CC BY
81
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2013. № 3
М.Н. Шевелева
К ИСТОРИИ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОГО СУФФИКСА ИМПЕРФЕКТИВАЦИИ -ыва-/-ива-
В статье1 рассматривается история суффикса имперфективации -ыва-/-ива- в разных восточнославянских диалектных зонах. Как показали материалы памятников, восточнославянский суффикс имперфективации -ыва-/-ива- известен со времени старейших памятников XI в. и в киевской и галицко-волынской диалектных зонах был продуктивен уже в XII в.; возможно, такова же была ситуация в северо-восточных говорах. На северо-западе он продуктивным становится позднее, а для псковских говоров никогда не был характерен. В дальнейшем в украинских диалектах -ыва- был замещен суффиксом -ова- (-ува-). В говорах Центра продуктивность -ыва-модели имперфективации в XII-XIV вв. росла, формирование с XV в. итеративных корреляций, получивших особую продуктивность в зоне широкого северо-востока, включая говоры Центра вокруг Москвы, и взаимодействие итеративов с имперфективами привели к развитию суффиксом -ыва-/-ива- значения многократности.
Ключевые слова: суффикс имперфективации, имперфективы, итеративы, история суффикса -ыва-/-ива-, диалектные зоны.
The article deals with the history of the East Slavic suffix of imperfectivization -yva-/-iva- in different dialect areas. The material of Old Russian manuscripts shows that the -yva-/-iva suffix was already in use in the 11th century and quite productive in the 12th century in the Kievian and South Western dialect areas (also perhaps in the North Eastern dialect area), while in the North Western area and in the central dialects it became productive later. In the 15th-16th centuries in the Ukrainian dialects it was substituted by the -ova-(-uva-) suffix; in the northeastern and central dialects the iterative correlations arose, became productive and the iterative -yva- verbs influenced the meaning of the suffix -yva-/-iva-.
Key words: suffix of imperfectivization, imperfective verbs, iterative verbs, the history of the suffix -yva-/-iva-, dialect areas.
Как известно, суффикс -ыва-/-ива--специфически восточнославянское средство образования глаголов несовершенного вида (НСВ). Древнейший суффикс имперфективации -а- (-'а-) представлен во всем славянском мире, его морфонологические варианты -va-, -ja- (для гласных корневых основ) и -yva-/-iva-, -ova-, а также позднейшие белор.-va--*—ъva-(показваць) и укр.-uva- (показувать)
1 Исследование проведено в рамках Программы Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре (проект "История восточнославянского лингвистического ландшафта")».
имеют лингвогеографическое распределение по славянским языкам и диалектам. Помимо восточнославянской (вост.-слав.) зоны, им-перфективы на -yva- известны также в польском и сербохорватском (с различиями по диалектам), однако с основой презенса на -uj-, т. е. в виде модели -yva-//-uj- (ср. польск.pokazywaC, pokazujq, сербск. показйвати, noKÜ3yejeM [Мейе, 1952: 243-244]) — явный результат контаминации моделей имперфективации -yva-/-yvaj- и -ova-/-uj-. Традиционно более древним считался суффикс -ova-: по мнению А. Мейе, замещение -ova->-yva- в инфинитивной основе может быть связано с аналогическим влиянием основ НСВ с корневым -ы- типа бывати, (по)крывати, а также имперфективов от глаголов СВ с ъ/о в корне типа при^ъвати, при^овж — при^ывати, повлиявших на глаголы с суффиксом -ova- [там же]. Однако первичность суффикса -ova- по отношению к -yva- в качестве средства имперфективации отнюдь не очевидна: -ova- был изначально известен как средство образования отыменных глаголов (типа следовать, беседовать и под.) и на имперфективы мог распространиться вторично из дено-минативов — именно так трактует суффикс -ova-/-uj- С.Л. Николаев, считая эту модель имперфективации инновационной относительно более древней модели -yva-/-yvaj- [Николаев, 1994: 44]. Вторичность использования суффикса -ova- в качестве средства имперфективации подтверждается и данными украинских памятников XV-XVI вв. (см. ниже).
Модель имперфективации -uea-/-bieaj- (-uea-/-ueaj-) известна только в вост.-слав. ареале, причем с самого раннего времени. Много вопросов до сих пор остается как в связи с ее происхождением, так и с хронологией и географией распространения и последующей историей, однако некоторые важные данные, позволяющие уточнить и скорректировать традиционные представления о истории этого специфически вост.-слав. средства имперфективации, у нас сейчас все-таки есть.
1. Как уже было сказано, происхождение суффикса -ыва-/-ива-обычно связывали с аналогическим влиянием основ на корневой -ы-([Мейе, 1952: 244] — см. выше). Наиболее четко идея аналогического происхождения этого суффикса сформулирована у П.С. Кузнецова, который возводил -ыва- к глаголу бывати: «Исходную точку для этого суффикса образует глагол бывати со старым суффиксом -va-...» [Кузнецов, 1953: 262], «.. .формы на -ива- (-ыва-) были первоначально отвлечены (в результате переразложения) из глагола бывати, где у(ы) относилось к глагольному корню, а в результате переразложения отошло к суффиксу» [Кузнецов, 1959: 258 и др.]. Эта гипотеза стала в русистике наиболее распространенной (ср. [Никифоров, 1952: 114; Силина, 1982: 175; 1987: 197-198] и др.), однако маловероятно, что
суффикс имперфективации приставочных глаголов восходит к бесприставочному образованию бывати. Сам П.С. Кузнецов отмечал, что «[ф]ормы на -ива-(-ыва-) использовались первоначально только для приставочных образований» [Кузнецов, 1959: 258, то же 189], — это совершенно справедливо: бесприставочных глаголов с суффиксом -ыва-/-ива- в ранних текстах нет.
А.А. Зализняк реконструирует вост.-слав. суффикс -ыва- как -ъва- с самоударным -ъв- [Зализняк, 1985: 148]. Эта гипотеза объясняет как белорусские формы на -ва-ць (покйзваць и под.), непосредственно отражающие рефлекс слабого (т. е. выпавшего) ъ, так и акцентуацию русских -ыва- имперфективов: поскольку ъ, имеющий маркировку 4, здесь слабый, «ударение фактически всегда падает левее суффикса» [там же] (особенно показательны образования от основ а.п. b и с, которые для исконного -ыва- при любой его маркировке не дали бы в обоих случаях ударения на предшествующем гласном). В таком случае последующие замены -ъва- на -ыва- (как и на укр. -ува-) рассматриваются как нефонетические, ударение при которых не менялось [там же].
Отражением древнего аблаутного чередования считает различия гласных в суффиксах -ova-/-wa-/-yva- С.Л. Николаев. Распределение этих вариантов в славянском мире — лингвогеографическое, при этом суффиксы -wa- (который С.Л. Николаев связывает с центральной белорусской и центральной болгарской зонами) и -yva- признаются архаичными моделями имперфективации (относительно распространившейся из деноминативов модели на -ova-), восходящими к позд-непраславянской эпохе [Николаев, 1994: 44; устное сообщение].
В решении проблемы происхождения суффикса -ыва-/-ива- важнейшим является вопрос о хронологии его появления и распространения. При этом надо учитывать, что образования с этим суффиксом связаны с живым языком и проникновение их в книжную письменность явно сдерживалось.
Традиционно считается, что имперфективы с суффиксом -ыва-/-ива- фиксируются в памятниках начиная с XII в., но в ранний период они еще очень малочисленны, на протяжении же XIII-XV вв. их продуктивность неуклонно растет [Кузнецов, 1953: 262; 1959: 256-257; Силина, 1987: 198-199 и др.]. Впрочем, П.С. Кузнецов писал о том, что -ыва-имперфективы, хоть и в малом количестве, видимо, были известны уже в эпоху древнейших русских памятников, так как встречаются в старших списках Повести временных лет (ПВЛ), а значит, могли восходить и к ее протографу [Кузнецов, 1959: 188] — может быть, имеется в виду даже XI в., поскольку примеры из ПВЛ принадлежат старейшей части летописи (оумыкиваху оу воды ЗвцА Введ., Лавр., л.5 и др. [Кузнецов, 1953: 262; 1959: 188]). Позднейшие исследователи датируют старшие примеры -ыва-имперфективов XII в.:
по данным КСДРЯ XI-XIV вв., В.Б. Силина отмечает 10 имперфек-тивов с суффиксом -ыва-/-ива- в 14 употреблениях в оригинальных и переводных памятниках XII в.[Силина, 1987: 198-200]. Единичные примеры засвидетельствованы в новгородских берестяных грамотах XII в.: над^ливати № 794 второй половины XII в. [Зализняк, 2004: 217] и в написании с -ъва- съказъвалъ в грамоте № 959 первой половины XII в., не содержащей при этом черт древненовгородского диалекта [Зализняк, Янин, 2007: 9].
На сегодняшний день старейший обнаруженный пример импер-фектива с суффиксом -ыва-/-ива- относится к XI в. Это пример из Изборника 1076 г. — из заключительных статей памятника, содержащих поучения св. отцов, — из поучения о вреде пьянства2:
вълагакть оуко си въ колени тлжькыга: глава оуко прав*Ь пр*Ь-кывати не можеть: сЬмо и овамо пр^кланлюшти са на рлмЬ. съни оуко тажьци и зъли отАгъчивлжть отъ оупиванига (Изб. 1076, л. 266).
Как мы видим, имперфективы на -ива- существовали в эпоху древнейших вост.-слав. памятников — уже в XI в. Обратим при этом внимание, что данная статья Изборника 1076 г. не имеет славянских параллелей (см. сн. 2) — перевод ее, очевидно, восточнославянский. Перед нами имперфектив отлгъчивати с суффиксом -ива- к перфек-тиву отлгъчити, тоже, кстати, засвидетельствованному в Изб.1076 г. (отлгъчить, л.161об.).
Ясно, что, если явление зафиксировано в старейших памятниках
XI в., можно предполагать его принадлежность и предшествующей, дописьменной эпохе.
Вопреки традиционным представлениям о поздней продуктивности -ыва-(ива)-модели имперфективации, последние исследования показали, что в XII-XIII вв. она была уже вполне продуктивной в киевской и галицко-волынской диалектных зонах. Известные до сих пор примеры имперфективов на -ыва-/-ива- из памятников
XII в., за исключением древненовгородского материала, принадлежат книжным источникам (см. [Силина, 1987: 198-200]) — при том что эта модель имперфективации имела разговорный характер. Привлечение материала ранних древнерусских летописей, связанных с разными диалектными зонами, существенно меняет наши представления о представленности -ыва-имперфективов в древнерусскую эпоху. Как уже говорилось, в свое время П.С. Кузнецов отмечал примеры -ыва-имперфективов в ПВЛ и предполагал возможность их принадлежности протографу летописи (см. выше). Однако большинство из этих единичных примеров имперфективов на -ыва-/-ива- имеют
2 «Статья составлена из отрывков гомилии Василия Великого Против упивающихся (см. греч. текст). Славянских параллелей нет» [Изборник 1076 г., 2009, т. I: 79].
разночтения даже в старших списках ПВЛ (ср.: оумыкиваху оу воды двцА Введ., Лавр., л. 5 — но оумыкаху Ипат., л. 6об.; привАзывати ц^рь и>бертывающе въ платки малы нитъкою поверзывающе 946 г., Лавр., л.17-17об. — в Ипат. только один из этих имперфективов на -ыва-: привАзати ч^рь и шгкртываночи въ плткы м(а)лы нитъкою пов^рьзаючи Ипат., л. 23об.), поэтому восходят ли они к первоначальному тексту летописи — остается неясно.
Совсем иную картину показывают Киевская летопись XII в. (КЛ) и Галицко-Волынская летопись XIII в. (ГВЛ), где употребительность имперфективов на -ыва-/-ива- очень высока и абсолютное большинство из них не имеет разночтений по спискам — они могут быть с надежностью возведены к исконному тексту XII в. (КЛ) и XIII в. (ГВЛ). Надо сказать, что на употребительность -ыва-имперфективов в Ипат. летописи (т. е. фактически в КЛ и ГВЛ) и раньше обращалось внимание [Кузнецов, 1959: 256; Силина, 1987: 202], однако в лингвистических исследованиях 50-80-х гг. Ипат. почему-то традиционно рассматривалась как единый памятник XV в. и все ее данные приписывались XV в. Вопреки тому, что к тексту ПВЛ в составе той же Ипат. летописи был совсем иной подход (см. выше о предположениях П.С. Кузнецова), лингвистическая информативность следующих за ней в составе Ипат. летописи КЛ и ГВЛ долгое время оставалась решительно недооцененной. Сейчас мы знаем, что КЛ является ценнейшим лингвистическим источником: она выделяется среди других крупных памятников раннедр.-русск. эпохи богатым отражением черт живого языка [Зализняк, 2008: 55, 67 и др.; Шевелева, 2009 и др.]. ГВЛ неоднородна по манере изложения: ее Галицкая часть (ГЛ) более книжная, Волынская часть (ВЛ) близка по характеру языка к КЛ [Шевелева, 2010: 216-217; Юрьева, в печати] — заметим, что большая часть имперфективов на -ыва-/-ива- встречается именно в меньшей по объему, но более близкой к живому языку ВЛ.
Подробное описание материала КЛ и ГВЛ по употреблению имперфективов с суф.-ыва-/-ива- представлено в работе [Шевелева, 2010]. Остановимся на основных результатах проведенного исследования.
Круг вторичных имперфективов с суффиксом -ыва-/-ива- в КЛ очень широк — здесь зафиксирован 41 -ыва-(-ива-)-имперфектив в 63 употреблениях (ср., по данным В.Б. Силиной, 10 имперфективов в памятниках XII в., см. выше). Обратим внимание: имперфективы на -ыва-/-ива- представлены в КЛ не менее широко, чем в московских летописях XVI в. (см. ниже). При этом важно не столько количество -ыва-имперфективов, сколько свободное их образование от очень широкого круга основ, свидетельствующее о продуктивности данной модели имперфективации, — круг этих основ шире, чем сейчас в литературном языке, ср.: въ(з)жигивати (въжигивашеть 1175 г.,
206 об.), въскладывати (въскладывають 1175 г., 210), выр&зывати (выр^зыват 1172 г., 197 об.), замысливати (замысливають 1150 г., 144об.), нарАживати (нарАживающи 1176 г., 211 об.), оставливати (оставливаю 1146 г., 121), отомьщивати с а (ходи...ытомьщивать са 1196 г., 241), покладывати (покладываешь 1148 г., 133об. и др.), понуживати (нача понуживати 1155 г., 172 и др.), побущивати (побущивають 1159 г., 178 об.), припрашивати (нача припрашивати 1170 г., 194),разлоучивати (разлоучиват 1141 г., 114об.), съмьрзывати са (р^кы са смерзывають 1150 г., 147об.), сътворивати (створиваше 1158 г., 176об.), оукаривати (оукаривахуть 1159 г., 177), оут^шивати (оут^шиват 1146 г., 125) и др. (см. [Шевелева, 2010: 204-205]). Как мы видим, многих из этих основ в современном литературном языке нет — соответствующие имперфективы образуются с суффиксом -а-, а не -ыва-(-ива-).
Встречаются вариантные образования на -ыва-(-ива-) и -а-(-А-) от тех же основ, ср.: Много ти лиха замысливають (КЛ, 1150 г., 144 об.) — ...зане бi почалъ замыслАти рать Двдвичь ИзАславъ на ДюргА (КЛ, 1155 г., 172 об.) и др., при этом в отраженной КЛ системе суффикс -ыва-(-ива-) выступает явно как вполне продуктивное — едва ли не более продуктивное, чем древнее -а-, — средство имперфективации.
Столь широкое образование имперфективов с суффиксом -ыва- (-ива-) сейчас представлено только в севернорусских говорах. Сопоставление данных КЛ XII в. с современным русским литературным языком, с одной стороны, и современными архангельскими говорами (по материалам [ОСАГ, 2006]) — с другой, показало, что отраженная в КЛ система имперфективов обнаруживает сходство с современной системой севернорусских говоров, отличающихся высокой продуктивностью -ыва-модели имперфективации и ее свободной вариативностью с моделью на -а- (см. подробнее [Шевелева, 2010: 209-212], о севернорусской системе см. также [Ровнова, 2011: 116-177]). Большая часть -ыва-образований, засвидетельствованных в КЛ, но отсутствующих сейчас в литературном языке, фиксируется в архангельских говорах: наряживать, оставливать, покладывать, смёрзываться, укаривать, утешивать и др. [ОСАГ, 2006].
Сходную картину отражает и ГВЛ XIII в. В более книжной ГЛ имперфективов на -ыва-(-ива-) немного (четыре глагола), но среди них тоже есть отсутствующие сейчас в литературном языке, указывающие на продуктивность -ыва-модели глаголы, ср.: Приехав же Данило и ре^имъ. почто оужасываетЗ-.(ГВЛ, 1254 г., 275об.) — имперфектив оужасыватисА, засвидетельствованный, кажется, только этим примером (ср. [Срезн. III: 1163]). В небольшой по объему ВЛ представленность -ыва-имперфективов примерно равна КЛ (11 глаголов в 12
употреблениях на 25 листов текста), возможность их образования от широкого круга основ такая же, ср.: изрАживати 1274 г., 290 и др.; нарАживати 1281 г., 294; совокупливати 1268 г., 288; оукаривати (оукаривашеть 1262 г., 286) и др. [Шевелева, 2010: 216-222]. Система, отраженная в ГВЛ, явно та же, что отраженная в КЛ.
Специально обратим внимание, что -ыва-/-ива- в этих раннедр.-рус. летописях — это обычный суффикс имперфективации, ничем не отличавшийся по значению от общеславянского суффикса имперфективации -а-. Никакого специфического значения многократности образования на -ыва-/-ива- в древнерусскую эпоху не имели — это парные имперфективы к соответствующим глаголам СВ. На это указывают многочисленные случаи их употребления в «неитеративных» контекстах, ср.: Се ва ыставливаю КъстАжка моужа своего (КЛ, 1146 г., 121); Се ны^оуже есть не веремА. р^кы с а смерзывають. а поидемъ домови иже оуже р^кы с а оустановАть (КЛ, 1150 г., 147 об.); И посла посолъ свои к Рюрикови иравливатсА во кртное целованье (КЛ, 1195 г., 238 об.); и сказывають ми и СмолнАнi изымани (КЛ, 1195 г., 238 об.); Приехав же Данило и ре4имъ почто оужасываетес не в^сте ли тко воина безъ падшихъ мртвъТ~не бывать (ГЛ, 1254 г., 275 об.); и нача роскопывати городъ (ВЛ, 1261 г., 283 об.) и др.
Ср. показательные примеры употребления имперфективов на -ыва-/-ива- в одном контексте с соответствующим глаголом СВ, бесспорно подтверждающие их видовую парность, — полное тождество лексического значения при различии только значени видового: Тое же зимы ходи Романъ Мьстиславичь на АтвАгы ито. мьщиватьсА ...и итомъстивсА возвратисА во своАси (КЛ, 1196 г., 241); Се приказываю д^тА своеВолодим^раБорисови Захарьичю и симъ даю братоу Рюрикови и Двдви с волостью на роуц^. ..и тако приказавъ д^ти свои братьi своеи.и предасть дшю свою вроуцiБжиi (КЛ, 1178 г., 214 об.); дроужина же ВАчеславлА и ИзАславлА и РостиславлА и всих кнзии оустАгывахоуть Стого.и Китне. наипаче же Чернии Клобоуци Сотого оустАгоша (КЛ, 1151 г., 154 об. — въстАгивати'удерживать', въстАгнутиудержать'); Баимоуръ же приiхавъ ко кназю ирче. Ва-силко прислалъ ма Боуранда и вел^л ми городъ роскопати. Рче же емоу Ва[си]лко твори повел^ое тобою. И нача роскопывати городъ (ВЛ, 1261 г., 283 об.) и др.
Эти данные летописей о ранней продуктивности суффикса имперфективации -ыва-/-ива- подтверждаются и другими ранними памятниками киевского и галицко-волынского происхождения. Встречаются -ыва-имперфективы в Русской правде (прикладываеть РП, 616 и др.), один пример зафиксирован в «Слове о полку Игоре-ве»: Камо туръ поскочяше, своимъ златымъ шеломомъ посвiчивая,
тамо лежать поганыя головы Половецкыя СлПИг, 543 ('освещая, светя' — глагол посв^чивати, в отличие от современного русского итератива с «прерывисто-смягчительным» значением, является здесь, очевидно, имперфективом к посв^тити, приставка по- имела собственно результативное перфективирующее значение — ср. то же в имперфективах на -а- в Приписке к Остр.Ев.: молю же вьс^хъ почитшхщшхъ ...исправльше почитаите 294 'прочитывающих, читающих', 'прочитывайте, читайте').
Спорадически проникают имперфективы на -ыва-/-ива- и в книжные тесты киевского и юго-западного происхождения. Мы уже говорили о старейшем примере имперфектива с суф. -ива- из Изб. 1076 г., связанного с той же диалектной зоной (см.выше). Два примера встречаются в СкБГ по списку Усп. сб. конца XII в. — памятнике киевского происхождения, происхождение же рукописи связывают либо с киевской, либо с северо-восточной зоной [Усп. сб., 1971: 26], ср.: показывая Усп. сб., 19а; ияко оуслыша стыи Борисъ начатъ т^лъмь оутьрпывати 'ослабевать, цепенеть' и лице его вьсе слезъ испълнися Усп. сб., 9а [Силина, 1987: 200] — интересно, что в списке Сильв. сб. XIV в. (новгородского происхождения) ему соответствует импер-фектив на -а-, ср.: ...начатъ т^ломъ оутерпати СкБГ, Сильв. сб., 61 об. Со временем некнижная маркированность —ыва-имперфективов усиливается, к тому же список Сильв. сб. связан с северо-западной зоной.
Имперфективы на -ыва-/-ива- фиксируются в вост.-слав. переводных текстах XII в., при этом преимущественно это оказываются киевские и юго-западные переводы. Из приводимых В.Б. Силиной 14 примеров -ыва-имперфективов в памятниках XII в. девять принадлежат ЖФСт по списку Выг. сб. XII в.: въкушивая 57 об., помазывая 145об., пор^кывающе 157об., показывающа 157об. и др. [Силина, 1987: 199-200](о русизмах перевода ЖФСт см.[Пичхадзе, 2011: 37-39], список Выг. сб. тоже имеет юго-западное происхождение [Выг. сб., 1977: 40]). Как показало исследование А.А. Пичхадзе, имперфективы на -ыва-/-ива- встречаются во многих киевских и галицко-волынских переводах XII в.; особенно они употребительны в Толкованиях Никиты Ираклийского на 16 слов Григория Богослова (по данным В.Б. Силиной, 41 пример), Пчеле (въскладывати, въстъргывати, исправливати, приискывати, оугашивати и др.) и Истории Иудейской войны (въскладывати, въстъргывати, выдав-ливати, зарачиватисА, погубливати, покладывати и др.) [Пичхадзе, 2011: 151-152]. При этом в некоторых ранних др.-рус. переводах -ыва-/-ива-имперфективы встречаются редко или не зафиксированы совсем — среди таких памятников оказываются Повесть об Акире
3 Нумерация звеньев текста дается по публикации в [Зализняк, 2008].
Премудром, Александрия и связанный своим происхождением с северо-западом (очевидно, с Новгородом) др.-русский перевод Жития Андрея Юродивого (ЖАЮ) [там же: 151]4 (о переводе ЖАЮ см.: [Молдован, 2000]).
По всей видимости, в XII в. употребительность суффикса им-перфективации -ыва- (-ива-) была неодинаковой в разных вост.-слав. диалектных зонах. Приведенные данные летописей и других текстов, в том числе книжных переводных, позволяют предполагать его высокую продуктивность в южных и юго-западных вост.-слав. диалектах XII в.; в XIII в. такая ситуация сохраняется (ср. также примеры П. Житецкого из памятников XIII в. [Житецкий, 1889: 108]). Здесь он известен уже в XI в., а значит, можно предполагать, что и ранее. Обратим при этом внимание, что суффикс фиксируется уже в старейших примерах в виде -ыва-/-ива- (ср. выше о гипотезе А.А. Зализняка, возводящей -ыва- к исконному -ъва- [Зализняк, 1985: 148]). Следовательно, по крайней мере, для этой диалектной зоны надо признать, что суффикс имперфективации уже к началу письменной эпохи имел вид -ыва-/-ива- (с долгим гласным). Восходит ли он на какой-то более ранней стадии к -ъва- и перед нами уже продукт некоторой морфологической аналогии или оба варианта исконно сосуществовали, имея в позднепраславянскую эпоху диалектное распределение (см. выше о гипотезе С.Л. Николаева), — остается неясно, решение этого вопроса требует в том числе акцентологических сравнительно-исторических исследований. Несомненно, однако, что диалектные различия, связанные с этим суффиксом имперфективации, на вост.-слав. территории существовали уже в древнейшую эпоху.
Малая употребительность или отсутствие -ыва-имперфективов в некоторых переводных памятниках (см.выше) в принципе могла быть связана и с оценкой их как маркированно некнижных в противоположность нейтральным для XII в. вариантам на -а- —такие колебания узуса, в том числе в рамках гибридного регистра, вполне возможны (ср. отсутствие или невысокую частотность образований на -ыва-/-ива- в ряде оригинальных книжных текстов киевского происхождения — их нет, например, в ЖФП XII в. и др., в СлПИг тоже преобладают имперфективы на -а-). Однако сопоставление данных ранних киевских и галицко-волынских памятников в целом с данными источников из других раннедр.-рус. диалектных зон обнаруживает определенные различия.
4 Тот факт, что различие в употребительности -ывя-имперфективов восходит ко времени перевода памятника, т.е. к XII в., наглядно подтверждается, когда разные памятники дошли до нас в составе одного списка: «Контраст между Александрией и Историей Иудейской войны особенно разителен, поскольку оба памятника сохранились в одном и том же списке — Архивском Хронографе XV в.» [Пичхадзе, 2011: 151].
В новгородских берестяных грамотах, как уже говорилось, к XII в. относится один пример имперфектива на -ива- над^ливати (ци ти пъц[ь]не кназь кХпьц^ над^ливати № 794, 60-80-е годы XII в.) [Зализняк, 2004: 217, 320] и один пример, более ранний, в написании с -ъва- (съказъвалъ № 959, первая половина XII в., грамота одноеро-вая, смешений ъ-о нет) — это может быть как отражением графической замены ы^-ъ, так и фиксацией древнего варианта суффикса имперфективации -ъва- (последнее предположение см.[Зализняк, Янин, 2007: 9-10]). В XIII-XIV вв. число примеров имперфективов на -ыва-/-ива- в берестяных грамотах растет: оурекываютсА 'договариваются' (№ 600, 10-40-е годы XIII в.), Нсоуливати (№ 600), переписываете <-ть> (Твер. №5, XIII-XIV вв.), сотесываете<-ть> (Твер. №5), сказываи (№ 358, середина XIV в.) и др. [Зализняк, 2004: 217]. Фиксируются имперфективы на -ыва-/-ива- и в новгородских пергаменных грамотах XIII-XIV вв.: а грамоты тиИнже не по-соуживати (Дог. грам. Новгорода с вел. кн. Ярославом Ярославичем 1264 г.), свою женоу приказываю игоуменоу Варламоу и всеи братьи (Дух. завещ. новгородца Климента до 1270 г.) и др.
Создается впечатление, что др.-новгородские некнижные источники в отношении суффикса -ыва-/-ива- отражают ситуацию несколько менее продвинутую, чем восстанавливаемая для киевской и галицко-волынской зон (ср. вывод А.А. Зализняка о том, что «основной для берестяных грамот остается все же древнейшая модель с суффиксом -а-/-а», а рост продуктивности суффикса -ыва-/-ива- наблюдается лишь в позднедр.-рус. период [Зализняк, 2004: 217]). Похоже, что продуктивность -ыва-модели имперфективации, характерная для Киева и Юго-Запада уже в XII в., др.-новгородским диалектом была достигнута не ранее XIII-XIV вв.
С этими данными согласуются и показания новгородских летописей. Резко отличается по уровню употребительности -ыва-имперфективов от КЛ и ГВЛ Новгородская I летопись (НПЛ), не менее этих южнорусских летописей известная своим некнижным характером и широким отражением местных диалектизмов. В НПЛ (старшего извода) отмечено всего четыре примера имперфективов на -ыва-/-ива-, при этом в части XII в. -ыва-имперфективов нет совсем — все имеющиеся примеры читаются в записях XIII в., причем три случая из четырех связаны с деятельностью одного и того же летописца, знакомого, очевидно, и с традицией южнорусского летописания (как показал А.А. Гиппиус, часть НПЛ за 1211-1226 гг. и вставка в летопись Повести о взятии Царьграда фрягами под 1204 г. атрибутируется летописцу архиепископа Антония [Гиппиус, 1996: 22-23; 2006: 215 и др.]). Один из этих примеров мы находим в Повести о взятии Царьграда — тексте неновгородского происхождения: 70
...на иныхъ же кораблихъ исъциниша порокы ил^ствицА, а на ин^хъ замыслиша съв^шивати бъчькы чересъ град, накладены смолины, и лучины зажьгъше пустиша на хоромы (НПЛ, л. 68об.); один из примеров читается в рассказе о южнорусских событиях, устные сведения о которых были получены летописцем, — в рассказе о приходе татар на Русь под 1224 г.5: и начаша во к пристраивати кождо свою власть. И поидоша съвъкоупивъше землю всю роус^коую противоу татаромъ (НПЛ, л.97).
Только 2 примера имперфективов на -ыва-/-ива- в НПЛ принадлежат записям новгородских событий, один из них — в части того же летописца архиепископа Антония в рассказе о конфликте новгородцев с князем Ярославом: а въ Новъгородъ въсла .р. му^ новгородьць МьстислЗвпроваживатъ из Новагорода (НПЛ, 1215 г., л. 82об.); второй пример — в части пономаря Тимофея, ведшего летопись в 1226-1274 гг. и упоминающего о себе под 1230 г. (л. 113), летописная манера которого существенно отличается от традиционного новгородского летописания обилием библейских цитат и риторических построений и ориентирована, очевидно, на киевскую традицию Начальной летописи [Гиппиус, 1996: 25 и др.], ср. этот пример в насыщенном риторикой рассказе о голоде в Новгороде под тем же 1230 г.: а инии пакы злии целов^ци почаша добрыхъ людии домы за-жигати, кде чююче рожь, и тако разграбливахуть имение ихъ въ покаяния м^сто злое, и горцяиши того быхомъ на зло, а видяще предъ очима нашимагневъ божии (НПЛ, 1230 г., л. 113 об.). Таким образом, большинство из редких примеров -ыва-/-ива-имперфективов в НПЛ восходят к традиции южнорусского, а не новгородского летописания. Это различие языка новгородского // киевско-галицко-волынского летописания ХП-ХШ вв. явно связано с различием соответствующих диалектных систем.
На этом фоне показательно и отсутствие -ыва-имперфективов в ЖАЮ — очень раннем (не позднее середины XII в.) переводе новгородского происхождения, содержащем много архаизмов и северо-западных диалектизмов на всех уровнях [см.: Молдован, 2000; Шевелева, 1996 и др.]: в столь раннюю эпоху -ыва-имперфективы в диалектной системе переводчика могли просто отсутствовать или только начинать появляться. По своим диалектным особенностям ЖАЮ связано скорее с западной частью древненовгородского диалекта, а значит — могло быть близко к диалекту древнепсковскому. Для псковской же диалектной зоны -ыва-модель имперфективации, видимо, никогда не была характерна (см. об этом ниже).
5 Рассказ НПЛ о приходе татар и битве на Калке, как показал В.А. Кучкин, составлен новгородским летописцем по возвращении археепискова Антония из Га-лицкого княжества [Кучкин, 2003: 74-75], — в этом рассказе сочетаются традиции киевского и новгородского летописания.
Учитывая внутреннюю неоднородность древненовгородского диалекта [см.: Зализняк, 1993; 2004: 5-8 и др.], можно предполагать, что распространение имперфективов на -ыва-/-ива- идет от вос-точноновгородских говоров, близких к северо-восточным. Кроме того, регулярное употребление -ыва-имперфективов в новгородских пергаменных грамотах XIII в. (см. выше примеры) могло быть также связано с нормами и формулами стандартного древнерусского (делового) языка, сложившимися в Киеве [см.: Зализняк, 2004: 5 и др.; Живов, 2004: 70].
На древненовгородской территории был, видимо, известен и вариант суффикса имперфективации -ъва-: ср. древнейший пример имперфектива с трехфонемным суффиксом съказъвалъ N° 959 (XII в.) и поздний пример с утраченным ъ присиквали 'прирубали, рубили дополнительно' № 20 (последней четверти XIV в.) — они могут быть отражением «того диалектного варианта развития имперфективов, который характерен для белорусского языка» [Зализняк, Янин, 2007: 9-10]. Обратим внимание при этом, что грамота № 959 не содержит никаких признаков новгородского диалекта [там же], — не исключено, что этот вариант суффикса имперфективации идет от каких-то западных говоров. Для западной (белорусской) зоны на основании диалектных данных можно реконструировать раннедр.-рус. вид суффикса имперфективации как -ъва- (ср. совр. белорус. пошзваць, аплакваць 'оплакивать' и под.), хотя надежные раннедр.-рус. свидетельства пока отсутствуют.
Относительно псковской диалектной системы у нас тоже нет раннедр.-рус. документированных данных — как известно, древнейшие псковские письменные источники (и книжные, и бытовые) относятся к XIII в. [см., например: Зализняк, 2004: 14]. Современные псковские говоры отличаются от других великорусских и русского литературного языка невысокой продуктивностью суффикса -ыва-/-ива- и, наоборот, более широкой сферой употребления суффикса -а- (выглядать, укладать и т. д.) [Большакова, 1988: 58; Ровнова, 2011: 122]. По мнению С.Л. Николаева, для псковской диалектной зоны с дописьменной эпохи была характерна система имперфективов «центрально-славянского» типа — с перенесенной из деноминативов моделью на -ova-/-uj- и с моделью на -а-, но без модели на -yva- [Николаев, 1994: 44; устное сообщение]. Данные псковских летописей подтверждают предположение о нехарактерности -ыва-имперфективов для псковской системы: при том что в целом псковские диалектизмы в них широко отражаются, -ыва-имперфективы совсем нечасты. В Пск. 2 лет. XV в. имперфективов на -ыва-/-ива- нет совсем, в Пск. 3 лет. XVI в. и Пск. 1 лет. (список XVII в.) они встречаются, но совсем не так многочисленны, как в московских летописях XV-XVI вв. (см. ниже), при этом не исключено, что появление этих -ыва-глаголов в
псковских летописях XVI в. могло быть связано с московским влиянием [см. подробнее: Шевелева, 2010: 231-236].
Показательно отсутствие совпадающих чтений с имперфектива-ми на -ыва-/-ива- во всех трех псковских летописях (ср.: И стояша оу града 18 днии, пороки биюще, городы свои придвигивающе (Пск.1 лет., 1323 г., 24 об.) — порокы биющи, городы своя придвигающе (Пск. 2 лет., 1323 г., 170 об.); Того жел^та почаша подписывати церковь на Мелотов^ (Пск. 3 лет., 1465 г., 113 об.) — Того же л^та потписана бысть церковь камена Оуспение святеи богородици //на Мелеотов^ (Пск. 1 лет., 1465 г., 85-85 об.) и др.) — при такой картине эти формы не могут быть с надежностью возведены к псковскому своду XV в., общему источнику всех псовских летописей [там же]. Скорее всего, в раннедр.-русскую эпоху -ыва-модель имперфективации была для псковской системы нехарактерна, позднее эти образования проникают под влиянием соседних говоров6.
Для современных северо-восточных говоров, как уже говорилось, характерна исключительно высокая продуктивность суффикса имперфективации -ыва-/-ива- и свободная вариативность -ыва- и -а- моделей имперфективации [Закревская, 2002; Ровнова, 2011: 117 и др.]. Именно с этой системой обнаруживает сходство восстанавливаемая по данным КЛ и ГВЛ древнерусская система XII-XШ вв. киевско-галицко-волынского типа (см. выше). На основании этого сходства вполне вероятно предполагать, что и в раннедр.-рус. эпоху северо-восточная система имперфективов была сходна с юго-западной. Однако сложности возникают в связи с тем, что у нас практически нет данных северо-восточных памятников XII-XIII вв., подтверждающих продуктивность суффикса -ыва-/-ива-.
В Суздальской летописи (СЛ) в части XII в. все имперфективы на -ыва-/-ива- (всего пять случаев) читаются в записях, совпадающих с КЛ и восходящих к общему с КЛ южнорусскому источнику XII в. (см. подробнее [Шевелева, 2010: 213-214]7); в части XIII в. зафиксирован всего один -ыва-имперфектив в рассказе о приходе Батыя на Рязань под 1237 г. (свАзывахуть СЛ, 1237 г., 159 об.) [там же]. В московском Никоновском своде (НЛ) ситуация сходная. В части XII в. здесь встречается только один -ыва-имперфектив тоже в совпадающем с СЛ и КЛ чтении, восходящем к южнорусскому своду XII в. (Господине княже! Мы за тебя главы своя съкладываемъ и кровь свою проливаемъ НЛ, 1177 г., 5 — ср. СЛ: за тА головы сво^ складываемъ 1177 г., 130 об.,
6 Заметим, что это еще один аргумент в пользу принадлежности -ыва-имперфективов в КЛ и ГВЛ оригиналам летописей, а не переписчику XV в., поскольку список Ипат. — псковский [Шахматов, 1909: 117-119; Ипат., Предисловие: F].
7 Для интерпретации данных КЛ это совпадение чтений с -ыва-имперфективами в КЛ и СЛ — несомненное подтверждение их принадлежности общему южнорусскому источнику этих летописей, а не позднему переписчику КЛ.
ср. КЛ: за тл головы свои съкладываемь 1177 г., 213 об.). В части XIII в. в НЛ отмечено 6 -ыва-имперфективов в семи употреблениях, из них 3 (т. е. ~ половина) читаются в записях местных известий (Того же л^та быша знаменiа месяца марта 25, на Благовiщенiе въ полутра явися надъ солнцемъ м^сяць якоже трехъ днеи, и начя наполниватися вборзi и не доиде наплъненiа своего... НЛ, 1214 г., 66, суздальское известие — и др.), а остальные принадлежат либо устойчивым формулам (главы своа складываемъ НЛ, 1228 г., 96 — ср. выше та же формула под 1177 г.), либо вставным текстам не северовосточного происхождения (ср. в той же повести о Батыевой рати под 1237 г., что и в СЛ, но в другом чтении: а иныа емлюще вязаху и груди возр^зываху НЛ, 1237 г., 106 — ср. в СЛ: а ини wакыруцi свлзывахуть СЛ, 1237 г., 159 об. — возможно, в исходном тексте -ыва-глаголы были в обоих случаях). В части XIV в. число -ива-имперфективов в НЛ растет до 14 глаголов в 22-х употреблениях, в части XV в. и особенно XVI в. рост еще более значителен (XVI в. до 1558 г. — 33 глагола более чем в 120 употреблениях, см. ниже).
Данные НЛ, судя по всему, указывают на рост продуктивности -ыва-модели имперфективации от древнерусской эпохи к XV-XVI вв. в северо-восточной диалектной зоне. Правда, малая употребительность имперфективов на -ыва-/-ива- в ранних частях СЛ и НЛ в какой-то мере может быть связана с большей книжностью северо-восточной летописной традиции сравнительно с традицией киевской, однако вероятность диалектной обусловленности этих различий все же достаточно высока. Не исключено, что на северо-востоке продуктивность суффикса -ыва-/-ива- развивается позднее, чем на юго-западе. Однако сходство др.-русской киевской и юго-западной системы с современной северо-восточной (архангельского типа) не позволяет исключить предположения об архаичности севернорусской системы. Вопрос пока остается открытым.
2. Последующая судьба суффикса имперфективации -ыва-/-ива- в разных вост.-слав. диалектных зонах тоже была неодинаковой.
В юго-западной (украинской) диалектной зоне — там, где -ыва-модель имперфективации была продуктивной уже в раннедр.-рус. эпоху, — с XV в. она начинает вытесняться распространившейся из деноминативов моделью на -ова-. По данным материалов юго-западных памятников, приводимых П.И. Житецким, «в XIV и XV в. нередки были глаголы на -ива-. В XVI в. они заметным образом начали выходить из употребления, уступая свое место глаголам на -ова-...» [Житецкий, 1889: 111] (ср.: XV в. — розпахивати, поискивати, осаживати, но заступовати, отправовати; XVI в. — отказывати, переховывати, проробливати, спрошивати, но заслуговати, найдо-вати, поступовати, запорожновати, захововати, наглядовати,
отхожовати, перекажовати, помаговати и др. [там же: 109-110])8. В XVII в. имперфективов с суффиксом -ыва-/-ива- уже не отмечается — вместо него только -ова- и изредка проникающие в книжные тексты «народные» украинские образования на -ува- (подкопували и под.) [там же: 111].
Новая украинская модель на -ува- в принципе может восходить как к -ова-, так и к -ыва-, но, поскольку в тех украинских говорах, где «уканья» нет, суффикс имеет вид -ова-, большинство исследователей считают более вероятным переход -ова->-ува- [Николаев, 1994: 44; см. об этом также: Житецкий, 1889: 110 и др.]. Впрочем, встретившееся в Истории Иудейской войны по списку Архивского хронографа XV в. (западнорусскому) написание покладоуваеть 385а, 28 скорее указывает на переход -ыва->-ува-, ср.: хл^бы покладоуваеть имъ по рАдоу ИИВ, 385а, 28 — в других списках читается покладываеть В, МДА, Ч [ИИВ, т. I, 2004: 155] — ср. в том же списке Архивского хронографа покладывашеть ИИВ, 370б, 369. Ранее XV в. написания на -ува- не отмечаются, большинство примеров более поздние.
Таким образом, в юго-западной части вост.-слав. территории -ыва-/-ива-модель имперфективации утрачивается — в современных украинских говорах имперфективов на -ива- практически нет. Установившаяся в этой зоне система имперфективов объединяет ее с системами «центрально-славянского» типа, представленными в чешском и словацком языках, велико- и малопольских говорах, на которых базировался старопольский литературный язык, большей части болгарских говоров и др. [Николаев, 1994: 44]. Для украинского языка инновационность модели на -ова- по отношению к модели на -ыва- несомненна: в др.-рус. эпоху здесь надежно засвидетельствована модель на -ыва-/-ива-, обладавшая при этом высокой продуктивностью.
Следует при этом иметь в виду, что «предком» современной украинской диалектной системы можно считать др.-русские галицко-волынские говоры, но не киевские. Как отмечал еще А.И. Соболевский, судя по данным памятников, древнекиевский говор конца XI-XII в. не был тождествен древнему галицко-волынскому — по лингвистическим характеристикам он ближе всего к средневелико-русским говорам [Соболевский, 1905/ 2006: 230-234]. После монгольского погрома в XIII в. население Киева сменилось: оставшееся прежнее население этой области переместилось большей частью на северо-восток от Днепра, киевское Полесье было постепенно колонизировано переселенцами с Волыни — здесь устанавливается
8 В работе П.И. Житецкого все примеры приводятся без контекстов в форме инфинитива; адреса примеров см. [Житецкий, 1889: 109-110].
9 О высокой употребительности в ИИВ имперфективов на -ыва-/-ива- см.
с. 68.
говор галицко-волынского, т. е. украинского типа [Там же: 234-235]. Таким образом, все сказанное о вытеснении на юго-западе вост-слав. территории древней модели имперфективации на -ыва- моделью на -ова- относится только к галицко-волынской системе, но не к древней киевской. Не исключено, что рост продуктивности с XIII в. в говорах Центра модели на -ыва-/-ива- связан в том числе и с перемещением в среднерусские области диалектной системы древнекиевского типа.
В Ростово-Суздальской диалектной системе и в говорах Центра вокруг Москвы, как уже говорилось, продуктивность суффикса -ыва-/-ива-, судя по свидетельствам памятников, растет. Однако сопоставление данных московских летописей XV-XVI вв. с рассмотренными выше материалами ранних южнорусских летописей (КЛ и ГВЛ) обнаруживает некоторые показательные различия.
Как уже говорилось выше, в НЛ наблюдается рост употребительности имперфективов на -ыва-/-ива- на протяжении частей за XII-XIII-XIV вв. (см. выше). В заключительной части НЛ с 1425 по 1558 г., сопоставимой по объему с КЛ, зафиксирован 41 имперфектив с суффиксом -ыва-/-ива- более чем в 140 употреблениях (!) — рост частотности этих образований в части XVI в., отличающейся в НЛ явным снижением книжности, особенно значителен: столь высокой употребительности имперфективов на -ыва-/-ива- в более ранних летописных источниках мы не встречали (см. подробнее: [Шевелева, 2010: 223-225]). При этом обращает на себя внимание, что сравнительно с ранними южно-русскими летописями здесь растет именно частотность -ыва-имперфективов, число же самих засвидетельствованных глаголов примерно то же (ср. КЛ — 41 -ыва-имперфектив, ВЛ — 11 -ыва-имперфективов на 25 листов). Особо высокой частотностью отличаются в поздней части НЛ всего несколько глаголов: более 60-ти случаев употребления глагола сказывати и 20 употреблений глагола приказывати, что в сумме составляет более половины всех засвидетельствованных здесь употреблений имперфективов на -ыва-/-ива- — этим и объясняются столь высокие показатели частотности -ыва-образований [Там же]. Приведенные данные свидетельствуют не столько о росте продуктивности суффикса -ыва-/-ива- сравнительно с южнорусской системой XII-XIII вв., отраженной в КЛ и ГВЛ, сколько о увеличении их употребительности и широком распространении наиболее частотных глаголов, в том числе в летописном узусе.
Важно обратить внимание, что, в отличие от ранних южно-рус. летописей, большая часть засвидетельствованных в НЛ за указанный период -ыва-имперфективов (30 из 41) совпадает с современным русским литературным языком, ср.: выпрашивати (выпрашивали 1558 г., 292), наказывати 1553 г., 231, обыскивати 1535 г., 85, отв^дывати 1537 г., 93 и др., отъискивати (отъискиваютъ 1556 г., 267), отписы-вати 1555 г., 260, перед^лывати (велели перед^лывати 1535 г., 84),
подделывати (денги подделывали 1535 г., 85), подкопывати (тай-никъ Казаньской подкопывати 1552 г., 209), спрашивати (о здоровьи спрашивати 1537 г., 93) и др. [Шевелева, 2010: 223-226].
Система, отраженная в НЛ XVI в., оказывается значительно ближе к современной системе говоров литературного типа, в то время как отраженная в др.-русских КЛ и ГВЛ система от нее существенно отличается и ближе к системе севернорусского типа, характеризующейся свободным образованием -ыва-имперфективов от очень широкого круга основ и свободной вариативностью -ыва-(-ива-)//-а-моделей имперфективации (см. выше). Сравнительно с южнодр.-рус. системой XII-XIII вв. здесь вряд ли можно говорить о сколько-либо значительном росте продуктивности -ыва-модели имперфективации: растет частотность некоторых глаголов на -ыва-/-ива- и, видимо, идет процесс закрепления суффикса -ыва-(-ива-) за определенными основами, уменьшается вариативность -ыва-(-ива-)//-а- образований и начинает складываться их распределение по типам глагольных основ10, сам же круг -ыва-имперфективов вряд ли стал шире. Такая система уже близка к современной системе литературного типа.
Можно ли считать эту московскую систему результатом развития древнерусской системы киевского типа, пока с определенностью сказать трудно, хотя это очень вероятно. О нерешенной проблеме реконструкции др.-русской северо-восточной системы имперфективов мы уже говорили выше, а система говоров Центра — северо-восточная по своей основе, поэтому и здесь вопрос остается открытым. Было бы естественно предполагать сохранение современными северовосточными говорами архаичной др.-русской системы средств импер-фективации, как эти говоры сохраняют архаизмы во многих других звеньях языковой системы, однако, как уже говорилось, материалы памятников пока не дают подтверждающих данных.
Обратим внимание, что отраженная в НЛ XVI в. тенденция к распределению -ыва-(-ива-)//-а- моделей имперфективации и уменьшению свободной варитивности связана именно с диалектной системой московского типа, а не с книжной традицией: -ыва-имперфективы в НЛ встречаются преимущественно в некнижных контекстах, да и вообще их широкое использование в записях XVI в. связано с усилением некнижного компонента в заключительной части НЛ. Ср. характерные контексты: А подделщиковъ, которые люди денги подделывали и обрезывали, техъ велели обыскивати, и иные обыскавъ казнити (НЛ, 1535 г., 85); Итое же нощи Иванъ Черемисинъ прислалъ къ бояромъ, что, далъ Богъ, никоторого лиха нетъ, царицу отпущаютъ, дворъ опоражниваютъ (НЛ, 1552 г., 175); ...а бояръ княже Андреевыхъ, которые его подмолъвливали, техъ велелъ соромотити торговою
10 О распределении суффиксов имперфективации -а-//-ыва-(-ива-) в современном русском литературном языке см. [Кукушкина, в печати, § 5.7].
казню (НЛ, 1537 г., 118) и др. В книжные тексты этого времени имперфективы на -ыва-(-ива-) проникают крайне редко: они явно оцениваются как русизмы, противоречащие церк.-слав. норме, — сравнительно с др.-русской эпохой некнижная маркированность -ыва-/-ива- только усиливается. Основным средством имперфективации в книжной традиции XIV-XVI вв. остается суффикс -а-.
По-видимому, «упрочению» позиций -а- модели имперфекти-вации в книжной норме XV-XVI вв. способствовало второе южнославянское влияние, поскольку модель на -а- соответствовала болгарской, при этом в болгарском языке образование вторичных имперфективов отличается большой регулярностью11.
Таким образом, отмечающееся в Москве в XVI в. закрепление -ыва-(-ива-) модели имперфективации за определенными основами идет от реальной диалектной системы говоров Центра и не имеет отношения к книжной норме этого времени, которая имперфективов на -ыва-(-ива-) не «признает» вообще.
Важную роль в истории русского суффикса -ыва-/-ива- сыграло формирование в XV-XVI вв. итеративных корреляций (ходить — хаживать, стоять — стаивать, отдавать — отдавывать и под.). Итеративные корреляции возникают на зрелом этапе развития видовой системы, когда в видовое противопоставление втягиваются практически все глаголы и бывшие неохарактеризованные по виду бесприставочные основы типа ходить, стоять, бить, брать и под. получают значение НСВ, в нескольких славянских диалектных системах «безаористного типа» (вост.-слав., чешск. и словацк.). Специфика итеративов обусловлена тем, что это образования от основ НСВ с помощью суффиксов имперфективации: значение имперфективности оказывается дублированным, и эта дублированная имперфективность предстает как итеративность. Суффикс имперфективации может быть любой, и в каждой из славянских диалектных систем, имеющих итеративные корреляции, они оформляются с помощью суффиксов имперфективации, характерных для данной системы [Шевелева, 2012: 143-144, 173-174], ср. рус. братья бирать, пить^ пивать, жить^ живать, ходить^ хаживать, стоять^ стаивать, давать^ давывать и под. В вост.-слав. ареале итеративы получают наибольшее развитие в диалектной зоне широкого северо-востока, включая говоры Центра вокруг Москвы: первые примеры таких образований фиксируются в памятниках с конца XIV-XV в., в XV-XVII вв. про-
11 С этим, очевидно, связано характерное для эпохи второго южнославянского влияния восприятие вторичных имперфективов (естественно, образованных по книжным моделям) как признака книжного риторического стиля. Показательно, что при редактировании агиографических текстов с целью придания им большей книжности вводилось большое количество вторичных имперфективов и довольно регулярно простые бесприставочные основы заменялись на имперфективы на -а-: оставляти, поставляти, полагати, помышляти и под. (см. [Шевелева, 1991: 130-131]).
дуктивность и «влиятельность» итеративных корреляций здесь очень высока, в северо-восточных русских говорах они остаются таковыми до сих пор (об истории итеративов см. подробнее [Шевелева, 2012]). Поскольку в северо-восточной зоне (включая говоры Центра) самым продуктивным суффиксом имперфективации в XV-XVII вв. был суф. -ыва-(-ива-), он оказывается самым частотным и для итеративов — подчеркнем, только в силу его наибольшей продуктивности, а не потому, что он имел какие-либо отличия в значении от других суффиксов имперфективации.
Известны итеративы и в юго-западных (украинских) вост.-слав. памятниках XV-XVII вв. и даже в текстах XVIII в., однако основным средством их образования там стал суффикс -ова- (позднее -ува- по диалектам), с XVI в. вытеснивший старый суффикс имперфектива-ции -ыва- (см. выше): хожовати (хожувати), вАзовати, оучовати, прошовати и т.д., а также ядати, пивати, бирати [Шевелева, 2012: 167-173].
Итак, в великорусских памятниках итеративы фиксируются с конца XIV-XV вв. Изначально итеративные корреляции возникают в рамках бесприставочных глаголов, суффикс имперфективации, как уже говорилось, у бесприставочных итеративов может быть любой при наибольшей частотности суффикса -ыва-(-ива-). Ср. бесприставочные итеративы, зафиксированные в московской НЛ: видати — 3 случ., слыхати, живати, любливати, сиживати (сеживати) — 2 случ., стаивати — 2 случ., ставливати, плачивати, рушивати, явливатися, ср. употребления: И мы преже сего улуса твоего сами своима очима не видали толко есмя слухомъ слыхали (НЛ, 1409 г., 210); И быв-шю ему на Святе озере своемъ у церкви святаго Преображен'\а Господня, яже поставилъ Кипрiанъ митрополитъ и чясто тамо живалъ, занежелюбливалъ лесныа пустынныаместа (НЛ, 1411 г., 216); ...и правду на томъ дали, что имъ служить царю и великому князю и ясакы платить, какъ преже сего царемъ Астороханскымъ плачивали (НЛ, 1557 г., 281); И царь и великй князь послалъ къ нимъ съ ответомъ околничего своего Алекса Феодоровича Адашева да дiака Ивана Михайлова, а велелъ то отмолыти, что государю старины никакъ не рушивати (НЛ, 1557 г., 279) и др. (см. подробнее [Шевелева, 2012: 155-161]).
Бесприставочные итеративные корреляции быстро набирают продуктивность, и уже в начале XV в. под влиянием бесприставочных возникают итеративные корреляции приставочных глаголов, образованных по той же модели «НСВ^производный итератив», но уже только с помощью самого продуктивного суффикса имперфективации -ыва-(-ива-), т. е. отдавати^отдавывати, посылати^посылывати и под. — по аналогии с ходити^хаживати, стояти^стаивати и под. Значение и условия употребления тех
и других в текстах абсолютно идентичны, часто они могут быть в одном контексте, ср. яркий пример НЛ под 1409 г. (из послания ордынского князя Едигея великому князю московскому): «А Темиръ-Кутлуй с^лъ на царствi, а ты улусу государь учинился, и отъ т^хъ м^стъ у царя еси во Орд^ не бывалъ, царя еси во очи не видалъ, ни князей, ни старейшихъ бояръ, ни меншихъ, ни иного еси никого не присылывалъ, ни сына ни брата ни съ которымъ словомъ не посы-лывалъ...» (НЛ, 1409 г., 210); ср. в рассказе о совете бояр по поводу прихода крымцев к Москве при малолетнем Иване IV: И начаше бояре говорити: «и напередъ того (в др.списках сего) за гр^хи наши попущалъ Богъ бесерьменство на крест iаньство цари подъ городомъ Москвою стаивали, и великiе князи въ города не суживали» — «... Велиюе князи съ Москвы сь^жживали, а въ города для бреженiа граду братью свою оставливали...» (НЛ, 1541 г., сп.О и др., 104). Ср. тождественное употребление приставочных и бесприставочных итеративов в инфинитивных конструкциях: ..да и потому, чтомног'е люди пов^треемъ померли, встречю царю и великому князю николи не хаживать (НЛ, 1556 г., 272) — И князь Дмитри по государеву наказу то отъмолвилъ, что Горнiе стороны ему государю х Казани никакъ не отдавывать (НЛ, 1552 г., 173) и др.
Проблема семантики и специфики употребления итеративных образований специально исследуется в работе [Шевелева, 2012]. Скажем здесь, что наиболее точным представляется определение основного значения итеративов — и по данным памятников, и по данным современных говоров — как эмфатически подчеркнутого общефактического значения. Так обозначают действие, на которое важно обратить внимание, выделить его, подчеркнуть факт его наличия или отсутствия ('хотя бы один раз' или 'ни разу, т. е. никогда') — см. подробнее [там же]. Именно так употребляются и бесприставочные, и приставочные итеративы — в тех же контекстных условиях — см. примеры выше.
При этом приставочные итеративы, возникающие по аналогии с бесприставочными, имеют уже именно суффикс -ыва-(-ива-): отдавати^отдавывати, посылати^посылывати, съ^зжати^съ^зживати и под. Очевидно, под влиянием продуктивных в этот период итеративных образований самому частотному для них суффиксу -ыва-(-ива-) начинает приписываться специфическое значение многократности, которое в др.-рус. эпоху ему свойственно не было.
Именно к этому времени относится и взаимодействие исконных имперфективных и новых итеративных приставочных корреляций. Ведь во многих случаях формально приставочный -ыва-глагол может соотноситься как с перфективом СВ, т. е. быть имперфективом, так и с имперфективом НСВ, т. е. быть итеративом. Например, остав-
ливати может быть как имперфективом к оставити (таков был его статус в др.-рус. эпоху, ср. выше примеры типа Се ва wставливаю Къстлжкамоужа своего КЛ, 1146 г., 121), так и итеративом в новой корреляции оставляти^оставливати (ср. выше пример НЛ под 1541 г. употребления формы оставливали в итеративном контексте в том же значении, что и бесприставочные итеративы стаивали, сеживали). Вероятно, для некоторых приставочных -ива-глаголов типа оставливати двойственность мотивации (или омонимическое совпадение древнего имперфектива и нового итератива) приводит к переосмыслению данной основы как итеративной; может быть, просто под влиянием продуктивных в этот период приставочных итеративных образований старые -ива-имперфективы стали возможны в характерном для итеративов употреблении — в любом случае взаимодействие исконных имперфективных и новых итеративных корреляций, и в особенности влияние семантики итеративов на древние имперфективные -ыва-/-ива-основы, для диалектной зоны Центра в эту эпоху несомненно. Именно с этого времени под влиянием итеративных корреляций с суффиксом -ыва-/-ива- начинает связываться значение многократности, свойственное значительной части -ыва-/-ива-глаголов в современном русском литературном языке.
3. Подведем некоторые итоги. Как показали последние исследования, вост.-слав. суффикс имперфективации -ыва-/-ива- известен со времени старейших памятников XI в. и в киевско-галицко-волынской диалектной зоне был продуктивен уже в XII в. При этом уже с древнейшего времени и в последующей истории с этим суффиксом связаны диалектные различия. Древнепсковскому диалекту он, видимо, свойствен не был; в западных древнерусских говорах, легших впоследствии в основу белорусского языка, суффикс, очевидно, имел вид -ъва-. В древненовгородском диалекте -ыва-/-ива- становится продуктивным несколько позднее, чем в киевском и галицко-волынском, прежде всего, видимо, под влиянием восточноновгородских говоров. В говорах Центра северо-восточного типа продуктивность суффикса -ыва-/-ива- на протяжении XIII-XV вв. растет; вопрос о том, был ли -ыва-/-ива- в собственно северо-восточных говорах в раннедревне-русскую эпоху столь же продуктивен, как на юго-западе (что можно предположить на основании сходства древней киевской и галицко-волынской системы имперфективов с современной системой архангельских и вологодских говоров), пока остается открытым.
В дальнейшем -ыва-/-ива- становится суффиксом имперфектива-ции специфически великорусским: в юго-западных (украинских) диалектах он с XVI в. замещается суффиксом -ова-, а также развивается украинский переход в -ува- (что может восходить как к -ова-, так и к -ыва-). В ростово-суздальских говорах и в Центре продуктивность
суффикса -ыва-/-ива-, как уже говорилось, растет, московская система имперфективов XVI в. уже близка к современной литературной, при этом сравнительно с раннедревнерусской системой киевского и галицко-волынского типа здесь выросла не столько продуктивность -ыва-модели, сколько употребительность наиболее частотных -ыва-имперфективов, а также наблюдается уменьшение вариативности -ыва- (-ива-) и -а-моделей имперфективации и их распределение по глагольным основам, сходное с современным русским литературного типа. Эта система ближе к современной системе говоров Центра литературного типа, нежели к системе северо-восточного типа, представленной в архангельских и вологодских говорах, и нежели к системе раннедревнерусской юго-западной, обнаруживающей сходство с современной севернорусской.
Кроме того, с XV в. на вост.-слав. территории идет процесс формирования итеративных корреляций по модели «НСВ^производный с помощью суффикса имперфективации итератив». Особую продуктивность эти корреляции получают в зоне широкого северо-востока, включая говоры Центра вокруг Москвы, хотя в XV-XVI вв. итеративные корреляции возникали и в юго-западных (украинских) говорах, и, вероятно, в южновеликорусских, но были там впоследствии утрачены. Именно в Центре итеративы наиболее последовательно вырабатывают специфическое значение эмфатического общефактического прошедшего, которое может представать в контекстах противопоставления последующему положению дел как значение давнопрошедшего (хаживал, стаивал и под. — см. подробнее [Шевелева, 2012]). Исконно итеративные образования связаны с бесприставочными глаголами и суффиксы имперфективации у них могут быть любые; под влиянием бесприставочных уже в XV в. возникают итеративные корреляции приставочных глаголов, в северо-восточной зоне они оформляются с помощью самого продуктивного суффикса имперфективации -ыва-/-ива-: отдавати^отдавывати и под. Приставочные итеративы вступают во взаимодействие со старыми имперфективами на -ыва-/-ива-, что приводит к эволюции семантики
суффикса -ыва-/-ива--с этого времени ему начинает приписываться
значение многократности.
В говорах Центра и литературном языке нового времени приставочные итеративы типа отдавывать, посылывать и под. впоследствии (после XVII в.) утрачиваются, однако суффикс -ыва-/-ива- сохранил способность выражать маркированно итеративное значение, просматривающееся сейчас в семантике некоторых имперфективов (вычерпывать, перехватывать и др.), а также в префиксально-суффиксальных образованиях типа подпрыгивать, поглядывать, наигрывать, прихлопывать и под. В современных северо-восточных русских говорах итеративные корреляции сохраняют важное место в
глагольной системе, сохранились и приставочные итеративы, взаимодействующие с имперфективами (ср.: Сено не вываживала; Замуж уж не выхаживала; Нигде не заблуживалась; Я-то не назывывала и под. [Пожарицкая, 1991: 87; Закревская, 2002: 17-21; Ровнова, 2011: 117]), появляются образования с редуплицированным суффиксом -ыва-/-ива- (сказывливала, рассказывливал, не выхаживливала вза-муж и под. [Пожарицкая, 1991: 91; Ровнова, 2011: 117]) — система отличается особенно высокой продуктивностью суффикса -ыва-/-ива-, выступающего здесь как в собственно имперфективном, так и в итеративном значении.
Список литературы
Большакова Н.В. Варьирование глагольной основы при имперфективации //
Псковские говоры в их прошлом и настоящем. Л., 1988. Гиппиус А.А. Лингво-текстологическое исследование Синодального списка Новгородской первой летописи: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 1996.
Гиппиус А.А. Новгородская владычная летопись и ее авторы: история и структура текста в лингвистическом освещении // Лингвистическое источниковедение и история русского языка. 2005. М., 2006. Живов В.М. Очерки исторической морфологии русского языка XVII-
XVIII вв. М., 2004. Житецкий П. Очерк литературной истории малорусского наречия в XVII-
XVIII вв. Ч. 1. Киев, 1889. Закревская В.А. Употребление приставочных глаголов совершенного и несовершенного видов в диалектной речи (на материале архангельских народных говоров): Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 2002. Зализняк А.А. От праславянской акцентуации к русской. М., 1985. Зализняк А.А. К изучению языка берестяных грамот // Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993.
Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. 2-е изд., доп. М., 2004. Зализняк А.А. «Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста. 3-е изд., доп. М., 2008.
Зализняк А.А., Янин В.Л. Берестяные грамоты из новгородских раскопок
2006 г. // Вопросы языкознания. 2007. № 3. Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка. Морфология. М., 1953.
Кузнецов П.С. Очерки исторической морфологии русского языка. М., 1959.
Кукушкина О.В. Морфонология современного русского литературного языка (в печати).
Кучкин В.А. Летописные рассказы о битве на Калке // Письменные памятники
Древней Руси. СПб., 2003. Мейе А. Общеславянский язык. М., 1952.
Молдован А.М. Житие Андрея Юродивого в славянской письменности. М., 2000.
Никифоров С.Д. Глагол, его категории и формы в русской письменности второй половины XVI в. М., 1952.
Николаев С.Л. Раннее диалектное членение и внешние связи восточнославянских диалектов // Вопросы языкознания. 1994. № 3.
Обратный словарь архангельских говоров / Под ред. О.Г. Гецовой. М., 2006.
Пичхадзе А.А. Переводческая деятельность в домонгольской Руси: лингвистический аспект. М., 2011.
Пожарицкая С.К. О семантике итеративных глаголов в севернорусских говорах // Современные русские говоры. М., 1991.
Ровнова О.Г. Лингвогеографическая характеристика аспектуальных явлений в современных русских говорах // Русский язык в научном освещении. 2011. № 1 (21).
Силина В.Б. История категории глагольного вида // Историческая грамматика русского языка. Морфология. Глагол. М., 1982.
Силина В.Б. Специфика выражения видовых различий в древнерусском литературном языке // Древнерусский литературный язык в его отношении к старославянскому. М., 1987.
Соболевский А.И. Древнекиевский говор // Соболевский А.И. Труды по истории русского языка. Т. 2. М., 2006.
Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. I—III. СПб., 1893-1903.
Шахматов А.А. Несколько заметок о языке псковских памятников XIV-XV вв. (По поводу книги «Николай Каринский. Язык Пскова и его области в XV веке». СПб., 1909) // Журнал Мин-ва народн. просвещ. 1909. № 7.
Шевелева М.Н. Значение и употребление производных имперфективных основ в книжно-литературном языке средневековой Руси XV-XVI вв. // Исследования по глаголу в славянских языках: История славянского глагола. М., 1991.
Шевелева М.Н. «Житие Андрея Юродивого» как уникальный источник сведений по исторической фонетике русского языка // Актуальные проблемы современной русистики: диахрония и синхрония (Вопросы русского языкознания, вып. VI). М., 1996.
Шевелева М.Н. «Согласование времен» в языке древнерусских летописей // Русский язык в научном освещении. 2009. № 2 (18).
Шевелева М.Н. Вторичные имперфективы с суффиксом -ыва-/-ива- в летописях XII-XVI вв. // Русский язык в научном освещении. 2010. № 2 (20).
Шевелева М.Н. Еще раз о бесприставочных итеративах на -ыва-/-ива- типа хаживать в истории русского языка // Русский язык в научном освещении. 2012. № 1 (23).
Юрьева И.С. Некоторые особенности синтаксиса, морфологии и лексики так называемой Галицко-Волынской летописи // Лингвистическое источниковедение и история русского языка. 2012-2013 (в печати).
Источники
ВЛ — Волынская летопись в составе Галицко-Волынской летописи по Ипатьевскому списку // Полное собрание русских летописей. Т. 2. М., 1998.
Выг. сб. 1977 — Выголексинский сборник / Изд. подгот. В.Ф. Дубровина, Р.В. Бахтурина, В.В. Голышенко. М., 1977.
ГВЛ — Галицко-Волынская летопись по Ипатьевскому списку// Полное собрание русских летописей. Т. 2. М., 1998.
ГЛ — Галицкая летопись в составе Галицко-Волынской летописи // Полное собрание русских летописей. Т. 2. М., 1998.
ЖАЮ — Житие Андрея Юродивого в древнерусском переводе // Молдован А.М. Житие Андрея Юродивого в славянской письменности. М., 2000.
ЖФП — Житие Феодосия Печерского по списку Успенского сборника // Успенский сборник XII-XIII вв. М., 1971.
ЖФСт — Житие Федора Студита по списку Выголексинского сборника XII в. // Выголексинский сборник / Изд. подг. В.Ф. Дубровина, Р.В. Бах-турина, В.В. Голышенко. М., 1977.
Изборник 1076 г. — Изборник 1076 г. / Изд. подгот. М.С. Мушинская, Е.А. Мишина, В.С. Голышенко. Т. I-II. М., 2009.
ИИВ 2004 — «История Иудейской войны» Иосифа Флавия: Древнерусский перевод / Изд. подгот. А.А. Пичхадзе, И.И. Макеева, Г.С. Баранкова, А.А. Уткин. Т. I-II. М., 2004.
Ипат. — Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 2. М., 1998.
КЛ — Киевская летопись по Ипатьевскому списку // Полное собрание русских летописей. Т. 2. М., 1998.
Лавр. — Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 1. Вып. 1-3. М., 1997.
НЛ — Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью // Полное собрание русских летописей. Т. X-XIII. М., 2000.
НПЛ — Новгородская первая летопись по Синодальному списку // Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950.
Остр. Ев. — Остромирово Евангелие 1056-1057 гг. СПб., 1883.
ПВЛ — Повесть временных лет (см. Лавр. и Ипат.).
Пск.1 лет. — Псковская 1-я летопись // Псковские летописи. Вып.1 / Подгот. к печати А.Н. Насонов. М.; Л., 1941.
Пск. 2 лет. — Псковская 2-я летопись // Псковские летописи. Вып. 2 / Под ред. А.Н. Насонова. М., 1955.
Пск. 3 лет. — Псковская 3-я летопись // Псковские летописи. Вып. 2 / Под ред. А.Н. Насонова. М., 1955.
РП — Русская правда по Новгородской Кормчей 1282 г. Л., 1930.
Сильв. сб. XIV в. — Сильвестровский сборник XIV в. // Срезневский И.И. Сказания о святых Борисе и Глебе: Сильвестровский список XIV в. СПб., 1860.
СкБГ — Сказание о Борисе и Глебе по спискам Успенского сборника XII в. и Сильвестровского сборника XIV в.
СЛ — Суздальская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 1. Вып. 2. М., 1997.
СлПИг — Слово о полку Игореве // Зализняк А.А. «Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста. М., 2008.
Усп.сб. 1971 — Успенский сборник XII-XIII вв. / Изд. подгот. О.А. Князев-ская, В.Г. Демьянов, М.В. Ляпон. М., 1971.
Сведения об авторе: Шевелева Мария Наумовна, канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail:
