CC BY
32
Крестьянствп в России
Евгений КРАСИНЕЦ, Дмитрий КУЗЬМИН
К ОЦЕНКЕ СИСТЕМНЫХ ДЕФОРМАЦИЙ В СЕЛЬСКОЙ ЭКОНОМИКЕ РОССИИ
В работе рассматриваются проблемы развития системных деформаций, возникших в сельской экономике современной России. Авторы анализируют трудности, которые в настоящее время стоят перед сельским хозяйством, раскрывают экономические и социальные последствия проведенных на селе реформ.
In this article problems of the development of the system deformations in the rural economy of modern Russia are considered. The authors analyze difficulties to which the agriculture faces now and demonstrate economic and social consequences of the reforms spent in the agricultural sphere.
Ключевые слова:
сельская экономика, микроэкономика, земельная реформа; rural economy, micro-economics, agrarian reform.
КРАСИНЕЦ Евгений Семенович — к.э.н., заведующий лабораторией ИСЭПНРАН e_krаsinets@ mail.ru
КУЗЬМИН Дмитрий Станиславович — к.э.н., научный сотрудник ИСЭПН РАН
За последние годы общественная наука довольно существенно продвинулась в понимании системных деформаций в экономиках переходного типа. Со временем эта проблема претерпевала изменения — некоторые из сложившихся деформаций ослабевали в результате целенаправленной деятельности государства, однако на их месте появлялись новые. В этой связи особого внимания заслуживают вопросы развития системных деформаций в экономике сельской местности.
Известно, что значительная часть масштабных деформаций в российском обществе явилась прямым следствием проведения непродуманных и бессистемных реформ в стране, особенно в период 1992—2001 гг., которые заложили своеобразные «мины» на пути поступательного экономического развития России. Подобной «миной» может стать деформация в земельных отношениях, резко ухудшающая условия сельскохозяйственного производства и положение российского крестьянства.
Непредвзятый анализ свидетельствует, что многие начинания реформаторов-неолибералов, затеянные ими, возможно, в благих целях, на практике обратились в свою полную противоположность. Это видно и на примере сельскохозяйственного производства. «Паевизация» сельскохозяйственных земель, задуманная, надо полагать, с целью равномерного распределения земли между непосредственными производителями — крестьянскими хозяйствами, не только не достигла этой цели, но, напротив, послужила очень удобным инструментом захвата крупных земельных массивов отдельными коммерческими структурами.
История земельной реформы в современной России включает два этапа. Первый, начавшийся в 1992 г., наделил крестьян условными «паями» на владение участками бывшей колхозной/совхозной земли. Однако паи практически не выделялись в натуре, а если кто-либо из владельцев пая хотел получить реальный участок, это встречало упорное сопротивление на муниципальном уровне со стороны местных администраций и руководителей самих колхозов и совхозов. Кроме того, и организация собственного хозяйства маломощными крестьянскими подворьями во многих случаях была невозможной из-за нехватки стартового капитала.
В ходе второго этапа (с 2002 г.) начался массовый захват земельных площадей хозяйств путем скупки «паев» бывших колхозников. Крестьянское население, никогда не видевшее «больших денег», поддавалось на уговоры скупщиков, отдавало паи по мизерным ценам, как это в свое время произошло с ваучерами. В результате на
местах земли бывших совхозов и колхозов перешли под контроль отдельных крупных коммерческих структур. В наиболее значимых с коммерческой точки зрения районах страны образовались гигантские латифундии. Самыми привлекательными для новых собственников были, естественно, земли вокруг крупных городов, в первую очередь — Москвы.
При этом владельцы латифундий в большинстве своем не преследуют целей сохранения и развития сельского хозяйства, особенно в ближнем Подмосковье, где земли гораздо выгоднее использовать под жилищное строительство, размещение предприятий и складских комплексов. Отказ новых собственников от ведения сельского хозяйства — «актуальная проблема» не только в радиусе 30-50-километровой зоны от МКАД, но и в дальних районах Подмосковья, где основная масса населения занята в сельскохозяйственном производстве.
Следует отметить, что земельные площади «в личном пользовании граждан» наиболее значительно стали увеличиваться в ходе второго этапа земельной реформы, отмеченного массовым переходом крестьянской земли во владение крупных собственников. Земля, находящаяся во владении этих собственников, может либо сдаваться в аренду (что превращает их в рантье), либо использоваться для несельскохозяйственных целей (строительства коттеджей, складских помещений, увеселительных заведений и пр.). Все это не отменяет сущности латифундизма как известной в истории политэкономической категории, радикально меняющей хозяйственный уклад в сельской местности.
В свете сложившейся в сельском хозяйстве ситуации крайне важным остается то обстоятельство, что производство зерна, кормов и большинства технических культур пока еще обеспечивается преимущественно крупными хозяйствами, владеющими агротехникой и материальными средствами для ее продуктивного применения. Однако крупное сельскохозяйственное производство в России, пережившее серьезный «шок» в первые годы реформ, когда были расформированы многие колхозы и совхозы, начиная с 2002 г., ставится под еще более серьезный удар в результате массированного передела крестьянской земли.
Нельзя не упомянуть еще об одном обстоятельстве. Уже в советское время в сельском хозяйстве явственно наметилась
тенденция разделения производственных функций между специалистами и работниками различного профиля (в растениеводстве, овощеводстве, животноводстве, производстве кормов, строительных работах в хозяйстве и пр.). Имело место неуклонное замещение традиционного крестьянина, который занимается практически всем многообразием сельскохозяйственных работ, работниками со специализированными знаниями.
Пореформенную земельную политику следует расценивать как попытку через мелкоземельное фермерство вернуть крестьянина к его прежнему, «традиционному», типу. Пока не ясно, как это движение «вспять» отразится на общенациональных перспективах развития отрасли. Вероятно, компромиссным решением вопроса было бы одновременное существование и развитие и крупных, и малых сельскохозяйственных предприятий (включая семейные), взаимно поддерживающих и дополняющих друг друга.
Учитывая все обстоятельства, а также опыт эффективных крупных хозяйств в странах Западной Европы, США, Канаде, Новой Зеландии, Австралии, правомерно поставить вопрос, есть ли реальная перспектива превращения нынешних латифундий в высокоэффективные, современные сельхозпредприятия? По нашему мнению, латифундизм в России увеличит масштабы тех трудностей, которые в настоящее время стоят перед ее сельским хозяйством. Отчуждение сельскохозяйственных угодий в пользу крупных собственников во многих случаях будет иметь следствием фактическое выведение этих земель из производственного оборота в аграрном секторе. Можно предположить, что это обстоятельство создаст дополнительные помехи на пути реализации важнейшего национального проекта — развития агропромышленного комплекса.
На наш взгляд, негативные социальные последствия данного экономического феномена бросаются в глаза. В первую очередь, это радикальное изменение социального климата в сельской местности. В результате латифундизма крестьянин, как правило, попадает в полную зависимость от нового земельного собственника, который считает, что он может распоряжаться землей полностью по своему усмотрению (кому-то сдать в аренду, кому-то — нет). Эти, пока еще немногочисленные образ-
201 0' 01
ВЛАСТЬ
93
чики новых отношений в деревне, чем-то напоминающие "крепостное право местного масштаба", в дальнейшем могут получить повсеместное распространение. Ненадежность аренды, целиком зависящей от собственника, в сочетании с ротацией участков, во-первых, резко снизит заинтересованность крестьянина в правильном ведении производства на арендованной земле (делать инвестиции в улучшение почвы, поддерживать рациональный севооборот, устанавливать вспомогательную технику, например оросительную сеть на участках, требующих регулярного орошения, становится невыгодно), во-вторых, создаст неизбежные трения между работником и арендодателем, вплоть до открытых конфликтов.
Появление такой неблагоприятной социальной атмосферы в деревне, несомненно, многократно усилит отток из сельского хозяйства наиболее трудоспособной части сельского населения — как рядовых арендаторов, так и специалистов-аграрников.
Самое же главное состоит в том, что новые отношения на земле — между зависимым и бесправным работником и не ограниченным в своих действиях крупным собственником — могут повлечь за собой полное разрушение деревенского уклада жизни, уже пережившего крупные потрясения в период коллективизации, но сумевшего «худо-бедно» приспособиться к условиям выживания социалистического периода. Будут сломлены все стереотипы отношений в самом крестьянском сообществе, исчезнут сложившиеся внутри него формы взаимопомощи. Новые трудности возникнут и в ведении личного подсобного хозяйства крестьянина (вспашка огородного участка, привоз дров и пр.).
Отток сельского населения в города, где его не ждут подготовленные рабочие места, повлечет за собой его профессиональную и социальную деградацию, создаст еще одну острую проблему в социальной сфере, и это при том, что сельское хозяйство России в настоящее время уже испытывает реальную нехватку квалифицированных работников.
Нет сомнения, что разрушение существующего деревенского уклада со всеми отмеченными негативными последствиями усилит атмосферу социальной напряженности во всем обществе, породит массу управленческих проблем, таких как обеспечение внутреннего потребительского
рынка, поддержание производства технических культур, создание новых рабочих мест для обустройства «вытолкнутого» из села трудоспособного населения.
В настоящее время сложилась парадоксальная ситуация. Будучи по рукам и ногам связанной теориями неолибералов о «священном праве частной собственности», местная администрация ничего не может предпринять даже тогда, когда явственно видит наносимый народному хозяйству вред от бескомпромиссной реализации этого права. Ситуацию может значительно улучшить введение территориальными органами местного самоуправления требования к новому собственнику о предоставлении перед регистрацией его права на землю документа типа бизнес-плана, содержащего указания на характер будущего использования земли, подтверждающего наличие у претендента достаточных средств на ведение хозяйства, предлагающего пути решения неизбежных при этом проблем занятости местного населения.
Даже сейчас, при всей недоработан-ности законодательной базы землепользования, местные администрации имеют правовую основу для контроля заключающихся сделок коммерческих структур с владельцами земельных паев и, соответственно, пресечения «обманных» сделок (покупки паев за бесценок) и других махинаций с недвижимостью. Отсутствие достаточно эффективной защиты земельных прав крестьянского населения приведет к дальнейшей потере его доверия к правовой системе государства и деятельности местных администраций.
Если тенденция дальнейшей экспроприации крестьянства и расширения латифун-дизма продолжится, можно предвидеть полный развал нынешнего деревенского уклада и появление на его месте новой социальной структуры. В сельской местности эта структура будет представлена, во-первых, крупными землевладельцами, живущими на ренту и доходы от несельскохозяйственного использования земли, во-вторых, наемным трудом (подначальными землевладельцу арендаторами, наемными работниками в хозяйствах самих земельных собственников, многочисленной прислугой) и, в-третьих, крупными пользователями лесов, водоемов, карьеров и других природных богатств. Несколько разбавлять эту структуру будут специалисты сельхозпроизводства, местная интелли-
генция и работники управленческих структур, материальное положение и социальный статус которых также во многом будут определяться местной богатой верхушкой. Экономические и социальные результаты подобной трансформации деревенского уклада, как можно предположить, во многом будут негативными.
Первое, о чем можно сразу забыть, это — социальная поддержка и социальные гарантии населению, такие как своевременная выплата зарплаты наемным работникам, медицинское страхование, пенсионное обеспечение, стабильная работа (аренда для нанимателей земельных участков), попечение над социально уязвимыми слоями населения (женщины с малолетними детьми, инвалиды). Население еще помнит, что в советский период нашей истории крупные сельскохозяйственные предприятия участвовали в поддержке социального развития села, посылали молодежь на профессиональное обучение, помогали в бытовом обустройстве приезжавшим на работу молодым специалистам и т.д. Вряд ли можно ожидать этого от «новых лендлордов».
Неизвестно, как будут складываться производственные и бытовые отношения новых собственников земли с малыми землепользователями, в том числе владельцами фермерских хозяйств. Есть опасение, что крупные землевладельцы вряд ли будут поощрять мелкие фермерские хозяйства, скорее, напротив, — всячески прижимать их, создавать искусственные трудности, изгонять их из пределов своих доменов и организовывать «недружественные поглощения».
Вероятно, будет меняться и социально-политический климат в обществе. В соответствии с логикой всех нуворишей, «лендлорды» будут стремиться к объединению в свои «клубы», постепенно входить в политическую жизнь страны, в первую очередь, ставить под собственный контроль политические структуры муниципальных территорий. Это, может быть, далекая, но крайне серьезная перспектива для социально-политической будущности российского общества.
Нельзя не упомянуть еще об одной стороне дела. Как известно, в 70-х гг. прошлого столетия в нашей стране значительное внимание уделялось комплексному развитию сельского хозяйства (программа развития АПК) и более тесному взаимодействию производства сельхозпродукции и связан-
ных с ним отраслей промышленности. При этом предполагалось максимальное приближение последних к сельскохозяйственному производителю, вовлечение сельского сообщества в создание и функционирование промышленных предприятий путем гарантированного снабжения их сельскохозяйственным сырьем, долевого участия совхозов и колхозов в их инвестировании, предоставления рабочей силы, участия в дорожном строительстве, обеспечения транспортных услуг. Основной организационной формой подобной производственной кооперации должны были стать организационно оформленные в единое целое аграрно-промышленные комбинаты и аграрно-промышленные объединения.
Подобное направление развития сельскохозяйственной отрасли доказало свою эффективность и жизнеспособность в ряде зарубежных стран. Помимо ряда дополнительных преимуществ для сельского хозяйства (улучшаются условия сбора и хранения урожая, его сбыта, сокращаются транспортные расходы и прочие накладные издержки), достигается и улучшение условий жизни местного населения (в частности, обеспечение занятости и повышение уровня семейных доходов). В условиях, которые складываются на селе в современной России, о любых формах подобной интеграции сельхозпроизводства с промышленностью, скорее всего, придется забыть. Новый собственник, по всей видимости, не будет заинтересован в колоссальных тратах, которых потребует создание подобных интеграционных связей, а раздробленному и малоимущему крестьянству самостоятельно не «поднять» их.
С учетом всего этого, хозяйственные результаты нынешнего передела земли в пользу «денежных мешков» представляются полностью негативными, и обществу, наверное, пора осознать это.
Возвращаясь к тому, с чего мы начали эту статью, следует заключить, что из многих системных деформаций, возникших в экономике России в пореформенный период, «земельный передел» и тенденция неизбежного исчезновения деревенского уклада в пользу латифундий является наиболее разрушительной и, возможно, имеющей далеко идущие вредоносные последствия.
Подготовлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект № 06-02-00019а).
