CC BY
164
УДК 94(47);94(571)
В. В. Постников
к истории «русского» стиля: триумфальные арки в российской Провинции (конец XIX века)
Рассматривая идеологический и церемониальный аспект триумфальных арок в «русском» стиле (конец XIX в.), символизирующих политику царской власти, автор делает вывод, что на Дальнем Востоке эти постройки представляли Россию как евразийскую по своей сущности державу, укрепление которой на Азиатском континенте - естественная и необходимая часть ее национальной государственной политики.
Ключевые слова: русский стиль, «византизм», идеология самодержавия, триумфальные арки, азиатская политика Российской империи, история Дальнего Востока России.
To the history of Russian style: triumphal arches in the Russian provinces (the end of XIX century).
VALERIY V. POSTNIKOV (Vladivostok branch of the Naval Academy named after N.G. Kuznetsov, Vladivostok).
The article deals with the ideological and ceremonial aspects of Russian-style triumphal arches in the culture of the end of the XIX century and their connection with the policy of the Russian Empire. The author comes to a conclusion that the Russian-style triumphal arches in the Russian Far East represent the country as a Eurasian Empire which must have naturally strong influence in Asia.
Key words: Russian Style, Byzantinism, ideology of autocracy, triumphal arches, the Asian policy of the Russian Empire, history of the Russian Far East.
Триумфальные арки в «русском» стиле, построенные в различных регионах России в конце XIX в., - уникальные памятники отечественной истории и культуры, архитектурно-исторические символы своей эпохи. Среди них - Николаевские ворота во Владивостоке и триумфальная арка в Благовещенске, построенные в 1891 г. (разрушены в 1930-х годах, реконструированы в последние годы), несохранившиеся арки в Уссурийске, Хабаровске, Иркутске, других городах и селах российской провинции. В большинстве случаев их сооружение связано с путешествием цесаревича Николая по России в 1891 г., а потому смысл и символическое значение их возведения связаны с царской политикой и идеологией, соотношением регионов и столицы империи.
В первых исследованиях, посвященных этой теме, определен основной (политический) смысл этих построек, отмечается, что они являлись «выражением верноподданнических чувств городских властей к царствующей фамилии», стремлением людей «утвердить на берегах Тихого океана русский национальный дух, подчеркнуть кровную связь Владивостока с центральной Россией, с Москвой» [5, с. 195-196]. Основные исследова-
ния этих построек посвящены их истории в связи с визитом цесаревича Николая либо их истории как архитектурных памятников [8, 11, 19]. Однако работы краеведов и историков архитектуры не дают достаточного представления о значении этих культурно-исторических памятников [9, 11]. Триумфальные арки на Дальнем Востоке России являются не только достопримечательностями, но и историческими источниками, потенциал которых, в силу своей специфики, по нашему мнению, в основном не реализован. Изучая и используя эти памятники как свидетельства своей эпохи, мы должны знать, какие идеи они демонстрировали для своих современников, какой изначальный смысл в них вкладывался. Исследование церемониального и идеологического аспекта этих сооружений поможет нам представить место и роль дальневосточного региона в политической системе Российской империи того времени. Цель статьи - определить значение и смысл сооружения дальневосточных триумфальных арок в конце XIX в., показать, что их место в российской культуре и политике определялось понятием «русский» стиль - их идеологической основой и главной особенностью.
ПОСТНИКОВ Валерий Валентинович, сотрудник кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин (филиал Военного учебно-научного центра Военно-Морского флота «Военно-морская академия им. Н.Г Кузнецова», Владивосток). E-mail: [email protected] © Постников В.В., 2012
«Русский» стиль и идеология «византизма».
Казалось бы, «русский» стиль арок при удаленности и пограничном характере региона очевидно отражает идею русификации - утверждения Российской империи на Дальнем Востоке, т.е. на первый план выступает регионально-политический смысл. Но ситуация не так однозначна. «Русский» стиль в отечественной культуре XIX в. был выражением в первую очередь социального и политического устройств империи, идеологии власти. В XIX в. одним из главных направлений общественно-политической мысли в стране было решение вопроса о самобытности, особом пути развития России. Под влиянием этих идей и возник в 1830-х годах «русский» стиль в архитектуре. Уточним, что в то время этот стиль было принято называть не «русским», а «византийским», что указывало на византийские, православные корни русской культуры, особенности общественнополитического устройства (самодержавный порядок) [7, с. 89]. Поэтому другое название этого стиля - византийско-русский, на наш взгляд, более верно, так как подчеркивает преемственность культур. Так, в описании Николаевских ворот Владивостока (относится к 1896 г.) встречаем: «ворота выдержаны в строгом византийско-русском стиле» и украшены «византийскими стрельчатыми полуарками» [19, с. 175].
«Византийский» стиль стал визуальным выражением официальной идеологии российского самодержавия - теории «официальной народности», развивавшейся также с 1830-х годов, демонстрировал коренной, т.е. «народный» (по определению того времени), характер самодержавия в России. Свой расцвет «византийско-русский» стиль пережил в правление Александра III и Николая II (18811917) - в эпоху «охранительного самодержавия». Таким образом, за архитектурным стилем находилась политическая идеология, которую необходимо учитывать в первую очередь.
В качестве теоретического объяснения «византийского» наследия в истории России показательна концепция К.Н. Леонтьева (1870-е годы), который определяет «византизм» как особый, специфический для России способ общественно-политического устройства и тип культуры в целом - религиозно-монархическое и сословно-иерархическое устройство, которое лежит в основе российской цивилизации и является ее сущностью: «С какой бы стороны мы ни взглянули на великорусскую жизнь и государство, мы увидим, что византизм, т. е. Церковь и царь, прямо или косвенно, но во всяком случае глубоко, проникают в самые недра нашего общественного организма. <.. .> Византизм
организовал нас, система византийских идей создала величие наше, сопрягаясь с нашими патриархальными, простыми началами, с нашим, еще старым и грубым вначале, славянским материалом» [10, с. 61]. Так Леонтьев доказывал, что византизм, заимствованный нецивилизованными славянами, -это корень всей российской цивилизации [10, с. 2766]. Критики называют Леонтьева «апологетом Средневековья», обвиняют его в реакционности и «самодовлеющем эстетизме», но для нас его теория является адекватным объяснением консервативной идеологии, основанной на понятиях «народности» и «византизма».
Идея самодержавия как основа триумфальных церемоний. «Византийский» стиль стал официальным стилем российского самодержавия. Самые известные постройки в «византийско-русском» стиле - Собор Христа Спасителя (1832-1883), Большой кремлевский дворец (1838-1849), церковь Воскресения Христова (Спас на крови) в Петербурге (1883-1907) и храм Христа Спасителя в Борках (1891-1894) стали символами новой концепции российской цивилизации и ее культурно-политических основ. Менее известными произведениями того же плана в архитектуре эпохи Александра III являются триумфальные арки в «русском» стиле. Одна из наиболее представительных - Александровская арка в Екатеринодаре (Краснодар), построенная в 1888 г. в честь посещения города императорской семьей. Другие подобные сооружения в российских регионах, относящиеся к этому же стилистическому и смысловому ряду, безусловно, отражали религиозно-монархическую идеологию самодержавия.
Этот смысл имеют уже исследовавшиеся нами образы архитектурно-художественной композиции местных триумфальных арок, ассоциации с кремлевскими постройками, образом Красного крыльца и т.д. [13]. Для всех рассматриваемых триумфальных построек характерно наличие шатров - традиционного элемента архитектуры Московской Руси. Приближенный ко двору архитектор Н. Султанов, который разработал в 1890 г. для Кремля проект мемориального комплекса в память Александру II в стиле древнерусской шатровой архитектуры, объяснял, что шатер «придает памятнику в глазах народа священный характер», «потому что народ наш привык видеть сень только над местами особенно священными, как, например, в церквах над алтарными престолами и над царскими и патриаршими местами и во дворцах над тронами» [цит. по: 18, т. 2, с. 390]. Таким образом, шатер как эмблематич-ный элемент «русского» стиля XIX в. выражал религиозно-монархические идеи.
Особое значение для понимания местных триумфальных арок имеет исследование идеологического контекста, в котором они использовались. Как выше было показано, «русский» стиль архитектуры направлял ассоциации зрителей в заданное, определенное русло. Постройки в «русском» стиле демонстрировали, что Россия - не Европа и имеет собственные культурно-политические основы. Главная из них - единство центральной власти и народа. Эту идею выражали официальные концепции «призвания власти» варягов и «всенародного избрания» Романовых на царство. По-своему они находили отражение в общественных настроениях и официальной идеологии на Дальнем Востоке страны. Например, тезис призвания власти, несмотря на свой архаизм, был актуален для сибирско-дальневосточного региона, известного своей неразвитостью и безвластием. Об этом свидетельствуют неоднократные высказывания современников: «Событие это - одно из благоприятнейших в истории Сибири со времени ее покорения, ибо приезд Царского Сына заставит край встрепенуться от той вековечной дремы, в которой он пребывал до сих пор. <.> Будущий Царь земли русской сам во-очию увидит проездом, чего краю не достает и что для него надо сделать, особенно в области судопроизводства, промышленности и т.д. <...> горькому сознанию заброшенности и изолированности, которое тяжело угнетало сибирское население до событий нынешнего знаменательного в сибирской летописи дня, не будет уже места.» [4, 1891, № 19]. Так мы можем предположить, что торжественные встречи цесаревича Николая на Дальнем Востоке были своеобразным «проигрыванием» исторической ситуации «призвания власти». Кроме того, торжественная встреча цесаревича должна была вызывать ассоциации с образом единодушного избрания юного Михаила Романова на царство в 1613 г., поскольку в идеологии правления Александра III важную роль играл образ преодоления «смуты» и всенародной реставрации самодержавия в начале XVII в.
Неосвоенные территории Дальнего Востока в контексте древнерусских ассоциаций и образов могли представляться как такое же «чистое поле» для возрастания государственного «византизма», как и древняя Русь сотни лет назад. Идеолог дальневосточной политики самодержавия Э.Э. Ухтомский, имевший влияние при дворе в конце XIX в., предлагал видеть в Азии «древнюю Русь»: «Там, за Алтаем и Памиром, та же неоглядная, неисследованная, никакими мыслителями еще не осознанная допетровская Русь, с ее непочатой ширью предания и неиссякаемой любовью к чудесному, с ее смирен-
ной покорностью посылаемым за греховность стихийным и прочим бедствиям, с отпечатком строгого величия на всем своем духовном облике» [цит. по: 12, с. 123-124]. Этот смысл содержала и речь городского головы Владивостока И.И. Маковского при встрече цесаревича Николая у триумфальных ворот [19, с. 177].
Таим образом, торжественные встречи цесаревича Николая в сочетании с триумфальными арками в «византийско-русском» стиле подразумевали политические образы древнерусской истории, выражали догмат о коренном единстве монархии и народа, благодаря чему Россия выросла в могущественное государство, достигшее в своем расширении дальневосточных и тихоокеанских пространств: «Самовластие <...> в России оно утвердилось с общего согласия граждан - так повествует наш летописец: и рассеянные племена славянские основали государство, которое граничит ныне с древнею Дакиею и с землями Северной Америки, с Швециею и с Китаем.» [6, с. 93]. Так представленные церемонии и постройки утверждали политические основы развивающегося региона.
Древнерусские образы и «русский» стиль на Дальний Восток, разумеется, были притянуты идеологами искусственно, как, например, православные храмы в Средней Азии и Прибалтике или церемониальные путешествия с демонстрациями непосредственного общения монархов с подданными, чего в действительности не было в Московской Руси. Эти образы были частью идеологического сценария «воскрешения Московии», «национального мифа» Александра III, целью которого было укрепление российской государственности на консервативной основе, русификация и господство России в приграничных районах империи [18].
Интерес представляет значение икон, которые устанавливались на местных триумфальных арках. В российской традиции икона была важным элементом монархических церемоний, служила средством символической связи между монархом и подданными. История дальневосточных триумфальных арок является наглядным тому примером. В январе 1891 г. городская дума Владивостока приняла решение для встречи наследника «построить <...> из камня и кирпича триумфальные ворота с постановкой в оных образа Св. Николая Чудотворца и ходатайствовать о наименовании этих ворот Николаевскими». 9 мая из Петербурга было получено сообщение о том, что Александр III удовлетворил ходатайство военного губернатора Приморской области П.Ф. Унтербергера о том, чтобы сооруженные во Владивостоке триумфальные ворота назвать «Николаевскими» [11]. На триумфальных воротах
ИСторИя
в Благовещенске были установлены иконы св. Николая Чудотворца и Благовещения.
Особая роль, которая отводилась иконам в монархических церемониях, объясняется характерной для России традицией восприятия персоны монарха: «Кто не знает, как мы, русские, смотрим на царей наших и детей их: кто не чувствовал из нас того чувства восхищения, которое овладевает Русским, когда он смотрит на Царя или сына Царева! Только русские Царя своего зовут - Богом земным» (П.И. Мельников-Печерский, 1839 г.; цит. по: [18, т. 1, с. 478]). Восторженные встречи цесаревича Николая на Дальнем Востоке в 1891 г. показывают частный пример этого утверждения. Такое отношение объясняется традициями монархической культуры: «При всяком монархическом режиме «социальное пространство» в той или иной степени наполнено разного рода знаками, означающими присутствие персоны монарха, будь то живописные изображения монарха, монеты с его отчеканенным ликом и его именем, штандарты, монограммы и т.п. Но дело в том, что сама эта «персона» мыслится как знак - знак имперсональ-ного. Она репрезентативна, ее присутствие есть представительство» (курсив оригинала. - В.П.) [1, с. 69], а именно - представительство Бога. Такое понимание объясняется христианской концепцией соотнесенности персоны монарха со сферой божественного, по которой «небожественный монарх может «участвовать» в божественной власти как ее живая икона и эмблема, так что все его бытие становится церемониалом» [1, с. 70-71]. Обобщая традиции восприятия личности монархов в российской истории, мы можем утверждать, что персона царя воспринималась как икона - как посредник между божественной сущностью и своими подданными, как материально-символическое выражение божественного: «Русское царство с помазанником Божьим - самодержавным царем во главе - христианское, православное царство. Оно противоположно всякому секулярному, мирскому государству, в нем государственная плоть - святая плоть» [2, с. 509]. Представленные церемонии и символы демонстрировали иерархию «Бог - монарх - население и провинция», подобно иконе структурировали мир по принципу «обратной перспективы», утверждая идеи строгого централизма и зависимости подданных от свыше установленного порядка.
Таким образом, идея посредничества и представительства является определяющей для понимания исследуемых образов. Триумфальные арки с иконами напоминали подданным о монархе и о том, что монархия - это представительство Бога на земле. Единство имен святого на иконах и цесаре-
вича (царя) понималось как органическое единство церкви и монархии в духе «византизма», а присутствие иконы как присутствие самодержца. Весьма точным комментарием к этим архаичным символам могут послужить тексты императорских телеграмм, которые выражали духовно-эмоциональную «близость» правящей семьи и Приамурского края: «.далекая по пространству окраина всегда близка будет МОЕМУ сердцу. Николай» [14, с. 1]. Таким образом, иконы во многом определяют суть триумфальных арок «русского» стиля. Не только иконы, но и сами арки были образом-представительством монарха и его власти. В этом качестве триумфальные арки были частью политической жизни провинции в конце XIX - начале XX в.
Комментарием, вполне точно выражающим суть местных триумфальных арок, является отзыв П.Ф. Унтербергера о приеме цесаревича в Никольск-Уссурийском, где для встречи высокопоставленного гостя также была построена в 1891 г. триумфальная арка в «русском» стиле: «Трудно передать тот восторг, который охватил всю массу собравшегося народа. Это было первое большое русское село, встретившееся по пути, и, несмотря на почти 10 тысяч верст, отделявших его от сердца России, видно было, что в жителях его течет та же русская кровь и бьется то же русское сердце» [цит. по: 8, с. 60]. Определение «русское» в этом контексте надо понимать как особое, религиозно-эмоциональное отношение к монаршей персоне.
Геополитический аспект. «Русский» стиль показывал осознание исторической специфики и роли России в мировой истории и поэтому имел международный аспект. В XIX в. русская общественная мысль стала ориентироваться на поиски собственных основ российской цивилизации. «Русский» стиль демонстрировал, что Россия - не европейская, а особенная страна, евразийская империя по своей сути, которая имеет собственные культурные традиции и оригинальный имидж. С этими идеями связано широкое распространение «русского» стиля в отечественной культуре со времен Александра III, который стремился показать самодостаточность и исключительное значение страны. Россия представлялась как своеобразная новая Византия, мировая держава, которая объединяет Евразию от Петербурга до Владивостока и имеет не только западный, но и не менее важный восточный фронтир. Главным практическим выражением этих идей стала разработка плана строительства Транссибирской железной дороги, а демонстрацией этих идей стало задуманное Александром III азиатское путешествие цесаревича Николая в 1890-1891 гг., в ходе которого он посетил многие города и страны Ближнего
Востока, Южной и Восточной Азии, во Владивостоке совершил церемонию закладки Транссиба и через Сибирь, сопровождаемый триумфальными встречами, возвратился в Петербург. В отечественной культуре того времени развивались представления о духовном родстве России и азиатских культур, о моральном и историческом праве России на лидерство в Азии [16]. Этому посвящена книга Э.Э. Ухтомского о путешествии цесаревича Николая на Восток (1893-1897). Дальний Восток империи представлялся как исторически русская земля, а освоение региона - как «великое и чисто русское дело» (по определению Д.И. Менделеева), без которого в политических условиях того времени существование Российской империи невозможно. Имперское могущество России связывается уже не только с Европой и Константинополем, но и с преобладанием в стратегически важных регионах Азии - на Кавказе, в Туркестане и Маньчжурии. Основными регионами имперской борьбы во второй половине XIX в. становятся Средняя Азия, Китай и Азиатско-Тихоокеанский регион. Это выражают слова военного губернатора Приморской области П.Ф. Унтербергера, произнесенные 15 августа 1893 г. в честь визита во Владивосток приамурского генерал-губернатора С.М. Духовского: «Необходимо, чтобы на берегах Тихого океана, к которому начинают тяготеть все морские державы, явился бы край, чисто русский, крепкий мощным русским духом» [4, 1893, № 34, с. 3]. Концепт «русский» здесь мы должны понимать как все тот же призыв к утверждению самодержавного порядка, который представлялся как необходимое условие присутствия России в регионе. Идеи естественной связи самодержавного строя и укрепления империи в дальневосточном регионе развивали многие российские мыслители и идеологи конца XIX -начала XX в. (В.О. Ключевский, П.А. Столыпин, Д.И. Менделеев, И. Восторгов). С.Ю. Витте, один из главных идеологов освоения Дальнего Востока и одновременно - убежденный сторонник самодержавия, говорил: «Не будь неограниченного самодержавия, не было бы Российской великой империи» [3, с. 305], а значит, и российского Дальнего Востока. Все обозначенные идеи по-своему выражают сущность местных триумфальных арок и воплотились в их оригинальных формах. Их главный смысл - утверждение коренной роли самодержавия в развитии «русского дела» на Дальнем Востоке.
Существовала и обратная зависимость. Географические масштабы империи, которые во многом обеспечивали территории Дальнего Востока, являлись выражением самодержавного характера государственности. В своем «Наказе» Екатерина II
утверждала, что именно гигантские размеры империи объясняют необходимость самодержавной высшей власти. К. Леонтьев также утверждал, что «Неудержимое расширение России в Азии - расширение, которое не только не ослабевает, но, напротив, усиливается после всякого урона или разочарования нашего на Западе, - также будет всегда требовать сильного сосредоточия не жизни и быта, как во Франции, а лишь государственной, высшей политической власти.» (1873) [15, с. 167]. Так консервативная идеология доказывала, что масштабы империи являются гарантом, политическим резервом самодержавной государственности. В свою очередь и марксисты утверждали, что азиатские регионы России своими возможностями экстенсивного развития служат опорой для укрепления консервативного характера социально-политического устройства страны. Вероятно, в этом находится еще одна существенная связь политики «охранительного самодержавия» и активного освоения восточных регионов России при Александре III и Николае II.
Таким образом, исследуемые триумфальные арки мы можем понимать как своеобразные памятники политической мысли своей эпохи и как историографический факт. Они представляют собой своего рода визуальный текст, который выражает комплекс исторических и политических представлений о России и ее регионах. В исследуемых постройках и связанных с ними церемониях мы можем выделить два смысловых уровня: региональный и общероссийский.
Во-первых, отметим, что рассматриваемые арки являются историческими памятниками общероссийского значения. В отличие от православных храмов XIX в. в «русском» стиле, триумфальные арки представляли собой понятие «власть» в его прямом понимании, и поэтому они являются наиболее точными визуальными образами и памятниками идеологии самодержавной власти XIX в., показывая ее исторические и религиозные, историософские основания. Комментарием ко всем постройкам такого типа может послужить утверждение современника: «Русскому царю дано особое отличие от других властителей мира. Он не только государь своей страны и вождь своего народа. Он Богом поставленный блюстителем и охранителем православной церкви. Русский царь не только наследник своих предков, он - преемник кесарей» (М.Н. Катков, 1882 г.) [цит. по: 17, с. 88]. Можно представить, что эти постройки своим внешним видом служили напоминанием подданным Российской империи: «Монархическое начало является у нас единственным организующим началом,
главным орудием дисциплины»; «Изменяя, даже в тайных помыслах наших, этому византизму, мы погубим Россию» [10, с. 52, 61]. Триумфальные арки в «русском» стиле являются церемониальными артефактами русской монархической идеи, образами духовно-политического и территориального единства империи. Они представляют официальный образ Российской империи конца XIX в. (во внешней политике которой дальневосточное направление было приоритетным).
Во-вторых, обобщим, что дальневосточные триумфальные арки и в целом восточное путешествие цесаревича Николая демонстрировали открытие азиатской политики империи и создание дальневосточной России как исторические события, как укрепление империи и самодержавия на новом этапе их развития. Азиатское путешествие Николая с его масштабом и драматизмом некоторых эпизодов показало, что Дальний Восток был включен в сферу исторической жизни Российского государства. Местные триумфальные арки демонстрировали идею о том, что Восток необходим России как естественная часть ее культурной и политической сущности. Они являются свидетельствами историкополитического осмысления и роста самосознания региона.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аверинцев С. Другой Рим: Избр. статьи. СПб.: Амфора, 2005. 366 с.
2. Бердяев Н.А. Падение священного русского царства: публицистика 1914-1922. М.: Астрель, 2007. 1184 с.
3. Витте С.Ю. Воспоминания. Т. 2. М.: Изд-во соц.-экон. литры, 1960. 639 с.
4. Владивосток. 1891, 1893.
5. Владивосток. Штрихи к портрету / ред. В.А. Дудко,
А.А. Ильин. Владивосток: Дальневост. кн. изд-во, 1985. 304 с.
6. Карамзин Н.М. История государства Российского. В 12 т. Т. 1. М.: Наука, 1989. 640 с.
7. Кириченко Е.И. Русский стиль. М.: Галарт: АСТ-ЛТД, 1997. 432 с.
8. Коляда А.С., Кузнецов А.М. Никольск-Уссурийский: штрихи к портрету. Уссурийск: УГПИ, 1997. 185 с.
9. Левошко С.С. Православные храмы и триумфальные арки в русском стиле на Дальнем Востоке на рубеже XIX-ХХ вв. // Духовная жизнь Дальнего Востока России: Материалы регион. науч.-практ. конф. (Хабаровск, 24-26 окт. 2000 г.) Хабаровск: Частная коллекция, 2000. С. 269-272.
10. Леонтьев Н.К. Византизм и славянство. М.: Даръ, 2005. 493 с.
11. Моор В.К., Обертас В.А., Гаврилов А.Г. Эскизный проект реставрации Триумфальной Николаевской Арки по ул. Петра Великого во Владивостоке. Пояснит. записка. Истор. записка // Триумфальная арка - историко-культурный подвижнический проект. URL: http://povestka.ru/arka/ ^отка/2_^т (дата обращения: 26.03.2005).
12. Ольденбург С.С. Царствование Николая II. М.: Астрель, 2003. 765 с.
13. Постников В.В. Николаевские ворота Владивостока (символика и идеология) // Россия и АТР 2007. № 4. С. 154-163.
14. Приамурские ведомости. 1894. № 44.
15. Россия и Европа: хрестоматия по русской геополитике / сост. Л.Н. Шишелина. М.: Наука, 2007. 614 с.
16. Схиммельпеннинк ван дер Ойе Д. Азиатский соблазн России // Русский архипелаг. URL: http://www.archipelag. ru/geopolitics/nasledie/east/temptation/ (дата обращения: 10.11.2009).
17. Тонких В.А., Ярецкий Ю.Л. История правовой и политической мысли России: уч. пособие для вузов / под ред.
В.И. Жукова. М.: Владос, 1999. 384 с.
18. Уортман РС. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. В 2 т. М.: ОГИ, 2004. Т. 1. От Петра Великого до смерти Николая I. 605 с.; т. 2. От Александра II до отречения Николая II. 797 с.
19. Хисамутдинов А.А. Владивостокъ. Этюды к истории старого города. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1992. 328 с.
