальном тексте воспринимается читателем как языковая игра, шутка персонажа, так как употребляется в узнаваемой конструкции, служащей для именования лица по его титулу (например, Votre Majesté). К сожалению, в переводном тексте узнаваемая конструкция сохранена неявно: слова «ваше бессмертие» не выделяются однозначно на фоне фразы, к тому же слова je le recommande à Votre Éternité, указывающие на одушевленность того, кому рекомендуют, в переводе перефразированы, что привело к нейтрализации этого нюанса. В произведениях Шамфора встречается и грамматическая языковая игра. Весьма сложны для перевода случаи языковой игры, построенные на различной грамматической сочетаемости слов и грамматически обусловленной по-
лисемии. On demandait à M. de Fontenelle mourant: «Comment cela va-til? - Cela ne va pas, dit-il; cela s’en va» [6. Р. 390].
Языковая игра построена в этом анекдоте на различной сочетаемости глагола aller, связанной с тем, что он может употребляться в составе выражений cela va, aller bien / mal, описывающих изменения в состоянии человека, главным образом в его жизни и здоровье [13. С. 49], и составного глагола s’en aller - «partir, sortir d’un lieu». При этом фраза cela s’en va является нетипичной для языкового обихода, а следовательно, стилистически маркированной. Глагол «идти», служащий переводом буквального значения глагола aller, имеет совершенно иную сочетаемость, и в русском языке нет аналогичных по форме эквивалентов французским выражениям aller и s’en aller. В переводе Ю.Б. Корнеева и Э.Л. Линец-кой встречается следующий вариант компенсации этой лакуны:
Умирающего Фонтенеля спросили: «Как вы себя чувствуете?» -«Чувствую, что уже ничего не чувствую», - отозвался он [8. С. 173].
В этом варианте перевода языковая игра aller - s’en aller компенсируется грамматически обусловленной полисемией глагола «чувствовать», в одном тексте входящего в устойчивое выражение «чувствовать себя» и употреблённого самостоятельно. Такая компенсация, однако, проигрывает по эффекту воздействия оригиналу, так как не содержит яркого противопоставления двух значений, сопоставления двух разных контекстов. В этом отношении более выигрышно воспринимается перевод С.Н. Искюля:
Спрашивали умирающего г-на де Фонтенеля: «Ну, как идут дела?» - «Дела не идут, - отвечал он, - дела уже уходят» [9. С. 175].
Переводчику удалось подобрать другой вариант перевода не имеющим грамматически аналогичных эквивалентов выражениям cela va и s’en aller, сохранив при этом оригинальную семантику движения. Как и в оригинале, глагол «уходить», имеющий значение окончательности действия, употребляется в нетипичном сочетании «дела уходят», что позволяет сохранить стилистическую маркированность этого выражения.
Объективно непереводимой можно признать игру слов, построенную на обыгрывании внутриязыковой грамматической специфики:
Madame Beauzée couchait avec un maître de langue allemande. M. Beauzée les surprit au retour de l’Académie. L’Allemand dit à la femme: «Quand je vous disais qu’il était temps que je m’en aille». M. Beauzée, toujours puriste, lui dit: « Que je m’en allasse, monsieur» [6. Р. 219]. Г-жа Бозе предавалась любовным утехам с неким учителем немецкого языка. Так их и застал г-н Бозе, вернувшись из Академии. «Я же вам говорил, что мне надобно уходить», - упрекнул даму немец. «Что мне надобно уйти», - поправил г-н Бозе, даже в эту минуту оставаясь пуристом. [8. С. 151].
В этом анекдоте основой языковой игры является противопоставление двух временных форм глагола aller - présent du subjonctif и
imparfait du subjonctif, вторая из которых является грамматически наиболее правильной, хоть и сравнительно редко употребляемой, и тем самым подчёркивает пуристские взгляды персонажа, произносящего реплику. Использованные в переводе глагольные формы несовершенного и совершенного вида не образуют столь же выраженной оппозиции для человека, говорящего на русском языке, в котором иначе организовано согласование времен, а форма «уйти», в отличие от формы allasse, не воспринимается как стилистически маркированная, и замена одной формы на другую в переводе анекдота лишь отдаленно иллюстрирует пуризм персонажа анекдота.
Рассмотренные примеры переводов свидетельствуют о том, что в большинстве случаев языковая игра, образующая пуанту анекдота, является переводимой при условии, что переводчику удалось найти подходящие средства компенсации. Определяющей стратегией при этом является сохранение художественного и коммуникативного воздействия анекдота на адресата. Среди распространенных переводческих решений проблемы передачи языковой игры в приведенных примерах можно выделить следующие:
1) употребление, при их наличии, единиц переводного языка, обладающих полной эквивалентностью единицам исходного языка, охватывающей оба актуализованных в тексте значения;
2) сохранение в переводе одного из значений многозначного слова и экспликация второго актуализованного значения другими средствами языка перевода, такими как ввод конструкции сравнения;
3) употребление в переводе слова, не обладающего значениями единицы исходного языка, но позволяющего на основе ассоциаций восстановить оба актуализованных значения;
4) изменение места введения каламбура и использование другого вида языковой игры, подходящего по контексту;
5) замена омонимов в исходном тексте на синоним перевода одного из них и новую языковую игру с этим синонимом;
6) полный отказ от передачи в переводе второго элемента омонимической пары или второго значения слова с сохранением лишь первого из двух контекстов;
7) использование фразеологических единиц в качестве средства семантической компенсации;
8) образование окказионализма по правилам словообразования переводного языка;
9) перевод окказионализма без языковой игры описательной конструкцией с сохранением неязыкового комического эффекта;
10) при переводе грамматической языковой игры - подбор грамматических форм переводного языка, соотношение которых семантически
эквивалентно для его носителя соотношению грамматических форм в исходном тексте;
11) замена языковой игры в переводе на комический приём с неязыковым основанием;
12) отказ от передачи в тексте языковой игры или воспроизведение языковой игры оригинала на исходном языке с примечанием переводчика, разъясняющим суть каламбура.
Литература
1. ПетроваЕ.С. Грамматическая игра и перевод // Языковая картина в зеркале семантики, прагматики, текста и перевода. Studia Linguistica. СПб., 1998. Вып. 7. С. 169-184.
2. ФёдоровА.В. Основы общей теории перевода. М., 1983. 303 с.
3. Швейцер А.Д. Перевод и лингвистика. М., 1973. 280 с.
4. Якименко Н.В. Каламбур как лингвостилистический прием в английском языке и пути его воссоздания в переводе : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Киев, 1984. 26 с.
5. Влахов С.И., Флорин С.П. Непереводимое в переводе. М., 2006. 448 с.
6. Chamfort S. Œuvres : texte intégral des Produits de la civilisation perfectionnée (Maximes et Anecdotes) présentés selon une classification nouvelle, choix d’essais, lettres et dialogues / Chamfort ; avec une introduction des notes et des appendices par Claude Roy. P. : Club Français du livre, 1960. 421 p.
7. Курганов Е.Я. Анекдот как жанр. СПб. : Академический проект, 1997. 123 с.
8. Шамфор С. Максимы и мысли. Характеры и анекдоты / изд. подг. П.Р. Заборов, Ю.Б. Корнеев, Э.Л. Линецкая. М. : ЛАДОМИР - НАУКА, 1993. 291 с.
9. Шамфор С.Р.Н. Максимы и мысли. Характеры и анекдоты / пер. с фр., вступ. ст., примеч. С.Н. Искюля. СПб. : Миръ, 2007. 288 с.
10. Dictionnaire Universel françois & latin vulgairement appelé de Trévoux. P., 1771. Vol. 4. URL: http://gallica.bnf.fr, свободный.
11. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. 4-е изд., доп. М. : Азбуковник, 1999. 944 с.
12. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. М. : Рус. яз., 1978. 2738 с.
13. Rey A. Le Robert. Dictionnaire historique de la langue française en 2 volumes. P., 1995.
14. Виноградов В.С. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы). М. : Изд-во ИОСО РАО, 2001. 117 с.
TO THE PROBLEM OF TRANSLATING TEXTS BASED ON WORDPLAY (BASED ON S. CHAMFORT’S MAXIMS AND ANECDOTES)
Ivonina M.Yu.
Summary. The coda of many anecdotes incorporated in Chamfort’s «Maxims and Anecdotes» is created by their author using lexical and grammatical wordplay. This kind of wordplay, being a constitutive element of the text, is quite challenging for the translator. To solve this problem, the translator has to find various ways to compensate for the source text wordplay, keeping the aesthetic effect provided by the original text.
Key words: translation; wordplay; Chamfort.
