CC BY
138
УДК-746.346
Д.А. Гребенникова
К ПРОБЛЕМЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСКУССТВА ДРЕВНЕРУССКОГО ЛИЦЕВОГО ШИТЬЯ
Лицевое шитье — уникальное явление древнерусской культуры. Изучение его продолжается уже второе столетие, но следует признать, что это наименее изученная область древнерусского искусства. В настоящей статье затрагивается дискуссионная тема классификационной дихотомии лицевого шитья в теории искусств. До сих пор остается открытым вопрос о его принадлежности к тому или иному виду искусства: явление ли это декоративного (декоративно-прикладного) искусства или оно относится к сфере искусства изобразительного? Еще более остро можно поставить вопрос об изучении предметов лицевого шитья как произведений церковного искусства, учитывая их роль в литургическом пространстве.
В зависимости от классификации произведения лицевого шитья применяются и соответствующие методики его исследования. В изучении средневекового художественного шитья прослеживается несколько направлений. Ряд исследователей, объединяя памятники изобразительного и орнаментального шитья, относят их к декоративно-прикладному искусству, другие рассматривают лицевое шитье во взаимосвязи с иконописью. С предельной четкостью вопрос об определении лицевого шитья как одного из видов средневекового изобразительного искусства и о необходимости комплексного изучения его был поставлен в 1968 году в докладе Н.А. Маясовой «Лицевое шитье — его особенности и методика изучения», в котором обращалось внимание на то, что при изучении памятников необходимо привлечение широкого круга произведений разных видов искусства. Метод комплексного исследования памятников в настоящее время получает все большее признание.
Рассматривая отдельные произведения лицевого шитья, трудно не согласиться со справедливостью применения к ним категорий изобразительного искусства, под которым принято понимать: специфический вид художественного
творчества, создание зрительно воспринимаемых фиксированных рукотворных художественных форм; искусство отображать, воспроизводить и создавать зрительно воспринимаемую реальность с помощью изобразительных средств и с различной степенью условности.
Определение декоративно-прикладного искусства как области декоративного искусства, отвечающей за создание имеющих практическое назначение в общественном и частном быту художественных изделий, также представляется вполне применимым к предметам лицевого шитья. Произведения декоративно-прикладного искусства составляют часть предметной среды, окружающей человека, и эстетически ее обогащают. Обычно они тесно связаны с архитектурно-пространственным окружением и образуют художественный комплекс.
Многие исследователи древнерусского искусства отмечали необычайно сильное выражение ансамблевого, «хорового» начала в искусстве Древней Руси. Однако предметный ансамбль, существенной частью которого было лицевое шитье, практически не изучен, так как внимание ученых в основном сосредоточено на взаимосвязи орнаментальной живописи и скульптурной декорации с архитектурой. Здесь уместно отметить, что памятники церковного искусства средневековья (к ним можно отнести и произведения лицевого шитья) обретают свою подлинную самостоятельную ценность только в художественном организме храма, в единении с пространственной и предметной средой. Так, теоретик искусства М. Каган выделяет две ведущие составляющие декоративно-прикладного искусства: утилитарное (жизненно-практическое) и художественно-эстетическое — в смысле присоединения (прикладывания) художественной ценности. Все эти дефиниции действительно справедливы для искусства лицевого шитья.
На первом этапе изучения лицевое шитье не привлекало большого внимания исследователей искусства. Интерес к нему был скорее
«археологический»: публикации ограничивались описаниями того или иного произведения, были лишены не только попыток художественного анализа, но даже комментариев с достаточной атрибуцией. Среди первых публикаций, посвященных лицевому шитью, выделяется работа румынского ученого А.И. Одобеско «Воздух с вышитым изображением положения Спасителя во гроб...» [5], опубликованная в 1874 году. Обращение к предметам лицевого шитья можно отметить в трудах археологических съездов, в частности в трудах VIII съезда, состоявшегося в Москве в 1890 году по материалам памятников шитья, собранных из различных монастырей, музеев и частных собраний. В 1895 году в трудах Московского археологического общества помещено исследование В.Н. Щепкина, посвященное «Памятнику золотного шитья начала XV века» [10]. В 1896 году вышел в свет труд П.И. Савваятова «Описание старинных русских утвареи, одежд, оружия, ратных доспехов и конского убора» [7] , представляющий схематические рисунки двенадцати узоров вышивок с образными названиями каждого.
Первым содержащим глубокий стилистический анализ отдельных произведений исследованием, в котором творения лицевого шитья рассматриваются как произведения искусства, можно считать статью Н.М. Щекотова «Древнерусское шитье» [9]. Статья открывала первый номер журнала «София», издававшегося с 1914 года. В том же году в журнале «Светильник» была помещена статья В.Т. Георгиевского [1] о памятниках шитья Троице-Сергиева монастыря. Эта работа носит историко-описательный характер, но она ценна тем, что информативна и богато иллюстрирована.
Начиная с 20-х годов XX столетия исследования древнерусского шитья имеют систематический характер. В 1923 году появилась работа В.А. Никольского «Древнерусское декоративное искусство» [4], в которой автор делает ряд наблюдений, намечая основные пути развития древнерусского шитья как вида декоративного искусства. Подобный подход к произведениям лицевого шитья можно обнаружить в сборнике статей «Русское искусство XVII века» (1929) [6]. Здесь опубликованы работы Е.В. Георгиевской-Дружининой «Строгановское шитье» и Е.В. Калининой «Техника
древнерусского шитья и некоторые способы выполнения художественных задач». Первая статья дает содержательную картину своеобразного вида шитья, связанного со Строгановым; вторая построена на тщательном изучении художественных приемов шитья.
Изучение истории лицевого шитья и тщательное описание используемых материалов и техник продолжается и в 50-70-е годы XX века. В 1963 году вышла в свет книга А.Н. Свирина «Древнерусское шитье» [8], на страницах которой автор стремится раскрыть общий ход развития древнерусского шитья, как лицевого, так и орнаментального, в его хронологической последовательности, в связи с древними центрами русской художественной культуры. Интересны работы Л.И. Якуниной «Русское шитье жемчугом» [12], богатая историческими данными и сведениями о технике низания жемчугом, М.В. Щепкиной «Изображение русских исторических лиц в шитье XV века», рассматривающая предметы шитья [11].
Особую группу исследований составляют труды Н.А. Маясовой «Двойной покров
XVI века» (1958), «Мастерская художественного шитья князей Старицких» (1960), «Древнерусское шитье» (1971, переизд. 2007) и др. В последней работе основное внимание уделено именно лицевому шитью, орнаментальные вышивки не затрагиваются. В ней рассмотрен период наибольшего расцвета искусства шитья — с XIV по
XVII век, анализ памятников лицевого шитья гармонично сочетается с историко-культурной основой создания того или иного произведения.
Следует еще раз отметить, что Н.А. Маясова относит произведения лицевого шитья к изобразительному искусству по причине близости художественного и образного строя с иконой и фреской. Она пишет: «...Вопрос о том, в сфере какого искусства—декоративного или изобразительного — следует рассматривать лицевое шитье, является исходным моментом для определения задач и методики исследования данного искусства» [2]. В частности, Маясова настаивает, что художественный анализ в лицевом шитье должен строиться по принципам анализа произведений изобразительного искусства.
Н.А. Маясова приводит цитату посетившего в середине XVII века Россию Павла Алеппского:
«Каждая икона имеет соразмерную со своей величиной пелену, спускающуюся до земли; на ней вышито то же изображение, что и на иконе... Шитье на пеленах было исполнено так искусно, что казалось, что сверху до низу — все икона, что изображение на доске и шитье на материи одно и то же» [3, с. 11]. Первый памятник, в котором наиболее явственно видны черты национального искусства, — воздух княгини Марьи (1389), выдающееся произведение предрублевского периода древнерусского искусства. В нем отразились и триумф Куликовской победы, и драматическая напряженность эпохи собирания земель молодым Московским государством. По внутреннему психологическому содержанию воздух «Спас Нерукотворный» можно поставить в один ряд с такими произведениями этого времени, как иконы «Борис и Глеб» (на конях) и, особенно, «Архангел Михаил» — храмовой иконой московского Архангельского собора.
Следует согласиться, что традиции лицевого шитья тесно связаны с иконографическими и цветовыми традициями древней иконописи. Лицевое шитье — это своего рода «живопись иглой». Еще отцы VII Вселенского Собора, утвердившие догмат иконопочитания, говорили об учительной и назидательной роли изображений в церкви. По определению богословов, икона есть богословие в красках. К этому определению иконы можно добавить и другие: икона — это откровение Божие, выраженное в линиях и красках; икона — это воплощенная молитва.
Как и прочие виды церковного искусства, лицевое шитье пришло на Русь из Византии. Высочайшее художественное и техническое мастерство византийских мастеров получило свое логическое продолжение и техническое развитие в художественном творчестве Руси, вместе с этим сохранив и во многом преумножив уже сформировавшиеся традиции старых мастеров. Ранние памятники, за исключением воздуха 1389 года, и стилистически, и по технике шитья еще в полной мере лежат в русле общевизантийской традиции. К ней можно отнести и отдельные произведения первой половины XV века: «голубую» плащаницу из Троице-Сергиева монастыря (Сергиево-Посадский музей-заповедник) и палицу «Воскресение Христово» (1439) Андроникова монастыря княгини Ульянии, снохи
Владимира Андреевича Серпуховского (Музей им. Андрея Рублева, Москва).
В произведениях лицевого шитья новгородского и московского круга второй половины XV — начала XVI века заметны художественные черты (типология ликов, орнаменты, колорит) и технические приемы (шитье доличное «в настил» так называемым «двойным» швом) южнославянского и молдо-влахийского шитья.
С конца XV века ведущее место занимают царицыны мастерские, во главе которых стоят великие княгини Софья Палеолог и Соло-мония Сабурова, царицы Анастасия Романова и Ирина Годунова. Постепенно возрастает драгоценная декоративность шитья. Образы становятся более изысканными и репрезентативными. Все чаще одежды шьются золотными нитями «в прикреп», причем прикрепы ярких шелковых нитей образуют многочисленные орнаменты, иногда имитирующие узоры иноземных тканей. Цветной шелк, серебро и золото дополняют друг друга, они равноправны в художественном строе произведения. Широко используются жемчуг и драгоценные камни. Вершиной шитья XVI века стало творчество мастерской княгини Евфросинии Старицкой, работы которой датируются 1558—1566 годами. Произведения мастерской Старицкой оказали большое влияние на шитье второй половины XVI—XVII века, особенно на плащаницы 1561 и 1565 годов, вложенные Евфросинией в Троице-Сергиев монастырь (Сергиево-Посадский музей-заповедник), Успенский собор Московского Кремля (Успенский собор Смоленска) и в Кирилло-Белозерский монастырь. В них соединились эмоциональная напряженность, пластическая выразительность образа с высокой декоративностью отдельных деталей и произведения в целом.
Как проявление декоративно-прикладного искусства лицевое шитье всегда имело утилитарное назначение в ансамбле храмового комплекса. Однако, если исходить из специфики лицевого шитья как вида церковного искусства, нельзя не отметить, что помимо его прикладного значения чрезвычайно важен литургический аспект. Практическое применение лицевого шитья в храмовом ансамбле нашло наибольшее художественное воплощение именно в литургическом богослужении.
Наглядным примером дихотомии сложности дефиниций понятия лицевого шитья представляются такие предметы, как плащаницы (греч. Епгтафю^ — плат большого размера с вышитым или живописным изображением лежащего во гробе Иисуса Христа или усопшей Богородицы) и подвесные пелены. Плащаница употребляется в православной церкви во время богослужения и Великой пятницы и Великой субботы (с изображением Иисуса Христа), а также в богослужении Успения (с изображением Богородицы). Изначально в поздневизантийском (начиная с XIV века) богослужении Великой субботы использовался, по-видимому, сравнительно небольшой литургический покров — «воздух», не имевший в ходе предпасхальной службы самостоятельной функции (им покрывалось Евангелие во время «входа с Евангелием» на утрене). С течением времени, однако, этот покров превратился в самостоятельный богослужебный предмет, роль которого в богослужении Страстной седмицы значительно увеличилась. Появились особые воздухи, предназначенные для богослужения Великой субботы, хотя довольно долго их вынос совершался во время того же входа на утрене. После него плащаницу возлагали на престол, где она оставалась в течение послепасхального периода (сначала на протяжении Светлой седмицы, затем — вплоть до отдания Пасхи). Сам термин «плащаница» в этом контексте начинает употребляться в русских богослужебных книгах с конца XVI века.
Священное Писание свидетельствует о богооткровенном происхождении искусства украшения тканей шитыми изображениями: «Господь исполнил мудростью сердце... вы-шивателя по голубой, пурпуровой, червленой и виссонной ткани и ткачей, составляющих искусные ткани» (Исх. 35, 35). Первыми образцами церковного лицевого шитья стали завесы ветхозаветной скинии: «И сделай завесу
из голубой, пурпуровой и червленой шерсти и крученого виссона; искусною работой должны быть сделаны на ней херувимы» (Исх. 26. 31-33).
Следует отметить важную особенность лицевого шитья — его сакральную богословскую символику. Так, например, литургические покровцы и воздух, появившиеся по необходимости предохранять Святые Дары, символизировали по ходу литургии то рождественские, то погребальные пелены, а воздух — камень гроба, а в целом указывали на непостижимую телесными очами и умом божественность Святых Даров.
Отразились в иконографии литургических покровов вспыхнувшие в Византии в XII веке евхаристические споры. Изображения на воз-духах были призваны утвердить божественную суть Евхаристии, реальность Голгофской жертвы. Таким образом, со времен Византии иконография литургических покровов отражала богословские споры и глубину византийской богословской мысли. В теснейшей связи с литургическим богослужением, которое складывается из многих видимых и невидимых действий, состоит лицевое шитье как вид церковного искусства.
Итак, древнерусское лицевое шитье — сложное культурное явление. История его развития многогранна. Изучение произведений шитья требует применения синтеза методик изучения изобразительного и декоративного (декоративно-прикладного) искусства, а также богословской мысли. Можно предположить, что из-за отсутствия комплексного исследования произведений лицевого шитья в неразрывной связи с художественным ансамблем дискуссионным остается вопрос о классификационной принадлежности их к декоративно-прикладному или изобразительному искусству. Оба исследовательских направления имеют своих сторонников и не являются взаимоисключающими.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Георгиевский, В.Т. Древнерусское шитье в ризнице Троице-Сергиевой лавры [Текст] / В.Т. Георгиевский //Светильник. - 1914. - № 11-12. - С. 3-27.
2. Маясова, Н.А. Методика исследования памятников древнерусского лицевого шитья [Текст] / Н.А. Маясова // Матер. исслед. - Вып. 1. - М.: Гос. музей Моск. Кремля, 1973. - С. 111-131.
3. Она же. Методика исследования памятников древнерусского лицевого шитья [Текст] / Н.А. Мая-сова // Убрус. - 2003. - № 1.
4. Никольский, В.А. Древнерусское декоративное искусство [Текст] / В.А. Никольский. - Пг., 1923.
5. Одобеско, А.И. Воздух с вышитым изображением положения Спасителя во гроб, пожертвованный
в 1601 г. в русский Тихвинский монастырь и найденный в Быстрицком монастыре в Валахии [Текст] / А.И. Одобеско; пер. с фр. // Древности / Тр. ИМАО. — Т. IV. - М., 1874. - С. 1-36.
6. Русское искусство XVII века [Текст]. — Л., 1929.
7. Савваитова, П.И. Описание старинных русских утвареи, одежд, оружия, ратных доспехов и конского убора [Текст] / П.И. Савваитова. — М.: Тип. Императорской Академии наук, 1896.
8. Свирин, А.Н. Древнерусское шитье [Текст] / А.Н. Свирин. - М., 1963.
9. Щекотов, Н.М. Древнерусское шитье [Текст] / Н.М. Щекотов // София. - 1914. - № 1.
10. Щепкин, В.Н. Памятник золотного шитья начала XV века // Древности / Тр. ИМАО. - Т. XV, вып. 1. - М, 1894.
11. Щепкина, М.В. Изображение русских исторических лиц в шитье XV века [Текст] / М.В. Щепкина //Сб. тр. Гос. истор. музея. - Вып.12. - М., 1954.
12. Якунина, Л.И. Русское шитье жемчугом [Текст] / Л.И. Якунина. - М., 1955.
