CC BY
44
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2015. № 5/6
А.А. Казаков
(ведущий специалист Научной библиотеки МГУ имени М.В. Ломоносова)*
К ПРЕДЫСТОРИИ КОНФЛИКТА КНЯЗЯ ФЕДОРА БОРИСОВИЧА ВОЛОКОЛАМСКОГО С ИОСИФО-ВОЛОЦКИМ МОНАСТЫРЕМ: ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Статья посвящена проблеме истоков конфликта Иосифо-Волоцкого монастыря и удельного волоколамским князя Федора Борисовича. Автор рассматривает традиционную для историографии точку зрения, согласно которой конфликт был спровоцирован сближением Иосифа Волоцкого с великокняжеской властью. Вместе с тем, анализ источников — духовной грамоты князя Ивана Борисовича Рузского, Жития Иосифа Волоцкого, составленного Саввой Черным, Послания Иосифа Волоцкого Б.В. Кутузову, Синодика Волоцкого монастыря — позволяет пересмотреть утвердившуюся точку зрения. По заключению автора, действия князя Федора Борисовича в отношении своих подданных свидетельствуют, что волоц-кий князь был единственным инициатором конфликта.
Ключевые слова: Московская Русь, Волоцкий удел, Иосифо-Волоцкий монастырь, духовная грамота князя Ивана Рузского, Житие Иосифа Во-лоцкого, князь Федор Волоколамский, поминальная практика.
The paper regards the origin of the conflict between Joseph-Volokolamsk monastery and prince Fedor of Volokolamsk. The author considers in detail traditional historiographical point attaches the origin of the conflict as the convergence of Joseph Volotsky with the Muscovite authorities. However, the researcher offers his own opinion of that case by the analyses of the chief sources such as the testament of prince Ivan of Ruza, The Life of Josef Volotsky by Savva Chorny, The Abbot Joseph's Epistle to Boris Kutuzov and the Synodic of Joseph-Volokolamsk monastery. According to paper's conclusion, the rule of prince Fedor and his methods of domination were the main reasons of the conflict.
Key words: Muscovite Russ, Volokolamsk principality, Joseph-Volokolamsk monastery, the testament of prince Ivan of Ruza, The Life of Joseph of Volokolamsk, prince Fedor of Volokolamsk, the memorial practice.
* * *
Причины конфликта игумена Иосифа и братии Волоколамского монастыря с удельным князем Федором Борисовичем Волоцким традиционно рассматриваются в специальной исторической литературе исключительно в политической плоскости и связываются
* Казаков Александр Александрович, тел.: (495) 939-43-61, 8-915-417-40-60; e-mail: ninguem82@yandex.ru
с лавированием волоцкого игумена между интересами удельного Волока и великокняжеской Москвы. И. Хрущев отмечал возросший в начале XVI в. авторитет волоцкого игумена у великокняжеской власти1 и, как следствие, Я.С. Лурье указывал на «новый этап в биографии Иосифа Санина, когда этот церковный деятель, до того времени опиравшийся на княжеско-боярскую группировку в своей оппозиции великокняжеской власти, переменил фронт, порвав с удельным княжьем и обратившись к покровительству "государя всея Руси"»2. Как явный признак изменения политических предпочтений волоцкого игумена рассматривают духовную грамоту удельного князя Ивана Борисовича Рузского: по мнению А.А. Зимина, Иосиф Волоцкий «приложил все усилия к тому, чтобы завещание рузского князя было составлено в пользу московского госу-даря»3. В свою очередь, последовавший после смерти князя Ивана переход Рузы с уделом под власть великого князя, по мысли исследователей, вызвал справедливое негодование брата покойного, князя Федора Волоцкого. «Роль игумена Иосифа в деле составления завещания князя Ивана Рузского, — пишет современный исследователь А.И. Алексеев, — окончательно навлекла на монастырь гнев волоцкого князя»4. Вероятно, трения между удельным князем и обителью игумена Иосифа начались гораздо раньше перехода Рузского удела к великому князю Ивану III, но, тем не менее, последовавшие за этим события рассматриваются как спровоцированные непосредственно Иосифом Волоцким. Утвердившееся по этому поводу в историографии мнение, как кажется, нуждается в пересмотре, который позволил бы глубже понять смысл события.
События, связанные с кончиной князя Ивана Борисовича и предсмертно составленным им завещанием, наиболее полно излагаются в Житии Иосифа Волоцкого, составленном учеником последнего Саввой Черным спустя 30 лет после смерти волоцкого подвижника5. По сообщению агиографа, «разболеся съй князь Иван Борисович; и егда велми изнеможе, и повеле собя отвести
1 «В это время, — утверждает И. Хрущев, — Иосиф уже пользовался большим значением в Москве, где он несколько раз действовал с полным успехом на соборах» (Хрущев И. Исследование о сочинениях Иосифа Санина, преподобного игумена Волоцкого. Б.м., 1868. С. 203).
2 Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI века. М.; Л., 1960. С. 426.
3 Зимин А.А. Княжеские духовные грамоты начала XVI века // Исторические записки. Вып. 27. 1948. С. 267.
4 АлексеевА.И. Иосиф Волоцкий. М., 2014. С. 222.
5 Великие Минеи Четии, собранные всероссийским митрополитом Макарием. Сентябрь. Дни 1-13. СПб., 1868 (далее — ВМЧ). Стб. 453-454.
в обитель Пречистыя Богородицы к отцу своему крестному игумену Иосифу». Желанию молодого князя воспротивились его приближенные, «князи и боляре, учиниша межу собя совет, дабы князю не дати воли». Ситуация разрешилась после обращения к великому князю Ивану Васильевичу, который «повеле воли его быти», запретив вместе с тем постригать тяжелобольного рузского князя, «понеже еще юн есть»6. Привезенный в Иосифов монастырь монастырь Иван Борисович «изнеможе зело, и нача отходити» и подоспевший вскоре игумен нашел среди стенающих бояр «князя без дыханиа, и вопроси, аще покаяся и причастися». Узнав, что князь Иван скончался без покаяния, Иосиф «зело оскорбися, с воздыханием слезы испущая <...> И высла всех вон, остави единаго старца Кассиана, рекомаго Босого; и помолися Господу Богу и Пречистой его Богоматери; и абие князь яко от сна возбнув, сверже одеяло, и нача звати великим гласом отца Иосифа, просит покаяниа». Исповедавшись и причастившись, Иван Борисович «приказа: аще Бог, рече, возмет душу мою, зде мое тело грешное положите. И приказа дати Пречи-стыя монастырю село свое Спаское в Руском уезде. И егда приказа вся и учини имению своему розряду, и предасть дух свой Господеви с миром; и положиша его в святей церкви на правой стране»7.
Известия Саввы Черного находят подтверждение в духовной грамоте рузского князя «Паметь князю Ивану Борисовичю, кому что дати и у ковоесми что взял», особенностью которой является отсутствие даты составления. Согласно духовной, князь Иван отписал в Иосифов монастырь «по своем отци, и по своей матери, по себе село свое Спаськое, и з деревнями, и со всем, что к нему потягло истарины». Кроме того, в духовной грамоте указан всего один свидетель-послух: «А у сего у моего списка сидел отец мой духовной, Пречистые игумен Иосиф», что так же соответствует рассказу агиографа. Правда, составитель Жития Иосифа не упоминает о том, что Иван Рузский завещает свой удел Ивану III — «А что моя вотчина, Руза и половина Ржовы, а то перед моим государем,
6 Едва ли Иосиф Волоцкий стал крестным князя Ивана ранее 1479 г., когда был основан монастырь на Волоке («И пришед старец Иосиф на Волок на Ламской в лето 6987 по Троицине дни». См.: Плигузов А.И. Летописчик Иосифа Санина // Летописи и хроники. М., 1984. С. 184. Ср.: ВМЧ. Стб. 464). Соответственно, на момент смерти рузскому князю было около 20 лет.
7 Там же. Стб. 471—472. Савва, очевидно, передает рассказ о кончине князя с чужих слов. Датировать появление агиографа в Волоцком монастыре можно на основании свидетельства о том, что до его прихода «бысть трапеза древена» (ВМЧ. Стб. 467). Каменная же трапеза появилась в Иосифовом монастыре только в 1506 г. («В лето 7014 Иосиф основал трапезу камену месяца маия 9». См.: Плигузов А.И. Указ. соч. С. 185).
перед великим князем»8 — очевидно, это не имеет особого значения в рамках житийного повествования.
Точная дата смерти Ивана Борисовича восстанавливается на основании сведений летописи, где под 1503 г. находим следующую запись: «Тоя же осени преставись княгини Улиана князя Бориса Васильевича, ноября; и тогда князь Федор Борисович женился после нее, и брат его меньшой, князь Иван Борисович, на свадьбе его разболеся и преставись; и положиша его у Пречистые в Оси-фове пустыни»9. Сведения же вкладной книги Иосифо-Волоцкого монастыря позволяют определить точные даты кончины княгини Ульяны и князя Ивана Рузского, кормы по которым совершались соответственно 4 и 28 ноября10. Как будет показано ниже, такая датировка имеет принципиальное значение.
Впрочем, главное внимание исследователей в этом сюжете уделялось не датировкам, а тем условиям, при которых была составлена духовная грамота Ивана Рузского. Л.В. Черепнин полагал, «что Иосиф Волоцкий, выполняя роль "сидельца" у духовной своего крестного сына, делал это по поручению московского великого князя», намеренно удалив во время составления завещания бояр князя Ивана Борисовича. В этих условиях, по Л.В. Черепнину, развернулась едва ли не схватка между Иосифом Волоцким, защищавшим интересы великого князя, и рузскими боярами, стремившимися не допустить перехода Рузы с уделом в великое княжение и действовавшими в угоду волоцкому князю Федору Борисовичу11. Точка зрения Л.В. Черепнина была повторена А.А. Зиминым, полагавшим, что у «постели Ивана Борисовича шла сложная борьба за наследие бездетного князя», победителем в которой оказался, в силу понятных причин, игумен Иосиф12. По сути ту же точку зрения поддержал и А.И. Алексеев, особо отметивший тот факт, «что духовная грамота рузского князя заверена лишь подписью Волоцкого игумена, в то время согласно обычаю другие подобные документы имеют несколько подписей свидетелей из числа кня-
13
жеских придворных»13.
8 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей Х1У—ХУ1 вв. М.; Л., 1950 (далее — ДДГ). № 88. С. 351-353.
9 ПСРЛ. Т. XXVIII. С. 337. Ср.: ПСРЛ. Т. VI. СПб., 1853. С. 49.
10 Синодик Иосифо-Волоколамского монастыря (1479-1510-е годы) / Подгот. текстов и исслед. Т.И. Шабловой. СПб., 2004. С. 157-158.
11 Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы ХНУ—ХУТ веков. Ч. первая. М.; Л., 1948. С. 216-219.
12 Зимин А.А. Княжеские духовные грамоты. С. 268-273.
13 Алексеев А.И. Иосиф Волоцкий. С. 221.
Впрочем, благодаря разысканиям Г.В. Семенченко касательно обычаев составления духовных грамот приведенная точка зрения может быть оспорена. Наблюдения Г.В. Семенченко над особенностями формуляра русских духовных грамот ХГУ-ХУ вв. позволяют сделать вывод, что «при большинстве новгородских "рукописа-ний" послушествует только "отец духовный" завещателя», в отличие от духовных Северо-Восточной Руси, где, видимо, под влиянием византийских правовых норм, могли послушествовать по крайней мере три-четыре свидетеля14. В этом случае присутствие при составлении духовной князя Ивана Борисовича одного лишь игумена Иосифа, названного в тексте грамоты духовным отцом умирающего князя15, вполне соответствует новгородскому порядку оформления завещаний. Очевидно, входивший в состав новгородских земель вплоть до 60-70-х гг. XV столетия Волоколамск16 в полной мере принадлежал к ареалу бытования новгородских культурно-правовых обычаев, которым при составлении духовной князя Ивана Рузского следовал старец Иосиф. К тому же при составлении духовной матери рузского князя Ивана, княгини Ульяны, также присутствовал только ее духовник — «А сию грамоту духовную писал отець мой духовной егорьевской игумен Мисайло»17. Примечательно, что Егорьевский монастырь, настоятелем которого был Мисаил, находился в Рузе18; вероятно, княгиня там и проживала при младшем сыне или, во всяком случае, таким образом стремилась дистанцироваться от тех порядков, которые устанавливал в отношении духовенства в Волоцком уделе ее старший сын. Поэтому события, традиционно истолковываемые как «сложная борьба за наследие бездетного князя», представляют собой не более, чем культурно-правовой казус, никак не связанный с переменой политических предпочтений волоцким игуменом Иосифом.
14 Семенченко Г.В. Византийское право и оформление русских завещаний XIV— XV вв. // Византийский временник. Т. 46. М., 1986. С. 166—167.
15 См. также: Смирнов С.И. Древнерусский духовник. М., 1913. С. 143.
16 Зимин А.А. Новгород и Волоколамск в XI—XV веках // Новгородский исторический сборник. Вып. 10. Новгород, 1961. С. 97—116.
17 ДДГ. № 87. С. 349—351. Непосредственно в тексте грамоты Мисаил обозначен не как послух, но как писец. По замечанию А.С. Лаппо-Данилевского, «указание на того, кто писал грамоту, если он не был должностным лицом (а только грамотным и знающим формы составления актов), можно также признать способом частного их удостоверения... Подписи писца не требовалось, ибо он сам писал грамоту и, в сущности., снабжал ее своей подписью» (Лаппо-Данилевский А.С. Очерк русской дипломатики частных актов. СПб., 2007. С. 116).
18 Материал для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи / Сост. В.В. Зверинский. Кн. I—III [Репринт. изд.]. СПб., 2015. Кн. III. № 1555. С. 55.
К тому же сомнительной представляется позиция рузского боярства, якобы желавшего передачи Рузы с уделом волоцкому князю Федору Борисовичу. В послании к Б.В. Кутузову Иосиф Волоцкий сообщает о князе Федоре массу нелицеприятных подробностей. В частности, когда «после князя Бориса Васильевича захотел князь Федор вътчину делити с братом, ино ему не захотел служити ни один боярин, ни диак, опроче Кура и Ртища», а сам волоцкий князь «почел приезжати» в Иосифов монастырь, «плакатися», чтобы волоцкий игумен «к нему перезывал бояр и диаков»19. Тот факт, что в окружении волоцкого князя не осталось представителей более или менее известных боярских или княжеских родов, подтверждает А.А. Зимин на основании сведений из духовной грамоты Федора Борисовича20.
Причины подобного положения вещей основательно разъяснены Иосифом Волоцким: «А князь Федор, господине, Борисович, — пишет волоцкий игумен, обращаясь к Б.В. Кутузову, — ни Бога не боится, ни людей не срамляется. После отца своего <...> положил начало княжению своему. Первое почал грабити монастыри свои все <...> А христиан почал грабити городских и сельскых, как почал княжити, не точию богатых, но и убогих, и вдовиць, и черниць». Результатом алчности князя стало запустение Волоцкого удела — «ныне на Волоце пустых дворов двесте да семъдесят»21. Едва ли при таких обстоятельствах служившие князю Ивану Борисовичу бояре и служилые князья строили планы возвращения Рузы в состав Волоколамского удела или испытывали желание идти на службу к Федору Борисовичу.
Впрочем, по сообщениям волоцкого игумена, до поры до времени экспроприаторские мероприятия Федора Борисовича не затрагивали Иосифов монастырь, который получал от волоцкого князя земельные пожалования и привилегии22. Все изменилось с кончиной княгини Ульяны и князя Ивана Рузского; как отмечает игумен Иосиф, при их жизни князь Федор «нас еще не грабил, ма-тере для и брата для. А как взял Бог матерь его и брата, и он забыл обета, да захотел боле всех монастырей грабити наш монастырь»23. Как удалось показать выше, вряд ли Иосиф Волоцкий в момент составления завещания князя Ивана Борисовича довольно грубо,
19 Послания Иосифа Волоцкого. М.; Л., 1959 (далее — Послания). С. 215.
20 Зимин А.А. Крупная феодальная вотчина и социально-политическая борьба в России (конец XV — XVI в.). М., 1977. С. 76-77.
21 Послания. С. 212-214.
22 Акты феодального землевладения и хозяйства. Ч. вторая. М., 1956 (далее — АФЗХ). № 23, 25, 26. С. 27-30.
23 Послания. С. 215.
если не сказать цинично, способствовал переходу Рузского удела Ивану III, да и достоверно неизвестна реакция князя Федора Во-лоцкого на содержание завещания его брата. И с этой точки зрения весьма убедительно выглядит утверждение Иосифа о влиянии княгини Ульяны и князя Ивана на Федора Борисовича, влиянии, которое до ноября 1503 г. держало в узде по крайней мере некоторые из устремлений князя Федора, в том числе и желание поживиться за счет богатых вкладов в Иосифо-Волоцкую обитель.
Для подтверждения слов Иосифа Волоцкого о положительном влиянии на князя Федора его матери, княгини Ульяны, следует обратиться к ее духовной грамоте. Среди наследников княгиня упоминает «сноху свою, Федорову жену Марью»24. Вместе с тем, выше приводилось свидетельство летописи, согласно которому волоцкий князь сыграл свадьбу вскоре после смерти матери, скончавшейся 4 ноября. Если учесть, что заболевший на свадьбе брата князь Иван Рузский умер 28 ноября, едва ли с момента похорон княгини до женитьбы Федора Борисовича прошло и три недели. Указание духовной грамоты явно идет вразрез с состоявшейся вскоре после кончины матери свадьбой сына. Впрочем, как представляется, оба свидетельства вполне достоверны.
О супруге Федора Борисовича княгине Марии упоминает вкладная книга Иосифова Успенского монастыря: «Поминати князя Федора Борисовича и его княгиню Марию. Доколе монастырь Пречистыя стоит из списка не выгладить <...> А дал на то князь Федор Борисович слободку Осташково на озерах <...>»25. Упоминаемый вклад был сделан, согласно сохранившейся жалованной грамоте Федора Борисовича, 7 марта 1500 г.26 Резонно предположить, что уже тогда женой волоцкого князя была княгиня Мария. Вероятно, она скончалась незадолго до смерти княгини Ульяны, так как та не успела внести в духовную изменения, связанные со смертью жены Федора Борисовича. Едва ли в своем завещании княгиня Ульяна назвала бы снохой невесту своего старшего сына; для потенциальной снохи в духовной содержится иная формулировка: «А дасть Бог, сын мой Иван женитца, и яз благословляю сноху свою, Иванову жену»27. Весьма вероятно, что княгиня Ульяна до самой своей смерти противилась желанию князя Федора вступить в новый брак, ведь согласно каноническим правилам, жела-
24 ДДГ. № 87. С. 349.
25 Титов А.А. Рукописи славянские и русские, принадлежащие И.А. Вахромееву. Вып. пятый. М., 1906. Прилож. С. 15.
26 АФЗХ. № 25. С. 28-29.
27 ДДГ. № 87. С. 349.
ющий вступить во второй брак должен был понести епитимью сроком до двух лет28. В силу своего характера князь Федор вряд ли был настроен находиться под покаянием в течение такого срока, но и не посмел идти против воли матери. Видимо, этим и объясняется последовавшая вскоре после смерти княгини Ульяны женитьба волоцкого князя. Правда, Т.В. Николаева, исследовавшая ситуацию со вторым браком князя Федора, предположила, что «по-видимому, только мать удерживала князя Федора от какого-то неблаговидного поступка, возможно, развода с женой»29. Такое предположение все же видится невозможным, во-первых, из-за срока в три недели, в течение которого князю Федору необходимо было получить развод и практически сразу же сыграть новую свадьбу, во-вторых, из-за резонанса, который так или иначе должен был сопровождать беспрецедентное событие и отразиться в источниках. А меж тем источники ничего не упоминают о разводе и почти не содержат сведений о второй супруге Федора Борисови-ча30. Вероятно, неодобрительное отношение ко второму браку во-лоцкого князя утвердилось и в Иосифовом монастыре, во всяком случае, имя второй супруги князя Федора не вошло в помянники.
С учетом того влияния, которое оказала на Федора Волоцкого его мать, княгиня Ульяна, в столь деликатном вопросе, не будет преувеличением полагать, что это же влияние удерживало волоц-кого князя от предосудительных действий в отношении братии Успенского монастыря на Волоке, тем более, что княгиня, очевидно, с большим почтением относилась к Иосифу и его обители, пожаловав туда в 1494 г., вскоре после смерти князя Бориса Васильевича Волоцкого, село Успенское с деревнями31. Князь же Федор Борисович, насколько можно судить, не пользовался из-за своего нрава, особым расположением матери; во всяком случае, в духовной княгиня Ульяна «приказала есми душу свою сыну своему Ивану,
28 Смирнов С.И. Древнерусский духовник. Прилож. С. 61, 63.
29 Николаева Т.В. О некоторых волоколамских древностях // Древнерусское искусство: Художественная культура Москвы и прилежащих к ней княжеств. ХТУ-XVI вв. М., 1970. С. 373.
30 Благодаря разысканиям Т.В. Николаевой становится ясно, что для князя Федора Борисовича весьма остро стоял вопрос о наследнике, которого у него не было ни от княгини Марии, ни от второй жены — княгини Анны из рода Шуйских, после смерти мужа ставшей инокиней Александрой в Покровском монастыре в Суздале. «Обе жены князя Федора Борисовича Волоцкого, — вместе с тем отмечает Т.В. Николаева, — были вписаны в Кормовую книгу Троице-Сергиева монастыря XVI века: "по великих князех... князя Федора, княгиню Марию, княгиню иноку Александру"» (Николаева Т.В. О некоторых волоколамских древностях. С. 370-376).
31 АФЗХ. № 18. С. 22-23.
долг заплатити, и душа помянути, и по церквам раздати»32, вероятно, не доверив раздачу поминальных вкладов по себе старшему сыну. Этот факт очень хорошо дополняет те подробности, которые сообщает о князе Федоре Иосиф Волоцкий, отмечавший, «что князю Борису Васильевичю, отцу его, Бог известил о нем, что так его не любил, как бы врага, не мог его ни видети<...>А мати его также не любила, не могла ни видети»33.
Вообще же, очевидно, поминальная практика, нашедшая отражение в духовных княгини Ульяны, князя Ивана Борисовича Рузского, приказавшего «свою душу государю своему, великому князю Ивану Васильевичю всея Руси, и своему государю, великому князю Василью Ивановичю всея Руси»34, а затем и в завещании князя Федора Борисовича, наказавшему «своему государю, великому князю Василью Ивановичю всея Руси, свою душу»35, сыграла определяющую роль в развитии конфликта Иосифова монастыря с Федором Волоцким. Как справедливо отметил А.И. Алексеев, «кризис в отношениях между Волоцким князем и монастырем был предопределен процессом формирования заупокойно-поминального культа. Притягательность монастыря для вкладчиков обуславливалась гарантией совершения поминальных служб, а те, в свою очередь, определялись гарантией неотчуждаемости вклада»36.
Суть конфликта, собственно, и заключалась в том, что самовольство князя Федора не гарантировало неприкосновенности поминальных вкладов. Ситуацию хорошо зафиксировал в Житии Иосифа Савва Черный, вложивший в уста братии монастыря следующее обращение к своему игумену, всерьез намеревавшемуся оставить обитель из-за грабительских поползновений Федора Борисовича: «Мы, рече, пришли во обитель Пречистыя надеяся на Пречистую Богородицу и на тобя, отца нашего, и давахом вклады, и по своих родителях имение и селы в наследие благ вечных: ты же, отче, на кого сия оставляеши, еже не бытии поминовеным душям родитель наших? О сем тебе дати ответ Богу»37.
Таким образом, истоки противостояния связаны были исключительно с пагубными методами господства князя Федора Борисовича Волоцкого над своими подданными, среди которых была и братия Иосифо-Волоколамского монастыря. Вопрос о том, сыграло
32 ДДГ. № 87. С. 350.
33 Послания. С. 215.
34 Там же. № 88. С. 353.
35 Там же. № 98. С. 409.
36 Алексеев А.И. Под знаком конца времен. Очерки русской религиозности конца XIV — начала XVI вв. СПб., 2002. С. 157.
37 ВМЧ. Стб. 476.
ли возможное сближение игумена Иосифа Санина с Москвой свою роль в вызревавшем конфликте в Волоцком княжестве, решен отрицательно. Непосредственное влияние Иосифа Волоцкого на содержание духовной Ивана Борисовича Рузского не нашло подтверждения в источниках, являясь порождением теоретических схем, которые не учитывали специфику правовых обычаев Северо-Западной Руси, к культурному ареалу которой, безусловно, на тот момент принадлежал Волоколамск. С другой стороны, предположение о том, что ухудшение отношений князя Федора Борисовича к волоколамской монашеской корпорации было вызвано его недовольством перехода «рузского наследства» к великому князю, также представляется совершенно необоснованным. Уместнее связать изменения в отношениях князя Федора Борисовича и братии Иосифо-Волоколамской обители с кончиной матери и брата волоцкого князя. Весьма обоснованным представляется свидетельство Иосифа Волоцкого о той роли, которую сыграли в обуздании неистового нрава волоцкого князя его младший брат и особенно мать. Сюжет с женитьбой князя Федора довольно рельефно демонстрирует влияние княгини Ульяны на своего старшего сына. В целом, есть смысл рассматривать конфликт не как порождение «закономерностей», выразившихся в том, что «волоколамский игумен объективно защищал централизацию против феодального сепаратизма, боролся с удельным самоуправством»38, сколько как результат действий одного единственного человека — князя Федора Волоцкого.
Список литературы
1. Алексеев А.И. Иосиф Волоцкий. М., 2014.
2. Алексеев А.И. Под знаком конца времен. Очерки русской религиозности конца XIV — начала XVI вв. СПб., 2012.
3. Зимин А.А. Княжеские духовные грамоты XVI века // Исторические записки. Вып. 27. 1948.
4. Зимин А.А. Крупная феодальная вотчина и социально-политическая борьба в России (конец XV — XVI в.). М., 1977.
5. Зимин А.А. Новгород и Волоколамск в Х^ХШ веках // Новгородский исторический сборник. Вып. 10. Новгород, 1961.
6. Лаппо-Данилевский А.С. Очерк русской дипломатики частных актов. СПб., 2007.
7. Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI века. М.; Л., 1960.
38 Лурье Я.С. Указ. соч. С. 436.
8. Николаева Т.В. О некоторых волоколамских древностях // Древнерусское искусство: Художественная культура Москвы и прилежащих к ней княжеств. Х^-Х^ вв. М., 1970.
9. Плигузов А.И. Летописчик Иосифа Санина // Летописи и хроники. М., 1984.
10. Семенченко Г.В. Византийское право и оформление русских завещаний XIV—XV вв. // Византийский временник. Т. 46. М., 1986.
11. Смирнов С.И. Древнерусский духовник. М., 1913.
12. Хрущев И. Исследование о сочинениях Иосифа Санина, преподобного игумена Волоцкого. Б.м., 1868.
13 Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV—XVI веков. Ч. первая. М.; Л., 1948.
Поступила в редакцию 28 октября 2015 г.
