CC BY
99
[лингвистические заметки]
М. Я. Дымарский
К ОПИСАНИЮ РЕЧЕВОЙ МОДЕЛИ {Так вот + [вопр. предл.]!}:
АКТУАЛЬНОЕ ЧЛЕНЕНИЕ И ИНТОНАЦИОННЫЙ КОНТУР
MIKHAIL YA. DYMARSKY FUNCTIONAL SENTENCE PERSPECTIVE AND INTONATION PATTERN OF THE RUSSIAN SPEECH MODEL {ТАК ВОТ + [ВОПР. ПРЕДЛ.]!}
Михаил Яковлевич Дымарский
На основе разработанной автором концепции трехуровневой системы синтаксических моделей описывается фрагмент микросистемы моделей идентифицирующих высказываний русского языка. На фоне общих свойств заглавной модели дается характеристика ее актуального членения и интонационного контура, имеющих фиксированные признаки: метатеза темы и ремы, эмфатический характер рематического акцента, падающего на сращение «ВОТ + вопр.-отн. мест.». Рассматриваются случаи отклонения от этого прототипа — возникновение вторичных акцентов в составе темы — и причины таких отклонений.
Ключевые слова: трехуровневая система синтаксических моделей, речевая синтаксическая модель, модель высказывания, идентифицирующие высказывания, актуальное членение, интонационный контур.
The work is based on the original concept of three-level system of syntactic models, i. e. 1) basic language models (cf. “N1 Vf” — “Самолет летит” / “The jet flies” which provides a number of communicative variations), 2) speech syntactic models (cf. “Это / N1 Vf” — “Это / самолет летит” / [there is no straight English equivalent, ~ “This is a jet flying”], where the functional sentence perspective and the word order are partly fixed, since Это may function only as the theme and always occupies the first place), and 3) utterance models (cf. “{вводн.когн. [(А, Так) это // N1 \ Vf!]}” — “А, так это, оказывается, // самолет \ летит!” / ~ “Ah, so this is // a jet \ flying!”, where the functional sentence perspective, the word order and the certain words are strongly fixed which makes the model ready to function in a strictly prescribed type of communicative situations). The paper deals with a fragment of the microsystem of Russian identifying speech and utterance models. Against the background of a short general characteristics of the model “{Так вот + [вопр. предл.]!}” (“Так вот где таилась погибель моя!” ~ “So this is where my death was hiding!”; “Так вот о чем ты думаешь!” ~ “So this is what you’re thinking about!”) its functional sentence perspective and its intonation pattern are considered which possess some fixed features: metathesis of the theme and the rheme, the emphatic character of the rheme accent falling on the fusion “ВОТ + вопр.-отн. мест.”. The cases of deviation from this prototype: the emergence of secondary accents at the theme components — and the reasons for such deviations are analyzed.
Keywords: three-level system of syntactic models, basic language model, speech syntactic model, utterance model, identifying utterances, functional sentence perspective, intonation pattern.
Доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка филологического факультета Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена; старший научный сотрудник Отдела теории грамматики Института лингвистических исследований РАН ► dym2005@list.ru
Вводные замечания. Исследование, результаты которого частично излагаются в этой работе, опирается на концепцию трехуровневой системы синтаксических моделей, предполагающую существование 1) языковых моделей (вида Nt Vf — Самолет летит), 2) речевых моделей (например: Это / Nt Vf — Это / самолет летит) и 3) моделей высказывания (например: {вводн.когн [(А, Так) это // Nt \ Vf!]} — А, так это, оказывается, // самолет \ летит!) (подробнее см.: [2]; там же список литературы вопроса).
Исследование выполнено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 13-04-00380.
20
[мир русского слова № 4 / 2014]
Речевые синтаксические модели — это
модели:
а) производные от языковых;
б) обладающие более сложной структурой;
в) обладающие ограниченной вариативностью коммуникативного задания и актуального членения, а также
г) фиксированным с точностью до лексико-семантической группы (в отдельных случаях — до лексической единицы) способом выражения по меньшей мере одного из компонентов исходной языковой структуры.
Модель высказывания — это регулярно воспроизводимая в живой коммуникации совокупность следующих признаков отрезка речи:
а) способность быть отдельной репликой в диалоге. Этот признак тесно связан с признаками (в) и (д);
б) наличие / отсутствие модели предложения (структурной схемы), реализацию которой представляет собой данное высказывание;
б') в случае наличия — характер этой модели и полнота ее реализации;
б'') в случае отсутствия — степень воспроизводимости высказывания как готового речения;
в) типовая функция высказывания в контексте и обусловленный этой функцией характер реализации и распространения схемы (последнее — для высказываний, опирающихся на структурную схему предложения);
г) характер тема-рематической организации (ко-
личество компонентов, их соотнесенность с компонентами грамматической структуры, полная / неполная реализация и взаимное расположение);
д) интонационное оформление;
е) фиксированный с точностью до лексико-семантической группы (часто — до лексической единицы) способ выражения по меньшей мере одного из компонентов;
ж) наличие и позиция вводных и вставных компонентов, междометий, модальных частиц, обращений.
Из приведенного перечня признаков видно, что модель высказывания представляет собой регулярную реализацию (разновидность) речевой модели и отличается от последней полной фикси-рованностью коммуникативного задания, акту-
[М. Я. Дымарский]
ального членения, порядка слов и интонационного оформления, а также наличия и позиции вспомогательных элементов (вводных компонентов, частиц).
Цель настоящего исследования состоит в описании лишь небольшого фрагмента системы синтаксических моделей, а именно моделей русских идентифицирующих высказываний. Задача данной статьи заключается в описании актуального членения и интонационного оформления одной речевой модели, краткая характеристика которой следует ниже.
1. Краткая характеристика модели. Идентифицирующие высказывания рассматриваемой группы строятся по общей речевой модели:
(1) {Так вот + [вопр. предл.]!}.
Примеры реализации модели (фрагменты, составляющие предмет нашего интереса, здесь и далее выделяются курсивом):
(2) Так вот где таилась погибель моя! (А. С. Пушкин. Песнь о вещем Олеге);
(3) — Нету Альки... — Н-не-ту-у? — у Пелагеи ноги подкосились — едва мимо стула не села. Так вот кто ей махал с парохода, когда она вышла из лесу к реке! Родная дочь. А она-то по-хорошему подумала тогда: вот, мол, какая девка у чьих-то родителей — чужому, незнакомому человеку машет. — С тем, пройдохой, уехала? (Ф.Абрамов. Пелагея / НКРЯ1);
(4) ...так вот чего я боялся тогда! Так вот что предчувствовала и знала моя душа! Так вот отчего и цветочки, и поспешность наша, и боязнь оглянуться, и стремление уйти подальше, скрыться, найти какой-то свой дом на земле... знала душа, что ей готовится, и трепетала в слабом человеческом теле! (Л. Н. Андреев. Иго войны / НКРЯ).
С логической точки зрения любое высказывание модели (1) выражает результат умозаключения, возникающего при сопоставлении некоторой новой информации, полученной говорящим, с уже имеющейся. Новая информация может быть выражена словесно (в диалоге), как в (3), и может выводиться говорящим из наблюдаемых явлений, фактов и т. п., как в (2) и (4).
Пусть говорящий знает, что некто какое-то время назад произнес фразу, обозначающую неко-
[мир русского слова № 4 / 2014]
21
[лингвистические заметки]
торую ситуацию P (допустим, молодой человек сказал отцу своей возлюбленной: «Я хотел бы поговорить с вами наедине»), и предполагает, что в структуру P входит некоторое Q, значение которого ему, однако, неизвестно (например, в структуру ситуации {молодой человек говорит с отцом девушки наедине} входит намерение инициатора разговора обсудить определенную тему, но какую — говорящий не знает). Это можно записать так:
а) я знаю, что P;
б) я знаю, что P включает Q;
в) я не знаю, каково Q.
Через какое-то время имеет место (или говорящему становится известно, что имеет / имела место) ситуация, похожая на P. Она включает и такой элемент Q3, который похож на Q. Например, молодой человек разговаривает с отцом своей возлюбленной наедине, при этом он не просит руки его дочери, не сообщает ему каких-то важных сведений, которые могут повлиять на ход его (отца) дел и др., а пространно рассказывает о своих финансовых проблемах и просит дать ему денег в долг. Дифференциальным признаком, отличающим эту последнюю тему от других возможных гипотез о теме разговора, является тот очевидный факт, что разговор наедине уже имеет место и эта тема уже поднята, а другие темы не возникают — разумеется, при самоочевидном тождестве всех остальных компонентов. Если говорящий (отец девушки) при этом восклицает: «Так вот о чем вы хотели поговорить!», — то его высказывание свидетельствует о завершении логической операции умозаключения, которая в итоге сводится к идентификации ранее неизвестного Q как Q3:
d) Q = Qr
Сказанное позволяет утверждать, что установление тождества (d) всегда рематично по отношению к ожиданиям говорящего. Это очевидно в том случае, если вариант разговора о деньгах, в отличие от других теоретически возможных, говорящим не предполагался. Но это так и в том случае, если этот вариант входил в число предполагаемых: информативен тот факт, что в качестве второго члена в тождество (d) вошел именно этот, а не какой-либо другой вариант, то есть (d) им-
плицирует столько соответствующих отрицаний (Q Ф Q2, Q Ф Q3 и т. д.), сколько предполагалось вариантов — за вычетом единственного, оказавшегося верным.
Впрочем, верным этот вариант является лишь по мнению говорящего (пока не получено достоверное подтверждение): его умозаключение может оказаться и ошибочным. Однако для говорящего в момент произнесения высказывания эти соображения неактуальны.
Важным компонентом модели (1) является синтаксический модуль [вопр. предл.] —исходно вопросительное предложение, которое целесообразно называть так потому, что в изолированном виде оно функционирует как полноценное вопросительное высказывание2. Его семантическая функция в составе модели (1) состоит в вербализации знания о некоторой ситуации, заключенного в пресуппозиции говорящего. Это именно та ситуация, которая в момент речи находится в фокусе внимания говорящего. Особенность пресуппозитивного знания в данном случае — в том, что оно неполное. По классификации, предложенной О. Б. Йокояма, это экзистенциальное знание, то есть тот случай, «когда говорящий обладает пропозициональным знанием некоторого события, но не обладает специфицирующим знанием некоторых из термов»; пропозициональным знанием в этой классификации называется «мнение говорящего, что „голые“ пропозиции, которые не содержат специфичных термов, но содержат полнозначные предикаты (например, пропозиции [[кто-то где-то преподает]], [[кто-то является кем-то]] или [[кто-то куда-то уехал]]), являются истинными», под специфицирующим же подразумевается «знание, которое позволяет говорящему осуществлять в таких пропозициях подстановку специфичных термов вместо неизвестных типа „куда-то“» [3: 36-37].
Нужно уточнить, что чаще имеет место частичное отсутствие специфицирующего знания. Вещий Олег много лет назад узнал от волхва, что ему суждено принять смерть от своего коня: здесь налицо как пропозициональное знание (некто должен умереть от какой-то причины), так и специфицирующее знание (некто = Олег, причина =
22
[мир русского слова № 4 / 2014]
конь), но специфицирующее знание изначально неполно: «любимец богов» не сообщил, каким образом конь станет причиной смерти. Смысл ситуации многомерен: князь убежден, что ему удалось избежать судьбы, предреченной волхвом (тем самым посрамив последнего), и хочет отдать верному коню последний долг. О том, где может или могла таиться его погибель, он сейчас не помышляет; однако в момент появления змеи происходит мгновенная переоценка всех смысловых компонентов: и судьбу обмануть не удалось, и прав был все-таки волхв, и гибель действительно приходится принять от коня, но не в том смысле, в каком понял волхва князь (все варианты семантизации неизвестного компонента, которые могли прийти ему в голову и которые он постарался исключить, оказались ложными). Именно эта почти забытая ситуация — конь каким-то образом угрожает жизни князя, в нем каким-то образом таится его смерть — мгновенно актуализируется в сознании говорящего в момент произнесения реплики (2), и смысл ее — в идентификации останков коня как источника смерти. Змея, выползающая из черепа коня, и есть то звено, которого недоставало для того, чтобы специфицирующее знание князя о референтной ситуации стало полным.
Таким образом, модуль [вопр. предл.] вербализует знание о некоторой ситуации, входяшей в пресуппозицию говорящего, причем для говорящего это первая полная ситуативная номинация, так как она включает только что открытое им звено специфицирующего знания, которого раньше недоставало.
2. Актуальное членение и интонационный контур модели (1) имеют фиксированный характер, с типичной для эмфатических высказываний метатезой (перестановкой) темы и ремы:
(5) Так [вот PronMRJR [ПГ]Т!2 3
Рематический акцент падает на сращение вот + вопр.-отн. мест. (в приводимых ниже примерах оно заключено в квадратные скобки, чтобы подчеркнуть его единую функцию акцентоносителя). Тип ремы — контрастная: как было показано в п. 1, новое знание (компонент Q1, выражаемый
[М. Я. Дымарский]
сращением) всегда противопоставлено другим предполагаемым вариантам семантизации Q. Тип акцента — эмфатический восходяще-нисходящий; ближе всего этот тип акцента к тому, который Т. Е. Янко называет ИК-1-Э — эмфатический коррелят к выделенной Е. А. Брызгуновой ИК-1 [4: 64]; в приводимых ниже примерах этот акцент, в соответствии с системой нотации, используемой Т. Е. Янко, обозначается знаком Л, располагаемым после выделяемого этим акцентом компонента; если выделяемый компонент неоднословен, то его границы обозначаются квадратными скобками. Квалификация акцента как эмфатического опирается на то положение, что планом выражения эмфазы служит «добавление к акценту [в данном случае — к прототипической ИК-1. — М. Д.] противоположного исходному движения тона (своего рода „форшлага“)» [Там же: 101].
2.1. В общем случае остальная часть высказывания (тема) произносится тоном существенно более низким, нежели рема, с возможным плавным понижением тона к концу, без дополнительных акцентов и существенных подъемов:
(2а) Так [вот где] л таилась погибель моя!;
(6) — Руку поцелуй, — вдруг неожиданно сказал отец. Я до того растерялся, что вместо губ поцеловал её в нос. Тогда она, обвисая на костылях, развернула свёрток, и выпало длинное снежнобелое полотенце с безыскусственным красным вышитым петухом. Так [вот что] л она прятала под подушку на осмотрах (М. А. Булгаков. Полотенце с петухом / НКРЯ);
(7) — Тимочка? Ты ли это? — весело смеясь, спросила Аленка, глядя на мокрого, всего покусанного и опухшего Тимку. — Так [вот кто] л нас пугал, — засмеялся Федя (В. Постников. Шапка-невидимка / НКРЯ).
Однако в составе темы, роль которой играет модуль [вопр. предл.] за вычетом вопросительноотносительного местоимения, может возникать вторичный акцент — менее яркий, чем рематический, с меньшим подъемом тона, но в то же время легко идентифицируемый как своеобразное эхо обязательного эмфатического акцента на реме. Это может происходить по следующим причинам (2.1.1—2.1.3).
[мир русского слова № 4 / 2014]
23
[лингвистические заметки]
2.1.1. Референтная ситуация [вопр. предл.] имеет для говорящего особое (например, жизненно важное) значение. Вторичный акцент падает на пропозициональное имя, или существительное в функции имени пропозиции, или предикативную группу (разумеется, с той же функцией номинации пропозиции), причем и в последнем случае на роль акцентоносителя избирается, как правило, имя. Роль акцентоносителя у пропозиционального имени или его функционального эквивалента объясняется тем, что в структуре высказывания отражается не только процесс идентификации неизвестного компонента Q, но и процесс идентификации референтной ситуации как ситуации P, что и выражается в выборе содержательной номинации. Контраст при этом возникает автоматически, поскольку выбор номинации отражает результат выбора из некоторого множества ситуаций (например, текущая ситуация Рг есть на самом деле не ситуация Р2 прощания с останками коня, не ситуация Р3 торжества мудрости князя и заочного посрамления волхва, не какая бы то ни было еще ситуация Pn, а именно ситуация P, предсказанная волхвом):
(2б) Так [вот где] л таилась погибель л моя!
Дополнительные примеры случаев, когда чтение с вторичным акцентом ИК-3-К не только возможно, но и предпочтительно:
(8) Все кончено! Так [вот куда] л приводит Меня величья л длинная стезя! (А. К. Толстой. Смерть Иоанна Грозного / НКРЯ);
(9) Одно коротенькое, немецкое — матери. Другое — Пушкину. Второй Александр здесь, он все, что нужно, сообщит, вот и все расчеты бедные покончены. Так [вот куда] л жизнь л шла (Ю. Н. Тынянов. Кюхля / НКРЯ).
Пример (8) демонстрирует типичную для русского языка тенденцию к сдвигу акцента с подчиняющего на подчиненный компонент; акцент в данном случае усилен их инверсией (стезя величья ^ величья стезя): ср. выявленные И. И. Ковтуновой и уточненные Т. Е. Янко правила выбора акцентоносителя в именных и глагольных группах [4: 70-71]. Акцент усилен инверсией
и в (9): нейтральным для исходного [вопр. предл.] является порядок Куда шла жизнь?
2.1.2. Референтная ситуация, хотя и входит в пресуппозицию говорящего, возникает в его сознании к моменту речи в результате припоминания и приобретает для него актуальность только в данный момент. Появление вторичного акцента связано с тем, что операции умозаключения сопутствует операция идентификации ситуации, связанной, скажем, с предметом, находящимся в данный момент в центре внимания. Булгаковский молодой врач, разумеется, уже и думать забыл о том, что девочка, которой он спас жизнь, что-то прятала под подушку во время осмотров. В момент дарения полотенца с петухом эта не раз повторявшаяся ситуация всплывает в его памяти, причем это отнюдь не обязательно происходит само собой, ср. типичный для подобных случаев внутренний монолог: «Где-то я видел это белое, что-то оно мне напоминает...»
С обозначениями, использованными в п. 1, это можно выразить так: имеет место Q3, напоминающее некоторое Q, причем ситуативная принадлежность последнего проблематична: Q принадлежит P — какой именно P? Отсюда с очевидностью вытекает перебор вариантов: P = P? P = P2? и т. д. Останавливаясь на варианте P = P (допустим: ‘это белое я видел [не в операционной, не в перевязочной, не дома и т. п., а] во время осмотров, она прятала его под подушку’), говорящий тем самым отрицает все остальные возможные тождества, откуда и вытекает дополнительное значение контраста на тематическом компоненте высказывания, выражаемое эмфатическим акцентом.
Вторичный акцент падает либо на финитный глагол (что редко), либо на его (не первый) актант:
(ба) Так [вот что] л она прятала (л) [под подушку] л на осмотрах4.
Возможна и серия ослабевающих вторичных акцентов на каждом члене группы сказуемого. В этом случае между ними возникают микропаузы, и вся конструкция приобретает черты парцеллированной:
(бб) Так [вот что] л она прятала л (#) [под подушку] л (#) [на осмотрах] л.
24
[мир русского слова № 4 / 2014]
Разумеется, операции припоминания и идентификации могут быть «запущены» не только предметом, находящимся в данный момент в фокусе внимания говорящего, но и, например, неожиданно открывшимся фактом, ср. в (3) факт отсутствия Альки, подводящий Пелагею к умозаключению:
(3а) Так [вот кто] Л ей махал [с парохода] л, когда она вышла из лесу к реке!
Дополнительные примеры:
(10) Под пластиковой крышкой ясно различался силуэт человека. Широкая синяя полоса на корпусе контейнера указывала на то, что этот жуткий «спальный ящик» — с полицейского крейсера. Да и откуда ему ещё взяться? Так [вот что] Лозначал тот удар л, который я почувствовал, находясь на корпусе своего мусоровоза во время перекачки мусора с «Оазиса»! (П. Михненко. Затянувшийся арест / НКРЯ);
(11) Воздух становился все плотнее. Я понял все: сзади нас был пущен вентилятор. Я не знал, что выводная труба могла не только выдувать, но и вбирать в себя воздух... «Так [вот что] л означали [стрелки и восклицательные знаки] Л на плане!» — мелькнула мысль. И в ту же минуту ветер от вентилятора завыл, как разъяренное чудовище, увидевшее, что добыча ускользает из его пасти (А. Р. Беляев. Продавец воздуха / НКРЯ);
(12) Вот из этой квартиры. Учительница ткнула пальцем в дверь. Но я-то знаю, что с ней на одной лестничной клетке проживала Лиза и мужик-пьяница, никаких женщин с крохотными детьми там не было. Так [вот что] л насторожило л меня тогда в рассказе пятиклассницы, [вот почему] л я испытала [какое-то легкое недоумение...] л — Не может быть, — прошептала я. — Елена Тимофеевна! Нет, неправда (Д. Донцова. Микстура от косоглазия / НКРЯ);
(13) Из рассказов старых разведчиков он (Феоктистов. — М. Д.), конечно, знал, что человека, страдающего кашлем, на задание не возьмут, так как кашель может выдать всю группу немцам. Травкин никогда в своей короткой жизни не испытывал такого страшного приступа ярости. Ему стоило большого усилия воли не пристрелить этого высокого, красивого,
[М. Я. Дымарский]
испуганного мерзавца тут же при лунном свете, на глазах у недоумевающих разведчиков.
— Так [вот что] л за холодные ванны л, подлый трус! На следующий день Феоктистова отчислили (Э. Г. Казакевич. Звезда / НКРЯ).
2.1.3. Номинация референтной ситуации носит перифрастический характер и, таким образом, представляет собой ее интерпретацию говорящим. Контрастное значение и в этом случае возникает с необходимостью, так как любая перифраза представляет собой результат выбора из ряда возможностей. Ср.:
(14) «Как, разве всё тут? шутите!» — «Ей богу».
— «Так [вот куда] л октавы л нас вели!
К чему ж такую подняли тревогу,
Скликали рать и с похвальбою шли? Завидную ж вы избрали дорогу!
Ужель иных предметов не нашли?
Да нет ли хоть у вас нравоученья?»
(А. С. Пушкин. Домик в Коломне / НКРЯ)
Очевидно, что теоретически здесь были возможны и другие номинации референтной ситуации, как перифрастические, так и прямые: *Так вот о чем был весь рассказ; *Так вот к чему был весь разговор; *Так вот зачем была затеяна целая поэма; *Так вот куда вел долгий путь и т. п. Дополнительные примеры:
(15) Когда парикмахер, вымыв мне голову, сорвал с меня покрывало, я почувствовал себя памятником. Так [вот кто] л нам делает славу! л (Ф. Искандер. Поэт / НКРЯ):
(16) Бойкий соучредитель лопнувшего банка <...> пустил наши деньги на политическую поддержку гайдаровской (и своей) партии. Я ахнула: так [вот куда] л заложила судьба эту бомбу л тройного проклятия. Ведь мы не видим всей картины, и лишь за поворотом времени нам приоткрывается высший смысл событий <...> Нашего ли ума дело хлопотать о справедливости, если огненными письменами начертано: «Мне отмщение, и Аз воздам». Меня теперь другое беспокоит: получается, я со своим банковским вкладом — террористка, вроде Веры Засулич, только механизм мщения — нечасовой (Т. Набатникова. День рождения кошки / НКРЯ);
(17) — Чтоб я тебя больше на этом вокзале не видел, ясно? Андрей захохотал: — Так [вот
[мир русского слова № 4 / 2014]
25
[лингвистические заметки]
кто] Л тут пристроился! л Я тебе чего велел? Козел! Я тебе велел дыни стеречь, а ты чего натворил, а? (Э. Рязанов, Э. Брагинский. Вокзал для двоих / НКРЯ).
2.2. Наличие вторичного эмфатического акцента в высказываниях, рассмотренных в 2.1.1-
2.1.3, может подвести к предположению, что носитель этого акцента является второй ремой. Действительно, значение контраста всегда создает впечатление рематичности. Однако точнее здесь говорить все-таки о контрастной теме, поскольку ни акцент на идентификации референтной ситуации, ни дополнительный акцент на процессе припоминания этой ситуации, ни перифраза не составляют главной цели высказывания. Эта цель реализуется только в компоненте [вот PronRd], который и составляет единственную рему рассматриваемых высказываний.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Здесь и далее сокращением НКРЯ снабжены примеры, полученные путем обращения к Национальному корпусу русского языка.
2 О модульном принципе организации синтаксических построений см.: [1].
3 Ргопыы — вопросительно-относительное местоимение; ПГ — предикативная группа, под которой в данном
случае понимается модуль [вопр. предл.] за вычетом местоимения; это понимание условно, так как местоимение может входить в ПГ; T — тема; R — рема.
4 Вторичный акцент должен падать в этом случае на последний компонент глагольной группы, но только при том условии, что порядок компонентов прототипический [Там же]. На осмотрах — детерминант, то есть по определению тематический элемент и не компонент глагольной группы (ср. нейтральный вариант словопорядка для исходного высказывания-сообщения: На осмотрах она что-то прятала [или: прятала что-то] под подушку), поэтому последний компонент, который может претендовать на роль акцентоносителя, — под подушку. (Варианты что-то прятала / прятала что-то возникают при выражении дополнения неопределенным местоимением. При выражении его конкретным существительным вариативность исчезает: На осмотрах она прятала очки под подушку.)
ЛИТЕРАТУРА
1. Дымарский М. Я. Как-конструкция в фокусе конкуренции иннективного и коннективного синтаксиса // Вопр. русского языкознания: Сб. Вып. XIV. Грамматика и текст (К юбилею Г. А. Золотовой). М., 2011. С. 202-222.
2. Дымарский М. Я. От моделей предложения — к моделированию высказывания // Славянское языкознание. XV Междунар. съезд славистов. Минск, 2013. Доклады российской делегации. М., 2013. С. 308-330.
3. Йокояма О. Б. Когнитивная модель дискурса и русский порядок слов. М., 2005.
4. Янко Т. Е. Коммуникативные стратегии русской речи. М., 2001.
[ официальные материалы]
ПОСТАНОВЛЕНИЕ «О СОХРАНЕНИИ И РАЗВИТИИ РУССКОГО ЯЗЫКА...»
(Продолжение. Начало на с. 8. Окончание на с. 85)
по сохранению и развитию русского языка в России и его продвижению за рубежом. Образованы Совет при Президенте Российской Федерации по русскому языку и Совет по русскому языку при Правительстве Российской Федерации.
Ключевые направления политики государства в области русского языка, языков народов Российской Федерации, отечественной литературы нашли свое отражение в Основах государственной культурной политики, утвержденных Указом Президента Российской Федерации от 24 декабря 2014 года.
Вместе с тем, наряду с положительными тенденциями в области сохранения, развития и продвижения русского языка существует ряд серьезных проблем. Так, сокращение количества часов, отведенных на изучение русского языка в общеобразовательных организациях, приводит не только к снижению качества
знаний учащихся по русскому языку и литературе, но и к снижению баллов при сдаче единого государственного экзамена. Это, в свою очередь, вызывает необходимость изменения методики преподавания русского языка.
Научное и экспертное сообщество выступает с предложениями о возвращении преподавания ряда гуманитарных дисциплин — истории словесности, риторики, речевого этикета — в образовательные организации и о подготовке единого школьного учебника русского языка.
В российском обществе растет беспокойство по поводу качества использования русского языка в электронных и печатных средствах массовой информации.
Сенаторы выразили обеспокоенность тем, что в настоящее время сужается область применения русского языка в странах ближнего и дальнего зарубежья, прак-
26
[мир русского слова № 4 / 2014]
