CC BY
46
Л- СОЦИАЛЬНАЯ СФЕРА
УДК 101.1:316.42 ББК 87.6
К ПРОБЛЕМЕ ФОРМИРОВАНИЯ СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В ГЛОБАЛИЗИРУЮЩЕМСЯ МИРЕ
Р.А. Костин, Н.В. Осташова, А.В.Фролов
Санкт-Петербургский государственный университет
сервиса и экономики (СПбГУСЭ) 191015, Санкт-Петербург, ул. Кавалергардская, 7, лит. А
Постановка проблемы. Понятие «идентичность» традиционно определяется словарями как некое совпадение объектов, предметов или понятий. Тем не менее, вопросы тождественности находят свое место в лоне самых разных наук: как точных, естественных, так и социальных и гуманитарных. Этим объясняется столь пристальное внимание к данному понятию со стороны самых разных областей науки, столь активное использование его в изучении как природы, так и общества, культуры и, собственно, человека.
Философское понимание идентичности предполагает соотнесенность чего-либо имеющего бытие с самим собой, мыслимая в качестве связности, непрерывности собственной изменчивости. Дисциплинарной автономии понятие идентичности достигло в логике, философии и социогуманитарном знании -социологическом, психологическом и культурно-^тропологическом [1].
Там же мы обнаруживаем, что идентичность в качестве логической категории выражает вид отношения, члены которого тождественны друг другу. В психологии понятие идентичности позволяет зафиксировать представление человека о собственном «Я», «характеризующееся субъективным чувством своей индивидуальной самотождественности и целостности», а также соотнесение человеком своего образа с социальным статусом, образцом, ролью, нормой, группой и т.д. Социальная идентичность есть отождествление человеком себя с неким социальным статусом. Культурная идентичность демонстрирует место человека в культурной традиции. В процессе становления этнической идентичности человек
соотносит себя с определенной этнической группой.
В условиях социальной стабильности идентичность личности представляет собой результат совокупного течения процессов социализации, интеграции, идентификации, усвоения человеком социокультурных норм и ценностей - и завершается обычно к концу юношества. Однако всегда особый интерес и актуальность для исследования представляет ситуация «сбоя в программе», когда процесс становления идентичности не может осуществляться нормально по причине изменения условий его протекания: локальных или глобальных, индивидуальных или коллективных, личных или общественных.
Если возрастные кризисы идентичности уже достаточно хорошо исследованы, то утрата индивидом таковой по причине резких социокультурных изменений представляет собой, в зависимости от времени и места осуществления, несомненный интерес для изучения в силу чрезвычайной актуальности как для миллионов людей, так и для судеб народов и государств.
Когда приходят в движение «тектонические плиты» социокультурных оснований, общество накрывает цунами деперсонализации и отчуждения, психических патологий и маргинализации, конфликтности и девиаций - и все это в массовом порядке. Отлаженный механизм становления идентичности с необходимостью служит условием передачи культурной традиции от поколения к поколению. Он обеспечивает преемственность социальных структур, ведь идентичность есть изначально социальное явление.
Можно часто наблюдать в истории, как крушение культурных традиций и социальной структуры вызывало кризис идентичности. Девятнадцатый век продемонстрировал резкую актуализацию процесса поиска идентичности на окраинах европейского мира, в бывших колониях, получавших или боровшихся за получение самостоятельности. В 20-м веке поиск идентичности актуализируется в европейском культурном ареале по причине резких социокультурных подвижек: научно-технической революции, крушения основных европейских империй, двух мировых войн, расцвета и заката тоталитарных режимов.
Поиск идентичности - одно из фундаментальных направлений в русской, украинской и белорусской философии 19-20 вв.; впрочем, для национальной интеллигенции всех народов, населявших Российскую империю, вопрос собственной идентичности не был праздным. Решение этого вопроса в СССР - от признания права наций на самоопределение до законодательно закрепленного идентификационного статуса «советский человек» - базировалось на тоталитарных основаниях советской модели. Не удивительно, что с нарастанием центробежных проявлений в Советском Союзе на последнем этапе его существования идентичность «советский человек» распалась одной из первых. С исчезновением идентичности «советский народ» начался активный поиск национальных, а потом и религиозных основ идентичности.
Все государства, возникшие на постсоветском пространстве, демонстрируют выраженный кризис идентичности населения в той или иной степени. Нельзя не отметить в числе причин этого кризиса нарастающие тенденции к усилению миграционных подвижек в мире вообще. Миграционные процессы, вызванные экономическими, технологическими, политическими причинами с необходимостью приводят к возникновению проблемы становления идентичности как у мигрантов, так и у титульного населения. Интеграция в новую социокультурную среду через идентификацию себя с ко-
ренным населением и его системой ценностей часто просто не успевает осуществиться по причине нехватки времени или больших объемов миграции, что позволяет мигрантам приносить свою культуру на новое место, что снимает потребность идентифицировать себя по-новому. Отсюда ренессанс этностереотипного сознания, рост межнационального и межконфессионального напряжения, актуализирующаяся угроза терроризма, увеличение оборота наркотиков, расцвет деви-антного поведения. Социализация внутри исторического контекста оказывается непростым делом.
Сложная ситуация складывается на данный момент со становлением российской идентичности. Россия, географически огромная и этноконфессионально пестрая, выступает преемником СССР после его распада, и она же наиболее остро переживает кризис идентичности и нуждается в его скорейшем решении. Даже спустя два десятилетия становления российской государственности и построения нового российского общества можно с уверенностью констатировать, что идентичность российская будет отличаться от советской. Россия позиционируется как демократическое государство, и мир больше не воспринимает российское общество как тоталитарное. Но Россия остается многонациональным, поликонфессиональным и мультикультурным обществом, с резким различием между городским и сельским укладами жизни, с неравномерно распределяющимся по территории населением, с сырьевой экономикой, определяющей потребительское поведение россиян. При этом Россия является авторитетным игроком глобализирующегося мира, что требует от нее адекватных «ответов» на учащающиеся вызовы истории, говоря языком А.Тойнби.
Можно утверждать, что проблема становления идентичности для российского общества окончательно назрела. Проблема эта возникает сразу после распада идентичности советской. Но целостного подхода к ее разрешению пока нет. Тема распадается на частные составляющие: формируются этнические, конфес-
сиональные, социальные, потребительские и прочие варианты идентичностей, не складывающиеся в целостную картину. В отсутствие понимания и практических мероприятий по формированию целостной идентичности в российском обществе идет активное формирование идентичностей региональных, потенциально определяющих расхождение российского общества по религиозному, конфессиональному, этнокультурному признакам, что несет угрозу будущему единству российского общества, государства.
Осуществляемый сейчас Русским географическим обществом мультимедийный интернет-проект «Россия 10» поставил целью выявление «десяти новых визуальных символов России посредством общенародного голосования» [2]. Уникальность этого проекта именно в том, что он дает возможность в реальном времени проследить проявление реакции российского общества на предложение продемонстрировать свое видение идентичности России как таковой. Выбираемые географические, архитектурные и исторические объекты должны показать, как россияне видят Россию, с какими символами идентифицируют страну и самих себя. По большому счету, поставлена стратегическая задача: ведь выявить символы идентичности России значит выявить способность россиян видеть общее будущее огромной страны.
Однако промежуточные результаты первого этапа голосования, можно предположить, наиболее объективные, так как протекали естественно, без вмешательства массмедийных технологий со стороны разных общественных и государственных сил, принесли специфические результаты: пассивность жителей мегаполисов (при высоком уровне интернет-доступа) вкупе с представителями титульной нации совпала с гиперактивностью национальных регионов и выдвинула в лидеры недавно возведенное культовое сооружение, средневековые руины и природный объект ярко выраженного регионального характера, практически не имеющие отношения к собственно истории и культу-
ре России, к ее идентичности во всем хронологическом и мультикультурном масштабе. Налицо парад суверенитетов, конфессиональный акцент и выставка туристических объектов при полном отсутствии видения символов единого российского государства, единого российского общества, единой России. Это свидетельствует об активном становлении идентичности российских этносов по этно-конфессиональному обособлению, что если и справедливо в культурно-историческом плане (каждый волен гордиться своей малой родиной), но весьма проблематично для российской идентичности в целом. Неминуемо возникает ассоциация с миром спорта: страну, общество, народ в целом всегда представляют сборные команды, но никак не региональные. Вышеупомянутый интернет-проект, так вовремя организованный именно сейчас, демонстрирует, что в российском обществе процесс становления идентичности идет трудно и неуверенно, со всей болезненностью насущной необходимости трезвой самооценки и глубокого самоанализа. То, насколько важно для нравственного здоровья общества иметь ясную идентичность, понятно и во времена относительно стабильного развития. Но в периоды потрясений, кризисов и вызовов изменяющегося глобального миропорядка вопрос идентичности сродни вечному «быть или не быть» в виде «кем быть и кем не быть».
Именно поэтому можно утверждать, что тема формирования современной российской идентичности - одна из наиболее актуальных в нашем обществе. Это вызвано разрушением символического пространства советского государства, создавшего свои формы идентичности, а также процессами глобализации, в которые оказалась вовлечена современная Россия после распада СССР. Проблема формирования новой российской идентичности носит как теоретический, так и практический, и социокультурный характер. Разрушение советского символического пространства повлекло крах советской идентификационной модели. Советская идентичность, в свою очередь, воз-
никла на месте разрушенной традиционной идентичности Российской империи. Таким образом, Россия на протяжении XX века как минимум дважды претерпела глобальный слом своих ценностных и смысловых ориентиров, влияющих на формирование идентичности, попытка осмысления которой является в настоящее время предметом многочисленных исследований. Так, в своей книге «Российская идентичность» социологи Д.Г. Когатько и В.Х. Тхакахов в частности отмечают: «Современное практическое внимание к российской идентичности связано, во-первых, с процессами перехода от одного типа идентичности (советской) к другой (новой российской). Во-вторых, практический интерес обусловлен проблемами материального и символического конструирования новой российской сопринадлежности. Постсоветская Россия как отдельное суверенное государство закономерно ориентирована - собственной идентичностью. В-третьих, в условиях глобализации возникает практическая задача защиты культурно-цивилизационного своеобразия самости и российского культурного пространства от внешних и внутренних рисков. В-четвертых, актуализируется задача восстановления российского цивилизационного пространства как зоны престижа и влияния» [3, с. 6].
Известный исследователь российской идентичности, академик РАН В.А. Тиш-ков дает такое определение национальной идентичности: «это один из видов групповой идентичности по принадлежности к нации. Последняя понимается как государственно-территориальная, политико-правовая общность на основе комплекса политических, историко-культурных и морально-правовых характеристик» [4]. Понятие идентичности предполагает представления о своем Я, соотнесенные с некоторыми Другими. При этом необходимо отметить, что национальная идентичность России исторически формировалась как солидарность людей вне зависимости от их этнической принадлежности, национальности, вероиспове-
дания. И это важно для понимания проблемы формирования современной российской идентичности, так как некоторые исследователи (например, Н.Г. Козин) предлагают вернуться к русскому миру, к этнической идентичности, что на самом деле противоречит основному направлению развития российской истории, создавшему Россию как имперское образование. Такой националистический дискурс обострился именно после распада советского пространства как пространства политического, социального, культурно-символического. При этом, по мнению многих исследователей (например, О.Ю. Малинова, В.А. Тишкова и др.), сохранилось все-таки и некое общее культурное пространство России, в том числе пространство языка, которое обеспечивает в настоящее время необходимую целостность.
Несмотря на достаточно большое количество исследований, посвященных теме формирования современной российской идентичности, создается впечатление неразработанности данной проблемы ни в теоретическом, ни в практическом плане. Прежде всего обращают на себя внимание исследования в русле традиционной для России парадигмы западников и славянофилов, а также примеры из нашей недавней постсоветской истории, иллюстрирующие непреодоленность данного дискурса и нехватку положительных образцов, моделей и ценностей, которые могли бы стать основанием для консолидации российского общества.
Чтобы построить новую идентичность, полагал немецкий философ В. Хесле, Я должно избежать соблазна того, что можно назвать отрицательной идентичностью. Имеется в виду идентичность, которая определяет себя посредством отрицания своих прежних ориента-ций. В качестве примера В. Хесле приводит человека, который потерял веру в определенные ценности и начал совершенно отрицать их и даже утверждать невозможность объективной морали, или же человека, который, разочаровавшись в какой-то модели отношений, основывает свою идентичность на ненависти к ней.
Основная слабость этой позиции, по Хес-ле, состоит в ее настроенности на сохранение зависимости от того, что она отрицает: ведь отрицание тоже является отношением [5]. Такое нигилистическое отношение во многом свойственно нашему отношению к историческому прошлому, что способствует бесконечному увязанию в критической саморефлексии. Как отмечает исследователь современной российской идентичности Н.Г. Козин, «Становясь в радикальную оппозицию к самим себе, мы становимся слишком последовательными в полной хаотизации явлений своей жизни и истории. Воистину, в таком своем качестве нам надо искать защиты прежде всего от самих себя, ибо мы начинаем жить той частью самих себя, которая нас ослабляет» [6].
Особенность нашей ментальности, на которую обращали внимание многие исследователи, в частности, известный культуролог Ю.М. Лотман, состоит в склонности мыслить в русле бинарных оппозиций: «да-нет», «черное-белое», что обусловило как «катастрофичность» нашей истории, так и повлияло на ее осмысление. Так, одной из таких характерных в этом смысле парадигм осмысления Россией своего пути на протяжении около двухсот лет вплоть до настоящего времени является осознание своего места в мире по отношению к Значимому Другому (под которым подразумевается Европа, или - шире - Запад). Возможность преодоления и выхода за пределы этой парадигмы пока не обрела своей отчетливой конфигурации, хотя появление евразийства может быть рассмотрено как одна из попыток такого преодоления, правда, тоже не вышедшая за рамки бинарной оппозиции [7, с. 72-73]. Как отмечает в своей книге известный исследователь, президент Российской ассоциации политической науки О.Ю. Малинова [7], у России именно на сломе эпох (создание и распад СССР) был реальный шанс преодолеть существующую столько времени парадигму, пересмотреть отношение к собственной идентичности и найти позитивные созидательные формы ее утверждения, тем не менее скрыто или явно
дискурс сравнения России со Значимым Другим продолжал присутствовать в интеллектуальном и символическом пространстве, обострившись до состояния острого противоречия в советский период в форме противостояния западной капиталистической системе. Так, вплоть до настоящего времени дискурс в рамках данной парадигмы все также составляет основу большинства дискуссий, интеллектуальных построений в публичной и интеллектуальной сфере. Эта нереализованная возможность выхода за рамки данной парадигмы приводит к тому, что российское общество по-прежнему в основных вопросах остается расколотым (на «левых» и «правых», консерваторов и либералов и проч.) и поиски путей консолидации являются насущной задачей настоящего времени. Это касается внутренней, или смысловой, стороны проблемы формирования идентичности. Но также важна и внешняя сторона конструирования идентичности.
Имидж, или образ, страны имеет большое значение для конструирования идентичности как внутри страны, так и для представления ее вовне. Позитивный образ страны позволяет сплотить граждан в единое государство, поэтому символы играют значительную роль в формировании идентичности. Распад коллективных символов влечет за собой распад коллективной памяти, а значит и идентичности. Не случайно, символы нации и государства всегда создавались на основе великих дел, которые в основном являлись ключевыми точками нашей истории. Государственная символика подверглась трансформации после распада СССР так же, как и в период его становления. Но, как отмечают авторы книги «Российская идентичность», «В конце 90-х годов в стране начинает складываться тренд-откат, связанный с попытками найти компромисс между новым идентификационным разрывом и старыми символами и значениями «советскости» (возврат музыки старого гимна СССР, красного флага)» [3, с. 134]. Начиная с 2000-х гг. Президентом России были намечены некоторые основы культурно-символиче-
ской политики, смысл которых в том, что мы не отбрасываем прошлый исторический и культурный опыт, а опираемся на символы прошлого в поисках консолидации общества. Здесь важен открытый диалог и поиски компромисса в восприятии ключевых символов, чтобы они не оставались просто лозунгами и прикрытием для политических манипуляций. Та же тенденция проявилась, например, в поисках единой концепции нового учебника истории России, который представлял бы непротиворечивым образом узловые точки нашего прошлого, что, несомненно, важно для формирования общего поля понимания и смыслов и, соответственно, российской идентичности. Поиски примиряющего согласия со своим прошлым нашли выражение и в установлении нового праздника 4 ноября (День народного единства), хотя, по оценкам социологов, он так и не получил народного признания. Единственным праздником, который действительно выражает общественную солидарность, остается День Победы 9 мая.
Россия и глобальное мировое пространство. Кризис, вызванный разрушением идентичности советского периода в 1990-х гг., усилился процессами глобализации, охватившими все мировое пространство, в том числе и Россию. Представление о глобализации как о мировом объективном процессе, в который вступила Россия после распада СССР, неоднозначно. Западные исследователи больше говорят о субъективном, целенаправленном характере глобализации, который носит идеологически и политически нацеленный характер. Сама проблематика глобализации актуализировалась после «холодной войны» [8]. Согласно такому пониманию, «...субъектом глобализаци-онных процессов является американо-европейская культура, втягивающая окружающие ее культуры - объекты влияния - в определенную сферу политических, экономических и культурных связей» [9, с. 78].
Основу мирового глобального пространства образует западная экономическая система, основанная на ценностях
потребления. Для России признание новых ценностей было связано с разрушением советской модели экономики и советского государства и во многом повлияло на формирование современной российской идентичности последних двадцати лет. Глобализация предполагает создание новых идентификационных моделей, в первую очередь разрывающих с традиционной, национальной идентичностью. Как отмечается в книге «Российская идентичность», «Новая социальная реальность, формируемая императивами глобализации, поставила под сомнение эвристичность и перспективность традиционных цивилизационных подходов к трактовке национальной идентичности. Научный мир раскололся на два интеллектуальных направления, одно из которых развивает проглобалист-ский дискурс, а другое занимает контр- и антиглобалистские позиции» [3, с. 6].
Процессам глобализации противостоят процессы регионализации, которые стали усиливаться, когда стало понятно, что, наряду с положительными сторонами, глобализация также несет негативное влияние, а именно, разрушение традиционной культуры, слом национальных моделей идентичностей и т.д. Появился даже новый термин глокализация (образуемый соединением двух понятий «глобальное» и «локальное») для обозначения этого противоречивого процесса. Как утверждает У. Бек, «глобализация - это не одномерный и односторонний процесс, а процесс, способствующий "новому усилению роли локального"» [10, с. 86]. Другое значение глокализации - это то, что локальное позволяет глобальному существовать и обозначает адаптацию глобализации к конкретной ситуации, в этом смысле локализация не противостоит глобализации и не является реакцией на нее.
Возрастание интереса к формам идентичности, которые, казалось бы, давно канули в Лету, например, мифологизация, неоязычество, а также всевозможные субкультуры и фантастические модели идентичности только подчерки-
вают отсутствие сколько-нибудь единого символического пространства. При этом в качестве востребованных моделей идентичности можно часто наблюдать и возврат к старым моделям, в основном дореволюционным. Люди начинают мифологизировать прошлое, создавая идентичности на основе каких-то имевшихся в прошлом культурных или социальных феноменов (например, казачество и т.д.). Все это наглядно иллюстрирует отсутствие в обществе некой солидарности и общего поля понимания, в котором задаются основные смыслы и культурные модели. Именно отсюда происходят все поиски национальной идеи. При этом возникает еще и оппозиция между так называемыми идеологами и противниками всякой идеологии. Здесь надо отметить, что присутствие некой единой идеологии в настоящее время приписывается тоталитарным режимам (в том числе, советскому), но не является ли современное сетевое общество еще более жесткой формой власти, потому как она невидима и непризнаваема? Как отмечают некоторые исследователи (например, Н.Г. Козин), и с ними трудно не согласиться, национальная идея принадлежит самой нашей истории, она возникает и формируется на основе общих дел и признаваемых ценностей и потому ее не надо выдумывать и специально конструировать, так как, приобщаясь к нашей культурной памяти, ценностям и смыслам, мы разделяем и нашу национальную идею. А размывание национальных ценностей и смыслов в современном глобальном мире приводит к формированию фрагментарных и неустойчивых идентичностей, быстро сменяющих друг друга и потому неуловимых.
Формирование современной российской идентичности. Возникает вопрос: что понимать под современной российской идентичностью? Те формы разнородной солидарности, которые уже возникли в нашем обществе, или поиски путей формирования идентичности как некой модели, интеллектуального конструкта? В зависимости от ответа на этот вопрос можно исследовать современную
российскую идентичность двумя путями: путем анализа существующих форм культуры, социальных образований, общественных объединений и т.д. или путем анализа теоретических конструктов, которые представляются элитами и интеллектуалами в поле дискуссий по вопросу идентичности и попытками найти и предложить наиболее оптимальный путь ее формирования. Дело в том, что здесь получается разделение: либо обществу спускается некий конструкт, который предложен определенными элитами в качестве новой модели идентичности, либо общество, на основании уже имеющихся символических форм, вырабатывает новые правила и устанавливает границы между уже имеющимися формами, тогда этот процесс должен проходит максимально публично и предполагает существование и активность гражданского общества, которое, по многочисленным оценкам политологов и социологов, находится у нас в незрелом состоянии. При этом, как отмечают авторы книги «Российская идентичность», «Парадоксально, но существует некий незримый водораздел между бытующими представлениями интеллектуалов по основным вопросам российской идентичности и массовыми представлениями россиян, выявляемыми в результате социологических опросов. Интеллектуалы говорят об идентификационном кризисе в современной России, о расколотой и несложившейся идентичности россиян, а страна продолжает существовать, развиваться. Сограждане выстраивают свои социальные и культурные стратегии, устойчиво подтверждая свою национальную идентичность» [3, с. 75].
Если говорить о формировании гражданского общества в современной России, возможности его успешного функционирования, то нужно прежде всего говорить о целенаправленном воздействии на общественное сознание. Необходимо произвести замену одних символических категорий другими, т.к. до тех пор, пока внешние требования, предъявляемые к индивиду, не будут подкрепле-
ны его внутренней позицией, совпадающей с этими требованиями, формирование гражданина оказывается невозможным. Выстраивание системы общественных отношений, которые предполагают гражданское общество, будет эффективно только в случае, когда символические структуры массового сознания будут соответствовать этим характеристикам гражданского общества. Поэтому, во-первых, нужно выделить имеющийся в сознании символический опыт. Исходя из основных характеристик гражданского общества, к которым относятся свобода личности, признание ее фундаментальных прав, признание права на самоопределение по отношению к ценностям своей культуры, разделение функциональных сфер государства и общества, организации процесса обеспечения прав и свобод индивида, наличие принципов правового государства, равенства всех перед законом, необходимо реализовать процедуру символического замещения в сознании одних категорий другими [11].
Как пишут авторы книги «Российская идентичность», «В российском об-ществознании сложились две противоположные интерпретации процессов трансформации и перехода к новой российской идентичности. С каузальной точки зрения, основные подходы можно разделить на объективистские и субъективистские. В соответствии с объективистским пониманием, переход к новой российской идентичности был обусловлен всем советским периодом культурно-цивилизационного развития России и поэтому оказался неизбежным. Субъективистское понимание исходит из того, что смена советской идентичности на российскую есть результат верхушечного переворота и что новая идентичность навязана "сверху"» [3, с. 70]. О.Ю. Мали-нова подчеркивает, что «дискурсивное конструирование идентичностей происходит в контексте отношений власти, господства и доминирования: способы интерпретации различий задаются и поддерживаются государственной политикой категоризации индивидов, медийными дискурсами, системой образования,
литературой, кинематографом, повседневными социальными практиками и др.» [7, с. 7]. Этому созвучно и мнение авторов книги «Российская идентичность»: «В настоящее время российское - это символическое пространство, где безраздельно господствует официальная государственная власть. Общество находится за пределами данного пространства» [3, с. 87].
Выход из этого противоречия можно увидеть в обращении к исследованию ценностей повседневной жизни. Например, исследователь российской идентичности Н. Лебедева пишет в статье «Как "лечить" национальную психологию?»: «Реальная, подлинная жизнь не в политическом, "верхушечном" переустройстве, а в изменении низового, бытийного и бытового уклада. Прочные подвижки в сознании, смена установки на разрушение установкой на созидание происходят лишь на уровне семьи и малой общины. Уважение к себе формируется тогда, когда видишь, что реально помог хотя бы одному живущему рядом человеку» [12]. Смысл в изменении ценностей, а не в смене идеологии.
Один из известных философов настоящего времени Юрген Хабермас, выступая в России, говорил о необходимости вернуться к своему жизненному миру, а не искать неких абстрактных обобщений в якобы универсальной европейской философии, которая сама отказывается в лице своих лучших представителей от претензий на универсализм. И язык, и философия, описывающие и создающие концепции социального устройства, коренятся в конкретном историческом опыте конкретного общества, со своей специфической культурой. А когда мы пытаемся этими словами и этими смыслами описывать более общие конструкции, то рано или поздно, считая, что наши слова и языковые игры являются универсальными, «мы становимся просто запутавшимися существами, которые не могут осознать, где проходит различие между локальным и глобальным» [13]. Тот же Ю. Хабермас писал: «Общество обладает приписываемой ему идентичностью не в
том тривиальном смысле, в каком, скажем, ею обладает предмет, который может быть идентифицирован различными наблюдателями как тот же самый предмет, даже если они воспринимают и описывают его различным образом. Общество известным образом порождает свою идентичность; и тем, что оно не утрачивает своей идентичности, оно обязано своим собственным усилиям» [14, с. 8].
Представляет интерес приведенное авторами книги «Российская идентичность» замечание У. Бека, «который, анализируя феномен культурного шока от глобализации на примере ФРГ, полагает, что бывшие мировые империи легче преодолевают данный шок, чем гомогенные национально-государственные пространства» [3, с. 116]. В этом смысле, возможно, правы авторы книги «Российская идентичность», утверждающие: «Для российской идентичности в период глобализации открываются новые перспективы. Отечественная культура, сознание сопринадлежности к ней ряд столетий носили вселенский, наднациональный характер и устремленность. Отечественная культурная традиция идентификации не имела, как у многих народов Европы, регионального локального характера. Именно транслокальный, транснациональный, имперский, если угодно, вектор определял суть данной традиции, в которой духовно-нравственное (религиозное и атеистическое) начало имело приоритет» [3, с. 116].
Так, согласно социологическим исследованиям, проведенным среди российской молодежи российскими и американскими социологами, утверждается, что «Россия позиционирует себя не как "периферийный" получатель западных культурных продуктов, а скорее как воплощение альтернативных культурных ценностей» [15, с. 31]. Т.е., «учитывая наличие доминирующей культуры-
субъекта, межкультурное взаимодействие строится по сценарию не унификации, а глокализации, то есть усвоения, адаптации, трансформации, локализации глобальных элементов [9, с. 86].
Таким образом, в настоящее время формирование современной российской идентичности представляет собой проблему, которая существует и выявляется параллельно проводимым исследованиям. Формирование новой российской идентичности невозможно без согласия опыта относительно базовых ценностей, в основе которого должны быть не слепо заимствованные модели, а основные социальные ориентиры, основывающиеся на традиции, культурном опыте и взаимодоверии. По справедливому замечанию Н. Г. Козина, «Отсутствие глубоко осмысленной и адекватной идентичности равносильно отсутствию развитого самосознания и вытекающего из него осознания собственных интересов, ценностей, смыслов, стратегий адаптации и мобилизации ко всем социально-политическим и экономическим модернизационным и просто трансформационным процессам в обществе» [6]. Но, кроме теоретического осмысления, процесс формирования идентичности предполагает также и практическое усилие по ее формированию, то есть процесс формирования идентичности надо рассматривать не только в теоретическом, но и в практическом плане. Как пример, здесь можно еще раз упомянуть о поисках единой концепции нового учебника истории России, который представлял бы непротиворечивым образом узловые точки нашего прошлого, а также в более широком плане связь образования (как среднего, так и высшего) с проблемами формирования современной российской идентичности. Но это отдельная большая тема, которая не была специальным предметом рассмотрения авторов статьи. Здесь мы нашли необходимым лишь указать на нее.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Философский словарь. URL: http://www.philosophydic.ru/identichnost (дата обращения: 28.04.2013)
2. Россия 10. URL: http://10russia.ru/about (дата обращения: 28.04.2013).
3. Когатько Д. Г., Тхакахов В. X. Российская идентичность: Культурно-цивилизационная специфика и процессы трансформации. СПб.: Алетейя, 2010.
4. Тишков В.А. Образ страны и национальная идентичность. URL: http://lib.znate.ru/docs/index-63510.html (дата обращения:15.04.13).
5. Хесле В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности II Вопросы философии. 1994. №10. С. 112-123.
6. Козин Н. Г. Идентификация во имя России. URL: http://dlya.net/identifikatsiya-vo-imya-rossii/nikolay-kozin-identifikatsiya-vo-15875/o-vysshih-formah-samosoznaniya-15877/51006469.html (дата обращения: 30.04.13).
7. Малинова О.Ю. Россия и «Запад» в XX веке: Трансформация дискурса о коллективной идентичности. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009.
8. Фадеева Л.А. Кто мы? Интеллигенция в борьбе за идентичность. М., 2012.
9. Леонтьева Е.И. Стратегии межкультурного взаимодействия в эпоху глобализации II Контексты культуры: антропологический и аксиологический аспекты: Межвуз. сб. статей. СПб.: Изд-во СПбГУСЭ, 2008.
10. Бек У. Что такое глобализация? М., 2001.
11. Кулешова М.В. Роль символического опыта в формировании гражданского общества // Формирование гражданского общества в российских регионах. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2003.
12. Лебедева Н. Как «лечить» национальную психологию. URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1995/10/frompost04.html (дата обращения: 16.04.13).
13. Дугин А. Юрген Хабермас актуален для России как никогда. URL: http://konservatizm.org/speech/dugin/291209030105.xhtml (дата обращения: 10.04.13).
14. Хабермас Ю. В поисках национальной идентичности: Философские и политические статьи. Донецк: Изд-во «Донбасс», 1999.
15. Глядя на Запад: культурная глобализация и российские молодежные культуры / Пер. с англ. О. Обрем-ко и У. Блюдиной. СПб., 2004.
УДК 316; 316.334 ББК 60.5
СОЧИ-2014: ОЦЕНКА ПОВЫШЕНИЯ КВАЛИФИКАЦИИ ПЕРСОНАЛА
М.А. Крылова, Я.С. Рочева
Санкт-Петербургский государственный университет
сервиса и экономики (СПбГУСЭ) 191015, Санкт-Петербург, ул. Кавалергардская, 7, лит. А
В Российской Федерации, в связи с подготовкой к XXII Олимпийским зимним играм и XI Паралимпийским зимним играм актуализируется вопрос квалификации работников как один из ресурсов в повышении эффективности их работы.
Современная система бизнес-образования исходит из того, что качество обучения персонала для любой организации самым непосредственным образом связано с качеством управления, а значит, и с эффективностью работы компании, и с уровнем ее конкурентоспособности. Особенно возрастает роль обучения в условиях организационных изменений, когда старые подходы к работе, управленческие схемы не только становятся менее действенными, но часто оказывают отрицательное воздействие на эффективность труда, в то время как повышение квалификации, приобретение знаний, навыков
и умений позволяет достичь цели за более короткий срок, поскольку направлено на последовательное совершенствование профессиональных знаний и рост мастерства по имеющейся у работника профессии. Особенность повышения квалификации состоит еще и в том, что слушатели, уже обладая определенными знаниями и практическими навыками выполнения работ, могут в силу этого критически относиться к учебному материалу, стремясь получить именно то, что им прежде всего нужно для производственной деятельности [1]. Этот тезис - ключевая причина внедрения программы повышения квалификации для работников сфер гостеприимства.
В настоящее время в г. Сочи проходят активные мероприятия по повышению квалификации персонала сферы гостеприимства в соответствии с требова-
