CC BY
213РАЗДЕЛ 2. ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ И ФОЛЬКЛОРИСТИКА
УДК 821.521.145«13/18»
Абдульвапов Н.Р.
К ИСТОРИИ НАУКИ, ОБРАЗОВАНИЯ И ЛИТЕРАТУРЫ В КРЫМУ В ПЕРИОД ЗОЛОТОЙ ОРДЫ
Аннотация. В статье рассматриваются проблемы становления и развития исламской науки, образования и литературы в Крыму в период Золотой Орды. На широком историческом фоне показаны особенности распространения ислама на территории полуострова, места суфизма в этих процессах, охарактеризованы первые памятники крымскотатарской научной мысли и художественной литературы.
Ключевые слова: Крым, Золотая Орда, ислам, суфизм, наука, литература.
Abdulvapov N.R.
TO THE HISTORY OF SCIENCE, EDUCATION AND LITERATURE IN CRIMEA IN THE PERIOD OF THE GOLDEN HORDE
Summary. In the article the matters for consideration are the problems of formation and development of Islamic science, education and literature of Crimea in the period of Golden Horde. On the wide historical background the features of spreading the Islam on the territory of peninsula, the role of Sufism are pointed at, the first works of the Crimean Tatar scientific thought and fiction are described.
Keywords: Crimea, Golden Horde, Islam, Sufism, science, literature.
История мусульманской учености и литературы Крыма периода Золотой Орды остается весьма малоизученной темой. Между тем, речь идет о периоде весьма активных процессов в сфере крымского образования, науки и литературы, заметно выделяющемся на фоне предыдущих столетий истории полуострова. В XIII в. ислам, наряду с участием в формировании в Крыму основ наиболее длительной в истории непосредственно крымской государственности, принес в Крым культ книги, знания, образования. Мусульманский мир в это время пребывал на пике своего развития, пережив в IX-XII вв. период значительного расцвета, охарактеризованного некоторыми европейским исследователями как «Мусульманский Ренессанс» [15]. Одним из наиболее характерных феноменов этого культурного подъема явились подлинно революционные изменения в сфере науки - именно в это время, в рамках исламской цивилизации, мировая наука (точные дисциплины, астрономия, медицина, география, филология, градостроительство и т. д.) достигла невиданных ранее высот. Уважительное отношение к знанию стало отличительной особенностью, своего рода «определителем мусульманской цивилизации» во всех ее аспектах. Как отмечает американский востоковед Ф. Роузентал: «'ilm (знание - Н.А.) является одной из доминирующих в исламе концепций, которые дали мусульманской цивилизации ее отличительную форму и окраску. <...> Нет такой стороны мусульманской духовной жизни, политической и религиозной деятельности мусульман, повседневной жизни рядового мусульманина, которую не затронуло бы всеобъемлющее отношение к «знанию» как к некой высшей ценности мусульманского бытия» [17, с. 20-21].
То же самое можно сказать и о достижениях в сфере образования и литературного творчества многочисленных мусульманских поэтов и литераторов этой эпохи. «Европейское, особенно французское, общество XVIII в. дает нам образец понимания образованности, не слишком далекого от того, которое было присуще блестящим адибам Багдада. В той и другой среде добивались остроумия и изящества, особенно литературного остроумия и изящества речи, изысканность («зарф») считалась высшим достижением», - замечает Г. Э. фон Грюнебаум [17, с. 18]. В пределы именно этого цивилизационного пространства входил в XIII в. Крым. На полуостров прокладываются культурные мосты из крупнейших му-
сульманских центров. Новая религия приносит в Крым новое понимание веры в Бога, высокой морали и духовности, особого уважения к научному труду, интеллектуальному и литературному творчеству и. На полуострове возникают новые культурные центры, в частности, город Крым - столица Крымского улуса Золотой Орды.
Распространение ислама в Крыму в период Золотой Орды. Первое проникновение ислама на территорию полуострова крымскотатарские предания связывают с первыми -истории ислама и, в частности, с личностями легендарных сподвижников Пророка Мухаммеда - сахабов, могилы которых располагались, в том числе, в городах Крым (ныне Старый Крым), Кырк-Ер и Эски-Юрт (пригороды Бахчисарая). Некоторые из таких могил в Крыму получили особую известность и, как места паломничества, пользовались славой вплоть до советского периода. Не забыты они и поныне [1].
Что же касается фактов исторических, наиболее ранние крымские община и мечеть датируются 1220 гг. и располагались они на территории Судакской крепости. Соответствующие события связаны с военной экспедицией кастамонийского бея Хусамеддина Чобана в Судак (после монгольского вторжения 1223 г.) по приказу сельджукского султана Аляэд-дина Кейкубада (1220-1237), в результате чего в городе менее чем за две недели была построена мечеть, назначены ее имам (предстоятель) и муэдзины, а также кадий для оставляемого в Судаке сельджукского гарнизона [43].
Несмотря на это, активный процесс исламизации полуострова приходится лишь на вторую половину XIII столетия. Во многом это было связано с личностью хана Золотой Орды Берке, а также деятельностью многочисленных дервишеских групп, буквально наводнивших территорию полуострова в указанное время. Есть смысл остановиться на основных известных участниках этих событий подробнее.
Хан Берке (1257-1266), младший брат знаменитого Бату-хана (Батыя), был пятым правителем Золотой Орды и первым ханом-чингизидом, принявшим ислам. Случилось это задолго до того, как хан Узбек объявил об официальном статусе ислама в Золотой Орде. Любопытны подробности принятии ханом ислама, открывающего, к слову, еще одну крайне интересную тему, а именно, влияния на данные процессы суфизма - мощного духовного, религиозно-мистического движения в рамках мусульманской культуры, переживавшего в XIII веке очень важный период формирования своих организационных структур - тарика-тов.
Дело в том, что обращение Берке произошло в результате общения именно с суфийским шейхом: хан объявил о принятии ислама в известной бухарской обители весьма популярного суфийского шейха (и поэта) Сайфаддина Бахарзи (ум. 1260), бывшего учеником основателя одного из наиболее популярных суфийских орденов кубрави - Наджмаддина Кубра (1145-1221). Дж. С. Тримингем отмечает: «Примечательно, что два первых монгольских правителя, принявших ислам, - Берке в Золотой Орде и Газан в Тебризе, — предпочли найти суфийского, а не суннитского алима, перед которым они могли бы публично заявить о своей приверженности исламу. Берке (правил 1257-1266), золотоордынский хан, специально отправился в Бухару, чтобы принять ислам от суфия ордена кубрави Сайфаддина Саида ал-Бахарзи (ум. 658/1260)» [23, с. 81-82].
Дополнительные штрихи к этой истории встречаем у аль-Холи: «По рассказам, Берке принял ислам под влиянием суфийского шейха аль-Бахризи (точнее аль-Бахарзи, т.е. уроженец области Бахарз на территории нынешнего Афганистана - Н.А.), который прислал к нему своего ученика. Тот внушил Берке любовь к исламу и обратил его в мусульманство. О могуществе суфийских шейхов свидетельствуют следующие факты. Берке отправился в Бухару, чтобы посетить аль-Бахризи. Шейх продержал хана у своего порога по одним сведениям ночь, а по другим - три дня, не разрешая ему войти в дом. Когда хан, наконец, получил разрешение, шейх встретил его, закрыв лицо покрывалом» [25, с. 37-38].
Подобная ситуация имела место в жизни ещё одного знаменитого современника этих событий, часто упоминаемого в контексте истории Крыма, а именно - египетского султана Захиреддина Бейбарса (ум. 1277), примерно в эти же годы принимавшего ислам из рук другого суфийского шейха. У того же аль-Холи читаем: «По рассказам, султан поехал в Алек-
сандрию, чтобы повидать шейха аль-Кыбари. Султану не разрешали войти в дом шейха, и он подчинился. В конце концов, шейх согласился благословить Бейбарса» [там же, с. 38].
Наконец, нельзя не упомянуть и ещё об одном ярким персонаже крымских событий второй половины XIII в. Речь об одном из последних сельджукских правителей (султанов) Рума - Иззеддине Кейкавусе II (ум. 1278), в середине 1260-х гг. приглашённом в Крым ханом Берке. Последним султану было пожаловано два города - Крым-Солхат (Старый Крым) и Судак. В Судаке же султан и упокоился в 1278 году [40, с. 37]. Именно с Из-зеддином, по мнению многих исследователей, в Крым прибыла и значительная часть дервишей, принявших активное участие в исламизации региона.
Личность Иззеддина интересна еще и тем, что он был мюридом знаменитого конийско-го духовного наставника и гениального суфийского поэта Джеляледдина Руми (Мевляна, 1207-1273) [там же, с. 36], и этот факт привносит дополнительные штрихи в историю литературных процессов в Крыму: довольно длительный период проживания Кейкавуса в Крыму даёт основания предполагать, что имя Руми и его творчество - одна из вершин мировой мистической - могли стать известными в Крыму уже при жизни поэта.
Таким образом, Крым, как и соседние территории Малой Азии и Балкан, становится ареной весьма бурных процессов. Ясно, что и Берке, и Иззеддин Кейкавус были, скажем так, лишь на вершине «пирамиды». Основными же героями процесса суждено было стать представителям различных дервишеских групп, в результате массовых переселений, связанных в первую очередь с монгольским продвижением на Запад, буквально заполонивших территорию полуострова в этот период. Речь идет о дервишах, обычно объединяемых в религиозно-суфийское движение бабаи (от тюрк. баба - отец, глава), и перемещавшихся, главным образом, с территории Средней Азии (Бухара), а также из ряда религиозных центров на территории нынешних Афганистана и Ирака. Помимо непосредственно членов института «бабаи», в это движение входили дервиши групп есеви, вефаи, хайдери, календери, хурреми и др. [8].
Крымские обстоятельства этого движения до сих пор не были предметом серьезных исследований, хотя, судя по всему, они были аналогичны процессам, происходившим на территории Малой Азии и изученным достаточно подробно. Дж. С. Тримингем так пишет о Малой Азии, ставшей одним из центров активности мусульманских (и прежде всего суфийских) проповедников в этот период: «В Малой Азии сельджукидский период примечателен тем, что мистицизм был органически связан с распространением мусульманской культуры в этом районе. Персидские беженцы (такие, как Бахаэддин Велед, отец Джеля-леддина Руми) и тюркские странствующие дервиши (баба) массами хлынули в Малую Азию в XIII в., особенно во время нашествия монголов. Дервиши не ослабили активности и после крушения сельджукидского государства в Руме. Мистики, энтузиазмом и воодушевлением резко отличающиеся от ортодоксальных мусульман и проявляющие свои душевные качества в таких практических делах, как гостеприимство к путникам и забота о больных и бедняках, способствовали популярности ислама среди христиан, населяющих этот район. Они пользовались поддержкой сельджукидских властей, Джеляледдин Руми был в почёте при дворе в Конье, сохранились многочисленные свидетельства о покровительстве, оказываемом суфиям и при других дворах...» [23, с. 32]. Дж. С. Тримингему вторит Э. Д. Джаве-лидзе: «К этому времени институт дервишей обрёл твёрдую почву в Анатолии, куда потоками направлялись многочисленные дервишеские группы, оседая в различных местах государства» [8, с. 27-31].
Об аналогичности указанных процессов могут свидетельствовать и материалы агиографических произведений того времени, имеющих отношение к Крыму. Укажем, в частности, на известное произведение турецкого автора XV в. Эбу-ль-Хайра Руми - «Сказание о Салтуке» («Салтук-наме», 1480 г.), повествующее о процессе мусульманизации Анатолии, значительной части Румелии, острова Крит и Крыма [29]. Главным героем этого эпоса является один из наиболее известных представителей движения «бабаи», яркий последователь знаменитого среднеазиатского суфийского шейха и поэта Ахмеда Есеви (ум. 1166) -Сеййид Сары Салтук Баба. Произведение, с точки зрения крымской истории, увы, до сих
пор практически неисследованное, хотя некоторые факты свидетельствуют о том, что отдельные фрагменты присутствующих в нём легенд продолжали жить в памяти крымских татар многие столетия и живут поныне [27].
Среди персонажей эпоса мы видим личностей, уже при жизни своей ставших легендами тюркского народного ислама: Сеййид Сары Салтук Баба (ум. 1293 или 1296) и Барак Баба (уб. 1308) и др. Их имена мы находим абсолютно во всех современных справочниках по истории ислама. Вместе с ними в соответствующих преданиях в связи с Крымом присутствуют имена ещё целого ряда в своё время известных религиозных подвижников: Ке-мал Ата, Чобан Ата, Кара Дауд и др. Несмотря на достаточно широкую известность всех этих газиев (борцов за веру) - святых--чудотворцев, крымский период их овеянной многочисленными легендами жизни и деятельности остаётся практически неизученным. До последнего времени единственным историком, попытавшимся так или иначе комплексно осветить данный вопрос, оставался В. Д. Смирнов: в известном труде «Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века» мы встречаем весьма ценные замечания, касающиеся практически каждого из вышеперечисленных персонажей [20, с. 12-33].
Однако, даже поверхностное знакомство с «Салтук-наме» и другими источниками, ставшими доступными в последнее время, позволяет говорить о довольно богатом материале для перспективных и интересных исследований. Так, внушительная часть «Салтук-наме», десятки ее сюжетов связаны с Крымом и крымскими последователями Сары Салту-ка [27]. Из трёх любимых мест пребывания шейха два находились именно в Крыму: города Кефе (Каффа, ныне Феодосия) и Кырым (ныне Старый Крым) [там же]. Не менее легендарный Барак Баба становится муридом Сары Салтука, судя по всему, опять же именно в Крыму [8, с. 29]. Обращает внимание, что оба шейха в ряде источников упоминаются с нисбой «Кырыми» - «Крымский», что так же может свидетельствовать о достаточно продолжительном и, по меньшей мере, значимом периоде пребывания последних в Крыму (в 1260-1270-х гг.) [8, с. 29].
Любопытно, что память об этих личностях сохранилась в крымской топонимике. Так, между нынешними Феодосией и Старым Крымом существует деревня Сеййид -Эли (ныне с. Журавки Кировского р-на), что можно перевести как "селение (край) Сеййида", бывшая, как можно предположить, местом проживания Сеййид Сары Салтука в Крыму. Обращает внимание, что деревня находится в непосредственной близости от селения Коледж (ныне с. Новопокровка) - одного из т.н. «четырёх очагов» («дёрт оджак») - известных мусульманских религиозно-духовных центров Крыма [21, с. 144], и, надо полагать, составляла с ним единое целое. Добавим, что здесь же рядом располагалось и селение Шейх-Эли (ныне с. Партизаны), что так же укрепляет во мнении, что речь идёт о фрагментах некогда крупного религиозно-суфийского центра.
Впоследствии, в XVII в., оставив должность муфтия Кефе, в Сейид-Эли обустроит суфийскую обитель шейх и поэт Афифеддин Абдуллах (ум. 1640 [?], поэтический псевдоним «Афифи» - сын известного шейха, автора ряда суфийских трактатов и поэта Ибрахима бин Акмехмеда (ум. 1592/93). После его смерти место наставника обители перейдет к его сыну, также шейху и поэту, впоследствии Крымскому кадыаскеру - Абдульазизу эфенди (ум. 1694/95, псевдоним «Иззи») [21, с. 153].
Помимо этого, в этом же регионе встречаем и село под названием Барак (ныне с. Сини-цыно Кировского р-на), что даёт основание думать о возможной его связи с личностью легендарного последователя Сеййид Сары Салтука - Барака Бабы.
Ещё один похожий топоним - Бараки или Барак-Эли («Селение Барака») - встречается и в окрестностях Симферополя (Акмесджита), в непосредственной близости к селениям Шейх-кой (!) и Чоюнджы (ныне с. Урожайное) - ещё одному из «четырёх очагов» (см. ниже).
Что касается шейхов Кемаль Ата (по преданиям из «Салтук-наме», он был наиболее известным крымским, т. е. жителем г. Кырыма, мюридом (учеником-последователем) Сеййид Сары Салтука) и Чобан Ата, то и их историчность не вызывает никаких сомнений. О могилах Кемаль Ата-султана и Чобан Ата как наиболее известных в Старом Крыму местах па-
ломничества пишет турецкий путешественник Эвлия Челеби [26, с. 83-84]. В. Д. Смирнов отмечает наличие в г. Эски Кырым (Старый Крым) двух одноимённых суфийских обителей и со ссылкой на известное историографическое произведение крымского автора XVIII в. Сеййид Мухаммеда Ризы «Семь планет в известиях о правителях татар» («Эс-Себъ-ус-сеййар фи ахбар-и мулюк-ит-татар») пишет о том, что автор «ещё видел могилы этих обоих мусульманских святых и творил поклонение им» [21, с. 143-144]. По свидетельству А.Маркевича, «холм, слывший у местных жителей под именем Кемаль-ата, с остатками фундаментов каких-то зданий и несколькими надгробными памятниками с именами шейхов» «при въезде в город с северной стороны» существовал вплоть до конца XIX века [14, с. 71]. Существует этот холм и ныне, раскопки, проведенные здесь в конце прошлого века, обнаружили, в том числе, остатки большого старинного мусульманского кладбища с фундаментами внушительных размеров мавзолея [13].
С именем же Кара Дауда, возможно, связан топоним Давуд-Эли («Селение Дауда») -селение, расположенное несколько восточнее, на территории Керченского п-ва (ныне с. Марфовка Ленинского р-на). Перечень топонимических названий, вызывающих интерес в контексте настоящей статьи, можно было бы продолжить.
О вхождении Крыма во второй половине XIII века в ареал распространения ислама и, в частности, пребывании здесь шейхов, свидетельствуют и данные крымской эпиграфики. На многочисленных надмогильных памятниках нынешнего Старого Крыма, датируемых XIII-XV вв. и исследованных в своё время О. Акчокраклы, присутствуют десятки названий городов, бывших в золотоордынское время (и ранее) важными центрами мусульманского мира: Бухара, Конья, Тебриз, Эрбиль, Алеппо и др. [3; 4]. Прямым подтверждением описанных выше событий являются и некоторые исторические свидетельства. Так, Э. Челеби отмечает наличие в Старом Крыму мечети, построенной в 661/1262-63 г. неким Бей-Хаджи Умаром ал-Бухари [26, с. 168].
При этом, для агитации и привлечения адептов, используется соответствующая религиозная литература, в том числе, созданная непосредственно на территории полуострова. О возможном написании в это время в Крыму первого суфийского трактата пишет крымскотатарский исследователь Я. Кемаль (в то время - директор Восточного Музея в Ялте) в статье «Арабський суфшський рукопис XIII в1ку, в Криму знайдений 1 чи не в Криму й писаний». Статья была опубликована в сборнике «Студп з Криму» в 1930 г., при содействии академика А. Крымского, и посвящена краткому анализу содержания рукописи суфийского трактата под названием «Светильник в вопросах суфизма» («Китаб аль-масабих фи-т-тасаввуф») некоего Абу-Бакра ибн Юсуф ал-Хасана ал-Васити, обнаруженного автором статьи в 1926 г. в одном из сел под Судаком [10]. В этой статье Я. Кемаль кратко описывает историю распространения суфизма в исламском мире, и, в частности, среди тюркских народов; касается истории соответствующих процессов на территории Золотой Орды, пишет о довольно значительной роли, более того, достаточно привилегированном положении суфийских проповедников как при ханском дворе, так и в жизни золотоордынского общества в целом. Анализируя пути проникновения суфизма на территорию Золотой Орды, и в частности, Крыма, Я. Кемаль особо останавливается на личности великого среднеазиатского духовного наставника, «основателя тюркского суфийства», шейха и поэта Ахмеда Есеви (ум. 1166): именно его последователями ислам распространяется до Хорезма и далее - в земли кипчаков, с одной стороны, и до Азербайджана, Крыма и Анатолии, с другой. В процессе суфийской агитации немаловажную роль играет и поэтическое творчество Ахмеда Есеви - весьма популярные уже в то время стихи из его «Дивана мудрости» (или же, «Дивана стихов о мудрости» - Н.А.) («Диван-и хикмет») [10, с. 160].
Вторая глава статьи посвящена, собственно, содержанию рукописи трактата. Судя по описанию Я. Кемаля и его заключениям, речь идёт об образце весьма популярного в то время жанра суфийского руководства. К середине XIII века этот жанр уже насчитывал добрый десяток весьма ярких, классических образцов. Последним из них был широкоизвестный трактат знаменитого багдадского суфия Шихабаддина Сухраварди (ум. 1234) - «Дары божественной науки» («Авариф аль-маариф»). Он то, судя по Я. Кемалю, и был основным
источником для нашего автора, хотя в трактате упоминаются имена и многих других суфийских авторитетов.
В заключение, Я. Кемаль приводит названия всех 63 глав трактата, в частности: «Откуда произошла суфийская наука», «Суть суфизма», «Почему суфии так зовутся», «Преимущества тех, что живут в обителях», «Что необходимо путешествующему суфию», «Про женатых и неженатых», «Про священную музыку (сема)», «Молитва и её польза», «Про еду: что в ней полезного и что вредного. Как необходимо питаться», «Как пробуждаться ото сна и работать в ночи», «Дневная работа, распорядок дня», «Послушник ("мюрид") и старец ("шейх")», «Человеческое самопознание и суфийское откровение», «Что такое "халъ" (экстатическое состояние), "макам" (мистическая стадия), и "курб" (мистическая близость)».
Наука и образование в Крымском улусе. Деятельность Берке и дервишей Сары Салту-ка приводит не только к появлению условий для распространения в Крыму исламского культа, но и, что естественно, мусульманской учености. Чрезвычайно интересное указание на это присутствует в образце крымской историографии того времени - т.н. «Истории Тохта Бая», средневековом крымскотатарском историческом произведении, зафиксированном Эвлиёй Челеби в его «Книге путешествия»: «Затем в 665 (1266/67) г. [Берекет Хан] с восемьюдесятью тысячами воинов направил лошадей из Крыма в Балх, Бухару, Туран, Чин-Мачин, Хата, Хатан, Фефгур и Туркестан и заставил подчиниться всех непокорных падишахов. И собрав около тысячи восьмисот учёных-шейхов, привёл их с почестями в остров Крым, построил всем учёным соборные мечети и медресе...» [19, с. 7]. Усилия не проходят даром, со временем количество ученых, способных издавать фетву, возрастает до трех тысяч. «С их помощью Берке хан обретает славу!».
В этом фрагменте обращает внимание ряд моментов. Во-первых, нельзя не отметить общий дух глубоко почтительного отношения к ученым кругам. Представители движения бабаи ассоциируются не только со славными борцами за распространение мусульманской веры на полях сражений, но и с улема - представителями учёного сословия. Именно с их деятельностью связывается распространение в Крыму ислама, и в частности, становление на территории полуострова мусульманской учености. Во-вторых, не может не обратить внимание чувство гордости автора за количественный состав ученых - даже если цифры и увеличены на порядок и касаются Золотой Орды в целом. Количество ученых действительно было велико, об этом свидетельствуют современные исследования [36]. В -третьих, именно посредством деятельности ученых, по Тохта Баю, Берке обретает славу. Красноречивая оценка места и значимости науки в глазах мусульманского историка! Этот дух уважения к знанию, во-многом, сохранится на протяжении всей дальнейшей истории Крыма.
Спустя несколько десятилетий после Берке хан Узбек (1312-1342) провозгласит ислам государственной религией в Золотой Орде. При нем и его сыне Джанибеке (1342-1357) государство переживет период значительной интеллектуальной и творческой активности, особого внимания к науке, образованию, литературе и искусству.
В Крымском улусе продолжится формирование образовательной инфраструктуры и ряда научно-религиозных и суфийских центров. Об этом свидетельствуют, в частности, данные крымской археологии и эпиграфики. Вокруг этих центров будет протекать деятельность многочисленных представителей крымского ученого сословия улема и духовных наставников шейхов. Прежде всего, это касается столицы улуса - города Кырым. Возникший в середине XIII в. и в короткий срок превратившийся в один из наиболее крупных и значительных торговых и культурных золотоордынских центров, город Кырым станет и одним из центров золотоордынской науки и литературы. В 1333 полуостров навестит известный арабский путешественник Ибн Баттута, который отметит в столице Улуса целую кагорту местных религиозных авторитетов: шейхов Музаффереддина, Музхиреддина и Хорасанизаде, кадиев Шемседдина Саили и Хызыра, факихов Шерефеддина Мусу и Аляэддина эл-Аси, хатиба Эбу-Бекра, имама улус-бея Тёлек-Темура - Садеддина и др. [22, с. 280]. В адрес указанных ученых путешественник не скупится на хвалебные характеристики.
В год визита Ибн Баттуты в г. Кырым завершится строительство одного из наиболее ранних крымских медресе - его внушительные живописные развалины до настоящего времени сохраняются в центре города, возле т.н. «Мечети Узбека» (1314 г.). Особый интерес вызывает то, что основательницей этого учебного заведения была женщина - Инджи-бек Хатун (ум. 1373/74 [?]), по некоторым сведениям, супруга Крымского улус-бея того времени Тёлек-Темура и мать еще одного, не менее известного, наместника Крыма - «великого эмира» Кутлуг-Темура [12, с. 36]. Этот факт может свидетельствовать о достаточно высоком статусе просвещенной женщины-мусульманки в крымском обществе первой половины XIV века.
Надпись с именем Инджи-бек Хатун на роскошном портале при входе в медресе будет в свое время приведена в «Книге путешествия» Эвлия Челеби, в ней Инджи-бек будет фигурировать как дочь «эмира эмиров», бея Кылбуруна [26, с. 167]. Этот портал сохранится, по меньшей мере, до конца XVIII в., его можно видеть, в частности, на одной из акварелей М.М. Иванова, посетившего Крым в 1783 г.
Известно также, что после своей смерти, Инджи Хатун будет удостоена чести быть похороненной на территории медресе. Мавзолей с ее надмогильным камнем будет обнаружен во время археологических раскопок 1928 г. и описан известным крымскотатарским ученым О. Акчокраклы [4, с. 4, 8]. Добавим, что рядом с могилой Инджи Хатун (у О. Акчокраклы: «Ильчи хатун») будет обнаружено еще одно женское захоронение, вернее еще одна мраморная надмогильная плита «прекрасной работы» - некоей Ир (Эр)-Султан (ум. 1429), по поводу чего О. Акчокраклы предположит возможную родственную связь между обеими женщинами [там же].
Инджи Хатун и Ир (Эр)-Султан были не единственными представительницами слабого пола времен Золотой Орды, занимавшимися проблемами образования и науки. Так, известно о строительстве медресе в г. Укек (на Волге) супругой хана Узбека и матерью хана Джанибека - знаменитой Тайдулой (Таг Туглуг Хатун, ум. 1361) [36, с. 161].
Можно предположить круг научных дисциплин, преподававшихся в медресе Инджи Хатун. Он, безусловно, не ограничивался узко богословскими дисциплинами, такими как чтение и комментирование Корана (тефсир), хадисоведение, спекулятивная теология (калам). Преподавались исламское право (фикх), логика (мантык), наука о нравственности (ахлак), филологические дисциплины, астрономия (хейэт), каллиграфия (хатт) и многое другое. Более того, последние находки свидетельствуют о развитие в это время в Крыму и точных наук.
Так, в апреле 2005 г. на Международной конференции «Золотая Орда и ее наследники», прошедшей в Стамбуле, известным турецким исследователем Ихсаном Фазлыоглу был зачитан доклад, посвященный анализу обстоятельств написания и содержанию рукописного трактата по математике, преподнесенного неизвестным автором вышеупомянутому крымскому улус-бею Тюлек-Темуру. Два списка трактата хранятся в рукописных архивах Турции, один из них содержит сто семь листов, труд был написан в развитие идей всемирно известного математика Мухаммеда аль-Хорезми (ум. ок. 850 г.) [33].
Эти примеры свидетельствуют о весьма широком спектре интеллектуальной деятельности крымских мусульман того времени (богословие, право, мистицизм, точные науки), что было так характерно для ислама в классический период его развития.
Говоря о масштабах мусульманской учености и духовного наставничества в столице Крымского улуса, к вышеуказанному можно было бы добавить и многочисленных религиозных авторитетов, имена которых присутствуют на надмогильных памятниках XIII-XV вв., исследованных в 1920-е гг. [3; 4]. Особо велико число имен шейхов - носителей духовно-мистического, суфийского знания, или же членов их семей. Вчитаемся в скупые строки эпитафий некоторых из них (орфография оригинала).
«Могила ученого Сейида <...>» [4, с. 7].
«Могила покойного астролога Урус-Ходжи, сына Хасана» [3, с. 11].
«Мавзолей гордости шейхов, шейха Хайреддина. Да осветит Бог могилу его!») [3, с.
«Могила покойной и благородной женщины Иззун-Ниса, дочери Шейха Мушеррефа. Месяца Джемади ахира 672 г. (1273)» [там же, с. 13].
«Эта гробница Рабиа Хатун, дочери Шейха. 812 г. (1409)» [там же, с. 9].
«Могила шейха Хасана, сына Хусейна в [.] г.» [там же, с. 12].
«Могила шейха <.> сына Исляма, да будут прощены Богом» [там же].
«Умер глава духовных подвижников Эмир Омер Халепский, да будет земля его приятной. Месяца Реби-уль-эввеля, 756 г. (1355)») [там же, с. 10].
«Могила [.] сына Шейха Ахмеда, да освятит Бог его могилу» [4, с. 4].
«Могила Бик-Несеб (?), дочери Шейх-Хасана» [там же, с. 7].
«Могила покойного прощённого Ток-Суфи, сына Хусейна» [там же, с. 6].
«Могила служителя бедных шейха Хусам-эд-дина, да будет он прощён» [там же].
Относительно последней надписи, О. Акчокраклы замечает: «. тут важно то, что, по-видимому, это один из видных представителей суфийского ордена, являющийся под именем «служителя бедных» проповедником-агитатором мусульманства в крупном торговом центре золотоордынского государства» [4, с. 3]. Отрадно, что этот камень, в отличие от большинства других, сохранился до наших дней, ныне его можно видеть во дворе «Мечети Узбека». Увы, все эти имена пока еще мало что говорят нынешнему поколению любителей истории и даже специалистам.
Город Кырым был не единственным крымским центром мусульманской духовности и науки. Еще одного из известных в свое время религиозно-суфийских центров коснулся в одной из вышеуказанных брошюр все тот же О. Акчокраклы. В с. Отузы (ныне с. Щебетов-ка Феодосийского р-на), на территории древнего крымскотатарского кладбища, ученым был обнаружен и описан комплекс памятников над могилами, пользовавшимися у местных жителей славой святых - азизов. Из трех могил, датированных XIV в., две принадлежали шейхам - Якубу эль-Коневи (Конийскому, ум. 729/1328) и Хаджи Яхйе бин Мухаммеду эль-Ираки (ум. 782/1380), третья - «мученику» Идрису бин Хаджи Яхйя Отузи (Отузскому, ум. 763/1361), судя по имени, сыну одного из упомянутых шейхов [3, с. 6-7, 15]. В связи с шейхскими захоронениями, О. Акчокраклы замечает: «Судя по званиям шейх, можно сказать, что в Отузах в XIV веке существовало текие - монастырь дервишей и прибывали сюда шейхи из Сельджукии (Кония и Ирак)» [там же, с. 7]. Не может не обратить внимания и нисба «Отузи»: во-первых, она демонстрирует образец быстрого укоренения выходцев, в данном случае, из неблизкого Ирака, во-вторых, использование ее может свидетельствовать о достаточной известности крымского поселения (что и было на самом деле).
Увы, время не пощадило большинство из памятников, описанных О. Акчокраклы, как и многие тысячи надмогильных комплексов с сотен/тысяч других старинных крымских кладбищ. Это увеличивает ценность любой эпиграфической находки. В этой связи, трудно передать ощущения, пережитые автором этих строк, когда чуть более года назад во время очередного посещения Отуз, среди чудом сохранившихся фрагментов старинных мусульманских надмогильных камней, им был обнаружен фрагмент камня, описанного О. Ак-чокраклы. Речь идет о надмогильном камне шейха Якуба эль-Коневи, датированном, повторимся 1328 г. Остается надеяться, что дополнительные сведения о шейхе будут обнаружены в письменных источниках.
Из других научно-религиозных и суфийских центров Крыма анализируемого периода отметили бы Кырк-Ер и Эски-Юрт - два важнейших золотоордынских городских центра Крыма, нынешних пригородов бывшей столицы Крымского ханства - Бахчисарая. Экспедиции довоенного времени выявили здесь многочисленные элементы городской инфраструктуры, культовые сооружения, а также фрагментов больших кладбищ (отчасти сохранившихся до настоящего времени), в том числе с могилами представителей ученого сословия улема [2; 9].
Еще одним, практически неисследованным до сих пор религиозно-образовательным центром было селение Шейх-кой (ныне с. Давыдово) в окрестностях Симферополя (Ак-месджита). Все тем же О. Акчокраклы в 1928 г. здесь было обнаружена старинное купольное культовое сооружение внушительных размеров - «мечеть-обитель» («текие-джами»),
как она была известна среди местного населения. Надписи на каменных плитах при входе указывали на год возведения сооружения - 760/1358 г., а также содержали имена правителей Золотой Орды и Крымского улуса в этот период: хана Бердибека и его крымского наместника - «великого эмира, султана Кутлуг-Темур-бека, сына Тюлек-Темур-бека». Здесь же присутствовало и указание на функциональное предназначение здания - дар-уль-хуффаз, т. е. школа хафизов (чтецов и знатоков Корана) [5, с. 253-254]. Увы, история учебного заведения осталась ненаписанной. В 1950-х гг. здание было несколько раз взорвано с целью уничтожения, однако его южная сторона с михрабом (нишой, указывающей на Мекку) так и осталась стоять посреди огромной груды каменных обломков.
Обращает внимание соседство селения Шейх-кой (в названии, переводимом как «селение шейха», в свое время присутствовало, надо полагать, и имя шейха!) с селением Чоюн-джы (ныне с. Урожайное) - еще одним из «четырех очагов», широкоизвестных религиозно-суфийских центров Крыма, что позволяет предположить связь двух населенных пунктов между собой.
В этой мысли укрепляет обстоятельство присутствия сел с топонимическим элементов «шейх» в непосредственной близости с основным поселением в случаях со всеми четырьмя «очагами». Все эти важнейшие суфийские центры (третий «очаг» - селение Качы (или Эфендикой, ныне с. Айвовое) в долине одноименной реки, в Бахчисарайском р-не, четвертый - селение Ташлы-Шейх-эли (Едилер) в степном Крыму), характеризуемые крымскими средневековыми историками как «четыре столпа государственного трона и блюстители окна правительственных дел Крымской области» [21, с. 144], по старинным крымскотатарским преданиям, также были основаны в начальный период распространения ислама в Крыму и, по всей видимости, имели непосредственное отношение к движению бабаи, о котором речь шла выше. Обращает внимание, что, по меньшей мере, три из них располагали, помимо суфийских обителей, и своими медресе. К сожалению, тема их значимости в контексте данной статьи остается малоисследованной.
Возвратимся к персоналиям. В отличие от большинства крымских религиозных авторитетов, известных, главным образом, по именам на их надмогильных камнях, крымским ученым, жившим и получившим известность вне Крыма, повезло значительно больше. В настоящее время имеются сведения о, по меньшей мере, двух десятках имен, получивших известность в различных центрах мусульманского мира того времени - Каире, Дамаске, Иерусалиме (Кудус), Бурсе, Эдирне и т.д. Среди них Эмир б. Осман Суфи (ум. 1329/30, Дамаск) и Мевляна Реджеб б. Ибрахим (1392, Бурса) получили известность как искусные специалисты (курра) в искусстве чтения (рецитации) Корана, Мевляна Реджеб даже получил почетный титул наставника чтецов-рецитаторов - «шейх-уль-курра» [29, с. 20]. Нельзя не вспомнить в этой связи чуть вышеупомянутую школу хафизов в селении Шейх-кой -Мевляна Реджеб вполне мог быть одним из ее знаменитых выпускников. Эмир б. Осман же, судя по дате смерти, был ровесником событий времен Берке и одним из наиболее ранних известных религиозных авторитетов Крыма.
Еще один крымец - суфийский шейх Мухаммед эл-Кырыми (2-я пол. XIV в., Кудус) получил большую известность среди мусульман Иерусалима [35].
О некоторых крымских ученых имеются и более подробные сведения. Так, выдающийся авторитет в сфере таких исламских наук, как комментирование Корана (тефсир), хади-соведение, исламское право (фикх), спекулятивная теология (келям), риторика (маани, бейан) и др. - Зияэддин б. Садуллах Кырыми (ум. 1378/79, Каир), стал одним из наиболее известных шейхов и мудеррисов Каира, воспитал целую кагорту известных ученых Египта того времени, и даже удостоился почетного титула «шейха шейхов» («шейх-уш-шуйух») -этот титул присваивался наиболее известным специалистам в той или иной области исламских наук. Известно, что он был сыном кадия из рода третьего Праведного халифа - Османа, начальное образование получил, в том числе, от отца, обладая блестящим умом, достиг в Крыму высокого уровня знаний, осуществил хадж. По прибытии в Каир, Зияэддин эль-Кырыми с «весьма большим почетом» был принят султаном Зейнеддином Эшрефом Шаба-ном (1363-1377), который предложил крымскому ученому место шейха в известной обите-
ли (ханках) Бейбарсийе, а также должность мудерриса в медресе Шейхунийе и Мансурийе. Крымский ученый стал преподавать здесь фикх и хадисы [42, с. 12-13].
Медресе Мансурийе вызывает особый интерес. Во-первых, это было учебное заведение, основанное султаном эль-Малик эль-Мансуром Калавуном (1279-1290), как известно, кипчаком по происхождению, в период правления которого на финансовые средства («2000 динаров») и строительные материалы, отправленные из Египта, в городе Кырым была возведена мечеть, ныне известная как «мечеть Бейбарса» [22, с. 363]. Во-вторых, именно в Мансурийе столетием ранее тот же фикх преподавал знаменитый ученый-универсал, талантливейший врач, первооткрыватель системы малого кровообращения - Ибн Нефис (ум. 1288) [46].
Позже, получив титул «шейха шейхов», Зияэддин эль-Кырыми возглавил новое медресе, основанное непосредственно султаном Эшрефом Шабаном. Современники и последующие источники не скупились в похвалах в адрес крымского ученого. Особо отмечали его высокие моральные качества, а также готовность всегда помогать многочисленным своим ученикам, благо, нужды в материальных средствах, в силу особой близости к султану, он никогда не испытывал. Отмечаются и поэтические способности шейха, в частности, приводятся образцы его арабоязычных стихотворений [42, с. 12-13].
Еще одним известным крымским ученым Каира в эти же годы был Мевляна Рукнеддин Ахмед б. Мухаммед б. Абдульмумин (ум. 1382, Каир) - мудеррис, муфтий, после тридцати лет деятельности в должности судьи (кадия) в Крыму переехавший в Каир и удостоившийся чести, в том числе, преподавать в широкоизвестном исламском университете «Ал-Азхар» [там же, с. 14-15]. Мевляна Рукнеддин является автором ряда трактатов, по поводу одного из которых, а именно неоконченного комментария на классическое произведение исламского богословия - фундаментальный сборник хадисов «ас-Сахих» Мухаммеда ал-Бухари (ум. 870), в свое время разгорелся своего рода скандал в научных кругах Египта. В центре его оказались два наиболее известных ученых-комментаторов ал-Бухари - Ибн Хаджер эль-Аскалани (ум. 1449) и Бедреддин эль-Айни (ум. 1451). Источники сообщают, что Ибн Хаджер, на слова о том, что комментарии Айни с некоторого времени стали более популярными, нежели составленные им, заявил о том, что все положительные стороны труда Айни были заимствованы им, без должных ссылок, из комментария крымского кадия Рукнеддина эль-Кырыми. Он же, Ибн Хаджер, изучив трактат Рукнеддина даже раньше, нежели аль-Айни, проявил в этом деле осторожность и, поскольку трактат крымского ученого остался незавершенным, он не стал его цитировать и не включил в круг своих источников [там же]. Данный пример может свидетельствовать о высоком уровне квалификации крымских ученых, приобретенном ими на родине. К сожалению, сведений о крымском периоде их жизни в настоящее время крайне мало.
Об уровне крымской учености в этот период может свидетельствовать и такой факт. В описываемые годы в Крыму присутствуют следы пребывания целого ряда известных исламских ученых - арабов, персов, тюрков. Так, в середине столетия, в гг. Крым и Каффа провел несколько лет известный ученый-факих Ахмед Ходженди (ум. 1400, Медина) [34]. В те же годы в Крыму находился еще один в свое время известный ученый - Аляэддин Ахмед Сейрами (ум. 1388) [22, с. 463]. Наконец, в начале XV века Крым привлек, пожалуй, наиболее именитого мусульманского религиозного авторитета того времени - факиха Ха-фызуддина Мухаммеда эль-Беззази (ум. 1424), который, как отмечают источники, нашёл в Крыму достаточно компетентную в вопросах исламской науки среду и воспитал целый ряд в будущем известных учеников [39]. Помимо этого, нет никаких сомнений, что в Крыму часто бывали (а может и длительное время проживали) такие знаменитые столичные (т.е. из г. Сарая) ученые авторитеты, как Кутбеддин ар-Рази (ум. 1364) и Садеддин ат-Тафтазани (ум. 1390), а также многочисленные другие, менее известные золотоордынские ученые.
Добавим также, что в 1412 г. Крым посетил известный ученый, историк и поэт Ибн Арабшах (ум. 1450), впоследствии, в одном из биографических трудов отметивший свои встречи с местными учеными и поэтами: Ахмедом Буйруком, Мевляна Шерефеддином, Мевляна Махмудом эль-Булгари и Абдульмеджидом эль-Кырыми [44].
Впрочем, это было уже начало следующего, XV века, обернувшегося великой драмой для Золотой Орды. Политические потрясения негативно отразились на состоянии науки и культуры в государстве - расцвет золотоордынской науки, образования и литературного творчества остался в прошлом. Тем не менее, ученые продолжают творить, хоть и будучи вынужденными покидать родные края. Одним из таких крымских ученых первой половины XV в. был известный правовед-факих Мевляна Шерефеддин б. Кемаль эль-Кырыми (ум. 1443, Бурса). Получив на родине прекрасное образование, и даже диплом (иджазет) из рук самого эль-Беззази, в результате политических волнений он покидает Крым и оказывается при дворе османского султана Мурада II (1421-1444). Заслужив расположение султана, Мевляна Шерефеддин начинает преподавательскую деятельность, совершает хадж. «По настоянию сирийских ученых» завершает работу над произведением, которое приносит ему большую славу, - комментарий на классический труд по фикху Хафызуддина ан-Насафи (ум. 1310) «Менар» («Маяк светочей») - «Шерх-уль-"Менар"», признанный одним из лучших среди двух десятков известных комментариев на это широкоизвестное произведение [42, с. 15-16]. До наших дней дошло несколько списков этого трактата Шере-феддина, в том числе датированный 1422 г. - временем жизни автора [45].
Еще одним крымским ученым этого периода, правда, хронологически перешагнувшим в несколько иную эпоху, был Сеййид Ахмед б. Абдуллах эль-Кырыми (Мевляна-и Кыры-ми, ум. 1474, Стамбул) - известный крымский богослов, еще один ученик Хафызуддина эль-Беззази, ученый-правовед, филолог и поэт. В период правления османского султана Мехмеда II Фатиха (1451-1481) Мевляна-и Кырыми приехал в Стамбул и, добившись особого расположения правителя, удостоился чести преподавания в наиболее престижных османских медресе. Имя Сейид Ахмеда эль-Кырыми часто фигурирует в османских источниках, в частности, в связи с примечательным диалогом, имевшим место между ним и Мехме-дом Фатихом. В одной из бесед, на вопрос султана о том, «что же происходит в Крымской стране, славящейся обилием ученых, являющейся родиной 600 религиозных авторитетов (муфти) и 300 авторов различных произведений (мусанниф)», Сеййид Ахмед ответил, что в его стране появился некий визирь, который позволил себе грубо обойтись с местными учеными. В результате этого, люди науки стали покидать родные места, а поскольку ученые являются душой и сердцем государства, болезни же сердца передаются всем другим частям организма, исход ученых нанес Крымскому государству непоправимый урон [38].
Данный диалог интересен тем, что, помимо указания на кризис, охвативший Золотую Орду в этот период, - под «Крымской страной», судя по всему, подразумевался не только Крым, но все государство Золотая Орда в целом, - он, и это особо важно, свидетельствует о масштабе распространения исламской культуры в регионе, о внушительном количестве представителей ее науки, образования и литературы, а также о том значении, которое придавалось развитию исламской учености в Золотой Орде и особенном статусе ее, этой учености, представителей.
Показательно в этом отношении и то, что, несмотря на кризис, ученые, как и в случае с Шерефеддином эль-Кырыми, не оставляют научного творчества. У того же Сеййид Ахмеда Крымского присутствует целый ряд трактатов по различным отраслям исламских наук, логике, филологии и мистицизму, в многочисленных списках хранящихся ныне в рукописных собраниях Турции [29, с. 14]. К тому же, несмотря на вынужденную разлуку с родиной, душа ученого продолжала оставаться в Крыму: как отмечают источники, «в его представлении Вселенная состояла из Крыма, а Крым был целой Вселенной» [32, с. 26].
Добавим еще один, весьма любопытный сюжет, проходящий в османских источниках и имеющий отношение к Сеййид Ахмеду эль-Кырыми. Касается он одного из поэтических собраний (мушааре) с участием того же султана Мехмеда Фатиха (писал стихи под псевдонимом «Авни»), в течение которого более тридцатью участниками дивана, включая садра-зама, шейхульислама, кадыаскеров и других высокопоставленных чиновников и представителей ученого сословия улема, были предложены стихотворные ответы на поэтическую строку, сочиненную султаном. Источники передают подробности этого собрания, приводят тексты указанных ответов, среди которых один принадлежит и Мевляна-и Кырыми [31].
В XV в. по-прежнему наблюдается присутствие крымцев в Каире и других центрах исламского мира. Одна лишь энциклопедия персоналий известного арабского биобиблиографа Мухаммада ас-Сахави (конец XIV - конец XV вв.) содержит сведения, по меньшей мере, о пятнадцати ученых крымского происхождения [18]. Абдуллах б. Мухаммед эль-Кырыми, Али б. Мухаммед эль-Кырыми, Махмуд б. Омер эль-Кырыми, Юсуф б. Хусейин эль-Кырыми, Эфзаледдин эль-Кырыми, Омер эль-Кырыми, Неджмеддин Исхак б. Исмаил эль-Кырыми, Бурханеддин Ибрахим эль-Кырыми (все XV в.) - лишь несколько имен в свое время известных крымских богословов, духовных наставников и ученых этого периода [18; 29; 42]. Из них Неджмеддин эль-Кырыми (ум. 1475/76, Каир), переехав из Крыма в Каир, занял место кадыаскера Египта, одновременно исполняя обязанности му-дерриса и шейха в известном каирском медресе султана Кайытбая [42, с. 15].
О крымской литературе периода Золотой Орды. Несмотря на немногочисленность сохранившихся источников, за этот период у нас имеются сведения о создании в Крыму, по меньшей мере, трех весьма значительных поэтических памятников, могущих составить золотой фонд не только, собственно, крымской и, шире, золотоордынской литературы, но и всей литературы тюркских народов в целом.
Речь идет о двух поэмах на сюжет коранической легенды о Юсуфе и Зулейхе, принадлежащих перу крымских поэтов Махмуда Кырымлы (XIII в. [?]) и Абдульмеджида Кырым-лы (кон. XIV - нач. XV в.), а также 800-страничном суфийском поэтическом трактате на фарси - «Календер-наме» Эбу-Бекра Календера (кон. XIII - первая пол. XIV в.). Из них первый памятник известен в настоящее время в нескольких списках перевода (судьба оригинала не ясна), второй пока не обнаружен, третий же только сейчас входит в широкий научный оборот.
Поэма Махмуда Кырымлы о Юсуфе и Зулейхе в настоящее время считается наиболее ранним памятником крымскотатарской литературы. Произведение сохранилось в нескольких списках перевода, - по словам переводчика, с «крымского» (или же «дештского») языка на «тюркский», - осуществленного, как предполагается, младшим современником Махмуда Кырымлы - поэтом Халиль-оглу Али [11]. Рядом исследователей была высказана мысль о возможном отношении Махмуда Кырымлы к последователям выдающегося среднеазиатского духовного наставника и поэта - шейха Ахмеда Есеви (ум. 1166) [28].
Несмотря на чрезвычайную значимость памятника и даже наличие посвященных ему диссертационных исследований (в Турции), проблематика датировки, авторства и особенностей языка произведения еще не стала темой широкого научного обсуждения и сохраняет свою крайнюю актуальность. В частности, рядом европейских, турецких и крымскотатарских ученых была высказана мысль о том, что существует определенная связь между вышеупомянутым поэтом-переводчиком Халиль-оглу Али и широкоизвестным поэтом Кул Гали. Думается, решение этих проблем является делом недалекого будущего, ясно одно: у поэмы Махмуда Кырымлы есть все шансы быть признанной наиболее ранним опытом поэтической обработки известной коранической легенды в истории всей тюркоязычной литературы [37].
Сюжет о Юсуфе и Зулейхе (Зелихе) является одним из наиболее любимых в литературе исламских (и не только) народов. Он присутствует в Коране, где соответствующему преданию посвящена отдельная сура (№ 12, «Юсуф»). История любви Юсуфа и Зулейхи охарактеризована здесь как «прекраснейшая из историй» - «ахсен-уль-касас». Поводом этому послужила личность главного персонажа - пророка Юсуфа, по религиозным преданиям считающегося самым прекрасным человеческим созданием: Аллах одарил Юсуфа 99-ю из 100 частей своей божественной красоты, и лишь одну распределил среди оставшегося человечества. Разумеется, речь идет не только лишь о красоте внешней - Юсуф является обладателей и внутренней красоты, т.е. комплекса высоких нравственных качеств, сделавших его образцом для всех верующих-мусульман. Опять же, по преданию, Юсуф, руководимый Аллахом, проходит многочисленные испытания и, каждый раз демонстрируя свои высокие моральные качества, становится правителем Египта. Что касается Зулейхи, то, юной девушкой влюбившись в Юсуфа во сне, она также преодолевает многочисленные лишения,
однако, несмотря ни на что, сохраняет верность возлюбленному. В конце концов, спустя многие десятилетия, по воле Аллаха, Юсуф и Зулейха находят друг друга и сочетаются счастливым браком.
В российском литературоведении первым поэмы Махмуда Кырымлы (в переводе Ха-лиль-оглу Али) коснулся П. Фалев в статье «Старо-османский» перевод «крымской» поэмы», опубликованной в 1925 г. в журнале «Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее РАН» [24]. Ученым был кратко представлен список 908/1502-1503 гг., хранившийся в Герцогской библиотеке г. Гота (Германия), со значительным арабографичным фрагментом.
В 1960 г. текст поэмы (факсимиле) был опубликован в Стамбуле известным турецким литературоведом И. Х. Эртайланом. Публикация была осуществлена на основе другого списка (1235/1819-1820 гг.), обнаруженного в частной коллекции известного турецкого библиофила Раифа Елькенджи [37]. Текст предваряет статья И.Х. Эртайлана под броским названием - «Первая тюркоязычная поэма о «Юсуфе и Зулейхе», произведение содержит 1406 четверостиший, написанных семисложным стихом.
В последние годы в Турции были обнаружены дополнительные списки поэмы, проведена определенная текстологическая работа, предложены гипотезы относительно авторства, языка поэмы и других вопросов. Однако проблема датировки памятника по-прежнему остаётся.
Начиная с XIII в., к сюжету о Юсуфе и Зулейхе в литературах тюркских народов будут обращаться достаточно часто и весьма известные поэты. Всего же на тюркских языках на этот сюжет будет написано около восьмидесяти поэм. В том числе, и еще одним крымским автором - поэтом конца XIV-го - начала XV века Абдульмеджидом Крымским. Его поэма в форме месневи будет называться «Друг влюбленных» («Мунис-уль-ушшак»), указание на нее присутствует у Ибн Арабшаха, встречавшегося с крымским поэтом на его родине в 1412 г. [18, т. 5, с. 77-78]. Интересно, что поэма Абдульмеджида в свое время была признана лучшей на соответствующий сюжет - именно так о ней отзывался известный османский био-библиограф XVII в. Кятип Челеби. Судьба памятника остается неизвестной.
Говоря об Абдульмеджиде, добавим, что, помимо сведений о вышеуказанной поэме, источники донесли до нас и одну из его газелей. Она присутствует в рукописном томе, содержащем текст известного литературного памятника периода Золотой Орды - тюркского перевода «Гулистана» Саади, завершенного в 1392 г. в Египте выдающимся золотоордын-ским поэтом Сейфом Сараи. Рукопись в настоящее время находится в библиотеке Лейденского университета (Королевство Нидерланды) [41, с. 183]. После непосредственно текста «Гулистана» в ней приведены отдельные стихотворения ряда золотоордынских поэтов, с подражаниями назире Сейфа Сараи на каждое из них. Одним из таких стихотворений и является газель Абдульмеджида Крымского.
Что же касается «Календер-наме» Эбу-Бекра Календера, единственно, надо полагать, из-за географии написания этого, вне всяких сомнений, весьма значительного памятника, а написан он был, по свидетельству самого автора, в Крыму (судя по всему, в г. Кырыме) в период 1320-1340-х гг., он до сих пор не стал открытием в мировой науке. Хотя в момент обнаружения, в 1966 году в г. Намангане, рукопись и был охарактеризована сотрудниками Рукописного фонда Института Востоковедения им. Абу Райхана Беруни АН УзССР (Ташкент) как «бесценная» и «уникальная» [16].
Предварительное исследование показало, что автор Эбу-Бекр Календер (вариант имени, указанный в произведении: Пир Календер Руми аль-Аксарайи), был, судя по всему, анатолийского происхождения - выходцем из Аксарая (в окрестностях Коньи), однако проведшим жизнь и, возможно, упокоившимся в Крыму, о чем может косвенно служить отсутствие упоминаний о нем в известных ныне биобиблиографических справочниках. Произведение было написано, по словам самого автора, в форме ответа на знаменитое шеститомное собрание суфийских притч и отдельных стихотворений выдающегося духовного наставника и гениального поэта Джеляледдина Руми (Мевляна, 1207-1273) - «Месневи-и манави». Из текста также явствует, что автор считал Руми своим духовным наставником, а также был знаком с его сыном - то же суфийским наставником и поэтом Султан Веледом.
Директор Фонда рукописей ИВ АН РУз, кандидат исторических наук Махмуд Хасанов (Хасаний) осуществил перевод глав этой книги, а также составил список личных имён, встречающихся в ней. Вот названия некоторых из глав: «Душа», «Любовь», «Разум», «Мир», «Человек и человечность», «Терпение», «Великодушие», «О слове», «Беседа и собеседник», «Наставления народу», «Ученые, придерживающиеся своих знаний», «Ученые, не придерживающиеся своих знаний», «Уважение к чтецам Корана и ученым», «Что такое справедливость и благодеяние», «Достоинство добродетельного человека», «Величие человеческого разума», «Основа стыда - совесть», «Что такое благородство и кто такие благородные люди», «О чувстве собственного достоинства», «О скромности», «О надменности», «О верности» и др. Обращает внимание уклон в этическую проблематику, являющийся хорошей иллюстрацией для одного из наименований суфизма как «науки о нравственности». Что касается личных имен, то он представляет собой длинный перечень правителей прошлого и современности, известных ученых, духовных наставников и святых (в том числе, и крымцев): Султан Мухаммед Узбек хан, Султан Махмуд Джанибек хан, Эмир Тюлек-Темур, Шейх Хасан Басри, Фахриддин Аттар, Мансур Халладж, Шейх Шибли, Мевляна Джеляледдин Руми, Султан Велед, Шейх Салтук, Хаджи Мухаммед Кырыми и др.
О развитии поэтического искусства в Крыму в период Золотой Орды могут свидетельствовать и данные крымской эпиграфики, а именно сохранившиеся до наших дней в городе Старый Крым образцы поэтических эпитафий на вышеупомянутых надмогильных памятниках XIII-XV вв. [3, с. 3; 4, с. 7]. Причем, речь идет о поэтических фрагментах, исполненных на местном, используя терминологию Халиль-оглу Али (см. выше), «крымском» или же «дештском» языке.
Еще одним интересным свидетельством оживленных литературных процессов на полуострове может служить любопытный эпизод, имевший место в 1427 г. в дипломатических отношениях между Крымом и Каиром. В известной летописи аль-Айни, в части описания царствования султана аль-Ашрафа Сайф ад-Дина Барсбея (1422-1438), присутствует следующий фрагмент: «В месяце джумади-эль-эввеле 830 года (март 1427 г.) прибыло письмо от завладевшего Крымом лица, по имени Даулетбирди, состоявшее из прекрасных фраз, которые заключали в себе двустишия и (более) длинные стихотворения и поговорки, переполненные разными риторическими затеями, оборотами и украшениями. Оно было прочтено султану и (ваш) слуга нижайший присутствовал при этом в собрании. Но ни читавший, ни другой кто не понимал содержавшихся в нем (письме) тонкостей» [22, с. 533-534].
Этот пример может свидетельствовать об однозначном присутствии в Крыму того, что можно назвать придворной литературой. Действительно, принимая во внимание множество примеров внимания к искусству слова со стороны представителей правящих кругов и аристократии Сарая, Хорезма и других золотоордынских центров (об этом можно судить, в том числе, и по целому ряду произведений золотоордынской литературы, посвященных различным высокопоставленным особам), трудно представить отсутствие такого же интереса к поэзии и при дворе крымского улус-бея, а также представителей крымской аристократии и ученого сословия.
К слову, вышеупомянутым «завладевшим Крымом лицом» был Девлет-Берди - родной дядя основателя Крымского ханства Хаджи Герая, брат его отца Гыйаседдина. Поэтические успехи же самих Гераев будут достаточно красноречивыми: в настоящее время известно о соответствующих пристрастиях, более того, часто - однозначных поэтических талантах около тридцати представителей династии! [6].
Заключение. Вхождение Крыма в состав Золотой Орды, с параллельным распространением на полуострове ислама, привело к чрезвычайно благотворным последствиям для культурного развития региона. Крымский улус превратился в регион, в котором получает развитие наука (как религиозные, так и условно говоря, светские дисциплины, - с появлением первых известных крымских ученых), формируется сеть образовательных учреждений, создаются условия для создания значительных литературных памятников. По своему масштабу, данная деятельность не имела аналогов в обозримом прошлом полуострова (и должна быть соответствующим образом оценена специалистами и любителями истории
Крыма). В контексте же более широком, Крым, воспитав целую плеяду духовных наставников, ученых и поэтов, имевших отношение к созданию значительных произведений мусульманской научной мысли, богословия, мистицизма и литературы, внес свой весомый вклад в научную, образовательную и литературную сокровищницу не только культуры Золотой Орды, но и всей мусульманской культуры в целом.
ЛИТЕРАТУРА
1. Абдульвапов Н. Суфизм и начальный этап активного распространения ислама в Крыму / Н. Аб-дульвапов // Культура народов Причерноморья. - 2006. - № 79. - С. 140-149.
2. Акчокраклы О. Новое из истории Чуфут-Кале / О. Акчокраклы. - Симферополь, 1928. - 15 с.
3. Акчокраклы О. Старо-крымские и Отузские надписи XIII-XV вв. / О. Акчокраклы. -Симферополь, 1927. - 15 с.
4. Акчокраклы О. Старо-крымские надписи. (По раскопкам 1928 г.) / О. Акчокраклы. - Симферополь, 1929. - 8 с.
5. Акъчокъракълы О. Эсерлер топламы / тертип эткен И.А. Керим / О. Акъчокъракълы. -Акъмесджит, 2006. - 320 с.
6. Грёзы любви. Поэзия крымских ханов и поэтов их круга / пер. С. Дружинин, сост., комментарии и послесловие Н. Абдульвап. - Симферополь, 2003. - 71 с.
7. Грюнебаум Г.Э. фон. Классический ислам: Очерк истории (600-1258) / Гюстав Эдмонд фон Грюнебаум / пер. с англ. И.М. Дижур; предисловие В.В. Наумкина. - М.: Наука, 1988. - 216 с.
8. Джавелидзе Э.Д. У истоков турецкой литературы. II. Юнус Эмре / Э.Д. Джавелидзе. - Тбилиси, 1985.
9. Иванов А.А. Надписи из Эски-юрта / А.А. Иванов // Северное Причерноморье и Поволжье во взаимоотношениях Востока и Запада в XII-XVI веках. - Ростов на-Дону, 1989. - С. 24-31.
10. Кемаль Я. Арабський суфшський рукопис XIII вшу, в Криму знайдений i чи не в Криму й писаний / Я. Кемаль // Студи з Криму. I-IX / ред.: А.Е. Кримський. - К., 1930. - С. 159-168.
11. Конурат К. К истокам крымскотатарской литературы / Кемал Конурат // Qasevet. - 1996. -№ 1(25). - С. 8-14.
12. Крамаровский М.Г. Гуланшаро и Солхат. Население золотоордынского города по результатам раскопок 1994-1996 гг. и кладовым материалам / М.Г. Крамаровский // Отчетная археологическая сессия за 1996 год (Государственный Эрмитаж). Тезисы докладов. - СПб., 1997. - С. 30-37.
13. Крамаровский М.Г. Работы Золотоордынской археологической экспедиции Эрмитажа / М.Г. Крамаровский, С.В. Хаврин // Археологические исследования в Крыму. 1995. - Симферополь: СОНАТ, 2007. - С. 77.
14. Маркевич А. Поездка в Старый Крым / А. Маркевич // ИТУАК. - 1895. - № 6. - С. 64-77.
15. Мец А. Мусульманский Ренессанс / А. Мец. - М.: Наука, 1973. - 473 с.
16. Муниров К. Бебахо хисса / К. Муниров, А. Жувонмардиев // Общественные науки в Узбекистане. - 1966. - № 11. - С. 33-36.
17. Роузентал Ф. Торжество знания. Концепция знания в средневековом исламе / Ф. Роузентал. -М.: Наука, 1978. - 372 с.
18. ас-Сахави Мухаммад. Дав' ал-лями'. Дж. I-XII / Мухаммад ас-Сахави. - Каире, 1353-1355.
19. Сейтягъяев Н. Резюме "Историй" Тохта Бая / Н. Сейтягъяев / транскрипция и перев. на рус. яз. // Научный бюллетень (Орган НИЦ КГИПУ). - 2002. - № 2. - С. 3-8.
20. Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века / В.Д. Смирнов. - СПб., 1887. - XXXV + 797 с.
21. Смирнов В.Д. Крымско-ханские грамоты / В.Д. Смирнов // ИТУАК. - № 50. - 1913. - С. 14-178.
22. Тизенгаузен В. Сборник материалов, касающихся к истории Золотой Орды / В. Тизенгаузен. Извлечения из сочинений арабских. - Т. I. - СПб., 1884.
23. Тримингем Дж.С. Суфийские ордены в исламе / Дж.С. Тримингем / пер. с англ. А.А. Ставиской, под редакцией и с предисл. О.Ф. Акимушкина. - М.: Наука, 1989. - 328 с.
24. Фалев П. Старо-османский перевод «крымской» поэмы / П. Фалев / Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее РАН. - Т. I. - Л., 1925. - С. 139-160.
25. аль-Холи Амин. Связи между Нилом и Волгой в XIII-XIV вв. / Амин аль-Холи. - М., 1962. - 40 с.
26. Челеби Эвлия. Книга путешествия. Крым и сопредельные области. Извлечения из сочинения турецкого путешественника XVII века / Эвлия Челеби / перевод и комментарии Е.В. Бахревско-го. - Симферополь: ДОЛЯ, 2008. - 272 с.
27. Abdülvahap N. Romanya ile Krnm'rn ortak tarihinden: islämla§ma hareketi ve Seyyid San Saltuk (XIII. Yy.) / N. Аbdülvahap / Mo§tenirea istorica a Tatarilor / Universitatea «Babe§-Bolyai» - Cluj-
Napoca institutul de Turcologie §i Studii Central-Asiatice. Coordonatori: Tasin Gemil, Nagy Pienaru. I. Supliment de tiraj reviziut. - Bucure§ti, 2010. - S. 57-62.
28. Ayan G. Kirimli Mahmudun Yusuf u Zuleyha Mesnevisi / G. Ayan / TIKA I. Uluslararasi Turkoloji Sempozyumu Bildirileri. 31 Mayis - 04 Haziran 2004. Kirim-Ukrayna. - Simferopol, 2005. - S. 182187.
29. Bursali M.T. Osmanlilar Zamaninda Yeti§en Kirim Mü'ellifleri / M.T. Bursali / Haz.: Mehmet Sari. -Ankara, 1990.
30. Ebü'l-Hayr-i Rumi. Saltuk-name. C. I-III / Ebü'l-Hayr-i Rumi / Haz.: §.H. Akalin. - Ist., 1987, 1988, 1990.
31. Emiri Ali. Kirim Edebiyati ve Fätih Sultan Mehmed Han Hazretleriyle Vükelä ve Vüzerä ve Ulemä ve §uaräsinin Mevläna-yi Kirimi Hazretleriyle Mü§aareleri / Ali Emiri / Haz.: i. Ak?ay // Emel. - 1995 (Kasim-Aralik). - Sayi: 211. - S. 11-14.
32. Emiri A. Kirim / A. Emiri / Haz.: i. Ak?ay // Emel. - 1995 (Eylül-Ekim). - Sayi: 210. - S. 23-26.
33. Fazlioglu i. Altin-Orda Ülkesi'nde ilk Matematik Kitabi: Hesap Biliminde §aheser [et-Tuhfe fi ilmi'l-hisäb] / ihsan Fazlioglu // Teoman Durali'ya Armagan [Bir Felsefe-Bilim £agrisi]. - istanbul, 2008. -S.224-259.
34. Hocendi // isläm älimleri Ansiklopedisi. - C. 12. - Istanbul, t/s. - S. 96.
35. ibn-i Deyri (Sa'd bin Muhammed) // isläm älimleri Ansiklopedisi. - C. 12. - ist., t/s. - S. 123.
36. izgi C. Cani Bek Han devrinde (1342-1357) Altinordu hanliginda bilim hayati / Cevat izgi // Divan. -1996/2. - S. 147-172.
37. Kirimli. Yusuf ile Züleyha / Kirimli / Haz.: i. H. Ertaylan. - ist., 1960.
38. Mevlana Kirimi Seyyid Ahmed bin Abdullah // isläm älimleri Ansiklopedisi. - C. 12. - ist., t/s. -S. 248-249.
39. Özel A. Bezzazi / A. Özel // isläm Ansiklopedisi. - ist., 1992. - C. 6. - S. 113-114.
40. Öztuna Y. Devletler ve Hanedanlar. Türkiye (1074-1990). Cilt: II / Y. Öztuna. - Ankara, 1996. -1224 s.
41. Seyf-i Saräyi. Gülistan Tercümesi (Kitäb Gülistän bit-Türki) / Seyf-i Saräyi / Haz.: A. Karamanoglu. -Ankara, 1989. - 408 + 188 s.
42. §erafeddin. Kirimdan yeti§en türk alimleri / §erafeddin / Haz.: ismail Ak?ay // Emel. - Sayi: 203. -1994 (Temmuz-Agustos). - S. 14-15.
43. Taneri A. Hüsämeddin £oban / A. Taneri // isläm Ansiklopedisi. - ist., 1998. - C. 18. - S. 513.
44. Yuvali A. Ibn Arab§ah, §ehabeddin / Abdülkadir Yuvali // Islam Ansiklopedisi. - C. 19. - Ist., 1999. -S.314-315.
45. Якубович М. Шараф аль-Крыми: исламская философия в Украине периода Золотой Орды [Электронный ресурс] / М. Якубович. - Режим доступа: http//salam.org.ua/576.
46. Hakki ihsanoglu. ibnü'n-Nefis [Электронный ресурс] / ihsanoglu Hakki. - Режим доступа: http://www.sizinti.com.tr/konular/ayrinti/ibnun-nefis.html.
